"Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца" - читать интересную книгу автора (Бегемотов Нестор Онуфриевич)СКАЗКИУ нас в древней Греции все в порядке. В этом заверяю вас я, а мое слово в цивилизованном мире что-нибудь да значит. Я – Аргон Афинский – журналист газеты «Афинские новости». Это в честь меня назвали свой корабль знаменитые аргонавты, это в честь меня назовет позже один из элементов своей таблицы великий русский ученый Д. И. Менделеев. Так что, как видите, человек я известный. Ну, а газету «Афинские новости» рекламировать не надо – хвала Зевсу, ее читают уважаемые люди всего мира. Если, конечно, умеют читать по-древнегречески. Тут недавно, в газете «Вечерняя Спарта» я обнаружил гнусный пасквиль некоего Ликурга Спартанского. Он, видите ли, утверждает, что я пишу в своих статьях сплошные выдумки! Каков, мерзавец! Ну, вообще-то, «Вечерняя Спарта» – газетенка паршивая, ее почти никто не читает, разве что какие-нибудь персы, которые вытирают руки о халат, да и репортеришка этот Ликург плохонький, недаром его не взяли в нашу газету, когда он отказался от предложения нашего редактора стать нашим сотрудником. Но оставлять этого так нельзя! Сегодня напишут, что я лжец, завтра еще что-нибудь похуже! Надо вовремя ставить нахалов на место. И поэтому я, Аргон Афинский, решил написать все эти правдивые (повторяю: правдивые!) воспоминания о моей встрече с древнегреческим мифологическим персонажем Гераклом и о том, как мы с ним совершали его двенадцать подвигов. А если кто-нибудь не верит моим словам, пусть спросит у самого Геракла, он им ответит… Дубиной по голове. С Гераклом я познакомился в трактире «Три селедки», ну, знаете, как идти от Акрополя к морю и направо; трактир хоть и маленький, однако, там делают замечательное сациви и всегда свежее пиво! Затащил меня туда знакомый журналист, недавно по моей рекомендации взятый в нашу газету, и мы с ним отмечали его первый гонорар. Честно говоря, я слегка переотмечал, но я пишу правдивые воспоминания и ни о чем умалчивать не буду. Итак, я перебрал. Геракл ввалился в трактир, громко ругая дельфийского оракула, обзывая всех прорицателей и пророков грязными и тупыми собаками, не знающих даже элементарных основ общения с богами. Позже, я узнал, что оракул повелел Гераклу служить в течение двенадцати лет некому Эврисфею и выполнять все его приказания. Кто такой Эврисфей не знаю, но возмущение героя понятно. Геракл развалился за соседним столом и заказал пива. Вдруг, прибежал насмерть перепуганный человек и закричал, что из Немейского зоопарка сбежал лев, и что этот лев бежит сюда! С улицы раздался грозный рык голодного льва. Все вскочили и бросились к черному ходу. Кроме, естественно, Геракла и меня. Геракл не побежал, потому что еще не попил пива, я – потому что уже попил. Я, правда, попытался встать, но ноги не держали, и я упал под стол. Оттуда я увидел, как в трактир вошел лев. Меня он не заметил, а может, я показался ему неаппетитным, но, как бы то ни было, он бросился на Геракла. Герой, конечно, не испугался и ударил его дубиной по голове, но промахнулся. Лев зарычал так, что задрожали стены. Это прибавило мне силы, я попытался встать, но ударился головой о стол и опять упал. От моего удара стол опрокинулся и задел льва, который в этот момент уже почти дотянулся до горла Геракла. Лев отлетел к стене, Геракл кинул в него бочонком пива. Бочонок наделся льву на голову, лев попытался его снять, но Геракл повалил зверя и задушил. Потом он поднял меня с пола, назвал своим спасителем и лучшим другом, обнял и предложил отметить это событие. Постепенно в трактир начали возвращаться люди, громко прославляя героя, один на один убившего грозного Немейского льва. О своей роли в этом поединке я, с присущей мне скромностью, благородно умолчал, потому что от выпитого пива и удара головой по столу потерял сознание и опять свалился под стол. Меня отнесли в больницу, Геракл сказал, что если я не выживу, то он всем врачам головы оторвет, и я выжил. Потом мы это отметили, но это я расскажу в следующей правдивой истории. А сейчас, до свидания, ибо в приемной дожидается какой-то Евклид, принесший на рецензию свою новую геометрию. Не знаю, чем новая геометрия отличается от старой, так как не знаю и старой, но рецензию напишу! Итак, до следующей встречи! В понедельник утром меня вызвал главный редактор. На его столе лежал очередной номер «Вечерней Спарты». Наверняка опять опубликовали какой-нибудь пасквиль. Редактор посопел и произнес: – Вот тут у них… Сенсация! Шеф всегда был неравнодушен к сенсациям. Я развернул газету. В Лернейских болотах завелась страшная гидра, ежедневно пожирает стада и мирных граждан. Имеет много голов, и если отрубить одну, на ее месте вырастают две новые. Погиб отряд в триста спартанцев, пытавшийся гидру убить. Больше охотников сразиться с чудовищем нет. Сенсация! – Какая же это сенсация!? Да, я за пять минут придумаю лучше! – сболтнул я. Хмурое лицо редактора оживилось: – Это мысль! Он опять посопел, почмокал губами и вдруг спросил: – Я слышал, вы большие друзья с Гераклом? – Ну… Более менее. – А почему бы вам эту гидру не уничтожить? Это была бы сенсация что надо! «Идиот проклятый! – мысленно обругал я себя. – Сам напросился! Бывают разные кретины, а я из них самый кретинистый!» Редактор с воодушевлением развивал идею борьбы с гидрой, я кисло молчал. – Даю тебе творческий отпуск на неделю, – в конце концов сказал главный и выписал командировочные. – О'кей, шеф, – сказал я. Что мне еще оставалось? Геракла я нашел у моря. Он сидел на камне, точил меч, и без того уже острый как бритва, и насвистывал что-то, наподобие «Как на поле Куликовом прокричали кулики». – Что мрачный? – спросил герой. – Да так… – Мне тоже скучно, – пожаловался он и рубанул мечом по камню. Камень развалился пополам, и Геракл довольно заржал. – А не развлечься ли нам? – спросил я. – Тут, говорят, завелась на Лернейских болотах гидра, людей разных кушает… – Что такое гидра? – удивился мой друг. Я достал «Большую древнегреческую энциклопедию» и прочитал: – Гидра – огромный змей, много голов, ест все и в любых количествах. – Вот, скотина! – возмутился Геракл. – Образ гидры, – продолжал я, – отражен под разными названиями в сказаниях различных народов. У немцев – дракон, у русских – Змей Горыныч. И их всегда кто-нибудь убивает: у немцев – некто Зигфрид, у русских – Иван-царевич. – Молодцы! – оценил Геракл. – А вот у нас, – сказал я, – таких молодцов пока не нашлось. – А я!? – заорал великолепный Геракл и разрубил мечом еще один камень. И мы поехали убивать гидру. Целый день мы ползали по этим проклятым болотам, гидра как сквозь землю провалилась. Я подхватил кошмарный насморк. Геракл проклинал каких-то грязных собак и рубил мечом все, что попадалось под его горячую руку. К вечеру мы замерзли, как эскимосы, и развели костер. Я сварил свой фирменный кофе по-древнегречески и, наконец-то, слегка согрелся. Геракл чесал волосатую грудь и закусывал каким-то недревнегреческим сыром, кажется, он называется сулугуни. Вдруг, раздался пронзительный вопль. По-моему, кого-то ели. Геракл схватил меч, яростно заорал и бросился в темноту. Я взял горящее полено и побежал за ним. Зрелище было ужасное. Над растерзанным телом коровы стояло многоголовое чудовище. Я понял, что это и есть наша гидра. Бесчисленные головы гидры пытались откусить единственную голову Геракла, но тот махал мечом как голландская мельница и орал не своим голосом: – У…! Головы гидры срубались одна за другой, но на их месте сейчас же вырастали две новых. Геракл уже не успевал рубить. Головы, щелкая зубами, постепенно окружали героя. Тут меня осенило! И когда Геракл отрубил очередную голову, я подскочил и ловко прижег рану поленом. Гнусно запахло паленым, но две новые головы не выросли. Через полчаса все было кончено. Геракл устало привалился к чешуйчатому телу гидры и заснул. Я разжег новый костер и из недоеденной коровы пожарил отличный шашлык. На следующее утро мы вернулись в Афины. Сенсация была что надо! Главный редактор обнял меня, назвал самым лучшим в мире журналистом. Я не люблю, когда меня хвалят, ибо скромность – лучшее украшение добродетели, но было приятно. В честь великой сенсации шеф устроил банкет, но это я расскажу в следующей правдивой истории. А сейчас, уже поздно и пора спать, потому что завтра я беру интервью у первого древнегреческого авиатора Дедала. Итак, до следующей встречи! Выпил дед Пахом стакан самогону, передернулся и подумал:– А почему бы мне не посадить репку? Сказано – сделано. Посадил дед Пахом репку. Украл в местном колхозе минеральных удобрений, удобрил. Потом ему показалось мало, и он еще раз удобрил. Как и следовало ожидать, в конце квартала выросла репка, большая пребольшая. Попытался дед Пахом вытянуть репку, попыхтел, да силенок не хватило. – Анафема! – ругнулся дед Пахом и решился позвонить родственнику из города – инженеру Сильвуплюеву. Сказано – сделано. Приехал инженер Сильвуплюев, обошел вокруг репки, разинув рот. Попытался вытянуть, ан нет. «Мало каши ел», – подумал дед Пахом и пригласил Сильвуплюева пообедать. Инженер сожрал две тарелки лапши, три тарелки манной каши, запил парным молоком и уехал. – Анафема! – сказал дед Пахом вослед. Но через день инженер Сильвуплюев вернулся вместе с подъемным краном и крановщиком Васей. Они обвязали репку стальными тросами, подъемный кран загудел, заскрипел и… сломался. Крановщик Вася и инженер Сильвуплюев уехали. – Анафема! – сердито плюнул дед Пахом. Еще через день инженер Сильвуплюев привез своего друга философа. Философ Сократов внимательно осмотрел репку, поправил пенсне и сказал: – Н-да… – Анафема, – согласился дед Пахом и махнул рукой. Но мудрый философ так дела не оставил. Три дня подводил материальную базу, декламировал цитаты из полного собрания сочинений Владимира Ильича Ленина, исписал шесть общих тетрадей, а затем уехал защищать диссертацию на тему «Феномен репок Рязанской области, как еще одно доказательство преимуществ советского образа жизни». Проводив взглядом уехавшую «Волгу», дед Пахом плюнул на науку, достал топор и вырубил из репки кусок, весом пуда в четыре. Отвезя кусок на рынок, дед Пахом продал его и был задержан органами милиции за спекуляцию. Вернувшись домой, обиженный на весь мир, дед Пахом в очередной раз плюнул на репку, выпил стакан самогону, передернулся и сказал: – А нехай сгниет, зараза! И репка сгнила. Дед Пахом сейчас работает конюхом в колхозной конюшне. Царь скучал. От нечего делать смотрел в окно, считал мух. «Летают, сволочи», – думал царь. И приспичило царю полетать. Вызвал главного министра и строго спросил: – Как сделать, чтоб человек летать смог? – Не знаю, царь-батюшка. – Голову отрублю, будешь знать. Думай! Министр думал три дня. – Надобно, царь-батюшка, построить летучий корабль, и тогда на нем можно и полетать. Инженер бы, я думаю, сумел построить такой корабль. – Молодец! – похвалил царь. – Позвать сюды инженера. Позвали инженера Сильвуплюева. – Вот, так и так, – приказал царь. – Построишь летучий корабль – дочь мою в жены отдам и полцарства впридачу. У инженера Сильвуплюева с похмелья трещала голова. – Не бывает, – сказал он, – летучих кораблей-то. – Голову отрублю, – пообещал царь. – Не будет тогда ни корабля, ни инженера. – Поговори у меня! – Против науки не попрешь. Инженер вытащил из кармана огурец и с хрустом откусил. – Я царь или не царь? – спросил царь. – Желаю корабль, значит будет корабль! – Не… – помотал головой Сильвуплюев. – Пари, – предложил царь. – Идет, – согласился инженер. – Разбей! Министр разбил руки спорщиков. – Пиши указ, – велел царь. – Кто, значить, состроит такой корабль, чтобы летать мог, тому царевну в жены и полцарства впридачу. Вот так. – А если через три месяца, – сказал инженер Сильвуплюев, – корабль не будет построен… – Почему это через три? – возразил царь. – Ты мне мост через реку сколько лет строишь? – Хорошо, пусть через три месяца три дня и три часа. Хорошее число, круглое… – Ни фига! Полгода даю. – Ну четыре месяца… – Пять. – Пусть пять. Итак, если через пять месяцев корабль не будет построен, то царь повышает мне жалование на сорок рублей. – А ежели будет построен, – подхватил царь, – то инженер Сильвуплюев получит сорок ударов палкой по голому, прошу прощения, заду. – Замечательно, – потер руки министр. – Прикажете объявить-с указ? – Да, да, сегодня же! Дед Пахом достал газету, оторвал кусок и свернул самокрутку. Попался тут ему на глаза жирный заголовок «Царский указ». – Вот анафема! – сказал дед Пахом и почесал в затылке. – Полцарства, однако. Было у него три сына: два умных, а третий, как полагается, дурак. Умные ели, спали, за девками бегали, а дурак на поле работал, да дома по хозяйству. Позвал дед Пахом умных сыновей, благословил и отправил в столицу попытать счастья, чем черт не шутит, полцарства на дороге не валяется. Вернулся дурак с поля, услышал про оказию и тоже решил идти в столицу. – Куда тебе! – сказал дед Пахом. – Ты же дурак дураком. Что ты с полцарствой-то делать будешь? Это ж тебе не пол-литра! – Придумаю что-нибудь, – отвечал дурак, собирая свои вещички в сумку. – «Придумаю»! – передразнил дед. – У тебя ж мозгов нет! А царевна? Ты ж никакого политесу не соображаешь! – Ничаво, мы псковские. И дурак тоже ушел. – От, анафема! – выругался дед Пахом и выпил стакан самогону. Шел дурак по лесной тропинке и насвистывал свою любимую песню «А я лягу, прилягу». И вдруг увидел, как из кустов торчат чьи-то желтые пятки. «Никак спит кто-то», – подумал он и присел рядом. – Добрый человек, а добрый человек! – позвал дурак. Спящий приоткрыл один глаз. – А не знаешь ли ты, – говорил дурак, – как бы мне построить летучий корабль? – Не скажу, – грубо сказал спящий и закрыл глаз. – Добрый человек! А за бутылку первача скажешь? Спящий открыл оба глаза и сел. – Давай. Дурак достал из сумки бутыль самогону и отдал незнакомцу. – Ты что, дурак? – спросил незнакомец, почесывая пятку. – А как ты догадался? – Я же философ, зовут меня Сократов, все обо всем знаю. – Вот это да! Философ Сократов откупорил бутыль и хлебнул прямо из горлышка. – Хорош первач, – выдохнул он. Дурак, довольный, что принес человеку радость, широко улыбнулся и спросил: – А корабль-то? – Хороший ты парень, – сказал философ, – даже обманывать тебя стыдно. Ну да ладно, придется. Он отхлебнул еще самогону, зажмурился и соврал: – Стукни палкой по дереву, будет корабль. Только стукать по дубу надо. Кругом были одни елки. – Спасибо, добрый человек! – обрадовался дурак и побежал искать дуб. Философ Сократов допил самогон и опять упал в куст. Долго шел дурак или не долго, истории не известно, но дуб он все-таки нашел. Обошел вокруг, полюбовался исполином и, подняв с земли палку, постучал по стволу. Как и следовало ожидать, ничего не произошло. Дурак постучал еще несколько раз, сел под дуб и задумался. «Что-то я не так делаю», – думал он, грызя сухарь. Съев сухарь, дурак встал и снова начал стучать по дереву. Дуб отзывался сухим стуком, как будто стучали по чьей-то пустой голове. Мимо на ковре-самолете пролетал волшебник Бук. Увидел внизу человека, стучащего палкой по дереву, заинтересовался. Приземлился, подошел поближе и несколько минут смотрел. Дурак стучал. Вдруг с дуба упал желудь и стукнул дураку по голове. – Ой! Дурак обернулся и заметил волшебника. – Чево стучим? – спросил Бук. – Корабль нужен, чтоб летать мог, – доверчиво сказал дурак. – Мне философ в лесу сказал постучать по дереву и будет корабль. – А ты поверил? – Ага. – Ну и дурак же ты, братец. – Дурак, – согласился дурак и опять взял палку. – Подожди, – остановил его волшебник Бук, – а зачем тебе сей корабль понадобился? – Не мне, царю, – ответил дурак и стукнул по дубу. Бук почесал лысину. – И долго так стучать будешь? – Пока корабль не появится. Волшебник радостно засмеялся и смеялся долго, до слез. – Не вижу ничего смешного, – угрюмо сказал дурак, – лучше бы помог постучать. Новый приступ смеха свалил волшебника. Когда он отдышался, то сказал: – Все, хватит, больше не стучи. – Это почемуй-то? – Насмешил ты меня! Сто лет так не смеялся. Будет тебе корабль. – Летучий? – Летучий. Какой хочешь, фрегат, яхту или может ледокол? – Все равно, лишь бы летал! – сказал дурак, с любовью глядя на волшебника. Волшебник Бук достал из кармана волшебный рубль, подкинул, пробормотал какие-то заклинания. – Если орел, то получится, – сказал он, разжимая кулак. Рубль лежал вверх орлом. – Бери корабль, – сказал Бук, махнув рукой. Дурак посмотрел назад и замер. Перед ним стояла летающая яхта, сделанная по последнему слову техники. Он обернулся, чтобы поблагодарить, но волшебника уже не было. Дурак пожал плечами и сел на корабль. – Полетели, – сказал он. И корабль полетел. Он летел над лесами, над полями, над реками. Крестьяне внизу задирали вверх головы, крестились и говорили: – Сгинь, антихрист. Дурак счастливо смеялся. Вдруг на земле кто-то крикнул: – Эй, на шхуне! – Чаво? – крикнул дурак в ответ. Из леса вышли трое, в потертых джинсах, заплатанных стройотрядовских куртках. На одном вдобавок была еще и видавшая виды черная кожанная кепка. – Спустись-ка вниз, – сказала кепка. Дурак приземлил корабль. – Клевая шхуна, – похвалил обладатель кепки. Двое других молчали. – Мы студенты, – представился студент. – Я – Иванов, вот этот рыжий – Петров, а этот длинный – Сидоров. – Здравствуйте, – сказал дурак, – а я дурак. – Как так? – удивился Иванов. – Дурак и все. Нас трое братьев было: двое умных, а я… – Акселерат, – сказал вдруг молчаливый Петров. – Какой же ты дурак! – воскликнул Иванов. – Да у нас в колледже все такие и никто себя дураком не считает. Слушай, друг, – Иванов перешел к делу, – подкинул бы нас до города на своей шхуне, а? – Конечно! – обрадовался дурак. – Вместе веселее будет. Они сели на корабль и полетели дальше. Иванов тем временем рассказывал о себе: – Вот Петров. Всегда голоден. Ест что угодно и где угодно. Может съесть целого быка. – Я и двух могу, – обиделся Петров. – А вот Сидоров. Спит так, что из пушки не разбудишь. Когда спит, хоть костер на нем разведи – ему все по-фигу! И что замечательно, он когда засыпает, то и других усыпляет. Сидоров зевнул. – Вот это да, – уважительно протянул дурак. Ему с такими интересными людьми еще встречаться не приходилось. – А вот это я, – Иванов ткнул себя пальцем в грудь. – Могу выпить бочку вина и мне ничего не будет. – А две можешь? – спросил дурак. – Раз плюнуть! Сидоров опять зевнул и закрыл глаза. Петров тоже зевнул и прилег на лавку. – Один раз на спор, – говорил Иванов, – выпил пять бочек… Сидоров захрапел. Дурака тоже потянуло в сон, и он прилег рядом с Петровым. Иванов посмотрел на них и от нечего делать тоже лег спать. Так они спали и спали, пока на горизонте не появился город. В опочивальню вбежал взволнованный главный министр. – Царь-батюшка! Летит! Царь отхлебнул из блюдечка чай и спросил: – Кто летит? – Корабль! Летучий! – Позвать сюда инженера. Щас будем палкой его… Позвали инженера. Мрачный Сильвуплюев посмотрел в окно, покачал головой. – Надо бы проверить. – Чего проверять-то! Сымай штаны! – сказал довольный царь, доставая из-под кровати палку. – Ни фига! – инженер Сильвуплюев показал царю дулю. – А вдруг это не летучий корабль, а простой? Вдруг они его к вертолету привязали и летят? Ни фига. – Ты мне фиги не показывай! – рассердился царь. – Приземлится, тогда и посмотрим. Царь надел пиджак и они вышли на площадь. Среди толпы, которая разинув рты глазела на невиданное чудо, царь сказал: – Ну! И где твой вертолет? Корабль-то сам летит. – Летит-то летит. Но в указе было сказано, что он его построить должен, а вдруг это не он построил? – А кто же? – Откуда я знаю? Может ему на день рождения подарили? – Свинья ты, – сказал царь. – Сам такой, – огрызнулся Сильвуплюев. – Пусть докажет, что он его построил, тогда и посмотрим. Корабль приземлился. Царь, главный министр и инженер Сильвуплюев влезли на палубу. Сидоров храпел, как пьяный единорог. Остальные ему подтягивали. – Спят, – сказал министр. – Сам вижу! Царь попытался растолкать Сидорова, которого принял за главного, но тот отмахнулся: – Пошел ты… Иванов открыл один глаз, посмотрел вокруг и открыл второй. – Мужики! Встаем, в город приехали. Студенты зашевелились. Петров потягиваясь подумал вслух: – Сейчас бы поесть! Дурак тоже проснулся. Увидев царя, поздоровался. Царь поправил корону, которая периодически сползала ему на ухо, и спросил: – Кто хозяин? – Он, – ткнул в дурака Иванов. – А нам пора. Ты это, – шепнул он на ухо дураку, – если что, ищи нас, мы завсегда поможем. – Ага, – кивнул дурак. Студенты скромно удалились. – Твой корабль? – спросил царь. – Мой, – смутился дурак. – Сам построил? – Нет. Волшебник подарил. – Я же говорил! – воскликнул просиявший инженер Сильвуплюев. – Ты что, дурак? – спросил помрачневший царь. – Дурак. Царь повернулся и ушел. Так инженер Сильвуплюев выиграл пари. Мужем царевны дурак не стал, полцарства тоже не получил, ибо дуракам закон не писан. Помните это, товарищи! Большой Баобаб шелестел листочками и тихо напевал любимую песню волшебника Бука. Бук очень любил это тихое качание ветвями, эти арии вечнозеленых листьев, которые простому человеку не слышны, а вот волшебники, хотя и не все, слышать могут. Бук попытался изобразить чириканье воробья, однако, это у него не получилось. Сегодня он был не в голосе. – И почему я не воробушек? – подумал Бук. – Прыгал бы себе на ветке, и никаких забот. Вздохнув, волшебник достал сборник сказок, где упоминалось о его родственниках, и которые он часто перечитывал, хотя знал почти наизусть. Волшебник Бук был очень добрым волшебником, даже слишком добрым, как считали некоторые злодеи, поэтому он и любил добрые сказки. Открыв на первой попавшейся странице, Бук углубился в книгу. В сказке происходили разные замечательные события, храбрые рыцари убивали глупых негодяев и спасали прекрасных дам. По традиции, все дело кончалось свадьбой, где перепившиеся гости поглощали в огромных количествах барашков, поросят, цыплят, черную и красную икру, ананасы и много других вкусных вещей, которых нынче простому человеку в магазине не купить. Все это обильно поливалось пивом, вином, коньяком… Застольные сцены нравились Буку больше всего, так как это возбуждало у него аппетит. Вот и сейчас волшебнику захотелось вцепиться во что-нибудь зубами, например, в кусочек хорошо поджаренного мяса. Бук сглотнул слюну и наугад ткнул в список блюд за свадебным столом. Выбор пал на целиком зажаренного поросенка. Против поросенка Бук ничего не имел. Он достал свой волшебный рубль и, подкинув, произнес положенное волшебное заклинание. – Если орел – то пусть появится поросенок, если решка – то, что делать! Пусть не появляется! Волшебный рубль, как всегда, работал безотказно и выпал орлом. Откуда-то из ветвей большого баобаба выпал симпатичный розовый поросенок. – Хрю, – хрюкнул он. Бук радостно захлопал в ладоши и засмеялся: – Какой симпатяга! – Сам знаю! – огрызнулся вдруг поросенок. – Говорящий! – удивился Бук. – Неужели у них там, в сказке, пожарили говорящего поросенка? Ай, ай, ай! Хитрый поросенок повел взглядом, осознал, что его хотят зажарить, и рванул в кусты. – Куда! – заорал Бук и схватил волшебный рубль. Но потом передумал, махнул рукой. – Ну, и черт с ним. Рубль выпал из его руки и упал орлом. Волшебник поднял его, отряхнул от грязи и, чтобы опять не вышло осечки, заказал простые пельмени. Слава богу, пельмени пока еще нигде не разговаривали и в кусты не удирали! Говорящий поросенок успел галопом пробежать километра три, когда на него прямо с неба упал черт. Неосторожные слова волшебника «Ну и черт с ним!» Привели к тому, что друг напротив друга оказались две почти одинаковые морды: черта и поросенка. Одинаковый пятачок, хитрые плутоватые глазенки, копытца… Они с первого взгляда понравились друг другу. – Хрю! – взвизнул поросенок. Черт понимающе похрюкал, приподнял с головы цилиндр и представился: – Черт Федя. Прислан, значит, быть с вами. – Поросенок Вениамин, – подумав, ответил поросенок. – Очень рад-с. Но пожать руку не могу, ибо сам таковых не имею и человеком, к сожалению, не являюсь. – Ну, это мы быстро! Черт выдернул три волосинки из своего шелудивого хвоста, плюнул на восток, подмигнул левым глазом. – Оп-па!!! Вениамин превратился в розовощекого толстячка, правда с поросячьей физиономией. Они пожали друг другу руки. – По такому случаю надо бы чего-нибудь натворить, – предложил пакостливый Федя. – Предлагаю женить меня на дочке царя, – сказал Вениамин, любуясь на себя в карманное золотое зеркальце. – Ну, это мы быстро! Еще три волосинки, и бывший поросенок превратился в богатого купца. Он оправил на себе бархатный камзол, притопнул сафьяновым сапожком. – Класс! Они сели в карету, которую черт вытащил из кармана и вырастил до нормальных размеров, и поехали в город. Как обычно, царь скучал. От нечего делать смотрел в окно и считал мух. Во дворе застучали копыта, и к парадному крыльцу подкатила карета. – Никак ктой-то приехал? – спросил царь. – Ага! – ответил главный министр. – Не «ага», а сходи посмотри, кто! – рассердился царь. Министр, пятясь задом и отвешивая поклоны, скрылся за дверью. И тут же вернулся, ведя за собой розовощекого Вениамина и Федю. – Его светлость купец Вениамин Свиньин из Франции! – объявил министр. – С денщиком, – добавил черт, одетый по последней моде, и мило улыбнулся. – Зачем пожаловали? – спросил царь, поправляя корону и сверкая отличными вставными зубами. – Его светлость, – вкрадчиво начал Федя, – желает просить руки вашей, значит, дочери, чтобы, значит, на ей жениться. – А знает ли купец, что для женитьбы на царской дочери требуется исполнить три царских желания? – Ну, это мы запросто. Заказывайте! Царь переглянулся с министром. – Мы подумаем, – поспешил сказать министр. Открылась дверь и, зевая, вошел инженер Сильвуплюев. Царь при виде его просиял и сказал: – Наше первое желание таково: пусть купец достроит мост через реку, что инженер Сильвуплюев строит уже три года. – Не построит, – вяло сказал материалист Сильвуплюев. – Ну, это мы быстро! – Федя достал из кармана кисточку хвоста, замаскированную под расшитый бисером кошелек, выдернул три волосинки, плюнул, топнул, моргнул и ухмыльнулся: – Готово! Царь и министр подбежали к окну. Через реку был перекинут замечательный мост из чистого золота. – А! Класс! – заорал царь. – Какова иностранная работа! – Просто великолепно! – подпевал министр. Вениамин важно надулся. – И откуда ты такой взялся? – мрачным шепотом спросил инженер Сильвуплюев у Феди. – Морду бы тебе набить! – От матраса слышу! – огрызнулся черт. – Повелеваю, – сказал царь, – инженера Сильвуплюева гнать с должности по собственному желанию, а на его место – иностранного специалиста – мусью Вениамина Свиньина с окладом три тысячи рублей. – Мне бы три тысячи, – обиделся Сильвуплюев, – я бы три моста построил! А за сто тридцать – ищите дурака! И инженер ушел, хлопнув дверью так, что упала люстра. – От гад! – возмутился царь. – Мужик! Быдло! На каторге сгною, в Сибири! Такую люстру спортил! Венецианского стекла! – Ну, это мы быстро, – влез в разговор Федя, и люстра повисла на прежнем месте. – Люблю, – сказал царь и обнял купца. – Нам бы дочку… Вашу… Замуж… За нас, – промямлил Вениамин, распространяя вокруг себя запах дорогого французского одеколона. – Еще два желания придумаю, и женись! Царь полюбовался на мост, блестевший на солнце, как золотой. – Завтра загадаю, – и министру, – ну-ка, отведи их с денщиком в гостиницу. И к ужину пригласи. Гости, поклонившись, вышли. Царь потер руки: – Эх, зятек будет! И опять сел считать мух. – И этот кретин выгнал меня с работы, – закончил инженер Сильвуплюев, имея ввиду царя. – Н-да… – сочувственно кивнул философ Сократов. – В общем, я теперь пополнил собой армию безработных. Философ поскреб пятку. – А надо бы этих проходимцев вывести на чистую воду. – Как? – Ты говорил, что царь еще два желания загадать должен? Подскажем ему эти желания, чтобы исполнить их было невозможно. Инженер махнул рукой. – Да царь не согласится на твои желания, ему бы золота побольше, а остальное – ерунда, чтоб он лопнул! – А принцесса? – При чем здесь принцесса? – Так ведь ее замуж выдают! Значит она имеет право хотя бы на одно из желаний. – А она согласится? – Согласится, – уверенно заявил Сократов. Закипевший самовар заявил о своих претензиях громким свистком. Философ налил чай себе и Сильвуплюеву. Инженер задумчиво ковырял пальцем в носу. План Сократова ему понравился. В том, что принцесса согласится, он не сомневался, ибо всем было известно, что она тайно влюблена в философа, который пленил ее своими хитроумными проделками, насмешками над придворными и над самим царем и, вообще, своим веселым нравом. Да, своими мудрыми речами философ Сократов умел зажигать огонь любви в женских сердцах. – А что загадаем? – Я подумаю, – сказал Сократов и с хлюпом отхлебнул из блюдечка первоклассный грузинский чай. Вторым желанием царя был новый золотой дворец. Царь, весьма довольный собой и будущим зятем, главный министр, надутый как ишак, Вениамин и Федя, разодетые в сверкающие золотом одежды и уверенные в успехе, восхищенные придворные бродили по дворцу и хором хвалили все подряд, даже золотой унитаз в сортире. Царь уже приготовился высказать третье желание, наверно, не менее умное, чем два предыдущих, когда в покои ворвалась принцесса в сопровождении философа Сократова. – Не волнуйся, Маруся, – говорил Сократов. Принцесса подошла к почтительно расступившимся придворным, топнула ногой и заявила: – Что ж это вы, батюшка, меня замуж выдаете, а желания свои загадываете? – Молчи, оглобля! Для тебя же стараюсь. Жених видный, богатый, мастер на все руки… Вениамин приосанился. Мария презрительно глянула на его сладкую самодовольную рожу, потом на ухмыляющегося Сократова и сказала: – На кой черт он мне сдался? Я желание хочу! Были крики, слезы, уговоры. Своей любимой дочери царь отказать не мог, и через пять дней было решено, что желание загадает принцесса. В ожидании желания царь собрал государственную думу, чтобы после исполнения, не откладывая в долгий ящик, сразу объявить о помолвке. Бородатые бояре в шубах сидели по лавкам, потели, пукали и, рассказывая друг другу не менее бородатые похабные анекдоты, ржали и ждали принцессу. Но вместо нее пришли Сократов и Сильвуплюев. Философ достал огромный свиток с печатью принцессы в левом нижнем углу и зачитал: – Ее высочество принцесса желает, чтобы ее желание загадали мы: философ Сократов, то есть я, и инженер Сильвуплюев, то есть он. Философ показал на Сильвуплюева. – Мы согласны, – сказал Федя. – Мы тоже, – согласился царь, которого перекосило при виде инженера. – Прекрасно! – Сократов принял позу Наполеона и замогильным голосом произнес: – Пусть этот Свиньин и этот его денщик убираются ко всем чертям, и чтоб мы их здесь больше никогда не видели. Таково желание ее высочества. Воцарилась тишина. – Так нельзя, – наконец сказал царь. – Ежели он исполнит желание и уберется, как он женится на нашей дочери? А ежели не исполнит, то тоже не женится? Нет, такое желание нам не подходит! – Не подходит! – подхватил Федя. Вениамин беспокойно хрюкнул. – Что значит «не подходит»! – заорал Сократов, засучивая рукава. – Вы что, на рынке? Уговор дороже денег! Либо исполняй, либо не исполняй и в любом случае убирайся! – Не кричать в присутствии царя, хам! – закричал главный министр. Философ ткнул кулаком ему в нос, министр повалился и закричал: – Наших бьют! Стража! Взять его! Понабежали стражники. Сократов и Сильвуплюев отмахивались от них ногами, попадая не только по стражникам, но и по боярам. Постепенно вся государственная дума ввязалась в драку. Вениамин беспокойно оглядывался по сторонам. Федя от возбуждения подпрыгивал и кричал: – В нос ему! В нос! – Я сейчас тебе в нос! – надвинулся на него Сильвуплюев, размахивая кулаками. – Убивают! – испугался черт. – Помогите! – Тихо!!! – раздался вдруг гневный зычный голос. Все замерли. В дверях стоял волшебник Бук. Царь вылез из-под трона, отряхнулся, надел корону и спросил: – Это еще кто такой? Почему мешает заседать государственной думе? Бук прошел в центр зала. – Тут у меня ошибочка вышла, – сказал он, отыскав взглядом в толпе Вениамина и Федю, – в образе вот этих двух господ. – Какая такая ошибочка! – завизжали Вениамин и Федя. – Самая натуральная, – усмехнулся волшебник, – которую надо исправить. Он подкинул волшебный рубль, рубль упал орлом. Вениамин превратился в поросенка, и, крича «Не надо!», они с чертом исчезли, оставив лишь легкое облачко пара. – Порядок, – сказал Бук. Он вынул из кармана ковер-самолет, сел и вылетел в окно. Минуты две стояла гробовая тишина. Прервал ее инженер Сильвуплюев: – Ну что, остались без инженера? Может на освободившееся место за три тысячи молодого специалиста возьмем? То есть меня, – уточнил он. – Черта с два на три тысячи! – злобно плюнул царь и махнул рукой. – На сто тридцать примем! Инженер обнял Сократова, и они, запев «Там, где пехота не пройдет», вышли. Вдруг заахал министр: – Царь-батюшка! Новый мост и дворец пропали!!! Начались горестные крики, трехдневный траур. А в доме инженера Сильвуплюева был праздник. Жил-был в некотором зарубежном государстве царь. Впрочем, пошли вы все, сами знаете куда, со своими царствами и государствами, о царях я рассказывать не буду – это пережиток феодального прошлого – поэтому начнем, пожалуй, так: не в некотором государстве, а в родном Советском Союзе жил простой советский гражданин – Иван… Или лучше Николай… В общем, Василий Иванович Николаев. Фамилия тут особой роли не играет, с таким же успехом он мог быть и Иваном Васильевичем Николаевым, или Николаем Ивановичем Васильевым. Работал он на родном заводе за родным станком, выполнял родной план, после работы выпивал пива у родного ларька возле проходной и по-своему был доволен жизнью и счастлив. Был он мужик холостой и добрый, любил животных, ходил в кино, ездил иногда на рыбалку. Все было бы нормально, если бы не… Но об этом дальше. Подходили праздники – то ли Октябрьской революции, то ли Первое мая. Весь советский народ встречал это событие новыми трудовыми успехами. Работы было много: побегать по магазинам в поисках закуски для праздничного стола, отстоять в длинной-длинной очереди за портвейном, обсудить, кого приглашать в гости, а кого не стоит. Василий был из тех, кого не стоит. Он это знал и ни к кому не напрашивался. Купив в винном магазине бутылку портвейна, Василий решил отпраздновать событие сам с собой. В праздничный день он побывал на демонстрации, погулял по парку, глядя, как местные хулиганы распивали водку и горлопанили неприличные песни, и пошел домой. Включив телевизор, где диктор замирающим от счастья голосом докладывал о наших успехах в области тяжелого машиностроения, Василий вынул из холодильника заветную бутылочку, наделал бутербродов и сел к телеэкрану. Его рука потянулась к штопору, и он открыл бутылку. И тут произошло. Из бутылки простого 33-го портвейна повалил дым, и в воздухе медленно сформировался человек восточного вида, типа тех, которых можно видеть на любом базаре, в засаленном халате, грязной тюбетейке и в туфлях с загнутыми носами. «Хоттабыч», – подумал Василий удивленно – в сказки он не верил – и сказал: – Добрый вечер. Человек не отвечал. – Салям алейкум, – на всякий случай, добавил Василий. – В алейкум эс-салям, – оживился незнакомец, – ва рахмет Аллах ва барак ату! «Татарин, – решил Вася, – ни фига по-русски не понимает». По-татарски Вася тоже кроме «Нихт ферштейн» больше ничего не знал. Человек из бутылки склонился перед ним и что-то забубнил по-своему, часто поминая Аллаха и пророка Мухамеда, с которыми Василий не был знаком, затем протянул Васе какое-то кольцо и, сказав напоследок «Аллах ишини раст гетирсин!», растворился в окружающей среде. «Лечиться надо, – тоскливо подумал Вася. – Призраки всякие чудятся». И вдруг он обнаружил, что держит в руке кольцо. Кольцо было тяжелое, видимо золотое, слегка позеленевшее от старости. Вася автоматически надел его на палец и вспомнил о бутылке. Бутылка валялась на полу, закрытая пробкой, и в ней был портвейн! – Фу! – облегченно вздохнул Вася. – Хоть тут повезло. Выпив стакан портвейна, он повеселел и решил обдумать случившееся событие. В процессе раздумий Вася выпил еще стакан, потом еще, и решил больше не пить, тем более, что бутылка опустела. Он глянул в телевизор. Шел какой-то «Огонек», симпатичная девушка пела симпатичную песенку, и Васе стало хорошо и тепло. – Эх, такую бы сюда, – подумал Вася, – я бы с ней познакомился. Надо сказать, что с девушками Васе не везло. Не желали девушки знакомиться с таким скромным, тихим и не очень красивым парнем. Да и сам он был не слишком решительный, так что… Раздался легкий щелчок, как будто бы выскочила пробка из бутылки шампанского, и девушка, поющая в телевизоре, оказалась перед Васей. – Вы кто?! – изумленно и испуганно крикнула она. – Вася, – широко раскрыв глаза, пробормотал он. – Где я? Почему я здесь? «Откуда я знаю?» – тоскливо подумал Вася и вежливо сказал, указывая на кресло: – Садитесь, пожалуйста. Да не волнуйтесь так! Внезапно девушка успокоилась и села. – А я и не волнуюсь. – Извините, – засмущался вдруг Василий. – Вы так неожиданно появились, а у меня тут не убрано… – Это я пою, – сказала девушка, указывая на телевизор. – Знаю, – вздохнул Вася. – А меня Лена зовут. – Это хорошо. Они помолчали. Вася не знал, о чем говорят с девушками, которые поют в телевизоре. «Татарин, сволочь, наколдовал, теперь сиди тут, – думал он. – А кольцо-то, наверно, волшебное!» Эта мысль его так поразила, что он разинул рот. – Что вы сидите, разинув рот? – спросила Лена. – Расскажите что-нибудь. – Что? – глупо спросил Вася. – Что-нибудь, – настаивала девушка. «Что-нибудь, – мысленно передразнил он, – чтоб тебя черти взяли!» Позвонили в дверь. Вася встал, вышел в коридор и открыл дверь. Вошли три черта. – Где она? – деловито спросил главный черт в кепке и кирзовых сапогах. – Кто? – Баба, кто же еще! –А… Пораженный Вася медленно сходил с ума. Черти прошли в комнату. Послышался визг Лены, запахло серой, и черти ушли, унося трепыхающийся мешок. – Расписочку пожалуйста, – попросил главный. Вася машинально поставил закорючку на какой-то бумажке, и черт исчез. Когда Василий очухался, в квартире было тихо, как на кладбище. «Я волшебник», – подумал Вася и заказал: – Пива! В его руке оказалась кружка пива, и он ее с удовольствием выпил. – Я волшебник, – произнес Вася вслух, смакуя это красивое слово, – волшебник. Так Василий Иванович Николаев, простой советский гражданин, стал волшебником. Вот. Рассказываю дальше. Да, Василий Иванович Николаев стал самым настоящим волшебником. Да еще каким! Я знаю много волшебников, как у нас в стране, так и за рубежом. Некоторые умеют, например, купить в пустом магазине черную икру, произнеся магическое заклинание: «Я от Семен Семеныча» или не менее магическое: «Я от Иван Иваныча». Некоторые – поступить в институт международных отношений, не сдавая экзаменов. Совсем не многие могут получить все, о чем пожелают вслух (у нас в стране это были, в основном, члены Политбюро ЦК КПСС, а ныне господин Президент и его команда). И, пожалуй, никто не может получить все, о чем подумает. Кроме Василия Ивановича Николаева. За десять минут Василий заново обставил свою крохотную квартирку, назаказывал себе массу супермодной одежды, новый японский телевизор с видеомагнитофоном и много-много всего. Квартира стала похожа на склад. Вася удовлетворенно осмотрелся и сказал: – Хорошо! Разрази меня гром! Последнее, что он видел, была молния, влетевшая в окно. Грома он уже не слышал. Прогремел гром, и Василий упал на пол. Одним волшебником стало меньше. Появившийся неизвестно откуда татарин снял с его руки кольцо, положил в карман и сказал на чистейшем русском языке: – Се ля ви. И, прихватив бутылку из-под портвейна, опять исчез. Вот и вся сказка. Грустная, да что поделаешь? Такова жизнь. Мораль? Мораль сей сказки очень проста. Надо бороться с пьянством и никаких 33-х портвейнов! |
||
|