"Тайная жемчужина" - читать интересную книгу автора (Бэлоу Мэри)

Глава 25

Вид за окном экипажа становился все более знакомым, когда они стали подъезжать к дому. Почти всю дорогу они сидели молча, плотно прижавшись плечами друг к другу, крепко держась за руки.

– Осталось всего несколько миль? – спросил он.

– Да.

И он сжал ее руку еще крепче.

– Вам надо уладить дело с Броклхерстом, – сказал он. – Необходимо забрать у него хотя бы часть ваших денег до того дня, когда вам исполнится двадцать пять лет. Вы должны жить в определенном комфорте.

– Да, – снова согласилась она.

– Я попрошу Хаутона проследить за этим.

– Благодарю вас.

И снова воцарилось молчание.

– Я не смогу больше приехать сюда. Флер, – сказал он. – И даже не имею права писать вам.

– Да, я понимаю, и мне тоже нельзя.

– Можете ли вы пообещать мне, что если у вас возникнут трудности, то вы напишете Хаутону? Обещаете мне?

– Только в самом крайнем случае, – сказала она. – А вообще нет, Адам. Скорее всего нет.

Он сжал ее пальцы.

– Флер, – сказал он, – если вы беременны…

– Я не беременна, – сказала она.

– Если это все же так, – сказал он, поднеся ее руку к своим губам, – вы должны дать мне знать. Я знаю, вы постараетесь скрыть от меня это. Но вы обязаны мне сообщить. Это будет и мой ребенок. Единственная в моей жизни плоть от плоти. Я отвезу вас в один из моих домов и стану заботиться о вас обоих.

– Я не беременна, – сказала она. – Это было не то время.

– Но вы все же обещаете, что дадите мне знать?

– Да, – согласилась она.

Он снова опустил ее руку на свое бедро.

Они были уже в двух милях от деревни и в четырех от Герон-Хауса. Флер пыталась дышать ровно и глубоко, чтобы побороть волнение.

– Вы сразу же поедете в свой коттедж? – спросил он.

– Да. Я в последний раз переночую в Герон-Хаусе, а завтра уеду в деревню. На следующий день я начну работать в школе, если Мириам уже готова. Думаю, все это мне очень понравится.

– А вы будете учить детей музыке, Флер?

– Петь – да. Там нет инструмента, но это не так важно.

– Я рад, что рядом с вами будет верная подруга, – он улыбнулся ей.

– Мириам? У меня в деревне есть и другие друзья, Адам.

Или просто знакомые, которые станут друзьями, когда я буду жить не в своем доме, а среди них. Не беспокойтесь обо мне.

Я буду счастлива.

– Будете ли? – Он искоса взглянул на ее лицо, такое близкое – всего в нескольких дюймах от него.

– Да. Сначала будет очень больно. Я знаю и жду этого.

Но потом боль утихнет. Я вовсе не собираюсь зачахнуть. Нужно жить. Я мельком заглянула в рай, а многие люди за всю жизнь не испытали ничего подобного. Я возвращаюсь к обычной жизни.

– Памела была огорчена, когда я уезжал. Я не всегда был внимателен к ней. И слишком часто оставлял ее. Теперь я возвращаюсь к ней.

– Так вы и должны были поступить. Ради нее стоит жить, Адам.

Экипаж прогрохотал по деревянному мосту и въехал в деревню. Флер закрыла глаза и прикоснулась щекой к его плечу. Он крепче сжал ее руки.

– О Боже! – вздохнула она.

– Смелее, любимая. – Он прикоснулся щекой к ее голове. – Будь у меня выбор между этой болью и ее отсутствием, Флер, я бы выбрал боль, потому что без нее не было бы и вас.

– Но я очень жадная. – Она глубоко и шумно вздохнула. – Я хочу, чтобы эта боль прошла, но я хочу и вас, Адам.

Не знаю, как мне справиться с этим.

Он до боли сжал ее руку.

– Вы хотите, чтобы мы с вами встречались где-то время от времени?

– Раз в год? Два раза в год?

– Может быть, и чаще, если вы захотите, – сказал он.

– Уютный коттедж около Уиллоуби? – Она улыбнулась. – И ожидание ваших визитов. И трудные расставания. А может быть, дети. Ваши и мои. Как вы думаете, они будут темненькие или рыжие?

– Если это то, что вы хотите, – ответил он, – то я устрою вам такую жизнь.

– Нет. Мы говорим о несбыточных вещах, Адам. Это только соблазн. Ни один из нас не сможет так жить.

Экипаж свернул с большой дороги на подъездную аллею к Герон-Хаусу.

– Когда мы приедем, не входите со мной в дом. Сразу же уезжайте.

– Хорошо, – согласился он.

Они больше ничего не сказали друг другу, просто сидели рядом. Ей так хотелось, чтобы он обнял ее, но она и боялась этого. Когда он обнимает ее, ей начинает казаться, что мечты сбываются.

Еще один поворот, и они выедут на прямую дорогу к дому. Осталось самое большее две минуты.

– Я не могу ничего сказать, – прошептала она. – Уезжайте сразу же.

– Я люблю вас, – сказал он. – Больше жизни и навечно Я люблю вас, Флер.

Она молча кивнула и, повернувшись к нему, прижалась лицом к его плечу.

Как только экипаж подъехал, на порог дома вышли люди.

Флер узнала Мириам и Дэниела.

– Изабелла! – вскричала Мириам, едва Нэд Дрисколл открыл дверцу экипажа и откинул подножку. – А мы как раз приехали узнать, дома ли вы. Мы ожидали вас завтра.

О, добрый день, ваша светлость. – И она сделала реверанс.

Преподобный Бут протянул руку, чтобы помочь Флер выйти.

– Изабелла, – сказал он, глядя, как из экипажа выходит герцог, – почему вы не взяли с собой горничную? Почему же вы не сделали этого?

– Вы нашли могилу Хобсона? – спросила Мириам. – И вы теперь успокоились. Изабелла? По деревне вчера пошли разговоры, что вы ни в чем не виноваты, что та смерть была случайной и все это просто недоразумение. И все это ужасное дело уже позади. Не так ли, Дэниел?

– Мисс Брэдшоу, – услышала она тихий голос за спиной. – Я должен попрощаться с вами.

– И вы не зайдете в дом, ваша светлость? – спросила Мириам.

Флер повернулась, протянула ему руки, и он взял их в свои. Посмотрел ей прямо в глаза и поднес ее руку к губам.

– До свидания, – сказал он.

Адам… Ее губы сложились, чтобы произнести его имя, но она не произнесла ни звука.

И он ушел, сел в экипаж на дальнее сиденье, а Нэд закрыл дверцу и вскочил на козлы рядом с кучером.

Вот он едет по аллее, через ворота, вот скрылся за первым поворотом.

Он уехал.

– Он так поспешно уехал, – весело сказала Мириам. – Изабелла, вы взбалмошная и такая независимая женщина.

Почему вы не позволили мне поехать с вами? Вы же знаете, я могла бы закрыть школу на несколько дней. Дэниел сказал мне, что отказался сопровождать вас, а вы уже уехали. И представьте себе нашу тревогу, когда мы узнали, что вы уехали с герцогом Риджуэем.

– Что сделано, то сделано, Мириам, – сказал преподобный Бут. – И теперь нет смысла говорить об этом. С вашего разрешения мы зайдем в дом, Изабелла. И вы придете в себя и расскажете нам все по порядку.

– Вы, наверное, очень устали, – сказала Мириам, беря ее за руку. Она улыбнулась и быстро повернулась к брату:

– Внесите в дом чемодан Изабеллы, хорошо, Дэниел? Я хочу перекинуться с ней парой слов, прежде чем вы присоединитесь к нам.

Она подождала, пока брат не скроется в доме.

– О Изабелла, – сказала она, похлопывая ее по руке, – о моя бедная, бедная.

А Флер стояла словно окаменевшая и смотрела на тот поворот, за которым скрылся экипаж…

Теперь Флер по крайней мере было чем занять себя. И она радовалась хотя бы этому.

Она перевезла все свои вещи в коттедж мисс Гален и расставила их так, как ей хотелось. В первые дни она все делала для себя сама, включая приготовление пищи, потому что не могла себе позволить нанять прислугу. Много времени проводила в маленьком садике, поправляя ограду и приводя в порядок клумбы с розами.

В школе Флер занималась теперь с двадцатью двумя учениками и поняла, что это гораздо труднее, чем иметь дело с одним.

Она подружилась с пожилой парой, жившей по соседству, носила им печенье, которое пекла сама, и слушала их бесконечные рассказы о прошлых временах, в которых часто упоминались ее мать и отец. Мириам, разумеется, проводила с ней много времени, радуя Флер неизменной веселостью.

Она догадывалась о душевном состоянии подруги, вот почему, когда уехал Адам, тактично отослала Дэниела в дом и сказала ей простые слова дружбы и сочувствия. Если она и испытывала любопытство, то никогда не проявляла его и не задавала вопросов. Она была настоящей подругой.

И Дэниел не отверг ее, несмотря на то что она призналась ему во всем и одна уехала с Адамом в Роксфорд. В деревне было много жителей, которых она не знала раньше, когда жила в Герон-Хаусе с родителями, но теперь они стали ее друзьями.

Мэтью не вернулся домой. Не приехали ни кузина Кэролайн, ни Амелия, несмотря на то что сезон в Лондоне близился к концу. В деревне слышали, что леди отправились на север страны с друзьями. Ходили слухи, что Мэтью уехал на континент, чтобы избежать серьезных неприятностей. Флер не знала, насколько правдивы все эти рассказы. И ее не очень интересовало, где все они сейчас находятся. Но ей было бы крайне неприятно, если бы вернулась кузина Кэролайн, и она с ужасом думала о возвращения Мэтью.

Она поговорила со слугой в Герон-Хаусе, и он пообещал ей связаться с человеком лорда Броклхерста, который вел его дела в Лондоне. Флер получила ответ самым неожиданным образом. Как-то днем, после школы, она сидела в маленькой гостиной и пила чай, думая о том, что надо бы собраться с силами и подстричь неожиданно быстро подросшие кусты у ограды сада. Она со вздохом поднялась на ноги, когда раздался стук в дверь, и с замиранием сердца увидела перед собой Питера Хаутона. От волнения даже почувствовала боль в желудке.

– Мисс Брэдшоу, – сказал он, отвешивая ей вежливый поклон.

– Мистер Хаутон? – Она отступила в сторону, приглашая его войти.

– Я был направлен в Лондон, чтобы сделать для вас кое-какие дела, мэм. И мне показалось, что лучше заехать к вам по пути в Уиллоуби-Холл, чем писать письмо.

– О да, – ответила она. – Благодарю вас. – Ей вовсе не хотелось получить письмо из Уиллоуби и узнать, что оно всего лишь от секретаря Адама. – Не хотите ли чаю?

Она сидела на краешке кресла, пила чай, слушала Хаутона и думала о том, что этот человек – теперь единственная хрупкая связь между ней и Адамом. И вспоминала, как в первый раз увидела Хаутона в агентстве по найму.

Мэтью, как она узнала, и в самом деле сбежал из страны, Кто-то сообщил ему о том, что его обман обнаружен, и он понял, что ему могут задать очень неприятные вопросы. Похоже, мистер Хаутон говорил с поверенным, дернул за нужные ниточки и устроил так, что ее опекуном теперь стал один из ее кузенов, наследник Мэтью, которого она видела всего один раз. И этот человек не препятствовал тому, чтобы двадцатитрехлетняя родственница, которую он даже не знает, получила очень приличное содержание на предстоящие полтора года, после чего сможет сама распоряжаться своей судьбой независимо от того, выйдет она замуж или нет.

Мистер Хаутон тихонько кашлянул.

– Мне кажется, теперь вы можете выйти замуж хоть завтра, – сказал он, и Флер заметила искорки в его глазах.

Флер, улыбнувшись, подумала, что и не подозревала о наличии у мистера Хаутона чувства юмора.

Он не остался не только на обед, но даже на чашку чая, поскольку до наступления темноты ему надо было проехать хотя бы несколько миль. Так он сказал.

Флер встала, готовясь проводить гостя. Но она дала себе слово сдержаться и не задавать вопросы о герцоге. Ни одного.

Питер Хаутон снова кашлянул и задержался у двери.

– Его светлость, разумеется, не смог сам поехать в Лондон, – сказал он. – Он послал меня.

– Да, я благодарна вам, сэр, – сказала Флер. – И ему тоже.

– Он намерен отвезти герцогиню и леди Памелу в Италию на зиму.

– Вот как? – Раны, которые только что начали затягиваться, снова заныли.

– Из-за здоровья ее светлости, – сказал Хаутон. – Полагаю, своего тоже. Он сам не очень здоров.

Будто острый нож повернулся в ее сердце.

– Климат Италии поможет им обоим, – сказал он и взялся за ручку двери. – У меня есть распоряжение сделать для вас в Лондоне кое-какие покупки, мэм, – сказал он, – и убедиться в том, что их доставят вам сюда. Я вернусь через неделю и сообщу вам, что будет куплено для школы и что персонально для вас.

– Что же это такое? – спросила она.

– Я приеду через неделю, – повторил он.

Он снова поклонился ей, пожелал всего доброго и удалился.

Она испытала какое-то болезненное чувство, понимая, что с отъездом из деревни этого человека рвется еще одна ниточка, связывающая ее с Адамом. Она понимала, что он действительно любит ее, раз заботится о ней, вот отправил своего секретаря в Лондон по ее делам и собирается прислать ей подарок.

И еще она думала о том, что скоро, через несколько месяцев, он уедет из Англии. Что ей до этого – она ведь больше никогда его не увидит. Но Италия – это так далеко!

Временами тоска по нему становилась невыносимой.

У нее было много дел, но она хотела, чтобы и мысли ее были так же заняты, как руки и тело.

Однако Флер не могла не думать о нем, не страдать оттого, что больше никогда его не увидит. Она все жизнь будет помнить, что он любил ее. И через двадцать лет, если будет жива и узнает, что и он тоже жив, она будет помнить: он любит ее. А вот как в этом убедиться? Ведь и тогда не спросишь, как и теперь: любишь ли ты меня? Помнишь ли обо мне?

Флер понимала, что ей было бы легче, если бы она узнала, что Адам не любит ее, что он счастлив с другой женщиной. Тогда, возможно, ей удалось бы как-то устроить свою жизнь.

А теперь она лежала ночами в кровати, вспоминая дни, когда ездила вместе с ним, когда они так свободно, по-дружески, разговаривали, сидя рядом в мире и согласии, держась за руки. Она вспоминала ту ночь, когда они снова и снова доказывали друг другу свою любовь, и понимала, что не переживет, если узнает, что у него другая женщина.

Но она страдала и оттого, что он несчастлив, связан браком, который на самом деле вовсе не брак, должен воспитывать маленькую девочку, которая даже не его дочь. Да, барьер, воздвигнутый между их жизнями, тонкий, словно паутинка, почти призрачный, но высокий и надежный. И это тоже причиняло невыносимые страдания.

Но наивысшей точки они достигли из-за двух событий, которые произошли в один и тот же день, примерно через месяц после того, как она поселилась в коттедже.

Днем Флер позвали в школу, чтобы принять фортепиано, которое доставили из Лондона. На улице толпилось много любопытных, а дети бегали вокруг фургона, в котором привезли инструмент.

– Фортепиано! – восторженно воскликнула Мириам, прижимая руки к груди. – Для вас, Изабелла? Вы заказали его?

– Это для школы, – ответила Флер. – Подарок.

– Подарок? Для школы? – Мириам смотрела на нее расширившимися от удивления глазами. – Но от кого?

– Мы должны внести его в помещение, – сказала Флер.

Она не заметила, как появился Дэниел.

– Это слишком ценная вещь для классной комнаты, – сказал он. – Мы должны поместить его в ваш коттедж, Изабелла.

– Но это для детей, – возразила она. – Теперь я смогу учить их музыке.

– Вы можете брать их к себе по одному или по двое, и давать уроки дома.

– О да, – согласилась Мириам. – Это очень хорошая мысль, Изабелла. Какой чудесный, щедрый подарок.

Она сжала руку подруги, но не стала повторять вопрос о том, кто прислал фортепьяно.

И вот у Флер появился инструмент и целый ящик нот.

Когда Мириам отправила ее из школы, убедив, что здесь больше нет дел. Флер села за пианино и прикоснулась дрожащими пальцами к клавишам.

Но играть не смогла. Она закрыла блестящую крышку, уронила голову на руки и заплакала – это были первые слезы после отъезда Адама.

Когда Флер была гувернанткой у Памелы, она часто видела герцога ранним утром у открытой двери, что соединяла музыкальный салон и библиотеку. Он молча стоял так, чтобы она заметила его и не подумала, будто он пытается незаметно подслушивать ее игру. Она полностью отдавалась музыке, но всегда чувствовала, что он слушает ее.

Ей так долго казалось, что она ненавидит и боится его, а он отвергает ее. И она боялась, смертельно боялась странного и неожиданного влечения к нему.

Он послал ей такой дорогой подарок, зная, как много для нее значит музыка. Но она никогда больше не сможет сыграть для него.

Этим же вечером у нее начались месячные. А это значило, что она все же не забеременела. Хотя произошла задержка на целую неделю.

Разумеется, было глупо думать, что она забеременела. Она и не должна была хотеть этого. Ужасно, если бы это случилось.

Но Флер открыла для себя, что сердце не всегда подчиняется разуму. Она привела себя в порядок и, унылая и опустошенная, прилегла на кровать.

А если бы и случилось? Ей в конце концов вовсе нет дела до скандала. Все должно решиться в восемь дней. Еще оставалась надежда…

– Адам, – прошептала она в темноте. – Адам, я не хочу тишины. Я не могу выносить тишину. Я не слышу вас.

Когда она услышала эти слова, они показались ей абсурдными. Она повернулась на бок и уткнулась лицом в подушку,* * *

Вскоре после визита Питера Хаутона Флер спросила Молли, не согласилась бы та переехать к ней в коттедж, чтобы вести хозяйство. Молли очень понравилось предложение стать одновременно домоправительницей, горничной и кухаркой.

Но она намекнула, что Тэду Джексону не понравится, что она будет так далеко от него. И не прошло и месяца, как мистер и миссис Джексон жили в коттедже Флер, а она вдобавок к домоправительнице приобрела еще мастера на все руки и садовника.

А поскольку она была уже в доме не одна, преподобный Бут мог теперь навещать ее без сопровождения сестры. Наблюдая за тем, как Флер вышивает, он пришел к выводу, что она понемногу приходит в себя. Он любил слушать ее игру на фортепиано.

Флер нравились его визиты, и она с некоторой ностальгией вспоминала времена, когда была влюблена в него.

Она часто думала, что было бы, если бы не произошло всех этих событий. Она поселилась бы в доме викария, как задумала, и жила бы теперь там с Мириам и Дэниелом, ожидая, когда тот получит специальное разрешение, чтобы жениться на ней.

Теперь они были бы женаты уже несколько месяцев. И проводили бы вечера вместе, как сейчас. Может быть, она уже ждала бы от него ребенка.

И была бы счастлива. Но без переживаний последних месяцев она так и не поняла бы всю узость взглядов Дэниела и сама продолжала бы видеть мир только в белом и черном цвете. Никогда бы не встретила Адама и не узнала бы счастья и мук страстной, всепоглощающей любви.

Иногда Флер казалось, что она должна забыть все, что случилось с ней в эти последние месяцы, и вернуться к прежней жизни. Но нельзя возвратиться назад и довольствоваться малым, потому что человек не может оставаться прежним, если обрел что-то большее.

Пусть боль, пусть страдание, но теперь она поняла: другая жизнь ей не нужна.

– Вы счастливы здесь. Изабелла? – спросил ее преподобный Бут однажды вечером.

– Да, – с улыбкой ответила она. – Мне очень повезло, Дэниел. У меня есть дом, школа и много друзей. И чудесное ощущение покоя и безопасности после всех этих тревог с Мэтью.

– Вы в деревне всем понравились и заслужили уважение, – сказал он. – Мне казалось, что вам будет трудно обосноваться здесь после всего того, что вам пришлось пережить.

Она улыбнулась ему и снова опустила голову, продолжая вышивать.

– Мне иногда хочется, чтобы все вернулось назад, сказал он, словно читая ее мысли. – Но так не бывает. Мы не можем вернуть прошлого.

– Это так, – согласилась она.

– Я думал, что могу полюбить только ту женщину, которая достойна моей любви. Казалось, что могу любить людей по-христиански и прощать им их недостатки. Но я не мог представить себе, что смог бы полюбить или жениться на женщине, которая совершила серьезную ошибку в жизни.

Теперь я представляю себе это.

Она снова улыбнулась, не поднимая головы от рукоделия.

– Я виноват в том, что проявил излишнюю гордыню.

Мне казалось, что моя избранница должна быть достойна меня. Но оказалось, что я самый слабый из смертных, Изабелла. Я теперь могу только смотреть на вас и восхищаться тем, что вы не озлоблены и не подавлены своим горьким опытом. Вы стали сильнее и независимее, чем прежде. Не так ли?

– Мне хотелось бы так думать, – сказала она. – Я поняла, что моя жизнь – в моих собственных руках, поняла, что я не в праве обвинять кого-либо.

– Изабелла, вы согласны стать моей женой? – спросил он неожиданно.

Она подняла голову и посмотрела на него в изумлении.

– О… Дэниел, мне очень жаль, но нет.

– Хотя мне известно ваше прошлое? Хотя я утверждаю. что псе это не меняет моего отношения к вам?

Она закрыла глаза.

– Дэниел, я не могу. О, я не могу.

– Я так и думал, – сказал он, поднимаясь. – Но вы прервали все отношения с ним, не так ли? Я предполагал, что вам больше ничего не остается. Он ведь женатый человек. Мне очень жаль вас, Изабелла. Очень жаль. Я желаю нам счастья и буду молиться за вас.

Он тихо вышел, а она снова склонилась над вышивкой.

Дэниел не появлялся несколько недель, хотя Мириам не раз приглашала его с собой, когда отправлялась к подруге.

И вот он наконец зашел. Он пришел в конце дня и принес для нее письмо.

– На вашем месте я отправил бы его обратно, не вскрывая, – проворчал Дэниел, передавая ей конверт. – Я советую вам сделать так, потому что я ваш духовник, Изабелла.

Вы справились со своей слабостью и близки к тому, чтобы выиграть эту битву. Позвольте мне вместо вас отослать это письмо обратно. Можно и уничтожить его, не читая.

Флер взяла конверт и увидела на нем печать герцога Риджуэй. Судя по всему, и почерк был его же. Прошло более четырех месяцев, как они расстались. Но ей казалось, что прошло четыре года, а может быть, сорок лет или даже четыре столетия.

– Благодарю вас, Дэниел, – сказала она.

– Будьте сильной, – сказал он. – Не поддавайтесь соблазнам.

Флер не ответила. Она молча смотрела на конверт.

Бут повернулся и ушел, не сказав больше ни слова.

Флер вздохнула. Ей вдруг показалось, что она ненавидит герцога. Снова ненавидит…

Флер тосковала по нему, хотя и понимала, что не увидит его больше и не получит от него ни строчки.

И все же он написал ей и разбередил еще не зажившую рану. Теперь она уже никогда больше не поверит ему, а он долго будет терзать ее, может быть, всю жизнь.

Дэниел прав. Она должна отправить письмо обратно, не вскрывая его, чтобы герцог понял, что она сильнее, чем он. Или уничтожить письмо, не читая? Надо отдать ее письмо Дэниелу. Пусть отправит его в Уиллоуби или сожжет.

Флер прошла в гостиную и положила конверт рядом с вазой, стоявшей на фортепиано. Потом в задумчивости уселась в свое любимое кресло.