"Сети любви" - читать интересную книгу автора (Бэлоу Мэри)

Глава 7

Лорд Иден решил пойти на бал к герцогине Ричмонд, хотя его дивизион был уже под ружьем и было совершенно ясно, что он к утру выступит. Особняк на улице Бланшиссери был заполнен офицерами. Возможность развлечься давала выход той нервной энергии, которую было трудно – да просто невозможно – сдержать.

Лорд Иден танцевал, улыбался, разговаривал с дамами и слушал многочисленные противоречивые сообщения о том, что происходит, и догадки о том, что будет происходить на границе Франции и Бельгии. Он, как и все, искал глазами герцога и недоумевал, что может означать его отсутствие.

Он как раз держал под руку Сьюзен Дженнингс, отводя на место после танца, когда шотландские солдаты, одетые в костюмы шотландских горцев, вошли строем в бальный зал под музыку волынок, развлекая собравшихся народными мелодиями. Трудно было представить себе, что вот эти солдаты пойдут в бой еще до наступления следующего дня. Впрочем, и в их бравурных мелодиях чуткое ухо уловило бы почти осязаемое напряжение, как и во всем бальном зале.

– Они просто чудо! – воскликнула Сьюзен. – Всякий раз, когда я вижу их, жалею, что я не шотландка.

– Что, Сьюзен, ваш муж уже уехал? Я что-то его не вижу, – спросил лорд Иден и тут же пожалел о своем вопросе.

– Он еще здесь, – ответила она. – И пожалуйста, не нужно говорить ни о каких отъездах. Я могу упасть в обморок при одной мысли об этом.

– Вы, Сьюзен? – улыбнулся он. – Дорогая, у вас гораздо больше храбрости, чем вы хотите показать. Вы были в Испании. И вы остались здесь.

– Я стараюсь быть храброй, милорд, но я всего лишь бедное робкое создание, как вы знаете. Для своих близких я просто бремя. – По ее щеке скатилась слезинка. – Благодарю вас. Мой муж временами бывает со мной резковат. Хотя я не верю, что он хочет быть со мной недобрым.

Лорд Иден улыбнулся и с облегчением увидел, что оркестр готов заиграть следующий танец. На этот танец он пригласил Мэдлин.

Герцог Веллингтон прибыл на бал после полуночи. Его появление, которого все ждали с надеждой, внесло неутешительную ясность. Он признался в конце концов, что войска выступают завтра.

Позже, во время ужина, доставили депешу принцу Оранскому, сообщавшую о том, что Шарлеруа разбит и французы уже углубились в бельгийскую территорию почти на двадцать миль. Большая часть офицеров тут же ушли, чтобы присоединиться к своим полкам.

Лорд Иден, прежде чем уйти, отыскал Мэдлин. Он увлек сестру в коридор за бальным залом, но побыть наедине не было почти никакой возможности. Впрочем теперь два человека могли побыть наедине, просто глядя друг другу в глаза.

Она припала к его рукам.

– Вы идете, Домми? – спросила она. – Я всегда терпеть вас не могла за бессмысленные поступки. Но, прожив здесь некоторое время, увидела, что ваше намерение вполне обоснованно. Вы нашли героическое применение вашей жизни. Я горжусь, что мы с вами близнецы.

Он был бледен.

– Мэд, – сказал он, сглотнув, – я всегда терпеть не мог этого. Вы знаете. Что я могу сказать, что имело бы какой-то смысл?

Она улыбнулась.

– Ничего, – ответила она. – Нам с вами не нужны слова. Просто идите, Домми. Да, дорогой мой.

Он так стиснул ее ладонь, что она закусила от боли губу. Целуя ее, он держал ее за руки.

– Я вернусь, – сказал он и вдруг улыбнулся, как улыбался в детстве, а потом повернулся и сбежал вниз по лестнице.

Она тоже улыбалась, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду. И тогда веер в ее руках сломался напополам.

Лорд Иден, когда зашел переодеться, нашел капитана Нортона уже готовым, оживленным и подтянутым, ибо настала пора действовать.

– Ступайте, не ждите меня, – сказал лорд Иден, подумав, что капитан решил его подождать. – Я обещал зайти за Симпсоном в случае чего. Мы где-нибудь встретимся с вами.

– Не задерживайтесь. Иначе пропустите всю потеху, – хмыкнул Нортон.

– Ни в коем случае! – в тон ему отозвался лорд Иден, швыряя на пол шелковую рубашку и тут же наступая на нее, устремившись за сапогами.

Как выяснилось спустя полчаса, Чарли не спал, когда лорд Иден постучал в дверь его квартиры. Там горел свет. Когда Чарли открыл дверь, Доминик увидел, что его друг, как и следовало ожидать, полностью готов.

– Пора, – сказал Чарли, но миссис Симпсон все стояла и смотрела на мужа. Затем ее взгляд обратился на лорда Идена.

Она протянула ему обе руки и прошептала:

– Берегите себя.

– Да. – Он улыбнулся и взял ее руки. – И вы тоже, сударыня.

В ее присутствии он ощущал удивительный покой. Он никогда не мог понять, откуда бралось это ощущение. Пожалуй, все-таки Чарли можно позавидовать. И он сжал ее руки.

– Возвращайтесь обратно, – ровным голосом проговорила она. – Пожалуйста, возвращайтесь.

– Хорошо, – сказал он.

А когда он отпустил ее руки, она обняла его и подняла к нему лицо, ища его поцелуя. И он не почувствовал ни тени того ужасного страха, который охватывал его при прощании с остальными – с Эдмундом и Александрой, с их детьми, с Мэдлин. Только некий покой, когда он поцеловал ее, а потом прижал к себе и втянул аромат ее волос, преследовавший его потом несколько дней. И еще – прилив энергии, которая уже не была нервной энергией, но целеустремленным желанием пойти и сделать дело, которому его обучили.

Он улыбнулся Эллен Симпсон, и она отодвинулась от него.

– Благодарю вас, сударыня, – сказал он и бодро взглянул на Чарли, спокойно стоявшего в той же комнате. – Я подожду вас на улице, – обратился он к своему другу.

Эллен повернулась к мужу и посмотрела на него так, словно видела его с другого берега реки. Он протянул к ней руки.

– Ну, девочка моя, – сказал он.

– Чарли! – Она приникла к нему, уткнувшись лицом в его плечо.

А он побаюкал ее в своих объятиях. Они говорили друг с другом без слов, слыша то, чего не слышали остальные. Наконец он отстранил ее от себя и сжал лицо в ладонях.

– Мое драгоценное, драгоценное мое сокровище! – прошептал он и поцеловал легким поцелуем в губы. – Любовь моя.

– Теперь идите, – сказала она, как всегда говорила в таких случаях.

И когда дверь за ним тихо затворилась, она расправила плечи и подняла подбородок. Двигаться она не могла.

Пока что.

Ну вот. Дело сделано. Она послала мужчин идти своим путем, и оставалось только ждать, вернутся ли они оба – или один из них.

Чарли, ее любовь. Свет ее жизни. Драгоценный, единственный свет. Единственный человек на всем свете, ради которого она с радостью, да, с радостью умерла бы. Единственный человек, о жизни без которого она не могла бы – не смела даже – думать.

А лорд Иден… Доминик. Друг мужа. Ее друг. Красивый, очаровательный лорд Иден, в котором в последнее время она против собственного желания увидела мужчину. Очень привлекательного мужчину, сверстника. И теперь он ушел вместе с Чарли на бойню, на войну. Может быть, она никогда больше его не увидит.

Она с любовью отпустила его идти своим путем. Поцеловала его, как это сделала бы мать. Или сестра. Пожалуй, немного иначе.

И Чарли ушел.

Чарли ушел…

Она все еще смотрела на дверь, пока в конце концов та не расплылась у нее перед глазами.

Никогда еще утреннее пробуждение не было для Мэдлин таким кошмаром. День она начала плохо, встала к раннему завтраку, хотя почти не спала. Леди Андреа держалась в своей обычной манере – бодро и сердечно, хотя полковник, покинув бал, даже не вернулся домой, чтобы переодеться в форму. Исключая слуг, дамы были в доме одни. Мистер Мейсон, отец леди Андреа, отправился разузнать о последних новостях.

Выяснилось, что им предстоит провести день, запасаясь всем, чем можно, освобождая комнаты от ненужной мебели и собирая множество простыней, одеял и подушек.

– Скоро станет не важно, кто мы – служанки из таверны, королевы Англии или нечто среднее, – сказала леди Андреа. – Сюда будут приносить раненых, и мы опомниться не успеем, как для них не будет хватать места даже на улице.

Мысленно представив себе раненых, Мэдлин побелела – это будут те же самые офицеры, которых она видела в блестящей толпе на прогулках и танцующими на балу у герцогини Ричмонд.

– А хирурги будут? – спросила она.

– Наверное, но они будут там, на поле сражения, – сказала ее подруга, на которую, кажется, ужасный смысл ее слов не произвел никакого впечатления. – Раненые, которых будут привозить сюда, окажутся на нашем попечении. Будьте к этому готовы.

– У меня нет никакого опыта. Я не знаю, как поступать. – И Мэдлин смущенно покраснела.

Леди Андреа засмеялась своим лающим смехом.

– Вы все поймете, дорогая моя девочка. Уже завтра в это время или послезавтра вы все будете знать. Беда научит.

Но Мэдлин усомнилась все же в своих возможностях. Она даже не сумеет загнать себя в кухню и готовить бульон для раненых – она не умеет стряпать. А при виде крови ей делается дурно.

– Не беспокойтесь, – сказала леди Андреа, похлопав ее по руке и решительно вставая из-за стола. – Когда придет время, вы будете слишком заняты, чтобы помнить о том, что вы – изящно воспитанная молодая дама.

Может быть, здесь есть доля истины, думала Мэдлин, весь день колеся по улицам города без горничной или сопровождающей дамы. Как ни странно, люди шли по своим обычным делам как ни в чем не бывало, хотя улицы были запружены различными средствами передвижения, груженными тюками багажа и мебелью.

Люди толпами покидали Брюссель. Но как рассказал Мэдлин случайно встреченный ею знакомый, это было не так просто. Кто пытался уехать по каналу до Антверпена на барже, обнаружил, что нанять ее невозможно. По приказу герцога все они были конфискованы для нужд артиллерии. Лошадей продавали по безумным ценам, самые примитивные повозки стоили целое состояние. И людей охватила паника.

Мэдлин радовалась, что дел у нее более чем достаточно.

На панику и даже на тревогу за Домми времени не оставалось. Она скупила все бинты и пузырьки с настойкой опия у одного аптекаря и поспешила домой.

Новостей особых не было, хотя мистер Мейсон в течение дня время от времени продолжал делать вылазки в город, да и обе леди постоянно выходили из дома по каким-то делам. Но во второй половине дня все услышали громовые раскаты. Мэдлин, которая в это время находилась на улице, удивленно подняла глаза – ни у нее над головой, ни на горизонте грозовых туч не было. Внезапно она поняла, что это означает, и колени у нее подкосились.

Доминик!

В торопливо идущей впереди нее по улице женщине со склоненной головой она узнала миссис Симпсон и обрадовалась. Непроизвольно схватив ее за руку, она почти прокричала:

– Вы тоже слышите?

Эллен вздрогнула и подняла на нее глаза.

– А, леди Мэдлин, – сказала она, – это вы. Ах, дорогая, вам ведь никогда еще не приходилось этого испытывать? Наклоните голову резко вперед и сделайте несколько глубоких вдохов. Давайте я немного пройду вместе с вами. Я иду в бакалейную лавку. Моя бедная горничная закатила сегодня утром истерику. Бедняжка, она только что приехала из Англии. Мне удалось устроить ее в экипаже наших соседей, которые едут домой через Антверпен.

Спокойные ноты ее голоса ободрили Мэдлин.

– Я очень глупая, – сказала она. – Мне стыдно за себя.

– Стыдиться нужно было, если бы вы ничего не почувствовали, услышав стрельбу, – возразила миссис Симпсон. – Не надо конфузиться из-за своей чувствительности. Когда начнут прибывать раненые – а они непременно начнут прибывать к завтрашнему дню, – вы увидите, что у вас есть силы, о которых вы даже не подозреваете.

– Именно так говорит и леди Андреа. Боюсь только, что я опозорюсь… Как вы думаете, они сейчас там, откуда слышится стрельба? – спросила Мэдлин. – Я имею в виду Доминика… И капитана Симпсона.

– Не знаю, – ответила Эллен. – Сейчас ничего нельзя знать в точности. И это самое плохое в сражении – в неопределенности. Вы должны приучить себя не думать об этом. Заставьте рассудок как бы отупеть. Когда привезут раненых, у вас не будет времени думать. Каждый страдающий человек станет вашим братом, и вы будете ходить за ним, думая, что где-то какая-то другая женщина будет делать то же для лорда Идена.

– Вы тоже в каждом раненом видите вашего мужа? – спросила Мэдлин, заранее предвидя ответ. И вдруг ее осенила ужасная мысль:

– А как же убитые? Их тоже привезут сюда? Или их оставляют там?

Эллен сжала ее руку до боли.

– Не думайте об этом. Доминик вернется. Я обещаю. Хотите, я провожу вас домой?

– Нет. – Мэдлин покачала головой. – Мне стыдно за свои мысли. Я никогда больше не смогу посмотреть вам в глаза. Вот лавка бакалейщика. Вам сюда? Мы, вероятно, увидимся на днях. Большое вам спасибо.

Самое постыдное, думала она по дороге домой, – это то, что она забыла, зачем ходила. Почему оказалась в городе и одна бродила по улицам? Подсмеиваясь над собой, она вдруг представила себе, как они будут через много лет хохотать над ее рассеянностью с Домми, Эдмундом и мамочкой.

Канонаду она ощущала всем телом – начиная от макушки и полей шляпки и кончая носками своих туфелек.

Бой шел на двух направлениях. Герцога Веллингтона все же застигли врасплох. Все французские войска сосредоточились на юге. Сам Бонапарт стоял во главе частей, брошенных против пруссаков у Линьи, вопреки предположению противника, что он до поры стоит со своими отборными частями у западной границы. В семи милях оттуда маршал Ней повел в атаку свои части против немногочисленных союзных войск, занявших позиции на пересечении дорог у Катр-Бра. Большая часть армии Веллингтона все еще находилась в пути между Брюсселем и Нивелем на северном направлении.

Вся заваруха, наверное, кончится прежде, чем они туда доберутся, ворчали люди лорда Идена, пробираясь по грязи к югу от Мон-Сен-Жана, где они ждали соответствующего приказа. Несколько часов просидели они изнывая от скуки, от нечего делать глазели на девушек, пытаясь выучить по-голландски пару слов покруче, чтобы заставить краснеть красоток. А на утреннем марше какой-то юный солдатик, приняв бравый вид, уверял товарищей, что смог позабавиться с одной и без языка.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нужен язык в забавах с девчонкой? – раздался чей-то насмешливый голос из рядов; шутник был вознагражден взрывом хохота.

– Шел бы ты, парень, обратно в школу, может, чему-то еще и научился бы, – раздавались реплики.

Отвлекаясь на шутки и смех, они с внутренним беспокойством прислушивались к стрельбе впереди.

– Джонни побьют прежде, чем мы подойдем, и вся наша работа будет – рыть могилы для убитых. Уж вы мне поверьте, – бубнил какой-то глухой голос. Говорившего не поддержали, но никто и не остановил его.

Еще до конца дня самые нетерпеливые стрелки Девяносто пятого полка все же смогли удовлетворить свое любопытство. Когда в половине четвертого они прибыли на место, положение союзных войск было довольно затруднительным. Брауншвейгцы же были сильно потрепаны, а герцог Брауншвейг погиб. Шотландские горцы Девяносто второго полка Гордона были почти полностью рассеяны. Кавалерия все еще не прибыла. Только присутствие герцога Веллингтона, хладнокровно разъезжавшего верхом вдоль линии фронта и полностью игнорирующего собственную безопасность, словно он был заговорен, удерживало людей от паники и бегства.

Холмистый характер местности сыграл союзникам на руку. Если бы маршал Ней видел ситуацию противника, он понял бы, что герцог Веллингтон на сей раз не прибег к своему обычному тактическому приему – придержать основную часть своей армии, спрятав ее за каким-либо укрытием, чтобы бросить в бой в подходящий момент; он смело ринулся в наступление, надеясь на быструю победу.

Как бы там ни было, Девяносто пятый полк был прямо с марша брошен в бой; оставшиеся через какое-то время в живых так толком и не смогли оглядеться, чтобы оценить ситуацию, понять участь, постигшую друзей и товарищей, а также всю армию в целом. Что это, победа или поражение? Они занимали все ту же позицию, что и в начале боя; французы отошли с наступлением ночи. Но что будет утром? Бросится ли старина Ней в атаку с первыми лучами солнца? Хватит ли у них сил противостоять? И что произошло у Линьи, где, как они слышали, сам Бони атаковал пруссаков?

Будьте уверены, старина Блюхер их удержит, говорили одни. Но ведь сам Бонапарт идет впереди атакующих, говорили другие. И на это ответить было нечего.

Убитых оказалось много. Очень много. Люди настороженно оглядывались, ища глазами живых. Кто-то уже горевал о павшем друге, кто-то надеялся найти его среди раненых. Иные хоронили павших товарищей, если их можно было подобрать, не рискуя жизнью. В противном случае, увы, их оставляли на поле боя.

Легкораненые или упрямцы, которые решили не признаваться в своем состоянии, перевязывали свои раны, подшучивая над товарищами.

– Ты бы смазал свою повязку грязью, – советовал кто-то храбрецу, решившему продолжать сражаться, хотя на лбу у него зияла страшная рана, – не то Джонни станет пулять в нес как в мишень для практики.

– Пустяк, царапина, – куражился молодой солдатик, который не знал иного применения языку, кроме как для разговора, перед дородным хирургом, перевязывающим ему руку. – И бинтовать не стоит.

Хирург, более внимательный, чем многие его коллеги, добрыми глазами посмотрел на юношу и промолчал, что лицо у того одного цвета с бинтами. Лишь заметил, взъерошив пареньку волосы:

– Все, друг, пока отвоевался.

Лорд Иден, отыскав капитана Нортона и капитана Симпсона, с облегчением вздохнул.

– Славная была драка, – сказал он, присев рядом с ними на корточках.

– Да, недурственная практика для новичков. Чтобы разогреться.

Лорд Иден усмехнулся.

– Но вы ведь не думаете, Чарлз, что Бони подожмет хвост и даст деру?

Капитан фыркнул.

– Упадет ли солнце с неба? – ответил он вопросом на вопрос. – Вряд ли… Вопросик для новобранца. Только он осмелится ответить на него. Больше вы меня на него не поймаете. Подойду-ка вон к тому бедолаге. – Он указал глазами на молоденького новобранца. – Ставлю про заклад месячное жалованье, что сейчас он вспоминает свою матушку.

Лорд Иден грустно улыбнулся, когда Чарли, бросив пару слов этому малому, после которых тот заулыбался, отправился утешать следующего.

Он подумал, что пора устраиваться на ночлег, без особого энтузиазма поглядывая на негостеприимную землю. Подобно капитану Симпсону (и в отличие от многих других офицеров), лорд Иден всегда располагался на отдых вместе со своими людьми, не заставляя их создавать ему какие-то более комфортные условия.

Эллен с самого утра бродила по улицам, будучи не в силах оставаться в четырех стенах. Она понимала, что город может быть полон всяких слухов и домыслов, но даже полуправда казалась ей предпочтительнее тишины, буквально давившей ее всю ночь, когда стрельба стихла…

Слухи один страшнее другого. Рано утром, когда тяжелая артиллерия двинулась через Брюссель по направлению к фронту, пополз слух, что она отступает. Паника возросла, когда бельгийская кавалерия промчалась через город, крича, что все пропало и французы идут за ними по пятам… Тревога оказалась ложной. Потом она услышала, что у Линьи разбиты пруссаки, а генерал Блюхер серьезно ранен. Никто не знал, что происходит у Катр-Бра, кроме того что войска там несут тяжелые потери.

Эллен вслушивалась во все это не очень внимательно. Она смотрела на раненых, которые уже просачивались в город, – унылые стайки вместо того войска, что еще два дня назад доблестным маршем вышло из города. Внимательно, с мучительно падающим сердцем всматривалась она в каждого. Нет, это не они… не они. Впрочем, искать их бессмысленно.

Тогда Эллен решила, что нужно сходить домой и запастись бинтами, чтобы помочь тем, кто нуждается в помощи. Мимо двери ее дома брел молодой солдат.

– Глоток воды, леди, – сказал он каким-то извиняющимся тоном, когда она подошла к нему. – Я живу в Сомерсете, леди. Глоток воды, пожалуйста.

– Войдите, – сказала она, обхватив его за пояс и увлекая в дом. – Я сейчас наложу вам на руку повязку с обезболивающей мазью и приготовлю для вас теплую удобную постель. И конечно, вы утолите жажду.

Он ведь совсем ребенок, с ужасом подумала она. Вряд ли ему исполнилось шестнадцать.

– Пулю мне вынули, – прошептал юноша. – Думал, руку отрежут. Не трогайте меня, леди. Оставьте меня. Не трогайте.

– Вы ляжете в постель, – ласково сказала она. – Я не сделаю вам больно, друг мой. А потом вам станет гораздо лучше. Увидите. Представьте себе, что я ваша матушка. У вас есть матушка?

«Отрежь рукав и сними повязку – осторожно, дюйм за дюймом, – приказывала она себе, – открой красное распухшее мясо… и шепчи слова утешения мальчику, который сражался вчера, как мужчина, и теперь изо всех сил старается не расплакаться, как дитя. Говори с ним. Улыбайся ласково ему в глаза. Пусть он знает, что его любят. И притупи свой разум. Не думай о тех… не думай!»