"Сети любви" - читать интересную книгу автора (Бэлоу Мэри)

Глава 5

Весь май и начало июня того памятного 1815 года казалось, что оправдаются слова, которые говорили сыновья встревоженным матерями, мужья – женам, братья – сестрам: предсказания о том, что побег Наполеона с острова Эльба и бегство короля Франции в Гент ни к чему опасному не приведут. Европа надеялась, что все кончится миром, что «старина Бони» никогда не сумеет собрать достаточно большую армию, которая представляла бы угрозу армии, которую собирал в Бельгии герцог Веллингтон, и прусской армии маршала Блюхера, двигающейся ему на помощь. Но даже если Наполеону это удалось бы, он еще крепко подумал бы, прежде чем атаковать силы, во главе которых стоят такие опытные полководцы.

И тем не менее ходили слухи, что французская армия под предводительством своего императора в настоящее время стала больше, чем когда-либо, и что она приближается к Бельгии. На Брюссель ее ведет сам Наполеон. Разумеется, слухам никто не верил, а тех, кто верил, высмеивали. И все же – кто знает? А вдруг это корсиканское чудовище поднимет голову? Ведь он сумел бежать с Эльбы – а разве его не охраняли английские солдаты?..

Так что приготовления союзников продолжались. Батальоны и бригады, уже находившиеся в Брюсселе, проводили строевые учения и готовились к битве не на жизнь, а на смерть. Почти каждый день в страну вливались новые батальоны, часть которых была укомплектована новобранцами; они расквартировывались неподалеку от Брюсселя.

Но при этом развлечения продолжались: балы, театры, придворные приемы, пикники утром и при лунном свете, Молодые люди, понимающие, что дни их, возможно, сочтены танцевали и флиртовали с каким-то отчаянным весельем. Молодые дамы, которые не хотели верить, что война приближается, но втайне не верили в свой самообман, предавались удовольствиям, окружая себя толпой поклонников в блестящих мундирах.

Вернувшись однажды вечером с прогулки по парку, граф Эмберли уложил в постель сына, уснувшего у него на плече, хотя малыш отчаянно сопротивлялся, утверждая, что нисколько не устал и спать не хочет. Алекс в это время укачивала дочурку. Граф, взяв жену за руку, вывел ее из детской в гостиную.

– Бедняжка Кристофер, – со смехом сказала молодая женщина, – он страшно рассердится завтра, узнав, что уснул без чая. Малыш набегался по берегу за лебедями, бросая им корм. Он был поистине неутомим. А я устала, Эдмунд. Давайте пить чай здесь, а не в парадной гостиной. Тут так уютно!

– Я хочу поговорить с вами, – сказал лорд Эмберли, дергая за шнурок, чтобы горничная принесла чай.

– Звучит настораживающе, – улыбнулась в ответ жена и потянула его за руку, усаживая рядом на диван.

– Вскоре нам придется возвращаться домой, дорогая, – начал он.

– В Эмберли? – Она побледнела. – Значит, уже скоро?

– Уже близко, – ответил он, пытаясь улыбнуться как можно беззаботнее.

– Но мы не можем оставить здесь Доминика, – возразила она. – Мы ведь приехали ради него, Эдмунд. А как заставить уехать Мэдлин? У нее будет истерика. И потом… ведь здесь мы в полной безопасности, не так ли?

– Я очень верю в герцога, – сказал он. – Но не могу рисковать, Алекс, вручая ему жизнь моей жены и детей. Мы должны уехать. Не сейчас. Но я думаю, скоро. Я хочу, чтобы вы были готовы.

– Нет. – Она покачала головой. – Нет, я не хочу уезжать. Это будет проявлением трусости, Эдмунд. И как можем мы вернуться в Англию, не зная, что происходит здесь? Опять будет как в Испании.

– Я не могу без крайней надобности подвергать вас опасности, Алекс, – возразил он. – Тем более детей. Я прошу прощения, но это не предмет для обсуждения. Я так решил.

– Вы решили? А как же ваше обещание, что я всегда могу спорить с вами, что я никогда не должна чувствовать себя обязанной подчиняться вам только потому, что вы мой муж? Сейчас я хочу спорить.

Горничная и лакей принесли чай с печеньем, и графине пришлось умолкнуть.

Когда они снова остались одни, лорд Эмберли улыбнулся.

– Пожалуйста, спорьте, любовь моя, – сказал он. – Можете даже подраться со мной, если хотите. Но я не дам вам одержать верх. И не говорите, что это несправедливо, Алекс. Иногда чувствуешь себя настолько уверенным в чем-то, что не хочешь менять свое решение. Как было с нашим приездом сюда? Вы очень настаивали на своем, зная, как я тревожусь о Доминике. Помните?

– Терпеть вас не могу, – отозвалась она. Он усмехнулся.

– Давайте лучше переменим тему разговора, раз уж мы договорились до неприятных вещей.

– Нет, – сказала она. – Вы говорили, что я могу спорить и доказывать. Тогда давайте пойдем на компромисс, Эдмунд. Я повезу детей домой. А вы останетесь здесь. Вы нужны Доминику.

– Нет. – Он обхватил ее лицо ладонями. – Мы не нужны здесь Доминику, любовь моя. Он занят службой, будет лучше исполнять свои обязанности, если не будет зависеть от нас, наших чувств к нему. Помните, от его спокойствия и уверенности зависит благополучие и даже жизнь множества людей. Нам же остается только уповать на то, что он уцелеет еще в одном сражении. Оставаясь здесь, мы не сможем сохранить ему жизнь. А мой долг – оберегать вас, Алекс, и детей.

– А когда и как вы сообщите эту новость Мэдлин?

– Очень осторожно, – ответил он с грустной улыбкой. – Я ожидал, что вы будете протестовать более решительно. Но сестра мне еще покажет!

– Это начнется очень скоро? – спросила она. Он покачал головой:

– Невозможно что-либо предсказать точно. Но когда это в конце концов начнется, все бросятся из Брюсселя к портам. Будет паника.

Она кивнула.

– Терпеть не могу, когда вы такой умный и во всем правы, – сказала она. – Чай остынет.

– Рискуя шокировать ваш деликатный слух, любовь моя, я скажу: к черту чай! Поцелуйте меня…

Мэдлин, гуляя в парке с братом, невесткой и их детьми, встретила на его аллеях Эллен и Дженнифер Симпсон.

Мэдлин очень расположилась к этим двум леди. Дженнифер напоминала ей ее самое в таком же возрасте. Казалось, девушка может развлекаться до бесконечности; жизнь била в ней ключом, и мужчины тянулись к ней, как пчелы к яркому цветку.

Эта девушка определенно расположена к Доминику, думала Мэдлин. Она вся вспыхивает, когда видит его, и смотрит на него чуть ли не с обожанием. Но любит ли она его? Или просто видит в нем героя? А сам Доминик? Он ей симпатизирует, танцует с ней на всех балах, сопровождает в театр, водит на прогулки в парк, ездит верхом по аллее Верт за городской стеной, бывает почти каждый день у ее отца. И смотрит на девушку не так, как обычно смотрит на тех, с кем флиртует, – бережно, с нежностью.

Но любовь ли это?.. Ее настораживало то, что он не рассказывал ей о своих чувствах к Дженнифер, как было у них заведено. Мэдлин не знала, как отнесется к тому, что мисс Дженнифер Симпсон станет ее невесткой. Девушка ей нравится… Но почему-то кажется, что она не пара Доминику. Впрочем, подумала Мэдлин, и колени у нее подкосились от этой мысли, может статься, что вскоре этот вопрос окажется совершенно неуместным.

– Вам не кажется, что это просто невероятно: стоят такие чудесные дни? – обратилась она к дамам. – Интересно, в Англии такая же волшебная весна?

– Погода изумительная, – отозвалась Эллен Симпсон. – Вы бы ценили здешний климат еще больше, леди Мэдлин, если бы провели несколько лет в Испании. Там в эту пору стоит палящий зной и очень пыльно, а то вдруг зарядят ливни.

– Доминик писал нам об этом. Это, наверное, ужасно. Я всегда плакала, читая его письма, – отозвалась Мэдлин.

– Но в этом есть и свои положительные стороны, – продолжала Эллен. – Кое-кого жизнь в таких условиях разрушает. Но всех прочих заставляет сплотиться. В Испании люди относились друг к другу по-товарищески. Я видела множество примеров огромной доброты и самоотверженности. Ирония судьбы заключается в том, что солдаты, призванные убивать, зачастую бывают куда добрее и великодушнее прочих людей. Суровая жизнь выковывает в мужчине характер. И это не пустые слова, которые говорит офицер-вербовщик, – с улыбкой добавила она.

«Такая жизнь выковывает характер не только в мужчинах, – подумала Мэдлин. – Испания помогла воспитать характер и Эллен Симпсон».

Леди Лоуренс и Мэйзи Хардкасл сделали все возможное, чтобы вызвать скандал в свете: миссис Симпсон, которую принимали в лучших домах Брюсселя как жену капитана Симпсона, – дочь графини Хэрроуби! Мэдлин вообще не придала значения этому факту; Александра и Эдмунд знали только, что у графини Хэрроуби репутация женщины беспутной, которая живет отдельно от своего мужа-графа.

Мэдлин не спрашивала у Доминика, что ему известно обо всей этой истории. Домми дружен с капитаном, и она стеснялась задавать ему такие сугубо личные вопросы, что сильно походило бы на сплетни. Хотя Мэдлин поняла: миссис Симпсон – незаконная дочь графини.

Была ли миссис Симпсон осведомлена о разговорах скандального толка вокруг ее имени? Скорее всего – да. Но к ее чести, она держалась как истинная леди: с достоинством и дружелюбием – как и всегда.

– Вон идет папа! – воскликнула Дженнифер, когда они проходили мимо озера. – И лорд Иден.

– Они сегодня рано закончили дела, – заметила Эллен. – И вид у обоих усталый.

Они оба улыбались, и Мэдлин подумала: Домми всегда улыбается, когда он устал.

Капитан подмигнул дочери и поклонился Мэдлин, а потом улыбнулся жене такой улыбкой, которая уже начала вызывать у Мэдлин зависть.

– Чарли, вы устали и хотели бы отдохнуть. – Эллен подошла к мужу.

– Не настолько, чтобы не прогуляться вместе с вами, – ответил он, предлагая ей руку.

Больше Мэдлин ничего не расслышала, потому что ее больше интересовал разговор брата с Дженнифер. Глаза у Доминика заискрились смехом – видимо, он сказал девушке что-то забавное. Мужчины явно бодрились, но миссис Симпсон было не так-то просто провести. Она ласково потребовала, чтобы супруг проводил ее и дочь домой.

Ее примеру последовала и Мэдлин, еще раз подивившись чуткости Эллен Симпсон.

– Да, – проговорила она, попрощавшись с супругами, – миссис Симпсон была права. Вы устали, Домми. У вас, очевидно, был слишком напряженный день.

– Я не привык, чтобы женщины кудахтали надо мной, Мэд, – сказал он, мгновенно посерьезнев. – В прежние времена я непременно отправился бы пить чай к Чарли и надоедал бы ему разговорами, пока мы оба не захотели бы спать. А миссис Симпсон потихоньку унесла бы поднос, чтобы мы во сне не свалили его на пол.

– Бедная леди, – проговорила Мэдлин, смеясь. – Она, наверное, очень терпелива. Я бы растолкала вас и потребовала, чтобы мужчины меня развлекали.

– Вы бы так и сделали, Мэд. Но дело в том, что она его любит. И я бы давно женился, если бы встретил женщину, которая полюбила бы меня так же.

– Домми, все же скажите, что связывает эту пару? – решилась на откровенный вопрос Мэдлин. – Ведь они совершенно не подходят друг другу. Но когда они вместе, то просто сияют от счастья. Такое нужно запретить, верно? Чтобы не вызывать зависть окружающих.

– Конечно, – согласился он. – Должен быть такой закон. Но главное мне еще предстоит сказать: вам, дорогая, придется вернуться домой.

– Вы хотите сказать – в Англию, да? – Она мгновенно напряглась, – Я не поеду.

– Нет, поедете, – проговорил он очень сурово. – Здесь будет очень жарко, Мэд, и я не хочу, чтобы вы застряли в этих местах. Примерно через неделю Эдмунд увозит детей и Александру. Я говорил с ним об этом вчера. И еще я обещал Чарли, что попытаюсь устроить так, чтобы миссис Симпсон с Дженнифер поехали с ними. И вы тоже.

– Я не поеду. – Голос Мэдлин дрожал.

– Я знал, что вы заупрямитесь, – сказал он. – Но вам придется уехать, Мэд. Вы не можете оставаться здесь без Эдмунда. И во всяком случае, это будет нехорошо. Вы знаете, что случается с женщинами, когда город отдают на разграбление?

– Брюссель не отдадут на разграбление, – возразила она. – Если вы не верите в нашу армию, так я в нее верю.

– Разумеется, я в нее верю. Я сам часть этой армии. Но не намерен играть жизнью моей сестры. Или ее честью. Вы уедете, даже если мне придется нести вас на руках до Антверпена, брыкающуюся и вопящую.

– Я тут же вернусь обратно, – сказала она. –И я не упряма и не веду себя как ребенок – ничего подобного, зря вы меня хотите в этом обвинить. Вы – половина моей жизни, Домми, и я вас не оставлю. Не могу. Если вы меня отошлете, это меня убьет. Эдмунд – другое дело. Главное вы, Домми. Здесь останутся многие. И я останусь с кем-то из них. Может быть, с леди Андреа Поттс. Это мой друг, и она останется, потому что ее муж – полковник. Я не поеду, Домми. И не пытайтесь уговорить меня. – Голос ее дрожал, ей никак не удавалось справиться с собой.

– Это же глупо, Мэдлин. Вы никак не можете мне помочь, оставшись здесь. Мне только придется волноваться за вас.

– Стало быть, пришло и ваше время волноваться, – с вызовом сказала она. – Я, Домми, вот уже три года испытываю нечто большее, чем просто волнение.

– Ну и ну, – протянул лорд Иден, – вы, сдается, плачете, Мэд? А ведь нам нужно еще пройти мимо вон тех трех джентльменов, прежде чем мы окажемся у дома Эдмунда. Черт побери, вы ведь никогда не плачете!

– А теперь вот плачу, – сердито проговорила она, всхлипывая и пряча голову за его плечом, чтобы случайные прохожие не увидели ее позора. – Вы не должны отсылать меня, Домми. Я вам еще пригожусь. Вас могут ранить. Вас могут… Ах, Домми, а вдруг я вам понадоблюсь!

– Ну что за глупышка! – воскликнул он. – Увидите, что скажет Эдмунд. Если вы и дальше будете упрямиться, ему это совсем не понравится.

– Эдмунд все поймет! – возразила она. – Эдмунд не ведет себя с женщинами, словно это слабые бессловесные существа, которых надо опекать на каждом шагу. Во всяком случае, это прекратилось, когда он женился на Александре. Он поймет и позволит мне все решить по-своему.

– Глупышка, какая же ты глупышка! – в сердцах проговорил лорд Иден.

У капитана Симпсона был свободный день, и он прогуливался с Эллен по аллее Верт – великолепной длинной улице, обсаженной двумя рядами лимонных деревьев; с одной ее стороны протекал канал. Спокойный, уютный уголок, обманчиво спокойный, если учесть, что большинство прогуливающихся мужчин были в военной форме, и если вспомнить, что войскам, расквартированным в Брюсселе, был дан смотр несколько дней назад, в том числе и Девяносто пятому стрелковому полку и практически всей Пятой дивизии, к которой этот полк был приписан.

Эллен была счастлива. Весь этот чудесный день она проведет с мужем, а то, что ждет ее в будущем, – пока еще лишь будущее. Она не властна над ним, так же как не властна над прошлым. И лучше вообще о нем не думать.

Она улыбнулась капитану.

– Довольна, девочка моя? – спросил он, кладя руку на ее руку, лежавшую на его локте. Она кивнула:

– Довольна.

Последние дни он бывал с ней повсюду. Когда, разумеется, не был на дежурстве. Она по-прежнему ходила за покупками с миссис Бинг и пила чай у леди Эмберли в обществе Дженнифер. Но муж сопровождал их в театр, на вечера к миссис Хендон и на бал к леди Трент.

Бедняга Чарли. Каждый раз он утверждал, что ему этого действительно хочется. Он даже танцевал с ней как-то раз у леди Трент, стоически выдержав безжалостные насмешки капитана Нортона, лорда Идена и лейтенанта Бинга.

Эллен оправилась от смутных и пугающих ее мыслей и страхов, которые сопутствовали ее возвращению из Англии с Дженнифер. Тогда ей казалось, что вот-вот случится нечто ужасное. А когда изо дня в день живешь с армией, привыкаешь к опасностям и неопределенности – они становятся буднями.

– Вчера вечером мне было так хорошо, – сказала она.

– Правда, девочка моя? – улыбнулся жене капитан. – Сидя со мной дома? Ведь в этом не было ничего увлекательного, а?

– Очень увлекательно, – возразила она, наклоняя голову к его плечу и взмахнув ресницами, – очень.

Он засмеялся.

– Даже спустя пять лет, дорогая? А как вы думаете, у Дженнифер действительно болела голова?

– Думаю, что нет. Она знала, что вы пойдете на этот пикник при лунном свете только потому, что любите нас обоих, Чарли, а я – только потому, что люблю ее. За эти несколько недель она немного повзрослела и решила что-то сделать для нас. Притворилась, что у нее болит голова, и ушла к себе. У вас добрая дочка, Чарли… Я полагаю, что она унаследовала эту черту от вас.

– Вы потом сходите со мной в лавку, – сказал он, – я хочу купить ей ту черепаховую брошку, которая ей так понравилась.

Дженнифер с лордом Иденом шли сзади. Теперь девушка почти не дичилась его, хотя все еще вспыхивала, если его глаза останавливались на ней немного дольше. Она разговаривала с ним свободно – правда, не болтала без умолку, что случалось с ней в обществе молодых лейтенантов, толпившихся вокруг нее.

Она нравилась ему все больше. Это была славная девушка – и очень хорошенькая. Но он не разрешал себе влюбиться очертя голову, как поступил бы еще несколько лет назад. Заставлял себя быть осторожным. Ему хотелось убедиться в глубине своих чувств. А потом это сражение. На войне не только убивают. Но с солдатами случаются вещи и похуже смерти. Он не должен навязывать себя – калеку – будущей жене.

– Вчера на пикнике без вас было пусто, – сказал лорд Иден. – Я ждал вас.

– Я действительно собиралась на него, ведь я никогда еще не бывала на пикниках при лунном свете. Но тогда и Эллен пришлось бы отправиться со мной и папа пошел бы с нами. А они такие странные люди! Вы не поверите, но они предпочитают проводить время дома наедине друг с другом. И ко мне они так добры. Мне разрешено бывать везде. Поэтому вчера вечером у меня якобы заболела голова и я рано ушла к себе.

– Вот как? – спросил он, глядя на нее не без удивления. – И вы легли спать?

– Нет. Я написала длинное письмо Эллен Уэст, с которой мы дружили в школе. Но мне пришлось затенить свечку, чтобы Эллен с папой не увидели свет в щели под дверью, и я едва видела бумагу. А потом я страшно рассердилась на себя, и мне было очень себя жаль. – Она подняла на него глаза и весело рассмеялась.

– Ну вот, – проговорил он, решив вдруг распахнуть перед ней душу, – я ведь тоже сердился на себя и жалел себя. Ведь там не было вас.

Она вспыхнула и отвернулась.

Но он говорил правду. Весь вечер он искал глазами Дженнифер, а натыкался на Сьюзен Дженнингс, и ему приходилось увиливать от ее замаскированных предложений прогуляться вдвоем и полюбоваться лунным светом. Пикники при лунном свете чреваты осложнениями в гораздо большей степени, нежели другие увеселения.

Он снова посмотрел на Дженнифер Симпсон, готовясь сказать нечто забавное, но слова замерли у него на устах – он увидел плотно сжатые губы и слезы на девичьих ресницах.

– Что-то случилось? – спросил он обеспокоенно.

– Эти ужасные женщины, – сказала она дрожащим голосом. – Ненавижу их!

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Вы не видели? Они нарочно прошли мимо папы с Эллен и подчеркнуто узнали только вас.

– Те две дамы, мимо которых мы только что прошли? – переспросил он. – Наверное, им кажется, что мой титул приподнимает меня над прочими смертными.

– Это потому, что Эллен – дочь графини Хэрроуби, – возразила Дженнифер, – и они полагают, что она нечто вроде грязи у них под ногами. А сами обе не стоят одного мизинца Эллен! – пылко проговорила она.

Он нахмурился и в замешательстве взглянул вперед: миссис Симпсон оживленно что-то говорила Чарли и улыбалась.

– Эллен делает вид, будто ничего не замечает, продолжала Дженнифер. – А папа говорит, что эти людишки недостойны даже ее презрения. Мне хочется плюнуть им в глаза, и я так и сделала бы, если бы это не вызвало страшного скандала и не ранило Эллен сильнее, чем их шпильки.

– Я уверен, что ваш отец совершенно прав, – согласился лорд Иден, – хотя ваше негодование делает вам честь. Но ведь графиня Хэрроуби еще жива.

– А вы ее знаете? – спросила девушка. – Папа сказал, когда я спросила у него, – хотя он и добавил, что не следовало бы рассказывать мне такие вещи, – что Эллен выросла, считая себя дочерью графа. Но потом графиня ужасно поссорилась с ним и сообщила мужу, перед тем как убежала от него с другим, что Эллен – не его дочь. А когда Эллен узнала об этом, она твердо решила уехать к своему родному отцу, который всегда был другом их семьи. Граф уговаривал ее остаться с ним, быть, как прежде, его дочерью. Но она уехала в Испанию и там познакомилась с моим отцом. Я рада, что она так поступила, ведь они теперь счастливы. И я ее люблю.

Голос ее задрожал. Лорд Иден крепче прижал к себе руку девушки.

– Миссис Симпсон – леди, что бы ни говорили о ее происхождении, – сказал он. – Не обращайте внимания на сплетников. Они не стоят вашего внимания.

– Да, я знаю. Но мне больно за Эллен.

Лорд Иден опять посмотрел на миссис Симпсон – она смеялась, слушая Чарли. Да, девушка права. Они очень счастливы. И это справедливо. Чарли – добрейший из людей, даже по отношению к своим солдатам. И заслуживает личного счастья. А миссис Симпсон, судя по тому, что она рассказывала о себе и по тому, что он только что услышал, пришлось нелегко. Но она не ожесточилась, не утратила доброты.

Знакомая стрела зависти опять кольнула его. А вот он не сделал ничего, чтобы заслужить такую любовь.

Он был рад, что тот досадный эпизод на балу больше не заставляет их чувствовать себя неловко. Он никогда не хотел воспринимать миссис Симпсон как-то иначе, нежели жену Чарли, своего друга, как бы красива она ни была. Это было бы неуважением по отношению к ней и предательством по отношению к Чарли.

– Скоро будет сражение, не так ли? – спросила Дженнифер.

– Возможно, – ответил он, – но еще не завтра. Так что не беспокойтесь.

– Все так говорят. Но я все равно беспокоюсь. И это такая нелепость. К чему вообще воевать?

– Почти все так думают, – сказал он. – Но, увы, мир наш весьма несовершенен.

– Кажется, папа намерен отослать меня домой, – сказала она. – Я считаю, что это не правильно. Эллен останется – она жила при армии даже тогда, когда была моложе, чем я сейчас.

– Ваш батюшка будет меньше волноваться, если вы уедете в Англию. Это сложно для женщины – находиться вблизи места сражения.

По ее сердито блеснувшим глазам он понял, что сказал что-то не то.

– А вы считаете, – возразила она, – что женщине легко находиться в Англии, где все подробности о сражении становятся известными лишь спустя много дней? Вы представляете себе, каково это – ждать известий, думая, а вдруг убит твой отец? А теперь мне будет еще хуже, потому что, кроме папы, у меня много знакомых военных, Непозволительно обращаться с нами точно с малыми детьми – держать в комнате взаперти, чтобы не разбили на улице нос.

– Прошу прощения. – Он коснулся ее руки. – Но нас, мужчин, так воспитывают, что мы чувствуем себя защитниками женщин. И первое, что приходит в голову, – защитить их от телесных повреждений. Нам тоже нелегко. У меня есть мать и сестра, и я знаю: если меня убьют, раны в душе не затянутся до самой смерти. Но мне хотелось бы знать, что сами они в безопасности.

– Значит, лучшее, что я могу сделать для папы, – это покорно отправиться домой, когда он велит. – Она понуро опустила плечи.

Он кивнул.

– Боюсь, что так.

– Я тоже этого боюсь.