"Невеста лорда Кэрью" - читать интересную книгу автора (Бэлоу Мэри)

Глава 12

Собор Святого Георгия на Ганновер-сквер – один из самых больших соборов Лондона. Первое июня – прекрасное число для свадьбы. Погода выдалась на редкость приятная. Даже более чем приятная – на небе ни облачка, утро теплое, но без гнетущей жары. Собор был полон нарядных дам и джентльменов из высшего света.

Если когда-либо маркиз Кэрью мечтал о торжественной церемонии вступления в брак, то она начиналась именно так, как ему мечталось. Так думал жених, стоя у дверей собора рядом с непривычно серьезным герцогом Бриджуотером. Но все же Хартли немного нервничал. Конечно, можно было предпочесть спокойную, тихую церемонию в интимном кругу родственников и близких друзей, можно было бы привести много доводов в пользу именно такой свадьбы, однако маркиз хотел другого.

Он хотел, чтобы весь мир увидел их счастье. Он хотел, чтобы весь мир узнал, как ему повезло. Он никогда и не мечтал заполучить такую красавицу невесту, которая, более того, выбрала его, такого, как он есть, даже не подозревая о его знатности и богатстве. Он и не надеялся найти невесту, которая полюбит его. И хотя он мечтал полюбить какую-то женщину, на самом деле он не ожидал, что любовь вспыхнет в нем с такой силой и она будет взаимна.

Женитьба на женщине, которую он любит и которая любит его и к тому же первая красавица Англии, – такое событие должно быть отмечено особенно торжественно в кругу равных им по положению людей.

Невесты всегда опаздывают. Почему-то считается, что невеста не должна приезжать рано или просто вовремя – это, мол, будет свидетельствовать о ее излишнем нетерпении, чего ни в коем случае нельзя показывать.

Саманта приехала вовремя. Достало бы маркизу сил улыбнуться в этот момент, он бы непременно улыбнулся – если она в таком нетерпении, значит, счастье его будет более полным. Но улыбнуться он не смог. Он так занервничал, что испугался, удержат ли его ноги. И тут он увидел ее.

Саманта была так прекрасна, что у него остановилось дыхание. Он не видел ни изящного, с высокой талией, платья из розового муслина – простого и элегантного, как все платья, которые она носила, – ни цветов, вплетенных в ее светлые локоны, ни букетика, который она держала в руке. Он даже не заметил виконта Нордала, опираясь на руку которого она направилась к нему по проходу.

Он видел одну только Саманту. Свою невесту.

Она была бледна и казалась испуганной. Взгляды всех были устремлены на нее, но она не смотрела ни налево, ни направо. Она смотрела на него! Он заметил, как слегка изогнулись ее губы, словно она пыталась улыбнуться. Хартли улыбнулся ей в ответ, хотя не был уверен, что улыбка появилась на его лице. Он надеялся, что она увидит ее в его глазах, увидит, что он ободряет ее, ждет ее. Но вот она уже стоит рядом с ним, и только тут он понял, будто прежде это было еще не до конца ясно, что это день их свадьбы и через несколько минут их поженят. Навсегда!

Леди Брилл на первой скамье тихо всхлипнула.

«Возлюбленные дети мои, мы собрались здесь…»

Знакомые слова. Знакомая церемония. Очень знакомая. И все же совсем новая и удивительная, потому что на сей раз слова эти обращены к ним и они участники этой церемонии – он и его дорогая возлюбленная.

Какая короткая церемония, думал маркиз, обещая любить, заботиться и оберегать свою невесту от всех превратностей судьбы, слушая, как она обещает любить, и чтить его, и повиноваться ему… Но он ведь никогда не потребует, чтобы она повиновалась ему против своей воли… Такая короткая и такая значительная.

За эти несколько минут, после произнесенных нескольких слов, навсегда переменились две жизни. Две жизни переплелись, слились в одну. Муж и жена. Единая плоть, единая душа.

Маркиз заметил, как дрогнула рука Бриджа, протянувшая ему кольцо. Но у него самого рука уже не дрожала. Он надел кольцо на палец Саманты. Зримый символ бесконечности их союза и любви.

«…Венчаю тебя этим кольцом…»

– …Душой и телом я предан тебе, возлюбленная моя, – сказал маркиз губами, глазами, сердцем.

Обряд был совершен. Он закончился чуть ли не до того, как маркиз успел осознать, что он подходит к концу. Самое важное событие в его жизни. Оно свершилось!

«…объявляю вас мужем и женой…»

Саманта была по-прежнему бледна. Ее сияющие глаза, полные доверия, были устремлены на него.

Он поцеловал ее в губы коротким, легким поцелуем и улыбнулся ей. Ни один мускул не дрогнул в его лице – он улыбался своей невесте, своей жене. По собору пронесся шепот, словно все разом вздохнули.

Саманта улыбнулась ему в ответ.

Иной раз счастье схоже с агонией. Он открыл это в тот день, когда она приняла его предложение. Но бывает, оно становится источником такой чистой радости, что ты не можешь удержать ее внутри, она обрушивается водопадом.

Они расписались в книге записей гражданского состояния. Торжественно заиграл орган, маркиз подставил своей жене левую руку, она оперлась на нее, и они пошли по проходу, по которому она совсем недавно шла со своим дядей. Маркиз взглянул на Саманту – она улыбалась, и щеки у нее зарозовели. Он улыбался дамам и джентльменам, стоявшим по обе стороны прохода. Знаком он был с очень немногими, но в последние месяцы часто видел эти лица. Весь лондонский бомонд. Леди Брилл с покрасневшими глазами и дрожащей улыбкой. Ухмыляющийся и подмигивающий Джерсон. И Лайонел с непроницаемым лицом.

Они вышли из собора, звуки органа стихли. Невдалеке от экипажей, ожидающих своих хозяев, собралась небольшая толпа. Сейчас из собора хлынут все зрители и начнется давка. Хартли протянул свою негнущуюся правую руку и положил на руку Саманты.

– Саманта Уэйд, маркиза Кэрью! – Он хотел первым – после священника – произнести вслух ее новое имя. – Вы так красивы, что словами невозможно описать вашу красоту!

– Но вы это сделали, маркиз. – Саманта засмеялась. – И вы очень красивы, Хартли!

«Это любовь делает меня таким в ее глазах», – с нежностью подумал Хартли.

И тут их уединение было нарушено.

Бальный зал в доме Кэрью на Стенхоуп-гейт был огромным, но даже он казался переполненным. Столы стояли во всю его длину, весь высший лондонский свет собрался за свадебным завтраком. Саманта сидела рядом со своим супругом, тихая и молчаливая. Она все еще не могла до конца осознать, что произошло. Она вышла замуж. Хартли – ее муж.

Вчера она измучилась от нерешительности, она чувствовала себя буквально больной. Ее три раза вырвало, и она заметила на себе испуганный, задумчивый взгляд тетушки. Но это было чисто нервное, какие-то последние сомнения. Правильно ли это – выходить замуж из соображений «удобства»? Ради того, чтобы чувствовать себя в безопасности? А может быть, жизнь все же предлагает ей любовь? Слишком поздно будет открыть это после завтрашнего дня.

Тете Агги она сказала только про нервы. Ей пришлось что-то ответить тетушке, потому что та прямо спросила ее, не связано ли ее нервное состояние со страхом перед брачной ночью.

«Если это так, – несколько разочарованно заметила тетушка, после того как Саманта заверила ее, что подобного страха она не испытывает, – тогда я не стану объяснять тебе, что ты должна ожидать от брачной ночи. Не имею никакого желания усугублять твои страхи, дорогая, но все же надо быть к этому готовой».

И все же она, как и предупреждала Дженни, прочла Саманте целую лекцию. Саманта краснела, слушая подробное бесстрастное описание самого процесса, – о каких-то вещах она и не подозревала. Но слушала вполуха, все еще мучимая своими сомнениями.

В последние две недели Лайонел танцевал с ней дважды. Он был бледен, напряжен, очень серьезен и, как всегда, необыкновенно красив. И ни слова не сказал о предстоящей свадьбе. Он вообще почти не говорил, то есть не произносил слов. Зато его голубые глаза говорили очень много. И отчего-то во время этих двух танцев – конечно же, это были вальсы – она не могла заставить себя не смотреть ему в глаза.

Он вел себя очень благородно в эти последние две недели. Столь же благородно, как Фрэнсис, Джереми, сэр Робин и все остальные ее поклонники и друзья. Она бы предпочла, чтобы он проявил свое коварство.

И она снова начала сомневаться, правильно ли она судила о нем. Шесть лет – долгий срок. Все эти годы он путешествовал. Он повзрослел, теперь ему уже тридцать один год. Из молодого он превратился в зрелого мужчину.

Что, если он говорил с ней совершенно искренне? Он сказал, что хотел бы, чтобы она стала графиней Рашфорд. Она могла бы снова познать с ним блаженство романтической любви.

А быть может, и страдания. Быть может, он опять затеял коварную игру. И даже если он действительно хочет на ней жениться и сделает это, будет ли он верен ей до конца жизни? Не ждут ли ее страдания и унижение, а вовсе не радости любви?

Нет, она поступает правильно. Нежная привязанность, которую они с Хартли испытывают друг к другу, – Саманта надеялась, что не преувеличивает, именно так определяя их чувство, – будет всегда. Он всегда будет добрым и ласковым. Они всегда будут друзьями. Ей не нужно будет опасаться его неверности. Ну а она… Для нее супружеская преданность – святой долг. Скоро у них появится ребенок; она на это надеется, нормальная женитьба это подразумевает. С ним она будет как за каменной стеной.

Но сомнения снова и снова подступали к ней, она терзалась весь последний день перед свадьбой и всю ночь – страх и разумные доводы следовали бесконечной чередой.

И вот наконец-то все определилось. Все ее сомнения остались позади. Теперь уже поздно сомневаться. Свадебная церемония произвела на нее гораздо более глубокое впечатление, чем она ожидала.

Самантой овладело совсем другое чувство, когда она увидела Хартли этим утром великолепно одетого и даже красивого, ожидающего ее перед алтарем. Ее ждал не просто друг, с которым она решила прожить бок о бок до конца жизни, ее ждал супруг.

Он коснулся ее руки и наклонился к ней.

– Вы совсем ничего не едите, – сказал он. Саманта улыбнулась.

– Представляете, как бы все удивились, если бы невеста обнаружила волчий аппетит? – Ей так нравилось, как улыбаются его глаза. Она просто влюблена в эту его улыбку, с удивлением подумала Саманта.

– Завтра, – сказал Хартли. – Завтра аппетит к вам вернется.

Саманта почувствовала, как ее щеки заливает краска. Но несмотря на предостережения тети Агги, несмотря на то что теперь она знала, что это будет не просто проникновение в ее тело, предстоящая ночь ее не пугала. Ее лишь несколько смущала мысль, что все это будет происходить не с возлюбленным, а с другом.

Когда они вышли из собора, веренице поздравляющих, казалось, не будет конца. Почти все считали нужным расцеловать ее и крепко пожать руку, крепко стиснуть руку Хартли – Саманта заметила, что он протягивал левую руку, – и расцеловать его тоже, если поздравляла женщина. Это был какой-то нескончаемый ряд, Саманта почти не различала лиц. И даже теперь, когда она сидела за столом и то ли ела, то ли не ела, лица гостей плыли перед ней словно в дымке, она не узнавала их. Впрочем, некоторых друзей Хартли она просто не знала либо прежде видела лишь мельком.

Две недели назад, на одном из приемов, Хартли представил ее лорду Джерсону, одному из своих ближайших друзей. Сейчас она увидела его и улыбнулась, а он послал ей ответную улыбку. Женитьба друга оказалась для него большим сюрпризом, и тогда на приеме он сказал Саманте, что никогда прежде не видел Хартли в Лондоне во время светских сезонов и потому, увидев на сей раз, сразу заподозрил, что тут замешана женщина.

– Все стало ясно как Божий день, когда я увидел вас, мисс Ньюман, – сказал лорд Джерсон в тот вечер. – Кэрью счастливчик!

В глубине залы, неподалеку от Фрэнсиса, сидел лорд Хоторн. Фрэнсис, в лимонно-желтом фраке и светло-бирюзовом жилете, привлекал всеобщее внимание. Похоже, он любезничал с обеими своими соседками по столу – и по левую, и по правую сторону, оттуда то и дело раздавался смех.

Почему же тогда он был так потрясен? Это было серьезно с его стороны? Но он так быстро пришел в себя. Саманта надеялась, что на самом деле он не собирался предлагать ей руку и сердце. Она очень хорошо относилась к нему и не хотела бы терять его расположение.

А вон там… О Боже! Неужели он был там все время? В середине одного из столов она вдруг заметила его! Он возник перед ее глазами так неожиданно, что ей почудилось, будто он вдруг появился из ниоткуда. А в соборе он был? Зачем он здесь? В ее списке гостей он не значился – это совершенно точно. И в списке Хартли его, конечно же, тоже не было. Хартли сказал ей, что кого-то пригласил устно, не включая в список, но его он не мог пригласить даже и устно.

Их глаза встретились. Он смотрел на нее спокойным серьезным взглядом, пока она сама не отвела глаза. В комнате вдруг стало жарко, поплыл тяжелый дух сотни смешавшихся ароматов. Чтобы не задохнуться, Саманта начала размеренно дышать ртом.

Спичам, тостам, аплодисментам не было конца. Поднялся Хартли, и Саманта с улыбкой коснулась его руки. Он произнес прекрасные слова о ней и о своей счастливой судьбе.

Как это мило! Но разве он не понимает, что прежде всего повезло ей? Саманта вдруг почувствовала, как ее заполняет ощущение счастья – как хорошо, что все страхи и сомнения остались позади, наконец-то она чувствует себя так спокойно! Рядом с ней человек, который ей нравится и которому она может вполне довериться.

Те, кто не смог поздравить их персонально возле собора, делали это после окончания свадебного завтрака. В то время как слуги старались незаметно очистить столы, гости фланировали по зале, по холлу, по гостиной, выходили на террасу, в сад. Саманту отделили от мужа – кто-то, кого Саманта даже не знала, повел его в гостиную, где его ожидала очень старая дама, когда-то близко знавшая его деда. Саманту подхватили под руки ее подруги и увели в сад.

Там ее торжественно поздравила и восславила ее «свита». Она мысленно представила себе, как Габриэль описал бы это чествование, и тут же почувствовала грусть – их с Дженни не было на ее свадьбе!

Фрэнсис от имени всех ее поклонников заявил, что завтрашний день у них объявлен днем траура, после чего они впадут в вечное уныние и скорбь. Но Саманта шлепнула его по руке и заметила, что его беспардонное кокетство за столом сразу с двумя дамами, которое она только что наблюдала, вселяет в нее оптимизм – ей кажется, что он не похож на человека, принявшего решение зачахнуть от неразделенной любви.

Фрэнсис заулыбался и расцеловал ее в обе щеки. За ним принесли поздравления и по очереди расцеловали Саманту сэр Робин, Джереми Николсон и все остальные.

Она должна вернуться в дом и отыскать Хартли, подумала Саманта. Нехорошо, что она тут без него.

– О Боже! – воскликнула она, и глаза ее наполнились слезами. Она вдруг поняла, что жизнь ее с сегодняшнего дня бесповоротно изменилась – теперь она замужняя женщина. Но мысль эта неожиданно показалась ей приятной. – Какая же я глупая! – сказала она.

– Мне хочется задать вам один вопрос, Саманта, – сказал сэр Робин. – Вот вы печалитесь о нас, не так ли? А о ком именно? Очень интересный вопрос. – Сэр Робин ласково улыбнулся Саманте, а Фрэнсис протянул ей большой носовой платок.

Саманта приложила платок к глазам, затем сжала его в руке. Фрэнсис отвернулся в сторону, его внимание привлекла одна из тех дам, рядом с которыми он сидел за завтраком.

– И старое, и новое – прекрасное сочетание! – произнес над ее ухом тихий голос. Саманта круто повернулась, но она все еще стояла рядом со своими верными поклонниками. – Эти жемчуга вы носили, когда были девушкой. Наверное, они принадлежали вашей матери. Ну а платье новое и очень красивое.

– Спасибо. – Саманта нерешительно улыбнулась Лайонелу. Ей не хотелось спрашивать его, как он сюда попал. Наверное, нахально явился без приглашения. Зачем он это сделал?

– Кое-что вы заимствовали, – сказал Лайонел, указывая длинным, с наманикюренным ногтем, пальцем на зажатый у Саманты в руке носовой платок. – Но, Саманта, в вашем наряде нет ничего голубого…

– Об этом я и не подумала, – сказала она, глядя в его голубые глаза. Они были печальны.

– Зато я подумал, – сказал Лайонел. – Я принес вам свадебный подарок. Фамильную реликвию, она всегда была мне очень дорога. Хочу преподнести вам ее по случаю вашей свадьбы. – На какое-то мгновение он нахмурился, но тотчас же улыбнулся и достал из кармана маленькую коробочку. Он не передал ее Саманте, а сначала открыл и показал ей то, что в ней лежало. Не сводя глаз с ее лица.

Саманта ахнула – прекрасной работы старинная брошь с большим сапфиром, окруженным бриллиантами.

– Вот вам и голубое, – сказал Лайонел.

– Ах, милорд, но я не могу принять такой дорогой подарок, – не без сожаления сказала Саманта – брошь была изумительна.

– Можете, – мягко возразил он. – От свадебных подарков не отказываются. Примите это в знак моего… уважения к вам.

– Нет. – Саманта покачала головой. – Это слишком личный подарок, милорд. Я вам очень признательна, и это правда. Но принять такой подарок я не могу.

– Что бы Хартли ни сказал…

– Хартли? – Саманта недоуменно смотрела на Лайонела.

Он же вдруг рассмеялся.

– Ну да, Хартли. Мой кузен. Практически мы выросли вместе. Разве он вам не говорил? И я тоже до сегодняшнего дня? Неужели вы не знали? Предполагается, что какие-то вещи общеизвестны. Но вы могли и не знать. Простите. Моя мать и его отец были сестрой и братом. Большую часть моего детства я провел в Хаймуре.

Саманта могла бы вспомнить, что в тот год, когда Дженни готовилась начать выезжать в свет и к официальному объявлению ее помолвки с Лайонелом, все это было на какое-то время отложено из-за того, что Лайонел находился в Йоркшире, возле своего тяжелобольного дяди. Насколько она помнила, между Лайонелом и Габриэлем возникла тяжелая личная вражда, из-за чего Дженни очутилась в центре чудовищного скандала и была вынуждена выйти замуж за Габриэля. Но Саманта никогда не интересовалась подробностями тех событий. Так, значит, Лайонел приходится Хартли кузеном?

– Вы удивлены? – спросил Лайонел, откалывая брошь от маленькой бархатной подушечки внутри коробки. – А теперь, после свадьбы, я и ваш кузен. А это фамильная драгоценность. Теперь, вы не откажетесь принять ее, не так ли? К тому же голубой цвет должен присутствовать в вашем наряде.

– Пожалуй, – неуверенно проговорила Саманта. – Благодарю вас, милорд.

Саманта с неприятным чувством наблюдала, как Лайонел вынул брошь из коробочки и стал прикалывать к ее платью над левой грудью. Застежка не закрывалась. Его пальцы, казалось, целую вечность прикасались к тонкому муслину, жгли ее сквозь ткань, а когда он наконец справился с застежкой, то, будто бы проверяя, как держится брошь, провел рукой по ее груди, коснувшись соска.

– Саманта, я давно знал, чью грудь должна украшать эта брошь, – вкрадчиво сказал Лайонел. – Только я хотел бы приколоть ее при других обстоятельствах и чтобы сегодня вы были молодой женой другого. Тем не менее я от души желаю вам счастья, дорогая Саманта! – Он изящно поклонился, по-прежнему глядя ей в глаза.

– Благодарю вас, Лайонел, – сказала Саманта и, только когда эти слова были уже произнесены, поняла, что назвала его по имени. Вот уже шесть лет она не называла его просто Лайонел. – Однако я должна покинуть вас – хочу отыскать моего мужа.

– Вашего мужа! – повторил он, и глаза у него стали грустные.

Саманта повернулась и поспешно пошла по направлению к дому, но по пути ее еще несколько раз остановили с поздравлениями и поцелуями.

Хартли оказался в плену у пяти пожилых дам, все они наперебой предались приятным воспоминаниям о его отце и дедушке – красавце и дамском угоднике. Все пятеро согласились на том, что со стороны Хартли было просто возмутительно столько лет прятать себя неведомо где.

– Одна надежда, что милейшая леди Кэрью решительнейшим образом изменит ваш характер, – сказала одна из дам, поразив его тем, что назвала Саманту «леди Кэрью» – он впервые услышал это ее новое имя из посторонних уст.

– Право же, Кэрью, вы не должны скрываться от света оттого лишь, что вы хромаете и у вас изуродована рука, – даже не пытаясь как-то завуалировать бестактность, заявила другая старушка. – Многим нашим героям войны пришлось куда хуже. Молодой Уэйтерс, внук моей сестры, вернулся домой без одной ноги, а вторая отрезана до колена!

Какое это было облегчение – увидеть в дверях гостиной Саманту! Она стояла, оглядываясь вокруг, пока не увидела его. Все, мимо кого она проходила, хотели поговорить с ней и поцеловать ее, но все же минут через пять она добралась до Хартли и теперь стояла рядом с ним, с милой улыбкой слушая ностальгические воспоминания старых дам, две из которых не удержались от того, чтобы не дать Саманте довольно прозаический совет относительно близящейся брачной ночи, чем вогнали в краску и Саманту, и маркиза. Сами же старушки весело захихикали в восторге от собственного остроумия.

Не прошло и двух минут, как Саманта сумела избавить своего супруга от болтливых старушек, и он проследовал за ней в холл. Гости уже начали расходиться, и у Кэрью с Самантой так и не выпало минуты, чтобы обменяться хотя бы несколькими словами друг с другом.

Хартли мечтал остаться наедине со своей женой. Это он хотел устроить пышную свадьбу и не жалел об этом. Такое событие должно запомниться на всю жизнь. Но сейчас он стремился только к одному – побыть наедине с Самантой. Сейчас середина дня и до вечера еще далеко, и он проявит такт и не будет раньше времени стараться завлечь ее в постель, но все же он хотел побыть с ней наедине, поговорить или просто посидеть с ней рядом и помолчать.

Он с тоской вспоминал об их встречах в Хаймуре и милых беседах. Но скоро, скоро! Не пройдет и недели, как они уже будут там, а дальше – долгое счастье на всю жизнь. Наконец-то, минуя редеющие вереницы гостей, он вывел ее в сад, вдохнул полной грудью свежего воздуха, продел руку Саманты себе под локоть, и они пошли к небольшому розовому дереву. К счастью, там никого не было. Хартли усадил Саманту на кованую железную скамью и сел рядом с ней.

– Кто-то должен был предупредить меня, что на своей свадьбе я меньше всего буду видеть свою молодую жену.

– Но все было замечательно, Хартли, – сказала, поворачиваясь к нему, Саманта.

И в эту минуту он увидел брошь. Глаза его остановились на ней, он почувствовал, как кровь отлила от его лица.

– Откуда это у вас? – шепотом спросил он.

– Что? – Саманта нахмурилась. Проследовав глазами за его взглядом, она покраснела и прикрыла брошь рукой. – Лайонел… л-лорд Рашфорд преподнес мне ее. Это свадебный подарок, – пояснила Саманта. – Он сказал, что это фамильная реликвия, что это принадлежит вашей семье. И еще он сказал.. Хартли, я не знала, что он ваш кузен, не знала, что вы близкие друзья. Он считал, что вам будет приятно, что эта брошь теперь у меня. Он шутил, сказал, что мне недостает голубого цвета в моем туалете и эта брошь и станет таким голубым мазком. Вы… вам знакома эта брошь?

Это была брошь матери Хартли. Она очень дорожила ею, отец Хартли подарил ей эту брошь в день их свадьбы. «Чтобы на вас было что-то голубое», – сказал он ей. Мать Хартли носила ее, не снимая.

Умирая, она сказала Хартли, чтобы он взял ее себе и подарил своей невесте в день свадьбы. Почему-то эти ее слова запали ему в голову, и он долго искал брошь, спрашивал о ней своего отца, свою тетку – мать Лайонела и горевал о ней почти так же, как и о матушке.

Но он так и не нашел брошь.

Ею завладел Лайонел. Может быть, он сам каким-то образом сумел захватить ее, может быть, кто-то отдал ему брошь, но Хартли об этом не знал, никто не сказал ему ни слова. А он все искал и искал брошь, искал много лет, несмотря на все доводы разума.

И вот она здесь, на груди его жены, и подарил ре Лайонел!

– Да, я узнал ее, – сказал Хартли. – Это брошь моей матери.

– Слава тебе, Господи! – с облегчением произнесла Саманта. – Так, значит, это очень-мило со стороны Лайонела – отдать ее мне, не так ли, Хартли? Вернуть ее вам через меня. Это подарок нам обоим. Она так же ваша, как и моя.

– Теперь она принадлежит вам, Саманта, – сказал Хартли, – как когда-то принадлежала моей матери. Она очень красиво выглядит на вас.

Саманта улыбнулась ему и погладила пальцами брошь. Но Хартли был в ярости – тяжелой и бессильной. Отчасти на самого себя – ведь кроме обручального кольца, он еще не сделал Саманте никакого подарка. Прелестную сапфировую брошь его матери – «что-то голубое» на свадьбу – подарил его молодой жене Лайонел!

Что коварный мерзавец хотел этим сказать?

Предлагал мир?

Маркиз не поверил бы этому ни на мгновение.