"Иноземия, или туда и снова туда" - читать интересную книгу автора (Высоцкий Михаил)

Глава 2. Полезли. Вылезли. Пролезли

Буквально с первых же секунд пути Зак понял, что чувствует страдающий клаустрофобией крот. А также убедился — рожденный ходить, ползать… Нет, может ползать, еще как может, вот только наслаждение при этом получает… Мягко говоря не особое. Тем более, если ему надо не просто проползти метр-два, это еще куда ни шло, но вот километр за километром, на карачках… По-пластунски… Конечно, прав был Гердер, попадались и участки, в которых вполне можно было и небольшой дворец разместить, но большей частью путь представлял из себя самую обычную нору. Прорытую каким-то сумасшедшим кротом, решившим полакомиться горными породами, и всю свою жизнь так и не вылезавшим из подгорной тьмы. Или двумя кротами, которых так друг к другу тянуло, что они не успокоились, пока не прогрызли себе ход под горами. Никак иначе, более разумным способом, объяснить существование данной норы не представлялось возможным, потому что у природы бы просто не хватило ума сделать что-либо подобное. И если еще совсем недавно Заку казалось, что тридцать километров — тьфу, рано утром выйдем, до полудня дойдем, то теперь он от столь оптимистических прогнозов вынужден был отказаться. Скорость движения отряда на самых медленных участках, где приходилось ползти по одному, была не более километра в час, и тут уже как раз задерживал движение не Зак, а гвардейцы, широкие плечи которых не всегда умещались в узкий лаз. Потом, в пещерах, скорость резко повышалась, но все равно — до полудня, когда было решено организовать привал, отряд прошел не более чем километров десять. И при этом Зак чувствовал себя совершенно уставшим и разбитым, горы как будто бы высасывали из него все силы, да еще и кислород… Это только так кажется, что воздуха много. На самом деле, достаточно куче народа собраться в одном месте, где не организовано нормальное проветривание, но зато организовано освещение чадящими и вонючими факелами, и дышать сразу становиться достаточно проблематично… А то и вовсе невозможно. Но, к счастью, Гердер в этом убедился еще до начала похода, какое-то природное проветривание в подгорных пещерах все же существовало, и дышать хоть было и тяжело, но и не задыхался никто.

На привале, организованном в очередной пещере, Зак впервые увидел работу расквартировавшихся тут ученых. И, надо отдать ему должное, совершенно справедливо признал, что ровно ничего из происходящего не понимает. Ученые, которых правитель Мена привык видеть за столами, заваленными бумагами, или в мастерских, конструирующих различные машины, тут просто ходили кругами от одной стене к другой, беседуя, о чем-то споря, и иногда, довольно редко, обычной линейкой измеряя какую-нибудь трещину в стене. При этом у всех на лицах было редкое оживление, волнение, и казалось, будто каждый из них вот прямо делает очередное открытие, способное изменить всю судьбу человечества. А так как Зак не привык смотреть на людей, не понимая их действий и настроений, то он честно попытался подойти к местным светилам знаний, поспрашивать их… Увы, Менского ждало полное фиаско. От него отмахивались, его игнорировали и обращали на Зака внимания не больше, чем на какое-нибудь насекомое. Поняв, что тут он ничего не добьется, Менский обратился за разъяснениями к Гердеру.

— Спрашиваешь, что они делают? — правитель Оиса почесал в затылке. — Честно говоря — понятия не имею. Да и они сами тоже понятия не имеют, что именно они тут делают, потому что ни с чем подобным еще никогда не встречались. Как я понял, единственный способ, которым они смогли хоть что-то узнать про эти пещеры, состоит в измерении ширины трещин в зависимости от времени. А потом, составляя таблицы и графики, они анализируют эти зависимости и делают выводы, что тут будет происходить в дальнейшем… Только, как я понял по последнему докладу, особого движения вперед не предвидится — единственное, что они смогли точно выяснить, что если этот проход и закроется, то потом, когда-нибудь, обязательно откроется снова. Хотя даже примерно оценить это самое когда пока еще никто не смог. Так что ты, Зак, лучше к ним не приставай — это, считай, глубоко несчастные люди, которые всегда считали себя очень умными, а тут вдруг оказалось, что они ничего толком и не знают, и не могут толком ничего предпринять…

— Но тогда зачем они тут? Ведь мерить может и один человек, а остальные пусть считают…

— Нет, Зак, ты не прав. Ты хоть и организовал у себя в Мене школы и университеты, с работой ученых не сильно знаком… Ученый, даже самый умный, если что-то и открывает, то только по чистой случайности. И если не давать им возможность постоянно думать и гадать, совещаясь друг с другом, то ничего нового мы никогда и не получим, — говоря все это Гердер кормил с руки вечно сидящего у него на плече соловья, — Так что тут они сидят не бесцельно. Может, конечно, никто так ничего и не откроет, но вдруг… Вдруг кому-то придет в голову некое гениальное открытие, тогда все это уже было не зря. Понятно?

— Понятно, в принципе. — Зак задумался. — Слушай, а если действительно так, то получается, что открытия может сделать кто угодно? Даже я, например, если тут посижу?

— Можешь и ты. Только вот сидеть тут… По-моему, ты собирался заниматься чем-то другим.

— Так-то оно конечно так, но все равно… Ладно, время еще, как ты говоришь, есть, так что подумаю… Вдруг что-то в голову взбредет…

Пытаясь поймать гениальную мысль, Зак, на полном автомате, поел, и, забыв о собственной усталости, продолжил путь. И хоть дорога была все еще нелегкой, и встречались узкие места, где только боком и можно было протиснуться, но в целом она стала несколько легче, и скорость тоже повысилась. Теперь отряд стабильно шел со скоростью четыре-пять километров в час, и, по словам Гердера, держать подобную скорость можно было почти до самого конца.

А Зак продолжал ловить мысль. И если остальные ученые занимались тем же самым на основе определенных фактов, например геологической структуре стен, том факте, что проход, иногда изгибаясь, вел почти идеально с запада на восток, нигде не было ни одного завала и пропасти, не текли подгорные реки, да и вообще, геология дружно решила сойти с ума. Если остальные занимались творением умозаключений на основе подобных фактов, то Зак просто ждал, пока гениальное открытие само не озарит его, считая, что прикладывать для подобного озарения какие-то усилия выше его достоинства. Увы, все думы дружно взяли отпуск, развлекаясь на курортах со знакомыми музами, и отвлекаться от данного времяпровождения ради какого-то там правителя Мена никто не собирался. Так что пришлось Заку обойтись в этот день без гениальных открытий, но это его, честно говоря, не сильно то и расстроило.

А тем временем проход опять сузился, опять пришлось ползти, протирая локтями и коленями то, что еще не успели протереть ползущие впереди гвардейцы. Опять единственным, что было видно в свете ненавистного факела, была задняя часть туловища очередного представителя посольства, что было, мягко говоря, не особенно приятным зрелищем, особенно если наблюдать его несколько часов подряд. Однако любое мучение (ну хорошо, почти любое!) имеет свойство заканчиваться, рано или поздно, к сожалению, как правило, поздно, и скоро нора опять превратилась в широкий туннель. А кроме того, и это главное, наконец подул в лицо ветерок, пока еще слабый и едва ощутимый, но уже принесший заметное облегчение после духоты подгорного похода. А потом, вслед за ветерком, показалась и светлое пятно выхода, и вот, наконец, все. Крот-клаустрофоб запрятался куда-то в глубину души Зака, на последок пообещав еще показать себя на обратном пути, а место его занял тот, кто уже два раза спас мир. Кто уже боролся и победил оружие неведомой земли, одолел многомиллионное войско этов, два раза обошел кругом восточный мир. Этот кто-то, привыкший называть себя Зак Менский, осматривал расстелившийся перед ним новый, огромный мир. Мир, в котором ему предстояло искать своих давно потерянных родителей. И единственная мысль, которая только и крутилась у него в голове в этот торжественный момент, была под стать обстоятельствам — где бы тут найти кусты поудобнее, чтоб наконец сходить в туалет? Разделял ли подобные мысли кто-то еще, или это было ноу-хау Зака, так и осталось неизвестным, но когда он резко припустил куда-то, ни Гердер, ни один из его гвардейцев так и не смогли его догнать или найти.

Когда через пятнадцать минут правитель Оиса, несколько обеспокоенный психическим состоянием своего двоюродного брата, уже готовился отдать приказ начинать тотальный поиск, Зак, с облегченной улыбкой на лице, вернулся назад. Объяснив коротко причину своего краткого исчезновения и выслушав абсолютно непонятный взрыв истерического хохота со стороны Гердера, Зак поинтересовался:

— И что мы сейчас дальше будем делать?

— Сейчас или дальше? — не понял Гердер.

— Ну… — Зак и сам не понял, что именно он спросил, а потому решил перефразировать вопрос, — Дальше, сейчас, что делать?

— Понятно… Объясняю — сейчас мы разбиваем лагерь и ночуем тут, а завтра с утра направляемся в столицу всей этой земли. Так как это единственный крупный город, расположение которого мои разведчики успели выяснить за это время. Там я иду прямиком к правителю этой страны, а ты — сворачиваешь направо или налево, по твоему выбору, и поступаешь так, как считаешь нужным. Наше золото и серебро тут, увы, не в ходу, тут у них все деньги бумажные, так что помочь я тебе ничем не могу. Подозрительно, чего это твой всесильный братец, и столько всего не предусмотрел, да? Ну что поделаешь, я не всесильный, да и ты, как я знаю, человек опытный, сможешь придумать, как поступить…

— Это ты прав, что-нибудь придумаю. — с легкостью согласился Зак. — А далеко до столицы?

— Не особенно, за день, я так думаю, дойдем. Были бы завзы — быстрее бы управились, но вот только их по пещере не протащишь, да и не водятся они тут… Так что придется пешком. Шестьдесят километров, за десять часов прогулочным шагом дойдем…

— Ну… — мысль о длине прогулочного шага Гердера Зак оставил при себе, после чего, не придумав ничего нового, план правителя Оиса утвердил, — Ладно, так и поступим.

Пока гвардейцы-послы кашеварили и разбивали укрепленный лагерь, это у них в крови было, где остановились — там укрепленный лагерь разбить, Зак наконец осмотрел окрестности взглядом человека, организм которого уже не требует срочно удовлетворить определенные потребности. И надо сказать, что осмотр дал ему многое. Во-первых, он убедился, что деревья по эту сторону гор тоже зеленые. Во-вторых, что небо — голубое. В-третьих, что солнце и тут садится на востоке, причем как и по ту сторону, если горы закрывают солнце, то солнца не видно. Из чего было сделано еще два вывода — горы не прозрачные и свет распространяется прямолинейно. Из того, что он еще не задохнулся, Зак сделал вывод, что воздух тут тоже есть. После чего, обобщив результаты всех наблюдений и проведя глобальный анализ и синтез результатов, Менский пришел к просто великолепному выводу — тут тоже можно жить. Всю глубину своего философского мышления затратил Зак на получение этого результата и его логичного следствия — если тут можно жить, то его родители тут и живут.

За ужином процесс размышлений продолжился — Зак убедился, что мясо, овощи и фрукты тут имеют тот же вкус, что и там, особенно если они оттуда привезены. Ну и вода тоже, вроде, похожа, несмотря на то, что набрана она уже прямо тут, из ручейка, протекавшего прямо возле выхода из пещеры. Решив, что и так на сегодня мозг проработал на несколько дней вперед, Зак с чистой совестью завалился спасть, чтоб проснуться с первыми лучами солнца, тем самым на час задержав проснувшихся еще раньше гвардейцев Гердера. Игнорируя их протесты, он, неспешно, позавтракал, и только убедившись, что желудок пришел в правильную кондицию и имеет достаточно высокий процент заполнения, выступил в путь.

Поход по Иноземии начался. И если любой биолог, ботаник или зоолог, на месте Зака был бы просто потрясен животным и растительным миром Иноземии, моментально заключив, что это место просто не может находится в привычном Восточном мире, Менский не видел особой разницы между горами вокруг и аналогичными горами в его родном Мене. Да и леса были точно такие же, зеленые, и птицы тоже пели, и на редких пока полянах тоже росла трава. Вот только стоило показаться первому человеческому поселению, и тут уже даже Зак не умом, а сердцем понял — он попал в чужой мир.

Первой, главной и основной чертой того селения, мимо которого прошло посольство Гердера, была грязь. Если в любом, даже самом захудалом поселении Восточного мира была обязательна главная дорога, главная площадь, возле домов даже у самых бедных крестьян росли цветы, то ту ни о чем подобном люди даже не подозревали. Одетые в самые настоящие лохмотья, они мирно копошились на крошечных земляных участках около покосившихся деревянных хибар, и это притом, что необработанной земли вокруг было больше чем достаточно. Сгорбившись в три погибели, они примитивными сапками корчевали сорняки, примитивными лопатами копали ямы, примитивными граблями сгребали мусор, да и вообще, занимались жутко примитивными делами. Вместо того, чтоб вместе обрабатывать одно большое поле, выращивая какие-нибудь злаковые, каждый иноземец из последних сил работал над своим собственным кусочком земли, упорно игнорируя возможность объединить усилия и сделать то же самое с намного меньшей затратой сил и времени. Причем все иноземцы были так увлечены своей работой, что никто из них на отряд Гердера даже внимания не обратил. Казалось, что если они прямо сегодня не перепашут и пересеют — то все, конец света. Почесав привычным жестом в своем умном затылке, Зак не придумал ничего лучшего, как подойти к Гердеру и поинтересоваться:

— Тут что, в Иноземии, везде такая нищета? Или это тут живут какие-то изгои, которых к самым горам выгнали, чтоб они глаза не мозолили?

— Знаешь, Зак, что я тебе скажу… Нет, наверно не знаешь. Понимаешь… Я не знаю, как бы так тебе объяснить… Если верить докладам, которые я получил, а они обычно достоверные, хотя именно тут как-то оно так получается… В общем, если верить тому, что мне доложили — тут живут не бедные крестьяне, а наоборот, довольно зажиточные горожане, врачи и учителя, высокообразованные люди, и право получить такой участок и работать на нем они рассматривают едва ли не как большое вознаграждение…

— Право работать на участке, который и одного человека с трудом прокормит? И жить в хибаре, способной развалиться от первого же порыва ветра?

— Ну… Зак, я ж говорю, оно как-то необычно выглядит, но мне так доложили… И, судя по всему, тут ты еще и не такое встретишь, если верить докладам, то вся Иноземия — один большой парадокс, и тут наша логика не в почете…

— Да уж… — тут Зака посетило очередное озарение, — Но подожди, если учителя и врачи тут работают, то чем же тогда занимаются все остальные? Или тут только города, а сел никаких нет?

— Чем… Знаешь, Зак, лучше ты подожди с расспросами, мы как раз через сельские районы пойдем к столице, там все и увидишь…

— Ладно, — Зак пожал плечами, — Посмотрим.

Пройдя еще несколько поселений городской интеллигенции, где, по словам Гердера, самые образованные местные жители трудились до десятого пота с ранней весны до поздней осени, только на зиму возвращаясь в свои городские квартиры, отряд спустился с гор и вышел наконец на просторы полей. Тут закончились бедные районы, которые государство щедро жертвовало своей интеллектуальной элите, и начались плодородные земли, предназначенные для своих истинных обитателей. Для крестьян, детей земли, которые в обнимку со своей матерью-землей и лежали целыми грудами во всех канавах, сладко похрапывая и испуская в атмосферу пары самогона. Эти доблестные труженики, в битве за урожай героически рассадившие на толстом слое чернозема бурьян и колючки, наслаждались заслуженным отдыхом в компании своих верных друзей — стеклянных сосудов, размышляя о вечном и предаваясь философствованию о смысле бытия и критериях познания. В то время, как их жены и дети забивали дыры на прохудившихся крышах, готовили, выгоняли на поля тощий рогатый скот, строгали и пилили, рубили и чинили, те, кому самой природой было предначертано жить в единстве с нею, этим и занимались. Ибо никто не может быть ближе к земле, чем человек, полностью погруженный в глубокую грязевую лужу, но все равно, пуская пузыри, напевающий нечто невероятной философской силы и глубины. Используя в качестве средства передвижения спины любящих матерей, жен и дочерей, рыцари бутылки и стакана перемещались по жизни вперед, принося процветание и благополучие своей любимой родине. Как и настоящие воины, готовые в любой момент встать, или попытаться встать, на защиту своего отечества, бойцы невидимого фронта жили жизнью настоящих мужчин, доказывая всем и каждому, что свинья на самом деле имеет полное моральное право называться чистым и культурным животным.

И если первое село Иноземии вызвало у Зака нечто, отдаленно напоминающее шок, второе — возмущение, то начиная с третьего и по десяток они вызывали лишь гнев, а после второго десятка вообще ничего не вызывали. Даже могучие гвардейцы постепенно начинали чувствовать, как алкогольная дымка воздействует на их мозги, что уж тут говорить о трезвеннике-Заке, никогда и капли в рот не бравшем… Служившая лучше любых крепостных стен и рвов, стена паров спирта прикрывала эту страну от любого внешнего врага, который, вздумай он напасть, никогда бы ничего не смог сделать с местными жителями, сама физиология которых в процессе длительной эволюции была переведена с водной на этиловую основу. И не поддержи своего двоюродного брата под руку Гердер, и не к такому привыкший, вполне вероятно, что странствие Зака закончилось бы, так и не начавшись.

Однако хоть полоса деревень этой страны, название которой так и оставалось для Зака загадкой, и была длинной, однако постепенно подошла к своему логическому завершению. Содержание спирта в составе атмосферы снизилось с девяноста до всего каких-то жалких десяти-двадцати процентов, что означало приближение города. То есть места, где люди страдали определенным, с точки зрения селян, извращением, а именно — считали, что пить целые сутки не очень хорошо, и отводить на это надо всего несколько часов, как правило поздним вечером. Причем, что еще более удивительно, хорошим тоном в городе считалось употреблять алкоголя столько, чтоб потом еще можно было хоть как-то, но перемещаться с места на место, что для жителей окрестных деревень вообще было первым признаком кристально трезвого человека.

Ни Гердер, ни, тем более Зак, об этом не знали, а потому они просто почувствовали заметное облегчение. И, хоть и собирался Гердер уже этим вечером войти в столицу, в последний момент он передумал, и в самом пригороде главного города потенциально враждебной страны был быстренько разбит военный укрепрайон, вырыты рвы, разведены костры, из ближайших деревьев построен частокол, да и вообще, сооружена полноценная крепость, способная в случае чего выдержать многодневную атаку многократно превосходящего противника. Противник же этот, пусть и потенциальный, пока особой активности не проявлял, и только пару личностей чудесным образом перенеслись через все преграды, выпрашивая у всех и каждого, не найдется ли у них лишней бутылочки. Что делать с этими индивидуумами гвардейцы не знали, когда же за дело взялся Гердер, приказав кого-нибудь из них отловить и допросить, оказалось, что таким же чудесным образом, как появились, охотники за бутылками и исчезли. При этом вся стража клялась, что через их посты и муха без спроса не смогла бы перелететь, так что единственным, что оставалось Гердеру — пожать плечами, покормить своего соловья, устроить поудобнее заснувшего прямо на земле Зака и пойти спать самому.

Рано утром, как всегда, еще до восхода солнца, произошла побудка, и тут посольство Гердера ждало новое испытание. Местная земля, оказывается, славилась не только личностями, способными за бутылку незаметно перемахнуть четырехметровый забор и избежать неусыпной стражи, но и совершенно особенным мусором, который, в отличии от своих сородичей с той стороны гор, не был привязан к одному месту, а плавно кочевал там, где ему заблагорассудится. И за ночь его удивительным образом набралось столько, что доблестные гвардейцы потратили не менее полу часа, чтоб освободить проход из своего лагеря сквозь груды мятых бумажек и битого стекла. Причем местные жители, которые как раз в это время спешили на работу, умудрялись каким-то образом ни отряд Гердера, ни, что еще более удивительно, мусор не замечать, находя сквозь него дорогу каким-то шестым чувством, доступным жителям только подобных городов. Хотя надо отметить, что если мусор вообще все игнорировали, как будто его присутствие было столь же естественно, как небо и земля, то по отношению лагеря Гердера одна бабулька все же высказалась, пробормотав что-то вроде «опять стройку устроили, ироды, уже торговать негде»… Вообще же, казалось, будто все население этого города состоит всего из нескольких категорий людей, основной из которых были столетние бабушки, с проворством марафонца тащившие во все стороны по пять-шесть сумок, в каждую из которых мог спокойно запрятаться даже самый массивный солдат из гвардии Гердера. Вторым после них по численности были молодые люди неопределенной наружности, количество одежды на которых явно несколько не совпадало с планируемым, которые, судя по редким возгласам из многочисленных строений, как раз сейчас возвращались по домам после отмечания успешного завершения очередного тяжелого учебного дня. Третьей по численности категорией были лица более определенной наружности, как правило одетые в однотипные костюмы темно-зеленого цвета, которые в основном занимались тем, что свистели в свистки и бегали за бабушками. Понять смысл их игры Гердер так и не смог, но в общих чертах, как он догадался, правила совпадали со стандартной игрой в доганялки. Лица в зеленом, хоть и уступали бабушкам в скорости, действовали более организованно, и стоило любой бабушке попасть в окружение пяти-шести особ со свистками — количество сумок у нее уменьшалось на случайное число в пределах от одной до сколько было. При этом лица в зеленом просто расцветали, хорошели от счастья, но стоило какому-то карманнику у кого-то выхватить кошель — и они все сразу как-то поникли, попрятались, и только убедившись, что карманник скрылся подальше, опять вылезли на свободу и продолжили охоту на бабушек. Были и другие, крупные и не очень, категории людей, однако рассмотреть их Гердеру подробно не удалось. Потому что проснулся Зак.

Сказать, что его пробуждение сопровождалось стихийными бедствиями и цунами, это все равно, что назвать охвативший пол материка лесной пожар дуновением теплого ветра. Зак, организм которого просто не привык к тому, что алкоголь можно употреблять не только для дезинфекции, а и вовнутрь, за вчерашний день невольно столько его поглотил, что сейчас страдал тем самым заболеванием, которое испытанные алкоголики считают единственным возможным с утра состоянием тела и души. А если быть более конкретным, то Заку было плохо. Очень плохо, так плохо, как ему уже давно не было. И это состояние вызывало проблемы не только у Зака, и не столько у Зака, как у всех, кто его угрожал. Потому что будь ты хоть элитным гвардейцем, если рядом с тобой злой страдающий с похмелья герой, два раза успешно спасший мир от тотального уничтожения, проблемы волей-неволей возникнут. И не приди Гердер вовремя на помощь своим воинам — вполне вероятно, что в посольстве уже через пару минут вместо ста было бы в лучшем случае пятьдесят послов, из которых половина — недееспособные, а вторая половина еще хуже. Однако правитель Оиса вовремя смог прийти на помощь, оказать физиологическую и, что намного важнее, моральную помощь Заку, убедить его, что казнь всех алкоголиков можно отложить хотя бы на завтра, и в целом привести в состояние, в котором перегрузка снимается с мозгов Зака и они возвращаются в функциональное состояние. Поспособствовал этому, конечно же, и специальный травяной отвар, приготовленный по рецепту Гердера, да и пение внезапно подавшего голос соловья помогло Менскому прийти в себя. Наконец, вылив себе на голову добрую бочку ледяной воды, Зак опять почувствовал себя в норме, а это значит, что он был готов продолжить свой поиск.

— Ну что, Гердер, куда дальше идти? — спросил он.

Гердер несколько замялся, что для него было не особенно характерно, и, наконец, решился ответить.

— Смотря кому. Мне — дальше, как доложили разведчики, навстречу уже выступила группа местных, судя по всему — начальства. Не зная, что с нами делать, они на всякий случай взяли с собой взвод арбалетчиков-снайперов и труппу артистов в белых сорочках с хлебом и солью, так что мне, похоже, придется прямо сегодня и сейчас заняться переговорами. А тебе — идти неизвестно куда, делая непонятно что. Тут наши пути, Зак, расходятся, но если ты что-то узнаешь, или просто решишь вернуться, давай договоримся о месте встречи. Я предлагаю…

— Не надо, — отмахнулся Зак, — Я и сам тебя найду. Ну что же, пока, братец, но вообще — я бы тебе порекомендовал начать переговоры с ультиматума. Или они объявят тут запрет на все спиртное, или… Или за дело возьмусь я. Еще раз пока, я пошел.

И Зак пошел. Именно туда, куда ему и порекомендовал Гердер, а именно — неизвестно куда. А так как направление это довольно обширное, то самым логичным, что он смог придумать, было идти дальше в ту же сторону, куда он шел до этого. То есть на запад. Однако сказать оказалось проще, чем сделать. Если планировка большинства городов мира Зака была достаточно простой, то планировка этого города представляла из себя нечто, где могли ориентировать только местные обитатели, да и то после приема стандартной дозы не менее стандартного стимулятора работы мозгов, в простонародье — разбавленного водой спирта. Решив, что намного легче ему будет, если он хотя бы узнает название города, Зак спокойно подошел к первому попавшемуся встречному-поперечному, и так и спросил:

— Где мы?

— На Трещине! — ответил тот, попытавшись сфокусировать на Менском свой бирюзово-фиолетовый взгляд. Потерпев фиаско, он продолжил свой путь, отгоняя усердно жужжащих перед глазами оранжевых одуванчиков.

Посмотрев под ногами, и убедившись, что никакой трещины там нет, Зак задумался. С одной стороны, так вполне мог называться и город, а с другой — как-то не вызывал ответ подобной личности у Зака особого доверия, и не мешало бы его каким-то образом перепроверить. Однако как именно это сделать Менский пока не представлял, и потому единственное, что ему оставалось — идти вперед, надеясь, что хоть дальше начнут попадаться более внушающие доверие личности. И действительно, город, хоть незаметно, но менялся. И чем ближе подходил Зак к некой точке, условно назовем ее центром города, тем больше жизнь вокруг напоминала присутствие цивилизации. Мусор, неизменный атрибут жизни на окраинах, постепенно начал сбиваться в кучи, жаться по темным углам, а потом и вообще поселился в специальных баках, явно для него и построенных. Конечно, далеко не весь, но все же тут уже можно было пройти, не особенно заботясь о том, чтоб твоя обувь сохранила хоть относительно чистый вид. И это был отнюдь не единственный признак цивилизации. Постепенно, среди мусора и руин, стали попадаться величественные дворцы, чем дальше — тем величественнее. При этом они отнюдь не чурались соседства жалких хибар, а наоборот, как будто бы специально следили, чтоб не дай бог ни один из соседей не рискнул построить что-то красивое. При этом тех, кто все это планировал и строил, совершенно не волновало, будут ли соблюдены пропорции и стиль. Единственным, что заботило строителей, было богатство — чем богаче выглядел дом, как понял Зак, это считалось круче. Причем, судя по всему, как раз сейчас шел самый бум строительства — повсюду работали, как муравьи, разнорабочие, снося хибару за хибарой, и возводя дворец за дворцом. Вокруг стояли многочисленные заборы, покруче того, что возвели гвардейцы Гердера, и что за ними происходило — так и осталось для Менского загадкой. Как, судя по всему, и для большинства местных жителей, которые узнавали об очередном архитектурном шедевре своей столицы исключительно в день его открытия. Как, судя по всему, и для властей, которые узнавали о том, что узнали местные жители, еще через пару недель, а то и месяцев, после этого. Для Зака довольно долго оставалось непонятным, чем же тогда занимаются власти, но вот в конце концов, когда он подошел еще ближе, и эта тайна раскрылась.

Местные власти строили храмы. Что такое храм в городе, названия которого Зак так и не узнал? Ну, если в общих, самых общих, словах, то это нечто. Совершенное нечто. Нечто, на что не согласились даже страдающие отсутствием художественного вкуса богачи, после чего архитекторы просто вынуждены были отдать эти проекты городскому совету, предварительно добавив пару цифр в графе «Масштаб». Считающие себя великими знатоками всего и вся главный городской советник и самый главный городской архитектор в традиционном режиме, то есть за бутылкой, осматривали проект за проектом, пока не находили тот, где масштаб был указан самый мелкий, после чего именно это и утверждали, в полной уверенности, что горожане будут просто счастливы очередному циклопическому сооружению. Именно так, или примерно так, и возникали те самые храмы, которые увидел Зак. И пусть уже никто толком не помнил, какому именно божеству они посвящены, на все религиозные праздники, о сути которых тоже уже все давно позабыли, вся местная элита собиралась в самом большом из храмов, и там дружно молилась всем богам, чтоб те помогли еще хоть недолго, но поправить. Зная об этом, каждый новый городской советник старался построить новый, еще больший храм, чем все предыдущие, причем успеть сделать это до того, как его успеют сместить со своего поста. Конечно, не всем это удавалось, стояло в центре много и построенных на половину, а то и на треть храмов, но все же большинство доводило свое дело до конца. А если учесть, что смена правительства тут проходила с завидной регулярность… Работы строителям хватало.

Вторым занятиям, помимо строительства храмов, чему местные власти посвящали все свое время, была рубка деревьев. Причем казалось, что тут главное не результат — а именно сам процесс. Иначе как объяснить, что если на одной стороне дороги сажались молодые деревца, то на противоположной точно такие же деревца рубились под корень, чтоб на их месте опять что-то посадить? Понять этого Зак не мог, но, судя по обилию пней, занимались подобным местные власти уже не первый десяток лет, и несколько поколений рабочих выросло на тяжком труде по рассаживанию и рубке деревьев. Иногда, как заметил Зак, в землю сразу сажались срубленные пеньки, чтоб лишний раз не выполнять нудную работу по их валке. Было заметно большой опыт городских служб в этом деле, так как они уже нюхом чувствовали, где приедет комиссия проверять, сколько деревьев посажено, а где на пару дней опоздает, и приедет только на отчет, сколько деревьев срублено. Причем судя по внешнему виду шастающих туда-сюда по улицам обычных граждан, они уже к этому привыкли, воспринимая непрерывный процесс храмостроительства и деревьярубки как нечто само собой разумеющееся.

Конечно, мнение о городе было бы крайне поверхностным, если бы Зак ограничился только неживой и полуживой природой. Как и везде, основной колорит столице придавали люди, потому что это именно они жили тут, и именно ради них происходило все то, что происходило. Однако тут, увы и ах, Зака, ожидающего чего-то столь же экстраординарного, ждало большое разочарование. Люди, хоть и отличались от тех, что жили в его родном Мене манерами и стилем одежды, в принципе были те же самые. Занятые своими проблемами, спешащими по срочным делам, они носились во все стороны, и большинству из них не было дела ни од дворцов и храмов, ни до деревьев, ни до Зака. Их больше волновал хлеб насущный да дела сердечные, проблемы с несносными детьми и не понимающими ничего родителями, конфликт со злым начальником и невыносимыми подчиненными. Короче все то, что волновало и волнует людей с того самого момента, как первая обезьяна задумалась о возможности использования полки в качестве орудия труда. И эти самые люди совершенно не замечали, что живут они в сумасшедшем, неправильном мире, логично полагая, что именно таким мир и должен быть. Потому что это был их родной мир.

Примерно так, по крайней мере, думал Зак, неспешно прогуливаясь по городу. Он пересек Трещину, как оказалось, всего один из районов этого города, и, перейдя мост над широкой рекой, оказался, как гласил большой щит, на Пещере. Судя по резкому улучшению внешнего вида всего окружающего — Пещера была центральным районом города, его лицом, а так как в грязь этим самым лицом никто бить не хотел, то и было тут чисто и опрятно. А также заметно увеличилась концентрация тех, кого утром этого дня Гердер окрестил «лицами в зеленом». Хотя тут они были не только в зеленом и не только со свистками, но и в обычной гражданской одежде, и единственным, что их выделяло на общем фоне, был подозрительный взгляд, которым провожался каждый проходящий. Причем если на окраинах этот подвид человека был крайне пуглив, и от любого шороха готов запрятаться в самую глубокую нору, то тут, в центре, в результате естественного отбора оставались только те, кто обладал в достаточной мере храбростью. Тем более, было их тут много. Как догадался Зак, выполняли они тут что-то вроде функции охраны внутреннего правопорядка, чем в Мене занималась специальная рота его гвардейцев. Вот только что оставалось загадкой, так это зачем их тут понадобилось такое количество — в среднем на трех гражданских приходился один в зеленом, причем у вех из них за поясом висели неизменные две вещи — короткая дубина и карманный арбалет, причем на несколько стрел сразу. Увлеченный конструкцией сего дивного оружия, а она действительно была достаточно интересной, Зак сам не заметил, как его интерес вызвал положительную обратную связь — им тоже заинтересовались. И чем ближе он знакомился с конструкцией оружия, тем больше вокруг собиралось личностей в зеленом, и тем дальше оказывались обычные граждане, нутром чуя — что-то тут сейчас произойдет. Зак, не привычный к тому, что с человеком могут что-то сделать только исходя из подозрений, а не совершенных действий, на это особо не обращал внимания. И только когда к зеленым подошел главный, имеющий отличительную черту в виде фуражки с пятью звездочками, и обратился к Заку, Менский соизволил отвлечься от изучения оружия.

— Что вы сказали? — переспросил он.

— Документы, прошу, — в голосе пятизвездочного появилось нечто, напоминающее злобную ухмылку.

— Какие именно? — не понял Зак.

— Ваши документы, — ухмылка стала еще более злобной.

— Мои? Нет, я что-то не понимаю, если бы это были ваши документы — тогда понятно, я бы вам честно сказал, что никакие документы я у вас не забирал, так что я тут совершенно не при чем. А мои документы, зачем они вам? Они ж мои, так? — уверенность Зака в том, что он поступает совершенно верно, несколько вывела человека с фуражкой из себя, но не на долго.

— Прошу вас предъявить для проверки документы, удостоверяющие вашу особу, — пояснил он, тем самым не оставив Заку повода сомневаться, какие именно документы ему требуются и для какой цели.

— То есть вы знаете, кто я? — не поверил Зак, привыкший доверять Гердеру, который клятвенно заверял его, что в Иноземии про него никто не знает.

— Нет, мы не знаем, что вы, но нам очень бы хотелось это узнать, — ошибочно чувствующий свое преимущество человек в зеленом решил отступиться от политики своей организации, и не только задавать, но и отвечать на вопросы, тем более подозрительная личность перед ним его крайне заинтересовала. Чувствуя, что Зак так и не понял, что от него требуется, он добавил, — Ваше поведение вызывает у нас определенные подозрения, и чтоб удостовериться, что вы не представляете опасности для нашего общества, нам бы хотелось осмотреть ваши документы.

— А, я понял! — обрадовался Зак. — Вы считаете, что я могу оказаться каким-то бандитом, и хотите убедиться, что я честный человек! Так?

— Приблизительно, — не понял радости Зака обладатель целых пяти звезд.

— Тогда я вас успокою — я вообще не имею никакого отношения к вашему городу, да и вообще к вашей стране. Я только сегодня прибыл из другого государства, так что ваших документов у меня нет, да и быть не может.

— Прекрасно! — столь удивительного стечения обстоятельств задержавший Зака человек даже не ждал, поймать вражеского шпиона, да еще без документов… На квартальную премию тянет, как минимум, а то и на медаль, или даже орден какой, не особенно значимый, степени этак седьмой-восьмой.

— Вот и отлично! Тогда я пошел, — пошел было Зак, но ему быстро перекрыли дорогу.

— Э нет, подождите, уважаемый, — любому другому на месте Менского потирание ладоней фаражкаголовым показалось бы подозрительным. Любому другому, но только не местному. — Вы никуда не пойдете. Прошу вас, пройдемте с нами, — видя, что Зак не собирается незамедлительно следовать его указанию, он совершил фатальную ошибку, добавив, — а то мы вынуждены будем применить силу!

Услышав нечто, напоминающее приказ со стороны своего начальника, лица в зеленом совершили вторую фатальную ошибку — достали кто дубины, а кто и миниатюрные арбалеты. Третьей ошибкой было то, что несколько из них эти дубины и арбалеты еще и направили в сторону Зака, ну и наконец четвертой, самой главной ошибкой, решившей окончательно судьбу бедняг, было то, что один из них попытался своей дубиной Зака ударить… Увы, эти обделенные судьбой люди не ведали, что творили. Узнай кто в Восточном мире, что десяток не имевших большого боевого опыта стражей порядка решили применить силу к Заку Менскому, о душах этих несчастных незамедлительно бы заказали отпевание. Человек, пять лет назад ставший чемпионом Мена среди юниоров, четыре года назад победивший на турнире прирожденных бойцов-лагыров, три года назад признанный лучшим фехтовальщиком всех времен и народов, два года назад провозглашенный вечным чемпионом континента на всем, что режет, год назад одержавший победу над самим Заксэром, был несколько неравноценным соперником для жалкой десятки стражей порядка. Не обладающий сверх высокой физической силой, не способный одним ударом срубить дерево, Зак обладал непревзойденной техникой фехтования именно на своем мече, да и другими владел ненамного хуже. Так что чисто рефлекторно, пока дубина еще только начинала двигаться в сторону его печени, он умудрился укоротить ее до длины в пару сантиметров, после чего примерно то же самое совершил с оружие всех остальных, сознательно не желая особо травмировать ни в чем не повинных людей. Однако те, вместо того, чтоб поступить единственным разумным образом, а именно — бежать куда глаза глядят, решили, что выстрел из арбалета все же способен опередить Зака… В принципе, они правильно решили — даже Менский был не в состоянии увернуться от выпущенной в упор стрелы, вот только одно «но» — он не собирался давать им произвести хотя бы один выстрел. Пройдя по второму кругу и лишив стражей порядка возможности произвести выстрел, как правило лишая их арбалетов, не брезгуя при этом случайно подвернувшимися под меч кусками пальцев и рук, он хотел было предложить им наконец поговорить как мирные люди. Но, увы, сей благородный порыв так и остался не более чем порывом. Потому что как раз в это время пятизвездочный, в схватке разумно участия не принявший, занялся художественным свистом. И если сперва Зак не понял, в честь чего это он решил помузицировать, то, наблюдая за мученическими, но полными злорадства лицами своих противников, как это не странно, сделал абсолютно верный вывод — скоро к этой десятке придет подмога. Судя по длительности свиста, чем больше будет этой подмоги, тем лучше. Разумно рассудив, что отбить выстрелы сотни арбалетов одновременно он не сможет, да и десятка, честно говоря, тоже, догадавшись, что в рукопашную с ним больше никто не полезет, Зак пришел к умозаключению, что если он отсюда побыстрее переместиться в другое место, то это будет не так уж и плохо. Особенно для тех, кто при этом сможет благополучно дожить до вечера, обладая все еще полным комплектом пальцев и рук. Не привыкший откладывать дела на потом, Зак незамедлительно приступил к исполнению своего плана, а именно покинул ставшую местом позора сил местного правопорядка площадь и продолжил свое странствие по улицам внезапно оказавшегося негостеприимным города.

Не успел пройти Зак и одного квартала, как навстречу ему понеслась огромная толпа личностей в зеленом, орущих что-то радостное и размахивающих в воздухе арбалетами. Решив, что с ними лучше не связываться, Зак пропустил толпу, отойдя несколько в сторону. Однако не все оказалось так просто — вслед за первой толпой понеслась вторая, третья, четвертая, и Заку только и оставалось, что уступать им дорогу, отходя то в одну сторону, то в другую. Наконец поток лиц в зеленом несколько иссяк, и Менский вышел к сложенной наспех баррикаде, за которой толпилась порядочная орда местных жителей, обменивающихся самыми последними новостями по поводу происходящего. Зак, заинтересованный, решил, что если что он и сможет выяснить, то только у тех, кто всю эту толпу удерживал на месте — все к тем же людям в зеленом, только на этот раз вооруженным огромными щитами.

— Простите, вы не подскажите, а что тут происходит?

Услышав голос за спиной, страж баррикады, обернувшись и внимательно осмотрев Зака, ответил:

— Парень, ты проходи по эту сторону, да побыстрее…

— А в чем дело? — не понял Зак, но все же начал перелезать баррикаду.

— Операция «перехват», говорят, тут где-то вражеский спецназ высадился, убил двадцать трех полицейских, мы окружили весь район, здесь сейчас лучше не ходить…

— Ну надо же! — Зак покачал головой, — А я никого и не заметил… А как этот спецназ хоть выглядит?

— Точно не знаем, — полицейский оказался словоохотливым, — но как нам донесли — их около десяти, все вооружены неким неизвестным оружием, что-то вроде механического меча, и каждый себе с трупа убитых врагов на память пальцы срезает…

— Жуть какая, — поежился Зак, — И что, вы их так и не поймали?

— Да вот, туда шесть участков полиции брошено, две тысячи арбалетов… Так что не волнуйся, парень, поймаем мы их…

— Желаю успеха, — попрощался со своим новым знакомым Зак, и пробившись сквозь толпу, продолжил свой поход по городу.

Вообще, сначала он хотел предложить свою помощь в поимке этих варваров-спецназовцев, но потом подумал, что к нему тут отнеслись не очень хорошо, так что и он тем же самым ответит. Хотя тот воин, что пропустил его через баррикаду, и выглядел хорошим человеком, но остальные… И, спрашивается, почему они, зная, что вокруг бродят такие опасные враги, вместо этого к нему прицепились, заставили какие-то документы показывать, а потом еще и оружие обнажать… Кстати, об оружии. Только сейчас Зак вдруг понял, что в нем могло не понравиться стражам порядка — его меч! Потому что, сколько он не смотрел по сторонам — ну у кого, кроме тех самых полицейских, оружия никакого не было, и тут же он догадался, зачем этих самых людей в зеленом такое количество. Естественно, если оставить народ безоружным, а бандиты все равно себе оружие достанут, то бандитизм просто обязан разгуляться. В Мене, например, да и во всех прочих странах Восточного мира, оружие было у каждого, кто мог себе его позволить. И, воруя кошель на базаре, вор рисковал, что ему в спину может полететь метательный топорик, а врываясь ночью в чужой дом рисковал наткнуться на пару острых мечей и топоров. Потому, естественно, для того, чтоб обеспечивать порядок хватало и пары десятков стражников на весь центр города. А тут, среди толпы безоружных людей, можно было творить все, что угодно, и тебе никто даже не мог оказать сопротивления. Ибо нечем. Не сильно вникая в подробности подобного положения дел, хотя и догадываясь, что оно каким-то образом связано с опасением местных властей по поводу собственной правомочности, Зак решил, что местных обычаев, сколь бы не были они дивные, следует придерживаться. Хотя бы для безопасности окружающих. И потому Менский снял свой меч с пояса и повесил в специальные ножны за спиной, где он уже напоминал не меч, а обычный рюкзак, хотя и несколько дивной формы. Так, посчитав, что теперь он уже ничем особым не привлекает внимание, Зак наконец решил приступить в своему заданию. То есть к поиску родителей.