"Госпожа страсти, или В аду развод не принят" - читать интересную книгу автора (Крамер Марина)

Часть II И теперь – навсегда…

… – И когда же я смогу тебя увидеть, моя дорогая? – Голос Беса в трубке был недовольным, и Марина представила себе выражение его лица. – Есть у меня одна тема, которую хотел бы я с тобой обсудить с глазу на глаз. Так что будь так ласкова, оторви свою шикарную задницу от дивана и заскочи ко мне на чаек, так сказать.

– Хорошо, – вздохнула она, понимая, что отступать некуда. – Завтра.

– Нет, сегодня.

– Что, настолько срочно? – Коваль перевела взгляд на окно и поморщилась – опять шел дождь, сентябрь и октябрь выдались мокрыми и противными какими-то, а за городом вообще тоска была, все расквасилось и выглядело удручающе. Хоть бы снег быстрее выпал, что ли…

– А чего откладывать?

– Гриш, там так льет…

– Ты ж не на трамвае поедешь, люк в джипе не открывай, вот и не промокнешь. Давай, Наковальня, шевелись.

"Черт тебя подери! – подумала она, положив трубку. – В такую погоду я предпочитаю лежать под мягким пледом и читать книжку, ну, или сидеть перед зажженным камином с чашкой зеленого чая и смотреть на огонь, а не рассекать по трассе на машине!"

В доме было тепло, пахло свежим яблочным пирогом и еще какой-то выпечкой. В камине потрескивали березовые поленья, отсветы пламени отражались в стоящем на столике большом бокале. Как можно добровольно выбраться из этого уютного места под непрерывный дождь? Коваль поежилась, представив, как противно на улице…

– Женя! – Она встала с дивана и выглянула в коридор. – Ты где?

– В кухне, – отозвался он. – Тебе что-то нужно, киска?

– Ты мне нужен, собирайся, едем к Бесу.

– Зачем?

– Знала бы я…

Хохол недовольно поморщился – они собирались провести тихий, спокойный вечер пятницы, отпустив всю охрану и Дашу в город. Теперь же придется ехать к черту на рога и домой возвращаться тоже затемно – посиделки у Беса всегда затягивались. И пацаны опять без выходного остались. Но спорить и высказываться Женька не стал, понимая, что бесполезно, просто позвонил в коттедж охраны и велел Севе с Геной собираться.

– Что ему от тебя надо? – уже сидя в машине, спросил Хохол, взяв Марину за руку.

– Сейчас все и выясним. Надеюсь, что ничего особенного, так, опять выпить не с кем, – отшутилась она, но в душе была просто уверена, что у пахана есть какое-то дело.

…Особняк Беса находился в самом центре города. Это был старинный дом, который Гришка выкупил у городской администрации и очень быстро привел в порядок.

Коваль вышла из машины прямо перед крыльцом, так как ее "Хаммер" бесовская охрана знала и всегда пропускала беспрепятственно. Шел дождь, двор превратился в сплошную лужу, впору кораблики пускать, Марина сразу замерзла и поежилась, но дверь наконец-то открылась, и они вошли внутрь. Вежливая девочка в джинсиках по колено и белой кофточке взяла у Хохла Маринино пальто, потом показала рукой направление, в котором нужно следовать, и через несколько секунд Коваль оказалась перед глазами Беса, развалившегося в кресле у телевизора.

– Привет, красавица! – Он встал и обнял ее, подводя ко второму креслу. – Парни, свободны, нам пообщаться надо. – Это относилось уже к ее охране и непосредственно к Хохлу, который с некоторых пор предпочитал все время находиться рядом. – Хохол, оглох, что ли? Иди посиди с пацанами. – Но Женька ждал только Марининого слова, не подчиняясь никому, и она кивнула:

– Иди, Хохол.

– Слушай, он всегда такой бронебойный? – проводив глазами телохранителя, спросил Бес.

– Нет, только когда приходится меня из поля зрения выпускать.

– А чего так? Боится, что уведут, что ли? – Бес усмехнулся и предложил кофе, от которого Марина отказалась – растворимый не пила, а просить, чтобы сварили, не хотела.

– Он не этого боится. Просто слишком часто в последнее время я влипаю в неприятности. Вот он и переживает. Да и со здоровьем у меня проблемы, тоже слышал, наверное.

– Слышал, – кивнул Гришка, оглядев ее знаменитую трость, прислоненную к подлокотнику кресла. – Сейчас-то как?

– Получше, но все равно голова побаливает, особенно на погоду. Но ведь ты не за этим меня позвал, чтобы про здоровье спросить? – Коваль вынула сигареты и закурила, внимательно разглядывая лицо пахана, его прищуренные глаза и оскал желтоватых, прокуренных зубов.

– Проницательная ты баба, Наковальня, не устаю повторять. Действительно, не за этим, давно собирался поговорить, да ты в больничке была. Ты кому сбагрила свою корпорацию, дура набитая? – Этот переход ей не очень понравился, особенно эпитет, которым так изысканно наградил Бес. – Вообще не соображаешь, что делаешь?

– Стоп, поосторожнее с выражениями!

– Какая, на хрен, осторожность! Ты чем думала, когда бумаги подмахивала? Вся прибыль в Москву пошла!

– Это не мои заботы, а нашего мэра. Именно он не захотел помочь мне сохранить корпорацию на плаву, именно он не давал мне нормально работать и выхватывал более или менее приличные заказы, чтобы разместить их где угодно, только не в "МБК"! А то, не дай бог, Коваль обогатилась бы больше, чем нужно! И при чем здесь ты?

– Я должен быть в курсе всех сделок, которые проводятся с моими подконтрольными объектами! – заорал Бес, стукнув по столу кулаком. – Ты должна была сначала со мной переговорить, а потом уж сделку проворачивать!

– Эта корпорация принадлежала моей семье, мне лично, и кому и когда ее продать, я могу решить сама, вот и решила! – огрызнулась Марина в ответ. – И вообще – сейчас уже не те времена, я имею право свои дела ни с кем не обсуждать! У меня легальный бизнес, я налоги плачу, если на то пошло!

– Кстати, о налогах! Где деньги в общак, счастье мое? – перекинул стрелки Бес, поняв, что наехать за продажу корпорации не вышло, все было законно.

– Я отдам позже, сейчас много проблем, – уклонилась Марина, но он не стал вникать в ее трудности:

– А это меня не волнует. Деньги должны быть, и точка.

– Гриш, давай позже, ты ведь знаешь – я отдам, я всегда держу слово. Просто у меня момент неудачный, некогда за дела взяться как следует.

– Не темни, дорогая моя, – засмеялся он, похлопав ее по руке. – У тебя все в полном шоколаде, ты почти здорова, любима – вон бугай твой как на меня зыркнул, ревнует! Что еще надо молодой женщине? Денег у тебя тоже навалом, ты ж корпорацию продала. Кстати, за это штраф, дорогая, – сто штук "зеленых" привезешь сверх плана.

У Коваль даже дыхание перехватило – такие деньги ни за что, причем даже не в общак, а лично Бесу! Обнаглел совсем пахан, так можно вообще ничего не иметь, просто стричь потихоньку со всех, и ты в порядке.

Подобное никогда не приходило в голову даже старому лису Мастифу, а уж тот деньги любил. Но старался не особенно нарушать установленный годами порядок, не демонстрировать свое благосостояние. А Бесу все равно – живет на широкую ногу и плевать хотел на то, что об этом подумают остальные. Новой формации авторитет…

– А не разорвет? – зло прищурилась она, понимая, что деньги все равно отдаст, куда деваться, но хоть дверью хлопнуть на дорожку.

– Нет, дорогая! – заверил Бес, улыбаясь своей широкой улыбкой. – Я решил в "Парадизе" домик прикупить, так что теперь собираю понемногу.

"Домик" в элитном коттеджном поселке "Парадиз" стоил в среднем от полутора миллионов зеленых американских рубликов, поэтому Гришенька и старался настричь везде, где только возможно.

– А здесь-то чем тебе плохо? Центр города, все под рукой…

– Тебя нет рядом, в этом вся причина! – со смехом признался он. – Хочу в любое время тебя видеть, как только захочу. И тебе будет проще ко мне приходить.

Можно подумать, что они в каких-то интимных отношениях! И приезжала Марина к нему только тогда, когда уже не было возможности отвертеться. Но пусть помечтает, это ведь не вредно. Да и слухи о том, что Наковальня с паханом в каких-то иных отношениях, чем все остальные бригадиры, тоже облегчали жизнь. Мало кто захотел бы проверить эту информацию, посягнув на то, что принадлежит Марине или на что она имеет виды.

Они попили все же кофе, поболтали о жизни, и неожиданно Бес спросил:

– А ты видела нового владельца "МБК"?

– Да, и что? – насторожилась Коваль – вопрос ей не понравился.

– Просто мне он напомнил одного знакомого. А тебе нет? – Он внимательно смотрел на нее, ожидая реакции, но Марина была начеку и держала себя в руках.

– Нет.

– Ты повнимательнее присмотрись, – не отставал Бес, не сводя с нее своих карих глаз. – Не может быть, чтобы я увидел, а ты нет.

– Мне что – делать нечего больше, как только разглядывать какого-то московского фраера? У меня есть свой мужик, вот его я и разглядываю в свободное время, – невозмутимо ответила Коваль, стараясь не подать вида, что ей неприятен этот разговор, и не вызвать подозрений у Беса.

– Ну-ну! – протянул он, закуривая. – А мне он напомнил… сказать, кого?

– Господи, да скажи и успокойся уже!

– Сказать? Или не надо? – продолжал играть, как с котенком, Бес. – Ладно, скажу. Похож этот строитель на твоего покойного ныне мужа, на господина Малышева Егора Сергеевича.

Выдав это, Бес в упор уставился на Марину, ожидая реакции, но ее не последовало. Коваль спокойно докурила сигарету, затушила ее в пепельнице, а потом произнесла, не повышая голоса:

– Ты плохо его знал, раз этот хлыщ тебе Малыша напомнил. Вообще ничего общего.

– Ты его хорошо разглядела-то? Сколько раз видела? Раза два, не больше. А я вчера с ним полдня провел, вот как с тобой примерно.

Это была новость не из приятных. Что это понадобилось Егору от Беса? Или наоборот? Чем-то этот альянс Марину напряг. Да и зачем Малышу обращаться к Бесу, по какому поводу? Отойдя от криминала еще "в той" жизни, до своей мнимой смерти, Малышев старался как можно реже пересекаться с представителями этого мира, не прибегать к их помощи, по возможности не общаться. Разумеется, собственная жена составляла исключение. И то, что сейчас сказал Гришка, показалось Марине странным и тревожащим. Неужели у Егора случилось что-то, в чем он не в состоянии разобраться без участия Беса? Думать об этом было неприятно и страшно. Несмотря ни на что, Марина не желала мужу зла и, не задумываясь, кинулась бы на помощь, даже если бы он не попросил. Впрочем, в том, что Малыш не попросит, она не сомневалась.

– Спроси хоть, зачем этот Грищенко ко мне приходил. – Бес словно поймал ее мысли, а Марина про себя отметила, что и не знала новой фамилии мужа, только имя.

– А почему мне должно быть это интересно?

– Ну, не знаю, хотя бы потому, что ты моя правая рука.

– Гриш, если у тебя все, то можно, я поеду домой? У меня голова начинает болеть, – схитрила Марина, чтобы увильнуть от неприятного разговора.

Бес забеспокоился, заботливо пощупал ее лоб, посчитал пульс, вызвав у Коваль улыбку своими действиями.

– Слушай, ты и правда бледная какая-то стала. Давай-ка ты домой, отлежись. А может, у меня останешься?

"Ага, вот только этого мне не хватало – у тебя остаться!" – и Марина отказалась, поблагодарив за заботу и позвав Хохла.

– Ты смотри, Хохол, пусть она сильно не напрягается, – напутствовал Бес, выйдя проводить. – Береги ее, эта девочка мне как сестра, если что – шкуру спущу!

Хохол еле сдержался, чтобы не сказать чего-нибудь ядреного, но вовремя увидел Маринины глаза и осекся. Наклонив голову, он молча пошел следом за хозяйкой к выходу, спустился за ней вниз, где на первом этаже ждали Сева и Гена. Уже в машине Коваль взглянула на хмурого любовника, покрутила пальцем у виска и сказала:

– Совсем плохой стал? Не можешь молча прожевать? Пусть он трындит все, что хочет, тебя это не касается, молчи и слушай – дольше проживем.

– Киска, он меня еще учить будет, как себя вести и как свое дело делать! Да у меня нет никого, кроме тебя, я голову могу прозакладывать, только чтобы тебе хорошо было! Ты ж любимая моя, девочка моя… – он наклонился и поцеловал ее. – Домой поедем?

– Нет, давай в "Шар" заскочим, что-то я суши захотела не на шутку.

– Тогда поехали поедим.

Стоянка около ее любимого ресторана японской кухни была забита машинами – полный аншлаг. Но место Марининого джипа на парковке оставалось свободно – мэтр и охранники следили за этим, потому что хозяйка могла заехать в любой момент, и горе тому, кто припарковался там, где обычно стоял черный "Хаммер". Хохол подал руку и вслед за охраной повел ее в зал, велев Севе очистить татами-рум, если в ней кто-то был. Но это не понадобилось – подбежавший Кирилыч, бессменный мэтр уже много лет, сообщил, что все готово и ждет, поскольку кто-то из охранников ресторана увидел джип прежде, чем Коваль из него вышла, вот они и подсуетились.

– Молодца, Кирилыч! – похлопал его по плечу Хохол, и тот закивал:

– Стараюсь, Женечка! Марина Викторовна, что желаете?

– Суши, Кирилыч, только суши. И сок какой-нибудь.

– А саке как же? Привезли вчера из нового урожая, свеженькое…

– Нельзя мне пока. Жень, ты что будешь?

– Мясо, – Хохол никогда не понимал ее любви к рису и овощам, сам не представлял еды без мяса, но у повара был огромный запас рецептов приготовления и этого продукта, так что голодным Женька из-за стола не вставал.

Марина вытянула ноги, сбросив остроносые ботинки на каблуках, откинулась на спинку диванчика и пробормотала:

– Черт, не думала, что он такой наблюдательный…

– Ты о ком, киска? – Хохол взял ее ногу и стал разминать колено.

– О Бесе, о ком же еще! Знаешь, что он мне выдал сегодня? Что новый владелец "МБК" просто вылитый Малыш, одно лицо! Больно, Женя! – При упоминании о Маринином бывшем муже Хохол слишком сильно сжал ее ногу, заставив вздрогнуть.

– Прости… Так что тут удивительного, если это он и есть?

– Женя, ерунду не пори! По официальной версии, он погиб, а это – совершенно другой человек, ничего общего не имеющий с Малышом. Как Бес докопался?

– Да не докопался он, просто решил тебя за одно место пощупать, раз уж ты денег ему отдавать не хочешь. Знает ведь, как ты его любила, Малыша своего, рассказали уже, поди-ка, тот же Макар, ублюдок поганый, и доложил. Расслабься, девочка моя, все нормально. Я же никому не позволю тебя обидеть, ты ведь знаешь.

Марина и не заметила, как оказалась у него на руках, как он осторожно поглаживает ее грудь под черной водолазкой, дышит в шею, заставляя вздрагивать.

– Жень, мы в ресторане, если ты не заметил…

– Да, киска, я знаю… Поцелуй меня, пока еду не принесли, – он завладел ее губами и принялся целовать, слегка прикусывая – это была его любимая манера, потом у Марины губы вздувались и болели, но это мелочь. "Блин, если так пойдет, поесть удастся не скоро, – официантки слишком вышколены и не войдут в татами-рум, если дверь закрыта…"

– Жень, хватит! – Коваль уперлась руками в грудь возбудившегося Хохла. – Дома закончим.

– Как скажешь, киска…

Он осторожно опустил ее на диван рядом с собой, махнул замершей за полупрозрачной ширмой официантке, та склонилась в легком поклоне и поставила на столик перед ними две неглубокие мисочки с теплыми влажными полотенцами.

Марина всегда строго следила за тем, как исполняются надлежащие ритуалы в ее ресторане, как одеты официанты, как подобрана посуда. Все должно максимально соответствовать выбранному стилю и кухне, чтобы не нарушалась гармония и общая атмосфера. Именно поэтому Марина категорически запретила использовать любую музыку, кроме японской, тихой, неторопливой и нежно звучащей как бы из-за стены, а не в самом зале или татами-рум.

Однажды Кирилыч посетовал на то, что многие клиенты остаются недовольны отсутствием караоке или просто какого-нибудь ансамбля, но Коваль только усмехнулась:

– Кирилыч, в этом городе полно мест, где можно тяпнуть водяры и всласть поорать песни в микрофон. Кому не нравится – милости просим отсюда. В этот ресторан я приезжаю отдыхать и делаю это регулярно. И именно потому не желаю слушать завывания пьяных клиентов и созерцать любителей пуститься в пляс. Это понятно?

Мэтр согласился, зная, как трепетно хозяйка относится к своему любимому ресторану.

Ужин затянулся, Марина любила наслаждаться едой неторопливо, а не глотать, как утка, восхитительные рисовые шарики, начиненные нежной семгой и завернутые в тонкие листки водорослей. Хохол, расправившись с огромной свиной отбивной и темпурой из овощей, откинулся на спинку диванчика и с улыбкой наблюдал за движениями Марининых рук над подносом с суши, за тем, как она осторожно подхватывает палочками кусочки свежайшей семги, обмакивая их в соус. Закончив с едой, Коваль закрыла глаза и продекламировала негромко:

– Издавна слышал я о дороге, которой мы напоследок пойдем…

Но что это будет вчера иль сегодня – не думал…

…Здорово, да? Так точно и просто – все умрем, вопрос только в том, когда…

Хохол молчал, вертя в руках хаси, ему не понравилось это настроение и разговоры о смерти, но Коваль столько раз видела ее очень близко, что уже давно перестала относиться к ней как к чему-то страшному, скорее как к неизбежному.

– Что ты молчишь? Не нравится?

– Почему? Просто не в тему немного, все было так хорошо, а ты опять про свое…

– Жень, я не думаю о нем, клянусь тебе чем хочешь. Все прошло.

– Ты плачешь ночами, я ведь слышу.

– Неправда.

– Правда, киска, – ты плачешь в подушку, а когда я тебя обнимаю, успокаиваешься, думая, что это он с тобой.

Марина разозлилась – не может быть, чтобы это было так, она действительно не вспоминала о Егоре, не думала о нем. Это было не в ее правилах – сказав "нет", Коваль уже никогда не говорила "да". И теперь Хохол обвинял ее в том, что она до сих пор страдает по мужу.

– Ты настолько неуверен в себе, что ревнуешь к прошлому? Это странно, Женя.

– Дело не в том. Я прекрасно знаю, что ты со мной, что ты сама порвала с ним, но признайся – болит ведь еще?

– Отвали ты, Женя, ничего у меня уже не болит! Все, устала, поехали домой!

Марина встала и начала надевать ботинки. Хохол опустился на колени и помог, потом обнял ее ноги и прижался к ним лицом.

– Прости меня, родная, я сам не знаю, что говорю. Просто я, наверное, до конца не верю, что ты со мной, а не с ним, все время проверяю… Не сердись на меня, киска.

Коваль положила руку на его бритый затылок, слегка потрепала, потом подняла его голову за подбородок и заглянула в глаза:

– Я не сержусь на тебя, дорогой, я все понимаю. Поверь, тебе не нужно что-то мне доказывать, я не уйду от тебя.

Он смотрел на нее и ловил каждое слово, каждый звук, срывавшийся с ее губ, и Марине стало смешно – огромный мужик, стоящий на коленях и выглядящий сущим пацаном…

– Поедем домой, я устала…

– Да, моя маленькая, поедем.

Ей всегда было спокойно, когда Хохол сидел рядом, а не впереди, так она чувствовала себя в безопасности, знала, что он всегда успеет ей помочь, защитить. Он прижимал Марину к себе, и это тоже вселяло дополнительную уверенность, она могла задремать на его плече, и тогда он просто относил ее в спальню и укладывал на постель, осторожно раздевая, чтобы не потревожить сон, а потом и сам ложился рядом, обняв. Она привыкла к его присутствию в своей постели, к тому, как он дышал по ночам ей в затылок, как будил поцелуем по утрам. Теперь ей уже не нужно было скрывать свои отношения с Хохлом от всех окружающих, и то, что он по утрам выходит на пробежку из ее спальни, тоже не было больше секретом. Только, пожалуй, Ветка не верила в то, что Марина на самом деле порвала все отношения с Егором.

Губы Хохла ласкали сонное тело, заставляя просыпаться.

– Давай, родная, хватит спать, вставай…

– Нет… Поцелуй меня еще… – Марина перевернулась на спину, подставив ему грудь, и Хохол долго гладил и целовал ее, обхватив руками. – Господи, как же мне хорошо с тобой… Жень, как ты думаешь, я еще долго буду такой, как сейчас?

– Глупышка ты. Тебе еще так мало лет, и так много всего впереди, а ты переживаешь о какой-то ерунде, моя родная. – Хохол лег рядом, пристроив голову у нее на животе, и Марининой рукой водил по своему лицу. – И вообще – пошел я на пробежку, а то лежишь тут, прибалтываешь меня…

Она со смехом выпустила его из своих объятий и закуталась в одеяло:

– Вернешься – разбуди.

Женька только головой покачал и пошел вниз, закрыв за собой дверь спальни.

Вернувшись через час, он силой поднял сонную Коваль и унес в душ, а там долго целовал под горячими струями, не в силах оторваться.

– Женька, я влюбилась, – призналась Марина, заглядывая в его серые глаза.

– Я убью его! Кто он? – зарычал Хохол, подхватывая ее на руки.

Она хохотала в его руках, держась за шею и прижимаясь к мокрому от бегущей воды телу, и была абсолютно счастлива.

К завтраку она спустилась в прекрасном настроении. Теперь, когда в доме жил еще и племянник, Марина чувствовала, что у нее есть семья, есть люди, о которых она должна хоть иногда думать. Да и домработница Даша получила возможность испытывать на ком-то свой кулинарный талант, в связи с чем Николай Дмитриевич начал заметно раздаваться вширь. Марина постоянно подшучивала над ним по этому поводу, но парень был просто не в состоянии отказаться от Дашиных блинчиков, оладий, слоеных пирожков с разными начинками и булочек в сахаре.

Однако сегодня за столом состоялся неприятный разговор с Николаем – тот безобразно нахамил в ответ на замечание по поводу состояния дел в команде.

– Не лезла бы ты, Мариша, туда, в чем не понимаешь!

– Да? – прищурилась она, постукивая по столешнице длинными ногтями. – И давно ты такой грамотный стал?

– Недавно. Мне надоело, что ты постоянно контролируешь все, что касается футбола, в котором не разбираешься! Твои орлы во главе с дегенератом Комбаром постоянно сидят на тренировках, нервируя игроков, а он сам регулярно устраивает какие-то собрания с угрозами. Осталось всего одну игру сыграть, она уже не сделает погоды, мы и так в тройке, так чего еще тебе надо?

– Интересно, а на каком месте вы были бы, если бы этот, как ты выразился, дегенерат Комбар не работал с судьями, а? – произнесла Коваль, разглядывая пирсинг на ногте среднего пальца – маленький цветок из платины. – Скажи еще, что ты об этом ничего не знал, дорогой Николай Дмитриевич! На этом весь футбол и держится – на бабле, которое я в него вбухиваю! Так что имею право лезть всюду, куда только посчитаю нужным!

Племянник не сразу понял, что переходит границу и начинает действовать тетке на нервы, а это уже чревато неприятными последствиями. Он отложил салфетку, небрежно бросил в тарелку вилку и нож и раздраженно проговорил:

– Ты все переводишь на деньги!

– А ты давно проникся к ним таким презрением? – Коваль наклонилась вперед и зашипела: – В твои годы, мальчик, я работала в больнице и практически не вылезала оттуда, чтобы иметь возможность купить себе еды на выходные! А ты ездишь на "Мерседесе", живешь на широкую ногу и трахаешь в моем доме мою подругу, и при этом еще ухитряешься хамить и дерзить мне, – Марина просто вскипела от его наглости и бестолковости.

– Мои отношения с Ветой тебя вообще не касаются! – запальчиво выкрикнул Николай, слегка стукнув по столу ладонью.

– Тогда переезжай к ней и там делай все, что хочешь! А в моем доме будешь жить по моим правилам! – отрезала Марина. – И не сметь стучать на меня кулаками – можешь без руки остаться!

Колька вскочил, двинул стулом так, что едва не опрокинул ей на колени чайник с зеленым чаем, и выбежал вон из кухни.

– Щенок паршивый! – пробормотала Марина, жалея, что не сдержалась и высказала ему про Ветку.

– Давай я его верну и поговорю, – предложил Женька, но она отрицательно покачала головой.

– Не надо, пусть сам поймет, что я права, а он нет.

– Киска, зря ты ему про Ветку ввернула, он ведь мужик, как ни крути, ему неприятно, что ты в курсе.

– Не надо приводить ее в мой дом, тогда я не буду в курсе того, чем они занимаются! – отрезала Коваль, вставая из-за стола. – Поехали в "Империю", там Барон что-то хотел мне показать.

Барон, вставший на место погибшего Сереги Розанова, оказался настоящей находкой. Умный, деловой, с экономическим образованием, к тому же умеющий считать каждую копейку, от чего фирма постоянно умножала капитал и увеличивала оборот. Сегодня он позвал хозяйку, чтобы обсудить новый проект – они собирались построить футбольный бар, где фанаты могли бы собираться после игр, встречаться с командой, а со временем Барон хотел там и трансляции матчей организовать. Словом, идея была богатая, если бы не одна проблема – участок земли, который мэр обещал Марине, кто-то перехватил, несмотря на то, что там уже начались работы.

– Слушай, Андрей Михалыч, а как так вышло-то? Ведь документы о праве аренды на двадцать пять лет у меня в сейфе лежат. – Коваль курила, закинув ноги на угол стола, а Барон нервно ходил по кабинету, заложив руки за спину, как зэк на прогулке.

– Да и черт его разберет, Марина Викторовна, приехал какой-то хрен, сунул мне в нос предписание о прекращении строительных работ, мол, выметайтесь, и вся недолга! – развел руками Барон, остановившись напротив нее.

– Придется прогуляться в мэрию. – Марина набрала номер приемной мэра, и через минуту его резкий голос ударил в ухо:

– Да, слушаю, Марина Викторовна!

– Эдуард Николаевич, у меня проблема – ваши люди из департамента строительства прикрыли мою стройку в шестом микрорайоне.

– Там такое дело, Марина Викторовна, – замялся мэр, и Коваль поняла, что участка ей не видать, как своих ушей без зеркала, просто потому, что шустрый Эдичка поднял на этом хорошие бабки, переуступив ее аренду кому-то другому. – Словом, эта земля находится в зоне интересов корпорации "МБК", они ведут застройку микрорайона, поэтому мэрия сочла возможным рассмотреть их просьбу о…

– "МБК", значит? – перебила Марина без всякого почтения. – Тогда мне все ясно! Но запомните, Эдуард Николаевич, я своего никому так просто не отдавала, и об этом участке мы еще поговорим! И стройку я не сверну, и бар дострою, вот так!

Бросив трубку, она схватилась за виски – снова начинается! Но если Егор решил таким образом с ней поквитаться, то ему это вылезет даже не боком, а кое-чем похуже!

"Забыл, болезный, что за штучка твоя бывшая жена?! Хорошо, я тебе напомню, раз ты этого хочешь!"

– Хохол! Едем в офис "МБК"! – заорала Марина, вскакивая со стула. – Михалыч, я тебе потом позвоню, а людей со стройки выводить не вздумай – убью, на хрен!

С этими словами она вылетела из кабинета, едва не прибив дверью секретаршу Олечку.

Идея поехать в "МБК" Хохлу абсолютно не понравилась, о чем он прямо и заявил, как только Коваль села в машину:

– Он ведь только этого и ждет – чтобы ты сама к нему приехала!

– Да прекрати ты! – рявкнула Марина так, что Хохол отшатнулся. – У меня землю из-под носа уводят, а он все за член свой трясется!

Хохол разозлился и заорал в ответ, что, мол, некоторые охренели совсем и базар свой не фильтруют, и пусть еще спасибо скажут, что он баб по лицу не бьет, а то…

– А то – что? – поинтересовалась она, внимательно глядя ему в глаза. – Что ты сделал бы, дорогой? Ударил бы меня? А попробуй, не стесняйся! – И Хохол отвернулся, поняв, что перебрал в выражениях. – И запомни, Женя, я всегда знаю, что делаю, поэтому не возражай мне – целее будешь!

Хохол отвернулся, обиженный такой отповедью, но в душе, разумеется, уже вынашивал план мести. Ночью ей придется за свои слова ответить, но это – потом, а пока надо бы обдумать, как построить разговор с Егором.

В его кабинет Марину не пускала молоденькая секретарша, но терпение Коваль истощилось быстро, и она сама, оттолкнув девушку, ворвалась в Егоровы апартаменты. Малыш сидел за столом и писал что-то, в кабинете было душно, а потому его серый пиджак небрежно висел на спинке кресла, а рукава белоснежной рубашки были закатаны до локтей. Подняв голову на звук открывшейся двери, он удивленно уставился на незваную гостью:

– Чему обязан подобным визитом, госпожа Коваль?

– А то ты не знаешь! Что за ерунда, с какой балды ты полез на мою территорию?

– О, вы, как всегда, изысканны в выражениях! – иронично усмехнулся он, уже вполне придя в себя.

– К черту твои расшаркивания, Малыш!

– Но-но, аккуратнее, дорогая! – предостерег Егор, вставая из-за стола и закрывая дверь на ключ. – Ты забылась! Что тебе нужно?

– Мне нужно, чтобы ты отвалил с моего участка и перестал переходить мне дорогу!

– Заставь меня! – насмешливо посмотрел на нее муж, окинув взглядом с ног до головы. – Ты ведь можешь это сделать, да, дорогая, иначе не вломилась бы в мой кабинет без приглашения?

– Это сейчас ты о чем? – подозрительно спросила Марина, поправляя на груди расстегнувшуюся блузку.

Егор сел за стол, вынул сигару, щелкнул золотой обрезалкой. По кабинету поплыл аромат дорогого табака. Малыш выпустил облачко дыма, прищурился и заговорил вкрадчивым тоном, не сводя глаз с порозовевшего лица разгневанной жены:

– Ну, ты же умная девочка, сама все знаешь! Вспомни-ка обстоятельства нашего с тобой знакомства и дальнейшее развитие событий! В этом самом кабинете ты пыталась уговорить меня не выходить из дела, которое вы тогда замутили с Мастифом, помнишь? Тогда, правда, ты была немного моложе, но сути это не меняет – ты всегда останешься тем, чем была…

– А по морде, Малыш? – поинтересовалась Коваль, глядя ему в глаза.

– О, это тоже было! А еще лучше – выкради меня отсюда и запри в своем знаменитом подвале, дорогая, ведь там ты предпочитаешь делать свои дела, да? – с иронией проговорил он, снова выпуская сигарный дым.

– Я не пойму – ты издеваешься, что ли? Забыл, кто перед тобой?

– Хочешь, я сейчас вспомню, кто ПОДО мной? – прищурился Егор, и она рассвирепела окончательно:

– Спятил совсем?

– А что – ты не за этим сюда приехала разве? Ведь ты знаешь только один стопроцентный способ решения всех проблем, о, нет, пардон – два! Но грохнуть меня ты не сможешь – пожалеешь, все-таки у нас с тобой много чего было, а вот второе…

– Помечтай!

– Да какие тут мечты, когда ты – вот она, бери и делай все, что захочешь! Давай, детка, вспомним, как оно было у нас с тобой. – Марина не успела пикнуть, как он отбросил сигару, завалил жену на стол, прижав голову и зажав рот, а другой рукой расстегнул пояс ее брюк, навалился сверху: – Вот видишь, дорогая, ты даже звука не издашь, потому что за тем и приехала.

Самое мерзкое заключалось в том, что делать с ней он ничего не стал, отпустил и сел в кресло, наблюдая, как она встает со стола, возвращает на место брюки, поправляет короткие волосы, растрепанные его руками.

– Сволочь ты, Малыш, – проговорила Марина, еле разжав зубы. – Ты об этом пожалеешь, или я не я буду!

– О, детка, ты – всегда ты, тут ничего не поменялось! – захохотал он. – Ну-ка, иди сюда. – Он поймал ее за руку и притянул к себе, обхватив талию руками: – Ты все такая же красотка, Коваль… Я не видел тебя три месяца, ты не скучала? – Его руки чуть подрагивали, а глаза восхищенно смотрели на некогда любимую жену.

Она попыталась вырваться:

– Пошел ты!

– Ну, естественно! Ведь за дверью сидит Хохол, заменивший тебе меня, как же я забыл об этом! Но ведь ты сейчас не видишь своего лица, моя девочка…

– Я больше не твоя девочка!

– Нет, Коваль, ты моя девочка и всегда ею останешься. Даже если сто раз выйдешь замуж. Мы с тобой обречены друг на друга, и ты тоже это знаешь, моя родная…

Он гипнотизировал ее, как удав кролика, Марина уже не соображала ничего, слыша только его голос и видя перед собой только его глаза. Его руки заскользили вверх по блузке. Егор дотянулся до шеи губами, и Коваль застонала от его прикосновений, погружаясь пальцами в его волосы и чувствуя, что еще через секунду уже не сможет уйти.

– Не надо… пожалуйста, не надо, Егор…

– Детка, зачем ты… Ведь ты хочешь меня, я знаю, я вижу… Не останавливай меня, не лишай удовольствия, ведь мы так давно не были вместе, так давно…

Но она все же сумела собрать в кулак остатки воли и вырваться из его рук, отошла к окну и начала поправлять блузку.

– Я пришла сюда не за этим. Давай поговорим спокойно.

– Я же сказал – обсуждать ничего не стану. Эта земля находится в зоне моих застроек, и уступать ее тебе я не собираюсь, – отрезал он, доставая из ящика стола новую сигару.

– И мы никак не договоримся?

– Нет, – подтвердил Малышев, насмешливо глядя на нее.

– Егор, зачем ты делаешь это? Тебе очень хочется меня унизить?

– Детка, и в мыслях не было! Просто ты привыкла получать все, что хочешь, а я не намерен поступаться своими интересами ради твоей прихоти.

– Ты говоришь неправду. Ты заранее знал, что этот участок мой, потому и затеял всю эту канитель, и мэру денег подкинул, чтобы он пересмотрел право на аренду. И я это докажу.

– Ой, дорогая, зачем тебе такие сложности? – усмехнулся Егор, дымя сигарой. – Только-только закончилась история с милицией, как ты снова начинаешь искать приключений. Лучше здоровьем своим занялась бы – выглядишь неважно, как твоя голова-то, кстати?

– Не дождешься, – огрызнулась она, закурив, и села на стул напротив него. – Не лез бы ты в мои дела, Егор, вот что я тебе скажу. Сколько ты хочешь за этот участок?

– Детка, детка, это уже просто ни в какие ворота! Ты взятку мне предлагаешь?

– Нет, я предлагаю тебе деньги для твоего же спокойствия, ведь иначе у нас с тобой развернется война, ты ж меня знаешь. А оно тебе надо?

– Ты не меняешься, Маринка, все такая же прямолинейная и упертая. Дался тебе этот кусок земли, найдешь другой, в чем проблема? – Малышев откинулся на спинку кресла и дымил сигарой, наблюдая с видимым удовольствием, как меняется выражение лица жены.

– А я не хочу искать другой, понимаешь? И проблема только в том, что я никогда не отдаю своего. – Коваль в упор смотрела на Егора и щурилась от яркого света невесть откуда выплывшего солнца, пробивавшегося через кофейного цвета жалюзи.

– Тебе придется научиться идти на компромисс, моя дорогая, иначе можно нарваться на неприятности, – невозмутимо парировал муж, стряхивая пепел.

Коваль всегда четко знала, когда пора прекратить разговор и уйти, чтобы не уронить достоинства. И четко чувствовала момент проигрыша… Она встала:

– Мне не страшно, если ты хотел меня напугать. Так подумай над тем, что я сказала, а потом позвони, будь добр, и скажи, что все в порядке – так будет лучше и тебе, и мне. Чао, дорогой! – Она, обойдя стол, потрепала Малышева по волосам и вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь.

Хохол поднялся навстречу с дивана в приемной, но Марина не заметила этого, вылетела из здания на улицу и от злости засадила сапогом по колесу "Хаммера".

– Ты что? – перехватил ее за руку Женька, разворачивая к себе лицом. – Что случилось?

– А вот что. Мой дорогой Малыш решил поставить меня на место и объяснить, что не все в этом мире мне подвластно, и особенно – его светлость. Но хрен-то я отступлюсь! Хочет войны – получит, – сверкнув глазами, прошипела Коваль.

– Киска, родная, опомнись! Не связывайся с ним, он не зря ездил к Бесу, вот гадом буду – не все так просто, просчитал он все, прежде чем на тебя наехать…

– Да мне все равно – пусть за ним тридцать Бесов встанут, я не отступлюсь!

Хохол только головой покачал, зная, что бесполезно говорить что-либо, когда Коваль уже все для себя решила. Она велела Юрке ехать в офис "Строителя", собираясь лично убедиться в том, что все нормально, и обсудить проведение банкета по случаю выполнения задачи, поставленной на сезон. Колька не ждал ее появления, растерялся и забормотал что-то, но Марина засмеялась и небрежно обняла его за талию:

– Расслабьтесь, господин директор клуба, я заехала по делу, а голову я тебе и дома могу оторвать.

– Извини меня за утренний разговор, ладно? – Племянник тоже обнял ее и виновато посмотрел в глаза. – Я иногда такое несу – сам удивляюсь…

– Ладно, проехали, – согласилась Марина. – Но запомни: пока я тут президент, соваться буду туда, куда посчитаю нужным, и тебе придется это терпеть. Что с банкетом?

– А что? – не понял Колька.

– Ну, где, сколько, кого позовешь? Определился, господин директор?

– Да пока рано еще…

– Ой, не кокетничай, Коля, не люблю. Сделаем так – выбирай любой клуб на свой вкус, и он ваш на ночь, считая с семи вечера.

– Мариш, а ты сама куда хочешь?

– Коля, я приду туда, куда будет нужно, поэтому на меня не ориентируйся, мои вкусы разнятся со вкусами рядовых граждан, ты ведь знаешь.

– Да уж! – засмеялся племянник. – Ты у нас девушка оригинальная! Я могу рассчитывать, что на банкете ты со мной потанцуешь?

– Это не ко мне вопрос! – подмигнув, она указала глазами на Хохла, развалившегося в кресле перед телевизором.

– Евгений Петрович, – нерешительно начал Колька, почтительно обращаясь к Хохлу, которого побаивался, по имени-отчеству, – а вы не будете возражать, если на банкете я приглашу Маришу на танец?

– Коваль, это он про что? Неужели не знает, что я никому тебя не доверяю? – лениво отозвался Женька, не отрывая взгляда от какой-то девицы на экране. – Смотри, какая лялька клёвая!

– Сдурел совсем! – прокомментировала Марина, улыбаясь. – Прекрати, Женька, а то разозлюсь.

Он встал и подошел к ней, обнимая и целуя в нос:

– А ты ревнуешь, что ли?

– Еще не хватало! Разве есть кто-то, кто заменит тебе меня? – Она вскинула руки ему на шею и посмотрела в глаза.

– Это точно, – вздохнул почему-то Хохол. – Колька, ты сегодня один приедешь или со своей дамочкой?

– А как надо?

– Может, вы к ней для разнообразия заедете?

– Понял! – понимающе улыбнулся племянник.

– Молоток, можешь на меня рассчитывать, если что. Поехали домой, дорогая.

Марина чмокнула племянника в щеку, и они с Хохлом вышли из кабинета, махнув охране, сидевшей в холле.

– Ты чего задумал? – поинтересовалась Коваль, располагаясь на сиденье джипа рядом со своим драгоценным Евгением, но он щелкнул ее по носу пальцем и покачал головой:

– Не порти сюрприз, киска. Любопытство – очень плохая черта для девочки!

– Где ты девочку увидел? – удивленно спросила она, заглядывая ему в глаза и пытаясь разглядеть в них хоть намек.

– Ты – моя девочка, – он легко посадил ее себе на колени, повернув лицом, и нежно поцеловал в губы. – Моя маленькая девочка, такая любимая и сладкая… Знаешь, я всегда хотел такую женщину, как ты, чтобы за нее не жалко было сдохнуть, чтобы от нее искры летели…

– Дурак ты, Женька, – Марина взяла его лицо в свои ладони и тоже поцеловала. – Разве только для этого женщина нужна? Ну, летят искры от меня, а толку-то? Кругом все выжгла, стою одна, как пень обгоревший…

– Киска, не надо, родная, не надо… – Женька прервал ее речь, прижав к груди голову и поглаживая по макушке, сбив набок кашемировый шарф. – Ты ведь не одна, я с тобой, я всегда с тобой, моя родная. Я же тебя люблю, так люблю, что сердце болит… Ты ушла сегодня к Малышу, так я думал, год прошел, а не двадцать минут, мог бы – в двери глазами бы дыру провертел, только чтобы видеть, что с тобой.

– Ты это о чем? – улыбнулась Коваль, разглаживая пальцем складку между его бровей, которая появлялась там всякий раз, когда Женька переживал и нервничал. – Думаешь, у меня с ним что-то было?

– Честно? Думаю, да.

– Ну и снова дурак. Я не настолько развратна, чтобы переспать, пусть и с бывшим мужем, за участок земли. Не любишь ты меня совсем, Женечка, потому и не веришь.

– Я?! – оскорбился Хохол в лучших чувствах. – Ну, ты сказала!

– Ага, рассердился! – Марина тормошила его, как расшалившийся ребенок осерчавшего отца, пыталась заглянуть в глаза, но он отворачивался, тоже включаясь в ее игру. – Жень, ну, Женька! Посмотри на меня!

– Скажи, что ты меня любишь…

– Люблю.

– Не так.

– Я люблю тебя, Женечка, люблю, родной мой. – Она стала целовать его куда придется – в лоб, в губы, в глаза, и он улыбнулся, отвечая на поцелуи:

– Не здесь, ладно? Я хочу дома все сделать, чтоб как люди, чтоб не наспех…

– О, дорогой, как захочешь…

Колька слово сдержал и ночевать уехал к Ветке, уж неизвестно, обрадовалась ли ведьма этому факту, но Марина с Женькой остались одни в доме, использовав свое одиночество во вполне понятных целях.

– Сегодня я буду делать все, что ты скажешь, моя киска. – Женька помог ей снять сапоги и пальто, провел в гостиную. – Ну, придумывай, я сейчас вернусь…

И она придумала. Быть в постели главной Марина никогда не любила, уж такой характер, зато подчиняться умела так, что у мужиков сводило одно место от предвкушения власти над ней. Но сегодня ей захотелось какого-нибудь антуража, и Коваль вдруг вспомнила про подаренное Егором кимоно, которое так и лежало в коробке в гардеробной. Проскользнув мимо кухни, где что-то мутил Женька, она достала кимоно и кое-как надела его, что оказалось весьма непросто, так как пришлось намотать на себя несколько слоев материи. Справившись с непокорным одеянием, Марина взялась за макияж, за полчаса превратившись в настоящую японку. Парик, купленный именно для кимоно, замечательно имитировал высокую сложную прическу, увенчанную двумя длинными шпильками из слоновой кости. Когда Хохол вошел в гостиную с подносом в руках, а она обернулась на его шаги, он чуть не рухнул от неожиданности:

– …твою мать! Ты что же со мной творишь, сучка! Чуть ноги не отнялись…

– Главное, чтобы другое не отнялось, – улыбнулась Коваль, вставая из кресла и приближаясь к нему. – Тебе нравится?

– Очень… – восхищенно сказал Женька, разглядывая ее. – Обалденно красиво, киска…

– И мне нравится. Возьми меня на руки.

Женька опустил поднос на стол и осторожно, словно боясь уронить, поднял Марину и прижал к себе. Она обхватила его шею руками, положила на плечо голову и прошептала:

– Теперь ты понимаешь, что нет никого, кроме тебя? Только ты и я, больше никого…

– Киска, ты удивительная… я не верю, что все это происходит со мной, неужели это ты у меня на руках, ты? – Хохол напоминал влюбленного подростка, которому любимая девочка позволила коснуться себя впервые.

– Жень, пойдем в спальню…

– Да, киска…

Он принес ее наверх, опустил на кровать, но Марина встала. Велев ему ложиться, опустилась на колени и стала раздевать его.

– Киска… перестань…

– Молчи… – Она изучала его так, словно видела и трогала впервые, словно никогда прежде не доводилось ей прикасаться к его телу, изрисованному татуировками.

Женька едва сдерживался, чтобы не схватить ее и не подмять под себя, но понимал, что это Маринина игра и мешать не надо. Она мучила его долго, даже сама устала, и только когда Хохол застонал от нетерпения и потянулся рукой к ее груди, укутанной шелком кимоно, сдалась, позволяя ему раздеть себя, что он и сделал с удовольствием.

– Киска… красотка моя… – Он целовал ее тело по сантиметрам, поглаживал, ласкал…

Женька не торопился, ему нравилось смотреть на ее лицо и изгибающееся в его руках тело. Ночь удалась… И только под утро перед Мариниными глазами возникло лицо Егора, его глаза и руки, обхватившие ее талию, совсем как вчера в кабинете…

– Нет… – простонала она во сне, – не хочу… я больше никогда не буду с тобой… никогда, слышишь…

– Киска, киска моя, что с тобой? – Женькины губы прикоснулись к груди, руки обняли и погладили, успокаивая. – Я с тобой, больше никого нет… спи, любимая моя… спи…

На последней игре сезона стадион был забит под завязку, свободных мест не осталось, и Марину это искренне порадовало – значит, не зря убила столько сил и денег на эту команду, значит, она на что-то годится. Было холодно, пробрасывал снег, но люди вели себя так, словно на улице лето, а на самом верху человек двадцать фанатов разделись по пояс и так провели всю игру, написав на груди по букве из названия команды. Коваль, глядя на них, все время мерзла в своей крытой и отапливаемой ложе.

– Ну, Марина Викторовна, поздравляю! – произнес в перерыве мэр, пожимая ей руку. – Не ожидал от женщины такого, если честно.

– Я ж не сама на поле вышла, – усмехнулась Марина, отметив, что зла на нее за телефонное хамство мэр не держал. – И вообще, Эдуард Николаевич, тут почти нет моей заслуги, разве что финансовая поддержка, а так… Ребята сами молодцы.

– Ну, а на банкет чего ж не приглашаете?

– А это не ко мне – к директору клуба, он всем рулит. – Она достала сигареты, закурила, глядя на поле, которое больше напоминало коричневую кашу, чем зеленый газон. – О, кстати, Эдуард Николаевич, а давайте газон поменяем.

– В смысле?

– Ну, искусственное поле сделаем, а то смотреть стыдно, а уж как играть – вообще думать не хочу, игроков жалко – грязища какая, лужи, кочки…

Мэр засмеялся:

– А вы хитрая штучка, госпожа Коваль! Ладно, обсудим. Думаю, что и новый инвестор не откажется помочь.

– Кто? – удивилась Марина. – Какой еще инвестор?

– Вы же знаете, что мэрия создала попечительский совет при горспорткомитете, вот, привлекаем бизнесменов к развитию спорта в регионе и городе. Новый хозяин "МБК" господин Грищенко изъявил желание помочь вам в финансировании команды…

– Да? – перебила она, закипев от злости. – А меня ктото спросил? Так я отвечу – мне не нужна ничья помощь, это МОЯ команда, и я сама разберусь, без посторонней помощи!

– Ну-ну, Марина Викторовна, зачем так резко? – попытался урезонить мэр. – Разве от помощи отказываются? Человек серьезный, грамотный, собирается вкладывать приличные суммы, вам же легче будет. И потом – что значит "моя команда"? У нас пока нет частной собственности на футбол, мы не в Англии.

– Неудачно выразилась, – пробурчала Марина. – Я и так не надрываюсь! И впредь очень вас прошу, Эдуард Николаевич, – не решайте за меня, я терпеть этого не могу!

У нее внутри все кипело и переворачивалось от негодования и злости, еще бы – чертов Малыш лез всюду, где только была она, везде, где хотя бы упоминалось ее имя. Марина не могла понять, зачем это он делает. Почему Егор просто не оставит ее в покое и не заживет тихо-мирно со своей Нателлой, не вычеркнет Коваль из жизни, как это изо всех сил старалась сделать она сама. Хохол почувствовал ее настроение, незаметно положил на плечо руку, чуть сжав пальцы, – мол, с тобой я, рядом, и Марина благодарно посмотрела на него.

Игра продолжилась, Коваль напряженно наблюдала за ее ходом, в голове прокручивая возможные варианты развития событий. Конечно, она могла сделать вид, что ничего не произошло, принять помощь Егора, тем более что это не ей лично, а команде. Но ведь еще большой вопрос – зачем он сделал это, с какой целью, что стоит за этим желанием. А вставать в позу… Некрасиво будут выглядеть эти разборки с совершенно чужим человеком – с чего бы вдруг?

Коваль думала об этом даже в тот момент, когда игра закончилась, когда ее команда радостно бежала вокруг поля, подняв вверх руки и приветствуя болельщиков, вставших на ноги и оравших так, что тряслись трибуны. Даже тогда, когда Колька вынес ее из ложи на руках и аккуратно спустился по ступенькам на поле. Хохол не успел и "а" сказать, как Марина оказалась на руках у кого-то из игроков, ее передавали с рук на руки до тех пор, пока Женька не выхватил и не поставил на ноги:

– Сдурели, уроды?! – Но Марине вдруг стало весело, и она в шутку стукнула его кулаком в плечо:

– Петрович, не ломай кайф! Все отлично, мы третьи, лучше и быть не могло! – Но в душе все равно была тревога и неопределенность.

На поле было полно людей, все, кто мало-мальски имел отношение к футболу, хотели поздравить игроков, тренеров, ну, и президента, разумеется. И, уж конечно, не обошлось без хозяина "МБК", как же без него! Он приблизился к Марине, насмешливо глянул на Хохла, протянул ей руку и сказал:

– Поздравляю, госпожа Коваль, отлично сработано – для женщины!

– Вам понравилось? – иронично улыбнулась она, стараясь вытащить руку из его пожатия, но Малыш держал ее пальцы мертвой хваткой. – Мне больно! – прошипела Марина еле слышно, не переставая мило улыбаться.

– Да? Давно ты перестала любить боль, Коваль? – тоже едва разжимая губы, отпарировал он, но хватку ослабил. – Что же, уважаемая Марина Викторовна, – продолжил он громко, – жду вас завтра в своем офисе, обсудим планы дальнейшего сотрудничества.

– Я не собираюсь сотрудничать с вами, Юрий… – она вопросительно посмотрела на него, но Егор махнул рукой:

– Оставьте это! Думаю, очень скоро мы перейдем на "ты", ведь так?

– Перебьешься, – шепотом отозвалась она, а вслух сказала: – Дело ваше, но сотрудничать все равно не стану.

– Придется – у меня на руках решение попечительского совета, и вы не вправе его игнорировать. – И добавил еле слышно: – Детка, не беги от меня, я не сделаю ничего тебе во вред.

– Сделай милость – отвали!

– Не проси – этого не будет. Ты – моя, и это так и останется.

Коваль поняла, что дальнейший разговор бесполезен, и потому решила закончить его так, чтобы Малыш надолго это запомнил. Она прищурила глаза, из-под челки взглянула на него и тихо произнесла:

– Увы нам, увы!

На эти жестокие муки

Гляжу, гляжу…

Зачем мы даем себя, люди,

Мирским соблазнам увлечь?

Потом повернулась и пошла прочь с поля, сопровождаемая Хохлом и Севой.

Малыш дернулся было следом, но наткнулся на вытянутую вперед руку Женьки, который негромко, но жестко сказал:

– Стой, где стоишь, иначе опозоришься на весь город. Не доводи до греха, строитель.

И Егор остановился, отстал.

Марина дошла до машины, забралась на заднее сиденье и зарыдала в голос, повалившись на лежавшую там Женькину куртку. Хохол велел охране отойти, сам сел к ней, положив руку на обтянутую черной шапочкой голову:

– Киска… Не плачь, маленькая моя…

– Да уйди ты отсюда! – заорала она, поднимая голову и ненавидя себя в этот момент. – Оставь меня в покое хоть сейчас!

Женька резко рванул дверку и вышел из машины, а Коваль упала обратно на сиденье, продолжая плакать. Хохол быстро удалялся от джипа, только отмахнувшись, когда Сева спросил, куда он. Телохранитель пожал плечами. Никаких распоряжений не поступало, а потому все спокойно курили, изредка по очереди оглядываясь по сторонам. Сквозь тонированные стекла машины охране не было видно, что делает хозяйка, а заглянуть внутрь они не смели. Так прошло какое-то время, пока наконец Сева не решился заглянуть внутрь и спросить:

– Марина Викторовна… может, домой поедем, поздно уже…

Марина подняла голову с сиденья, вытерла глаза и пробормотала:

– Да…

Она даже не заметила, что Хохла нет, только дома спохватилась и стала приставать с расспросами к охране и водителю, но те только руками разводили – не знаем, мол. Марина, зная Женькин взрывной характер, начала беспокоиться, позвонила ему на сотовый. Трубку он не брал. И ей стало по-настоящему страшно. Она металась из угла в угол по спальне, чувствуя, что сейчас сойдет с ума от неизвестности, проклинала себя за дурость и черствость. Не выпуская из пальцев сигарету, она сидела за столом на кухне, когда дверь наконец открылась, и в прихожую ввалился невменяемый от выпитого Хохол. У нее отлегло от сердца – живой, здоровый… Марина встала и подошла к нему, ухватившись руками за отвороты куртки:

– Где же ты был так долго? Я чуть не рехнулась…

Он взял ее сзади за шею, чуть сжал, заглянул в глаза и хрипло произнес, дыша в лицо перегаром:

– Что, киска, страшно одной остаться? Боишься? А я тоже не каменный, я устал…

– Женя, не говори ничего… Идем, я тебя уложу, поспишь, а завтра поговорим…

– Нет, сейчас! – уперся он, не двигаясь с места. – Сейчас! Думаешь, я совсем тупой? Не понимаю, из-за чего ты плачешь постоянно? Не-ет, я понимаю – ты его любишь, ты его всегда будешь любить… И не сможешь ты от него избавиться, потому что ты его женщина, Коваль…

Она отрицательно замотала головой и даже глаза зажмурила:

– Женечка, пожалуйста, не надо про это… Я тебя люблю, ты ведь знаешь… тебя одного, ты же мой, Женька…

– Не ври, киска… – обняв ее, совершенно трезво сказал Хохол. – Идем спать…

Марина помогла ему раздеться, уложила у себя в спальне и легла рядом, обняв его горячее тело и прижавшись к нему. Из головы никак не шли Женькины слова о том, что она женщина Малыша и никогда не избавится от этого. Самое неприятное заключалось в том, что это была чистая правда… Бедный Женька, он все прекрасно знал, но тем не менее был с ней, очевидно, понимая, что ей без него просто не выжить…

Утром Хохол страдал от похмелья, хватаясь за голову и вполголоса матерясь. Марина даже предложила ему водки, чтобы полегчало, но он только отрицательно мотнул головой и попросил:

– Уйди отсюда, киска, не смотри на меня.

– Скажите, пожалуйста! – фыркнула она, присаживаясь на край кровати. – А ты меня никогда не видел в таком состоянии?

– Это другое…

– Ну, еще бы! Это ж святая Коваль в дрова напивалась, а не ты! – Хохол что-то пробурчал и перевернулся на спину, закинув руки за голову. Коваль потрепала его по щеке, и он сморщился. – Хочешь, я тебе аспирина принесу, это помогает?

– Не надо…

Марина уткнулась лбом в его лоб и пробормотала:

– Что ж ты упертый такой?

– Какой есть.

Словом, он провел в постели весь день, до самого вечера, пока не приехали Колька с Виолой. Коваль поморщилась – в последнее время общение с Веткой ее немного напрягало, как раз из-за ее связи с племянником, но сделать с этим Марина ничего не могла. Да и Хохол постоянно обрубал на полпути все попытки как-то повлиять на ситуацию своим коротким, но безоговорочным: "Не лезь!"

– Что это у тебя вид какой-то похоронный? – поинтересовалась Ветка, скидывая на руки Даше свое красное кожаное пальто и проходя в гостиную.

– Нормальный, – пожала плечами Марина, усаживаясь в кресло и беря сигарету. – Даша, кофе сделай, пожалуйста!

– Я же вижу – случилось что-то, – не отставала Ветка, внимательно изучая ее. – С Женькой поругались?

– Мы вообще не ругаемся, если тебя это так интересует.

– Тогда где он? Обычно уже рядом отсвечивает, а сегодня…

– А сегодня у него похмелье.

– Довела! – закатив глаза, констатировала Веточка.

– Я?!

– А кто? Колька рассказывал, как тебя вчера какой-то мужик за руку держал после игры, а Хохол злился и сожрать его был готов. Опять мутишь с кем-то?

Было странно, что Николай не узнал Егора, хотя… Малыш изменил прическу, немного похудел, постоянно носил очки в дорогой стильной оправе, чуть изменил манеру поведения… Да и не до разглядывания нового теткиного воздыхателя было вчера Кольке.

– Тебе не кажется, что это слегка не твое дело? – поинтересовалась Коваль, докурив и отпивая кофе. – Почему вы все считаете себя вправе лезть в мою жизнь? Я ведь не трогаю тебя, хотя руки чешутся, башку оторвала бы тебе, дуре безмозглой, но молчу же.

– А ты не молчи! – с вызовом отозвалась подруга. – Я не слепая и вижу, как тебе хочется высказаться. Думаешь, мне самой все это нравится? Ничего подобного!

Марина подняла глаза и уставилась в лицо Виолы тяжелым взглядом исподлобья. Та поежилась и попыталась избежать игры в "гляделки", но ей никогда это не удавалось. Коваль еще какое-то время сверлила ее глазами, а потом спросила громким шепотом:

– Тогда зачем ты это делаешь?

– Не знаю… Он такой классный парнишка, жалко, что молодой.

В голосе подруги не было уверенности, Марина сразу чувствовала, когда Виола начинает крутить и пытаться спрятать что-то.

– Я иногда тебя не понимаю, Ветка. Ведь ты могла бы получить любого мужика, только раз взглянув на него, а ты валандаешься с сопливым пацаном, даже странно как-то.

– Ты не поймешь, – вздохнула Ветка. – Ты всю жизнь ни от кого не зависела, а я…

– Ты тоже какое-то время сама себе на жизнь зарабатывала, помнишь, как мы познакомились? – перебила Марина, не вполне понимая, что именно имеет сейчас в виду подруга. – Если честно, я виню себя за то, что свела тебя со Строгачом – это он приучил тебя к такой жизни, в которой не надо ни о чем думать.

– Глупости, – решительно отмела Ветка, которая на самом деле ни разу не упрекнула Коваль в том, что именно с ее подачи в Веткиной жизни произошли кое-какие изменения, причем не во всем положительные. – Я и сама всегда мечтала жить так, чтобы за меня кто-то решал, думал, определял. И вообще – хватит уже про меня, давай выкладывай, что случилось с Хохлом, раз он напился, – сменила неприятную для себя тему Веточка.

– Ничего не случилось, – раздался в дверях голос самого Хохла – весь помятый, всклокоченный, в тренировочных брюках, он стоял, ухватившись руками за косяки.

Появление в доме Ветки его не слишком обрадовало, да что там – просто разозлило. Хохол считал, что ведьма слишком уж откровенно претендует на Марину, слишком завладевает ее вниманием, пытается оторвать ее от него, Хохла.

– О, блин, ну и рожа… – протянула Ветка. – Тебя сейчас хорошо на ворота ставить – никто близко не подойдет.

– Очень смешно, – спокойно отозвался он. – Ты чего приперлась опять, на ночь глядя?

– Тебя проведать – соскучилась!

– Ага, расскажи вон собакам нашим, они и то не купятся! Чего надо?

– Ты почему так со мной разговариваешь? – возмутилась Ветка, устремив на Хохла взгляд своих синих льдинок. – Я тебе должна что-то и не отдаю?

– Заколебала ты, вот что. Больше ночевать у нас ты не будешь.

– Это кто же сказал? – вздернула тщательно выщипанные брови ведьма.

– Я.

– Да? А ты кто? Сам-то знаешь? – розовые губы искривились в брезгливой усмешке.

– Хватит! – рявкнула Марина, понимая, что ничем хорошим этот разговор не закончится. – Что опять делите? Места не хватает в трехэтажном доме?

– В койке твоей места не хватает! – схамил Хохол, выходя из гостиной и направляясь в душ.

– Придурок ревнивый! – пробормотала Ветка, закурив и выпуская дым колечками. – Маринка, он тебя скоро запрет в комнате и выпускать никуда не будет.

– А может, со мной так и надо?

– В смысле? – удивленно переспросила подруга.

– А вот в том самом смысле, что, может, если бы Егор не спускал мне все с рук, а, наоборот, держал меня на привязи, то и не было бы ничего – жили бы, как все люди живут…

– Да что ты знаешь-то про то, как люди живут? Люди в очередях давятся за продуктами, на китайской толкучке одеваются, считают копейки до зарплаты, которую выплачивают крайне нерегулярно! И не на "Хаммерах" рассекают, а на трамвае, они и слова-то такого не слышали – "Хаммер"! – вспылила вдруг Ветка, ткнув бычок в пепельницу. – Люди! Ты никогда уже не сможешь так жить, моя дорогая, ты просто по-другому устроена!

– Я не всегда была такой, как сейчас! – заорала в ответ Марина, уязвленная подобной отповедью. – Я прекрасно знаю, что такое считать копейки и ходить в зашитых колготках! Я с детства полы и туалеты в больнице драила, и не надо мне рассказывать теперь, как живут люди! Нашлась учительница!

Коваль вскочила, неловко наступив на больную ногу, охнула, но быстро овладела собой и распрямилась во весь рост. Ее лицо, и без того бледное, сейчас побелело совершенно, синие глаза вспыхивали яростью – такой подруга еще никогда ее не видела…

– Ну, ты даешь… – начала было Ветка, но тут в комнату заскочил Женька и, увидев слезы на Марининых глазах, без слов схватил ведьму в охапку и вынес из гостиной, а вернувшись, присел перед Коваль, вновь упавшей в кресло, на корточки и тихо попросил:

– Киска, не расстраивайся, ведь все уже кончилось. У тебя теперь другая жизнь, и ты тоже другая…

Она сползла из кресла на пол и села рядом с Хохлом, потянув его на себя. Он обнял ее и поцеловал в щеку:

– Соленая вся… а всегда была сладкая… Не плачь, маленькая моя, пойдем лучше прогуляемся, а то у меня мозги болят с похмелья, надо же было вчера так нажраться!

Они вышли во двор. Падал снежок, моментально превращаясь на земле в жидкую кашу, и Марина поежилась, набрасывая поверх шапки капюшон и пряча руки в карманы. А Хохол вдруг разделся и сиганул в бассейн, взметнув фонтан брызг.

– Спятил, ненормальный? Простынешь!

– Нет.

– Женька, я серьезно – вылезай!

– Заставь! – хохотал Женька, плавая в ледяной воде, и Марина, не раздумывая, прыгнула к нему, мгновенно опускаясь на дно под тяжестью намокшей куртки. -

…Твою мать, ты что же делаешь, дура?! – Он подплыл к ней и выхватил из воды, вылез из бассейна и бегом направился в дом. – Песец, сдуреть с тобой можно!

– Ты же сказал – заставь меня выйти, вот и вышел, заставила. – Она стучала зубами и тряслась, Женька матерился и сдирал с нее мокрую куртку и джинсы вместе с кроссовками.

– Дашка, включи сауну, быстрее! Ой, убил бы я тебя, бестолковая курица! – это уже относилось к Марине, и та фыркнула:

– Сам ты курица! Стоит тут в мокрых трусах и возмущается!

– Я тебя точно грохну! Тебе ведь нельзя, ты ж постоянно болеешь! Не хватало опять с воспалением легких свалиться! – продолжал ругаться Женька, заворачивая ее в махровое полотенце и неся в сауну.

Там он долго терзал Марину, растирая жесткой мочалкой и сделав температуру просто невыносимую, она уже едва дышала, но противный Женька еще и эвкалиптового масла плеснул, чтобы уж наверняка.

– Женя, мне плохо… – простонала Коваль, едва дыша. Но он не повелся, продолжал растирать ее тело и периодически наклонять голову к каменке, заставляя дышать глубже, вбирать в легкие мерзкий эвкалиптовый аромат. Марина сделалась красная, как рак, в голове шумело от жары и запаха масла, и Женька наконец-то решил, что пора заканчивать процедуру оздоровления.

– Даша! – заорал он, открыв дверь. – Чаю завари, пожалуйста! Все, киска, вылезаем – и в постель, под одеяло.

– Маньяк! – простонала Марина, кое-как выбравшись из сауны и надевая халат. – Сам-то согрелся?

– Не до того. Да и не простываю я, у меня организм привычный.

В спальне она забралась под одеяло и взяла с тумбочки кружку с чаем. Даша присела рядом, покачала головой, глядя на хозяйку:

– Вы, Марина Викторовна, как маленькая – в ноябре в воду! Простынете опять.

Она всегда с материнской заботой относилась к молодой хозяйке, с того самого дня, как та только перешагнула порог этого дома. Дело было еще и в том, что Марина не делала большой разницы между собой и своей обслугой, никогда не подчеркивала, что это она платит им деньги, не выдвигала заоблачных требований. И вообще проблем у домработницы не было – хозяйка в своих пристрастиях и привычках не отличалась экстравагантностью, если не считать любви к японской кухне, но и это Даша, обожавшая готовить, сумела осилить.

– Даш, хоть ты не воспитывай! – попросила Коваль, отпивая горячий зеленый чай. – У нас поесть что-нибудь дают?

– Ой! – спохватилась она, вскакивая. – Сейчас! А то Женька чаю запросил, я и забыла…

Она убежала на кухню, а Марина допила ароматный напиток, прикрыла глаза и свернулась под одеялом в клубок, подтянув ноги к подбородку.

– Что, не согрелась? – Хохол неслышно вошел в спальню и сел рядом, положив руку на плечо, накрытое одеялом. – Не пугай меня так больше.

Коваль высунулась из-под одеяла и посмотрела на него:

– А ты не подначивай, ведь знаешь, что это дело гиблое.

Они спокойно и без происшествий поужинали в компании надутой Ветки и довольного жизнью Николая, который, услышав о теткиной выходке, долго смеялся:

– Ты совсем без башни! Так и заболеть недолго! Петрович, наверное, перепугался…

– Ага, перепугался! Чуть в сауне меня живьем не сжег, народный целитель! – засмеялась она, глядя на Хохла с благодарностью.

– Пороть тебя некому, – угрюмо произнес он.

– Но ведь ты это исправишь, правда? – буркнула Ветка, ковыряя вилкой в салате.

– Тебя забыл спросить, можно или нет, – отпарировал Хохол, под столом слегка пнув ее ногой.

– Хватит! – предостерегающе сказала Марина, не давая им зайти слишком далеко.

– Все, киска, рамсы закончились. Идем спать.

– Да что ж такое! – возмутилась Коваль. – Опять спать?! Хочу, в конце концов, телевизор посмотреть – не знаю даже, что в стране творится! Прямо крепостное право какое-то! – Потом она вдруг притянула его к себе и на ухо прошептала: – А еще лучше – давай какое-нибудь кино посмотрим для взрослых, а потом я тебе повторю отдельные эпизоды, хочешь?

Хохол покраснел…

Через три дня опять материализовался Бес, самолично заехал в гости. Коваль даже растерялась сначала, увидев въезжающие в ее двор Гришкины машины, гостей не ждала, собиралась прокатиться в салон красоты и немного привести себя в порядок, а тут такое…

Но вид Беса, вываливающегося из машины с огромным букетом роз, убедил в том, что придется отложить свои дела и пообщаться с паханом. Пижон Гришка галантно преподнес ей цветы, поцеловал ручку и засмеялся, глядя на удивленное лицо:

– Что, не ожидала?

– Честно – нет, – призналась Марина, стараясь не уколоться о шипы.

– А я вот соскучился, решил в гости заехать. Примешь?

Можно подумать, у нее был большой выбор вариантов! "Нет, Гриша, езжай-ка, откуда приехал!"

– Проходи, что на пороге-то разговариваем, – спохватилась Марина, впуская его в дом. – Хохол, у нас гости!

– Я понял, – отозвался он, выходя из каминной, где пытался развести огонь. – Здравствуй, Бес.

– Здоровее видали! – отшутился Гришка. – Как дела?

– У прокурора дела, а у нас – так, по мелочи, – Хохол вопросительно глянул на Марину, но та пожала плечами – сама не могла понять истинную причину этого визита. – Даша, кофе! – крикнул он в открытую дверь.

– А что же только кофе-то? Может, промочим горло, а, Коваль? – Бес кивнул вошедшему вместе с ним телохранителю, и тот достал бутылку текилы.

– Обалдеть! – засмеялась Марина. – Я же не пью, мне нельзя.

– Но нам-то можно, да, Хохол?

Лицо Женьки выражало неземную муку, он и от последнего загула еще не совсем оправился, а тут по новой, но деваться было некуда.

– И по какому поводу банкет? – поинтересовалась Коваль, когда Хохол с Бесом выпили по первой.

– Ну, догадайся, ты ж умная!

– Гадать не буду – не в цирке, захочешь, скажешь сам. – Марина пила чай и изучала Гришкино лицо, надеясь хоть какой-то намек уловить, но оно было непроницаемо.

– Неинтересно с тобой, Наковальня, такая ты вся правильная, – вздохнул он, отправляя в рот лимон с солью и морщась.

– Я-то? – насмешливо протянула Марина, поставив кружку на стол. – Ну, ты первый, кто сказал об этом! В жизни своей никогда не была правильной, это не мое.

– Знаешь, – вдруг совершенно серьезно сказал Бес, прекратив гримасничать и ухмыляться, – а ведь сегодня у Черепа день рождения, и было бы ему всего сорок три года…

Марина ничем не выдала своего состояния, только пальцы, потянувшиеся к пачке сигарет, чуть дрогнули.

– Я этого не знала…

– Я захотел вспомнить о нем с кем-то, кто его знал, а кто, кроме тебя, Наковальня… – Глаза Беса заволокло влагой, и это точно не была текила. Марине даже не по себе стало от этого зрелища.

Ей вдруг вспомнилось лицо Олега, его шрам через левую щеку, белевший всякий раз, когда Череп злился, его глаза…

Рука потянулась к Женькиному стакану. Марина залпом выпила текилу, даже не подумав о том, что ей нельзя этого делать…

Она никогда не любила Черепа, просто привыкла, что он был рядом, что заботился и учил, как выжить в стае волков, готовых вцепиться друг другу в глотки за деньги и власть. Марина всегда была благодарна ему за науку, за то, что научил защищать себя, привил интерес к японской культуре и кухне. Ей очень не хватало его иногда. Она так хотела, чтобы он увидел ее такой, какой она стала благодаря ему. И теперь в этом городе был еще один человек, который тоже помнил его и скучал.

– Бес, а как вышло, что вы с ним не виделись после отсидки?

– Так случилось. Он сюда приехал, осел, тут тетка у него жила, а я в Подмосковье рванул, вот и не виделись. Я не знал даже, что он погиб, ты ведь мне про это сказала. Не пойму только, как он так подставился… – Бес глотнул текилу, поморщился и посмотрел на Марину.

– Это я виновата, Гриш… Не смогла удержаться, его за собой утянула… а Мастиф мне не простил неповиновения и наказал, убив Олега. Он долго умирал, Гриш, долго и страшно, а я смотрела на это и не могла ничем помочь… – При воспоминании о том вечере на поляне в лесу ее передернуло, и это не укрылось от обеспокоенного взгляда Хохла.

– Не вспоминай, не надо…

– Да, Наковальня, дело прошлое, – подхватил и Бес, похлопав по руке. – Думаю, он нас с тобой сейчас видит и радуется, что мы встретились и его не забыли.

– Да…

Словом, посидели плотно и напились в дрова, особенно Марина, просто потому, что потеряла форму. Ночевать Бес остался у них, завалился в гостевой спальне. Марина с Женькой поднялись к себе и тоже рухнули на постель, едва сумев раздеться.

– Киска… мне никогда не стать для тебя единственным… – пробормотал Хохол, обнимая ее, но Марина не ответила ему, засыпая.

…Эти посиделки вывели отношения с Бесом на совершенно новый уровень. Гришка с того вечера никому рта не давал раскрыть в Маринин адрес, постоянно предлагал помощь, от которой та всячески отнекивалась, хотя и зря, наверное. Егор продолжал выдавливать ее со стройплощадки, но Коваль стояла насмерть, запретив своим рабочим покидать территорию стройки и для надежности поставив на объект охрану. И это еще не все – всеми правдами и неправдами Малышев старался бывать там, где бывала его жена, постоянно мозолил ей глаза со своей дамочкой. Марина старалась не реагировать, но терпение было на исходе, и вот-вот ему вообще мог наступить предел. Хохол не раз и не два заговаривал о том, что пора бы поставить зарвавшегося Малыша на место, но Коваль категорически запретила ему приближаться к Егору даже на сто шагов, и Женька нехотя пообещал, хотя в душе явно не был согласен.

Банкет назначили на пятнадцатое ноября, Колька сам проверял список приглашенных, боясь огорчить тетушку присутствием нежелательных людей. Но, как водится, без накладок не обошлось – фамилия Грищенко там значилась, и Колька не обратил на нее внимания, да и с чего бы – никто его не посвятил в Маринины запутанные отношения с этим господином. Сюрприз был не из приятных, когда Коваль нос к носу столкнулась с Егором в холле "Трех сотен". Малыш был, как обычно, безупречен, в отлично сидящем дорогом костюме, благоухающий любимым Мариной "Хьюго"…

"Черт его дери, только скандала мне сейчас не хватало…"

Но и он тоже, видимо, решил соблюсти правила приличия и не затевать ненужных и странных разборок, слегка кивнул Марине, не удостоив вниманием стоящего рядом Хохла, и прошел мимо.

– Сука, фраер мажорный, – пробормотал вполголоса Хохол, незаметно положив руку на ее бедро. – Опять?! – это относилось к отсутствию даже намека на белье. Коваль невозмутимо улыбалась и делала вид, что не понимает, о чем он. – Я тебя убью когда-нибудь.

– У меня есть другая идея на этот счет…

– Даже не думай! – предупредил он, поглаживая ее по ноге. – Ой, все, хватит, а то точно…

Марина засмеялась, ущипнув его за бок, и повернулась к стоящему рядом Николаю, возле которого улыбалась необыкновенно красивая сегодня Ветка:

– Николай Дмитриевич, как вы себя чувствуете в роли директора весьма успешного клуба?

– Мариш, перестань, пожалуйста! – попросил Коля, смутившись. – Не зови меня так официально, а то я тоже вынужден буду обращаться к тебе на "вы".

– Все, дорогой, молчу. Но ты доволен, скажи? Не жалеешь, что из Москвы пришлось уехать?

Парень возмутился:

– Ты о чем? Кто я был в Москве, и кто – здесь! И потом, деду с отцом спокойнее, что я рядом с тобой.

– Ага, защитник! – фыркнул Хохол. – Занялся бы хоть спортом каким, директор футбольного клуба! Вон пузо-то над ремнем висит – смотреть позорно!

– Не переживай – одним видом спорта он занят плотно и весьма регулярно, – ввернула Веточка, не в силах отказать себе в возможности позлить Хохла, но сегодня он не повелся на ее подначки:

– Отвали, Ветка, не порти праздник.

За столом Марина все время ощущала на себе взгляд Малыша, выбравшего очень удачное место, с которого просматривалось все, а уж центральный стол, за которым сидели они вчетвером, был просто как на ладони. Коваль старалась не обращать внимания, но он просто глаз не сводил с нее, и это напрягало. Наконец он не выдержал и подошел, приглашая Марину на танец, и пришлось согласиться, чтобы не обострять ситуацию. Не то чтобы Хохол был очень доволен ее согласием…

Егор повел Марину на танцпол, чуть обнял за талию, и она почувствовала, как подрагивают его пальцы…

– Почему ты один? – небрежно спросила она, закидывая руки ему на плечи.

– Зачем тебе? Разве ты хотела бы увидеть здесь ее? – Егор прижал ее к себе, медленно двигаясь под музыку. – Слышишь песню? – внезапно спросил он, и Марина прислушалась невольно. – Это про нас, Коваль. – Мальчикпевец исполнял известный шлягер, слова которого и правда были словно списаны с их с Егором жизни…

– Твоя работа? – поинтересовалась она, имея в виду то, что именно в тот момент, когда он пригласил ее танцевать, и исполнялась эта песня.

– Это неважно. Тебе нравится? – он смотрел ей в глаза чуть печально, слегка наклонив голову.

– Да… но все прошло, Егор, больше ничего нет…

– Тебе не бывает жаль?

Что-то нашло на Марину в этот момент, и она вдруг совершенно серьезно сказала, удивившись сама себе:

– Мне и сейчас жаль… Я ведь любила тебя…

– Почему ты говоришь в прошедшем времени? Ведь и сейчас ты любишь меня точно так же, как и я люблю тебя, ведь мы не можем друг без друга, признайся… – Его шепот обволакивал, внутри все плавилось от такого знакомого ощущения близости, от прикосновения его рук, от его дыхания, от запаха туалетной воды… – Я знаю, тебе тяжело признавать, что ты не права, но, детка моя, ведь я твой муж, я всегда понимал тебя и принимал такой, какая ты есть… У меня нет в этой жизни никого роднее тебя, моя девочка, мое счастье… – У Марины было ощущение, что сейчас она просто упадет в обморок, так он действовал на нее.

Но, к счастью, музыка закончилась, и Егор проводил ее обратно за столик, кивнув небрежно Ветке и возвращаясь на свое место.

– На тебе лица нет, – заметила подруга вполголоса, так, чтобы не услышал Хохол, – что он сказал тебе?

– А… что? – не поняла Коваль, не сразу стряхнув оцепенение, навалившееся на нее после танца.

– Выражение лица смени, а то неприятности будут, – незаметно под столом сжав ее руку, пробормотала Веточка. – Господи, что за мужики! Сидят, как наседки на гнездах! – громко произнесла она, с вызовом глянув на Хохла. – Женечка, может, потанцуем, поди, не чужие люди-то? – И выбора у Хохла не осталось.

Они ушли танцевать, а Марина с племянником выпили по стаканчику, и Коваль решила повоспитывать его немного:

– Коля, что ты думаешь насчет Ветки? В смысле, это у тебя серьезно?

– Боюсь, что у нее – нет, – удрученно ответил он, покручивая в пальцах сигарету. – А мне она очень нравится, я уже и не представляю, как жить без нее. Я жениться на ней хочу…

Марина захохотала в голос, обращая на себя внимание окружающих и вызвав бурную реакцию у племянника:

– А что смешного? Я взрослый человек, могу сам решить…

– Го-о-споди, Колька! – простонала она, корчась от смеха. – Это только ты мог такое выдать – жениться на Ветке! Это то же самое, что жениться на мне, ей-богу!

– Ну, женился же на тебе как-то твой муж? – отпарировал племянник, и Коваль вдруг серьезно сказала:

– Это ничем хорошим для него не закончилось, уж поверь мне. Как не кончилось ничем хорошим для моего телохранителя Максима, посмевшего влюбиться в Ветку. Подумай об этом, ладно, женишок?

В это время вернулись Хохол и Ветка, радостные и какието на удивление дружелюбные по отношению друг к другу.

– Вы о чем? – обнимая Кольку за плечо и упираясь в руку остреньким подбородком, поинтересовалась Веточка.

– Я тебе потом расскажу, – пообещала Марина, устремив на нее такой взгляд, что та поняла сразу, что добра лучше не ждать.

Хохол взял Маринину руку, поднес ее к своим губам и прижал, глядя в глаза, а оторвавшись, тихо сказал:

– Я смотрю на тебя, Маринка, и у меня сердце болит – ты такая сегодня красивая, нет больше таких… любимая моя…

Ей стало так невыразимо хорошо, что она еле сдержалась, чтобы не завизжать во все горло. Она потянула Хохла танцевать, и он вынес ее на танцпол на руках, осторожно опустил на паркет и обнял за талию. Марина смотрела в его глаза и ясно читала в них все, чего он хотел бы сейчас, если бы не было тут столько народа.

– Люблю тебя, киска моя, – шептал Женька, все сильнее прижимая ее к себе и поглаживая руками спину, обтянутую тонким вечерним платьем.

Коваль случайно бросила взгляд в ту сторону, где сидел Егор, и удивилась, впервые в жизни заметив на его красивом лице неприкрытую, глубокую ненависть. Он смотрел на них, не отрываясь, и Марине вдруг стало страшно…

Через полчаса она захотела на воздух, накинула на плечи песцовую шубку и вышла на крыльцо, попросив Хохла и охранников не провожать, так как она ненадолго – только секунду постоит и вернется. Однако Женька все равно кивнул Даниле, чтобы проводил, и тот послушно пошел следом. Коваль вздохнула полной грудью, получая удовольствие от свежего морозного воздуха после прокуренного помещения. Вдруг за спиной послышалась возня, раздался звук падающего тела, она обернулась и увидела, как Данила корчится на крыльце, закрыв руками голову, и в тот же миг у нее на лице оказался какой-то платок, мерзко пахнущий лекарством, и она отключилась, теряя сознание.

Марина не знала, сколько времени находилась в таком состоянии, потому что, едва только пробовала открыть глаза, как тут же ее снова погружали в сон, поднося к лицу остро пахнущую марлю. Ее куда-то вели, везли – но она не понимала, что происходит, кто с ней рядом. Когда же наконец Коваль пришла в себя, то оказалось, что находится она не больше и не меньше в славном городе Бристоле, в доме Егора. А вот он и сам, с подносом в руках, входит в комнату.

– Какого хрена… – начала Марина, хватаясь за раскалывающуюся голову, но он перебил:

– Не надо, детка, не устраивай истерику, все равно уже ничего не изменишь – ты здесь, паспорта у тебя нет, так что ты нелегалка, моя любимая.

Она без сил рухнула обратно на подушку. В голове шумело, перед глазами расплывались яркие пятна – последствия долгого медикаментозного сна. Смысл сказанного мужем дошел до нее не сразу.

– Как ты можешь быть таким жестоким, Егор? – тихо проговорила она, не в силах даже осознать все, что произошло с ней. – Ведь ты никогда таким не был…

– Ты просто не все видела, детка, – грустно усмехнулся он, садясь на постель рядом. – Или видела только то, что сама хотела. Возможно, я совсем другой человек, а не тот, кого ты знала.

– Что с Данилой? – вспомнила она последнее, что видела, прежде чем потерять сознание.

– Перцовый газ, – коротко отозвался Малыш. – Не переживай, я ж не зверь, чтобы убить человека просто потому, что он слегка не вписался в мою схему.

– Да уж! – фыркнула Марина, убирая руку, к которой тянулись его пальцы. – Дай телефон, я должна позвонить домой, там, наверное, все с ума сошли по твоей милости…

– Там все еще хуже, чем ты думаешь… Ты исчезла, нет тебя больше, Коваль. И смысла звонить я тоже не вижу.

Она решила, что ослышалась, потрясла головой, чтобы отогнать эту информацию, но тут до нее дошел истинный смысл его слов… Марина подняла на него глаза и переспросила:

– Что?.. Как это – нет меня больше?

– Детка, а как по-другому я мог вернуть тебя? Твой цербер все время рядом, я не мог даже приблизиться, а ведь ты моя жена, ты моя любимая женщина, ты со мной должна быть, потому что все в моей жизни теряет смысл, если тебя нет…

– Егор, это жестоко, так нельзя… Там Женька, там Колька и Виолка, они с ума сходят… Разве ты не был на их месте? Егор, я прошу тебя – разреши мне позвонить, я только скажу Хохлу, что все в порядке… Пожалуйста, ну, пожалуйста… – Она сползла с постели и обняла его за ноги, прижавшись к ним лицом.

– Перестань, Маринка, я не могу этого видеть, – скривившись, как от зубной боли, произнес Егор, поднимая жену с пола и усаживая к себе на руки. – Неужели тебе так дорог этот чертов Хохол, неужели он стоит того, чтобы ты падала на колени и просила о чем-то?

– Ты не поймешь, к сожалению, слишком уж ненавидишь его, а должен бы – меня… Я не могу заставить страдать человека, готового свою голову прозакладывать за меня, человека, жившего возле меня в больнице, когда я была никакая и не соображала ничего. Егор, так не поступают…

Марина закрыла лицо руками, ясно представив себе картину того, что творится сейчас в ее доме – Хохол, наверное, перетряс всю охрану клуба, всех своих, пытаясь узнать, кто и когда видел ее, Марину. А уж об отце и племяннике вообще думать было страшно – Виктор Иванович уже не молод, подобные потрясения ему совершенно ни к чему. И в голове не укладывалось, что Егор мог так жестоко поступить с людьми, которые дороги ей. Это был не ее Малыш – тот, прежний, никогда не сделал бы такого…

– Детка моя, не говори этого, я чувствую себя таким ничтожеством… – Он прижался лбом к ее плечу. – Я не знаю, что мне делать сейчас… Я понимаю, что не вправе тебя удерживать, но и без тебя мне тоже невыносимо… Что мне делать, скажи? Как сделать так, чтобы всем было хорошо?

– Так не бывает…

– Значит, выбора нет?

– Значит, нет… хотя… выход есть – просто застрели меня, и всем станет легче, – абсолютно серьезно сказала Коваль, заглянув ему в глаза, и Егор отшатнулся:

– Замолчи! Никогда, слышишь – никогда больше не смей говорить таких вещей!

– А что? Ведь это правда, Егор, – так всем бы стало проще. Я очень устала быть причиной раздоров и разборок, устала рваться между вами, я хочу просто спокойно пожить…

– Девочка моя, я ведь за тем и привез тебя сюда, с такими приключениями вырвав у Хохла. Хотел, чтобы ты отдохнула от всего, уж слишком много на тебя навалилось… – пытался оправдаться Егор, но Коваль не слушала, не хотела слышать.

– Да и ты постарался помочь мне, дорогой, – не удержалась она, чтобы не напомнить ему о том, как он полез на ее землю.

– Дорогая, ты такая злопамятная – жуть! – улыбнулся Егор, осторожно целуя ее в щеку.

– Егор, дай телефон. – Марина продолжила свой натиск, и он согласился, но сказал, что будет рядом и не позволит сказать, где она.

– Не хватало еще, чтобы он сюда явился!

Она взяла трубку и трясущимися руками набрала номер Женькиного сотового. Трубку долго не брали, потом раздался его голос:

– Слушаю.

– Женя… это я…

Повисло молчание, потом послышался щелчок зажигалки, и Хохол задрожавшим голосом спросил:

– Где ты, киска? Ты жива?! Что ж ты делаешь со мной? Я ведь даже все морги уже объехал…

– Женечка, прости меня, родной, это не от меня зависит… Я не могу сказать, где я, но ты просто знай, что со мной все в порядке, я жива, никто меня не похитил, и я обязательно вернусь… – Она глотала слезы, представляя, как расстроился сейчас Хохол.

– Киска, я голову потерял, когда ты не вернулась, весь город на уши поставили со Стасом и пацанами… Я не спрашиваю, где ты, раз ты сама не говоришь, но будь осторожнее, прошу тебя… Я очень переживаю за тебя, моя любимая…

– Женя, я позвоню тебе позже, как получится. Не переживай за меня, я в порядке. Проследи там за Колькой, ладно? Я на тебя надеюсь…

– Не переживай, все нормально будет. Целую тебя, киска моя родная.

– И я тебя, Женька…

Марина молча вернула Егору трубку и легла на постель, уткнувшись лицом в подушку. На душе было паршиво и тяжело, она ненавидела себя и Егора за то, что происходит сейчас с ней, с ним, с Женькой… И сделать с этим тоже ничего не могла. Ни паспорта, ни денег – ничего. Значит, возможности уехать отсюда никакой. И это будет продолжаться ровно столько, сколько определит Малыш, как он решит. И это последнее приводило своенравную и слишком самостоятельную Коваль в полное отчаяние.

– Ты расстроилась? – после долгого молчания спросил Егор, но Марина не ответила, продолжая лежать лицом в подушку. – Мне уйти? – И снова она промолчала. – Маринка, не надо, прошу тебя… я понимаю, что виноват перед тобой, но пойми и ты меня…

– Оставь меня, Егор, мне сейчас совершенно не хочется ничего обсуждать, – глухо проговорила Коваль, не поворачиваясь.

Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и спать тоже не пришел, и наутро не появился, и вообще весь день Марина не видела его, слоняясь по дому в одиночестве. Странное дело – не появлялась и Сара, Егорова домработница, Марине даже не хватало ее присутствия, да и поговорить тоже было не с кем. Сам хозяин явился только к вечеру, мимоходом чмокнул жену в щеку и сразу ушел в кабинет, закрыв за собой дверь.

Коваль сидела в гостиной перед телевизором, отыскав в куче кассет какую-то старую российскую комедию, пила чай и злилась про себя. Что, теперь придется остаток жизни провести в этом доме, не имея возможности выйти отсюда, потому что даже надеть нечего, не считая вечернего платья и песцовой шубки, в которых она была в день банкета? Но Марина скорее умерла бы, чем попросила у Егора возможности выйти и хотя бы джинсы себе купить.

Однако Егор Сергеевич Малышев свою жену знал неплохо и потому сам посетил пару магазинов, о чем свидетельствовали несколько объемных пакетов, набитых разными вещами, которые Коваль обнаружила чуть позже на кровати в спальне. Стараясь загладить неприятное впечатление, оставшееся у нее, как он думал, после его выходки с похищением, Егор выбирал вещи только черного цвета, сделав исключение лишь целой горе комплектов белья умопомрачительных фасонов, что всегда было Марининой слабостью. Она примеряла их один за другим, увлекшись так, что и не заметила появления Егора, замершего на пороге спальни с выражением неземного счастья на лице. Коваль услышала его судорожный вздох и повернулась, прикрыв грудь рукой, хотя особой нужды в этом не было – в этот момент на ней красовался ярко-желтый лифчик, весь состоящий из тонкого кружева ручной работы.

– Не надо, детка… Не прячься от меня… – облизнув губы, проговорил Егор незнакомым, сиплым голосом, и Марине вдруг стало ясно, чем сейчас все это закончится…

Он шагнул к ней, прижимая к стенке шкафа, прямо к холодному зеркалу, развел в стороны ее руки и губами коснулся кружева на груди.

– Коваль, почему я не могу устоять перед тобой? – пробормотал он, зубами расстегивая крошечный замочек лифчика. – Почему ты такая…

Он долго целовал ее всю, не выпуская из своих рук, и Марина удивилась тому, что почти ничего не чувствовала…

– Детка, что-то не так? – оторвавшись от нее, спросил Егор, заглядывая в глаза. – Тебе плохо со мной?

– Не знаю… я отвыкла от тебя… – Она заметила, что линзы он убрал, и глаза снова были его – синие, ласково глядящие на жену.

– Ничего, детка, вспомнишь, время есть… Если хочешь, я не буду… – но она видела по глазам, как ему не хочется слышать отказ.

Марина сама поцеловала его в губы, потом еще раз, чувствуя легкое возбуждение. Егор осторожно опустил руку ей на грудь, погладил… Они опустились на постель, не переставая целоваться, он спустился губами по ее телу вниз, раздвигая ноги и стягивая стринги. Марина застонала от его прикосновения, вцепившись ногтями в шелковую черную простыню и выгибаясь ему навстречу:

– Да, Егор… Да, родной мой…

Это была фантастическая ночь. Так бывало у них в годы совместной жизни. Они чувствовали друг друга кожей, подмечая каждый вздох, взгляд, стон… Егор себя превзошел, доведя Марину до обморока ласками, она ненадолго отключилась, придя в себя только после того, как он легонько похлопал ее по щекам:

– Детка, ты что? – И Коваль открыла глаза, улыбаясь ему и притягивая к себе:

– Ты тоже отвык от меня, Егорушка…

– Простишь ли ты меня когда-нибудь за все, что я тебе сделал? – поглаживая кончиками пальцев ее лицо, спросил Малыш.

– А ты? Ты простишь меня за то, что сделала я? – Она перевернулась на живот, уперлась подбородком в его грудь и посмотрела в синие родные глаза, чуть прикрытые ресницами.

– Детка… я не могу не простить, я люблю тебя и за то, что ты со мной, готов жизнь отдать. – Его рука легла на ее затылок, покрытый отросшими темно-русыми волосами. – Ты перестала краситься, малышка моя. – Он улыбнулся и потрепал Марину по волосам. – Я помню тебя такой… На тебе была умопомрачительно короткая юбочка из шелка, короткая блузка и изумрудного цвета белье… а волосы ты закалывала кверху, небрежно, словно мимоходом, они блестели и пахли каким-то восточным ароматом, от которого все внутри сжималось, вызывая дикое желание немедленно получить тебя, подержать в руках, коснуться твоей кожи, почувствовать вкус твоих губ… Я влюбился, как мальчишка, я не мог даже на секунду представить, что ты достанешься не мне, а кому-то другому, я не мог этого допустить… – Он говорил это, прикрыв глаза и поглаживая жену по голове, и у нее перед глазами стояла эта картина – она на сцене "Латины" в объятиях Карлоса, и Малыш, сидящий за центральным столом с бокалом виски и любующийся ею… Это было так давно, кажется, в прошлой жизни, да и было ли вообще…

– Егор… знаешь, я много думала обо всем… и мне пришла в голову одна мысль… возможно, все было бы иначе, если бы ты поменьше позволял мне, если бы просто один раз взял меня за шиворот и сказал, что все, хватит, остановись, дорогая моя, иначе добром не кончится… – В ответ раздался его смех, и Коваль даже обиделась – она ему о серьезных вещах, а он…

– Девочка моя любимая, я все это знаю – Ветка рассказала, как вы с ней на эту тему поговорили… А ты не помнишь, как я один лишь раз в жизни высек тебя ремнем не во время наших с тобой игр, а всерьез, понастоящему? – Он обнял ее обеими руками, поднимая и укладывая на себя сверху так, чтобы видеть лицо. – Ты помнишь это?

– Да, родной, но ты сам же и жалел потом об этом, а не надо было.

– Как я должен был не жалеть тебя, мою девочку, счастье мое, мою красавицу? – Он поцеловал Марину в нос, слегка шлепнул по заду и неожиданно подмял под себя, ложась сверху и покрывая поцелуями лицо и грудь. – Детка, какая же ты у меня красавица, я иногда сам себе завидую. Боже мой, это невообразимо… Детка моя…

– Хочешь, я поцелую тебя? – прошептала она ему на ухо, слегка касаясь мочки языком. – Ну, признайся, что ты об этом все время думаешь, но не решаешься спросить…

– Дорогая, ты удивительно проницательна, – ухмыльнулся Егор, укусив ее немного, и она сползла вниз, начиная демонстрировать свой коронный трюк. Егор не смог долго контролировать себя, как и всегда, впрочем… – Где ты была так долго, Коваль? Зачем ушла от меня, зачем позволила еще кому-то видеть и слышать то, что сейчас вижу и слышу я? Ведь это все только мое…

– Не порти все, – попросила Марина, в изнеможении откинувшись на подушку и закрывая глаза. – Мне так хорошо было с тобой…

– Было? – возмутился Егор, нависая над ней сверху. – Ах ты, стерва!

– О, вот это именно то, чего я так ждала от тебя, родной мой, никто, кроме тебя, не зовет меня так… – промурлыкала Коваль, устраиваясь у него под боком и закидывая ногу на его бедро.

– Чудовище ты, дорогая моя жена…

Марина и не подозревала, что мышка-норушка Сара окажется столь беспардонной, что ввалится с утра пораньше в спальню и даже не потрудится отвернуться, заметив, что хозяин и его женщина, совершенно голые, лежат, обнявшись, в постели. Коваль потянула на себя одеяло, возмущенно глянув на домработницу, но та и бровью не повела, только глаза у нее как-то странно блеснули при виде Марининого обнаженного тела.

– Обалдеть, Егор! Это что – так принято?

– Девочка, а ты ей понравилась, – засмеялся Егор, обнимая жену и целуя. – И это становится опасно – она ведь любит только женщин, мужчины как класс для нее вообще не существуют.

– О, черт! – пробормотала Марина. – Только этого мне и не хватало – дома Ветка, здесь – твоя Сара!

Егор хохотал, подначивая ее и предлагая не отказываться, если что, от Сариных ухаживаний, и Коваль, разозлившись, стукнула его кулаком в плечо:

– Спятил совсем? Я люблю мужиков сильнее, чем кто бы то ни было!

– Это точно! Если хочешь, можем погулять с тобой, как вчера, – предложил он, вставая с постели и потягиваясь.

Воспоминания о вчерашней вечерней прогулке не порадовали. Опять это чудовищное левостороннее движение, сводившее Марину с ума… Она сидела на заднем сиденье "Бентли" и старалась не смотреть на дорогу, чтобы не мутилось в голове от несоответствия, а Егор только улыбался, поглядывая на нее в зеркало заднего вида:

– Что, детка, непривычно?

– Не говори!

– Ничего, к этому можно приспособиться. Может, поедим где-нибудь?

– Нет, не хочу. Давай просто побродим.

Правда, выходить из машины совершенно не хотелось. Английская зима противнее, чем русская, – под ногами лужи, слякоть, все мерзко-серое, и даже люди кажутся под цвет асфальта, так что Коваль в своих черных одеяниях казалась просто верхом яркости и экстравагантности, тут Егор был абсолютно прав. На нее оглядывались, и Малыш с видом собственника держал ее за руку, словно боялся, что уведут. Они прошлись немного по центру города, потом снова долго колесили по улочкам, бесцельно катались, разглядывая дома и редких прохожих.

– А дома снег выпал, – внезапно сказала Марина, представив свой заваленный снегом двор, собак, радостно валяющихся в этом чистом снегу, Хохла, растирающего после пробежки свою мощную грудь…

– Не переживай, детка, мы еще вернемся домой, ты снова увидишь нормальный снег, а не эту кашу…

Она не была в этом уверена, совсем не была… Не первый день зная Егора, Марина почти не сомневалась, что, заполучив ее наконец путем таких немыслимых интриг и приключений, теперь-то он вряд ли позволит ей ускользнуть из его рук или, по крайней мере, постарается сделать все, чтобы этот момент наступил как можно позже. Но невыносимо было думать о том, что придется надолго задержаться в этой стране, которая так ей не подходит и раздражает: языком, укладом жизни, улицами, домами – всем. В прошлый раз Коваль мирилась с этим только потому, что выбора не было, свою шкуру спасала, и раздумывать было некогда, но сейчас… Мысль о жизни в Англии причиняла почти физические страдания, настолько чужим здесь было все, включая даже Егора.

И он понял ее состояние и постарался не обидеться. Но ведь именно он был причиной того, что Марина сейчас находилась здесь не по своей воле, а как какая-то арестантка – ни паспорта, ни телефона, ни собственных денег. Вот это последнее, кстати, его особенно устраивало – наконец-то его жена не имела возможности залезть в собственный кошелек и в ресторане кинуть на стол собственную сотню баксов, как это бывало раньше. Домостроевец какой-то.

И еще эта новость про Сару не давала почему-то покоя. Эта девка явно разглядела что-то в ее лице, и теперь следовало быть поаккуратнее в словах и выражениях, чтобы не навлечь на себя, не дай бог, ее любовь! Марина и Ветку-то терпела с трудом, сама не понимая иногда, зачем позволяет ей забираться в свою постель, трогать себя, целовать… И как терпели все это ее мужчины…

Коваль задумалась и не заметила, что Егор ушел в кухню, гремит там чем-то и переговаривается с Сарой. Вот она, бедняжка, в шоке – здесь не принято готовить завтраки и обеды, а уж тем более приносить их в спальню, да еще чтобы мужчина это делал. И о Марине, сто процентов, она думает как о избалованной сучке, задурившей голову обеспеченному галантному мужичку, но Коваль, разумеется, ее мнение абсолютно безразлично.

Марина потянулась всем телом, выныривая из-под одеяла и вставая, но вошедший с подносом в руках Егор моментально уложил обратно:

– Еще рано, детка, зачем ты встала, поваляйся немного, отдохни.

– Я смотрю, ты тоже никуда не торопишься? – заметила она, беря с подноса чашку с кофе и втягивая носом аромат корицы.

– Мне некуда торопиться, детка, я ведь продал свой здешний бизнес, теперь ничего тут у меня нет. На днях подписал последние документы. – Егор прилег рядом, подпер голову руками и рассматривал ее лицо так, словно видел впервые, и Марина вдруг смутилась:

– Что?

– Ты красивая, Коваль… такая красивая, девочка моя… – Он легко коснулся кончиками пальцев щеки, носа, губ. – Ты все такая же, как была…

– Да! Только нога хромая, в голове три дыры, волос почти нет, и пью, как биндюжник! – усмехнулась она, убивая пафос и неловкость, и Егор рассердился:

– Господи, ну почему ты такая бестолковая? Мне абсолютно безразлично, о чем ты говоришь, я все равно тебя люблю, и буду продолжать, и ты не сможешь этого изменить.

Коваль молча погладила его по щеке, словно прося прощения за свои слова. Она знала, что Егор сказал чистую правду – он любил ее любую, ему абсолютно неважно было, как Марина при этом выглядела. Достаточно вспомнить, в каком виде ему возвращали жену после визитов к Ване Воркуте, что в первый, что во второй раз. И Егор ни разу не напомнил о том, что тогда произошло с Мариной, он сделал все, чтобы она как можно скорее забыла, выбросила это из головы.

– Прости… – прошептала Коваль, уткнувшись лбом в его плечо. – Я не хотела расстроить тебя, правда не хотела…

– Перестань, девочка моя родная, я ведь все понимаю. – Он погладил ее по затылку, поцеловал в висок. – Знаешь, я сейчас уже жалею, что увез тебя вот так, насильно…

– Жалеешь? – переспросила Марина, удивленная его словами.

– Да, детка, жалею. Я опять подумал только о себе, о том, что не могу больше видеть тебя рядом с другим, и не удосужился спросить, а ты-то сама что думаешь, что чувствуешь? Просто взял и увез тебя, как вещь, против твоей воли. Я позвоню Хохлу, попрошу его прислать твои документы, ты сможешь уехать. – Сказав это, он встал и пошел к двери.

– Егор… ты гонишь меня? Ты действительно хочешь, чтобы я уехала?

Он повернулся и долго молчал, глядя на Марину. Она замерла, боясь услышать ответ на свой вопрос, потому что впервые в жизни вдруг поняла, что не только она, но и он может сказать – все, будь свободна от меня… и не так, как он сказал это в Москве, а всерьез, окончательно.

– Детка, я вижу, что ты здесь мучаешься. И потом – тебя гложет мысль о том, что ты изменила себе. Да-да, я вижу, – предвосхитил он вопрос, готовый сорваться с ее губ. – Я вижу, как тебе трудно признать, что нарушила свое слово, что не сдержала обещания больше никогда не быть со мной. Успокойся – в этом нет твоей вины, на сей раз выбора действительно не было. Если хочешь, то уже через несколько дней ты будешь дома. Но поверь – это будет сильнейшим ударом для меня, потому что нет ничего, о чем бы я мечтал так сильно, как вот это – ты рядом со мной, ты по-прежнему моя… Но, повторяю, если ты решишь уехать, я пойму… – Однако его глаза говорили об обратном – он не хотел, чтобы Коваль уезжала.

– Егор… я не могу… не могу так… я разрываюсь на части, мне трудно…

Она обхватила руками голову и вся сжалась, словно это могло помочь или подсказать ответ. Опять она стояла перед выбором, самым тяжелым и невыносимым выбором в своей жизни – выбором между двумя мужчинами, которых любила. Малыш смотрел на нее, и сердце его неприятно ныло от жалости и от сознания того, что это он, Егор, заставляет так страдать свою любимую женщину. Но отпустить ее он тоже не мог.

– Детка, я не гоню тебя, я просто хочу, чтобы ты сама решила, где и с кем тебе лучше.

Егор вышел, закрыв за собой дверь и оставив Марину наедине с раздиравшими душу противоречиями.

Они практически не общались около недели, Егор постоянно где-то пропадал, Марина редко выходила из комнаты, чувствуя себя настоящей пленницей, и почти все время плакала, сама не понимая причины своих слез. Малыш не выдержал первым, просто пришел ночью и почти насильно взял ее, заставив подчиниться его воле. Но Марину это не шокировало, не удивило, она в душе знала, что так оно и случится, и была готова, понимая, что только так Егор чувствует, что она принадлежит ему.

– Я люблю тебя, детка… – прошептал он, падая рядом и целуя ее плечо. – Не сердишься?

– Как я могу сердиться на тебя, ведь ты мой муж… – Коваль перевернулась на живот и положила голову ему на грудь. – Егор… давай вернемся вместе… я обещаю, что все будет по-другому, я никогда больше не стану искать замену тебе… никогда…

– Детка, а как же Хохол?

О, вот это было именно то, о чем она старалась никак не думать… Вопрос о Женьке мучил ее постоянно, не давал покоя. Марина чувствовала себя ужасно – зная характер Хохла, понимала, что он там изводит себя мыслями о ней, о том, где она, с кем, как ей… И даже позвонить и успокоить его она не могла, потому что запретил Егор, справедливо опасавшийся, что Хохол рванет сюда. Как все запуталось, сплелось, не разорвать…

– Что ты молчишь, Коваль? – Муж легко коснулся ее щеки пальцами, и Марина вздрогнула.

– Я не молчу… Знаешь, я иногда мечтаю о том, чтобы вернуть все назад, просто отмотать, как кассету, и тогда я многое сделала бы совершенно иначе… И многие люди остались бы живы…

– Детка, если бы можно было все вернуть, то жизнь была бы пресной и скучной – захотел, исправил то, что сделал не так, – улыбнулся Егор. – Возможно, при подобном раскладе мы не встретились бы с тобой, тебе не приходило это в голову?

– О, вот это бы я оставила неизменным! – запротестовала она, обняв его за шею. – Ты только подумай – как бы мы жили с тобой, если бы не встретились? Ведь у нас было столько всего… И жили-то мы не так уж плохо, если вдуматься…

– Ты даже не замечаешь, что говоришь о нас постоянно в прошедшем времени, детка…

– Прости, это по привычке – ведь почти два года я именно так об этом и думала. – Марина взглянула в его лицо и увидела в глазах грусть и обиду. – Не надо, Егор, не сердись… Просто я привыкла к тому, что тебя со мной нет…

– Но сейчас я с тобой…

– Егор… это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой… – простонала Коваль, закрыв глаза.

– Да, детка… слишком хорошо…

…Почему у нее такое чувство, что они в комнате не одни?..

Прошла еще неделя, они тихо отметили день рождения Егора, проведя вечер в японском ресторане и закончив его в постели, а к Марининому дню рождения он приготовил сюрприз.

– Детка, собирайся, завтра мы летим домой, – небрежно произнес он, глядя на нее, и Коваль завизжала от восторга, повиснув на его шее и болтая ногами, как всегда любила делать раньше.

– Егор, Егор, родной, спасибо тебе! – Она покрывала поцелуями его лицо, он смеялся, обнимая ее, – идиллия, словом…

– Звони своим, пусть встречают – мы летим через Москву, там заберем отца и Дмитрия с женой.

– О боже, ты с ума сошел, Егор! – Коваль не поверила своим ушам – он решил устроить настоящий день рождения, пригласив родных.

– Детка, ты моя жена, моя любимая девочка. Мы так редко отмечали твои дни рождения с размахом. – Егор поцеловал ее так нежно, словно это был первый в жизни поцелуй…

– О, я помню, как ты собирался отметить мои двадцать девять…

Напоминание об этом заставило Егора помрачнеть. Незадолго до этого Марину похитили и изнасиловали Ванины отморозки – Воркута отомстил за строптивый характер и нежелание связываться с наркотиками.

– Детка, не надо про это. Ты вспомни, как потом мы с тобой вдвоем поехали в гостиницу на берегу и все же отпраздновали…

Да, почти через два месяца – два месяца, полных кошмара и страданий, два месяца, в течение которых Егор не смел коснуться ее, потому что каждый его жест, каждое движение будили воспоминания о том, что произошло с ней, о чужих руках, лапавших ее тело, о совершенно посторонних мужиках, гасивших ее по одному и хором, о Воркуте, наслаждавшемся зрелищем долгих двенадцать часов…

– Не надо, детка, не вспоминай об этом, просто выброси из головы, – попросил Егор, понимая, о чем она сейчас думает. – Ты моя, что бы ни случилось, я всегда любил тебя и буду любить.

Коваль слушала его и понимала, что эти слова не просто так сказаны, что это идет от сердца, что Егор действительно так думает и чувствует. Она обняла его за шею, прижалась всем телом и затихла, затаила дыхание, спрятав лицо на его груди. Он гладил ее по волосам, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, так прошло какое-то время, а они все молчали и сидели, обнявшись, на постели в темной спальне, забыв обо всем на свете.

– Девочка, давай звони домой, я не хочу, чтобы что-то пошло не так, – тихо сказал Егор, целуя ее в макушку. – Я выйду, не буду мешать, а ты позвони и предупреди Хохла…

Марина поняла, как тяжело ему далась эта фраза – "позвони Хохлу", сколько нервных клеток он потратил, какие неприятные чувства при этом испытывал, и была благодарна ему. Взяв телефонную трубку, она набрала номер и через несколько секунд услышала голос Женьки:

– Да!

– Женька, привет…

– Киска! – обрадовался он. – Любимая, как твои дела?

– Жень, я прилечу послезавтра, – не разводя мармеладных разговоров о здоровье и жизни, сообщила Коваль. – Прилечу не одна, с отцом, братом и невесткой… и… – Она замялась, не зная, как преподнести новость, но Хохол огорошил ее:

– Ну, договаривай, что замолчала? И с Малышом.

– Ты как догадался?

– А много ума надо, чтобы номер с мобильного по коду пробить? – вопросом на вопрос отозвался он. – Код английский, дальше рассказать? Ты что же, совсем меня за идиота держала, киска? Свалила за бугор со своим мажором, не предупредив…

– Женя, все не так! – перебила она. – Я не сама уехала, он меня просто увез, прямо с крыльца клуба, все заранее подготовил, я даже и не знала… Женька, неужели ты думаешь, что я поступила бы с тобой так поскотски? Я, конечно, стерва, но не сволочь… – В голосе появились слезы – ей действительно было обидно, что Женька подумал о ней плохо, ведь все было именно так, как она рассказала ему.

– Ладно, проехали, – буркнул Хохол, поняв, что обидел. – Не плачь. Вы московским рейсом прилетаете?

– Да. И прошу тебя, Женя, очень прошу, пожалуйста, не устраивай разборок, не рамси, ладно? Я не переживу этого, пожалей меня…

– Малышу своему передай, чтоб не рыпался, вот и не случится с ним ничего, – снова пробурчал Женька, недовольный этой просьбой.

– Я передам. Женька, как ты там без меня? – это вырвалось непроизвольно, но Хохол обрадовался:

– Хреново мне, киска, – без тебя ничего не надо, слоняюсь, как урод, по дому… Даже сплю в своей биндюжке, не могу в спальне, когда там тебя нет. А теперь вот, видишь, не придется привыкать – хозяин вернется, – не удержался он все же от иронии.

– Он не будет жить там, ты же понимаешь. У него есть своя квартира, туда он и вернется, иначе как мы объясним людям то, что происходит между мной и совершенно чужим человеком, почему он вдруг переехал ко мне? Проблем не хватает, что ли?

– Значит, не будет мне глаза мозолить? Это уже лучше.

– Женя…

– Что – Женя, Женя?! – вспылил вдруг Хохол. – Ты всегда думаешь только о себе, только о том, как тебе лучше! А остальные для тебя – просто пешки, средства для достижения твоих целей! Ты не подумала о том, как я буду чувствовать себя рядом с ним? Каково мне будет видеть его и знать, что он имеет все права на то, что так недавно было только моим?!

– Остановись, Женька, иначе наговоришь такого, о чем потом пожалеешь.

– Да я уже сто раз пожалел о том, что повелся на тебя! – заорал он еще громче. – Повелся, как пацан, как малолетка! Почти три года порожняк гоняю! Ты сломала мою жизнь, растоптала!

"Господи, какая мелодрама, Индия отдыхает! Он озолотится, если продаст текст какому-нибудь режиссеру, снимающему слюнявое "мыло"!"

– Я не держу тебя! – Марина наконец потеряла терпение и тоже заорала на него. – Хватит обвинять меня во всех своих проблемах! Если тебя так напрягает моя просьба, я позвоню Стасу или Комбару!

– Нет! Я сам! – рявкнул Хохол, признавая поражение, – Коваль задела его больное место, он не выносил, когда кто-то, кроме него, был в курсе ее дел. – Я встречу вас сам.

– Надо же, а я было решила, что ты от меня уходишь! – насмешливо протянула она, понимая, что выиграла и на этот раз, поставив Хохла на место.

– Ты позвони мне из Москвы, хорошо?

– Да, дорогой, конечно. Целую тебя.

– Стерва, – проговорил Хохол, бросая трубку, а ей вдруг стало стыдно за свои слова и за все, что произошло только что – она мучила человека, который любил ее.

Совершенно в ее стиле…

Вздохнув, Марина пошла к шкафу и начала снимать с вешалок какие-то вещи, бросая их в открытый чемодан. За этим занятием ее и застал Егор, неслышно войдя в комнату и остановившись за спиной. Коваль почувствовала его присутствие, резко обернулась и оказалась в его объятиях:

– Счастье мое, ты не представляешь, насколько сейчас красива…

"Интересно, он вообще видит во мне какие-то недостатки?" Она даже не накрасилась сегодня, бледное лицо было слегка припухшим от выпитого на ночь чая, короткий ежик темно-русых волос, круги под глазами – словом, есть от чего потерять голову!

– Смотрю, ты со мной не согласна, дорогая? – прошептал Егор ей на ухо.

– Господи, Малыш! Разве я когда-то была с тобой не согласна?

– Почти всегда, дорогая, почти всегда!

Они провели этот последний вечер в маленьком кафе неподалеку от дома, просто пили кофе, смотрели друг на друга и молчали. Каждый думал о чем-то своем, о том, что не предназначено для посторонних ушей, даже для любимого человека не предназначено. Марина пыталась представить себе встречу Егора с Женькой, опасаясь, что кто-то из них не выдержит и сорвется, устроит разборки прямо на глазах ее отца и брата. А этого Марине совершенно не хотелось, тем более Дмитрий был не в курсе того, что Егор на самом деле жив. Еще неизвестно, как высокопоставленный братец отнесется к этой информации…

Коваль смотрела на лицо мужа, явно чем-то озабоченное, и ей очень хотелось знать, о чем он думает сейчас.

– Что, детка, переживаешь? – Он дотянулся рукой до ее руки, лежащей на белой скатерти, и чуть сжал пальцы.

– Нет… просто думаю…

– Я знаю, о чем ты думаешь. Переживаешь за то, как мы с Хохлом встретимся и будем находиться все время рядом? Детка, я уже староват немного для выяснения отношений на кулаках, Хохол моложе и здоровее, зачем подвергать старичка риску? Я не претендую на твое внимание там, если вдруг ты захочешь вернуться к своему зверю.

– Я не пойму – ты шутишь, что ли? – не поверила она, удивленная его словами. – Что значит – ты не претендуешь на мое внимание?

– А то и значит – можешь делать все, что хочешь.

Марина вскочила на ноги, едва не опрокинув стол, и выбежала из кафе на улицу, завернув за какой-то угол, прислонилась к стене и заплакала. Ничего не могло причинить ей такой боли, как вот это безразличное "можешь делать все, что хочешь", сказанное Егором. Но, собственно, чего она хотела после всего, что произошло за все то время, что они были вместе и не вместе? И все же его слова задели за живое, обидели… Она знала, что искать ее сейчас муж не пойдет – понимает, что ничем хорошим это не закончится, а потому нашла ближайшую скамью, села, затолкав руки в рукава поглубже, чтоб не мерзли, и так просидела довольно долго. В голову лезла всякая чушь, хотелось заорать на всю улицу, но привлекать внимание полисмена не входило в ее планы.

Она вернулась домой поздно, уже было совсем темно, и Малыш недовольно бросил, не повернувшись даже в ее сторону:

– Ты ведь не в России, дорогая! Здесь по ночам в одиночку не гуляют – опасно.

– Спасибо за заботу, не нуждаюсь! – Коваль вскинула подбородок и ушла в спальню, заперев за собой дверь на замок.

…Утром он пришел к ней, постучал, прося открыть, Марина отомкнула и села к зеркалу, подперев голову кулаками и стараясь сделать вид, что все нормально.

– Детка, собирайся, скоро такси подъедет.

– Хорошо.

Егор подсел к ней, заглядывая через плечо в зеркало и пытаясь поймать взгляд, но она старательно прятала глаза, не хотела разговаривать, выяснять отношения, чтобы предстоящий полет и почти сутки в Москве не превратились в тяжкое испытание. Но у Малыша было другое мнение на этот счет – он устал от ее игры, схватил за плечи, развернул к себе и, завернув руки за спину, впился в ее рот, целуя и раздвигая языком губы. Марина не сопротивлялась, позволяя ему делать все, что он хочет, она всегда так поступала, и Егор знал это. Но сейчас осталось слишком мало времени для чего-то более серьезного, а потому Егор осторожно поднял Марину на ноги, подхватил чемодан, подал ей сумку и взялся за дверную ручку:

– Все, детка, поехали.

Коваль всегда плохо переносила самолеты, уже один вид их вызывал у нее головокружение и тошноту, поэтому весь полет она пролежала головой на коленях у Егора, мучаясь от неприятных ощущений.

– Сколько летаю, никак не привыкну, – цедила Марина сквозь зубы, делая изредка глоток минералки и снова падая на колени мужа. Он только посмеивался, поглаживая ее по волосам. – Господи, когда ж это прекратится?

– Скоро, родная, уже скоро, – пообещал Егор, и она снова закрыла глаза.

…В Москве было тепло, по зауральским меркам вообще лето – всего минус пять, так что даже длительное ожидание багажа не заставило ее замерзнуть. На такси они поехали к отцу, который ждал с нетерпением и, как обычно, с накрытым столом, увидев который Коваль простонала:

– Папа! Это невыносимо! – на что отец укоризненно произнес:

– Ты опять похудела, не женщина – недоразвитый подросток! Егор, хоть ты скажи ей!

– Ничего не могу поделать, Виктор Иванович! – развел руками Егор. – У нее на этот счет целая теория – мол, ей в таком курином весе комфортнее! Давай куртку, детка.

Она сбросила куртку на руки мужа, села на пуфик, вытягивая ноги, и Егор привычно стянул сапоги, небрежно закинув их под вешалку. Потом подал Марине руку, помогая встать.

– Пап, можно, я сначала в душ?

– Конечно, детка, иди, мы пока с Егором поговорим.

Она с наслаждением встала под горячие струи, намылив мочалку яблочным гелем, и долго терла кожу, смывая с себя дорожную грязь, потом взяла с полки шампунь, вымыла свои короткие волосы и вдруг решила, что, как только окажется дома, все же выкрасится в черный цвет. Зачем ломать устоявшийся стереотип? И пусть ее мужчинам это не нравится, главное, что ей так комфортнее.

Марина вышла из душа, одетая в махровый халат отца, так как свой вытащить забыла, прошла в кухню, где сидели, покуривая, отец и муж, одновременно обернувшиеся ей навстречу. Коваль прислонилась к косяку, улыбаясь и глядя на них:

– Ребята, вы так замечательно смотритесь вместе… Я вас так люблю… – Голос предательски задрожал, она закусила губу, чтобы не расплакаться от нахлынувших эмоций, и Егор, знавший ее лучше, чем она сама, притянул за руку к себе, усаживая на колени:

– Ну, что ты, малышка? Все хорошо, родная моя, все хорошо… Нервы у тебя, Коваль, совсем ни к черту стали! Ничего, приедем домой, я тобой займусь, положу тебя в клинику, отдохнешь, нервишки подлечишь. – Он поцеловал ее в шею, не стесняясь отца, который отвел глаза, давая им возможность прикоснуться друг к другу. – Все, прекращай плакать.

Марина не могла объяснить своего странного поведения даже себе, просто подступило что-то такое к горлу, мешая дышать. Позже, когда они с Егором лежали на диване в бывшей Димкиной комнате, Коваль спросила:

– Егор, а как ты Димке объяснишь, что ты теперь русский? Ведь дома тебе придется встречаться со многими людьми, знающими тебя как Грищенко, вдруг Димка узнает?

– И что?

– Как – что? Еще вопрос, как он к этому отнесется, все же мент как-никак… – Марина устроилась под рукой Егора и обняла его.

– Не бери в голову, – попросил он. – Что за обычай у тебя взваливать на себя то, что не нужно? Я разберусь с твоим братом сам, я все же мужчина, это мое дело. Поэтому я очень тебя прошу, не думай ни о чем… – Он уговаривал ее, как ребенка, гладил по голове, по плечам, и она расслабилась, признавая, что муж прав – разве он сам не в состоянии прояснить ситуацию? Малыш всегда был грамотным и умным, из любой ситуации мог выйти с честью и без потерь, так о чем переживать, спрашивается?

Но было еще кое-что, не дававшее покоя – неизбежность выбора, неотвратимость момента, когда придется остаться с кем-то из двоих…

Самым тяжелым оказался момент встречи с Хохлом в аэропорту. Марина готовилась к нему с того момента, как села в самолет в Москве, строила в голове планы разговора, подбирала какие-то слова, но все казалось фальшивым. Едва самолет коснулся шасси посадочной полосы, Коваль пожалела, что не может решить проблему в своем обычном стиле – напиться и отключиться. В иллюминатор она увидела въезжающие на летное поле джипы. Неотвратимо приближалась развязка, оттянуть которую было уже не в Марининой власти.

Женька приехал с цветами, ее любимыми хризантемами, небрежно протянул их Марине, обнял за талию, игнорируя недовольный взгляд Малыша:

– С приездом, босс! Отдохнула?

– Отдохнула. – Она старалась освободиться от его рук, но он крепко держал за талию, хищно улыбаясь.

– Что, киска, хозяин твой вернулся? – Негромко, так, чтобы слышала только Коваль, проговорил он. – Теперь Хохла поближе к параше?

– Прекрати маразм! – приказала она. – На нас люди смотрят.

– Знаю. И особенно меня радует, что он нас видит. Пусть смотрит, сука позорная, пусть видит – я не отдам тебя так просто, я ему глотку перегрызу…

– Да заткнись ты! И руки убери немедленно! – Марина со всей силы наступила каблуком ему на ногу, Женька зашипел от боли и выпустил ее.

Коваль отошла к машине, нервно вытащила сигареты из сумки, закурила, стараясь успокоиться и унять дрожь в пальцах.

– Рамсы, детка? – тихо спросил подошедший Егор, и она кивнула, выбрасывая окурок. – Хочешь, я сам поговорю?

– Тебя только не хватало! Сразу в порту разборки начните!

– Горе с тобой, Коваль! – вздохнул Егор, усаживая ее в машину. – Хоть бы ты постарела быстрее, что ли? Может, тогда мне не придется воевать за право быть с тобой.

– Очень приятно! – обиделась она. – Не воюй, я не настаиваю. Если бы ты только знал, как меня достали эти ваши вечные конфликты! Думаешь, мне легко?

– Ну, ты ведь сама довела ситуацию до полного абсурда, согласись? Зачем ты позволила Хохлу занять мое место возле себя?

– Не лез бы ты в это, мой дорогой! Иначе опять поругаемся, а я так устала, что как-то не до этого сейчас, – попросила Марина, закрывая глаза и откидываясь на спинку сиденья. – Давай прекратим этот разговор. Ты поедешь ко мне?

– С чего бы? Я тебе кто? – удивился он. – Не забывай, что сейчас я не Егор, а твой конкурент. И вообще – мне еще такси брать нужно, чтобы домой доехать.

– Ой, да ладно! – скривилась она, понимая, что он прав. Но и расстаться так быстро тоже не могла и не хотела. – Довезем, куда скажете, господин Грищенко. Предупреждаю: если только раз я увижу возле тебя твою дамочку – не обижайся, но это будет наша последняя встреча!

– Не боишься, что я встречное условие выдвину? – поинтересовался Егор, садясь рядом и разворачивая Коваль лицом к себе.

– Рискни, – спокойно ответила Марина, освобождаясь от его рук.

– И все же? – настаивал он, настырно глядя в глаза. – Если я потребую, чтобы ты не подпускала к себе Хохла, ты подчинишься?

– Я же сказала – рискни.

– Смотри, Коваль, ты сама сказала, не обижайся потом, – предупредил Малыш, отворачиваясь к окну.

Марина велела Юрке ехать через центр, чтобы там высадить Егора, то есть Грищенко, конечно. Он так и просидел всю дорогу, отвернувшись от нее, Коваль поняла, что он разозлился на выдвинутое условие, но для себя уже решила – никаких близких отношений с Хохлом. Конечно, этот выбор дался непросто, но и по-другому она не могла, устав от запутанных и странных отношений с мужем и телохранителем. И потом – а легко ли было Егору согласиться на ее категорическое требование оставить беременную подругу?..

Егор вышел из машины недалеко от новой трехэтажки, совсем рядом с Марининым офисом. Она и не знала, что он здесь живет. Коваль тоже вылезла, размяла ноги, закурила.

– Ты купил квартиру?

– Ну не могу же я жить вместе с тобой, правда? – усмехнулся Егор, отбирая у нее сигарету и затягиваясь. – Хотя я был бы не против, скорее – за.

– Не говори ерунды.

– Да, детка, это полная ерунда – мы с тобой притворяемся, что едва знакомы, в то время как нас неудержимо тянет друг к другу. Ведь даже сейчас ты хочешь меня… – Это было сказано шепотом на ухо, и Коваль вздрогнула от прикосновения его губ и оттого, что он, как всегда, был прав – именно об этом сейчас и думала…

– Ты не пригласишь меня посмотреть, как устроился? – чужим, незнакомым голосом спросила она и сама испугалась – ведет себя, как уличная девка за три сотни!

Малыш с интересом посмотрел на жену, подметил ее закушенную губу и понял, как нелегко ей далась эта фраза. Совершенно не в характере Марины было вот так напрямую просить его о чем-то…

– А ты согласишься?

– Ты попробуй… – Марина сильнее прикусила губу и взглянула в его глаза – он улыбался.

– Так идем!

Она повернулась к машине и небрежным тоном произнесла:

– Женя, вы можете пока быть свободны, господин Грищенко пригласил меня обсудить кое-какие вопросы по финансированию команды…

– И ты думаешь, я это заглочу? – зло спросил Хохол, хватая ее руку, лежащую на открытой дверке, но Марина вырвалась и рявкнула:

– Свободны, я сказала! Пять секунд – и никого нет, время пошло!

Юрке, в отличие от Хохла, повторять дважды было не нужно, он дал по газам так, что упрямый Женька едва не вывалился из открытой дверки. Джип скрылся за поворотом быстрее, чем Коваль успела моргнуть, а за ним – и остальные две машины. Марина проводила их взглядом и повернулась к наблюдавшему за этой сценой Малышу:

– Ну, ты доволен?

– Пока нет, но уверен, что очень скоро буду…

– Даже не сомневайся! – заверила она, беря его под руку. – О, дорогой, а ведь завтра весь город будет говорить о том, что у Коваль новый любовник! Смотри, какой фурор! – и показала ему на трех хорошо одетых дамочек, сидящих за столиком кафе напротив дома, где жил Егор.

Они наблюдали за происходящим в огромное окно, и на обращенных в Маринину сторону лицах красовались искренний интерес и ехидные улыбки. Одна из них была женой прокурора и Марину знала прекрасно, а уж язык у нее…

– Тебя это задевает?

– Меня?! – удивилась Коваль совершенно искренне. – Ты спятил, родной! Конечно, нет!

– Тогда идем предаваться разврату?

– Легко!

Малыш захохотал, подхватил ее на руки и понес в подъезд, на ходу целуя в вырез черной блузки под распахнутой курткой.

Педантичный Егор, превыше всего на свете ценивший комфорт и удобство, и новую квартиру обустроил по высшему разряду. Денег сюда было вложено немало, Марина сразу отметила и испанский кафель на полу в коридоре, и панели из пробкового дерева, и бамбуковые занавеси вместо двери в просторной гостиной. Мебель тоже соответствовала.

Особенно же Коваль приглянулся кабинет, решенный почему-то в изумрудно-зеленых тонах. Массивный старинный стол, удобное кресло, на столе – бронзовая пепельница, обрезалка для сигар, какие-то бумаги аккуратной стопкой, "Паркер" на подставке – все на своих местах, как обычно. Марина слегка улыбнулась – Егор не изменял своим привычкам, его правильность, "мажорность", как это называл Хохол, сквозила во всем. Его не было дома столько времени, а везде порядок почти больничный…

В спальне ее поразила огромная кровать, застеленная светлым покрывалом, расшитым черными иероглифами, – явно ручная работа, на заказ. За годы, проведенные рядом с Коваль, Малыш успел перенять кое-что и у нее – например, любовь и страсть к Японии. На стене напротив кровати были укреплены три свитка с начертанными черной тушью иероглифами. Марина подошла ближе – "судьба", "мудрость", "любовь". Она обернулась к остановившемуся в дверях комнаты мужу:

– Что это?

– Смысл жизни, детка, – улыбнулся он. – Нравится?

– Да. Где ты это добыл?

– Йоши привез.

– Так ты и повара моего обработал? Шустро! – оценила она, приближаясь к мужу и обнимая его за шею.

– Ты ведь знаешь – мне важно и интересно все, что связано с тобой. Может, мы не станем обсуждать убранство моей спальни, а? – предложил Егор, целуя ее и подталкивая к кровати.

– Ну разумеется!

…Едва открыв глаза через несколько часов, Марина посмотрела на сидящего рядом Егора и протянула к нему руки:

– Иди сюда, родной, я соскучилась…

– Ну, ты даешь, Коваль! Соскучилась она! – фыркнул со смеху Егор, однако лег рядом, обняв одной рукой. – Я только что был с тобой, если ты вдруг не заметила!

– Мне мало.

– А дома не потеряют? – ехидно улыбнулся он, поглаживая кончиками пальцев ее лицо.

– Перестань, Егор. Если захочу, вообще у тебя останусь.

– А если я не захочу? – игриво поинтересовался он, щелкнув ее по носу.

– Все равно останусь, – захохотала она, ложась на него сверху и покрывая лицо поцелуями. – Ты ведь не сможешь меня вышвырнуть, ты никогда этого не мог…

– Да, любимая, ты совершенно права – я никогда не мог отказаться от тебя, особенно когда ты сама предлагала… Оставайся, детка, ведь ты имеешь на это полное право – мы женаты, я люблю тебя, моя родная, хочу, чтобы ты была со мной… – Говоря это, Егор не забывал ни на секунду, что она лежит на нем совершенно голая, и ее грудь весьма недвусмысленно прижимается к его. – Ты останешься?

– Не могу, – со вздохом призналась Коваль, – хотя очень хочу, поверь, очень… Давай в другой раз?

Он замолчал, глядя поверх ее головы, и она поняла, о чем он думает. Взяв в ладони его лицо и заглянув в глаза, Марина тихо и серьезно произнесла:

– Егор, не надо… этого не будет, я не лягу к нему в постель после того, как была с тобой… Я просто не могу, так нельзя…

– Кто бы говорил о том, что можно, а что нельзя, только не ты, Коваль! У тебя никогда не было тормозов, если ты захотела чего-то, то непременно получала, будь то деньги, бизнес, мужики…

– Ты что?! О чем ты говоришь сейчас, Егор, послушай себя! – взмолилась она, обиженная его словами. – Какие мужики?!

– Обыкновенные, Коваль, – в брюках. Но ты очень быстро это исправляла…

– Егор, Егор, опомнись – что ты говоришь? Это ведь неправда, неправда… Неужели ты думаешь, что я прыгаю из койки в койку, как… как…

– Перестань, детка, я же не обвиняю тебя ни в чем и никогда этого не делал, – он прижал ее к себе, не давая вырваться. – Я действительно тебя люблю, ты же это сама прекрасно знаешь, но мне невыносимо знать, что еще кто-то прикасается к тебе, трогает тебя, ласкает… Мне очень больно от этого, разве ты не понимаешь такой элементарной вещи, Коваль? Посуди сама – ты отдаешься Хохлу, и я, зная это, должен терпеть и молчать вместо того, чтобы набить ему морду и расставить все по местам. Но я не делаю этого просто потому, что ты не хотела бы. Я все жду, когда же наконец ты сама поймешь это и сделаешь какие-то выводы, но нет! Ты продолжаешь свои игры, не замечая ничего и никого – ведь ты мучаешь нас обоих, я уверен, что Хохол сказал бы тебе то же самое. Остановись, детка моя, посмотри вокруг – ведь так ты можешь остаться одна.

– Ты заставляешь меня делать выбор, от которого я столько времени пыталась отвертеться. – Марина уткнулась лицом в его грудь, понимая, что он совершенно прав сейчас – она должна прекратить. – Егор, а если я действительно решу остаться одна?

– Ты не сможешь.

– Напрасно ты так думаешь – я долгое время жила одна, у меня была только собака, и никого больше.

– Детка, тогда ты была на много лет моложе, – поглаживая ее по волосам, сказал Егор. – Зачем ты опять доводишь ситуацию до абсурда? Ты ведь сама загоняешь себя в угол – как можно выбирать между мужем и любовником? Я не задумался бы.

– А я вот думаю. Не обижайся, Егор, но в последнее время мне стало тяжело доверять тебе, особенно после твоего исчезновения. Ты никогда не был на кладбище? – неожиданно спросила она, заглянув в его глаза, и, когда он отрицательно покачал головой, резко поднялась и велела: – Одевайся, поедем!

– Зачем? – не понял Малыш, и Марина, повернувшись к нему, объяснила негромко:

– А я покажу тебе, где похоронила своего мужа – не тебя, а того, кто действительно был моим мужем, моим Егором.

Он подчинился, позвонил консьержу, попросив вывести из подземного гаража машину, оделся и помог Марине – всегда любил одевать и раздевать жену.

У подъезда стояла серебристая "Ауди", Егор сам сел за руль и вопросительно посмотрел на Коваль:

– Что ты замерла? Садись, детка, ведь хотела прокатиться.

Но она почему-то медлила, стояла у открытой дверки и курила, никак не решаясь сесть внутрь.

– У тебя был "мерин", – почти автоматически заметила она, выбрасывая окурок.

– Был. Но "Ауди" привычнее. Маринка, да что с тобой? – удивленно спросил муж. – Передумала?

Она не передумала, нет, просто очень тяжело было снова оказаться на кладбище, там, где провела довольно много времени, сидя на могиле, которая оказалась пустой. Наконец Марина сумела справиться с собой и села на заднее сиденье, поймав недоуменный взгляд Егора.

– Извини, я привыкла ездить сзади, если не сама за рулем, – виновато проговорила она, глядя в зеркало заднего вида.

– Не доверяешь? – усмехнулся он. – Боишься, что разобью?

– Что за глупости! Я не боюсь разбиться, особенно если с тобой вместе. Знаешь, я долгое время корила себя за то, что не поехала с тобой в тот день. Мне казалось, что так было бы логичнее – мы разбились бы вместе, и мне не пришлось бы пережить тебя.

Ее слова достигли цели – Егор закусил губу, руки на руле сжались так, что побелели костяшки. Марина не собиралась его уязвить своим высказыванием, просто хотела, чтобы он не думал, что в его отсутствие она вела легкую и беззаботную жизнь, меняя любовников, как он, оказывается, считал.

Показалось кладбище, и Коваль тяжело вздохнула – опять пытка, но теперь она хотя бы не одна – Егор с ней, пусть полюбуется, как замечательно жена его похоронила. Прихватив в павильончике шесть белых роз, Марина пошла по дорожке к могиле, не ответив на вопрос Малыша:

– Детка, зачем?.. – Так привыкла, с этими цветами ее всегда видел сторож, и если сейчас она появится без них, то Иваныч задумается, а оно разве надо?

Вот и знакомая черная мраморная плита с однойединственной датой… Коваль по привычке села на скамейку, положила цветы, обломав предварительно стебли, и уставилась в одну точку. Егор, не отрываясь, смотрел на памятник, и его лицо становилось чужим, каменным. Он медленно опустился на колени перед Мариной, взял ее замерзшие уже руки в свои, прижался к ним лицом:

– Детка моя, девочка моя родная, прости… Я сволочь и скотина, я не подумал о том, как ты будешь жить с этим… прости меня, любимая моя, счастье мое…

– Егор, не надо, – безжизненным голосом ответила она. – Мне не за что прощать тебя – ведь ты пытался решить таким образом мои проблемы…

– Маринка, я даже не подумал о том, что ты воспримешь это так близко к сердцу… прости, девочка моя…

– Малыш, ты ненормальный – ты что же, думал, что я вообще тебя не любила? Тогда зачем мы с тобой до сих пор вместе, почему я не ушла? У меня нет в жизни никого дороже тебя, я, не задумываясь, отдала бы все, включая саму себя, если бы тебе это было нужно…

Он медленно поднял глаза, словно не веря себе, дотронулся пальцами до ее щеки:

– Ты не устаешь быть такой святой, Коваль?

– Не говори этого.

– Нет, серьезно – ты всегда меня прощаешь и оправдываешь, а я не могу перешагнуть через свой гонор и амбиции…

– Просто я люблю тебя.

– А я, по-твоему, не люблю? Ведь у меня тоже больше никого и ничего нет в этой жизни – только ты. Я прошу тебя – вернись ко мне, мне невыносимо без тебя, я умираю, если тебя не вижу. Не вынуждай меня решать все силой – ведь ты помнишь, я могу это сделать. Просто соберусь и опять тебя выкраду, – пригрозил Егор вроде в шутку, но в его голосе слышалось нечто такое, что заставляло верить в то, что именно так он и поступит.

– Это не я – это ты от меня ушел, вот ты и возвращайся. А, кроме того, я не могу жить в городе, я привыкла к отсутствию людей на двести метров вокруг, к тишине, к отсутствию смога. – Марина прижалась лицом к его руке. – И потом, ведь этот дом – твой, ты сам строил его, сам обустраивал, я ничего в нем не меняла… Так что, согласен?

– Господи, девочка, не говори глупостей! Разумеется, согласен. Идем отсюда. – Он решительно встал и поднял ее со скамейки, увлекая за собой к выходу с кладбища.

…В "Парадиз" они въехали, когда уже совсем стемнело, охранник на воротах не желал впускать незнакомую машину, и Коваль открыла окно, высунувшись и крикнув, что это она, только после этого бронированная дверь отъехала в сторону, пропуская "Ауди" внутрь.

На крыльце курил Хохол, зло рассматривая машину и пытаясь через тонированное стекло разглядеть водителя. Марина вышла, велев Егору пока остаться, приблизилась к Хохлу, небрежно поцеловала в щеку:

– Привет, дорогой! Потерял?

– Что мне терять? Разве у меня что-то было? – усмехнулся он, отвечая на поцелуй. – Ты вот, смотрю, сама не теряешься – не одна приехала.

– Да, не одна. В машине – Малыш, – внимательно наблюдая за его реакцией, ответила она.

– И теперь ты хочешь, чтобы я ушел? – тихо спросил он, прижимая ее руку к своей груди. – Ты хочешь, чтобы я не мешал вам сегодня?

– Ты не понял, Женя, – он вернулся насовсем. Это его дом, он имеет полное право жить здесь… – Марина осторожно отняла руку и погладила его по щеке. – Женя, поверь – если ты сам решишь уйти, мне будет очень тяжело, ведь я тебя люблю, ты знаешь, но и заставлять тебя жить здесь и видеть каждый день моего мужа рядом со мной я тоже не могу. Если ты захочешь меня оставить, я пойму…

– А ты? Как ты сама хочешь? – требовательно глядя ей в глаза, спросил Хохол. – Скажи мне, как я должен поступить, по-твоему?

– Если бы я это знала, то многих проблем сумела бы избежать… Реши сам, а я приму любой твой выбор…

Хохол повернулся и ушел к себе в комнату, даже не вышел к ужину, хотя прежде всегда садился за стол – так было заведено.

Коваль же все время смотрела на Егора и не верила, что он вернулся, что он дома, с ней. Малыш сидел за столом в своем бордовом шелковом халате, наслаждался Дашиными котлетами и выглядел абсолютно счастливым.

– Детка, ты совсем ничего не ешь, – укоризненно сказал он. – Хочешь, я тебя с ложки, как маленькую, покормлю? Ты ведь любила это раньше, помнишь?

– Не надо, что-то аппетит пропал, – отказалась она, подвигая к себе чашку чая.

– Переживаешь? – поинтересовался Егор, откидываясь на спинку стула и закуривая сигару.

– Не в том дело. Я все думаю, как преподнести эту новость Димке, да и еще есть кое-что, от чего он тоже не запрыгает… Представляешь, Колька жениться собрался.

– Ну и что? Он не мальчик уже, вполне может семью создавать.

– Да ты спроси сначала, на ком! – взвилась Марина.

– Ну и?

– На Ветке!

Малыш захохотал так, что затрясся стол и забренчали стоящие на нем чашки и тарелки.

– Что смешного? Ты представляешь себе эту свадьбу и дальнейшую семейную жизнь?! Эта сучка переспала с половиной нашей семьи, пропустив только моего отца и тебя!

– Не понял… – Егор перестал смеяться, вопросительно глядя на жену. – То есть?

– Что – "то есть"? Она и брательничка моего отоварила, когда он сюда приезжал с комиссией, говорит, все три дня из ее койки не выныривал! – зло бросила Коваль, отбирая у него сигару и затягиваясь, в момент задохнувшись и кашляя. – Черт, никак не запомню, что их в затяг не курят!

Егор осторожно вытащил сигару из тонких, чуть подрагивающих пальцев:

– Не хватайся, раз не умеешь. Ну, дает ведьма! Это же надо… О, кстати, хотел спросить – а как это тебе удалось не позволить ей и со мной в постели оказаться? – игриво посмотрел на Марину муж.

– Она что – камикадзе? – удивилась она. – Я ничего два раза не объясняю, и Ветка это знает.

– Обалдеть, Коваль! А если бы я сам?

– Рискни – и это будет твоя последняя женщина! – ласково прошипела она, глядя ему в глаза исподлобья.

– Моя последняя женщина – ты, Коваль, – совершенно серьезно ответил он, взяв ее за подбородок и целуя в губы. – Ты совершенно не понимаешь шуток.

– Не шути этим больше, – попросила Марина, отвечая на его поцелуй и обнимая за шею. – Все, что угодно, только не Ветка в твоей койке.

– Тогда у тебя нет выбора, – пошутил Егор, забираясь руками под ее халат и сжимая грудь. – Идем…

– Егор, это отвратительно – ты только и думаешь что о сексе! Остепенись!

– Не дождешься! – зарычал он шутливо, хватая жену на руки. – Где у нас спальня, детка, я забыл?

– Ой-ой-ой! Не кокетничай, строитель! – болтая ногами в сабо на небольшом каблуке, засмеялась Марина. – Уж что-что, а спальню ты найдешь без проблем!

И надо же было именно в этот момент Хохлу пойти зачемто в каминную… Когда он увидел Коваль на руках у Егора, счастливую и хохочущую, его лицо сделалось белым, как стена, глаза злобно заблестели, он развернулся и почти бегом скрылся в своей комнате.

– Ух ты, как все сложно у нас! – протянул Егор, провожая его взглядом. – Коваль, а ведь он тебя любит, ты это знаешь?

– Открыл Америку!

– Нет, ты точно стерва! Не боишься, что он тебе голову отвернет?

– Егор, ты спятил! Хохол лучше себе что-нибудь отвернет, ну, или тебе – как вариант, – усмехнулась она, взъерошив его волосы. – Так что кому еще надо бояться. И вообще – давай не будем говорить об этом, мне не очень приятно, я и так все время чувствую вину перед ним…

– Ого! Да у нас прогресс – Коваль чувствует себя виноватой! – подколол муж. – Это что-то новое. Не сомневаюсь, кстати, что ты частенько пользовалась этим чувством, чтобы склонить Хохла к своим любимым забавам.

– И то верно! – притворно скромно опустила Марина глаза, и, не выдержав, фыркнула и расхохоталась, вспомнив удивленное лицо Ветки, которая это случайно увидела. – А ты не хочешь?..

– Вот уж увольте меня на сегодня от ваших приколов, Марина Викторовна! Я человек немолодой…

Эта фраза вызвала у Марины новый приступ веселья – "немолодой" Малыш мог загонять в поле зайца, если бы ему вдруг зачем-либо это понадобилось, а уж в постели ему вообще равных не было.

– Что ты смеешься? Отдыхать надо, дорогая, от всего надо отдыхать, в том числе и от этого!

Коваль согласилась – она и сама чувствовала усталость после перелета и последующего бурно проведенного дня в Егоровой квартире, поэтому они просто завалились в постель и уснули, обнявшись. Марина всю ночь ощущала его дыхание на своей коже, его руки, обхватившие ее и прижимающие к себе, и от этого становилось уютно и спокойно, словно все в жизни наладилось и пришло в норму.

Если бы кто-нибудь сказал в тот момент, как сильно она заблуждается…

Слухи о новом любовнике Коваль распространились со скоростью звука. Уже через день в Маринином офисе все служащие были в курсе, но она не обращала внимания – не хватало еще оправдываться! Коваль готовилась ко дню рождения, и ей было совершенно безразлично, кто и что о ней говорит.

Проведя остаток дня в "Бэлль", она снова стала брюнеткой с нарощенными волосами и чувствовала приятное возбуждение от этой перемены. Хохол, истомившийся в кресле с журналом, облегченно вздохнул, когда Марина наконец вышла к нему:

– Беспредел какой-то, думал – ночевать тут останемся! Поехали домой, уже темно совсем, пока доберемся – ночь будет.

– Ты не сказал, как я выгляжу.

– Как обычно, – буркнул он, подавая шубу. – Комплимент хочешь? Это к Малышу.

– А я от тебя хочу услышать.

– Я все сказал, – отрезал Хохол, доставая телефон и набирая номер Севы: – Мы готовы, подъезжайте. Идем, сейчас пацаны будут.

– Женя, ты мне не нравишься…

– Ты мне – тоже, – заверил Хохол, не желая развивать эту тему дальше. – И вообще – перестань меня доставать, я и так еле держусь, чтобы твоему мажору в морду не заехать, вот-вот сломаюсь.

– Только попробуй! – прищурив глаза, пригрозила она. – Я превращу твою жизнь в кошмар.

– Ты и так превратила ее в кошмар, Коваль, сам не пойму, почему я до сих пор с тобой, – вздохнул он, доставая из кармана дубленки сигареты. – Видно, привык, страшно оторваться. И куда я пойду? Но мне просто ножом по сердцу, когда я его рядом с тобой вижу, – вдруг признался он, сделав пару затяжек. – Я и не знал, что так бывает. – Он отшвырнул окурок и повернул Марину к себе лицом: – Почему все так? Почему ты ушла от меня? Ведь я под ноги тебе стелиться готов, Коваль, только скажи… – Хохол прижал ее к себе и лихорадочно начал целовать лицо. – Родная моя, киска моя, зачем ты это сделала? Ведь он все равно уйдет от тебя, посмотришь – это не его жизнь, он мажор и им останется, никогда он не поймет тебя, никогда…

– Не надо, Женя, – она осторожно освободилась от его рук и отошла в сторону. – Ты делаешь только хуже… Смотри, вон пацаны едут, – Марина указала рукой в черной перчатке на приближающийся "Хаммер".

…"Парадиз" был завален снегом и напоминал картинку из журнала – чистый, ухоженный поселок, аккуратные дома, кованые решетки заборов, охрана у каждых ворот.

Во дворе носились по снегу три здоровенных "кавказца", с рычанием валяли друг друга, покусывали и лаяли. Завидев въезжающие машины, все трое кинулись к ним, прыгая рядом и упираясь в стекла лапами. Коваль побаивалась собак, хотя Хохол нередко запрягал кого-нибудь из них в санки и катался по двору, приглашая и ее, но Марине подобное развлечение доверия не внушало – у всех троих в жилах текла и волчья кровь, и кто мог поручиться, что в животных не взыграет кровь предков…

На крыльце стоял Егор, курил свою сигару, небрежно набросив на плечи дубленку. Когда Марина вышла из машины, велев Хохлу привязать собак, муж недовольно скривил лицо:

– Опять в трауре? Ведь просил тебя – не крась больше волосы!

Ей вдруг стало так обидно, что она едва не заплакала – никогда прежде Егор не позволял себе высказывать вслух недовольство ею, да еще в присутствии охраны. Увидев, как помрачнело ее лицо, Хохол негромко сказал:

– Не обращай внимания, ты очень красивая, киска, самая красивая женщина в мире…

Марина благодарно улыбнулась, часто моргая ресницами, что всегда помогало не плакать и загнать выступившие слезы обратно. Пройдя мимо Егора и задев его плечом, она сразу поднялась в спальню, переоделась в шелковый халат и попросила Дашу приготовить чай и подать его в каминную.

– Хорошо, Марина Викторовна. Камин горит уже, Егор Сергеевич растопил.

Ну еще бы – Егор Сергеевич всегда знал, как исправить то, что сделал! Марина не сомневалась, что он сейчас сидит перед камином с бутылкой текилы наготове, курит сигару и внимательно изучает древний японский роман в поисках подходящих танка.

Так оно и было. Когда она вошла, Егор моментально встал и порывисто обнял жену:

– Прости меня, я не хотел обидеть. Ты вправе сама решать, как именно ты хочешь выглядеть и какой быть. Ты у меня такая красотка, девочка…

– Не подлизывайся.

– Обиделась? – он уперся лбом в ее лоб. – Не надо, малыш… Завтра твой день рождения, я хочу, чтобы ты была счастлива…

– Что-то ты прозой заговорил, не нашел ничего к случаю? – подколола Коваль, улыбаясь.

– Не забывай! Пусть между нами – как до облаков на небе будет, – все ж – до новой встречи. Ведь луна, плывущая по небу, круг свершив, на место прежнее приходит… – изрек Малыш, прикрыв глаза.

– Не совсем в тему, но верно, – вздохнула она – ей и самой очень нравились эти строки, они как нельзя лучше объясняли все, что происходило в их с Егором жизни. – Ну, расскажи мне, что ты задумал на завтра, – усаживаясь в кресло и устраивая ноги на каминной решетке, попросила Марина. – Ненавижу сюрпризы, ты ведь знаешь.

– Не проси – не скажу. Кстати, что у тебя с Бесом? – вдруг спросил муж, наливая ей чай.

– У меня – ничего.

– Точно?

– У тебя есть основания мне не верить? Меня с ним связывают только общие воспоминания – он сидел вместе с Черепом, хорошо его знал и любил как брата. Больше ничего. – Коваль сделала глоток из чашки и зажмурилась – ее любимый зеленый чай с лотосом.

– Он звонил мне сегодня и настоятельно рекомендовал не переходить грань и не развивать наши с тобой отношения дальше, – усмехнулся Малыш, закуривая сигару. – И ты уверяешь, что у него к тебе братские чувства?

Марина закатила глаза и хохотнула:

– Ну, конец всему! Теперь ты еще и к Бесу начнешь меня ревновать? Ты потерял свою былую уверенность, Малыш, раньше ты не страдал комплексами.

– И сейчас не страдаю. Но лезть в мою личную жизнь не позволю никому, и Бес – не исключение.

– Ха-ха!

– А что смешного?

– Смешно уже то, что Бес, кажется, заподозрил тебя во лжи. Он как-то однажды очень сильно меня напряг разговором о том, что новый владелец "МБК" подозрительно напоминает моего покойного супруга. Откуда ты знал его, Егор? – Марина допила чай, поставила чашку и вытащила из пачки сигарету.

– Не хотел говорить тебе… – начал муж после долгой паузы, – я был знаком с ним очень хорошо, но давай перенесем этот разговор на другой день, я прошу тебя, детка, не сегодня…

– Ты меня заинтриговал. Хорошо, не сегодня так не сегодня. Расскажи, как дела в корпорации, – попросила она. – Мне ведь тоже интересно, как-никак я вложила в нее достаточно сил и времени.

– Там все в порядке, детка, – заказов много, дело движется, и в следующем сезоне я вложу в твою команду хорошие деньги. – Егор заметно повеселел, когда разговор перешел в другое русло. – А еще мы с тобой поедем отдыхать, сразу после Нового года, только скажи, куда ты хочешь.

– Егор, давай пока не будем строить совместных планов, неизвестно, чем вообще все закончится – тут, чувствую, такое заварится, когда приедет Димка, что мне будет не до поездок.

– Он приехал сегодня, но ночевать остался у Кольки в "Роще", завтра увидитесь.

– Дай телефон! – потребовала жена, решив позвонить Ветке и проверить, где она. – Алло, Ветулька, привет, дорогая! – небрежно проговорила Марина, когда подруга взяла трубку. – Чем занимаешься?

– Ой, Маринка! – обрадовалась она. – А я дома сижу, только из ванны вышла, на диванчике кайфую. Хочешь присоединиться?

– Помечтай! – фыркнула Коваль.

– Говорят, у тебя новый бойфренд? – поинтересовалась Веточка невинным голоском.

– Тебе скажу, но молчи, ради бога! Старый.

– Обалдеть! – выдохнула она. – Малыш вернулся?

– Типа того.

– И ты наконец-то взялась за ум, дорогая! Сколько можно бегать от судьбы? Ведь он – твоя судьба, ты это знаешь? – Иногда подруга вспоминала, что обладает уникальным даром предвидения.

– Что есть судьба, дорогая? – вздохнула Марина, глядя на мужа, внимательно прислушивающегося к разговору. – Цепь взаимосвязанных случайностей, не более того. А ты что дома-то, поругались?

– Не надейся! Просто приехал твой брат, и мне тяжело его видеть, – призналась Ветка. – Знаешь, у вас, видимо, это семейное – вы в постели просто фантастичные…

– И от этого у нас одни проблемы, уж поверь мне! Ты сильно не переживай, все равно продолжения у этой истории не было бы. Мой брат очень похож на меня – у него тоже только одна любовь в жизни. – Сказав это, Коваль метнула на Малыша взгляд, и он покачал головой, печально улыбаясь. – Связей, Ветка, сколько угодно, но любовь – одна.

– Умеешь ты гадости говорить, – вздохнула подруга. – Мне вот никогда так не суметь. И, что самое главное, сама ведь веришь. Не бывает в жизни любви, неужели ты не понимаешь? Даже ты, даже твой Егор – вы не любите друг друга, вы просто привязаны и боитесь разорвать эту веревку, вот и все.

– Дура ты, Ветка, – разозлилась Марина, жалея, что позвонила ей и испортила себе настроение.

– Может, и дура, – согласилась она. – А ты сейчас зачем звонила? Проверяешь, не соблазняю ли твоего братца или не провоцирую ли семейную ссору?

– Я уже не знаю, зачем звонила! – отрезала Коваль, бросая трубку, даже не попрощавшись.

– Поругались? – сочувственно спросил Егор, садясь на пол у кресла и перемещая ее ноги с каминной решетки себе на колени.

– У нее совсем крыша поехала – такое несет, что слушать противно.

Муж усмехнулся, поглаживая ее ноги, едва прикрытые коротким шелковым халатом. Коваль расслабленно откинулась на спинку кресла и отдалась наслаждению, которое дарили руки Егора, ласкающие ее.

– Не переживай, помиритесь – у вас обеих не так много подруг, чтобы ими разбрасываться. Девочка моя… девочка… Идем, я отнесу тебя в спальню – ты должна выспаться, чтобы завтра очень хорошо выглядеть, на тебя ведь куча народа будет смотреть… – Он взял Марину на руки и понес по лестнице в спальню, останавливаясь на каждой ступеньке и целуя ее в губы. – Я так люблю тебя, детка, так люблю, сам не ожидал, что способен на такое…

Марина спала как королева, даже снов не видела, не заметила, как подкрался день рождения – тридцать четвертый… Только запах… тонкий цветочный запах дразнил и заставлял открыть глаза, и когда она это сделала, то просто обомлела – вся комната была буквально завалена белыми розами.

Они стояли в вазах на полу и на столике у зеркала, на окнах и на тумбочках возле кровати, а вся постель была усыпана лепестками. У Марины сердце зашлось от восторга, она набрала пригоршню лепестков и подбросила их вверх, наблюдая за тем, как они кружатся и падают на нее. Егор появился на пороге спальни с подносом в руках и с улыбкой посмотрел на счастливое лицо жены:

– Поздравляю, любимая.

– Егор, родной… это так… так красиво… я никогда раньше такого не видела…

Поставив поднос с кофе на тумбочку, Егор присел рядом, поцеловал и, обняв, заметил:

– Это так странно, детка, – у тебя в жизни есть все, что только можно представить, а ты радуешься, как ребенок, таким простым вещам, как букет цветов или лепестки роз на постели.

Она снова набрала в ладони лепестков и подбросила их вверх, завороженно глядя на то, как они ложатся обратно на черный шелк постельного белья.

– Возможно, именно потому, что все уже есть, иногда так хочется простых удовольствий, обыкновенного внимания, да поцелуя, в конце концов…

– Я тебя обожаю! – засмеялся он, заваливая ее на постель и покрывая поцелуями лицо и грудь. – Погоди-ка… – Он оторвался от Марины и вышел, вернувшись через несколько минут с коробочкой в руках. – Ты, конечно, не любишь это все, но мне захотелось подарить тебе именно такую вещь.

Вещь была та еще… Кольцо из платины с большим, квадратно ограненным бриллиантом, на котором была сделана гравировка в виде паука – "черной вдовы". Малыш в своем репертуаре! Но кольцо было просто потрясающее, Коваль надела его на палец и вытянула руку – солнечный луч, отразившись в бриллиантовых гранях, рассыпался на множество бликов по белым стенам спальни.

– Ну, понравилось?

– Обалдеть, Егор… Спасибо тебе, родной…

– Детка, это не все еще, – подмигнул муж, отвечая на ее поцелуй. – Сегодня я тебя так разбалую, что ахнешь.

– Куда сильнее-то?

Он прижал палец к ее губам и прошептал:

– Молчи! Я так много всего пропустил в нашей жизни, так много не сделал, что за один день не исправишь. Не мешай мне, ладно?

Марина пила свой любимый кофе, сваренный мужем, и нежилась в постели, то и дело бросая взгляд на левую руку с кольцом. Оно ей действительно нравилось, а кроме того, зная своего мужа, Коваль была уверена, что такая вещь будет только у нее.

Дверь открылась, и вошел Хохол с таким огромным букетом желтых хризантем, что у Марины просто дух захватило. Приблизившись, Женька положил цветы ей на колени и склонился, чтобы поцеловать.

– С днем рождения, киска. Будь счастлива.

Она закинула руки ему на шею и прошептала на ухо:

– Спасибо тебе, родной, мне так приятно, если бы ты знал… Ведь это мои любимые цветы.

– Хотел удовольствие доставить, – осторожно обнимая ее за талию, проговорил он. – Ты классно выглядишь сегодня, отдохнула, выспалась. Ладно, пойду, а то вернется твой мажор, опять проблемы будут.

– Женечка, не надо никаких разборок хотя бы сегодня, ты обещаешь мне? – Коваль, не утерпев, прикоснулась к его губам своими. – Обещаешь?

– Киска, я ведь не совсем беспонтовый – разве я могу испортить твой день рождения? – Хохол ответил на ее поцелуй, прижимая к себе и убирая с глаз волосы. – Пойду я, киска.

Он с сожалением оторвался от Марины и ушел, а она зарылась по привычке лицом в тонко пахнущие цветы, вдыхая их аромат. Как же она любила хризантемы…

Егор застал ее в такой позе и усмехнулся иронично:

– Что, девочка, приходил обожатель, улучил момент?

– Зачем ты? – укоризненно спросила Марина, прижимая букет к груди. – Нельзя так относиться к людям, Егор, ведь Женька не виноват в том, что любит меня.

– Деточка моя, да лишь бы тебе было хорошо! – обнимая жену, засмеялся Малыш. – Я, если хочешь знать, его лично пригласил, и не как телохранителя, а просто как твоего… ха-ха, друга, вот – слово не мог подобрать!

– И он согласился?

– А что, мог отказаться? Конечно, согласился.

– Егор… спасибо тебе, – совершенно искренне сказала Коваль, понимая, что Малыш ради того, чтобы доставить ей удовольствие, наступил себе на горло.

– Маринка, зачем ты меня благодаришь? Я не могу изменить многого в нашей жизни, к сожалению, но ведь я обещал тебе, что больше не обижу, и стараюсь сдержать свое слово. Я ведь знаю, ты хотела бы видеть его – ну что ж! И вообще – пора вставать.

– Нормально! – возмутилась она. – А как же любовь?

– Нет, моя дорогая, с утра у тебя не выйдет! – потрепав ее по волосам, засмеялся Егор. – Ты никогда не умеешь вовремя остановиться, и все перерастет в беспредел, как обычно, мы с тобой будем гаситься до обморока и непременно опоздаем в ресторан. Придется тебе терпеть до ночи.

– А если я не выдержу? – облизывая губы, поинтересовалась Марина.

– О, дорогая, не начинай! Я твои штучки наизусть знаю – ты, как всегда, случайно забудешь про белье и при первом же удобном случае мне это продемонстрируешь, да?

– Все возможно! – Она засмеялась и встала, направляясь в душ. – И даже не присоединишься?

– Нет, буду тверд, как настоящий мужик!

– Кошмар…

День был какой-то суматошный, телефон раскалился от звонков, постоянно кто-то приезжал и уезжал, у Коваль голова шла кругом. К моменту, когда нужно было выезжать в "Шар", она уже была невменяема от избытка общения и внимания и сидела в спальне перед зеркалом, не вполне понимая, зачем это делает. Егор появился из гардеробной в костюме (Марина и не заметила, когда он успел перевезти часть своих вещей к ней), поправил галстук и тихо выругался.

– Что-то не так? Давай помогу, – предложила она, поворачиваясь.

– Волнуюсь, как пацан перед первым свиданием, – вдруг признался муж, позволяя ей уложить узел галстука на место и поправить воротник рубашки.

– Ты-то отчего волнуешься?

– Детка, ты вспомни – мы с тобой очень давно не появлялись вместе на людях, и особенно там, где нас обоих хорошо знают.

– Боишься быть опознанным? – Коваль положила руки на лацканы его пиджака и встала на цыпочки, заглядывая в глаза.

– Я не учел в своей афере только одного – того, что я не смогу быть отдельно от тебя, вне твоей жизни. И только сегодня вдруг понял, что любой мало-мальски знавший нас человек сразу поймет, что только я могу ТАК смотреть на тебя, только я могу ТАК взять тебя за руку. Вот оно, мое слабое место, детка. Ты.

– Давай никуда не поедем! – решительно сказала Марина. – Останемся дома и побудем вдвоем.

Страх за то, что кто-нибудь дотошный и внимательный раскроет секрет Егора и поставит того под удар, моментально подсказал решение, показавшееся Марине единственно верным. Марине – но не Малышу.

– Не выйдет, девочка, – улыбнулся Егор, взяв в свои руки ее холодные пальцы и согревая их дыханием. – Я хочу подарить тебе праздник.

– Спалив себя при этом? Я не хочу таких жертв, ты и так уже достаточно бросил к моим ногам, Егор.

– Детка, а ты? Разве ты мало бросила к моим? – тихо спросил он, сжимая ее руки. – Ты спасла меня, помнишь? Ты пожертвовала ради меня…

– О, прекрати, Малыш! – взмолилась она. – Мне до сих пор противно вспоминать об этом, я тебя прошу – не надо.

– Прости меня за все, Коваль… – он прижал жену к себе, тяжело дыша и пряча лицо в ее волосах.

Они так и стояли бы, обнявшись и забыв обо всем, но в дверь постучал Хохол, сказав, что машины у крыльца.

– Да, Женя, идем, – отозвалась Марина, с сожалением отрываясь от мужа.

В прихожей она чуть замешкалась, поправляя прическу, оглядела себя в зеркале. Муж тоже задержался, чмокнув ее в щеку:

– Убеждаешься, что ты по-прежнему самая красивая женщина?

Марина улыбнулась, взяла его под руку и потянула к двери.

Охранники курили перед машинами. Шесть человек, эскорт почти президентский, но что поделаешь, если врагов больше, чем друзей… Увидев спускающуюся с крыльца хозяйку, Сева подбежал, подал руку, помог Марине забраться внутрь "Хаммера", привычно направляясь затем к передней дверке, но его опередил Хохол:

– Во вторую машину идите оба.

– С чего бы? – удивился Сева.

Не слушая возражений, Хохол сел впереди сам, высадив все-таки обоих телохранителей в "Ровер" охраны.

– Мне так привычнее, – отрезал он. – Так я уверен, что успею, если что.

– Женя, что? Ну что? – недовольно бросила Марина. – Если все время думать только об одном, то оно и произойдет в конце концов.

– С тобой – нет. Я успею.

– Броня! – пробормотала Коваль чуть слышно. – Ты выходной, между прочим.

– У меня нет выходных, когда ты рядом, – закуривая, отозвался он.

– Цену набиваешь? – ехидно осведомилась она.

– Сама догадалась?

– А то! Так и будем ругаться?

– Ты первая начала.

Егор закатился от хохота, слушая перепалку:

– Ну, вы даете! Как дети в песочнице, ей-богу! Маринка, ты в состоянии вывести из себя кого угодно, только не своего Хохла!

– Чистая правда – мне это удавалось нечасто, – признала Коваль со скорбной миной.

– Просто я женщин не бью! – фыркнул Хохол, выбрасывая окурок.

– Весело вы без меня развлекаетесь, ребята! – протянул Егор. – А вообще хотел тебе сказать одну вещь, дорогая. От Беса подальше нужно.

– Я с ним и так на дистанции.

– А надо бы совсем на другой планете.

– Не выйдет – город маленький. И потом – он купил участок в "Парадизе", начал дом строить, скоро соседями станем. – Коваль вынула пачку сигарет из сумочки, щелкнула зажигалкой. – Если честно, я его не боюсь – в память о Черепе он не станет меня напрягать, я думаю.

– Детка, ты очень плохо разбираешься в людях. Гриша Бес, если вдруг ему будет надо, перешагнет через родную мать, а уж через тебя-то…

– Мне не нравится то, что ты постоянно говоришь загадками, Егор, – раздраженно сказала Марина, выпуская дым в открытое окно. – У меня впечатление, что ты знаешь Беса куда лучше, чем признаешься в этом. Я права?

– Права, – спокойно отозвался он, – я знаю его с детства – он мой двоюродный брат.

Повисло молчание, Марина с Хохлом пытались переварить только что полученную информацию, но она никак не желала усваиваться, так и торчала гвоздем в мозгу. Подобного поворота событий оба не ожидали, но, сопоставив кое-какие внешние признаки, Марина поняла, что сказанное – правда. Форма носа, походка, манера говорить, чуть прищурив левый глаз, – это присутствовало у обоих, только у Беса было приукрашено блатным налетом, а у Малыша, напротив, отшлифовано безупречными манерами.

– Индия отдыхает! – протянула Коваль наконец. – И на каком месте у вас родинка, интересно?

– Я не шучу – Гришка мой брат, сын моей родной тетки, мы вместе росли.

Егор смотрел на жену совершенно серьезно. Марина потрясла головой, словно пыталась стряхнуть оторопь, навалившуюся на нее:

– Кошмар… И что – он тебя не узнал, когда ты приперся к нему разговоры разговаривать про свою корпорацию?

– Он заподозрил что-то, мы ведь давно с ним не виделись, лет двадцать, наверное, но виду не подал.

– Зато мне намекнул. Да-а! Сериал можно снять – продам права на экранизацию, озолочусь! У меня в родне менты, а у тебя, значит, уголовники…

– Это жизнь, детка. – Егор привлек ее к себе и поцеловал осторожно, стараясь не смазать помаду. – Такая жизнь… Он ведь в первый раз сел совсем молодым, пацаном еще. Потом еще два раза садился, на воле больше полугода и не был, так что видеться нам особенно и некогда было.

– Ну, Коваль, теперь ты точно в шоколаде – уж на жену брата даже такой гад, как Бес, не станет норку драть, – проговорил Хохол.

– Это еще бабка надвое сказала, – теперь Марина уже не была так уверена в этом, скорее наоборот.

К счастью, они подъехали к ресторану, и продолжать разговор не пришлось. Подобная близость к пахану совершенно не входила в ее планы, это было скорее минусом, чем плюсом – если Бес догадался о том, что Егор жив, то он мог поделиться этой догадкой еще с кем-то. И это лишнее – не хватало еще, чтобы прокуратура заинтересовалась личностью владельца "МБК" господина Грищенко вплотную…

Как только Егору в голову пришло такое устроить – Коваль даже дара речи лишилась: вместо обычных официанток он пригласил… черт побери, стриптизеров из одного Марининого ночного клуба! То-то Ветуля обрадуется!

– Ты спятил, Малыш, – прошептала Марина мужу на ухо. – Я и так еле держусь, чтобы тебя в темный угол не завести, так ты еще и это…

– Это не самое интересное, детка…

…Ну, если и это не самое…

…Вечер был просто превосходный, Егор умел делать все со вкусом и размахом. Марина давно так не отдыхала, как сегодня, даже на то, что Хохол то и дело приглашает ее танцевать, муж не реагировал, только улыбался, глядя на счастливое лицо жены. Женька же бережно обнимал Марину за талию, прижимая к себе, и шептал на ухо:

– Киска, любимая моя… Ты просто красотка сегодня…

Она танцевала и с братом, и с отцом, и даже племянник пригласил ее на танец, но главным сюрпризом оказалось появление Карлоса, с которым они исполнили-таки румбу вполтемпа.

– Спасибо тебе, Карлос, – искренне сказала Коваль, когда танец закончился.

– Приезжай ко мне хоть завтра – начнем все снова, – невозмутимо предложил он. – Немного форму потеряла, но за пару недель, думаю, восстановим.

– Тетка, я в шоке! – вклинился Колька. – Обалденно смотрелась!

– Парень, ты не видел, как она все остальное танцевала! – мечтательно прикрыл глаза Карлос.

Но и это было не все…

Уже глубокой ночью Егор поманил Марину в татами-рум. Она подчинилась, и дверь-перегородка отрезала их от шумного застолья. Полутемное помещение, чуть подсвеченное небольшими плоскими фонарями по углам, скрадывало все звуки, на низком столике в большой чаше плавали четыре маленькие свечки. Их огоньки слегка подрагивали, а плавящийся стеарин источал запах японской вишни. На диване раскинулось мягкое покрывало с длинным ворсом, белое, как цветок сакуры. Малыш сел на диван и поманил жену пальцем:

– Иди ко мне… – он даже не снял пиджак, только чуть ослабил узел галстука. – Хочу тебя, детка, так хочу…

Коваль села к нему на колени, поцеловала в губы, погладила по груди, расстегнув рубашку, потом сползла на пол, становясь на колени…

– Господи, Коваль… не останавливайся, я тебя умоляю… – простонал Егор, опуская руку ей на затылок. – Да…

Около часа они не выходили, занимаясь любовью почти так, как раньше, – безумно и страстно.

– Малыш… я люблю тебя… – простонала она, открывая безумные уже глаза. – Я так люблю тебя…

– Я знаю, детка моя… Тебе хорошо? – Он откинул с ее мокрого лба челку и поцеловал.

– Это… это не то слово… ты меня поразил сегодня – как тебе в голову такое пришло? – Марина вытянулась на диване, не торопясь одеваться, примостила голову на коленях Егора, и он гладил ее лицо, чуть касаясь его пальцами.

– Тебе понравилось? Я, признаться, побаивался, что ты взбрыкнешь и откажешься…

– Ты совсем от меня отвык – чтобы Коваль отказалась? Да не бывало такого! – улыбнулась она, поймав его руку и поднося к губам. – Мне очень понравилось, правда.

– Тогда вставай, идем – там все-таки у нас гости, а мы опять пропали.

Приведя Марину в порядок, насколько это было возможно, они вернулись в зал. Отец, заметив это, подошел и попросил:

– Мариша, отойдем на минутку, хочу с тобой поговорить.

– Конечно, папа.

Обнявшись, они вышли в холл, охрана проследовала за ними, остановившись на почтительном расстоянии, и отец удивленно вздернул брови:

– Дочка моя дорогая, это что – от меня обороняешься?

– Ну что ты, папа! – засмеялась Марина, поцеловав его в гладко выбритую щеку. – Ты же понимаешь – я девочка непростая, и желающих отвернуть мою дырявую голову в этом городе хоть отбавляй, так что… Ты о чем говорить хотел?

– О Николае. Ты знаешь, что он хочет жениться? – О, началось! И не Димка завел эту бодягу – ему, к счастью, некогда, он гуляет, пьет, танцует с женой и с Веткой.

– Папа, я считаю, что обсуждать это без него смысла не имеет. И потом, не думаю, что Ветка воспринимает это так же серьезно, как наш романтичный юноша. Она ведь очень прагматичная дамочка, зачем ей Колька? – Марина закурила, подозвав Севу и взяв у него сигарету. Отец поморщился, но промолчал. – Если ты хочешь, я могу с ней серьезно поговорить, но мне не кажется, что мы имеем право вмешиваться в их отношения.

– Но ведь он еще совсем мальчик, а она…

– Папа, она – моя ровесница, не кошелка старая. И расслабься – не пойдет Ветка за него замуж. – В этом Коваль не особо была уверена, но нужно же чем-то успокоить озабоченного старика!

– Не понимаю, почему Дмитрий не вмешается? – с досадой сказал отец. – Ведь Коля всегда слушался его беспрекословно, достаточно было одного слова, взгляда!

"Знал бы ты! – подумала Марина. – Скорее всего, братец вообще не в теме, а с тобой Колька поделился без опасения быть выпоротым широким офицерским ремнем!"

Она прекрасно понимала, что ее вмешательство не поможет, а скорее усугубит и запутает все еще больше, но решила поговорить с Веткой, потому что разговоры с влюбленным пацаном вообще дело гиблое и бесполезное. Но сделать это собиралась завтра, а сегодня все же день рождения, да и Егор заждался, наверное.

Так оно и было – едва Марина вошла в зал, как он поднялся из-за стола и пошел навстречу, перехватывая и увлекая за собой танцевать.

– Не исчезай с моих глаз так надолго, детка, – обнимая жену, попросил он.

– Боишься, что кому-нибудь в голову придет такая же блестящая мысль, как тебе месяц назад? – пошутила Коваль, прижимаясь к нему.

– Почему нет? – совершенно серьезно ответил он, уверенно ведя ее в танце. – Думаешь, никто, кроме меня, не мечтает обладать всем этим? – И он незаметно провел руками по ее телу, заставляя вздрогнуть.

– Перестань – это только твое, я ведь обещала. Поедем домой, Егор, я устала…

И он подчинился, попросив всех извинить их и продолжать гулять. Они откланялись и уехали, прихватив с собой Хохла. Шел снег, но было так тепло и хорошо, что Коваль открыла люк и встала на сиденье, высунувшись на улицу по пояс. Егор придерживал ее за ноги, а она, раскинув в стороны руки, хохотала, как ненормальная.

– Малыш, заставь ее сесть, – не выдержал Хохол. – Она без шапки, грудь голая – простынет, ей ведь нельзя.

И – странное дело – Егор внял голосу разума и потянул Марину вниз, закрывая люк.

– Спятила совсем? Не болела давно? – грозно спросил он, застегивая ее шубу и надевая на голову капюшон.

– Ты вошел в роль мужа, да, Малыш?

– При чем тут это? Просто Хохол прав – тебе совсем немного надо, чтобы простудиться, а я веду себя как дурак и позволяю тебе делать такие вещи.

– Ты видел бы, какие вещи она при мне вытворяла, – вздохнул вдруг Хохол. – Один только прыжок в бассейн чего стоил!

– А ты меня потом чуть в сауне заживо не сжег! Порфирий Иванов нашелся! – не осталась Коваль в долгу, и все втроем захохотали.

"Черт побери, приятно, когда вокруг тебя все спокойно и мирно, никто не орет и не ругается, не рвется перегрызть другому горло…"

Правда, дома ждал еще один сюрприз – в центре гостиной красовался такой громадный букетище ярко-красных роз, что Марина дара речи лишилась. Полусонная Даша объяснила, что цветы три часа назад привезли от Беса.

– Сдурел братец твой, – шепнула Марина Малышу, окидывая букет взглядом еще раз.

– Чует мое сердце – что-то замыслил, не иначе, – спокойно отозвался Егор, помогая ей снять шубу и присаживаясь на корточки, чтобы то же самое сделать и с туфлями.

– С чего ты решил?

– А он ни одного шага не сделает, не просчитав выгоды. Будь внимательна, детка моя, он не посчитается ни с чем и ни с кем.

– Мне с ним, к счастью, делить нечего, – отмахнулась она. – Все, я иду спать, и до обеда меня даже не трогать – убью!

…Все вроде бы пришло в равновесие – Марина с Малышом жили вместе, проводя друг с другом столько времени, сколько позволяли дела, но даже во время заседаний и деловых встреч он ухитрялся позвонить ей, чтобы просто услышать голос, просто сказанное в трубку "Алло!". Впервые за несколько лет они вдвоем встретили Новый год, сидя у камина на белой медвежьей шкуре и любуясь отблесками пламени на стенах темной каминной. Коваль все еще боялась поверить в то, что все это вернулось и никуда больше не денется, не исчезнет, едва только она проснется. Даже Хохол старался ничем не нарушить блаженного состояния расслабленности и счастья, которые сквозили буквально в каждом Маринином движении, в каждом жесте и взгляде. Она действительно была счастлива почти как раньше, как в первый год совместной жизни, как и в последующие годы, когда Малыш постоянно был рядом.

Отдыхать, к сожалению, никуда не поехали – врач запретил Марине резко менять климат, а в Англию возвращаться она отказалась наотрез. Егор не стал настаивать, пообещав, что уж летом обязательно повезет жену на море.

Коваль занималась делами команды, организовывала сборы, почти каждый день ездила на стадион, наблюдая за тренировками в компании Комбара и Хохла, иногда к ним присоединялся Колька, и у Марины постоянно чесался язык спросить у него про намерение жениться. Но всякий раз, стоило ей только открыть рот, как тут же она натыкалась на предостерегающий взгляд Хохла и умолкала.

Женька вообще стал молчаливым и каким-то… странным, чужим, словно и не было у них ничего, словно он всегда был только охранником, не больше. Стас Логинов даже предложил Марине отозвать Севу и Гену, мотивируя это тем, что при наличии рядом такого телохранителя, как Хохол, нет смысла платить деньги еще двум лбам, которые почти ничем не заняты. Но Марина привыкла к ним, не хотела отпускать, да они и сами не особо рвались менять место работы. Куда как приятнее, наверное, охранять не особенно здоровую и не очень уж проблемную в общении женщину, чем какого-нибудь банкира с запросами или еще кого-то в этом же роде. Тем более что их обязанности были сведены Хохлом к минимуму, он все предпочитал делать сам, поручая им только незначительные мелочи. Это все было слишком уж хорошо, чтобы длиться долго…

В конце января к Марине вдруг неожиданно нагрянул Бес – как обычно, с цветами и комплиментами. Она только что вернулась из салона, пребывала в отличном настроении и вообще любила весь мир, но у Гришки было другое мнение по поводу любви. Он плюхнулся в кресло в гостиной, развалился как у себя дома и начал нести какую-то чушь. Коваль слушала вполуха, думая, как бы отделаться от него до приезда Егора, не очень ей хотелось, чтобы они встретились.

– …и вот я тебе предлагаю – уступи-ка мне часть своих заведений, куда тебе столько? – вплыл в ее сознание голос Гришки, и Марина аж в кресле подскочила:

– Это еще что за базар? Как это – уступи?

– Не ори! – отрезал он, закуривая и внимательно на нее глядя. – Ты ведь умная девка, Наковальня, подумай – тебе разве надо, чтобы о том, что твой муж жив, узнали журналисты? Так ведь и до кичи недалеко.

– Что?! Ты что несешь, болезный? – взвилась она. – Какой муж?!

– Тихо, тихо! Не кипешись! Обыкновенный, дорогая, – Егор Малышев, Малыш то есть. – Бес вперил в нее свои карие зенки и сверлил взглядом, стараясь вывести из себя. – Вы что же, уроды, думали, что я собственного брата не узнаю? Не считайте других дурее себя! Я ж вырос с ним вместе, мы до шестнадцати лет вообще не разлей вода были – мне ли не знать его привычек? Да, он морду перекроил себе, но голос, взгляд, походку – это невозможно спрятать или изменить за такой короткий промежуток времени. И потом – он очень постоянен в своих связях с женщинами, а уж тебя, Наковальня, не оставил бы под страхом смерти, все равно нашел бы возможность быть рядом.

Марина ошеломленно молчала, пришибленная этим монологом. Вот это разложил! Говорила она Егору, так нет…

– Ну, что молчишь, красавица? Еще одна просьбишка у меня к тебе, – закурив, продолжил Бес, явно наслаждавшийся Марининой растерянностью. – Местные менты хотят прикрыть один из клубов Макара, а заведение очень хороший доход приносит. Как не помочь брату, да? Договариваться будем? Или начнем интервью давать?

– Тебе никто не поверит, – это было единственное, на что оказался способен ее мозг.

– Да что ты?! – искренне удивился Бес. – А я подстраховался, вот, смотри, – и он вынул из кармана пачку фотографий, небрежно бросив ее на стол перед Мариной. – Смотреть-то будешь или Малыша подождем? Хотя я бы лично не стал – очень уж сюжеты скандальные.

Она взяла фотографии со стола и стала рассматривать. Да… этого хватило бы, чтобы утопить ее и уничтожить и так небезупречную репутацию… а заодно и доказать, что изображенный на фотографиях строительный магнат Грищенко и погибший Егор Малышев – один и тот же человек. Не зря ее предупреждали, что у Беса есть специалисты в любой области, вот и камер насовать во все углы татами-рум кто-то удосужился. Очень четкие, качественные фотографии, почти художественные – Коваль и Малыш, занимающиеся любовью…

– Красиво, да? – усмехнулся Бес, выпуская в потолок колечко дыма. – Ты могла бы сниматься в порно, дорогая, тебе не кажется? У тебя данные!

Она бросила снимки обратно на стол и подняла на Гришку глаза:

– Ну, ты и сволочь! Ведь это же твой брат, как ты можешь…

– О, заговорила! – захохотал он. – Дело не в брате, а в тебе – мне нужны твои связи, а не его. И именно тебя я смешаю с пылью, если что.

– Если что? – раздался в прихожей голос Егора.

Он вошел в гостиную, обнял Марину за плечи, поцеловав в макушку, и только потом соизволил заметить Беса:

– У нас, смотрю, незваные гости?

– Так приходится самому навязываться, ты ведь не приглашаешь, братишка, – осклабился Бес, вставая и протягивая Егору руку. – Думал, я тебя не узнал? Узнал, ведь не чужие.

– Что ты хочешь от моей жены? – игнорируя и протянутую руку, и слова о родстве, спросил Егор.

– Это наши с ней разборки, ты ни при чем.

– Нет, в моей семье не бывает не моих разборок. Я слушаю тебя.

– Прекрати, Егорыч, не бери на голос, я уже не мальчик, не боюсь. – Глаза Беса сузились и злобно заблестели. – Твоя жена отлично знает правила нашей игры – "смотрящий" всегда прав. Я и так не особо ее напрягаю, все же родственница, но сейчас мне нужны деньги и помощь.

– Так дело в этом? – спокойно отозвался Егор. – Сколько тебе нужно?

– Так не пойдет, – отрезал Бес. – Мне не нужны ТВОИ деньги, я не беру в долг и не принимаю пожертвований. Пусть твоя красотка подумает как следует, взвесит все и приедет ко мне с ответом. Картинки тебе оставлю – полюбуйся, там не только ты, там еще и ее охранник.

Марина дернулась и уставилась на Беса:

– У тебя что, своих связей недостаточно? Хочешь сказать, что не прикормил никого из милицейского начальства?

– Это не твое дело! – отрезал он. – Я сказал – мне нужна твоя помощь.

– Я не стану помогать Макару.

– Считай, что это лично мне! – заржал Бес, поднимаясь из кресла. – И думай хоть иногда, что и кому говоришь. Прикажу – и взасос с Макаром целоваться станешь!

Высказавшись, Бес поднялся из кресла и пошел к выходу, на пороге гостиной обернувшись и причмокнув губами, глядя на Марину:

– Ох, так бы и съел тебя, красавица! Ну, желаю счастья!

Коваль сжалась в кресле, обхватила голову руками и раскачивалась вперед-назад как неваляшка. Егор присел на корточки перед ней, стараясь заглянуть в глаза, но она старательно их прятала. Наконец ему это надоело, и он просто поднял ее голову за подбородок:

– Ну, что ты? Расстроилась, детка?

– Егор… это так ужасно… он установил камеру в "Шаре", представляешь?! – Марина заплакала навзрыд – в ее мир, такой счастливый и благополучный, ворвался совершенно чужой человек, наследил там, испачкав все, что было прекрасного, то, от чего она словно взлетала на небо, что принадлежало только двоим – ей и Егору.

– Это все ерунда, детка. Что такое пара снимков? – пожал плечами муж. – Давай скажем ему спасибо за пополнение нашего семейного альбома и забудем обо всем, только и всего.

– Он отдаст это какому-нибудь любителю сплетен из "желтой" газеты, и тогда мне придется остаток жизни провести в Англии, чтобы иметь возможность выйти на улицу без боязни быть изнасилованной. Ты даже не представляешь, что именно там снято. – Марина всхлипнула, вытирая глаза.

– Так давай посмотрим, в чем проблема? – улыбнулся Егор, усаживаясь рядом с женой и беря фотографии. – О, детка, да ты у меня просто звезда!

– Прекрати! Мне не до шуток!

– А я и не шучу – ты невообразимо хороша, просто сказка. Представляю, как изошел слюной мой братец, разглядывая тебя! А говорят, что любительские съемки выглядят неэстетично – это ж смотря кого снять! Вон ты у меня какая – Голливуд обзавидуется!

– Я не понимаю – это что, так весело? – разозлилась Коваль. – Мне вот совершенно не смешно! На что ты там любуешься – на мою задницу?

– Фу, детка, как грубо! – поморщился Малыш, не переставая перебирать фотографии. – О, смотри-ка, даже с Хохлом тебя засняли!

– Дай сюда! – заорала она, пытаясь вырвать у него из рук снимки, но Егор не дал, отошел к окну и насмешливо спросил:

– Тебе стыдно, что ли? Так расслабься – тут нет ничего. Ну, любит охранник хозяйку, не может отказать себе в удовольствии немного ее руками потрогать, тем более что она и сама не против. О-па! А вот это уже действительно интересно! – Настроение у него сразу переменилось, Егор перестал дурачиться и мгновенно сделался серьезным. – Детка, а у нас весь дом в камерах, если хочешь знать.

Он бросил Марине несколько снимков, и она, едва взглянув, поняла, что он прав – на фотографиях она была в красном кожаном платье, которое надевала только во время их с Хохлом развлекушек.

– Сева! – заорала Марина, предусмотрительно накрывая снимки валяющимся на столе журналом, и, когда вбежал обеспокоенный охранник, попросила: – Тебе не трудно проверить дом на наличие несанкционированных камер?

– Конечно, Марина Викторовна, – отозвался он. – Где искать?

– Да везде, хрен их дери!

Сева ушел, а она закурила, боясь поднять глаза – ей действительно было стыдно, словно муж узнал о ней что-то такое, о чем раньше не догадывался. Хотя что нового он увидел – ничего. Егор понял ее состояние, сел рядом, отняв сигарету и ткнув ее в пепельницу, повернул лицо жены к себе:

– Перестань! Ничего не произошло. Слышишь меня, детка? Ни-че-го! Что он хотел от тебя?

– Я не готова обсуждать это, неужели ты не понимаешь? Я не могу думать ни о чем, кроме этих кошмарных снимков! Это ужасно…

– Да брось ты! Можно подумать, я этого не знал! Что ты как маленькая? – Он тормошил ее, а Марине становилось только хуже от его слов, она встала, освободившись от Егоровых рук, и ушла к себе в кабинет, закрывшись там изнутри.

Коваль даже могла назвать точный день, когда бесовские люди установили камеры в доме – в тот вечер он приехал к ней, чтобы отпраздновать день рождения Черепа, и, пока они втроем пили текилу в гостиной, кто-то из его людей воткнул эту дрянь везде, где только фантазия подсказала. Интересно другое – как они забирали потом записи, вот что. Значит, в доме "крыса", по-другому не вышло бы.

"Ох, найду – сверну шею лично, своими собственными руками!"

Марина начала мысленно перебирать всех, кто имел доступ к ее дому и мог беспрепятственно входить и выходить, не вызывая подозрений. Голова пухла, а мысли путались, и Марина решила позвать Хохла – свежие мозги никому еще не вредили. Она позвонила ему на мобильник, велев подниматься в кабинет. Он явился почти сразу, постучал, и Коваль впустила его, снова запирая дверь.

– Ты чего? – с удивлением наблюдая за ее манипуляциями, спросил Женька. – Прячемся от кого-то?

– Ты удивишься – от Беса.

В глазах Хохла застыл вопрос, и Марина бросила ему пачку фотографий, прихваченных из гостиной:

– Полюбуйся, дорогой! Малыш оценил, а ты что скажешь?

Хохол перебирал снимки молча, только лицо пошло пятнами, да глаза сузились, превратившись в щели.

– Кто? – наконец вывернул он, стараясь сдержать рвущиеся из груди эмоции.

– Бес.

– Сука, когда успел?!

– А ты не помнишь? – усмехнулась Коваль, вытягивая ноги на край стола. – Текилу пили, не помнишь? Ночевал он еще у нас.

– Что он хочет от тебя? – Хохлу не надо было объяснять очевидных вещей. Едва увидев фотографии, он понял, что они не для семейного альбома.

– Ровно половину моих заведений. И еще чтобы я нажала на своих людей в ментовке и помогла Макару спасти от закрытия один из его борделей.

– А не подавится?

– Мне бы не захлебнуться в том дерьме, в которое он меня макнет, если не уступлю.

– А Малыш что говорит?

– Ржет как подорванный – весело ему! – с досадой сказала Марина. – Он предложил Бесу денег, но этот урод хочет меня поиметь, а не его, потому и отказался.

– Давай я его грохну, – предложил Хохол будничным тоном, и Коваль взвилась:

– Спятил?! Тогда мне точно вилы! Только попробуй!

– Не ори! Не хочешь – как хочешь. Зачем тогда звала?

– Женя, кто-то из наших помогает Бесу – пленки-то надо забирать.

Хохол на минуту задумался, а потом изрек:

– Твой новый массажист.

– Не поняла… это ведь ты его нашел, – Марина недоуменно смотрела на своего телохранителя.

– А он последний, кто появился в нашем доме. Ты ведь не думаешь, что это кто-то из старых?

– Я не знаю уже, что думать.

– Он когда к тебе приедет в следующий раз?

– Завтра утром, а что?

– Вот завтра я его и пощупаю, – спокойно сказал Женька, садясь на край стола и вытаскивая сигарету. – И если только это он…

– Стоп, давай увлекаться не будем, – попросила Марина, беря его за руку. – Обещаешь?

Он перехватил ее руку и прижал к груди, поглаживая пальцы, потом, затянувшись сигаретой, притянул к себе и прижался губами к ее, выдыхая дым в рот. У Марины закружилась голова, она закрыла глаза, обвисая на его руках.

– О, ну ты даешь, дорогая! – Хохол осторожно усадил ее на диван, открыл форточку. – Улетела, что ли?

– Зачем ты это сделал? – не открывая глаз, спросила Коваль.

– Я соскучился по тебе…

В кабинет постучал Егор, удивленный Марининым отсутствием и тем, что дверь заперта. Она быстро села за стол, положив ноги, по привычке, на край, а Хохол открыл, впуская Малыша:

– Что тут у вас – совет в Филях?

– Нет, операция по отлову крыс, – совершенно спокойно ответила Марина, пытаясь сохранить на лице безразличную мину.

– Ищешь крайнего, детка?

– Нет, пытаюсь вычислить, кто из моих людей помог Бесу вынуть пленки из камер. Кстати, Сева где?

– Он почистил все, остался только кабинет, но вы тут плотно засели, а он парень скромный, побоялся мешать.

– Мог бы постучать, – пожала она плечами. – Мы тут ничего особо важного не обсуждали. Женя, ты можешь идти, а завтра разберемся.

Хохол наклонил голову и повернулся, чтобы выйти, но Егор задержал его:

– Погоди. Ты видел, что привез нам мой дорогой родственник?

– От меня ты чего хочешь? – зло спросил Женька, опершись спиной о косяк. – Извинений? Обломишься – я никогда не прошу прощения.

– Не пори чушь! – недовольно скривился Егор. – Я не про то – теперь он точно от нее не отстанет, будет донимать до тех пор, пока своего не добьется. Смотри в оба, Хохол, я не пощажу никого, если с моей женой что-то случится!

– Спасибо, что предупредил! – фыркнул Женька. – Могу идти?

– Можешь.

Они остались одни, Коваль курила, глядя в окно, а Егор вновь взялся за снимки, рассматривая их так внимательно, словно искал изъяны в безупречном теле жены.

– Тебе не надоело? – не выдержала она, отнимая у него эту порнографию и засовывая в сейф.

– На тебя я могу смотреть часами, – тихо произнес он. – Ты хороша даже на этих скотских картинках, Коваль.

– Малыш, у тебя нимб не запылился – что-то его плохо видно? Ты сам-то понимаешь, что это болезнь – после подобных снимков любой нормальный мужик подал бы на развод или, на крайняк, навинтил своей драгоценной жене?

– А кто сказал, что я нормальный? – усмехнулся он, поглаживая ее лежащие на столе ноги. – Развестись с тобой я не могу по определению – в аду это не принято, а я мертв, если ты помнишь. А навинтить… ну, это можно, тем более что ты и сама вряд ли будешь против.

Опасность подстегнула их к необузданной страсти, и они всю ночь любили друг друга, устроив что-то невообразимое…

Назавтра Женька вытряс Марининого нового массажиста Витю, как мешок из-под муки, причем в буквальном смысле этого слова – взял за шиворот и вывесил на вытянутых руках за перила балкона третьего этажа. Парень визжал от страха и боялся шевелиться, чтобы, не дай бог, Женька не отпустил воротник его куртки.

– Не молчи, придурок, иначе прокатишься на скоростном лифте, – процедил Хохол, и парень, продолжая взвизгивать, выложил все, что знал.

Действительно, это он вытащил пленки из всех камер в доме и передал их одному из охранников Беса, получив за это штуку баксов.

– Ну что – "орлята учатся летать"? – глянув на Марину, спросил Хохол, но она отрицательно покачала головой, и ему пришлось подчиниться и поставить бедолагу-массажиста на балкон. – Дергай отсюда, урод, и забудь дорогу к этому дому раз и навсегда, иначе искалечу.

Дважды повторять не пришлось, парень оказался понятливым, быстро-быстро заперебирал ножками в сторону двери, но во дворе его ожидал неприятный сюрприз – с цепи были спущены собаки. Если бы Коваль не заорала вовремя, чтобы охрана на воротах отогнала злобных животных, он так легко бы не отделался – его бы просто разорвали.

Хохол довольно улыбался в свои усики, и Марина покачала головой:

– Живодер!

– Зато ты у нас Белоснежка!

– И я не Белоснежка, – согласилась она со вздохом. – Надоело, Женька, так надоело все… Я устала…

– Уезжайте куда-нибудь, пусть все уляжется.

– Не могу. Прятать голову в песок я не стану, и никакой Бес меня не заставит.

– Коваль, ты со своим гонором вечно попадаешь, и все равно тебе не объяснишь, что лучше тихо пересидеть, чем быть громко похороненной.

– Не дождетесь! – запальчиво проговорила она, садясь на перила балкона, и Хохол позеленел от ужаса – третий этаж, узкое мраморное перильце, одно неверное движение – и она на выложенной брусчаткой дорожке с разбитой вдребезги головой. Он осторожно обхватил ее рукой за талию и поставил обратно на пол, укоризненно покачав головой:

– Тебе нравится надо мной издеваться? Я терпеть не могу эти твои штучки, а ты постоянно выкидываешь что-нибудь!

Марина засмеялась, потрепав его по щеке:

– Ну, вот такая я загадочная! Между прочим, я осталась сегодня без массажа по твоей милости, а курс, как ты понимаешь, прерывать нельзя. Поедем в "Бэлль", там кто-нибудь меня помнет немного.

Марина начала собираться, села было за туалетный столик, чтобы наложить макияж, но передумала, решив, что у визажиста в салоне это выйдет немного лучше. Почему нет – все равно там будет, заодно и волосы поправит, и маникюр. Могла же она себе позволить маленькую женскую радость. Хохол, правда, будет не в восторге от перспективы просидеть в кресле с журналом почти полдня, но это уже подробности, и Марину они не особенно волнуют.

– Вы, Марина Викторовна, счастливая женщина, – говорила парикмахерша Олеся, заканчивая укладывать волосы. – Вы никогда не будете выглядеть на свои годы. Вот сейчас вам больше двадцати пяти и не дашь.

– Ты мне льстишь, Олеся, но это приятно, – улыбнулась Коваль, вполне, впрочем, с ней согласная.

– Вы сегодня куда-то собираетесь?

– Нет, просто решила себя немного побаловать, давно этого не делала, а ведь себя нужно любить не от случая к случаю, а постоянно.

– Интересная теория…

– Жизненная, Олесенька, жизненная. Никто и никогда не будет любить тебя так, как ты сама, и баловать – тоже. Уж поверь мне! Вот смотри – я сейчас выйду из салона и буду чувствовать себя королевой, а соответственно, и все вокруг разделят мое мнение. А если я вдруг, не дай бог, захочу выглядеть в чужих глазах, скажем, серой мышью, то даже не сомневайся, что именно так меня и воспримут, и неважно, во что я буду при этом одета и как накрашена.

Олеся искренне расхохоталась:

– Ну, уж это вы загнули, Марина Викторовна! При самой больной фантазии вас тяжело представить мышью, да еще и серой!

По дороге домой они с Хохлом все же поругались. Женька позволил себе ехидное замечание в адрес Малыша, и Коваль вспылила, велела водителю остановить машину и вытолкала Хохла на обочину:

– Вот и прогуляйся пешком, проветрись, а то засиделся, я смотрю!

До коттеджа доехали в гробовой тишине. Сева и Гена в душе осуждали порыв хозяйки, но оспаривать ее решение не смели. Ну, в конце концов, Хохол не мальчик, доберется как-нибудь…

Во дворе ждал Егор – у него вошло в привычку встречать жену, чтобы увидеть ее сразу, едва машина остановится. Вот и сегодня он сбежал с крыльца и хотел было поцеловать Марину, но та увернулась.

– Я не в настроении! – огрызнулась она. – Хочу в ванну и спать.

– Ну, это я тебе организую. Коньяк или текилу?

Марина засмеялась, перестав злиться, – Егор хорошо знал ее привычки и то, чем она предпочитает снимать стресс. Она поцеловала мужа в щеку и пошла в дом, бросив на ходу:

– Текилу и оливки, если есть.

– Даже если нет, будут, – пробормотал Малыш, уходя в кухню.

Даша, уже собиравшаяся уходить, вынула из холодильника банку испанских оливок, фаршированных креветками, собралась открыть, но Егор опередил:

– Все, Дашенька, спасибо, отдыхай. Встаешь ни свет ни заря, крутишься весь день… – Он взял ее за плечи и аккуратно подтолкнул в сторону двери. – Иди ложись спать, я тут сам.

– Но Марина Викторовна приехала…

– Да, и я сам ее накормлю ужином. Иди, не волнуйся.

Он выпроводил домработницу, сам открыл оливки, выложил их в маленькую вазочку. Достал стаканчик, выдавил сок из половинки лимона, промакнул края стакана, а затем осторожно опустил его в солонку – по краю образовался соленый "снежок". Стараясь не нарушить получившуюся красоту, Малыш налил в стакан текилу, поставил все на поднос и пошел на второй этаж, в ванную, откуда доносился шум воды и мурлыканье жены.

Марина нежилась в пене, распустив волосы и погрузившись в воду по самый подбородок. Егор сел на бортик джакузи, оставив поднос рядом с Марининой рукой, и она сразу потянулась к стакану:

– О, дорогой, как красиво…

– Нравится? – улыбнулся Малыш, глядя на жену с нежностью.

– Очень… Ты не хочешь ко мне?

– Нет – ты так восхитительно смотришься в этой пене, что я просто не могу нарушить гармонию.

Коваль засмеялась, плеснув в него водой:

– Ты льстишь мне так, словно в чем-то провинился! Все, я устала, дай полотенце…

– Иди-ка сюда… – Муж завернул ее в полотенце, подхватил на руки и понес в спальню.

– Егор, почему так холодно? – Марина вздрогнула от соприкосновения с шелковым бельем, покрывшись мурашками.

– Я батареи отключил, было жарко. У тебя температуры нет случайно? – Он потрогал лоб губами. – Нет, нормально вроде.

– Иди ко мне, вдруг поможет?

– Хитрая ты баба, Коваль! Опять развела?

– Я не виновата, что ты все время ведешься. Ну, иди, я соскучилась…

Малыш скинул халат и нырнул под одеяло, Марина прилипла к нему всем телом, ощущая упругую кожу и сильные мышцы.

– О боже… – простонала она, поглаживая его грудь. – Я так долго не выдержу…

– Не выйдет – я буду тверд, как скала, и ты спокойно уснешь, – пообещал он, целуя ее и украдкой дотягиваясь все же до груди под рубашкой. – О… нет, все, все! Хватит! Спать! А то точно не сдержусь…

Он закутал Марину в одеяло, чтобы не подвергаться соблазну, прижал к себе, уткнувшись носом в шею.

– Но сперва расскажи, что произошло. И где, кстати, Хохол, что-то я на него ни разу за вечер не наткнулся?

Марина не стала посвящать его в подробности ссоры, сказав только, что велела телохранителю прогуляться пешком и сбросить набранный жир.

– Знаешь, дорогая, я вдруг понял, что ты никогда не остановишься, не успокоишься. И мне не останется ничего, кроме как ждать тебя и бояться потерять. Ты права – такая жизнь… – проговорил Егор.

– Ты помнишь, сколько раз я давала тебе обещание все бросить? И ни разу мне не удалось сдержать свое слово, это единственное слово в жизни, которое мне регулярно приходится нарушать. Поверь, я очень переживаю из-за того, что заставляю тебя страдать и мучиться, но ведь это не всегда зависит от меня, правда?

– Детка, я постоянно ожидаю чего-то от Гришки. – Егор осторожно потерся носом о ее волосы. – Я уже в душе принял для себя решение согласиться на все, что только он потребует, даже взять на себя смелость и отдать ему, на фиг, твои чертовы заведения, лишь бы он оставил тебя в покое.

– А хочешь – я сама ему их отдам? – вдруг поднявшись на локте, спросила Марина. – Нет, серьезно? Я так устала от всего этого, куда столько? Отдам половину – пусть сам расхлебывает, а то твой братец думает, что это все так запросто, только успевай карман подставлять.

– Я не понял – ты шутишь, что ли? – переспросил Егор, словно не надеясь на свой слух.

– Я?! Дай телефон! – потребовала она, садясь в постели.

– Не делай того, о чем завтра пожалеешь, – попросил муж, но Коваль уже завелась:

– Дай мне телефон!

– Ты ненормальная, Коваль!

– Мне повторить еще раз?

Егор поднялся, снял с базы трубку и протянул ей, качая головой. Марина же совершенно спокойно и обдуманно набрала номер мобильного Беса:

– Гриша? Это Коваль.

– Звонишь, моя красавица? – обрадовался он. – Как делато?

– Я потом тебе расскажу. Я по делу звоню – ты все еще жаждешь получить часть моего имущества?

– О, прекрати – это ведь несерьезно… – захихикал Бес. – Так, пошутил маленько, попугал тебя.

– Гриша, зато я не шучу. Ну?

– Я чего-то не догоняю? – растерянно протянул он. – Ты пьяная, что ли?

– Я говорю абсолютно серьезно – если хочешь, все твое. Приезжай завтра в офис ко мне, часов в пять, там и обсудим.

"Молчание было ей ответом" – так, кажется, у классика? Предложение явно шокировало "смотрящего", он не ожидал, что Коваль вот так запросто отдаст свое. Это было слишком уж нехарактерно для нее, слишком не в ее правилах. И это настораживало.

– Бес, решайся быстрее, – поторопила Марина, устав ждать. – Я очень хочу спать.

– Я приеду, – после паузы ответил Гришка. – Но что-то меня напрягает в твоем предложении… В чем подвох?

– Расслабься – все совершенно серьезно. Так я жду тебя?

– Если только потом мы с тобой поедем в твой шикарный ресторан, – усмехнулся Гришка.

– Надеешься поужинать на халяву? – съехидничала она, не утерпев.

– Дорогая, ну мы же с тобой родственники! Неужели я не могу рассчитывать на твое гостеприимство? – Бес захохотал, довольный собой.

– Отлично – я угощаю. Спокойной ночи, Гриша.

– Да теперь какой покой-то, после таких разговоров? Думать буду, подвох искать…

Когда Марина положила трубку, Егор, насмешливо глядя на нее, изрек:

– Да-а! Ради понта ты готова на все!

– Я надеялась, что ты оценишь.

– Поверь – я оценил, – нежно целуя ее в губы, уверил муж.

Но Марину совершенно не беспокоило собственное решение, принятое таким импульсивным образом – она захотела облегчить жизнь Егору, избавив его от необходимости разбираться за жену с собственным братом. Потеряв несколько заведений, она не пойдет по миру, это точно, зато муж сможет спать спокойно хотя бы какое-то время.

…Запах корицы, разносящийся по всему дому, напомнил о том, что кошмар закончился и сейчас в комнату войдет любимый Егорушка с чашкой кофе в руках, поцелует, а может, и не только поцелует… Разумеется, утро немного затянулось, и виной этому была сама Коваль. Егор, ругаясь, собирался в офис – у него была назначена встреча с клиентом, он отчаянно опаздывал, и все благодаря жене.

– Вечно ты!.. До ночи не дотерпела бы?

– Зачем откладывать? – облизнулась она, потягиваясь. – Все было просто чудесно, любимый…

Егор засмеялся, поцеловал ее, чуть потянув зубами за нижнюю губу, но, едва Марина закинула руки ему на шею, как он поспешно отстранился:

– Все-все, детка, а то я останусь без заказа! Ты чем займешься сегодня?

– Буду валяться в постели и смотреть телевизор.

Егор уехал в офис, а Марина и в самом деле растянулась в постели и включила телевизор. За дверью послышались шаги, а потом стук.

– Ну, кого еще несет? – недовольно пробормотала Марина, и на пороге появился Хохол. – Что – дошел, путешественник? – насмешливо поинтересовалась она.

– Дошел. Прости меня.

– Это ты меня прости – я не подумала, – она похлопала рукой по краю кровати. – Садись. И пообещай мне – никогда больше!

– Конечно…

– Мне сегодня надо к Бесу. Тебя не возьму – рожа у тебя какая-то заплывшая. Ты отдохни, ладно? – Марина погладила его по щеке.

Хохол пробурчал что-то, но подчинился.

Время неумолимо двигалось к вечеру, нужно было собираться. Марине захотелось вдруг произвести на Беса сногсшибательное впечатление. И она приложила к этому все усилия, сделав яркий макияж, вставив зеленые линзы и выбрав из своих черных одеяний узкую длинную юбку с высоким разрезом впереди и облегающий пиджак на одной пуговице, который демонстрировал грудь во всей красе. Дополнив все это дело бриллиантовой подвеской и маленькими бриллиантовыми серьгами, Коваль спустилась на кухню, и сидевшие уже за столом охранники едва не подавились супом.

– Вот это да, Марина Викторовна… – восхищенно протянул Гена. – Работы прибавится…

– Расслабьтесь, парни, сегодня мне ничто не угрожает – сначала мы едем в офис, потом в "Шар", – ответила она, усаживаясь за стол и принимая от Даши стакан сока. – Надеюсь, вы успели привыкнуть к моей любимой кухне? Такая фишка у меня – обожаю Японию.

– Знаете, что я заметил? – поглощая суп с китайской лапшой, сказал Сева. – Странное дело – вроде из-за стола встаешь слегка голодным, но потом это ощущение проходит. Да и в организме такая легкость, чувствуешь себя просто отлично. Я раньше картошку жареную обожал, мог сковородку за раз один приговорить, а теперь даже удивляюсь – куда лезло и как усваивалось?

– Есть такое, – кивнула Марина. – Получаешь больше моральное удовлетворение, чем физическое, видимо, это и помогает не думать о голоде. Я первое время тоже не понимала – как так, ничего не съела, а голода не чувствую. Но я вообще ем мало, так что это моя кухня.

– Вам, Марина Викторовна, даже странно говорить о весе, о еде – вам ни за что не дашь столько лет, сколько на самом деле, – заметил Гена.

– Да уж! Вся жизнь – спорт, – усмехнулась она, доедая салат с креветками. – Жиреть некогда. Значит, так, парни, – заканчивайте и по машинам, неприлично опаздывать.

Коваль встала из-за стола и пошла в кабинет, открыла сейф и взяла из него папку с документами, решив, что по дороге решит, какие именно клубы отдать Бесу. Она не особенно дорожила своими заведениями, хотя имела от них весьма неплохой доход – все они достались в наследство от Мастифа, и только "Стеклянный шар" и несколько казино Марина построила уже без него. Вот за них-то она горло могла перегрызть. Особенно ее воодушевила перспектива сплавить Гришке казино "Золотой орел" – уж слишком много негативных эмоций будило оно, слишком много крови в нем было пролито в свое время. Теперь пусть Гришенька владеет этим кровавым местечком, тем более что ему оно как будто приглянулось.

Накинув песцовую шубу и натянув сапоги, Коваль сунула папку под мышку и вышла на крыльцо покурить, пока охрана подготовит машины и Юрка подгонит к крыльцу старенький "Хаммер". Это образно, конечно, – джип был в полном порядке, за этим водитель следил лучше, чем за собственным здоровьем, просто Марина очень давно на нем ездила, не соглашаясь сменить на что-либо другое. А как же – ведь тогда это будет уже не совсем она…

– Прошу, Марина Викторовна! – галантно распахнул дверку Юрка, и Коваль забралась внутрь, удобно устраиваясь на сиденье и открывая папку.

Телохранители сели по местам, Юрка посигналил охране на воротах, чтобы открывали, и рванул с места под сотку – медленнее не умел. Марина посмотрела в окно и с удивлением отметила про себя, что границы поселка заметно расширились, появилось множество новых коттеджей. Интересно, где же Гришка строит себе особнячок? И вообще, тесновато становится – все, кто маломальски поднял деньжат, моментально начинают переезжать за город или, на худой конец, строить дачи.

В городе снега почти не было, только слякоть на тротуарах, серая грязная масса. У здания, где располагался офис "Империи удачи", на стоянке замерли три машины, возле которых курили водители. В одной из машин окна были приоткрыты, и оттуда выбивались тонкие струйки сигаретного дыма.

– Ого, а вот и Гришенька – его "крузачок", а как же! – проговорила Марина, обращаясь к охране. – И два джипа с быками, разумеется, – а вдруг я решила немного придушить нашего хозяина! Смешно…

Сева с Геной прыснули, а Марина, выйдя из машины, помахала рукой бесовскому водителю и пошла в здание.

Бес и в самом деле сидел в офисе вместе с пятью здоровенными лбами в костюмах. Сам Гришка вальяжно восседал на диване с чашкой кофе и рассматривал длинные ноги секретарши.

– Добрый день, Григорий Андреевич! – очаровательно улыбнулась Коваль, взявшись за дверную ручку. – Пройдем в кабинет, не в приемной же разговаривать. Ольга, кофе мне.

Исполнительная Оленька кинулась к кофеварке, Бес хмыкнул, снова окинув взглядом ее ноги, едва прикрытые короткой юбкой.

– Ну, я понимаю, когда у мужика секретарша с такими ногами и в такой юбке, но тебе-то зачем? – поинтересовался он, входя в Маринин кабинет и усаживаясь в кресло. – Каждый день смотреть на молодую девку?

– У меня, дорогой, нет комплексов, а смотреть на молодую девочку приятнее, чем на старую каргу, – заметила Марина, положив на стол папку с документами и устраиваясь на своем месте, подвинув поближе пепельницу.

– Да уж, тебя даже сравнить не с кем, и эта малышка тоже проигрывает, – признал Бес. – Повезло моему братцу. А ты, кстати, знала, что мы с Егором братья?

– Он мне сообщил буквально перед моим днем рождения. Если честно, я не очень удивилась, всегда знала, что мой муж далеко не все о себе рассказывает. Впрочем, как и я. Но давай ближе к делу, – предложила она. – Ты не передумал?

– Знаешь, мне что-то не нравится в твоем предложении, – задумчиво протянул Бес, вертя в пальцах сигарету.

– Гриша, я тебе клянусь – все абсолютно честно.

– Тогда с чего вдруг?

– Я хочу избавить Егора от необходимости вести с тобой разборки, – откровенно сказала Коваль, глядя ему в глаза. – Ведь мы с тобой оба понимаем, что ты не остановишься, пока не получишь своего, а я не отступлю просто из принципа. Не хочу доводить до абсурда. Егору и так досталось в этой жизни за меня и из-за меня, я хочу дать ему возможность спокойно пожить.

– Да, Наковальня, меня предупреждали, что ты ненормальная, но чтобы настолько…

Марина терпеть не могла эту кличку, придуманную еще кем-то из мастифовских, и никому не позволяла себя так называть. Только Бес по праву "старшего" не обращал внимания на ее протесты.

– Гришка, давай не будем тянуть резину – вот документы, подписываем и разбегаемся.

– Нет, – неожиданно уперся Бес. – Не хочу, чтобы Егор считал меня сволочью, обобравшей его жену.

– Ох, до чего же с тобой трудно! – устало проговорила Коваль, постукивая ногтями по папке. – Я еще раз объясняю – я отдаю тебе все добровольно, Егор в курсе, так что все в порядке, никаких проблем.

– Нет.

– Я не понимаю – это что, поза? Зачем ты тогда завел всю эту музыку?

– Ситуация поменялась.

– Гришка, так дела не делают, – Марина закурила сигарету, отпила кофе. – Я все решила, а отыгрывать обратно не люблю.

– Слушай, это просто смешно – ты сидишь и уговариваешь меня забрать у тебя то, что тебе принадлежит. Глупо как-то. Если тебе приспичило избавиться от чего-то, давай я куплю, и все по уму будет. Во, точно! – обрадовался он собственному предложению. – На таких условиях я согласен.

– Ох, упертый ты, – покачала она головой. – Хорошо, давай так – я продам тебе "Золотой орел", он ведь тебе понравился?

– Отлично! Только я сменю название, а то больно державное какое-то.

– Да хоть по кирпичу разбери, – махнула рукой Марина. – Ну что – подписываем?

– А сумма?

– А сколько не жалко.

– На гниль проверяешь? – захохотал Бес. – Мне для тебя ничего не жалко, дорогая. Пятьсот штук "зелени" – годится?

– Вполне, – кивнула она.

Марина внимательно оглядела сидящего перед ней мужчину. Если бы не шрам и не хищное выражение глаз, Гриша Бес вполне мог бы быть импозантным кавалером и даже вызвать у нее интерес. Но – при других условиях. Сейчас же перед ней сидел "смотрящий", который в один момент мог решить ее судьбу. Захочет – помилует, захочет – казнит. Однако родственник не был настроен на ссору, и они разошлись миром, подписав все.

– А теперь – обещанный ресторан, дорогая! – подмигнул Гришка, вставая и подавая ей руку. – Егор-то не подъедет к нам?

– А ты как хочешь? – улыбнулась Марина, испытующе глядя на него.

– Я? Я хочу пообщаться с тобой наедине, – серьезно ответил он. – Мне нравится разговаривать с тобой, нравится смотреть на тебя, нравится, когда ты на меня смотришь. А как только появится Егор, твое внимание сразу переключится на него.

– Гриша, Гриша, не заигрывайся! – попросила она со смехом. – Не дай бог, это перерастет во что-то большее!

– А что, может?

– Нет, но один шанс всегда существует, – подмигнула Коваль, выходя из офиса и направляясь к машине.

– Ты не поедешь со мной? – удивился он, наблюдая за тем, как Марина приближается к своему "Хаммеру", дверку которого уже распахнул идущий впереди Сева.

– Извини – я всегда езжу только на своей машине. Хочешь, присоединяйся ко мне.

– Нет уж, я ведь тоже только на своей езжу! – отпарировал Бес.

– Тогда встретимся в "Шаре". – Она села и помахала ему рукой. – Догоняй, если сможешь, я ждать не люблю!

И Юрка поддал газу так, как любила хозяйка.

…– Ты странная баба, Наковальня, – говорил подвыпивший Бес, развалившись на диванчике в татами-рум с чашкой саке в руках. – Ты вообще чего-то боишься?

– Старости, – усмехнулась она. – Жутко боюсь покрыться морщинами, боюсь, что потеряю привлекательность.

– Опять шутишь? – покачал головой Гришка. – За это ты можешь не переживать, Егор от тебя не откажется, даже если ты фотку бабы-яги будешь напоминать! Я про другое спрашиваю – вокруг тебя постоянно что-то происходит, а ты и бровью не ведешь, живешь на широкую ногу, не прячешься ни от ментов, ни от своих.

– А толку-то? Если кто-то захочет, найдет, как ни прячься. А все время оглядываться… На фиг такая жизнь? – резонно заметила Марина, дотягиваясь палочками до подноса с роллами. – Я уже давно занимаюсь тем, чем занимаюсь, столько всякого было…

– Никогда не мог понять, как удалось тебе, женщине, да еще такой молодой, подчинить себе такую здоровую бригаду. Сколько тебе было?

– Двадцать семь.

– Совсем соплячка. Как же тебя Мастиф не просчитал? – удивленно протянул Бес, наливая саке себе и ей.

– Да просчитал он меня, как не просчитать, просто ошибся, когда Черепу доверил. Не учел, что тот не устоит и влюбится, захочет от всего защитить, уберечь. Когда спохватился, было уже поздно – я Розану мозги задурила, перетянула его к себе, влезла во все дела, знала почти все, что знал сам Мастиф. – Марина отпила саке, зажмурилась и продолжила: – Он попробовал меня прижать, но опять поздно – я собиралась замуж за Малыша, а он за меня мог много чего натворить. Вот так… и годы мои тут ни при чем, мне кажется, что мои пацаны на эту тему никогда не грузились.

– И что, никому в голову не приходило прижать тебя гденибудь?

– Ты удивишься – нет. И потом, я ведь на расправу скорая, все это знают, а многие и участие принимали в моих разборках. Кому охота за пять минут удовольствия рассчитаться собственным здоровьем? – Пожав плечами, Коваль вынула из сумки надрывающийся телефон. – Да, Егор, я в "Шаре". Нет, я уже скоро приеду. Я тебя тоже люблю.

Бес наблюдал за ней с интересом, покуривал сигарету и думал о чем-то.

– Хочешь честно? – вдруг сказал он, ткнув бычок в пепельницу. – Я ведь имел на тебя виды с самого первого дня, как только увидел в Москве, в клубе. Ты там с пацаном молодым была, сидела такая задумчивая, грустная, текилу пила. Эх, свело у меня кое-что, Наковальня! Макар мне тогда про тебя и рассказал. Я же не знал, что ты мне еще и родня, оказывается. И что с Черепом мутила. Только это тебя и спасло.

– А может, это спасло тебя? – поинтересовалась она, прищурившись. – Рядом со мной очень опасно, Гриша. Ты ведь слышал, как меня называют, когда думают, что я не слышу?

– Черная Вдова, что ли? Слышал, и что?

– А ты подумай. Открою тебе одну маленькую личную тайну. Мужики, бывшие со мной, очень плохо закончили жизнь. Они все мертвы, исключая Хохла, но и он уже был тяжело ранен.

– Малыш тоже жив.

– Нет, Гриша. Малыш погиб, а тот, кто сейчас живет со мной, – это совсем другой человек. Я оправдываю свое прозвище на девяносто девять и девять, так что тебе просто повезло, что ты мне никто.

– Ой, страшная какая! – засмеялся Бес, наливая по новой. – Торопишься, что ли? Мужик позвонил? – В его голосе прозвучало недовольство, когда он увидел, что Марина встает с диванчика.

– Домой надо.

– Нет, не уходи так, – уперся Бес. – Неужели тебе неинтересно, как у нас с тобой могло бы все быть?

– Ты будешь разочарован – абсолютно неинтересно, – согласно кивнула Марина.

То ли безразличие к его персоне заставило Беса выпустить ее, то ли воспоминание о ее муже, но так или иначе Коваль свободно вышла из татами-рум и поехала домой.

"Удачно разрешилась проблема, – думала она, сидя в машине и рассеянно наблюдая за проносящимися мимо огнями придорожных фонарей. – И овцы целы, и волки сыты. Да и Малыш теперь успокоится хоть чутьчуть…"

Егор ждал в каминной, как всегда, – сидел у зажженного огня и читал что-то, куря сигару.

– Привет… – Коваль прислонилась к косяку и посмотрела на мужа – такой домашний, родной, сидит в халате у камина, ждет свою беспокойную супругу…

Он обернулся и встал, отложив книгу, подошел к ней, обнимая и целуя в губы. Марина почувствовала вкус дорогой кубинской сигары, зажмурилась от удовольствия, отвечая на его поцелуй.

– Устала?

– От чего? Почти три часа валялась на диване в компании твоего богопротивного братца. Если только от этого…

– Намекал? – мгновенно вычислил Малыш, и она кивнула:

– А то!

– И?..

– Сам как думаешь?

– Судя по тому, что еще только одиннадцать, а ты уже дома, думаю, что безрезультатно, – захохотал он.

– Тогда зачем спросил?

– Хотел узнать, как прошел вечер.

– Я стала богаче на пять сотен тысяч "зеленых", если ты об этом, а еще наелась опять суши до отвала и замучила охрану японской едой – надо же им было чем-то заниматься все это время!

Коваль прошла в гардеробную и стала раздеваться. Ее раздирали противоречия, она вдруг почувствовала, что опять запуталась в своих мужчинах, в своих чувствах и желаниях. Внезапно ее охватила такая злость, что ей показалось, что из макушки идет дым. Если сейчас же не придумать способ выплеснуть, то до утра можно просто лопнуть. И она придумала, спустилась в бассейн и нырнула в холодную воду, даже не включив подогрев.

В воде в самом деле стало намного легче.

– Не буди меня завтра, я никуда не поеду, – пробормотала Марина, устраиваясь поудобнее в постели у Егора под боком.

– Конечно, детка, завтра ведь воскресенье, – целуя ее, прошептал Егор. – Ты будешь спать столько, сколько захочешь…

– Я люблю тебя, Егор…

– Спи, родная моя, девочка моя, счастье мое…

Всю ночь он то и дело прикасался к ней, точно проверял, не исчезла ли, не ушла ли, лежит ли рядом. Утром долго не давал встать, хотя Марина проснулась, вопреки обыкновению, очень рано и собиралась побаловать мужа завтраком. Он не дал ей сделать этого, оставил лежать возле себя.

– Егор… я хотела сделать тебе приятное, ведь ты так любишь, когда я становлюсь просто женой, а не Наковальней во всей красе…

– Детка, не уходи. Мне ничего не нужно, только полежи со мной, – попросил он, крепко обнимая ее. – Мне так нравится, когда ты просто лежишь возле меня, когда я могу тебя обнять, поцеловать, погладить…

– Малышев, ты спятил, – вздохнула она, устраиваясь поудобнее и закидывая ногу ему на бедро.

– Да, родная, – от тебя…

Семейную идиллию нарушила явившаяся неизвестно зачем в такую рань Ветка. Еще счастье, что у нее хватило мозгов не вломиться в спальню, а прислать Дашу, которая деликатно постучала в дверь:

– Марина Викторовна, там Виола Викторовна приехала…

– А-а-а, боже мой! – простонала Марина, откатываясь от Егора с сожалением. – Что за поганая жизнь! Какого черта надо этой ведьме с утра в воскресенье? – Коваль дотянулась до валяющегося на пуфе халата, надела его прямо на голое тело и повернулась к мужу: – Не смей вставать, я сейчас ее выкину и вернусь.

Спустившись вниз с выражением лица, не сулившим Ветке ничего хорошего, Марина обнаружила подругу в разобранном состоянии – она была в стельку пьяна, глаза зареванные, вид как из-под поезда.

– В чем дело? – садясь напротив нее в кресло, спросила Коваль, вмиг перестав злиться. – Что с тобой?

Ветка вдруг в голос зарыдала, закрыв руками лицо. Марина растерялась – никогда прежде подруга не плакала на глазах у нее, не показывала своих слабых мест, это было непривычно и дико. Случилось нечто из ряда вон выходящее, иначе она не раскисла бы так. Коваль опустилась на корточки, пытаясь заглянуть в лицо:

– Ветуля, что?

– Я беременна, – прорыдала она, пряча глаза.

Да-а, вот это новость так новость… Коваль почувствовала себя так, словно получила удар под ложечку.

– Колька? – глухо спросила Марина, поднимаясь и отходя к окошку.

– Не знаю…

– То есть как – "не знаю"? – переспросила она, удивленная этим заявлением еще сильнее, чем предыдущим.

– Возможно, это твой брат…

– Ох, твою мать, дура-а-а! – Коваль схватилась за голову и заметалась, прихрамывая, по гостиной туда-сюда. – Ты что натворила, сучка?! Ты подумала, что будет, когда Колька узнает о твоей беременности? И кого ты собираешься рожать? Вернее, от кого? Господи, мне только этого не хватало – разруливать между братом и племянником! Мало ты мне крови попортила, Ветка?!

Марина схватила из пачки сигарету, нервно затянулась, ткнула ее в пепельницу, но успокоиться все равно не могла.

– Что мне теперь делать? – лепетала Ветка, вцепившись в волосы и раскачиваясь, как китайский болванчик, из стороны в сторону. – Что делать?

– Думать надо было головой, а не тем, чем обычно! – рявкнула Коваль, трясясь от злости. – Неужели не хватило мозгов предохраняться?!

– Да ты ведь знаешь, не могу я это все…

– …твою мать, любительница острых ощущений! Тогда что ты мне теперь голову морочишь? Не знаешь, как, где и что делают?!

Ветка подняла на нее красные от слез глаза и пробормотала:

– Но ведь это же убийство…

– Да?! – Марина остановилась напротив нее и уставилась в лицо, готовая просто испепелить ее взглядом. – Убийство, говоришь?! Высокоморальная ты моя! А спать с отцом и с сыном – это как?! А если еще и тетку сюда приплюсовать – это вообще беспредел, да, девочка моя наивная?!

– Я не могу, Маринка… просто не могу…

– Да и вали ты отсюда к чертовой матери! – вспылила Коваль. – Делай что хочешь, но запомни – если с моей родней что-то случится по твоей милости… я тебе не завидую, ты ведь меня хорошо знаешь!

Она рухнула в кресло, снова вытянув сигарету из пачки. Ветка всхлипывала, вытирая глаза платочком, ее трясло. Марине даже стало ее жалко – беспутная ведьмочка влипла… Тем временем Ветка успокоилась, встала из кресла и задрала вверх подбородок, глянув в Маринину сторону:

– Спасибо, что выслушала!

– Я на твоем месте особо-то гонор бы не демонстрировала, – спокойно отозвалась Коваль. – Кто знает, не придется ли помощи просить.

– Помощи?! У тебя?! – взвилась Ветка. – Да ты… ты… ты же вообще не способна на нормальные, человеческие чувства! У тебя ни сострадания нет, ни жалости! Ты даже мужиков своих никогда не любила – ты ими просто пользовалась!

– Я не обижусь и не рассержусь только потому, что прекрасно знаю – беременные глупеют. – Марина насмешливо посмотрела на нее, покачивая ногой, и Ветка не вынесла – фыркнула и убежала, хлопнув входной дверью. – Еще и обиделась, гляди-ка! – пробормотала Коваль.

Муж задремал, пока она шарахалась по дому, пришлось нырнуть к нему под бок и прижаться всем телом, что моментально привело Малыша в полную боевую готовность. Он повернулся к ней лицом, заскользил губами по шее к груди:

– Где ты была так долго, детка?

– Егор, это кошмар – Ветка беременна…

– Что кошмарного? – не понял Малыш, поглаживая жену по спине. – Такое бывает.

– Егор, ты не в теме – она не знает, от кого. В смысле, от Кольки или от Дмитрия.

– Погоди, это что же – твой брат успел?.. – изумленно протянул он, чуть отстранившись.

– Там неизвестно еще, кто успел, – с досадой бросила Марина, уткнувшись носом в его грудь. – Егор, я так устала от всего, мало мне своих проблем, так еще и это… Почему я не могу жить без передряг?

– Детка моя, так уж ты устроена, – вздохнул Егор, целуя ее в макушку. – Но в эту ситуацию не лезла бы – пусть сами, а то, не ровен час, узнает Колька про твою привычку иногда укладываться в постель к его невесте. Представь, что будет?

– Даже думать не хочу!

– А поедем в город, хочешь? – вдруг предложил он, вставая с постели и увлекая за собой и Марину. – Давай, детка, хватит валяться, поедем гулять, прокатишь меня на своем танке, поболтаемся по парку.

Заставив Коваль собраться за полчаса, Егор попросил Юрку приготовить "Хаммер" к выезду и предупредить охрану, чтобы тоже собирались. Марина села за руль, и джип послушно сорвался с места.

– Детка, это странно, – взглянув на спидометр, Егор увидел цифру 80. – Что случилось?

– Ну, смотри, сам напросился. – Сжав зубы, она утопила педаль газа в пол. "Ровер" охраны моментально отстал. За рулем сидел Данила, который терпеть не мог быстрой езды, но сейчас выбора не было – за отставание Марина могла разозлиться и наказать, пришлось ему догонять умчавшуюся вперед хозяйку. На такой скорости пролетели пост ГАИ, но там все было в порядке – кто захотел бы связаться с ней теперь, после того, как она упекла в тюрьму троих ментов?

– Нарушаешь, детка? – усмехнулся Егор, положив руку ей на колено.

– Не мешай – разобьемся! – попросила Коваль, сжимая руль. – Сто восемьдесят еду, только бы никто не попался!

На въезде в город она сбросила скорость, и Малыш перевел дух, думая, что Марина этого не видит.

– Куда прикажете? – Она повернулась к мужу и улыбнулась, глядя, как он вытирает вспотевший лоб платком. – Испугался?

– Ты ненормальная, Коваль.

– Ты сам хотел с ветерком, помнишь? Так куда ехать?

– Уже не знаю – все мысли от твоей езды разбежались.

– Поехали в казино, – предложила она. – Мне тут повезло как-то – семь штук "зелени" срезала в "рулетку", представляешь?

– Что ж, давай рискнем, – согласился муж.

Это было новое казино, Марина построила его совсем недавно. Конечно, это смешно – играть в собственном заведении, выигрывая у себя самой, но ведь и в случае проигрыша она все равно оставалась в плюсе.

– Странное название – "Капуста", зачем так назвала? – удивился Малыш, разглядывая огромную зеленую вывеску над входом.

– Не знаю, захотелось чего-нибудь необычного, не такого, как у всех. Ты что предпочитаешь – рулетку, "блэк джек"?

– Покер, – улыбнулся Егор. – Пристрастился в Англии, вечерами с мистером Уоллесом играли.

– Тогда разбежались? И смотри – не разори мое казино! – шутливо пригрозила жена.

Они провели за игрой достаточно долгое время, за которое Марина просадила приличную сумму, и ей это не понравилось – терпеть не могла проигрывать.

– Детка, научись тому, что не всегда ты будешь удачливой и везучей, иногда бывает и наоборот, – потрепал ее по щеке муж, когда они вышли на крыльцо.

– Я ненавижу выглядеть лохушкой, ты ведь знаешь! – Марина с остервенением рванула воротник куртки и порвала цепочку с бриллиантом, которую Егор подарил ей. – Черт, подвеска… – Она наклонилась вниз, шаря рукой в перчатке по мраморному крыльцу, и вдруг Малыш упал на нее сверху. Растянувшись лицом в пол, Коваль не сразу поняла, что происходит. – Егор, в чем дело? – но он не отвечал, став вдруг таким странно тяжелым…

Чьи-то руки помогли ей выбраться из-под него, это оказался Сева, и Марина повернулась к лежащему на крыльце мужу:

– Егор, что за хрень… – и осеклась, увидев, как он смотрит в вечернее небо остановившимися глазами… – Мамочка… – прошептала Коваль, опускаясь на колени. – За что, господи… Егор… Егор, не лежи так… мне страшно… Егор… – Она упала лицом на еще теплое тело мужа, обхватив его, и завыла так, что рука Севы, лежащая на ее плече, вздрогнула.

– Марина Викторовна… вставайте, не надо – уже не поможешь…

– Уйдите от меня! – заорала она. – Все отойдите отсюда!

– Марина Викторовна, менты едут, – мрачно сказал Гена, мотнув головой в сторону переулка, который освещался всполохами милицейских мигалок.

Коваль не понимала ничего – кто едет, откуда, какие менты… Для нее не существовало больше ничего – только вот это распростертое на крыльце казино тело, еще так недавно бывшее ее любимым мужем… На его виске красовалось небольшое пулевое отверстие – Малыш умер мгновенно, возможно, даже не успев понять, что произошло, не почувствовав боли…

К Марине подошел молоденький сержант, козырнув, попросил документы, но Сева оттер его плечом, негромко сказав:

– Все, что нужно, спросите у меня, дайте женщине возможность провести с мужем последние минуты, господин сержант.

– Кто это? – спросил сержантик, вглядываясь в ее лицо. – Видел где-то, а вспомнить не могу.

– Это Марина Викторовна Коваль. А убитый – владелец "МБК", господин Грищенко.

– …твою мать, – грустно констатировал парень. – Это ж надо – теперь придется начальство сюда вызывать, это ж стопроцентный "заказ"…

– Мои парни сейчас вернутся, я уже велел все вокруг прочесать, – негромко сказал Сева. – Что нароют – твое, понял? Только ее не трогай, сержант, договорились?

– Да, но…

– Без "но" давай? – попросил Сева, беря его за локоть и отводя в сторонку.

Все это время Марина так и лежала на остывающем уже трупе Малыша, прижав к лицу его руку. Теперь уже было ясно, что это конец, что на этот раз он ушел насовсем и никогда больше не вернется. Коваль не плакала, просто лежала и гладила свое лицо его мертвой рукой, целуя холодные пальцы. Через какое-то время приехало все милицейское начальство во главе с прокурором, обступили Марину и тупо молчали, боясь говорить хоть что-то. Наконец прокурор не выдержал и присел рядом на корточки:

– Марина Викторовна… я понимаю, это все ужасно, но… нам нужно работать… хотите, я распоряжусь проводить вас домой? Я понимаю, вы не в состоянии сейчас давать показания, поэтому отпущу…

– Я никуда не поеду, – отрезала она бесцветным голосом. – Спрашивайте все, что хотите.

Он помог ей подняться и ввел под руку в здание казино, где уже вовсю работала опергруппа. Марине принесли кресло, она упала в него, попросив у Севы сигарету. Коваль на удивление спокойно и четко соображала, отвечая на вопросы оперативников, но собственного голоса почему-то не слышала. За час беседы она выкурила почти две пачки сигарет, чувствуя, как дерет в горле от табачного дыма, но все равно, раз за разом вынимала новую сигарету. Новый начальник милиции, подполковник Ромашин, сидел напротив и смотрел с сочувствием, это раздражало, и Марина, подняв на него глаза, глухо попросила:

– Вы не могли бы не пялить на меня глаза, господин подполковник?

– Извините, – смущенно пробормотал Ромашин, отворачиваясь.

Наконец ее и охрану отпустили, предупредив, что это не последний разговор. Поддерживаемая с двух сторон телохранителями, Коваль вышла на крыльцо. Егора уже не было – отвезли в морг…Только небольшая лужица крови на темно-зеленом мраморе напоминала о том, что произошло… Коваль присела, коснувшись пальцами этого пятна, поднесла к лицу руку и долго рассматривала окровавленные пальцы.

"Теперь – все. И больше уже никогда не будет подругому… "

Огромного труда Севе с Геной стоило поднять ее и отвести к машине.

Марина молча легла на заднее сиденье "Хаммера", уткнувшись лицом в спинку и закрыв глаза. Сева сел за руль, Генка – на переднее сиденье, и они поехали домой. По дороге Коваль внезапно села и твердо произнесла:

– Завтра же с утра "Капусту" сровнять с землей. У меня больше нет такого казино.

– Марина Викторовна… – начал ошеломленный Гена, но она заорала так, что он отпрянул:

– Я что, плохо говорю по-русски?!

– Я понял…

Марина снова упала на сиденье, отвернувшись от охраны. Сева гнал во весь опор, торопясь добраться до "Парадиза" раньше, чем весть о гибели Егора дойдет до прессы и ушлые журналисты начнут преследовать хозяйку своими вопросами. Сигналя и моргая фарами, он подъехал к воротам коттеджа, и Кот из будки немедленно открыл, впуская машины. Коваль вышла сама, без помощи Гены, кинувшегося было к ней, сделала несколько шагов по направлению к крыльцу, потом обернулась и приказала:

– Зажгите камин, бутылку текилы, лимон и пачку сигарет.

Краем глаза убедившись, что Гена побежал в дом, она пошла в беседку и села там на лавку, не обращая внимания на пронизывающий ветер. Сигарета в руке дрожала, но и на это Марина не реагировала, делая частые затяжки. Голова была совершенно пуста, ни единой мысли, кроме одной – теперь точно все. Конец жизни, потому что без Егора она ей абсолютно не нужна. Больше никогда она не увидит и не услышит его, никогда – и это совсем не так, как было до этого, теперь уже насовсем, навечно.

– Марина Викторовна… – нерешительно окликнул Гена. – Все готово, все, что вы просили…

– Спасибо. Ты свободен.

Посидев еще какое-то время, она побрела в дом, прошла в каминную и там обнаружила Хохла, сидящего в кресле.

– Мне Севка сказал, – ответил он на ее немой вопрос.

– Не говори об этом – я не хочу.

Не трудясь даже налить текилу в стакан, она припала к горлу бутылки и пила, обливаясь и чувствуя, как напиток обжигает все внутри, течет по шее, скатываясь в вырез блузки. Хохол молча протянул руку и отнял остатки, поставив бутылку за кресло. Марина откинулась на спинку и закрыла глаза, понимая, что если удастся заплакать сейчас – отпустит хотя бы немного, но слез не было. Перед глазами стоял Егор – веселый, улыбающийся, такой, как был сегодня утром…

В прихожую вошел Кот и негромко окликнул Хохла:

– Жека, выйди на секунду.

Тот медленно поднялся и вышел в коридор.

– Что у тебя?

– Там Бес приехал…

– Впусти, – приказал Женька, возвращаясь к Марине. – Киска, там Бес…

– Не зови меня так больше. Сдохла киска твоя, – отрезала Коваль негромко.

– Как скажешь.

Бес почти вбежал, падая у ее ног на колени и хватая за руки:

– Это правда?! Скажи мне, что это кто-то меня приколол!

– За такие приколы я отрываю яйца, – негромко ответила она, подняв на него пустые и невидящие глаза. – Егор мертв.

Сама даже не понимала, как удалось произнести эту фразу так спокойно и обыденно, словно не о своем Малыше говорила сейчас, а о каком-то чужом человеке.

– Но за что?! Кому мешал ни в чем не замешанный владелец строительной конторы?! – заорал Бес, сжимая Маринины руки так сильно, что даже Хохол это заметил.

– Я думаю, это не его – это меня хотели убить, – тем же будничным тоном отозвалась Коваль, как будто речь шла о поездке в автобусе, а не о смерти.

– Кто?! – взвился Бес, вскакивая и начиная метаться по каминной туда-сюда. – Кто, скажи?!

– Не мелькай, – попросила Марина, поморщившись – голова и так кружилась от выпитого. – Не знаю. Но хотели убрать точно не Егора – ведь действительно, он ни с кем не враждовал открыто, кроме меня, но это было очень давно, и уж я-то точно этого не делала.

– Коваль, из дома – ни шагу, даже нос не высовывай, иначе тот, кто тебя заказал, доделает свое дело, – приказал Бес. – Я потерял брата, тебя терять не хочу! Хохол, слышишь?!

– Я и так буду с ней, – твердо сказал Хохол, и Бес понимающе закивал.

– Я постараюсь поискать того, кто мог тебя… – задумчиво протянул он, – но ты честно скажи – сама на кого грешишь?

– Неужели ты не понимаешь, что мне сейчас не до этого? – тихо сказала Марина, глядя в темное окно, за которым покачивался фонарь, заливая двор светом. – Я не представляю, как мне жить дальше, что делать… Я вынуждена буду хоронить его под чужой фамилией, как вообще это все будет выглядеть? Господи, почему этот лох-киллер промахнулся? – Коваль вцепилась руками в волосы и сжала зубы, чтобы не завыть снова в голос.

– Спятила совсем? Значит, не судьба тебе умирать, не время, – спокойно отозвался Бес, погладив ее по голове. – Ты молодец, держишься. Я, признаться, боялся к тебе ехать, думал – тут пыль до потолка, а ты…

– Я пережила уже однажды его смерть. А теперь просто не могу осознать, понять не могу… Вот только что был, рядом стоял, я наклонилась – и все, нет его… Если бы не эта чертова цепочка, не упавшая подвеска – и не он, а я лежала бы сейчас в морге с простреленным виском… Я, а не он. Где справедливость?! Ведь Егор давно уже не связан с криминалом, он просто строил дома, не ввязывался в разборки, не лез на чужую территорию… За что, скажи?!

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, – вздохнул Бес, крепко прижимая ее к себе. – Успокойся, девочка, я обещаю тебе, что найду того, кто это сделал, и ты отомстишь, как захочешь.

– Я отомщу, как умею, – зло бросила Марина, высвобождаясь из его объятий.

Коваль взглянула на Женьку и произнесла только одно слово, только одно, но его хватило:

– Отдай.

Он вытащил бутылку текилы из-за кресла и молча протянул ей. Марина допила остатки прямо из горла, швырнула пустую тару в стену, разбив ее в мелкие брызги, встала и пошла в спальню. Текила вырубила моментально, едва только голова коснулась подушки, погрузив в пьяное забытье.

Марине показалось, что она провела в постели всего несколько минут, но часы показывали двенадцать дня, и нужно было вставать и делать что-то… И похороны… Она уже решила, что похоронит его под той самой плитой, что заказала ему в год его мнимой смерти, только дату придется корректировать. И уже все равно, что люди поймут: Егор Малышев не умер два года назад… Ей наплевать, кто и что будет думать, она будет жить так, как хочет, так, как считает нужным. И не будет он лежать под чужой фамилией – еще чего! Малыш заслужил право на собственное имя на памятнике.

…Коваль плохо помнила похороны, помнила гроб – огромный красный ящик, в котором на белой подушке почему-то покоился Малыш, Егор, Егорушка… Марина долго лежала лицом на его скрещенных руках, прижавшись к ним губами, словно хотела сохранить в памяти ощущение от прикосновения к его коже, его запах… Сзади стоял Хохол, хотел быть рядом, хотел поддержать, но Марине почему-то казалось, что он неискренен в своих соболезнованиях, что где-то глубоко внутри он рад тому, что Егора больше нет…

Она не видела лиц людей, подходивших и говоривших чтото, не замечала никого вокруг – ни прилетевшего ночью отца, ни Кольки, ни виноватых глаз Ветки, глядящих на нее из-за черных очков впол-лица…

Охрана окружила гроб и хозяйку плотным кольцом, не подпуская никого ближе чем на пять метров, даже отец не смог подойти. Оторвавшись от мертвых рук Егора, Марина поднялась с табуретки и отвернулась, чтобы не видеть, как крышку опустят и лицо Малыша исчезнет навсегда. Стук забиваемых гвоздей раскалывал мозг, отдавался в сердце, заставляя его биться все медленнее и тише. Коваль почувствовала, что сейчас упадет прямо туда, в открытую и пустую пока могилу, и это не испугало ее. Хохол поймал ее за ремень черного пальто, дернув на себя. Коваль уткнулась ему в грудь, тяжело дыша и вздрагивая. Женька прижал ее, осторожно поглаживая по спине:

– Поплачь, Маринка, тебе будет легче… поплачь, не держи в себе… – но она не могла плакать, слез не было.

Марина не сумела сделать над собой усилие и бросить горсть земли на гроб, просто не сумела – и все… Слушая, как стучат комья по крышке, она почти потеряла сознание, и в уже затуманенном мозгу пронеслось: "Теперь точно – навсегда"…

…Свет, пробившийся сквозь штору, слепил глаза, Коваль зажмурилась, закрывая их рукой, и услышала голос отца:

– Женя, иди сюда, Мариша проснулась.

– Папа… откуда ты здесь? – пробормотала она сиплым, как у пьянчужки, голосом, удивляясь сама себе – неужели это она так разговаривает? И горло горело, точно она выпила залпом стакан кислоты.

Вошел Женька, нерешительно остановился в дверях.

– Не стой столбом, – просипела она, и он приблизился, сев на постель с другой стороны.

– Пойдем, я помогу тебе дойти до душа, – предложил он.

Спотыкаясь, Коваль побрела в душ, опираясь на руку Хохла, он придерживал ее осторожно, стараясь не прикасаться к обнаженному телу. Марина встала под душ, закрыв глаза и подставляя лицо под прохладные струи. Внутри было так пусто, что она сама себе напоминала воздушный шар – отпусти нитку, и он улетит, взмоет в небеса, туда, где уже несколько дней находится Егор… И пока ей к нему нельзя, нельзя – потому что она должна найти тех, кто сделал это: того, кто заказал, и того, кто выполнил заказ так коряво. И найдет.

– Ты смеешься? – не поверил своим ушам Хохол, заглядывая за занавеску и недоуменно глядя на Марину – та корчилась под струями воды от хохота… – Тебе что, плохо?

– Да. Мне плохо, – резко оборвав смех, сказала она сиплым голосом. – Мне очень плохо, никогда так не было. Женька, за что?.. Почему я заслужила жизнь, а он – нет? Разве не должно было быть наоборот?

– Ты никогда не узнаешь этого, прекрати, – взмолился Хохол, подавая ей полотенце. – Не вини себя, ты ничего не могла сделать…

– Могла! Я могла не искать чертов бриллиант!

– Хватит! – заорал Хохол, выталкивая ее из душевой кабины. – Если ты еще только раз произнесешь хоть слово о своей вине, я не побоюсь и врежу тебе, поняла?!

И Коваль осознала, что он не шутит…

– Все, Женька, – просипела она. – Надо жить дальше…

Жить… Легко сказать, а вот сделать… Как заставить себя каждый день вставать с постели, зная, что никто не ждет, никто не обрадуется твоему появлению, кроме отца и телохранителя, но это все не то, не то… Как уговорить себя что-то делать, когда нет в этом никакого смысла? Но Марина заставляла себя, выдергивала из постели по утрам практически за волосы, через силу ехала в офис, через боль общалась с назойливыми и пронырливыми журналистами, отвечая на вопросы о ее отношениях с погибшим владельцем "МБК"… Больше всего на свете ей хотелось послать их всех подальше…

Она не интересовалась делами команды, свалив все на Кольку – и организацию сборов, и покупку и аренду игроков, и вообще все. Племянник не перечил, хотя ему было очень неловко каждый раз просить у нее деньги. Но Коваль подмахивала все бумаги, не глядя, не проверяя… Давно уже ей не было так безразлично все, что ее окружает. Но надо жить… Надо, черт побери! И она будет. И никто, кроме Хохла, никогда не услышит того, о чем она просит по ночам Бога:

– Если ты действительно есть, сделай так, чтобы все, что окружает меня, исчезло… чтобы не было ничего – ни денег, ни машин, ни домов… никаких драгоценностей и мехов, ничего… Только пусть он вернется ко мне… Я не хочу больше ничего, я устала барахтаться в этом навозе, устала… Зачем мне все это, когда его нет рядом?..