"Пурпурная лилия" - читать интересную книгу автора (Басби Ширли)

Глава 22

Обед прошел не самым лучшим образом, хотя Бретт, как мог, играл роль гостеприимного хозяина. В черных атласных бриджах и темно-синем бархатном камзоле, он был удивительно хорош, когда сел во главе длинного стола. Комната была убрана в английском стиле. Мебель — от Шератона, стены задрапированы серым шелком, на высоких окнах — красные шторы. Пара тяжелых серебряных канделябров украшала стол. Здесь же стоял серебряный чайный сервиз, а еду им подавали на хрупком китайском фарфоре.

Бретт, казалось, чувствовал себя превосходно. Насмешливо блестя глазами, он вежливо поинтересовался, удобно, ли они устроились, нравятся ли им комнаты, все ли у них есть, не жалуются ли они на слуг. Односложные ответы его ничуть не смущали, и к концу трапезы Сабрина решила, что, если он и дальше будет продолжать разговор в том же ироничном тоне, ей придется запустить в него хрустальным бокалом.

Ее янтарные глаза гневно сверкали, когда она смотрела на него, непроизвольно любуясь смуглой кожей, иссиня-черными волосами и даже морщинами, которые ничуть не уродовали его, а придавали мужественный вид. Он словно почувствовал ее взгляд и поднял голову. Их взгляды встретились. И у нее сразу же пересохло в горле и похолодело в груди.

Заговорила Франсиска, требуя внимания Бретта.

— Сеньор, — заявила она, — скоро должен приехать мой сын. Он бы приехал с нами, но… — Она бросила недовольный взгляд на Сабрину. — Сабрина не захотела ждать, когда он вернется из Мехико. Я хочу, чтобы вы приготовили для него комнату.

Бретт, не торопясь, налил в бокал вина, отпил немного, потом поставил бокал на стол и, глядя прямо в глаза Франсиске, сказал:

— Нет. Боюсь, это невозможно. Поблизости есть несколько гостиниц и постоялых дворов, где он наверняка найдет для себя достойные апартаменты.

Черные глаза Франсиски сверкнули злобой, но она благоразумно промолчала. Дважды она сразилась с ненавистным гринго, и оба раза он вышел победителем. Однако вспыхнувшая в ней ярость не позволила ей сохранить спокойствие и, отбросив салфетку, она выскочила из-за стола.

— Прошу прощения. Я плохо переношу ваше общество.

В столовой воцарилось тревожное молчание, и Сабрина пожалела, что тетка так неосмотрительно бросила ее одну. Однако Сабрине надо было показать, что она ничуть не напугана и не собирается позволять так же обращаться с собой, поэтому она ринулась в атаку:

— У вас достаточно большой дом, чтобы приютить еще одного гостя. В конце концов, он — ее сын и мой кузен, а не какой-то там бродяга.

— Понимаете, — возразил Бретт, — это мой дом, а я не хочу принимать его.

Получив отпор, Сабрина покраснела. Действительно. Это его дом. Однако любопытство не позволило ей промолчать.

— Почему вы не хотите принять его? Он прикрыл ресницами глаза и беспечно ответил:

— Потому что я ему не доверяю. Сабрина нахмурилась.

— Почему? Что он сделал вам плохого?

— Он врал мне… непростительно врал. Сабрина смотрела на него, не подозревая, как очаровательна она в золотистом свете свечи.

— Как врал? Вы уверены? Насколько мне известно, он никогда никому не говорил не правду.

Это было бы непорядочно, а Карлос на редкость благородный человек.

Сабрина не подозревала о своих чарах, зато Бретт помимо своей воли смотрел на нее и не мог оторваться от ее покатых плеч и нежной вздымающейся от волнения груди. Он вспомнил вкус ее кожи, аромат ее губ, и его охватило неистовое желание. Ругая себя за то, что опять дал волю своим чувствам, Бретт поднялся из-за стола, пытаясь сохранить спокойствие.

— Сомневаюсь, чтобы хоть один из вас знал значение слова «благородство», но в любом случае, я не желаю это сейчас обсуждать. Прошу прощения, у меня дела.

Сабрина удивилась быстрой смене настроения Бретта.

— Стойте! — беспомощно крикнула она, когда он открыл дверь. — Какие у вас дела в это время?.. И вообще я хочу поговорить с вами. — Она сделала над собой усилие и посмотрела ему в глаза. — Н-н-н-асчет оп-опекунства.

— Тут не о чем говорить. Я — ваш законный опекун, и вы находитесь под моей опекой. Таковы условия завещания, сделанного вашим отцом, и я собираюсь в точности следовать им.

— Вы не шутите? — с упавшим сердцем возразила Сабрина. — Неужели вы в самом деле хотите быть моим опекуном?

Его странный, напряженный взгляд пробежал но ней, и Сабрина почувствовала себя чуть ли не голой.

— Если обязанности опекуна станут для меня утомительны, — произнес он странным голосом, — я уверен, что найду занятие поинтереснее…

Сабрина побелела.

— Что вы хотите сказать? Он цинично ухмыльнулся.

— О, моя дорогая, неужели вы настолько наивны?

Еще не успев ни о чем подумать, Сабрина со всей силы ударила его по щеке, и звук был такой, словно выстрелили из ружья. Наступила тишина. Застыв на мгновение, они молча смотрели друг на друга.

Первым пришел в себя Бретт и, выругавшись, закрыл дверь, преграждая ей путь к бегству.

— Дорогая, — прищурившись, произнес он ледяным тоном, — кажется, однажды я уже предупреждал вас, чтобы вы не давали волю рукам.

— Не понимаю, о чем вы! Он улыбнулся одними губами.

— Растолковать яснее?

Сабрину охватил трепет, когда она ощутила прикосновение его рук, и, когда губы Бретта приблизились, не отвернулась. Она жаждала его поцелуя и мечтала избежать его. Он впился в ее губы с такой силой, словно хотел причинить боль, а его руки уже стискивали ей плечи, так что у Сабрины не было ни одного шанса убежать… или оказать сопротивление.

Сабрина сдалась без борьбы. Ей было все равно, почему он целует ее, она даже не обращала внимания на то, что его поцелуи грубы и он словно наказывает ее. Для нее только одно имело значение — он опять обнимает ее! Тихо застонав, умоляя его то ли оставить ее, то ли не оставлять, Сабрина обхватила его шею, прижавшись грудью к его груди и бедрами к его бедрам.

Бретт целовал ее так, словно хотел утолить измучившую его жажду. Его губы были везде — у нее на лбу, на щеках, на глазах, на подбородке. Но вновь и вновь он возвращался к ее губам, проникая языком к ней в рот и ища ее язык, отчего в голове у нее словно промчался огненный вихрь. Как будто не было этих шести лет и они расстались только вчера. Только память о причиненной ему боли и страшная жажда, сжигавшая его, напоминали Бретту, как долго он не держал эту женщину в своих объятиях. Сколько же они потеряли времени, горько думал Бретт, не в силах оторваться от ее нежного рта.

Сабрина что-то удивленно бормотала, чувствуя силу его рук. Кровь закипела у нее в жилах, и она больше ничего и никого не хотела знать, кроме целовавшего ее мужчины. Даже когда ощутила властное прикосновение руки Бретта к груди, она не оттолкнула его, не желая расставаться с цепями страсти, которыми этот мужчина опутал ее. Она почувствовала, как он спустил с плеча рукав и горячей ладонью коснулся ее соска; она задрожала всем телом и лишь застонала, когда он наклонил голову и жадно втянул в рот сосок. Сабрина знала, что ни в чем не откажет ему. Ни в чем. Знала, что его власть над ней безгранична, и она все еще страстно желает его. Как бы он ни обошелся с нею. И если он даже только раз использует ее тело, все равно она с радостью примет его и постарается забыть обо всем на свете.

Шесть долгих лет она старалась забыть любимого, и потребовалось всего одно мгновение в его объятиях, чтобы Сабрина поняла, как бессовестно лгала себе все эти годы. Ее тело пылало, ей хотелось сбросить платье и отдаться ему так, как в ту далекую лунную ночь на озере. Она прижалась к нему животом и сделала бедрами движение, старое как мир. С радостью услышала она приглушенный стон, и руки Бретта легли ей на ягодицы и еще теснее прижали ее к нему.

Его губы исступленно искали ее губы, его руки не мешали ее движениям, и он сам двигался, подчиняясь ритму все сильнее захватывавшей его страсти, заставляя Сабрину вскрикивать от наслаждения.

Неожиданно раздался стук в дверь. Отпрянув от Сабрины, Бретт хрипло и раздраженно спросил:

— Ну, в чем дело?

Послышался извиняющийся голос слуги Эндрю:

— О, сэр, прошу прощения. Я не знал, что вы заняты. Я приду позже.

Бретт тронул пальцем раскрасневшиеся щеки Сабрины.

— Надеюсь, теперь вы кое-что поняли, моя радость. Если вам еще захочется меня ударить — не стесняйтесь.

С живым интересом он посмотрел, как у нее сжались кулачки, и, учтиво поклонившись, с улыбкой на губах покинул комнату.

От обиды слезы закипели у нее на глазах.

Конечно, бесполезно было прикидываться, что он ей безразличен. Мало того, она словно глина в его руках, из которой он может лепить все, что ему угодно.

Но, чем больше Сабрина уговаривала себя, тем больше понимала, что просто пытается себя обмануть. Если честно, то несмотря на гнев и на боль, которые вызывало его поведение, она страстно желает его. Любовь вернулась с новой силой и накрыла ее как волной.

Как ни странно, Бретт тоже думал о ней. Противоречивые чувства терзали его. Да, он не любил ее! Желал, но не любил. В этом он мог бы поклясться кому угодно. В библиотеке он налил себе бренди. Когда он делал ей предложение шесть лет назад, то не думал ни о каких нежных чувствах. Он же не сумасшедший, чтобы влюбиться в женщину, которая ясно дала понять, что ее волнуют только его деньги.

Даже теперь, когда прошло столько лет, он легко вспомнил боль и ярость, мучившие его, пока он несколько недель жил в Накогдочезе, мечтая, чтобы Сабрина забеременела и стала его, и в то же время желая оказаться как можно дальше от расчетливой шлюхи. Даже себе он не желал признаваться в разочаровании, которое пронзило его словно кинжалом, когда Олли принес от Сабрины отрицательный ответ. Втайне он надеялся, что случится чудо, что после его отъезда она образумится, и в ней проснутся другие чувства, кроме жадности, которые заставят ее принять его предложение, несмотря ни на что… К сожалению, этого не произошло, усмехнулся он, делая еще один глоток бренди. Ни разу за все прошедшие годы она не подала знака, что раскаивается. Алехандро в своих редких письмах аккуратно обходил хотя бы малейшее упоминание о своей дочери. Кстати, он ничего не написал ему и об изменении в завещании.

Господи, как же он разозлился, когда узнал, какую шутку с ним сыграл Алехандро, и его злость даже приглушила печаль. Первым его побуждением было отказаться от опекунства и не иметь никаких дел с Сабриной дель Торрез. Он хотел преподать ей хороший урок, чтобы она поняла, что мужчина — не игрушка в женских руках, которую можно отбросить, как только она наскучит. Бессонными ночами, лежа в кровати, он придумывал месть пострашнее. Ему хотелось, чтобы она оказалась полностью в его власти и подчинялась ему беспрекословно. То, что такая месть навсегда привязывает Сабрину к нему, а его наказание есть не что иное, как утоление любовной страсти, никогда не приходила ему в голову. Зато получив копию завещания, он сразу понял, что, сам того не желая, своей припиской Алехандро сделал свою дочь его пожизненной пленницей. Настал наконец его час!

Сколько месяцев он лелеял мечту об этой встрече, представлял ее, и теперь ему было не по себе, ведь все получилось совсем не так, как он хотел. Он не ожидал, что эта встреча так сильно взволнует его. Увидав Сабрину, запыленную, возле лестницы, он с трудом удержался, чтобы не обнять ее и не поцеловать. Сердце его радостно заныло, так, что в первое мгновение Бретт напрочь забыл о мести. Он только радовался, глядя на нее, зная, что Сабрина наконец в его доме. Бретт проклинал Франсиску за ее занудство, но потом был даже благодарен ей за то, что она не позволила ему ничем выдать себя…

Выдать себя! Он пришел в ярость от одной лишь мысли об этом и, допив бренди, со стуком поставил рюмку на стол. Нечего выдавать, мрачно подумал он. И вообще ему не нужны женщины! Особенно Сабрина! На этот раз страдать будет она, а не он! Жестокая усмешка скривила губы, когда он вспомнил их разговор после обеда.

Сабрина всегда была ему желанна, но сегодня она выглядела просто потрясающе со своим варварским ожерельем из оникса на теплой коже. Он представил себе, как бы было хорошо, если бы она распустила волосы и сняла все, кроме ожерелья…

Конечно, он нарочно провоцировал ее, ожидая только предлога, чтобы схватить ее в объятия и поцеловать. Да, эта женщина умеет околдовывать, ведь он забывает обо всем на свете, стоит ему только вдохнуть аромат ее кожи.

Настроение у него немного улучшилось. Он обошел библиотеку и остановился возле камина.

Кто бы мог подумать, что они опять будут жить под одной крышей? Что у него будут все права мужа, кроме одного, главного, и это тоже будет, если он наплюет на свое опекунство? Годы изменили его, и Алехандро не узнал бы прежнего Бретта в сегодняшнем цинике, а, может быть, и узнал, поэтому и сделал свою приписку?

Он стал холоднее, суше, циничнее, презирал чужие законы и жил, согласуясь только с собственными. Он был богат и обаятелен и получал от жизни все, что желал.

После отвратительного прощания с Сабриной, Бретт много пил, много дрался, иногда по несколько дней не приходя в чувство и ища свою дорогу в ад. Однако в конце концов наступил день, когда он понял, что губит себя, и начал потихоньку выкарабкиваться из своего безумия. Он не мог усидеть на одном месте, поэтому объездил весь свет — был в диких лесах Южной Америки, в загадочной Африке в изобильной Индии. Бретт ничего не боялся, потому что не боялся умереть.

Его бесконечные путешествия привлекли к нему внимание президента Джефферсона, и для Джефферсона было вполне логично предположить, что Бретту захочется поехать в Египет и, возможно…

С улыбкой Бретт вспомнил, как ловко президент подвел его к этой мысли. Как осторожно его проверял и пробуждал в нем интерес, а потом великодушно возложил на Бретта секретную разведывательную миссию.

В Египте и в других местах, куда не ступала нога белого человека, Бретту понравилось, но вскоре он понял, что устал скитаться, и летом возвратился домой. В будущее он не заглядывал.

Домом в Новом Орлеане он владел давно, мечтая разместить в нем свои коллекции, привезенные из путешествий. Плантацию в Нижней Луизиане, Лисье Логово, благодаря большим вложениям, удалось спасти, и она уже несколько лет приносила изрядный доход. Там тоже был когда-то большой дом, но ураган его разрушил, и Бретт, зная, что не будет часто приезжать туда, построил другой, поменьше, но вполне удобный. В последние пять лет он почти не бывал там, но теперь, когда он стал опекуном Сабрины, все может измениться…