"Люба, Любочка, Любовь" - читать интересную книгу автора (Барская Мария)

III

Меня продолжала терзать дилемма: уйти в другое место или остаться и попробовать завоевать мужчин? Если, конечно, они придут к нам в салон и будет кого завоевывать. Мамин внутренний локатор засек мои сомнения.

— Что с тобой происходит? — спросила она меня, когда мы пару дней спустя мыли вечером в четыре руки посуду.

— Да все нормально, — я обреченно попыталась уйти от разговора.

— Не ври. Уж я тебя как облупленную знаю. Последние дни сама не своя.

— Тебе кажется.

Мама с минуту помолчала, затем шепотом осведомилась:

— У тебя кто-то появился?

Ясно, по ее мнению, это самое страшное, что может произойти в моей жизни.

— Ровным счетом никого.

— Тогда почему нервничаешь? Пришлось рассказать. Все равно через неделю нас в отпуск выпихивают.

Теперь занервничала мама.

— Очень неудачно! Нет, конечно, то, что мы сможем все праздники провести на даче, замечательно.

— Мама, у Васьки в промежутке школа.

— Справку возьмем. Ребенку полезно побыть на воздухе. Вот только… отпуск-то тебе оплатят?

— Две недели, а остальные две — за свой счет. Мама нахмурилась.

— Вот это плохо. Перед самым летом! Сколько раз тебя уговаривала хоть понемногу откладывать.

— С чего откладывать? Мы все проживаем!

— По кафе надо меньше ходить.

— Мама, кафе мне обошлось бы в сто пятьдесят рублей, да и их платить не пришлось. Я ведь уже говорила: Равиль угощал.

— А прошлый раз ты сама платила. Туда сто пятьдесят, сюда сто пятьдесят. А за год на эти деньги, если суммировать, пальто можно ребенку купить или туфли. А у тебя все деньги сквозь пальцы как вода утекают. Теперь вот нужда пришла — и нет ничего. Хорошо еще мы с отцом живы-здоровы и пенсиями своими не разбрасываемся.

Я молчала. Мое транжирство — любимый конек мамы. Они с отцом уверены, что я прожигаю жизнь. И хотя на самом деле именно я практически содержу все семейство, возражать бесполезно. Ну невозможно ей объяснить, что я-то совсем не пенсионного возраста! Мне надо и выглядеть прилично, и с людьми поддерживать отношения. А все это траты, траты и траты! Хотя, в общем, и трачу-то я на себя самый минимум. Так ведь нет: зачем ты новые брюки купила, могла бы и в старых еще походить, у тебя их целых три пары! А то, что в одних холодно, другие протерлись, а еще хотя бы одни нужны на смену… Подумаешь, заштопала бы, под халатом на работе все равно не видно, а в остальном еще вполне целая вещь. Вот и весь разговор. Мама хочет, чтобы я жила точно так же, как она когда-то с отцом. Но времена изменились. Не могу я круглосуточно носить байковый халат! Даже в воскресенье.

— Ну что ты молчишь?

— А что отвечать. — Сдерживая негодование, я втирала его полотенцем в тарелку.

— Ты должна серьезно задуматься о своей жизни. В твоем возрасте пора научиться нести ответственность за то, что делаешь.

Я пребывала на грани взрыва.

— Слушай! — Мама застыла над раковиной с чашкой в руке. — А ты уверена, что после ремонта у вас салон останется?

— Фомич обещал. Думаю, не врет.

У мамы округлились глаза, и она громким шепотом спросила:

— А не боишься, что он хочет превратить его… ну, в неприличное заведение?

Злость мою как рукой сняло. Теперь меня разбирал смех.

— В бордель, что ли?

— Тише, тише, — шикнула на меня мама. — Васька услышит.

— Да она в школе гораздо хуже слова слышит. А бордель, между прочим, слово вполне приличное и даже литературное.

Мать замахнулась на меня полотенцем.

— Нет, — продолжила я. — Если бы он собирался бордель организовать, нас бы точно всех уволили и набрали молоденьких.

— А вдруг он такой… специализированный. — Она снова понизила голос до шепота. — Для извращенцев.

— Ну спасибо тебе на добром слове! Оказывается, я уже пригодна только для обслуживания извращенцев.

— Не говори чушь! Я совсем о другом. Вот превратят вас…

И, сделав короткую паузу, она беззвучно, одними губами добавила:

— В сексуальных рабынь.

Кажется, я знала, откуда ноги растут: мать с отцом желтой прессы начитались.

— Ма, но я же не в Турцию и не в Эмираты уезжаю. Здесь трудиться остаюсь. Не вернусь домой, заявишь в милицию.

— Тебе бы хиханьки да хаханьки. А влипнешь в историю, нам тебя вызволять. И ребенок на кого останется? И так, считай, почти сирота. При живом-то отце!

Еще одна мучительная для меня тема! Мой бывший муж, отец Василисы, с которым я сочеталась браком, вопреки родительской воле и благословению. Ну и, естественно, они оказались правы. Через год после рождения дочери мы с ним расстались. Мой бывший растворился на необъятных просторах нашей родины. Вполне, впрочем, не исключаю, что он живет и в Москве. Только я с тех пор, как он исчез с моего горизонта, о нем ничего не слышала. И уж, разумеется, он никак не помогал мне растить ребенка. Правда, я и не претендовала: с глаз долой, из сердца вон. Так уж вышло. Против судьбы не попрешь.

Хотя иногда мне кажется, что роль судьбы в данном случае сыграли мои родители. Живи мы с моим бывшим отдельно от них, глядишь, и у нас сложилось бы, и у Васьки был бы отец. Не таким уж он чудовищем был, как я теперь понимаю. Однако, когда на каждый, пусть самый ничтожный его просчет, обращают внимание, поневоле начинаешь реагировать. Особенно когда ты беременная или у тебя маленький ребенок. Без того вся на нервах. Слово за слово, и начинаются бесконечные выяснения отношений, копятся обиды, и любовь куда-то уходит.

Это теперь я понимаю: подумаешь, человек протопал на кухню в грязных ботинках по чистому полу. Тем более что мне продукты из магазина принес. А тогда я до слез обиделась. Из последних сил мыла! Вместо того, чтобы поспать между кормлениями. Лучше бы я тогда выспалась! Из таких взаимонепониманий и обид вырос огромный черный ком ненависти, который раздавил нашу любовь.

А мама, вместо того, чтобы сглаживать шероховатости и меня лишний раз успокоить, подзуживала:

— Вот какая его любовь. Не ценит тебя, в грош не ставит.

И папа поддакивал:

— Вот когда мы с мамой только что поженились…

А я, дура, их слушала!

Вот теперь и одна. Расплачиваюсь. И Васька расплачивается из-за моей глупости. Отца она, конечно, не помнит и из-за его отсутствия не особо страдает. Но когда-то это все равно на ней скажется.

— Мама, эта тема закрыта уже десять лет, — жестко отреагировала я на последний выпад.

— Закрывай не закрывай, а ребенок все равно наполовину сирота.

Вот вечно последнее слово останется за ней!

В пятницу на работе нас ждал сюрприз. То, что Юля как дамский мастер перебиралась в другой салон, никого особенно не удивило. А вот когда наша уборщица Катерина вдруг объявила, что увольняется, мы обалдели. Ей-то какая разница за кем убирать?

Но оказалось, разница есть, и большая. Катин муж как услышал про наши изменения, впал в истерику. И поставил жене ультиматум. Мол, либо я, либо мужской салон. Потому что мужской салон — это гнездо разврата, и он не позволит своей жене там работать. Он настоящий мужик, не вроде некоторых.

— Ну я и выбрана мужа, — гордо объявила наша Катя. — Буду увольняться. Да мне подруга уже новую работу нашла. Квартиры убирать. По деньгам намного выгоднее получается.

— Ох, как же муж ее любит, — не без зависти прошептала мне на ухо Римма.

— С чего ты взяла? — не дошло до меня.

— Только очень любящий мужчина может вообразить, будто на нашу Катю способен кто-то польститься, — усмехнулась она. — Даже в гнезде разврата.

Вообще-то Римка излишней доброжелательностью не страдает, но в данном случае она совершенно права.

В субботу, стоило мне объявить, что вечером собираюсь в гости к Равилю, мама поджала губы:

— Могла бы и дома с ребенком посидеть, с уроками помочь. Я и так с ней целую неделю их учу.

— Бабушка, зачем ты говоришь неправду, — немедленно появилась на кухне моя дочь. — Я уроки делаю самостоятельно.

— А стихотворение? — не сдавалась бабушка.

— Ты у меня его только проверила.

— А задачку по геометрии?

— Я там всего одно действие и не поняла.

— Иди, защитница, — недовольно проговорила мама.

Василиса крепко меня обняла.

— Ты сегодня, конечно, иди в гости, а завтра вместе в зоопарк сходим.

— Обязательно, — заверила я.

Но мама и тут осталась недовольна.

— Вы же на прошлой неделе в зоопарк с дедом ходили.

— Но я хочу в террариум, а дедушка туда не любит. А к ним новых жаб завезли.

— Поступайте как знаете. — И мама демонстративно покинула кухню.

Ох, не любят они с отцом, когда я хожу в гости! Словно ревнуют. Но жизнь моя не кончилась. И в девяносто люди в гости ходят. Да и сами мои родители своих друзей навещают. И к себе их зовут. Нет, видимо, я, по их представлениям, делаю это как-то неправильно. А иногда мне кажется, они просто боятся: вот встречу я ненароком где-нибудь хорошего человека, заберет он меня и Василису, а они останутся без нас, и жизнь для них потеряет всякий смысл. А пока я и Васька с ними, и смысл есть.

Слава из Тюмени оказался полной противоположностью Равиля. Роста они, правда, были примерно одинакового. Оба довольно высокие, под метр восемьдесят. Но если Равиль поджар и упруго накачен, то Слава широк и весьма объемен. Коротко стриженные, неопределенного цвета волосы обрамляли красноватое и задубелое, как у бывалого морского волка, лицо. Слава вообще изрядно смахивал на моряка, ступившего в квартиру Равиля прямо с вернувшегося из дальнего плавания корабля.

На твердой почве Слава чувствовал себя неуверенно. Его все еще качало. Хотя в Тюмени, как мне было совершенно точно известно, никакого моря в помине нет. Да и Слава занимался отнюдь не судоходством, а, по выражению Равиля, нефтеводством.

Реакция на женский пол у Славы оказалась тоже совсем как у изголодавшегося в плавании моряка. Увидев меня, он засиял лицом, вскочил с дивана и принялся вокруг меня качаться. В квартире Равиля, довольно тесно заставленной всяческими горочками, кореточками, шкафчиками, этажерочками и столиками, Славе было явно тесно. Он постоянно что-нибудь задевал, сшибал, ловил, беспрестанно при этом извиняясь. Гуля страдала, но терпела. Слава привез ей в подарок шикарную волчью шубу, которую она тут же надела, чтобы продемонстрировать мне.

— Шикарная женщина! — немедленно восхитился Слава и, переведя взгляд на меня, добавил: — Эх, и чего я не сообразил две привезти!

Из этого я сделала вывод, что кандидатура моя вполне одобрена.

— Ребятам завтра звякну — перешлют, — обнадежил он.

— Что вы, Слава, не надо, — поторопилась я пресечь его щедрый порыв.

Еще не хватало! Что скажет мама, если я явлюсь с таким подарком!

— Да мне это раз плюнуть! — Слава хлопнул рукой по серванту; тот угрожающе затрещал.

— Ты лучше сядь, — приобнял его за плечи Равиль.

— Ой, ребята! — проревел тот. — Не хочется мне наших прекрасных дам загружать сегодня хозяйством. Пойдем все в ресторан. Я угощаю! Какой у вас тут теперь самый лучший?

Передо мной выпендривается, подумала я.

— Какой самый лучший? — Равиль пожал плечами. — Это смотря чего хочешь.

Видно, на ходу пытался сообразить, куда уместно привести Славу.

— А я хочу самого лучшего, — заявил тот.

— Можно в итальянский. Очень неплохой, и тут Рядом, — предложил Равиль.

— Ой, макароны! Они мне и так обрыдли, — скорчил брезгливую мину Слава. — Хочу нормальной еды!

— Тогда в китайский пошли, — возник другой вариант у Равиля.

— А русского что, теперь нету? Или хотя бы татарского? — с тоской полюбопытствовал гость из Тюмени.

— Рядом замечательный — узбекский.

— Годится! Плов обожаю! Дамы, вы как?

— Да я вам столько тут всего наготовила, — начала было Гуля.

Ей явно и в ресторан хотелось, и собственных трудов стало жаль. С другой стороны, если мы в ресторан уйдем, квартира от Славы не пострадает. Вон его почти трезвого как качает, что же будет, когда он как следует выпьет!

— Твое, Гуля, завтра доедим, — пообещал Слава, из чего я могла заключить, что у него огромные планы на жизнь в Москве.

Больше всего меня интересовало, фигурирую ли в этой программе я? Хотелось надеяться, что нет. Друг Равиля производил впечатление человека, от которого нелегко отделаться.

Перед уходом Гуля с сожалением посмотрела на волчью шубу. Уверена: будь хоть немного похолоднее, она бы ее обновила. Но как-никак стояла весна.