"Вино богов" - читать интересную книгу автора (Барнс Джон)

Глава 6 МОГУЧИЙ ГЕРОЙ

В тот миг, когда из-под земли появилась голова чудовища, Аматусу показалось, что его сказка уходит от него, и сердце его екнуло, потому что он понял: до развязки еще далеко и кому-то, очень дорогому для него, предстоит погибнуть. И все же он снял с плеча мортиру и прицелился в глаз чудовищу.

Но как только его палец коснулся курка, Психея подбросила дуло мортиры вверх и прокричала:

— Не надо!

Аматус на миг опустил мортиру и увидел, что Сильвия со всех ног мчится прямо к чудовищу. Принц окликнул ее, умолял остановиться, но она даже не оглянулась. Принц снова прицелился, но услышал голос Кособокого:

— Психея права. Сильвия не просто так вернулась в нашу сказку. И если она сказала вам: «не надо», ваше высочество, значит, не надо.

Тон, которым Кособокий произнес эти слова, был необычайно мягок. Это так изумило Аматуса, что он во второй раз опустил мортиру, изнемогая от желания поскорее узнать, какой же во всем этом смысл. Сильвия бежала, продираясь сквозь мечущуюся, вопящую толпу, к тому самому месту, куда сыпались камни рушащихся домов, — бежала и на бегу что-то кричала страшилищу.

Став похожим на огромную птицу, которая призадумалась над тем, склевать ей зернышко или немного погодить, а может — на огромного кота, который только что обнаружил, что у него ни с того ни с сего промок хвост, чудище неуклюже уселось на землю и уставилось на Сильвию. А потом оно испустило визг, от которого все чуть не оглохли, а потом… ну надо же! — весело, радостно покачало из стороны в сторону здоровенной головищей, вылезло из-под земли целиком и выгнуло шею, чтобы Сильвия могла почесать у него за ухом.

— Да это же то чудище, что загадывает загадки! — воскликнула Каллиопа.

Тому, кто плохо разбирался в вопросах роста и продолжительности жизни чудищ этого типа, было бы трудно на глазок определить, сильно ли подросло оно за последние десять лет, но подросло — это точно. Сильвия поманила страшилище пальцем, и оно пошло за ней по площади — ну ни дать ни взять потерявшийся щенок, нашедший хозяйку.

Когда чудище подошло поближе, все просто ахнули от изумления: оказалось, что у него преогромные крылья. На каждом из них можно было бы разместить приличных размеров особняк, и еще осталось бы место для скромного садика позади, и, пожалуй, еще фонтанчик впереди поместился бы. По мере приближения чудовище узнавало своих старых знакомцев, и по шкуре его пробегала радостная рябь.

— Он похож на огромную собаку, — проговорил сэр Джон с восхищением.

— Прошу прощения, — обиделось чудище. — А вам понравится, если про вас скажут: «Он похож на большую обезьяну»?

Но тут вскрикнул Кособокий, и, обернувшись, все увидели, что на них надвигается толпа гоблинов. Твари палили из мушкетов, размахивали мечами, не щадили ни чужих, ни своих…

Неожиданно сгустился непроницаемый мрак. А через мгновение площадь снова озарила луна. Чудовище, пролетев над головами друзей, спикировало в самую гущу отряда гоблинов. При приземлении оно сокрушило несколько десятков этих мерзавцев, некоторых сжало до смерти мощными когтями, а затем принялось мотать головой из стороны в сторону. Одних оно пожирало целиком, других перекусывало пополам. Более удачливые гоблины с дикими воплями разбегались куда глаза глядят.

— Мы были первыми, кто заговорил с ним по-хорошему, — объяснила Сильвия. — И нос ему почесали. А когда Мортис его перезаговорила, он получил возможность питаться гоблинами, а они — его любимая еда. Поэтому он нас полюбил, и когда колдуны Вальдо пробрались в подземелья и сняли там добрые заклятия, он пробрался сюда, чтобы разыскать нас.

Чудище поглотило оставшихся гоблинов, попросту всосав их в свою пасть, но это не было похоже на то, как шланг всасывает воду. Скорее это напоминало то, как сильно проголодавшийся человек, причмокивая, собирает губами с тарелки остатки подливы. Когда чудище обернулось к друзьям, оно еще жевало, а из его пасти все еще слышались отрывочные визги и стоны.

— Что ж, польза от него и в самом деле есть, — заключил Аматус. — Но думаю, теперь нам всем лучше отступить к замку, пока не…

— Ваше высочество, даже при том, что на нашей стороне чудище, город потерян, — сказал Кособокий.

— Это… это ужасно! — воскликнул принц, резко обернулся к Кособокому и взмахнул рукой так, словно собирался ударить своего телохранителя.

— Это правда, — сказал Кособокий и бросил эти слова принцу с такой силой, с какой бы выпустил картечь по толпе гоблинов. — Оглянитесь по сторонам — вы увидите, что повсюду на город сыплются сотни трупов. Вы услышите, как стонет земля, как она разверзается и изрыгает из своих недр все новых и новых гоблинов. Нет выбо…

Он взревел и указал на луну. По небу словно промчалась черная дырчатая туча.

Каллиопа негромко выругалась.

— Вампиры! Огромная стая!

Психея тихим, нежным голосом заговорила с Аматусом:

— Мой милый, будь ты сам по себе, ты мог бы решить остаться и умереть, где хочешь, и никто бы не стал спорить с тобой, отговаривать тебя. Но ты — принц, ты нужен своей стране, и если ты погибнешь, вместе с тобой погибнет надежда на возрождение Королевства, а если возрождение не произойдет, ничья гибель не будет иметь смысла. Ты в долгу перед всеми нами.

— Что же ты предлагаешь? — спросил принц, и в глазах его полыхнул гневный огонь. — Я останусь здесь и буду сражаться вместе с отцом и остальными защитниками города! — вот так он сказал, потому что еще не знал, что Бонифаций мертв и что уже горит его погребальный костер.

Психея негромко проговорила:

— Все мы должны забраться на спину чудища и улететь далеко отсюда. Если ты останешься в живых, сражение можно будет начать вновь, а если нет, то и говорить не о чем.

Принц отступил на несколько шагов, обвел взглядом своих Спутников и друзей, и сказал:

— Я уже и не знаю, зачем вы здесь: то ли для того, чтобы помочь мне, то ли для того, чтобы навредить, а может быть, и вообще просто так. У меня есть долг, и это мне отлично известно.

Отсветы пламени горящего дома играли на его лице, губы решительно сжались.

— Я обязан Королевству жизнью. Но я не обязан ему моей честью. Храбрецы умирают повсюду, и город гибнет, пока мы тут препираемся. Я не могу…

Но в это мгновение кто-то схватил его за руку, которой он размахивал, стремясь воззвать к пониманию своих друзей, и, заведя ее за спину, крепко сжал. Принц резко обернулся и увидел, что сэр Джон Слитгиз-зард держит его единственную руку двумя своими. К сэру Джону подошел Кособокий и крепко-накрепко связал Аматуса веревкой.

— Он не удерет? — поинтересовался сэр Джон, когда принц начал вырываться.

— Будь у него две руки, смог бы, — буркнул Кособокий. — Но рука у него одна, так что можно считать, связал я его вдвое крепче, чем надо бы.

Аматус изо всех сил пытался освободиться, но на единственную его руку приходилось четыре. Не успел он опомниться, как его уже водрузили на спину чудища, которое все это время наблюдало за происходящим с равнодушным любопытством. Места на спине у чудища хватило на всех и еще осталось — человек на двадцать. Аматус продолжал вырываться и лягаться, но, не обращая на это никакого внимания, все остальные забрались на спину страшилища и расселись поудобнее.

— Не могли бы вы пересадить его куда-нибудь, чтобы он не барабанил мне прямо по хребту? — осведомилось чудище. Каллиопа и Психея оттащили Аматуса немного в сторону. Принц попробовал закричать, ни шерсть у чудища была длинная и густая, так что ничего Аматус криком не добился, кроме того, что шерстью ему забило рот. Правда, принцу удалось перевернуться и сесть, но он обнаружил, что встать на ноги со связанной за спиной рукой не в силах.

Сэр Джон и Сильвия уселись поближе к шее чудища и принялись с ним беседовать о том о сем, и сэр Джон что-то сказал насчет Озера Зимы. Кособокий, мрачный и молчаливый, сел верхом сразу за Аматусом. Психея и Каллиопа привязывали седельные сумки и оружие к шерсти диковинного зверя. В это время на площади появилась новая орда гоблинов. Кособокий ненадолго покинул спину чудища — спрыгнул и разделался с гоблинами. Время у него было, так что он не убивал гоблинов наповал, а наносил им смертельные раны, а потом наслаждался их предсмертной агонией.

Чудище внимательно слушало сэра Джона и кивало головой. Наконец оно проговорило ворчливым, утробным голосом:

— Мне это подходит. Давайте же поскорее отправимся туда. Думаю, места для разбега мне тут хватит.

Аматус оглянулся, понимая, что, быть может, видит родной город в последний раз. Кособокий оказался прав: вырваться из пут у принца не было никакой возможности. Повсюду, куда ни посмотри, падали и падали светящиеся шары, набитые зловещими трупами. Еще слышались изредка крики боли и страха, залпы и выстрелы, но бряцание стали начало затихать, а это могло означать единственное: сопротивление защитников города было сломлено. Сполохи пожарищ и клубы черного дыма застилали небо.

Принц перестал вырываться, силы покинули его. Он понимал, что нужен защитникам города только для продолжения битвы, а битва проиграна… и все же… все же… ведь многие еще живы и им суждены муки и гибель.

На площадь на полном скаку вылетел отряд кавалеристов с герцогом Вассантом во главе. Лошади на миг встали на дыбы, и вот тогда-то герцог увидел сэра Джона и всех остальных своих товарищей. Сэр Джон и герцог помахали друг другу руками, а потом кавалеристы проскакали по площади и продолжили свой путь к замку.

Аматус заплакал. Ему в одно мгновение стал ясен план Седрика. Он понимал, что сейчас видел герцога в последний раз, а он даже рукой помахать на прощанье не мог.

Вскоре, разделавшись с гоблинами, к чудищу подбежал Кособокий, взобрался на широкую спину зверя и уселся рядом с принцем.

— Если вас это утешит, ваше высочество, то считайте, что вы в долгу перед герцогом. Его жертва останется напрасной, если вы откажетесь бежать из города.

— Можешь развязать меня, — сурово проговорил Аматус. — Даю слово, я полечу с вами. Ты прав, таков мой долг.

В одно мгновение принц был освобожден от пут. Отовсюду доносился грохот рушившихся домов. Гоблины потрудились на славу: подкопали множество домов, а пожары довершили их работу. Стояла прохладная весенняя ночь, но теперь стало жарко, как летним днем. Все застилал едкий удушливый дым.

— Пора, — сказал сэр Джон.

Чудище кивнуло, разбежалось по мостовой и взмыло в воздух. В первое мгновение седоки ощутили себя мышками в коробке на спине лошади, скачущей галопом, а уже в следующий миг им показалось, что чудище сбросило их со своей косматой спины и все они парят в небесах.

Пламя пожарищ раскалило воздух над городом. Крылья чудища поймали горячие восходящие потоки, и, описывая широкие круги, оно набирало высоту. Внизу пылали дома и чернели провалы на месте сгоревших зданий. Враги сгоняли горожан, словно скот, и гнали на равнину — уводили в плен.

Город умирал, испуская последние предсмертные вздохи. Каким бы ни суждено ему было стать в будущем, старому городу с улицей Венд, с гектарианскими и вульгарианскими кварталами — городу, где родился и вырос принц Аматус, пришел конец. Принц подумал о том, что надо бы заплакать, но не заплакал. Голосом, в котором звенела холодная, остро заточенная сталь, он произнес:

— Он заплатит за это.

Сэр Джон, Сильвия и Каллиопа расправили плечи. Слова принца заставили их сердца забиться ровнее. Кособокий кивнул, но так низко опустил голову, что кивок можно было бы счесть почтительным поклоном. Психея улеглась на широкой спине чудища так, словно собралась вздремнуть, но при этом крепко вцепилась в шерсть зверя.

А чудище, набрав высоту, совершило большой, широкий разворот и устремилось на север. Внизу мелькнули шатры лагеря Вальдо, горящие дома и поля окрестных деревень и, наконец, пара горящих замков на близлежащих холмах. Потом потянулись спокойные, не тронутые врагами земли. Все более дикая и безлюдная местность простиралась на много миль вокруг, и все меньше и меньше дорог пересекалось с Длинной Прибрежной дорогой.

Ночь клубилась под широкими крыльями чудища. Довольно часто оно заводило со своими пассажирами разговор о местности, над которой они пролетали. Чудище утверждало, что ни капельки не устало, но высказывало сомнения в том, что сумеет приземлиться в северных горах с таким грузом на спине.

— Я отнесу вас так далеко, как сумею, но понимаете, хоть это и немало, я все-таки живой, и потому вес ваш очень даже ощущаю. Кроме того, меня терзает один вопрос: когда я опущу вас на землю, что станется со мной? Думаю, вы не обидитесь, если я скажу, что я не жажду стать чьей-нибудь жертвой. Вдруг кому-нибудь вздумается использовать меня в качестве учебного пособия для прохождения рыцарского испытания?

— Даже не думай об этом! Что за ужасная мысль! — возмущенно воскликнула Каллиопа.

— Благородные господа помешаны на охоте, — сказала Сильвия. — Но чтобы они были так помешаны на таком… честно говоря, не знаю.

— Кто-нибудь из приспешников Вальдо мог бы пойти на это, — отметил сэр Джон. — Безусловно, мы испытали бы огромное удовольствие, наблюдая за тем, как чудище сожрет их и тем положит конец их кровожадным планам. Но, боюсь, наш друг прав. Люди забывчивы, а порой чересчур фамильярны. Кто знает, как встретят чудовище в тех краях, где оно не появлялось лет эдак триста — четыреста? А вдруг местным юнцам взбредет в голову позабавиться и выказать себя героями? Вряд ли нашего друга будут любезно просить прервать полет и погостить на деревенских ярмарках.

— Вот именно, — вздохнуло чудище. — Кроме того, встает вопрос с питанием. Надеюсь, вы не станете на меня обижаться, если я упомяну о том, что люди на вкус отвратительны и пахнут омерзительно, а вот гоблины, напротив, весьма аппетитны, сочны и нежны…

— Гоблинов всюду полно, если знаешь, где искать, — сказал Кособокий. — Главное — принюхаться как следует. В горах к северу от Железного озера они просто-таки кишат. Опустишь нас на землю — и лети примерно полдня на запад.

— Восхитительно, — облизнулось чудище. — Посмею также выразить надежду на то, что как только со всеми нынешними мелкими неприятностями будет покончено и король вернет себе престол, он призадумается над проблемой внедрения системы товарищеских поединков с чудовищами, дабы в городе могли рассказывать добрые, но в меру страшные сказки на эту тему?

— Обязательно! — отозвался Аматус. — Мы пришлем к тебе молодых вельмож из тех, что поумнее, чтобы они посоветовались с тобой на этот счет… о, ты сможешь обсуждать с ними самые удивительные вопросы, только загадки не загадывай!

— Это будет весьма увлекательно, — отметило чудище. — Да и против загадок я ничего, в принципе, не имею, лишь бы только не я их загадывал. Понимаете, на том поприще, где я прежде подвизался, больше всего меня угнетало то, что загадки я отгадывал куда как лучше многих людей, которые являлись в подземелья. И мне казалось, что это ужасно глупо и несправедливо — то, что я только тем и занимался, что загадывал загадки, а они отгадывали.

— Что ж, решено, — кивнул Аматус. — Испытание, предназначенное для того, чтобы загадать загадку Чудищу Загадочнику, станет самым почетным в Королевстве, и честь пройти его будет даваться только самым блистательным молодым придворным кавалерам.

— К блистательности я равнодушен, вы, главное, позаботьтесь о том, чтобы они посообразительнее были, — посоветовало чудище. — Если меня ожидает перспектива одной-другой увлекательной беседы в год, так ведь это и со скуки подохнуть недолго.

— Безусловно, — заверил чудище Аматус. — Но не Северные ли Горы завиднелись на горизонте?

— Они самые, и очень вовремя, — подтвердил сэр Джон. — Скоро солнце взойдет, и как бы все себя ни чувствовали, нам нужно передохнуть, а я бы предпочел, учитывая, что за нами могли погнаться гоблины и бессмертные твари, выспаться где-нибудь на солнышке.

Остаток пути чудище проделало, пожалуй, даже немного поспешно. Когда оно пошло на посадку, взошло солнце. Великие Северные Леса остались слева позади. Чудище летело над горами, ближе к тому краю, где протекала Длинная река. Заснеженные пики ослепительно белели на фоне синего неба, склоны чернели и зеленели. Наверное, друзьям ни разу в жизни не доводилось видеть такого красивого рассвета, как этот, который они встретили в небе над горами. Чудище выбирало самое высокое место речной долины, стараясь унести друзей как можно дальше от Длинной реки. Предстоял еще долгий путь до Озера Зимы — именно туда сэр Джон распорядился доставить принца.

В конце концов чудищу пришлось развернуться. Последние несколько миль оказались слишком лесистыми, а между прибрежными утесами садиться было рискованно Друзьям было жаль чудище, и все же никто не возражал против того, чтобы еще немного полетать. Теперь это казалось вовсе не страшно, да и чудище все полюбили. Полет друзей просто очаровал. Они любовались землей с высоты, понимая, что вряд ли им еще когда-либо удастся совершить такой полет.

Наконец, негромко хлопнув кожистыми крыльями, чудище приземлилось на горный луг, и все всадники слезли с его спины. Все — даже Кособокий — почесали чудищу нос и потрепали уши. Похоже, чудищу было тоже ужасно жаль расставаться с такой приятной компанией. Оно попросило принца еще раз пообещать, что после возрождения Королевства к нему будут являться для испытания молодые вельможи, а также предложило свою помощь на будущее, хотя, как оно сказало: «Я улечу так далеко в горы, что вы меня не скоро дозоветесь».

С этими словами чудище учтиво поклонилось, разбежалось и взлетело ввысь, а люди махали ему руками, пока оно не превратилось в маленькую точку в поднебесье.

— Ну а теперь, хотите вы этого или нет, большую часть дня нам придется проспать, — сказал сэр Джон. Он прекрасно видел, как устали и Аматус, и Каллиопа, и Сильвия. Да и он сам еле держался на ногах.

— Я постою в дозоре, — вызвался Кособокий.

— Первым постоишь, — уточнил сэр Джон. — Мы все должны отдохнуть.

— Я не устану.

Сэр Джон, наверное, мог бы с этим поспорить, но фигура Кособокого, по обыкновению окутанного массой плащей, капюшонов и позвякивающего уймой оружия, являла собой столь устрашающее зрелище на фоне раннего ясного утра в горах, что слова застряли у герцога в горле.

— Ладно, — выдавил Слитгиз-зард, — я на тебя надеюсь. Кому, как не тебе, лучше знать, готов ли ты к бою.

— Благодарю, — буркнул Кособокий и уселся на траву на пригорке, да так вальяжно, словно собрался весь день посвятить наблюдению за птичками и бабочками. Психея подошла к нему и тихо села рядом. Аматус собрался было что-то возразить, а Каллиопа с Сильвией стали наперебой требовать, чтобы следующий дозор поручили одной из них, но сэр Джон шикнул на них, словно на расшалившихся детишек, и сам улегся спать только тогда, когда все они задремали. Но перед тем, как уснуть, он бросил взгляд на пригорок и заметил, что Психея положила голову на плечо Кособокого.

Когда сэр Джон проснулся, день уже клонился к вечеру, а Кособокий сидел все в той же позе на том же самом месте, словно и не двигался все это время, — вот только на шее у него красовался венок из одуванчиков. Сэр Джон хитро улыбнулся, заметив Психею, которая продолжала собирать одуванчики неподалеку. Затем он уселся на траву и увидел множество бабочек, порхавших над лугом. Сэр Джон вымок от росы, и теперь ласковое солнце приятно грело спину. Сэр Джон с чувством потянулся, но тут же вспомнил о том, что король почти наверняка погиб, а с ним скорее всего герцог Вассант и Седрик, и что от Королевства осталось только то, что было видно отсюда. Отдельные гарнизоны, если они еще и сохранились, падут, как только о них вспомнит Вальдо.

Сэр Джон поднялся на ноги. Поясница неприятно похрустывала, ноги затекли и ныли, — все это напомнило о том, что хоть он пока силен и ловок, но все же уже не так молод, как в дни своей бесшабашной юности.

Психея радостно помахала ему рукой. Кособокий встал и спустился с пригорка.

— Все было тихо, — сообщил он. — Спокойно, замечательно. Если вы считаете, что отдохнули и набрались сил, было бы лучше тронуться в путь.

Психея набросила на шею сэра Джона ожерелье из одуванчиков и улыбнулась ему.

— Вам тут тоже нравится? — спросила она. — Чудесный луг, правда?

— Превосходное местечко, — согласился сэр Джон. — Но нам тут задерживаться нельзя. Нечего и надеяться на то, что наш полет остался не замеченным врагами. Но даже будь это так, надо думать, что в ближайшее время целое войско двинется по Длинной Речной дороге, дабы захватить эти земли. Нам к этому времени лучше оказаться за перевалами. И чем больше мы их одолеем, тем лучше для нас. А еще лучше успеть добраться до Озера Зимы.

— Одобряю ваши мысли, — негромко проговорил Кособокий, — большей частью потому, что знаю, как они далеки от истины.

Сэр Джон не блистал ни умом, ни проницательностью. Зная об этих своих недостатках, он уже собрался было спросить, что кроется за загадочным высказыванием Кособокого, но в это время проснулись Аматус, Сильвия и Каллиопа. А это означало, что разговор о том, как прекрасен этот луг, но, как ни жаль, придется отсюда уходить, предстояло возобновить, и он возобновился, только теперь в нем приняли участие не три человека, а шестеро, и потому беседа затянулась.

К концу разговора у сэра Джона возникла еще одна идея, и подсказал ее ему заурчавший желудок.

— Я прихватил с собой немного бисквитов и сушеного мяса. Вот. Тут хватит на всех, чтобы перекусить перед дорогой.

— Я тоже кое-что взял собой из съестного, — подхватил Аматус. — Стало быть, две трапезы обеспечены, пусть и скудные…

— Видите ли, — вмешалась Психея, — пока вы спали, я нашла тут несколько больших ягодных кустов, немного стрелолиста и растения, именуемого «кружевами королевы Анны», так что можно немного разнообразить наше меню.

Кособокий кивнул:

— Ну а у меня полный седельный мешок солдатских пайков, так что еды вдоволь. Вы правы, сэр Джон, перекусить не мешает, но надо поторопиться. Нас ждет долгий путь, и идти придется быстро, чтобы уйти от погони.

Вскоре все собрали по пригоршне ягод с кустов, на которые указала Психея, — ягоды стали десертом на их небогатом столе, а бисквиты и коренья — главным блюдом. Поели быстро, но все же солнце уже клонилось к западу, когда маленький отряд тронулся в путь вверх по течению Длинной реки, которая в этих краях была всего лишь быстрым полноводным горным ручьем. Тропинка оказалась узкая, по ней повозка и не проехала бы, и к тому же неровной, так что все время приходилось смотреть под ноги. Но назвать путь совсем уж изнурительным было бы преувеличением, и тропа довольно скоро свернула и привела друзей под сень темно-зеленого горного леса. Дальше начинался подъем. Тропа уводила все выше и выше, и вот уже широколиственный лес сменился хвойным. Пышные сосны и ели стояли вдоль тропы. К густому смолистому запаху хвои примешивались сырость и прохлада, предвещавшие скорое наступление ночи, и друзья зашагали быстрее.

— Угрюмо тут, неприятно, — отметил сэр Джон. — Судя по всему, выше в горах будет еще пакостнее. Жаль, что мы уже не за парой перевалов.

Аматус проворчал:

— Если бы да кабы… Пословица такая есть. «Если бы мечты были конями, то нищие ездили бы верхом».

Тропинка стала совсем узкой, ее покрывал густой ковер опавшей хвои. Друзья торопливо продолжали путь. Поначалу ступать усталыми ногами по мягкой хвое было даже приятно, но потом путники стали поскальзываться и спотыкаться и вскоре совсем выбились из сил, взбираясь по усыпанному хвоей склону. Солнце тем временем продолжало свой путь к западу, и хотя время от времени его лучи золотили стволы сосен, тени в подлеске сгущались все сильнее, и вот стало темно, как ночью. Вскоре друзья видели друг друга темными силуэтами на фоне янтарных отсветов заходящего солнца. А когда один за другим путники начали спотыкаться и падать, сэр Джон распорядился остановиться на привал, чтобы все перекусили бисквитами и кусочками сушеного мяса газебо. Увы, толку от такого отдыха оказалось мало. В дальнейший путь друзья пустились не без труда.

К счастью, луна прибывала и должна была взойти рано, но все равно путникам грозила перспектива пробираться по густому лесу только при свете первых звезд… а если враги знали, где находятся путники, им ничего не стоило напустить на них вампиров или еще каких-нибудь летучих тварей.

Шагавшая впереди Сильвия вдруг радостно вскрикнула и бросилась бегом. Остальные поспешили за ней.

Дорога снова сворачивала, на сей раз в узкую скалистую лощину, дно которой поросло деревьями. Это был первый из проходов в горах. Там, где он заканчивался, через ущелье был переброшен хлипкий на вид деревянный мостик, а под ним ревел бурный поток. Солнца отсюда видно не было. Его догорающие лучи озаряли дальнюю стену ущелья.

— Давайте-ка прибавим шагу. Я хорошо знаю это место, — сказал сэр Джон Слитгиз-зард. — Как только перейдем мостик, вскоре отыщем чудесное местечко для ночлега. Рядом родник, да и пропитание там можно раздобыть.

Путники, ускорив шаг, пустились вперед по лощине, радуясь, что выбрались из темного леса. Сэр Джон указал на несколько знакомых ему вершин и пиков. Казалось, они пришли в горы на пикник, не иначе.

Но тут, на счастье, Каллиопе вздумалось обернуться. Она испуганно вскрикнула: из леса, следом за путниками, вылетел отряд вооруженных и явно не дружески настроенных людей. Друзья припустили бегом. Пока они не думали, что их положение так уж безнадежно, ведь и одному человеку под силу было закрепиться на мостике. Кроме того, сэр Джон мог припугнуть врагов своим беспощадным мушкетом…

Еще один, последний поворот по лощине… Психея, Сильвия и Каллиопа опрометью бросились вперед по мостику. Их волосы бешено развевались — ни дать ни взять три сказочных безумных духа. Следом за ними на раскачивающийся мостик ступили Аматус и Слитгиз-зард. Добежав до другой стороны ущелья, они спрыгнули с мостика и выхватили мушкеты.

И тут прямо у них на глазах мост осел, сложился пополам и рухнул в бурливший внизу поток.

Друзья проводили мостик взглядом, глянули на противоположный берег и поняли, что это Кособокий разрубил мостик своим обоюдоострым топором и теперь, изготовив к бою мортиру, поджидал врагов.

— Бегите, глупцы! — проревел Кособокий. — Бегите, или я погибну напрасно!

Но Аматус и сэр Джон не сразу исполнили приказ начальника стражи. Те, что выбежали из леса, приближались к краю ущелья, и их оказалось не два десятка, как показалось сначала, а, как минимум, вдвое больше. Хуже того: начало смеркаться, и повсюду слышалось повизгивание гоблинов, предвкушавших пиршество.

— Он прав, — прошептал сэр Джон Слитгиз-зард, хотя у него противно засосало под ложечкой.

— Да повезет тебе найти то, что ты искал, — прокричал Аматус Кособокому, а тот приветственно поднял правую руку и развернулся лицом к врагам.

То, что произошло дальше, известно лишь в пересказе, и пересказ этот принадлежит ряду опытных следопытов из шайки дьякона Дика Громилы, так что мы не можем дать полной гарантии, что рассказ правдив. Но по крайней мере мы можем быть уверены, что их рассказ — не стопроцентное вранье. Скорее всего дальше все происходило примерно так:

Кособокий всегда был отменным стрелком, а поскольку при себе у него имелась мортира и две портупеи с мушкетами, по три мушкета в каждой, то можно считать, что семью выстрелами (а сэр Джон насчитал семь выстрелов) он уложил семерых врагов. Затем, по всей вероятности. Кособокий взял в правую руку меч, а в левую — обоюдоострый топор и вступил в бой. Враги приближались осторожно, поскольку первых семерых Кособокий уложил наповал выстрелами промеж глаз. Кроме того, враги, видимо, имели приказ взять путников живьем.

Двоих-троих наглецов Кособокий пронзил мечом и скинул в пропасть.

Следовательно, к тому моменту, как сэр Джон уговорил Аматуса и женщин уйти подальше от края пропасти, уже с десяток врагов валялись мертвые, а Кособокому — хоть бы что. То ли первая победа придала ему задора, то ли он просто продолжал бой так, как привык, — этого никто бы не узнал, даже если бы нашелся хотя бы один живой свидетель. Но как бы то ни было, а Кособокий не отступил ни на пядь, а принц и его маленький отряд получили возможность уйти подальше от места сражения.

Новая атака удалась врагам ненамного лучше первой. У Кособокого не было времени перезарядить мушкеты, поэтому противники вместо картечи получали удары мечом и топором. Дорога у моста была узкой, и в ближний бой негодяи могли вступать только по одному — по двое. Кособокий без устали крушил врагов и по возможности не насмерть, дабы насладиться зрелищем их мучений и вынудить остальных оттаскивать раненых с поля боя для оказания помощи.

Однако скорее всего Кособокого удивили эти странно похожие друг на друга воины, наступавшие на него. Крики раненых их нисколько не смущали. Казалось, они их просто не замечают.

В результате второй атаки пятеро врагов были убиты и еще двое серьезно ранены. Тропа стала скользкой от крови, и новую атаку врагам начинать было опасно.

До заката солнца оставались считанные мгновения. Следопыты из шайки Громилы сходятся во мнении о том, что вроде бы во время второй атаки врагов Кособокий двоих захватил в плен. Одного он огрел по голове мечом плашмя, второму перебил колено топором, после чего оттащил их подальше. Остальные как бы слегка пали духом и новую атаку начинать не осмеливались.

Кособокий заставил пленных немало помучиться. Кинжалом он перерезал им сухожилия, и они, корчась, умоляли его прикончить их.

Можно много недобрых слов сказать про Вальдо и про тех, кто вызвался ему служить, но все же в некотором роде они оказались верны друг другу, поскольку затем они начали бросаться на Кособокого более яростно, чем прежде, а некоторые из них явно намеревались подобраться к раненым товарищам и спасти их. Увы, удача им не сопутствовала. Кособокий прикончил еще несколько человек, хотя и этих имел возможность помучить. Их тела также отправились в пропасть.

Солнце, неуклонно приближавшееся к горизонту, наконец коснулось его. Небо начало темнеть, темно-синий цвет сменил голубой.

Кособокий продолжал сражаться, хотя отлично понимал, что воспоследует с наступлением темноты. Один из врагов был тяжело ранен, но у начальника королевской стражи не было времени поднимать его, чтобы присоединить к остальным пленникам. Несчастный истекал кровью, просил воды, молил о пощаде, но не получил ни того ни другого и уж, конечно, не представлял, что может случиться в следующее мгновение.

Как только пала тьма, по скалам прокатились звуки рогов и дикий вой. Здешние горы всегда кишели гоблинами, и вот теперь мерзкие твари поспешили на выручку своим союзникам. К счастью, ни один из гоблинов не выскочил из-за каменистой гряды за спиной у Кособокого, но положение его тем не менее стало отчаянным. Ведь гоблины способны карабкаться и пробираться там, где человеку это не под силу, и появиться они могли откуда угодно. Более того: пусть гоблины оставались весьма посредственными бойцами, дисциплина у них стала более отлаженной, и надвигались они на Кособокого более или менее стройными рядами.

Вскоре Кособокий получил первое ранение — в лодыжку, в тот миг, когда наклонился-таки к раненому.

Сама по себе рана опасности не представляла, но сильно сказалась на ловкости Кособокого.

Пока же он схватил раненого врага и поднял его над головой. Тут несчастный, похоже, догадался, какая страшная участь ему уготована. И принялся вопить и умолять Кособокого пощадить его. Если это на самом деле было именно так, нечего и описывать, какое неподдельное наслаждение испытал Кособокий, слушая эти вопли. Но скорее всего раненый лишился чувств.

А Кособокий взревел:

— Людская плоть! Угощайтесь людской плотью! — и зашвырнул раненого подальше в толпу гоблинов.

Новая «дисциплина» гоблинов оказалась понятием весьма растяжимым. Совместно сражались они не лучше толпы деревенских мальчишек. Перспектива полакомиться человечиной заставила их забыть о каком бы то ни было боевом порядке, и они тут же скопом набросились на раненого, причем офицеры к этой кровавой трапезе охотно присоединились, вместо того чтобы призвать солдат к порядку. Людям Вальдо пришлось на время забыть о Кособоком. Они пустили в ход мушкеты и мечи и принялись пробиваться сквозь беспорядочную толпу гоблинов. Многих убили, но и сами получили ранения. Между людьми и гоблинами закипел бой. В общем, мало того, что гоблины сожрали раненого, так воины Вальдо еще перебили с десяток гоблинов и еще один человек был тяжело ранен.

— Зачем люди вступили в сговор с гоблинами? — рявкнул Кособокий.

Ему никто не ответил. Теперь, когда гоблины вновь выстроились в боевом порядке, все враги приготовились к последней атаке. Вскоре они двинулись вперед, останавливаясь только для того, чтобы заколоть одного-другого гоблина, припрятавшего куски человечины и пытавшегося тайком их доесть.

На сей раз нападение было хорошо организованным. Враги намеревались ударить по Кособокому с трех сторон. Двое людей высокого роста зашагали по тропе с мечами наголо прямо к великану. Позади него горстка гоблинов спускалась со скалистого утеса, а снизу, цепляясь когтями за камни, из ущелья выбирались еще трое ублюдков.

Кособокий для начала сосредоточил свои усилия на людях. Он набросился на них с такой яростью, что один из них явно струхнул. Опытнейшие и искушенные в своем деле следопыты из шайки Дика Громилы утверждали, что видели его следы, неопровержимо свидетельствующие о том, что он дал деру. А им верить можно, поскольку они способны прочесть след, поверх которого отпечаталось еще с десяток следов. Следы же удравшего с поля боя воина Вальдо были столь глубоки, как уверяют следопыты, что, по их мнению, он и ранен-то не был, а просто развернулся и задал драпака. А вот второго воина Кособокий уложил одним ударом. Произошло все гораздо быстрее, чем рассчитывали враги, да и гоблины еще пребывали в некотором смятении. Подхватив одного из запасных пленников. Кособокий вновь вскрикнул:

— Кому человечинки? — и поднял раненого над головой.

Пленник, видевший, какая участь постигла его соратника, начал визжать, корчиться, плакать — плакать, это точно, поскольку следопыты обнаружили три слезы в одном из отпечатков подметок Кособокого. Но все было напрасно.

Плача, несчастный мог взывать хоть к своей матери, хоть к темным богам — покровителям Вальдо. Все это не возымело ни малейшего действия. Кособокий размахнулся и швырнул его в самую гущу отряда гоблинов.

И снова смешались их ряды, и снова началась неразбериха, пусть и не такая, как в прошлый раз. На самом деле людям даже удалось отбить у гоблинов своего истекавшего кровью соратника, но следопыты свидетельствуют, что вскоре он отдал концы и гоблины таки разорвали его на куски. Потасовка привела к тому, что пало еще двое людей и девятнадцать гоблинов, а пока она продолжалась, Кособокий уложил наповал камнями тех гоблинов, что подбирались к нему сзади.

Когда же несколько дерзновенных гоблинов решились попробовать обойти великана сбоку, он заметил их маневр и всем троим раскроил черепа топором, выпустил мозги, а трупы скинул в пропасть.

Но в какой-то миг — то ли тогда, когда один из пущенных гоблинами дротиков достиг цели, то ли во время сражения с одним из мечников Вальдо — Кособокий был ранен в плечо, как раз в то самое место, где кровеносные сосуды ближе к коже и расположены мышцы, отвечающие за работу руки. Мешала ему и рана, полученная раньше.

А люди, после того как двое из них были скормлены гоблинам, обрели новую решимость и отступать явно не думали. Они согнали гоблинов в кучу на дороге и в процессе этого прикончили еще парочку и погнали вперед, безжалостно расправляясь с дезертирами. Подгоняемые страхом, гоблины яростно бросились к Кособокому, и хотя он неизменно рубил в куски каждого, кто к нему приближался, одному-другому удавалось-таки уколоть его кинжалом или укусить. Раны Кособокого множились, из них текла кровь, дышал он тяжело, с присвистом.

Наконец Кособокий отступил и прижался спиной к скале. Он и теперь не сдавался, а отступил только для того, чтобы внести сумятицу в ряды врагов. Первая волна гоблинов, бросившихся на великана, наткнулась на еще одного пленника. В итоге людям ничего не оставалось, как заняться истреблением гоблинов, набросившихся на их вопящего от ужаса товарища.

В конце концов людей осталось всего семеро, и теперь они настолько обезумели от вида пролитой крови, что смысл драки состоял для них лишь в самой драке. Они бросились к Кособокому и стали сражаться с такой же слепой глубинной страстью, как он сам. Один из старших следопытов Громилы утверждает, что в бою многие из врагов Кособокого ранили друг дружку. Как бы то ни было, в тот миг, когда Кособокий рухнул замертво, пали мертвыми и все семеро его соперников. А потом все они стали легкой добычей гоблинов.

В это самое время далеко от ущелья, куда не доносились звуки боя, принц Аматус вдруг почувствовал, что что-то в нем переменилось. Осмотрев себя с ног до головы, принц обнаружил, что у него появилась левая рука. Аматус сжал ее в кулак и сказал:

— Он погиб.

Никто не стал спрашивать у принца, откуда он узнал об этом, но все не отрывали глаз от новой части его тела. Аматус тихо поднял руку и проговорил:

— А ведь я его так мало знал. Да и не видел почти.

— Он хотел, чтобы это было именно так, — вздохнула Психея.

Они шли по горам до рассвета, и только успели отыскать удобную лужайку для привала (ведь погони за ними не было, а они ужасно устали), как вдруг позади послышался конский топот.

Аматус и сэр Джон Слитгиз-зард вмиг схватились за оружие и стали ждать тех, кто мог появиться из-за поворота.

Они сразу поняли, что это не приспешники Вальдо. На огромном рыжем жеребце на лужайку выехал седой старик с обветренным лицом, карими глазами и выцветшими на солнце волосами, одетый в выдубленные шкуры газебо, с мортирой через плечо и мечом, притороченным к поясу. Следом за ним появились его спутники — все такие же обветренные, выдубленные и оборванные, и все верхом на конях.

После продолжительной паузы старик изрек:

— Джек-Твоя-Голова-с-Плеч.

— Дьякон Дик Громила, — отозвался сэр Джон Слитгиз-зард столь же сдержанно и спокойно.

— Ричард! — вдруг вскричала Сильвия. Дьякон Дик Громила глянул на нее и вздрогнул. Он соскочил с коня и бросился к девушке, но ни разбойники, ни принц, ни кто-либо из его спутников не понимали, как им быть.

А дьякон Дик Громила, гроза окрестных гор на протяжении бессчетных десятилетий, упал на колени перед пухленькой простушкой и прошептал:

— Прости меня, если можешь.