"Удержать мечту. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Брэдфорд Барбара Тейлор)

Глава 5

После обеда Эмма сидела за столом в своей роскошной столовой, попивая кофе из чашечки, улыбаясь и время от времени кивая головой, с удовольствием наблюдая за проявлениями искрометного интереса Эмили ко всему на свете и свойственной ей жизнерадостности. Чуть раньше, за обедом, Эмили буквально засыпала ее вопросами о «Дженрет». И каждый вопрос был по существу дела, показывал ее деловую сметку и сообразительность, и это было приятно Эмме.

Теперь же двадцатидвухлетняя внучка развлекала Эмму семейными сплетнями и слухами, и, как обычно, ее язвительные комментарии заставляли Эмму смеяться до колик. Чаще всего мишенью ее иронических выпадов становились ее дядюшки Робин и Кит.

Но это, пожалуй, были единственные люди, о которых она говорила с сарказмом. Она никогда не позволяла себе сказать что-то недоброе или осуждающее о других. Хотя Эмили была немного болтушкой, она никогда не была недоброжелательной сплетницей, которая рада доставить другим неприятности, позлословить на чужой счет. Это было ей совершенно чуждо, и Эмма прекрасно понимала, что склонность внучки к тому, чтобы немного посплетничать, довольно безобидная – к тому же она знала, что Эмили ни с кем, кроме нее самой, таких разговоров не ведет. Эмма испытывала огромное облегчение от того, что Эмили не только никогда не говорит лишнего, но и вообще почти ничем не делится с другими членами семьи. Даже Пола и Александр, с которыми ее связывали очень близкие отношения, не составляли исключения из этого правила.

Неожиданно Эмили отвлеклась от семейных новостей и начала с жаром описывать, какие наряды она выбрала пятнадцатилетним сестрам-близнецам для завтрашнего дня. В последнее время Эмили играла роль старшей сестры, по-матерински заботящейся об Аманде и Франческе, и Эмма поручила ей заботы об их гардеробе и прочих мелочах такого рода.

Вскоре Эмма вдруг поймала себя на том, что слушает не очень внимательно, и голова ее полностью занята делами, особенно встречей Полы с Кроссами. Она не могла не думать о том, чем же там все закончилось, чего Пола сумела добиться. Если переговоры прошли успешно, у нее в ближайшее время будет немало работы. Нельзя сказать, что это сильно огорчало Эмму. Ее сильной чертой всегда было – и сейчас оставалось – умение работать до седьмого пота. К тому же Пола уже разработала в связи с приобретением этой компании детальные планы, предусматривающие абсолютно все.

Эмма и Пола хотели приобрести «Эйр коммюникейшнс» по трем основным причинам: из-за журнального отдела этой компании, ее местных радиостанций и ее огромного современного здания на улице Хедроу. По совету Полы она собиралась сделать «Эйр коммюникейшнс» дочерним предприятием принадлежащей ей газетной компании в Йоркшире. Как только она переведет всех сотрудников «Эйр коммюникейшнс» в здание «Йоркшир морнинг газет» – ее газеты со штаб-квартирой в Лидсе, – она продаст здание «Эйр коммюникейшнс». Благодаря этому она сможет сократить вопиюще высокие накладные расходы «Эйр коммюникейшнс» и в то же время по-умному вернуть себе часть той суммы, которую заплатит за приобретение компании – возможно, добрую половину из тех двух миллионов фунтов стерлингов, которые она собирается вложить в эту сделку. «Да, за это здание можно получить по крайней мере миллион, – размышляла Эмма, – что бы там ни говорил Джонатан, который с этим не согласен». Ей придется немного поговорить завтра с внуком, и очень серьезно. Он затягивает проведение повторной оценки стоимости здания – основной части недвижимости «Эйр коммюникейшнс». Она уже больше недели назад попросила его сделать это, но он пока так и не выполнил ее поручение. Она снова задумалась над тем, почему же он медлит, и губы ее сурово сжались.

– Бабуля, ты меня не слушаешь! – Эмили нетерпеливо тянула ее за руку.

– Извини, родная… Так ты говоришь, что выбрала темно-синие платья и жакеты для близнецов. Я уверена, что они будут очень нарядно смотреться, у тебя такой хороший вкус…

– Господи, бабушка, да это же было пять минут назад! – перебила ее Эмили. – Я же говорю уже совсем о другом. О тете Эдвине.

– Боже мой, но почему же вдруг она-то заинтересовала тебя?

– Она меня вовсе не интересует. Я думаю, что она – страшная ворчунья и невыносимая зануда, – сказала Эмили со свойственной ей прямотой. – Я уверена, что она нам всем попортит нервы в эти выходные. Уж она не упустит случая высказать все, что думает.

– О чем? – спросила Эмма с легким недоумением в голосе.

– О разводе.

Этот лаконичный ответ заставил Эмму выпрямиться на стуле и испытующе посмотреть на Эмили.

– Ах, так ты и об этом слышала? – На лице ее появилось удивленное выражение.

Эмма усмехнулась и покачала головой:

– Есть вообще хоть что-нибудь, чего ты не знаешь о нашем драгоценном семействе?

– Почти нет, – ответила Эмили, хитро улыбаясь. – Но я никогда ни у кого ничего не выведываю, ты сама знаешь. Просто мне все сами про все рассказывают. Должно быть, я очень располагаю к откровенности. – Ее улыбка стала еще шире. – А потом я все рассказываю тебе. Кроме секретов, конечно. Никогда не подвожу тех, кто мне доверяет секреты. Никогда.

– Надеюсь, что нет, голубушка. Не забывай мое правило: мудрая голова да язык за зубами… Да, так кто же сказал тебе о разводе Энтони?

– Джим. Он заглянул ко мне в прошлые выходные. Ему нужно было узнать мое мнение об одном деле. Точнее говоря, ему нужен был совет. И он мельком упомянул о разводе. А ему сказала тетя Эдвина. Конечно же, она ужасно огорчена: ну как же, «скандал запятнает безупречное имя Дунвейлов» и прочие глупости в этом роде. Как будто кто-то в наши дни придает значение разводам. Но она наверняка нам всю плешь проест в ближайшие дни такими разговорами, помяни мое слово.

– Не думаю – ведь и Энтони приедет. Точнее, уже приехал.

– Приехал? Он здесь, у тебя, в этом доме? – теперь была очередь Эмили удивляться.

– Нет, он остановился у твоего дяди Рэндольфа в Мидлэме. И пробудет там всю следующую неделю. – Лукавые огоньки зажглись в глазах Эммы, и она не удержалась от соблазна поддразнить внучку: – Очевидно, все-таки есть кое-что, чего ты не знаешь, Эмили. Наш молодой граф остановился у Хартов, потому что он ухаживает за Салли. С очень серьезными намерениями. – Она не смогла удержаться от смеха, увидев выражение лица Эмили.

Та же была настолько ошеломлена этой новостью, что у нее буквально отвисла челюсть. Но не прошло и секунды, как она пришла в себя и ответила:

– Бьюсь об заклад, тетя Эдвина тоже еще не знает. Иначе она уже давным-давно добилась бы разрыва между ним и Салли. И она еще попытается это сделать.

– Она ничего не сможет сделать, – категорично сказала Эмма, и лицо ее приняло жесткое выражение. – Энтони давно уже совершеннолетний. Ему, слава Богу, уже тридцать три. Он не должен спрашивать разрешения у мамочки, да и вообще ни у кого. Вчера вечером я так ему и сказала. Я благословляю его. Откровенно говоря, я рада, что он хочет жениться на Салли. Она хорошая девушка, и очень славная. И по-моему, они подходят друг другу.

– Я тоже думаю, что Салли – очень славный человечек. Но я к ней пристрастна. Как, впрочем, и ты – и даже еще больше, потому что она так похожа на твою мать. Эдвина тоже будет пристрастна, но в другом смысле. – Эмили замолчала на секунду, подумав, как прореагирует на эту новость ее тетушка – наверняка очень бурно, – и воскликнула возбужденно: – О Господи, хотела бы я посмотреть на лицо тети Эдвины, когда она узнает, что он влюблен в Салли Харт! Она будет в ярости, бабушка! Она всегда изображает из себя великосветскую даму. А Салли – ведь ее от рабочего класса отделяет всего одно поколение.

– А кто тогда, по-твоему, Эдвина?

– Графиня. – Эмили хихикнула с некоторым злорадством. – И отпрыск семейства Фарли до самых кончиков ногтей. Она здорово изменилась с тех пор, как узнала, что ее отец – сэр Эдвин Фарли, и не кто-нибудь, а королевский адвокат! С тех пор она стала еще большим снобом, чем раньше. Ты зря рассказала ей правду об истории своей жизни и о старике Эдвине.

– Пожалуй, ты права.

Эмма повернула голову и посмотрела в окно, сосредоточенно думая о своем старшем внуке, Энтони Стэндише, сыне ее собственного первенца, Эдвины. Он был единственным сыном Эдвины от ее брака с графом Дунвейл, в нем была вся ее жизнь. Поскольку Эмма и Эдвина в течение многих лет не поддерживали никаких отношений, Эмма практически не знала Энтони, пока ему не исполнилось восемнадцать. Это было в 1951 году, когда ее брат Уинстон устроил примирение между ней и ее дочерью. «Правда, это, скорее, похоже не на примирение, а на вооруженный нейтралитет», – думала Эмма про себя. Но, по крайней мере, мы с мальчиком сразу почувствовали симпатию друг к другу, и, слава Богу, с тех пор сохраняем хорошие отношения.

Она была очень привязана к Энтони. Несмотря на сдержанную манеру держаться, он обладал большой внутренней силой, ясным умом и твердой волей, которые Эмма сразу же распознала и которым в душе порадовалась. После смерти отца он унаследовал его титул и земли в Ирландии. Энтони большей частью жил в Клонлуфлине, своем поместье в графстве Корк, но каждый раз, бывая в Англии, он не забывал навестить ее. Во время одного из таких своих приездов в Йоркшир, полгода назад, он и встретился снова, после долгого перерыва, с Салли, внучкой Уинстона, своей двоюродной сестрой. По словам Энтони, они полюбили друг друга с первого взгляда. «Это было как удар молнии, бабушка, – смущенно сказал он вчера вечером, посвящая ее в свою тайну. – И как только я закончу оформление развода с Мин, я собираюсь жениться на Салли». Эмма, которую это известие обрадовало до глубины души, не скрывала от него своей радости и обещала ему полную поддержку.

Чуть повернувшись, Эмма взглянула на Эмили и сказала:

– На твоем месте я бы не очень тревожилась за Энтони. Он вполне может за себя постоять. Я посоветовала ему не скрывать больше своих отношений с Салли – от своей матери, разумеется, – и на крестинах вести себя естественно. Пусть уж все узнают об этом раз и навсегда.

– Эдвина может устроить сцену. И очень некрасивую, – с опаской сказала Эмили, закатывая глаза к небу.

– Если она понимает, что для нее хорошо и что – плохо, то не устроит, – ответила Эмма с убийственным спокойствием. – Теперь поговорим о другом, Эмили. Ты сказала, что Джим просил у тебя совета. О чем?

– О подарке для Полы. Он купил нитку жемчуга, но не был уверен, что ей понравится. Но жемчуг просто восхитительный, и я сказала ему, что Пола будет в восторге.

– Хорошо. – Эмма посмотрела на часы. Она ощущала какое-то внутреннее беспокойство. – Я быстренько выпью еще чашечку кофе и, пожалуй, пойду к себе наверх, посижу над своими бумагами до прихода Полы.

– Я принесу тебе кофе. – Эмили вскочила, взяла чашку и пошла к буфету. Вернувшись, она сказала: – Во вторник, когда я была в Лондоне, я ужинала с Т. Б. Он передает тебе привет.

На лице Эммы появилась ласковая улыбка. Она всегда хорошо относилась к Тони Баркстоуну, первому мужу Элизабет, отцу Эмили и Александра. На протяжении многих лет они оставались добрыми друзьями. Тепло улыбаясь она спросила:

– Как он?

– В хорошей форме. Как всегда, мил и, кажется, счастлив. Нет, пожалуй, лучше будет сказать – обрел покой. А может быть, еще лучше – он в согласии с самим собой и принимает все таким, как есть. Да, это точнее всего: принимает все, как есть. – И Эмили тяжело вздохнула.

Вздох получился немного картинным, подумала Эмма. Но ведь Эмили действительно весьма романтическая девушка. Эмма знает, что она очень долго лелеяла надежду на родительское воссоединение. Что, на взгляд Эммы, было весьма маловероятно. Все еще глядя на Эмили, Эмма недоуменно подняла брови и повторила:

– Принимает все, как есть… Довольно неожиданные слова применительно к жизни твоего отца. Тебе не кажется?

– Да нет. Я действительно думаю, что он принимает то, что есть – свою новую семью в первую очередь. Но я не думаю, что он был по-настоящему счастлив с тех пор, как расстался с мамой. Откровенно говоря, бабушка, я думаю, он все еще любит ее. – Она сказала это очень многозначительно, пристально глядя Эмме в глаза, словно доверяя важную тайну.

– Чепуха!

– Нет, я точно знаю, что он ее страстно любил. Он однажды сам мне сказал. Я думаю, он все еще ее любит.

– Ну, это уж слишком, Эмили. Они же разведены уже бог знает сколько лет!

– Все равно, вполне может быть, что в эмоциональном отношении он так и не освободился от своей зависимости от нее. – Эмили склонила свою светлую головку на плечо и сморщила носик. – Безответная любовь и все такое. Ну, бабушка, не смотри на меня так скептически. Неужели ты не веришь, что такое возможно?

– Возможно. Но вряд ли разумно. Я абсолютно уверена, что у твоего отца достаточно здравого смысла, чтобы не вздыхать по Элизабет. Он давным-давно ее раскусил.

– Хотела бы надеяться, что ты права. Я уверена, что любить кого-то, кому ты безразличен, – это очень грустно, не говоря уж о том, что больно. В конечном счете, очень неразумно, как ты сама только что сказала. – На мгновение лицо Эмили приняло отсутствующее выражение, огромные зеленые глаза затуманились, и она сказала едва слышно: – Если бы только Сара поняла это…

Хотя она сказала это совсем тихо, Эмма услышала ее. Она со стуком поставила чашку на блюдце и, нахмурившись, в изумлении воззрилась на Эмили:

– Наша Сара? Она любит кого-то, кто не любит ее?

– О, черт! Бабушка, мне не следовало упоминать о Саре. Это вообще не мое дело, – бормотала Эмили, краснея и досадуя на себя. – Пожалуйста, не говори ей ничего, ладно? Ей будет очень неприятно.

– Не волнуйся, не скажу. Разве я когда-нибудь это делала? Так в кого же она влюблена? Ты же на это намекала? Не виляй!

Эмили колебалась. Ей вдруг очень захотелось вывернуться, придумать что-нибудь. Но она никогда в жизни не врала бабушке. Но, может быть, сейчас как раз тот случай, когда лучше «солгать во спасение»?

– В кого? – настаивала Эмма.

После минутного замешательства Эмили глубоко вздохнула и, чувствуя, что она в западне, еле слышно прошептала:

– В Шейна.

– Черт меня побери! – Эмма откинулась на спинку стула и по-прежнему испытующе смотрела на внучку. – Ну и ну… – сказала она, медленно расплываясь в улыбке.

Эмили подскочила на стуле, глаза ее загорелись и широко раскрылись, и она воскликнула:

– Бабушка, пожалуйста, не смотри так! Пожалуйста, не надо!

– А как я смотрю?

– Обрадованно. И заговорщически. Я знаю, что вы с дядей Блэки уже давно мечтали, что в один прекрасный день одна из нас или кто-то из дочерей семьи Харт выйдет замуж за Шейна О'Нила и соединит наши две семьи. Но он не проявляет интереса ни к одной из нас, кроме… – Эмили резко оборвала себя, проглотив конец предложения. Она пожалела, что не может проглотить и свой язык. На этот раз она действительно зашла слишком далеко. Она порывисто встала и подошла к резному буфету красного дерева и наклонилась над серебряной вазой с фруктами. – Пожалуй, я возьму банан, – сказала она, притворяясь беззаботной, как будто ничего не произошло. – А тебе дать, бабуля?

– Нет, спасибо, я не хочу. – Эмма откинула голову и, глядя на стоявшую к ней спиной Эмили, спросила: – Так кроме кого, Эмили?

– Никого, бабушка. – Эмили лихорадочно перебирала в уме, как бы получше выпутаться из неловкого положения, не возбудив еще больше подозрений бабушки. Она неторопливо вернулась к столу, плюхнулась на стул, взяла десертные нож и вилку и, наклонившись над тарелкой, сосредоточенно принялась за банан.

Эмма глядела на нее, понимая, что Эмили избегает ее взгляда и избегает ответа.

– Эмили, я же знаю, что ты чуть не сказала мне, к кому же Шейн питает интерес. Если кто-то знает об этом, так только ты. – Она коротко рассмеялась, стараясь не показать, как важен для нее этот разговор. – Ты всегда была для меня источником информации обо всех членах семьи. Да и не только о них, если уж на то пошло. Так что давай, заканчивай, что не договорила.

Эмили, все еще поглощенная тем, что снимала кожуру с банана, наконец подняла голову.

– Я не собиралась открывать никаких тайн – честное слово. Шейн и не посвящает меня в свои тайны, я понятия не имею о его любовных делах. А не договорила я потому, что собиралась сказать, что он не проявляет интереса ни к одной из нас, кроме как к девушке на одну ночь.

– Эмили, что за вздор ты несешь!

– Извини. – Эмили опустила глаза, а потом снова подняла их на Эмму, скромно глядя сквозь длинные полуопущенные ресницы. – Я тебя шокирую, да?

– В моем возрасте меня не так-то легко шокировать, девочка, – колко ответила Эмма. – Но твоя фраза о Шейне меня довольно сильно удивляет. Она не очень-то доброжелательна. Точнее, весьма недоброжелательна. – Вдруг какая-то мысль пришла Эмме в голову, и она испытующе посмотрела на внучку: – Он когда-нибудь делал такие предложения…

– Нет-нет… конечно, нет, – поспешно перебила Эмили, не давая Эмме закончить фразу. Потом она попыталась слегка переиначить свое первоначальное утверждение: – Мне просто кажется, что для него это так, – бормотала она, ненавидя себя за то, что возводит напраслину на Шейна, самого милого и славного человека в мире. – Я не хотела сказать о нем ничего плохого, бабушка. Честное слово, не хотела. К тому же разве можно винить его за то, что он немного ловелас, если женщины сами так и вешаются ему на шею? Он же не виноват.

– Конечно, нет, – признала Эмма. – Но, возвращаясь к Саре, я надеюсь, что эта ее безответная любовь к нему скоро пройдет. Невыносимо думать, что она несчастлива. Она в самом деле чувствует себя несчастной?

– Не знаю, бабуля, – ответила Эмили, не погрешив против правды. – Мы с ней говорили о Шейне только один раз, уже давно. Я думаю, она потом пожалела, что вообще заговорила со мной о нем. Но я по своим наблюдениям знаю, что она по-прежнему от него без ума. При каждом упоминании о нем она заливается краской. А в его присутствии она страшно смущается и вообще сама не своя. – Эмили встретилась взглядом с Эммой и, глядя ей в глаза прямо и открыто, добавила: – Она никогда никому ничего не скажет о своих чувствах. Сара по характеру очень скрытная и никогда ни с кем не делится.

Это последнее замечание снова заставило Эмму удивиться, но она решила пока не уточнять, что именно Эмили имеет в виду. Видя, что та огорчена, она поспешила успокоить ее:

– Тебе нечего опасаться из-за того, что ты рассказала мне. Не бойся, я не собираюсь говорить с Сарой о Шейне. Я ни за что не хочу ставить ее в неловкое положение. Она придет в себя, и все встанет на свои места – а может быть, уже и встало. – Взгляд Эммы остановился на вазе с весенними гиацинтами в центре стола. Она ненадолго задумалась обо всем, что узнала. А когда подняла голову, сказала Эмили с ласковой улыбкой: – Не хочу, чтобы ты подумала, что я сомневаюсь в твоей наблюдательности и твоих оценках, но иногда ты склонна давать волю своему богатому воображению. Может быть, ты ошибаешься относительно Сары. Вполне возможно, что она уже и думать забыла о Шейне, раз он совсем не проявляет к ней интереса. Видишь ли, она твердо стоит ногами на земле и трезво смотрит на мир.

– Да, бабушка, – ответила Эмили, хотя и не разделяла ее мнения о своей двоюродной сестре. Возможно, ей кажется, что Сара твердо стоит ногами на земле, но голова ее определенно витает в облаках. Эмили закусила губу: еще больше, чем раньше, она пожалела, что вообще заговорила о Саре. С ее стороны было ужасной ошибкой затеять такой разговор со своей всевидящей и все понимающей бабушкой. Беда в том, что она совершает эту ошибку не в первый раз. Эмма всегда играла главную и определяющую роль в ее юной жизни, и отказаться от детской привычки поверять ей все секреты очень трудно, а может быть, даже и невозможно. Но, по крайней мере, Эмили радовало одно – она спохватилась в последний момент и не выдала бабушке правды о Шейне. Бабушка любит его не меньше своих собственных внуков.

Мысль, что она не выдала его, несколько ободрила Эмили: внук Блэки ей нравился и вызывал ее восхищение. «Бедняга Шейн, – подумала она с грустью. – Какое ужасное бремя ему приходится нести!» Подавив вздох, Эмили в конце концов сказала:

– Пожалуй, я больше не хочу, – и отодвинула десертную тарелочку, сделав гримаску.

Эмме хотелось побыстрее завершить обед и заняться делами.

– Чем ты планируешь заняться после обеда? Ты ведь уже закончила все дела в универмаге в Хэрроугейте?

– Да, бабушка. Я закончила инвентаризацию, как ты хотела, и отобрала одежду для распродаж, – подробно объяснила Эмили, испытывая облегчение от того, что Эмма, кажется, выбросила из головы Шейна и Сару Лаудер. – А я пойду к себе в комнату. Когда я приехала, Хильда поручила одной из горничных распаковать мои чемоданы, но я предпочитаю разложить вещи сама.

– Чемоданы? Их что, несколько?

– Десять, бабушка.

– Десять? На уик-энд?

Эмили смущенно кашлянула и улыбнулась бабушке одной из самых своих обаятельных улыбок.

– Не совсем. Я думала пожить у тебя немного. Ты не возражаешь?

– Да нет, почему я должна возражать? – ответила Эмма неспешно, раздумывая, что бы это неожиданное решение Эмили могло означать. – А как же твоя квартира в Хедингли? – спросила она, немного нахмурившись.

– Я хочу отказаться от нее. Я уже давно подумываю об этом. Я решила продать ее – точнее говоря, просить тебя поручить Джонатану сделать это. Как бы то ни было, вчера вечером я упаковала большую часть одежды и других вещей, потому что я убедила себя, что ты на следующей неделе отправишь меня в Париж. Но раз я туда не еду, я могла бы пока пожить здесь, в Пеннистоун-ройял. Буду развлекать тебя, бабушка. Тебе не будет так одиноко.

«А мне и не одиноко», – подумала Эмма про себя, но вслух сказала:

– Возможно, я чего-то не понимаю, но когда я купила для тебя ту квартирку в ноябре прошлого года, мне показалось, что она тебе очень понравилась. А теперь разонравилась?

– Квартирка очень славная, правда, но… Если говорить честно, бабуленька, я была там одна-одинешенька, и никого рядом. Мне гораздо приятнее быть здесь. С тобой. – Эмили снова улыбнулась ей своей покоряющей улыбкой. – И еще к тому же – так интересней. И веселей.

– Ну, я-то считаю, что здесь очень скучно, – произнесла Эмма, поднялась и направилась к двери. Повернув голову, она добавила: – Но разумеется, я буду рада тебе, Эмили. – Она надеялась, что голос ее не звучал слишком неприветливо. «Сначала – близнецы, теперь – Эмили, – вздохнула она про себя. – С чего это вдруг все они решили перебраться ко мне? И именно сейчас, когда я надеялась в первый раз за всю мою жизнь пожить тихо и спокойно».

Пройдя энергичным шагом через огромный Каменный холл и поднимаясь по лестнице на несколько шагов впереди Эмили, Эмма вдруг задумалась: «А не поймать ли мне Блэки на слове и не согласиться ли все-таки на его маленькое предложеньице?»