"Мужчины в ее жизни (Удержать мечту)" - читать интересную книгу автора (Брэдфорд Барбара Тейлор)

Глава 24

Пола никогда не знала колебаний. Подобно Эмме, ее деятельная натура предпочитала ожиданию действие. Именно поэтому вынужденное бездействие в течение года – из-за катастрофы Джима и его последующего пребывания в психиатрической клинике – казалось ей невыносимым. Но она знала цену терпению и заставила себя ждать, ибо еще много месяцев назад поняла – как ни тяжело откладывать дело в долгий ящик, гораздо хуже поторопиться и наделать ошибок.

Теперь, после обстоятельного разговора с семейным адвокатом, верным Джоном Кроуфордом, она испытывала непередаваемое облегчение. Передав дело в его руки, она сняла со своих плеч огромный груз. Пола не сомневалась, что адвокат составит толковое соглашение о разводе, и, конечно, Джим поймет, что она настроена абсолютно серьезно, когда узнает о ее решительных шагах.

Лучась от вновь обретенного оптимизма. Пола пересекла Белгрейв-сквер и вошла в большой особняк, давным-давно купленный ее дедом. Полом Макгиллом. Она захлопнула за собой тяжелую дверь из стекла и литого железа, поднялась к парадному по короткой полукруглой лестнице и вошла внутрь, воспользовавшись своим ключом.

В просторной прихожей она скинула твидовое пальто, повесила его на вешалку и повернулась на звук шагов спешащего из глубины дома Паркера.

– О, миссис Фарли, я как раз гадал, стоит ли мне звонить вам в дом мистера Кроуфорда. У нас в гостиной – мистер О'Нил. Он уже давно ждет вас. Я приготовил ему коктейль. Вы хотите что-нибудь выпить, мадам?

– Нет, спасибо, Паркер.

Теряясь в догадках, что нужно дяде Брайану и почему он явился так неожиданно и без предварительного звонка. Пола распахнула дверь в гостиную и… застыла на пороге. Вместо ожидаемого Брайана перед ней предстал Шейн. Он весь расплывался в улыбке, как чеширский кот.

– Боже. – вскричала она. – Что ты здесь делаешь? – Пола закрыла за собой дверь ногой и бросилась ему в объятия, не помня себя от восторга.

Шейн поцеловал ее, взял за плечи и отстранил от себя на расстояние вытянутой руки.

– Я так волновался за тебя после наших ужасных телефонных разговоров в субботу и воскресенье, что решил вернуться домой. Два часа назад мой самолет сел в аэропорту Хитроу.

– О, Шейн, как жаль, что я побеспокоила тебя… но какая милая неожиданность – увидеться с тобой на несколько дней раньше, чем я ожидала.

Она увлекла его за собой к дивану, и они уселись, не разнимая рук. С веселым жизнерадостным смехом Пола сказала:

– Но послезавтра я улетаю в Нью-Йорк, и ты знаешь, что…

– Я думал, мы полетим вместе, – перебил он, с любовью окидывая ее взглядом своих темных глаз. – Вообще-то за последние полчаса у меня в голове зародился неплохой план. Я подумал: а не прогулять ли мне несколько дней? Тогда я смогу по дороге в Штаты утащить тебя на Барбадос в выходные. Что скажешь?

– О, Шейн, – начала Пола, но вдруг заколебалась. Ее лицо стало серьезным, и она сказала грустно:

– Я говорила тебе, что Джим спросил, есть ли у меня другой мужчина. И хотя я отрицала, не уверена, что мне удалось полностью убедить его. А вдруг кто-то увидит нас на Барбадосе? Или даже в одном самолете? Я не хочу делать ничего такого, что может подорвать мою позицию и поставить под сомнение мое право воспитывать детей. Он способен быть очень мстительным, уж поверь.

– Я понимаю твою озабоченность, милая, и обо всем уже подумал, – ответил Шейн. – Пойми, он никогда меня не заподозрит. Точно так же можно подозревать и твоего брата Филипа. К тому же тебе принадлежит мой салон мод на Барбадосе. У тебя есть все причины поехать туда с инспекционной проверкой. И наконец, в самолете нас никто не увидит, а в «Коралловом заливе» мы будем вести себя тише воды ниже травы.

– Никто нас не увидит? – повторила она. – Каким образом?

– У меня для тебя есть еще один сюрприз, Каланча. Я наконец-то получил тот частный самолет, который мы с папой решили приобрести для нужд компании. Я только что пересек на нем Атлантический океан, но давай забудем об этом и представим, что перелет на Карибы – самый первый его рейс. Ну же, скажи «да», любимая.

– Ну ладно, – согласилась Пола. Конечно же, путешествовать с Шейном совершенно безопасно. Он, в конце концов, друг ее детства. Печальное выражение испарилось с ее лица, в фиолетовых глазах засверкали веселые огоньки. – Это как раз то, что мне нужно после неприятностей последних дней.

– Совершенно верно, – ухмыльнулся он. – Нам, между прочим, надо подобрать подходящее название для самолета. Есть идеи?

– Нет, но я обязательно возьму с собой бутылку шампанского и разобью ее о борт, даже если мы не придумаем ему имя, – объявила Пола, испытывая неожиданную и тем более приятную радость от его общества. Ее сердце разрывалось от любви, и у нее слегка кружилась голова, как всегда рядом с ним после долгой разлуки. С Шейном весь мир преображался для нее. И все казалось возможным. Последние остатки тоски развеялись как дым.

Шейн потянул ее за руки и заставил встать.

– Я сказал Паркеру, что ты обедаешь не дома. Надеюсь, ты согласишься пойти со мной в ресторан? – Он ухмыльнулся своей мальчишеской улыбкой и поцеловал ее в лоб. Вдруг его лицо стало серьезным. – Я хочу услышать о твоей встрече с Джоном. Мы ее обсудим за бутылочкой хорошего вина и за вкусным обедом в «Белом слоне».

Дом опустел.

Эмили поняла это, сбежав легкой походкой по лестнице и замерев со склоненной набок головой в Овальном холле, в надежде услышать обычные по утрам звуки. Обычно то тут, то там раздавались голоса и всегда где-то играло радио. Но в сегодняшнее воскресное утро в конце января все покинули дом.

Эмили повернулась налево, в столовую. Ее мать стояла около окна с маленьким зеркальцем в руке и внимательнейшим образом изучала свое лицо.

– Доброе утро, мама! – весело воскликнула Эмили с порога.

Элизабет быстро повернулась и улыбнулась в ответ:

– А, Эмили, ты здесь. Доброе утро, дорогая. Эмили поцеловала мать в щеку, уселась за длинный деревенский стол и потянулась за кофейником.

– А где все?

Элизабет отозвалась не сразу. Она еще какое-то время исследовала свое лицо в ярких лучах льющегося в окна солнечного света, а затем тихонько вздохнула и присоединилась за столом к дочери.

– Лыжники ушли давным-давно, как всегда. Ты только что разминулась с Уинстоном. В последний момент он тоже решил покататься и очень спешил в надежде догнать остальных. Очевидно, ты так крепко спала, что он не решился будить тебя. Он просил передать тебе, что вы встретитесь за ленчем.

– Сегодня я никак не могла заставить себя встать, – пробормотала Эмили, помешивая кофе и с вожделением поглядывая на рогалики. Они пахли восхитительно. У нее слюнки потекли.

– Ничего удивительного. Вчера все легли ужасно поздно. Я сама расплачиваюсь за это сегодня. – Элизабет запнулась и бросила быстрый взгляд на дочь. – Как ты думаешь, мне надо сделать подтяжку век?

Со смехом Эмили поставила чашку и, подавшись вперед, внимательно посмотрела на глаза матери. Она давно привыкла к подобным вопросам и знала, что отвечать на них следовало со всей серьезностью. Наконец она отрицательно покачала головой.

– Ты действительно так считаешь, дорогая? – Элизабет снова посмотрела в зеркало.

– Господи, мама, ты же молодая женщина. Тебе только пятьдесят…

– Не так громко, дорогая, – прошептала Элизабет. Она положила зеркальце на стол и продолжала:

– Должна признаться, в последнее время я много об этом думаю. По-моему, у меня на веках появились морщинки. Марк уделяет такое внимание женской внешности, а поскольку я старше его…

– Я и не знала, что он моложе тебя! По виду не скажешь.

Элизабет явно расцвела от слов дочери.

– Приятно слышать, но увы – он действительно моложе.

– А на сколько? – Эмили, не в силах больше бороться с искушением, потянулась за рогаликом и разломила его пополам.

– На пять.

– Господи, какие пустяки. И выкинь ты из головы мысль об операции – ты красивая женщина и выглядишь ничуть не старше сорока лет. – Эмили запустила нож в груду янтарного масла, щедро намазала булочку, а сверху добавила персикового джема.

Элизабет на миг отвлеклась от мыслей о собственной персоне и неодобрительно посмотрела на дочь.

– Неужели ты собираешься все это съесть, дорогая? Там же сплошные калории. Эмили усмехнулась:

– Еще как собираюсь. Я умираю от голода.

– Тебе следует следить за фигурой, Эмили. У тебя ведь с детства склонность к полноте.

– Вернусь домой – объявлю голодовку. Элизабет устало покачала головой, но, зная, что с дочерью бесполезно спорить, заметила:

– Ты обратила внимание, как Марк флиртовал с той француженкой-графиней на вчерашней вечеринке?

– Нет, не обратила. Но ведь он флиртует со всеми. Он ничего не может с собой поделать, и я не сомневаюсь, что его ухаживания не значат ровным счетом ничего. Успокойся, мама. Ему повезло, что у него есть ты.

– А мне повезло с ним. Он очень добр ко мне – если говорить правду, из всех моих мужей он самый лучший.

Эмили не испытывала такой уверенности и, не удержавшись, воскликнула:

– А как же папа? Он чудесно к тебе относился. Мне очень жаль, что ты его оставила.

– Естественно, ты необъективна к Тони. Ведь он – твой отец. Но ты ведь не имеешь понятия, как складывались между нами отношения. Я имею в виду в последнее время. Ты была совсем еще ребенком. Однако я не хочу, вытаскивать на свет божий грязное белье моего первого брака и рассматривать его с тобой вместе под микроскопом.

– Очень мудро с твоей стороны, – едко заметила Эмили и впилась в булочку, чувствуя, что они ступили на зыбкую почву.

Элизабет пристально посмотрела на дочь, но у нее тоже хватило ума попридержать язык. Она налила себе еще одну чашку кофе, закурила сигарету и принялась разглядывать Эмили, отметив про себя, как мила она сегодня утром в изумрудно-зеленом свитере и брючках под цвет глаз. После без малого двух недель, проведенных в Швейцарских Альпах, ее волосы стали еще светлее, а тонкое лицо покрылось слабым загаром. Элизабет вдруг подумала: как здорово, что они с Марком приняли приглашение Дэзи погостить во взятом напрокат домике-шале. Она наслаждалась обществом своих детей и радовалась вниманию, которое оказывал им Марк, особенно Аманде и Франческе.

Между двумя кусками рогалика Эмили выговорила:

– Пожалуй, несколько попозже я поеду в город. Мне надо кое-что купить.

– Отличная идея, – заметила Элизабет. – И ты сможешь довезти меня до парикмахерской. Эмили рассмеялась:

– Ты же была там только вчера, мама!

– Ну, Эмили, давай не будем пускаться в дискуссию относительно моей прически. Ты поступай по-своему, а я – по-своему.

– Хорошо. – Эмили поставила локти на стол и продолжила:

– Я смутно вспоминаю, что сегодня утром в несусветную рань Аманда и Франческа ворвались в нашу комнату и покрыли поцелуями нас с Уинстоном. Из чего я заключаю, что Александр уволок их в Женеву – бесспорно, вопреки их рыданиям и мольбам.

Элизабет кивнула:

– Они действительно упирались. Не знаю почему, но они терпеть не могут свою школу на Женевском озере. Но они успокоились, когда выяснили, что Дэзи поедет в Женеву тоже. Ей захотелось пройтись по магазинам, и она решила составить Александру компанию. Они собираются, прежде чем отвезти девочек в школу, устроить им обед в отеле «Ричмонд». Мне он очень нравится, Эмили, и я пообещала двойняшкам, что на Пасху прилечу к ним в Женеву из Парижа на пару дней. – Вдруг Элизабет пришла в голову новая мысль, и она тепло улыбнулась:

– А почему бы вам с Уинстоном не присоединиться к нам? Я приглашаю вас в «Ричмонд». Мы замечательно проведем там время.

Такое беспрецедентное предложение приятно удивило Эмили, и она ответила:

– Симпатичная идея. Спасибо за приглашение. Я посоветуюсь с Уинстоном и скажу тебе, что мы решили. – Эмили задумчиво потянулась за следующим рогаликом.

– Пожалуйста, не ешь его, дорогая!

С несколько смущенным видом Эмили убрала руку.

– Да, ты права. От них очень толстеют. – Она встала. – Пожалуй, пойду-ка я наверх собираться в город. А то если я останусь здесь болтать с тобой, то непременно опустошу всю тарелку.

– Я тоже пойду наверх, – подхватила Элизабет. – Мне нужно переодеться. Эмили застонала:

– Но ты выглядишь просто великолепно, мама. Зачем.;, ты ведь всего-навсего собралась в парикмахерскую.

– Никогда не знаешь, на кого можешь наткнуться, – возразила Элизабет и, взглянув на часы, добавила:

– Еще нет и одиннадцати. Я провожусь не более получаса. Обещаю.

К великому облегчению Эмили, ее мать на сей раз сдержала слово, и уже через несколько минут после одиннадцати тридцати девушка включила зажигание и отъехала от домика. Он располагался в маленьком хуторке на окраине Шамони, очаровательного старинного городка, уютно устроившегося у подножия Монблана. Когда Эмили выехала на главную дорогу, она не смогла сдержать восхищения величественным пейзажем, от которого у нее всегда захватывало дух.

Долина Шамони, ограниченная с одной стороны подножием Монблана, с другой – хребтом Агулле-Руж, представляла собой естественную платформу, с которой открывался прекрасный вид на высочайшую вершину Европы. И сейчас, глядя на Монблан и окружающие его горы, Эмили невольно почувствовала свое ничтожество на фоне их красоты и величия. Покрытые снегом вершины, блистая в ярких солнечных лучах, поднимались в высокое ярко-голубое небо, по которому проплывали белые пушистые облака.

Словно прочитав мысли дочери, Элизабет воскликнула:

– Какое впечатляющее зрелище! И какой замечательный день!

– Да, – согласилась Эмили. – Не сомневаюсь, что наши фанатичные лыжники сейчас счастливы до смешного на склонах гор. – Она искоса посмотрела на мать. – Кстати, Марк тоже поехал с дядей Дэвидом и остальными?

– Да, и Мэгги тоже.

– О, – удивленно протянула Эмили. – А я думала, что она вместе с Александром поехала в Женеву, – Она предпочла покататься на лыжах и получить максимум удовольствия напоследок – ведь завтра они возвращаются в Лондон.

– Ян и Петер составят им компанию, как сообщил мне Ян вчера вечером, – поделилась Эмили новостями о единственных гостях ее дяди и тети, не являвшихся членами семьи.

– Я пыталась убедить их задержаться еще на несколько дней, – заметила Элизабет. – Они мне весьма симпатичны, а он так просто очаровашка.

– Петер Коль? Ну, мама, у тебя и вкусы! По-моему, он жуткая зануда. Надутый, как индюк, – хихикнула Эмили. – Но он проявляет к тебе особое внимание, и за прошедшие десять дней я перехватила не один взгляд Марка, направленный в его сторону. Думаю, старый лягушатник ревнует тебя со страшной силой.

– Пожалуйста, не называй Марка старым лягушатником, дорогая. Это очень невежливо и некрасиво, – нахмурилась Элизабет, но тут же засмеялась. – Так ты считаешь, что Марк ревнует к Петеру? Интересная новость. Хм-м…

– Очень. – Эмили улыбнулась про себя, зная, какой счастливой сделало ее мать это столь важное для нее сообщение. Ее мать совсем потеряла голову из-за Марка Дебоне. «Из-за этой змеи», – подумала Эмили. Она презирала его и не доверяла ему ни на грош. Элизабет тем временем пустилась в пространные восхваления многочисленных достоинств нового мужа. Эмили кивала, хмыкала в знак согласия, но на самом деле слушала лишь вполуха. Ее раздражало, когда мать начинала распространяться о нем, и Эмили с облегчением увидела перед собой улицы Шамони.

Оставив «Ситроен» на стоянке, обе женщины быстро направились вдоль одного из главных городских бульваров по направлению к маленькой площади, на которой располагалась парикмахерская. У дверей салона Эмили спросила:

– Сколько тебе нужно времени?

– О, не больше часа, дорогая. Мне только причесаться. Давай встретимся в том маленьком бистро на противоположной стороне площади. Выпьем по аперитиву, перед тем как вернуться в шале на ленч.

– Хорошо. Пока, мама.

Эмили не спеша обошла вокруг площади, заглядывая в витрины. Ей предстояло купить совсем немного, а убить требовалось целый час, поэтому она не торопилась. Обследовав всю площадь, она прошла вниз по бульвару в направлении салона, где продавались очень оригинальные горнолыжные костюмы. Продавцы в салоне знали ее, и она двадцать минут потратила, болтая с ними и примеряя то одно, то другое, но ей ничего не понравилось.

Оказавшись снова на улице, Эмили забрела в аптеку, купила нужную ей мелочь, сунула покупки в сумку через плечо и медленно побрела назад, припомнив по дороге, что ей надо еще подобрать несколько открыток для друзей в Англии.

Вдруг она застыла в изумлении. Навстречу ей шагал Марк Дебоне собственной персоной. Он очень спешил и выглядел чрезвычайно занятым. Очевидно, он ее не заметил.

Когда они поравнялись, Эмили ехидным голосом произнесла:

– Какая неожиданная встреча, Марк. А мама считает, что вы катаетесь с гор.

Марк Дебоне, застигнутый врасплох, вздрогнул и растерялся. Однако он быстро взял себя в руки и воскликнул:

– А, Эмили, Эмили, дорогая. – Потом взял ее за руку и дружелюбно сжал ладонь. Затем добавил на превосходном английском языке, но с галльским акцентом:

– Я передумал и решил пройтись. У меня разболелась голова.

Эмили наклонилась к нему поближе и язвительно заметила:

– И это не единственная ваша неприятность, Марк. У вас следы губной помады на воротнике свитера.

Он продолжал улыбаться, хотя глаза его смотрели на нее с осуждением. Затем он усмехнулся:

– Эмили, на что ты намекаешь? Бесспорно, это помада твоей матери.

Не обращая внимания на его слова, она сказала:

– Мама сейчас в парикмахерской. Мы встретимся с ней в бистро напротив. В час. Она очень огорчится, если вы к нам не присоединитесь.

Эмили казалась воплощенной вежливостью, но ее зеленые глаза смотрели обжигающе холодно.

– Я ни за что не хочу огорчать Элизабет. Я приду. Чао, Эмили.

Он взмахнул рукой в знак приветствия и пошел дальше таким же быстрым шагом.

Эмили провожала его глазами, пока он не перешел дорогу и не свернул в боковую улочку. «Интересно, куда он направился? Мерзавец, – подумала она. – Готова поспорить, у него интрижка с той мерзкой графиней со вчерашней вечеринки, которая такая же француженка, как я». Преисполнившись презрения, Эмили скорчила гримаску, развернулась на каблуках и отправилась дальше в поисках газетного киоска.

Вскоре она его обнаружила и, поскольку до часа оставалось еще время, не спеша покопалась в свежих журналах. Потом она посмотрела на часы и увидела, что пришла пора встречи с матерью. Эмили выбрала с витрины несколько открыток с видом Шамони и отправилась платить за покупки.

Наконец она положила в сумку открытки и сдачу и улыбнулась продавщице:

– Мерси, мадам.

Та собралась отвечать, но вдруг замолчала и прислушалась, склонив голову набок. Тут же послышался странный нарастающий шум, внезапно перешедший в оглушительный грохот.

– Похоже, что-то взорвалось, – воскликнула Эмили.

Женщина уставилась на нее глазами, полными ужаса.

– Нет! Это лавина! – С неожиданным для ее полного тела проворством продавщица метнулась к телефону.

Эмили подхватила сумку и устремилась к выходу. Двери магазинов пооткрывались, и из них выбегали люди. На их лицах, как на лицах прохожих, читался ужас.

– Лавина, – прокричал какой-то мужчина в ухо Эмили и на бегу показал рукой в направлении Монблана.

Эмили замерла на месте, не в силах шевельнуться. Даже отсюда она видела, как огромная масса снега, набирая скорость, летела вниз по склону горы, оставляя за собой пустыню в несколько тысяч футов шириной. Гигантские груды снега катились вниз все быстрее и быстрее, сметая все на своем пути. В кристально чистый воздух вздымались, подобно океанским валам, огромные облака снежинок, поднятых обвалом, и завихрялись миллионами крошечных смерчей.

Две полицейские машины под вой сирен пронеслись по улице с головокружительной скоростью. Их пронзительный визг вырвал Эмили из транса. Она заморгала и вдруг почувствовала, как кровь холодеет в ее жилах. «Там Уинстон. И все остальные. Дэвид. Филип. Джим. Мэгги. Ян и Петер Коль».

Она начала дрожать как лист. К ней все еще не вернулась способность двигаться. Ноги ее подкосились от охватившего и подавившего ее страха.

– О боже! Уинстон! – вслух закричала Эмили. – Уинстон! О боже! Нет!

Звук собственного голоса как будто придал ей сил. Она пустилась бегом вдоль тротуара, низко опустив голову. Все быстрее и быстрее мчалась она по направлению к подъемнику, который, как ей было известно, находился неподалеку.

Сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. Ей не хватало дыхания, но она заставляла себя бежать дальше и дальше, почти ничего не видя сквозь пелену слез. «О боже, не дай Уинстону умереть. Пожалуйста, сохрани Уинстона. И остальных тоже. Пусть все останутся в живых. Господи, лишь бы никто из них не погиб».

Эмили услышала топот множества бегущих ног.

Другие люди догоняли и обгоняли ее. Все устремились к подъемнику, который уже показался невдалеке. Какой-то мужчина, обгоняя, толкнул ее так, что Эмили чуть не упала. Но она устояла на ногах и продолжала бежать, подстегиваемая страхом.

Когда она наконец добежала, ей казалось, что ее сердце вот-вот остановится. Но только у подъемника Эмили замедлила бег и остановилась, жадно хватая ртом воздух. Она прижала руку к груди, хрипло дыша. Эмили без сил прислонилась к одной из полицейских машин, припаркованных у терминала, и начала рыться в сумке. Наконец она нашла платок и вытерла пот с лица и шеи. Она попыталась взять себя в руки и приказала себе сохранять спокойствие.

Через несколько секунд к Эмили возвратилось нормальное дыхание, она распрямилась и посмотрела по сторонам. Испуганным взглядом она окинула толпу, собравшуюся здесь за какие-то пятнадцать минут.

В ней жила безумная надежда, что Уинстон закончил кататься до схода лавины. Она молилась, чтобы он оказался среди толпившихся вокруг горожан и туристов. Эмили бросилась в самую гущу народа, лихорадочно глядя по сторонам в поисках мужа. От волнения у нее потемнело в глазах. Внезапно у нее подкосились ноги. Его здесь нет.

Эмили отвернулась и прижала ладони ко рту. Ужас овладел ею. Нетвердым шагом она вернулась к полицейской машине и прислонилась к капоту. Сердце ее сжало, как обручем. Никто не выживет после такой лавины. Она неслась вниз с такой скоростью, что просто раздавила все на пути. Эмили закрыла глаза. Она не чувствовала под собой ног, словно они принадлежали кому-то другому.

Вдруг пара сильных рук подхватила ее и повернула.

– Эмили! Эмили! Я здесь!

Она открыла глаза. Уинстон. Она ухватилась за его лыжную куртку слабыми от счастья руками и, вся сморщившись лицом, разразилась слезами.

Уинстон прижал к себе ее безвольно повисшее тело и принялся утешать жену.

– Все в порядке. Все хорошо, – повторял он снова и снова.

– Слава богу! Слава богу! – шептала Эмили. – Я думала, ты погиб. О Уинстон, хвала Создателю, ты жив! – Тут она вгляделась в его озабоченное лицо. – А остальные? – начала она и осеклась, увидев печальное выражение его лица и крепко сжатые скулы.

– Я не знаю, что с ними. Надеюсь, они спаслись. Мне остается только молиться, – ответил Уинстон и обнял жену.

– Ноты…

– Я не катался сегодня утром, – перебил ее Уинстон отчаянным голосом. – Когда мы приехали, я опоздал сесть в подъемник. Немного постоял, дожидаясь следующего, но потом передумал. Меня мучило небольшое похмелье, и вдруг меня замутило. Поэтому я развернулся и пошел в город. Купил английские газеты, посидел в кафе, выпил. Когда я почувствовал себя лучше, время для лыж уже прошло, поэтому я пробежался по магазинам. Я находился на автомобильной стоянке и укладывал покупки и лыжное оборудование в машину, когда услышал грохот, подобный взрыву. Рядом со мной стоял какой-то американец. Он прокричал что-то о лавине, о том, что его дочь на склоне, и побежал, как сумасшедший. Я последовал за ним, зная… – Уинстон сделал глотательное движение, – зная, что все из нашего домика, ну, практически все, тоже на горе.

Эмили почувствовала, как в ней вдруг проснулась надежда.

– А может, они решили кататься на другом склоне?

Уинстон с печальным видом покачал головой. Эмили схватила его за руку:

– О Уинстон! Он успокоил ее:

– Перестань, Эмили, ты должна проявить силу и храбрость… – Тут он замолчал и повернул голову, услышав, как его зовут по имени. К ним бежали Элизабет и Марк Дебоне. Уинстон помахал им рукой, перевел взгляд на жену и заметил:

– Сюда идут твоя мать и Марк.

Элизабет бросилась к Уинстону и повисла у него на шее с криком:

– Ты жив, ты жив. Как я перепугалась за тебя, Уинстон. – Она окинула его тревожным взглядом. Ее лицо казалось белее снега, но она держала себя в руках. Элизабет обняла дочь и спросила:

– А что известно об остальных, Уинстон? Ты видел кого-нибудь из нашей родни или Яна и Петера?

– Нет. Видите ли, я не катался сегодня утром. Передумал.

Вдруг в толпе произошло какое-то движение. Все обернулись. Прибыли команды спасателей – профессиональные горнолыжники с рюкзаками за спинами и с немецкими овчарками на поводке. За ними следовали еще полицейские, отряд французских солдат и представители городских властей.

– Пойду задам несколько вопросов, – пробормотал Марк и решительным шагом направился к ним.

– Лавина прошла! – воскликнул Уинстон. – Вы заметили, что лавина прошла?

Элизабет недоуменно посмотрела на него:

– Она прошла еще тогда, когда мы с Марком бежали сюда. После оглушающего грохота тишина показалась такой зловещей.

Прежде чем Уинстон успел ответить, вернулся Марк.

– Спасатели сейчас поднимутся наверх. У них в рюкзаках самое современное оборудование. Прослушивающие приборы, щупы, ну и, конечно, собаки. Нам остается надеяться на лучшее.

– А есть ли хоть какая-то надежда? – тихо, напряженным голосом спросил Уинстон.

Марк заколебался. Ему хотелось сказать утешительную ложь, но затем он передумал.

– Маловероятно, – тихо пробормотал он. – Лавина шла с огромной скоростью, где-то между ста двадцатью и двумястами милями в час… да еще и масса, вес снега. И все же… – Он выдавил из себя бодрую улыбку. – Известны случаи, когда люди выживали после таких огромных лавин и обвалов. Все зависит от того, где находиться во время катастрофы. Те, кто ниже, имеют больше шансов, если они знают, что надо тут же скинуть лыжи, отбросить палки и руками делать движение, как при плавании. Тогда перед лицом образуются пустоты с воздухом. Даже если тебя завалит снегом, очень важно продолжать делать такие движения, и тогда тело окажется окруженным воздухом. Люди по несколько дней оставались живы под снегом благодаря пустотам с воздухом.

– Дэвид, Джим и Филип – опытные лыжники, – тревожно произнесла Эмили. – Но Мэгги…

Элизабет подавила крик ужаса, рвавшийся у нее из груди. Она выдохнула:

– Мы должны проявить мужество и надеяться. Пожалуйста, не надо говорить такие страшные вещи – они убивают во мне уверенность. Я обязана продолжать верить, что они все живы.

Марк обнял ее:

– Ты права, cherie. Мы должны надеяться на лучшее.

Уинстон обратился к Эмили:

– Думаю, тебе следует отвести твою мать в одно из ближайших кафе. Подождите там. Здесь вам делать нечего.

– Нет! – яростно воскликнула Эмили и обожгла его возмущенным взглядом. – Я хочу остаться здесь, с тобой. Прошу тебя.

– Да. Мы останемся здесь, – поддержала дочь Элизабет. Она высморкалась и попыталась вернуть остатки прежнего спокойствия. Тихо про себя Элизабет начала молиться.

Ровно через час после схода лавины спасатели и собаки поднялись наверх в кабинах подъемника.

Прошло еще около часа, и они вернулись с первыми восемью найденными людьми. Пять из них оказались мертвы. Трое чудом спаслись. Две из них были молодые девушки. Один – мужчина.

– Филип! – воскликнула Эмили и, вырвавшись из рук Уинстона и матери, бросилась навстречу кузену.

Филипа поддерживал один из спасателей. Когда он, хромая, двинулся навстречу ей, Эмили увидела, что одна сторона его лица исцарапана и покрыта спекшейся кровью. Его ярко-голубые глаза были словно подернуты пеленой. Но в остальном он, похоже, избежал серьезных повреждений.

– Филип! – причитала Эмили. – Слава богу, ты жив. У тебя ничего не сломано?

Он покачал головой. Несмотря на отсутствующее выражение глаз, он узнал кузину и потянулся к ней.

Спустя мгновение его окружили Уинстон, Элизабет и Марк и засыпали вопросами. Однако Филип только беспомощно тряс головой и не произносил ни слова.

Лыжник, нашедший его, сказал на ломаном английском:

– Этот человек, ваш друг, ему повезло… Он знал, что делать. Он не паниковал. Он выкинул палки… и лыжи… делал руками, как плыл. Да, ему очень повезло… он находился внизу склона… закончил спуск. Его завалило небольшим слоем снега… только десять футов… собаки… они нашли его. Сейчас… если позволите… Мы пойдем. На пункт первой помощи – вон там.

Филип наконец заговорил. Он спросил хриплым голосом:

– Папа? Мэгги? Остальные?

– Пока никаких новостей, – ответил Уинстон. Филип закрыл глаза, потом поднял веки и позволил увести себя.

Уинстон повернулся к Эмили:

– Вы с мамой лучше проводите Филипа. А мы с Марком подождем здесь. Когда вы убедитесь, что у него нет никаких внутренних травм, я хочу, чтобы вы втроем вернулись в шале.

Эмили начала было протестовать, но Уинстон резко оборвал ее:

– Пожалуйста, Эмили, не спорь. Пригляди за Филипом. И кому-то необходимо находиться в домике… когда Дэзи и Александр вернутся из Женевы.

– Да, – согласилась Эмили, признавая его правоту. Она поцеловала мужа и бегом последовала за матерью, ушедшей вперед вместе с Филипом и спасателем.

Уинстон и Марк стояли еще целый час, без конца курили, время от времени перебрасывались парой слов или заводили разговоры с другими людьми, также несшими печальную вахту у подножия подъемника.

Команды спасателей беспрерывно поднимались в гору и спускались вниз. Еще четверо оказались живы, а девятерых привезли мертвыми.

В четыре часа вернулась еще одна группа спасателей, которая бесконечно долго обыскивала верхнюю часть склона. Они привезли тела еще пятерых отдыхающих, застигнутых лавиной. Печальная новость быстро облетела всех. Ни один из пятерых не выжил.

– Надо пойти посмотреть, – предложил Уинстон, швырнул сигарету на землю и затоптал ногой окурок. Собравшись с духом, он повернулся к Марку:

– Вы пойдете со мной?

– Да, Уинстон. Нет смысла откладывать. Тела лежали на носилках. Не дойдя до них несколько метров, Уинстон вдруг резко остановился. Сила воли покинула его, но все же он заставил себя после короткой остановки сделать еще несколько шагов.

Он почувствовал, как Марк взял его под руку, и услышал сочувственный голос француза:

– Я переживаю вместе с вами. Какая трагедия для всей вашей семьи.

Уинстон не смог ничего ответить.

Он не отрывал глаз от пяти человек на носилках. Двоих из них он не знал, но остальные трое… На какой-то миг все смешалось у него в голове. Нет, невозможно, чтобы они умерли. Всего несколько часов назад они весело завтракали все вместе.

С шумом втянув воздух и проведя рукой по наполнившимся слезами глазам, Уинстон пошел опознавать тела Дэвида Эмори, Джима Фарли и Мэгги Баркстоун – все они оказались жертвами роковой лавины. И он думал о Дэзи и Александре, которые сейчас ехали на машине из Женевы, о Поле, которая сейчас в Нью-Йорке. Он не знал, где взять сил, чтобы сообщить им трагическую весть.