"Танцуя на радуге" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава 4

Маркиз заехал за Лореттой в восемь часов.

Ее не оставляло чувство, что она поступает неразумно, и тем не менее она с необычайным волнением ждала его. Он пригласил ее пообедать с ним.

Когда Ингрид услышала о его приглашении, она воскликнула:

— Мне казалось, что он был очень к тебе внимателен во время завтрака, но правильно ли ты поступаешь, продолжая этот маскарад? Ты же познакомилась с ним, убедилась, какой он. Неужели этого недостаточно?

Лоретта почувствовала по ее тону, что Ингрид очень встревожена.

Теперь, когда она познакомилась с маркизом, ей стало гораздо яснее, почему Ингрид боится за нее.

Во время завтрака, как единственная гостья, она сидела по правую руку Хью, хозяина дома.

А так как Фабиан де Соэрден сидел слева от него, они оказались прямо друг против друга.

Когда она села, то вдруг заметила, что от других мужчин его отличает еще и особое выражение глаз, будто в них все время прятался смех.

Казалось, мир представляется ему очень забавным местом.

Однако иронический изгиб его губ сказал ей, что смех этот язвителен.

Она обнаружила, что ей нестерпимо хочется смотреть на него, и поспешила заговорить со своим соседом справа.

Пока завтрак продолжался, она узнала, что он граф Эжен де Марэ.

Он был уже не первой молодости, лет под сорок, и тотчас начал флиртовать с ней, как она и ожидала.

В каждое слово он вкладывал намек и осыпал ее такими немыслимыми комплиментами, что они не смущали ее, а только забавляли. Однако она успевала слушать и то, о чем говорилось за столом, и эта общая беседа показалась ей очень интересной.

И она с удовольствием убедилась, что понимает почти все, что обсуждали гости.

Ее отец, хотя и редко слушал других, был очень умным человеком и за столом имел обыкновение подвергать подробной критике все, что писали утренние газеты. Поэтому Лоретта неплохо представляла себе политическое положение во Франции. Она знала подробности скандала, который привел к падению премьер-министра и уходу в отставку президента Греви, который сложил с себя полномочия, когда выяснилось, что его зять торговал представлениями к различным наградам и особенно заветному ордену Почетного легиона.

Таким образом, она могла принять участие в беседе и говорила так уместно и умно, что, как ей показалось, Ингрид смотрела на нее с одобрением.

Однако она все-таки удивилась, когда маркиз сказал ей через стол:

— Неужели вы не только красивы, но и умны? Нечестно, когда простому смертному приходится иметь дело с подобным сочетанием!

Лоретта засмеялась. А потом сказала:

— Как вы прекрасно знаете, месье, я всего лишь скромная ученица, внимающая великим мудрецам.

— Я убежден, все присутствующие здесь должны быть весьма польщены таким мнением о себе, — сказал маркиз насмешливо.

Но Лоретта сказала, следуя ходу своей мысли:

— Так, вероятно, беседовали между собой древние греки и тем научили мыслить цивилизованный мир.

Маркиз посмотрел на нее вопросительно, но тут же воскликнул:

— Ну конечно! Теперь я понял, что мне чудилось с первой минуты, когда я вас увидел! Вы явились к нам из Греции, но только не из Афин, а с Олимпа!

Лоретте стало смешно. Она не сомневалась, что эту фразу он говорил уже много раз: слишком уж легко и гладко он ее произнес.

И тем не менее он казался искренним. Но она тут же сказала себе презрительно, что все это входит в роль.

Вспомнив наставления Ингрид, она снова попыталась бросить на него холодный взгляд и повернулась к Хью, чтобы спросить его о возможности революции, которую горячо обсуждал ее отец.

— Не думаю, что может произойти подобный взрыв, — ответил Хью. — Франция становится все более преуспевающей, все более буржуазной. Бедности здесь стало заметно меньше, чем в прошлом.

— Не понимаю, — вмешался маркиз, — почему леди Бромптон так занимают наши проблемы. Если она, разумеется, не принадлежит к тем пылким любителям реформ, которые постоянно вмешиваются в чужие дела и забывают свои собственные.

Прежде чем Лоретта успела придумать достаточно колкий ответ, граф, ее сосед справа, сказал:

— Что до меня, я согласен, чтобы леди Бромптон вмешивалась во что угодно, до тех пор пока это связано со мной. Единственное, чего я хотел бы, чтобы она не забывала меня.

Судя по его тону, он считал, что его забыть невозможно.

Лоретта, желая показать маркизу, что он ее нисколько не заинтересовал, ответила с обворожительной улыбкой:

— Уверяю вас, месье, мне было бы очень трудно забыть того, кто сказал мне столько приятного!

И тут же она подумала, что несколько выбилась из роли ненавистницы мужчин. А потому сжала губы и замолчала. Впрочем, ее вскоре увлек спор, разгоревшийся за столом. Она догадалась, что Ингрид нарочно выбрала узкий стол, чтобы гостям было легко разговаривать не только с соседями, но и с сидящими напротив.

Мало-помалу она убеждалась — как и подтвердилось в дальнейшем, — что французы, обсуждая политические вопросы, всегда словно произносили речи с трибуны и ждали, что остальные будут их внимательно слушать.

Как непохоже это было на довольно чопорную атмосферу званых завтраков и обедов, на которых ей довелось присутствовать дома!

Невольно Лоретта снова оживилась и начала высказывать свое мнение, едва речь касалась знакомых ей тем.

Когда они покинули столовую, маркиз подошел к ней со словами:

— Леди Бромптон, вы обещали, что позволите мне показать вам Париж. Предлагаю для начала посмотреть, как он красив вечером.

Лоретта взглянула на него с удивлением, а он продолжал:

— Я предлагаю вам отобедать в истинно французском ресторане с лучшей в Париже кухней, а потом мы прокатимся по набережным Сены.

Он улыбнулся ей.

— Конечно, их стоит осмотреть и днем, но, думаю, вы согласитесь со мной, что нет ничего красивее и романтичнее Сены в вечерние часы.

Лоретта заколебалась.

Обедать наедине с мужчиной? Нет, этого никак нельзя!

Но тут она вспомнила, что ее считают замужней женщиной, а во Франции в отличие от Англии не считается предосудительным, если дама обедает с кем-то в ресторане.

А уж тем более раз она бросила вызов всем условностям, поселившись у Ингрид.

— Я не приму отказа, — продолжал маркиз, не дожидаясь ее ответа. — А потому, леди Бромптон, не заставляйте меня упасть на колени, вымаливая ваше согласие.

— Вам незачем прибегать к столь эксцентричным театральным позам, — холодно уронила Лоретта. — Я только что приехала в Париж и поэтому пока свободна от других обязательств и буду в восторге принять ваше любезное приглашение, месье.

— Благодарю вас! И глубоко ценю оказанную мне честь!

Сказал он это с той же спокойной невозмутимостью, с какой говорила она, но Лоретта заметила веселый блеск в его глазах и поняла, что на самом деле он посмеивается над ней.

Тут к ним подошла Ингрид и сказала:

— Я не ослышалась? Вы пригласили мою подругу Лору пообедать с вами нынче вечером, Фабиан?

— Я пригласил ее, — ответил маркиз, — и она приняла приглашение.

— В таком случае, прошу вас, постарайтесь ничем ее не расстроить.

— Но каким образом?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — сказала Ингрид. — Она приехала ко мне, так как ей нужны моя помощь и поддержка, и могу сказать лишь, что вы не тот человек, чтобы оказать их ей, и были бы последним, к кому я обратилась бы за содействием в данное время.

— Ну вот, вы опять со мной жестоки! — запротестовал маркиз. — Чем я заслужил подобную немилость?

— Вы знаете, Фабиан, что Хью и я очень вас любим, — ответила Ингрид. — Такого, каков вы есть. Но мне кажется, я должна защитить от вас мою подругу просто потому, что она вела в Англии очень спокойную жизнь и никогда не встречала людей вроде вас.

— Если у леди Бромптон появится повод быть мной недовольной, я тотчас извинюсь и искуплю свой проступок, — ответил маркиз, — но пока, право же, не могу покаяться в грехах, еще не совершенных.

Он наклонился над рукой Ингрид.

— Au revoir[16], — сказал он, — и благодарю вас за еще один восхитительный завтрак.

Затем он взял руку Лоретты, и вновь она ощутила исходящие от него магнетические флюиды, когда он посмотрел ей в глаза и сказал негромко:

— До вечера, и обещаю, что вы не будете разочарованы.

Он направился к двери, и Лоретта, глядя на его широкие плечи и узкие бедра, решила, что из присутствующих никто не может сравниться с ним атлетичностью фигуры и одновременно удивительной элегантностью.

Едва откланялся последний гость, как Ингрид сказала:

— Ну, если ты сегодня обедаешь с Фабианом, нам нельзя терять времени. Тебе нужно новое платье, и такое, какое придаст тебе уверенности.

— Ты думаешь, она мне потребуется? — спросила Лоретта.

— Тебе придется противостоять не только его словам, но и той особой исходящей от него магии, которой, как я тебе уже говорила, не способна воспротивиться ни одна женщина.

Лоретта вспомнила взволновавшие ее флюиды и поняла, что Ингрид говорит чистую правду.

Ей оставалось только надеяться, что новый туалет придаст ей сил вернее играть взятую на себя роль.

Одновременно она получит достаточно доказательств, чтобы убедить отца, насколько невозможен маркиз, как ее будущий муж.

— Во Франции, как полагаю, тебе известно, есть два главных дома моды, — сказала Ингрид, — Ворта и Лаферье. На мой взгляд, Лаферье тебе больше подойдет, чем более знаменитой и очень избалованный Фредерик Ворт.

Когда позднее они свернули с Рю де ла Пе на Елисейские поля, Лоретта была склонна согласиться с кузиной.

Никто, кроме Лаферье, не мог бы придать ей столь светски искушенный, совсем французский вид, дышащий бесподобным парижским шиком.

Она собиралась купить только одно вечернее платье.

Ингрид настояла, чтобы она приобрела их три, не считая нескольких очень элегантных дневных туалетов, которые все до того ей шли, что оказалось невозможным остановить выбор на каком-то одном.

Однако как ни зачаровали Лоретту платья, столь непохожие на все ее прежние, она внимательно выслушивала все, что Ингрид говорила ей про маркиза.

— Полагаю, в каждом столетии рождалось несколько женщин, неотразимых для мужчин, — говорила она, — и благодаря не только красоте, но и талантам, и качествам характера. И то же самое относится к сильному полу.

Она внимательно посмотрела на Лоретту и продолжала:

— Когда мы называем Фабиана «современным Казановой» или «Дон Жуаном», это по-своему комплимент, так как в нем есть что-то, чего другие мужчины лишены.

— Магнетизм! — прошептала Лоретта, но Ингрид как будто не услышала.

— Трудно найти более восхитительного, умного и обаятельного собеседника или друга, но мужем он будет совсем другим!

Положив ладонь на руку Лоретты, она добавила мягко:

— Я боюсь, любовь моя, что вопреки всем моим словам ты увлечешься Фабианом и позволишь своему отцу убедить тебя выйти за человека, который сделает тебя невообразимо несчастной.

— Я это прекрасно понимаю, — сказала Лоретта. — И трудность заключается лишь в том, как отыскать веские аргументы, которые убедили бы папу, что я не просто глупенькая мисс, шокированная тем, что у мужчины до брака было много любовниц.

— Только англичане верят, будто распутник способен исправиться, — сказала Ингрид со жгучим сарказмом. — А французы давно убедились, что леопард пятен не меняет. Поэтому француженка ожидает, что муж будет ей неверен, и, когда это случается, она подготовлена.

— И, наверное, чувствует себя глубоко несчастной.

— Да, наверное, — согласилась Ингрид. — Но поскольку брак устраивают, когда оба супруга еще молоды, очень маловероятно, что девушка хотя бы представляет себе, что такое любовь, и чего она лишена, пока не минует много времени.

Лоретта знала, что и она еще слишком молода, но это не мешало ей мечтать об идеальной любви, какую человек вроде маркиза не мог бы ей дать.

Какую Ингрид обрела только после брака.

И она, и Хью решились на огромные жертвы, лишь бы сохранить эту любовь.

«Вот такая любовь нужна и мне», — подумала Лоретта, как думала постоянно с той минуты, как переступила порог их парижского дома.

Невозможно было взглянуть на Ингрид с ее маркизом и не ощутить всю силу соединивших их флюидов.

Она заметила во время завтрака, как глаза Хью искали взгляд Ингрид, сидевшей в другом конце стола.

И выражение на его лице, подумала Лоретта, совсем не походило на выражение в глазах флиртовавшего с ней графа де Марэ.

А тот вдруг шепнул ей:

— Я должен снова увидеть вас, мадам. Мне столько нужно сказать вам. Но наедине!

В его манере было что-то такое, из-за чего Лоретте инстинктивно захотелось отодвинуться от него. Внезапно он показался ей отталкивающим, и его вкрадчивый тон особенно не понравился ей. А когда они вставали из-за стола и он прикоснулся к ее руке, она вздрогнула, как от прикосновения омерзительной рептилии. На его просьбу увидеться с ним наедине она ничего не ответила и просто отвернулась, будто не расслышала. И услышала его смешок, словно его позабавила ее уловка.

И вот теперь, когда они с Ингрид, возвращаясь от Лаферье, выехали на площадь Согласия, она сказала Ингрид:

— Ты нервничаешь, потому что я сегодня обедаю с маркизом, чего мне хочется, но я очень-очень рада, что мне ни к чему принимать приглашения графа!

— Согласна с тобой. Он довольно неприятный человек, — ответила Ингрид. — Большой волокита и имеет успех у некоторых женщин. Незачем говорить, как он завидует Фабиану. Один раз они даже дрались на дуэли.

— Дрались на дуэли! — вскричала Лоретта. — Но ведь дуэли давно вышли из моды, и теперь ничего подобного не бывает!

— Да, в Англии. Но в Париже дуэли не редкость. По традиции противники встречаются в Булонском лесу, как и сто лет назад.

— Но как нецивилизованно! — заметила Лоретта. — Надеюсь только, что из-за меня никто не будет драться на дуэли.

— Ни в коем случае этого не допускай! — сказала Ингрид поспешно. — Но предостерегаю тебя: не противопоставляй графа Фабиану, не то они потребуют друг у друга сатисфакции.

— Надеюсь, я больше не увижу графа.

Но Лоретта поторопилась. Когда они вернулись домой, лакей доложил Ингрид, что граф Эжен де Марэ ожидает их в Серебряном салоне.

— Теперь видишь, что ты натворила? — спросила Ингрид. — Я не могу вообразить, что привело его сюда второй раз за один день, если не желание снова увидеть тебя.

— Тогда скажи ему, что я сразу поднялась к себе отдохнуть, — тотчас ответила Лоретта и, не дожидаясь согласия Ингрид, быстро взбежала по лестнице.

Нет, она правда прилегла отдохнуть перед обедом, но не надолго.

Ей хотелось поскорее заняться своим туалетом, чтобы воздать должное своему новому платью. И еще она боялась, что ее кузина не успеет подкрасить ей лицо, чтобы она не выглядела jeune fille.

— Ты очаровательна, любовь моя, — сказала Ингрид, оглядывая результат своих трудов. — Даже слишком! Обещай, что будешь осторожна!

— Ты опекаешь меня, словно наседка единственного цыпленка! — поддразнила ее Лоретта. — Обещаю, что сумею позаботиться о себе.

— Потрогай дерево! — быстро сказала Ингрид. — И помни: оставить между собой и Фабианом Ла-Манш не так уж трудно.

— Я помню. Но еще я помню, что он переплывет его, едва примет папино приглашение.

Когда лакей доложил, что маркиз де Соэрден ждет ее, Лоретта медленно спустилась по лестнице.

Она чувствовала, что струящийся за ней шлейф придает ей зрелое достоинство, не вяжущееся с юной девушкой.

И волосы у нее снова были уложены в сложную прическу, другую, чем за завтраком. И не в довольно безобразный узел, модный тогда в Англии, а одевали ее головку будто венцом. И придавали ей, решила она, именно тот греческий вид, который маркиз упомянул за завтраком.

Она не думала, что он обратит на это внимание, но когда карета отъехала, он повернулся к ней и сказал:

— Само совершенство! Теперь совершенно очевидно, что вы одна из олимпийских богинь и прекрасно это знаете.

Она подняла брови, словно ожидая объяснений, и он продолжал:

— Теперь Греции принадлежит не только ваш нос, но и ваши волосы, и поверьте мне, когда я позволю себе сказать, как мало я ожидал, что женщина может выглядеть такой обворожительной!

И вновь в его голосе прозвучала искренность, которую Лоретта поспешила приписать умелому актерству.

Но если это было только притворство, то актер он был неподражаемый.

— Где мы будем обедать? — спросила она, чтобы переменить тему.

— Я не хотел бы, чтобы нам мешали мои друзья и знакомые, которые сочтут необходимым раскланяться со мной, хотя бы для того, чтобы узнать, кто вы, а потому везу вас к «Лаперузу». Небольшое местечко на набережной Сены, где мы сможем вообразить себя в приятном одиночестве.

— Я впервые переступлю порог ресторана, — призналась Лоретта.

— Я так и полагал, — сказал маркиз. — Есть столько других мест, куда я хочу свозить вас, Лора. Невозможно выразить словами, как чудесно это будет.

Она не поняла, что он подразумевает, и мгновение спустя сказала:

— Меня зовут леди Бромптон.

— Для подобных формальностей уже поздно, — ответил маркиз. — Думаю, вы, как и я, когда мы встретились сегодня, почувствовали, что мы узнаем друг друга через пространство и время.

Лоретта быстро взглянула на него, отвела глаза и только тогда сказала:

— К… как вы можете… говорить подобные… вещи?

Но думала она о том, что, как ни странно, в ту минуту ею овладело именно такое чувство.

Она тогда ощутила всю силу его магнетизма. И теперь, призналась она себе (хотя, конечно, на самом деле этого быть никак не могло), его такое необычное лицо обрело над ней какую-то особую власть и вполне подходило для героя ее грез, который до этого мгновения оставался безликим.

Тут же она попеняла себе за безумные фантазии — именно так она не должна думать! Ей надо помнить все, о чем предупреждала Ингрид.

Расстояние до ресторана, где им предстояло обедать, оказалось небольшим. Он помещался в высоком доме, и когда они поднялись по узкой лестнице, их проводили в небольшую комнату, где стояло только три столика с двумя стульями у каждого. В комнате никого не было. Их усадили за лучший столик у окна, за которым виднелась Сена и отраженные в ней огни.

Но там был и глубокий сумрак, полный, казалось Лоретте, теми же смутными вопросами, которые кружились и кружились в ее мыслях.

Официант подал ей меню, но, не заглянув в него, Лоретта сказала маркизу:

— Закажите, пожалуйста, и для меня. Я столько слышала о специальных блюдах во французских ресторанах, но я не знаю, как их выбрать.

— Я знаю, что вы предпочитаете, — сказал маркиз, — и без того, чтобы вам пришлось мне это объяснять.

Лоретте его слова показались очень странными.

Тем не менее она с какой-то боязнью подумала, что он говорит правду, и знает не только какие кушанья она выбрала бы, но и какие напитки.

«Такие мысли он внушает каждой приглашенной им женщине», — поспешила она напомнить себе.

Но было невозможно игнорировать исходившую от него жизненную энергию, и так трудно не глядеть прямо на него через маленький столик.

Он изучал меню очень долго. Затем заказал бутылку шампанского, и, сделав глоточек, Лоретта поняла, что такого прекрасного шампанского она еще никогда не пробовала. Она продолжала смотреть в окно, потому что, как она с ней ни боролась, ею овладела застенчивость.

Однако маркиз не начал осыпать ее комплиментами, как она ожидала, и не вернулся к тому, о чем говорил в карете, а сказал просто:

— Полагаю, вы уже поняли, что электричество придало Парижу новый блеск. Его теперь называют «La Ville Lumiere»[17], и вот почему я хочу показать вам «le fee electricite»[18], вы сразу поймете, откуда такое прозвище, и я знаю, вы будете восхищены.

— Париж уже меня заворожил! — сказала Лоретта тоже тоном светской беседы. — Я даже не воображала, что Елисейские поля так зелены и так живописны, и, наверное, из всех столиц только в Париже такие большие особняки, как у маркиза, стоят среди деревьев?

— Вы правы, — ответил ее собеседник. — Хотя Лондон обладает своей атмосферой и притягательностью, я не верю, что есть город, способный соперничать красотой с Парижем!

— А вы знаете Лондон?

Задав этот вопрос, она вдруг поняла, что ни разу не слышала от отца, что он встречался с маркизом в Англии, хотя он постоянно упоминал, как видел дюка то на одних скачках, то на других.

— Да, я хорошо знаю Лондон, — ответил маркиз. — И конечно, восхищаюсь его женщинами, которых готов признать самыми красивыми в мире.

Он помолчал, прежде чем сказать:

— Странно, что я не встретился с вами ни на одном балу там.

— Я… я веду уединенную жизнь… вдеревне, — объяснила Лоретта.

— Вы скучаете там?

— Нет. Я люблю сельскую жизнь. Мне было бы тяжело постоянно жить в городе, даже таком прекрасном, как Париж. Я езжу верхом, и разнообразных занятий так много, что для скуки днем не остается ни единой минуты!

— А ночью?

Лоретта изумленно взглянула на него, а когда поняла намек, почувствовала, что ее щеки заливает яркий румянец.

Она посмотрела в окно на реку.

— Я вас шокировал? — спросил маркиз.

— Я… не… шокирована, — сумела выговорить Лоретта. — Просто мне кажется вульгарным говорить о… о чем-то столь личном.

Ей казалось, что она дала сокрушительный отпор, но маркиз только засмеялся.

— Моя дорогая, — сказал он, — все в вас настолько обворожительно, настолько непохоже на то, к чему я привык, что вы пленили меня, и для выражения этого нет слов.

Лоретта выпрямилась, надеясь, что ей удалось изобразить тетушку Эдит, как она обещала Ингрид.

— Мне кажется, месье, нам лучше говорить о Париже!

— А я, — возразил маркиз, — предпочту говорить о вас.

— Мне было бы интереснее, если бы темой вы выбрали себя.

— Почему бы и нет? — сказал он. — Что вы хотели бы узнать?

После некоторых колебаний Лоретта спросила:

— Я полагаю, этот вечер не был у вас свободен? Трудно поверить, что вы, когда приглашали меня, уже не обещали встретиться с кем-то.

Она помолчала, а затем решилась ошеломить его:

— С кем-то, кто сейчас страдает, потому что вы захотели провести вечер по-другому.

— Вернее было бы сказать, в другом месте, — ответил маркиз. — Конечно, я не собирался коротать вечер дома за газетами. Но нет ничего важнее, чем быть с вами, Лора!

— Звучит правдоподобно, — заметила Лоретта. — И подтверждает вашу репутацию.

— В чем?

— В том, что вы жестоки и бессердечны с теми, кто перестал вас интересовать!

Губы маркиза насмешливо изогнулись — неотразимо, как показалось Лоретте, потом он сказал:

— Вновь вы заглядываете в прошлое, хотя я просил вас думать только о настоящем и будущем.

— Завтра прошлым буду я, — ответила Лоретта. — Но я не намерена проливать из-за этого слезы.

— Мы фехтуем словами, — возразил маркиз. — Вы всегда будете моим настоящим и моим будущим. Наше прошлое — не вчерашний день и не позавчерашний, оно в тысячах и тысячах лет тому назад, когда, как вы сказали за завтраком, мы встретились в Афинах или на Олимпе.

— Я не говорила, что встречала вас в прошлом!

— Но вы это подумали, — сказал маркиз. — Как и я. И спорить об этом бессмысленно. Так было! И с тех пор я искал вас.

Произнес он это с такой спокойной силой, с прежней искренностью в голосе, что Лоретта не нашла ответа и только быстро напомнила:

— Вы нарушаете свое обещание.

— Какое обещание?

— Показать мне Париж.

— И я его выполню. Но спешить некуда. У нас впереди весь этот вечер и вся наша жизнь, и потому нам легко говорить друг о друге.

— Мне это вовсе не легко! — возразила Лоретта. — И я не понимаю, о чем вы говорите!

— Неправда! — возразил маркиз. — Вы вполне меня понимаете, как и я — вас. Мы не нуждаемся в словах. Нам достаточно сидеть здесь, чувствуя, как нас соединяет невидимая сила, которой ни вы, ни я противиться не можем.

Лоретта с трудом вздохнула.

Он не сделал ни одного движения, но ей казалось, что он обнял ее и привлекает к себе все ближе.

И она как будто сливалась с ним, утрачивала часть себя, становилась его частью.

Они молчали, но она подняла глаза, и он увидел в них мольбу.

— Я не стану вас пугать, — сказал он нежно. — Ни в коем случае.

Он улыбнулся ей и продолжал:

— Если это вас успокоит, я скажу вам то, что вы хотели бы услышать, но, право же, это не имеет ни малейшего значения теперь, когда мы вместе.

И он начал рассказывать о Париже с удивительным обаянием.

И не только о Париже барона Османа[19], но и о замечательных людях, которых знал и с которыми хотел бы познакомить Лоретту.

Он рассказал ей о старой княгине Меттерних, которая, проведя молодость в наслаждениях и светских развлечениях, обратилась к искусствам и стала горячей поклонницей Вагнера.

Она была племянницей Наполеона I и держала открытый дом для золотой молодежи, художников и писателей.

— Именно такой салон, — сказал он, — какой мечтает создать ваша подруга Ингрид. Я думаю, в будущем он станет одной из достопримечательностей Парижа.

— Вы правда так считаете? — спросила Лоретта. — Мне очень хочется, чтобы Ингрид была счастлива.

Объяснений не требовалось, и маркиз сказал:

— Возможно, старые аристократические семьи, живущие в прошлом, не будут ее принимать, но она поможет Хью Голстону быть счастливым, приобщив его к миру, который уже затмевает былой высший свет — к новой аристократии духа и таланта, перед которой не устоит ни один человек.

— Я так рада это слышать! — воскликнула Лоретта. — Именно подобного счастья я желаю им обоим!

— И оно у них будет, — ответил маркиз. — Они его заслужили, так как у них достало мужества доказать, что их любовь друг к другу важнее всего остального в мире.

— Вы правда верите в это?

— Да, верю. И хочу такой любви. Как и вы ее хотите. И раз мы ее обрели, то должны показать себя не менее мужественными, чем Ингрид и Хью.

Он произнес эти слова почти торжественно, и, хотя Лоретта знала, что ей следовало бы прервать его, все ее существо отзывалось на них.

Она почувствовала облегчение, когда к их столику подошел официант с подносом, уставленным блюдами.

Обед оказался восхитительным, а когда они вышли из ресторана, Лоретта увидела, что кучер маркиза опустил верх экипажа.

— Теперь я смогу полюбоваться огнями Парижа! — воскликнула она с восторгом.

Они поехали по набережной Сены.

Лоретта глядела на освещенные баржи, на украшенные флажками и лентами прогулочные пароходики, явно возвращавшиеся в город с любителями пикников.

Ей казалось, что не может быть ничего красивее и чудеснее.

Каштаны вдоль тротуаров стояли в цвету, и воздух был напоен благоуханием, а где-то в отдалении звучала музыка.

Все вокруг завораживало ее, и тем не менее она ни на секунду не утрачивала ощущения, что маркиз смотрит только на нее, а не на игру огней, как она.

Но он даже не пытался взять ее за руку.

Более того, он отодвинулся от нее, насколько позволяло сиденье.

И все же она чувствовала, что они так близки друг другу, так неразрывно связаны! Никогда еще она не испытывала такого гармоничного единения с другим человеком.

Видимо, маркиз заранее отдал распоряжения кучеру.

Внезапно она заметила, что они едут по аллее Булонского леса под сводами древесных ветвей.

Звезды, просвечивавшие сквозь листву, казались романтичнее парижских огней.

Потом экипаж остановился, и маркиз сказал:

— Сойдемте. Я хочу вам кое-что показать. Лоретте стало страшно.

— Может быть… это было бы… ошибкой, — сказала она тихо.

— Вам нечего опасаться, — ответил он мягко. — А идти совсем недалеко.

Потребовать, чтобы они не выходили из экипажа, было невозможно.

Сойдя на землю, она увидела, что от аллеи ответвляется дорожка, которая ведет между деревьями к каким-то огням.

Она немного убыстрила шаги: ей казалось, что она вступила на неведомый путь.

Свет стал ярче, и она поняла, что маркиз привел ее к фонтану, чья мощная струя, озаренная снизу лампочками, скрытыми по краям чаши, взметывалась в темное небо и рассыпалась сотнями сверкающих радуг.

Зрелище было такое великолепное, что Лоретта замерла от восторга. Глаза ее сияли, губы полураскрылись.

Потом маркиз прервал молчание:

— Посмотрите на меня, Лора. Я хочу, чтобы вы посмотрели на меня.

Лоретта медленно повернула к нему лицо с ощущением, что струя фонтана унесла ее к звездам, а он возвратил ее на землю.

Она посмотрела на него. Он не сделал никакого движения, но она почувствовала себя его пленницей и не сумела отвести глаз.

— Я привез вас сюда, — сказал он совсем тихо, — потому что намерен вас поцеловать, о чем думал с той минуты, когда увидел вас утром.

Лоретта пробормотала что-то невнятное, а он продолжал:

— Но теперь я не коснусь вас, потому что хочу, чтобы вы думали обо мне, как вы, я убежден, уже думаете — как о ком-то, совсем непохожем на мужчин, которые в прошлом преследовали вас и, естественно, вас любили.

Глаза Лоретты расширились, но она промолчала, и маркиз продолжал:

— Вас, сердце мое, окружает аура, которая хранит вас, и мне остается лишь молиться, чтобы хранила она вас не только от меня, но от всякого, кто приблизится к вам.

Голос его стал глубже, бархатнее:

— Потому что я хочу, чтобы вы думали только обо мне, потому что я хочу, чтобы вы поняли, какое чудо совершается с нами обоими, я сейчас отвезу вас домой с просьбой грезить обо мне, как я буду грезить о вас.

Лоретта невольно подумала, что она о нем грезила уже очень давно.

Затем маркиз взял ее руку, и она ощутила легкое, но настойчивое прикосновение его губ к ее нежной коже.

Он задержал ее руку в своей и, будто поддавшись необоримому порыву, повернул ее ладонью вверх и вновь припал к ней губами.

Лоретта не представляла себе, что мужчины так делают.

Она была не только удивлена, но и ощутила какой-то особый трепет.

Точно вся красота фонтана одела ее тело, в груди у нее и на губах заиграли радуги.

Маркиз поднял голову и сказал властно:

— А теперь я отвезу вас домой!

Он положил ее руку себе на локоть, и они пошли назад по дорожке туда, где ждал экипаж.

Он помог ей сесть, а затем прошел к другой дверце, чтобы сесть самому, не потревожив ее.

Лошади бежали резво, и вскоре по сторонам замелькали дома. Они снова ехали через город.

Экипаж остановился, маркиз соскочил на мостовую, чтобы помочь Лоретте сойти, а затем подняться на крыльцо.

Прежде чем лакей успел открыть дверь, маркиз сказал негромко:

— Bonne nuit[20], моя красавица! Мы увидимся завтра, но, засыпая, вспомни, что я люблю тебя!

Тут дверь отрылась, он сбежал по ступенькам, Лоретта вошла в вестибюль, а в ее ушах звучали и звучали его слова.