"Королевство теней" - читать интересную книгу автора (Эрскин Барбара)

Глава седьмая

Майри подозрительно смотрела на свою молодую хозяйку.

– Что вы здесь делаете в полном одиночестве, миледи? – На мгновение она подумала, уж не плачет ли Изабель.

Девушка резко отвернулась.

– Я сегодня опять поеду кататься верхом, Майри. Скажи Хьюго, чтобы привел свежую лошадь.

Майри нахмурилась.

– Миледи, не делайте этого. Вы просто мучаете себя. Это не поможет.

– Поможет. – Изабель положила руку на свой почти неуловимо увеличившийся живот. – Должно помочь. – Она сжала зубы. – Свежую лошадь, Майри.

Ей больше не запрещали покидать замок: графиня со своей свитой могла кататься верхом где хотела, раз она уже носила под сердцем наследника. И Изабель ежедневно скакала по болотам, невзирая на погоду, до тех пор, пока ее лошадь не начинала спотыкаться от усталости, а свита – задыхаться от быстрой скачки. Она заставляла лошадь прыгать через ручьи и канавы и возвращалась домой в сумерках измученная и обессиленная. Все равно ребенок в ней рос, и это наполняло Изабель ужасом и отвращением – ей было невыносимо сознавать, что что-то от лорда Бакана растет в ней, что часть его стало и частью ее. К тому же ее путала сама мысль о родах: это была одна из немногих вещей, которых она по-настоящему боялась. Этот страх жил в ней с того времени, как родился ее брат Дункан, и четырехлетней Изабель пришлось наблюдать этот кошмар.

Она отчетливо помнила это время – несколько теплых дней в начале сентября 1289 года, которые останутся навсегда в ее памяти, как дни крови и ужаса.

Граф Файф с недоверием отнесся к радостному сообщению жены, что она ждет ребенка. Он пристально посмотрел на Джоанну, не решаясь сказать ей, что, по его мнению, все могло оказаться еще одной ложной тревогой – ведь прошло уже более трех лет с рождения их первого ребенка и жена давно разочаровала его. Первенцем была девочка. Джоанна зябко поежилась и плотнее запахнула плащ, вспомнив гнев и разочарование мужа, когда тот стоял и смотрел на крошечное существо, лежавшее на ее руках. Но на этот раз все будет по-другому: она молилась святой Маргарет и святой Бригитте и даже самой Деве Марии; они непременно ей помогут. Молодая графиня была уверена, что получив наследника, ее Дункан вновь станет жизнерадостным, молодым человеком, к которому она когда-то приехала из Англии прелестной юной невестой. Тогда он был счастлив получить ее в жены, хотя у нее не было приданого, но Джоанна была дочерью графа Клерского, Харфордского и Глостерского и близкой родственницей английского короля Эдуарда. Тогда он обращался с ней, как с бесценным сокровищем.

Все это долгое жаркое лето после отъезда молодого графа они ждали. И вдруг в один злосчастный день крепкий стабильный мир Изабель неожиданно изменился.

Теплый сентябрьский денек подходил к концу, за узкими окнами замка поднялся легкий бриз, предвестник ранних осенних холодов. Джоанне де Клер, стоящей у окна, день показался долгим и утомительным, и она с удовольствием вдыхала прохладный воздух после духоты зала, где проходил ужин. Из-за ближних холмов пробивались последние лучи заходящего солнца, освещая берег и окрашивая волны в кармин и золото. В любой день мог вернуться граф, и Джоанна, теперь уже на последних месяцах беременности, могла предъявить ему наглядное свидетельство того, что она не ошиблась.

Мальчик-слуга подбросил сухих дров в огонь, и сладковатый запах разлился по комнате, почти нейтрализовав зловоние, исходившее от рва со стоячей водой. Его даже осенний ветер не мог развеять. Скоро вся семья поедет на юг, оставив северные замки графа Файф, где они провели все долгое лето.

Приглушенную беседу женщин, сидевших на скамьях у огня, неожиданно перебил громкий детский смех. Мальчик продолжал осторожно подкладывать дрова в огонь, и когда каждая новая сухая веточка с треском разгоралась, яркая вспышка пламени освещала красную юбку платья ребенка.

Майри тогда была совсем молодой и немного нервничала, впервые оказавшись на службе у графини.

– А теперь, миледи, оставьте бедное существо в покое! – В ее испуганном голосе прозвучало настоящее отчаяние. Разговор у огня сразу же прекратился, и несколько пар глаз с осуждением посмотрели на нарушителей спокойствия. В это мгновение в комнате слышалось лишь потрескивание дров и печальная мелодия арфы. Потом, бросив быстрый взгляд в сторону графини, женщины возобновили тихий разговор.

Джоанна повернула голову и посмотрела на дочь. Девочка стояла на коленях у ног своей няньки; ее темные вьющиеся волосы рассыпались по плечам, красное платье ярким пятном растеклось по пыльному полу. Она пыталась спрятать что-то под длинную юбку Майри, пока ничего не подозревающая женщина спокойно пряла. Новый взрыв детского смеха долетел до слуха Джоанны; Майри резко убрала свисающие складки ткани подальше от девочки.

Опять все смущенно замолчали. В последние месяцы у леди Джоанны часто менялось настроение, и она ясно давала понять, что ее резвую дочь лучше бы держать от нее подальше – насколько это возможно в этом самом маленьком из замков семьи Файф, где и хозяева, и прислуга вынуждены были находиться в стесненных условиях.

Только старик, сидевший в углу, казалось, не замечал напряженной атмосферы в комнате: его длинные худые пальцы любовно перебирали струны арфы, глаза же были обращены к амбразуре окна, где стояла графиня. В прежние времена мастер Элайас был арфистом у короля Александра, но после его смерти вернулся на службу к графу Файф, из владений которого он был родом. Говорили, что он играет лучше всех в Шотландии. Джоанна заметила этот невидящий взгляд. У нее появилось неприятное ощущение, что его совершенно слепые глаза безошибочно обратились к ней. Ей даже показалось, что он читает все ее мысли, и она с суеверным трепетом отвернулась, опять обратив свой взор на дочь.

– Изабель! Иди сюда и покажи мне, что там у тебя, – вдруг сказала она, усаживаясь на узкую каменную скамью. Девочка неуверенно замерла, но услышав спокойные звуки арфы, встала и, взяв что-то на руки, пошла на зов из залитого светом небольшого круга у огня через полумрак комнаты к слабо освещенному месту у окна, где сидела мать. Она неловко присела перед ней и, протянув руки, уронила ей на колени крошечного котенка. Джоанна едва сдержала улыбку при виде напряженного маленького личика и строго посмотрела на дочь. Кто-то вплел ей в волосы небольшой венок из васильков. В нем девочка была похожа на лесную нимфу с шаловливыми глазами.

Женщины у огня с интересом наблюдали за матерью и дочерью. Маленькая девочка робко смотрела из-под длинных ресниц на красивую молодую женщину, которая была ее матерью. Она знала, что Джоанна велела Майри держать ее подальше от себя. Однако Джоанна чуть заметно улыбнулась, увидев, как девочка положила руку на живой комочек меха, лежавший у нее на коленях. Изабель была красивым ребенком, с карими глазами, унаследованным от кельтских предков, в которых сверкали серые искорки.

Задремавшая в тепле, Джоанна очнулась, когда котенок стал энергично царапаться, цепляясь за ее платье. Схватив его, она нетерпеливо сбросила его на пол, куда он приземлился, зашипев от страха и возмущения. Изабель, до сих пор стоявшая рядом и с любопытством наблюдавшая за матерью, мгновенно наклонилась к котенку, взяла его на руки и стала утешать. С нескрываемым возмущением девочка взглянула на мать, но ничего не сказала, и Джоанна не заметила гнева дочери. Она опять вернулась к окну и стала смотреть вдаль, думая о возвращении мужа.

Майри, однако, не пропустила этого выражения на лице Изабель. Забрав девочку назад к огню, Майри грустно покачала головой – ради блага самой же Изабель надо было как-то укрощать ее непокорный нрав. За три года, что она была няней девочки, Майри уже не раз приходилось видеть проявление ее характера.

Майри попала в няньки из деревни, которая находилась высоко в горах в графстве Map. Бабушка графа Файф, которая теперь была графиней Марской, подыскала надежную девушку и прислала ее на службу к Джоанне. Майри была скромной молодой крестьянкой, которую многие считали недалекой. Она тем не менее очень быстро усвоила шотландский диалект, на котором говорили в доме ее новой госпожи, но с девочкой, когда они оставались одни, по-прежнему говорила на своем родном гэльском языке. Изабель, жадной до сказок, быстро схватывающей все новое, было безразлично, на каком языке ей их рассказывали, лишь бы они были интересными и страшными. Рассказчицей Майри была искусной, в сказках ее родных гор присутствовали призраки и демоны, и Изабель с восторгом их слушала. Слуга зажег факелы. Сначала они чадили, никак не разгораясь, потом свет стал ровным. Джоанна последний раз посмотрела в окно и вернулась на свое место у огня.

– Миледи, приближаются всадники. – Мальчик как раз задвигал тяжелые ставни на окне. Джоанна подняла голову, внезапно ощутив сильное волнение.

. – Будем надеяться, что они успеют до темноты, – сказала она как можно спокойнее и повернулась к арфисту. – Сыграй-ка нам что-нибудь веселое, пока мы не удалились в опочивальню.

Изабель инстинктивно чувствовала, что ее мать взволнована, и знала, что та надеется на скорое возвращение отца, но девочке это было безразлично. Несмотря на то, что Изабель была еще мала, она сердцем ощущала равнодушие к ней отца, и это ее обижало.

– Ты что, не собираешься игратъ для нас сегодня? – строго спросила Джоанна арфиста, который по-прежнему лишь перебирал струны. Старик повернул голову на звук голоса графини и открыл было рот, чтобы что-то ответить, но передумал. Вместо этого он начал играть тихую печальную мелодию, извлекая тоскливые звуки из струн своего инструмента, и в них была такая безутешная скорбь, что женщины прекратили свои разговоры и с беспокойством повернулись к старику. Даже Изабель, которая играла с куклой, подаренной ей лордом Баканом, перестала рассматривать экзотический зеленый шелк кукольного платья и подняла голову. Внезапно ее душу наполнило ужасное, необъяснимое чувство опасности, которое она даже не понимала. Встав на ноги, она приблизилась к музыканту и взглянула ему прямо в морщинистое лицо. Тот сразу же почувствовал ее присутствие и улыбнулся, не прекращая играть.

– Перестань играть эту грустную музыку! – вдруг приказала она, но музыкант не обратил на это внимания. – Прекрати! – закричала Изабель и топнула ногой. – Прекрати, прекрати, мне она не нравится. Заставь его замолчать! – с плачем обратилась она к Майри.

Майри поспешно встала.

– С вашего разрешения, миледи, я отведу ее спать, – взволнованно сказала молодая нянька.

Но прежде чем она успела забрать девочку, Изабель наклонилась и оторвала руку старика от инструмента.

– Прекрати! Прекрати! – опять закричала она. Арфа издала последний тоскливый звук, и наступила тишина.

Возмущенная поведением дочери Джоанна встала.

– Отведите ее наверх, – приказала она, – и как следует выпорите! – Она почти со страхом посмотрела на старика: его пальцы осторожно ощупывали арфу, на которой были порваны две струны. Однако, услышав слова Джоанны, он поднял голову и протянул руку к Изабель, которая даже не двинулась с места.

– Не наказывайте ребенка, – тихо попросил он. – Она, только она, поняла то, что я хотел сказать своей мелодией. Не сердитесь, если музыка пробудила страх в ее сердце: я говорил о судьбе и смерти, о долге перед людьми и перед королевством. Даже не поняв все до конца, она ощутила ужас того, что готовит ей жизнь. Ужас, который вы тоже могли бы почувствовать, мадам, ведь вы носите под сердцем сына!

– Сына! – Джоанна прижала руку к животу. – Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Она покачала головой, все еще возмущенная и расстроенная происшедшим.

– Но твоя арфа! Она испортила ее!

Мастер Элайас поставил арфу на пол и, оперевшись на палку, поднялся. Направившись к двери, он задержался на мгновение рядом с Джоанной.

– Мою арфу можно починить, графиня, – спокойно заметил он и, не добавив больше ни слова, пошел вперед, нащупывая палкой дорогу. Слуга бросился, чтобы открыть перед ним тяжелую дверь, и старик исчез в темноте лестницы, откуда еще долго доносилось постукивание палки и шуршание его мехового плаща по ступеням.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина, потом Майри взяла Изабель за руку.

– Пойдем, моя девочка, – мягко сказала она. – Пойдем в кроватку. – Они молча направились к двери, но тут снизу донесся звук быстрых шагов и звон шпор.

Майри прижала девочку к себе и остановилась. Побледневшая Джоанна встала, дыхание ее стало прерывистым; волнение нарастало по мере того, как шаги приближались. Остальные женщины тоже вскочили, испуганно переглядываясь. Майри обняла Изабель за плечи, как бы защищая ее и с тревогой смотрела на графиню, чьи белые пальцы напряженно сжимали спинку стула. На пороге появились двое мужчин одетых в ливреи слуг графа Файф, но платья их были порваны и покрыты грязью и пылью.

Один, тот что был выше ростом, остановился у двери, смущенно сжимая рукоять меча; другой подошел прямо к Джоанне и преклонил перед ней колено. Его лицо было усталым и мрачным. Несколько мгновений он молчал, не поднимая глаз на госпожу.

Глядя на его устало опущенные плечи, Джоанна не решалась заговорить. Ее сердце громко стучало от страха, пока она ждала, что ей скажет этот мрачный вестник.

– Ну? – воскликнула она наконец, не в силах больше выносить молчание.

– Миледи, у меня плохие вести. – Мужчина с трудом взял себя в руки, но сразу же замолчал, не зная, как продолжать.

– Ты принес известие от моего мужа? – подсказала она ему.

Он вздрогнул, как будто хозяйка ударила его.

– Миледи, мы направлялись в Бречин. Смеркалось, люди были утомлены, а граф хотел быть в городе до темноты. Миледи, мы попали в засаду. – Его голос был едва слышен, когда он быстро заговорил. – Их было так много, спрятавшихся в кустах у дороги. Силы были не равны, миледи! Мы кричали, пытаясь предупредить их, что это ошибка. – Теперь он с мольбой смотрел на нее. – Они, должно быть, ждали кого-то другого: в сумерках трудно разглядеть как следует. Но мы назвали себя, миледи! Это были родственники графа – на них были ливреи Абернети. Мы отбивались как могли, миледи, но двое наших товарищей были убиты и... и...

Джоанна больше ничего не слышала. Его слова обрушились на нее как холодный поток с гор. Она вся похолодела, и все звуки смолкли.

У Изабель перехватило дыхание. Казалось, что все вокруг нее тоже перестали дышать. Потом она опять услышала голос мужчины, который отчаянно торопился изложить все события. Девочка едва понимала его слова, но уже знала, что они означают. Ее отец мертв. И она этому рада.

– ... У него не было шанса спастись... они не дали ему возможности сразиться в честном бою! Он был убит... убит своим родственником. – Мужчина бормотал как ребенок. Его спутник неподвижно стоял у двери.

Вдруг Джоанна обратилась к стоявшему перед ней человеку, ее глаза сверкали от слез и гнева.

– А вы, сэр, как случилось, что вы остались в живых? Вы бросили графа и сбежали, спасая свою шкуру? – обрушилась она на него.

Мужчина поднял на нее возмущенный взгляд.

– Как только граф упал замертво, они скрылись, миледи. Мы не могли преследовать их в темноте! И мы не могли... не могли оставить его лежать на дороге.

Она молча смотрела на него.

– Тело перенесли в аббатство Купар-Ангус, миледи, – заговорил наконец мужчина у двери. – Мы почтем за честь сопроводить вас туда на рассвете.

Requiem aeternam dona ei, Domine.

Скорбные голоса разносились эхом под сумрачными каменными сводами монастырской часовни. Для Изабель это был голос судьбы. Вместе с матерью и Майри она приехала накануне в аббатство, и, несмотря на протесты няни, должна была по распоряжению графини сопровождать ее, чтобы проститься с отцом.

Он лежал в гробу в нефе часовни, покрытый своим знаменем, окруженный высокими свечами. Джоанна медленно направилась к нему, держа за руку дочь. Остальная часть часовни была темной и пустой. Молящиеся монахи в опущенных капюшонах при приближении вдовы тихо отошли в сторону.

– Я хочу его видеть. – Ее настойчивый шепот прозвучал резко в тишине.

– Не делайте этого, миледи. – Стоявший рядом рыцарь протянул руку, как будто хотел ее удержать.

– Я хочу его видеть, – упрямо повторила Джоанна и шагнула к гробу. Изабель остановилась, внезапно испугавшись, но мать потянула ее за собой.

Лицо Дункана, лишенное своей обычной надменности, выглядело молодым и красивым в ровном свете свечей; Изабель, такой маленькой рядом с матерью, оно показалось каменным. С удивлением она подумала – почему отец лежит так спокойно в этой холодной, темной церкви, но потом вспомнила: он же мертв. Девочка часто видела смерть за свой короткий век, но никогда – так близко, и с любопытством смотрела на неподвижное тело отца, едва сдерживая в себе желание протянуть руку и дотронуться до него.

Вдруг Джоанна шагнула вперед и, схватив шелковое знамя со стоящим на задних лапах львом, сдернула его с тела. У нее из груди вырвался сдавленный вопль, одежда графа была вся в крови, а сложенные на груди руки страшно изуродованы.

С громким криком Изабель вырвалась от матери и, ничего не видя пред собой, побежала в темноту, но никто не обратил на это внимания, потому что Джоанна со стоном упала на колени, прижимая руки к животу: у нее начались схватки.

В конце концов Майри нашла девочку: та спряталась на хорах и сидела там, зажав уши руками. Когда Джоанну унесли, стало тихо, но малышка была слишком испугана, чтобы покинуть часовню, ведь надо было пройти мимо неподвижного тела, которое лежало среди свечей, вновь покрытое знаменем.

Майри отвела девочку в домик для гостей и оставила там под присмотром одной из камеристок леди Джоанны, строго наказав ей никуда не ходить. Сама она была нужна графине.

Джоанна стонала всю ночь. На следующее утро, когда монахи запели реквием, громкий женский крик эхом разнесся по небольшому домику. Изабель забилась в угол, ее лицо побледнело, а глаза расширились от ужаса. Женщина, которая присматривала за ней, взглянула на девочку.

– —Идите отсюда, миледи. Идите поиграйте. – Она проводила Изабель к двери. – Идите, идите, быстро. Я должна быть около вашей матери.

Но Изабель не ушла, а осторожно прокралась к двери комнаты, где лежала мать, и там, не замеченная взволнованными женщинами, увидела и услышала все. Повитухи не было: Джоанна, которой до родов оставался еще месяц, и не подумала взять ее с собой, свита состояла только из охраны, трех камеристок – все они были еще не замужем – и трех служанок, из которых только одна имела ребенка. Это дрожащая, испуганная женщина, внезапно оказавшаяся в роли повитухи, думала только о том, что с ней будет, если графиня умрет. Майри единственная не теряла присутствия духа – спокойно и уверенно она обтирала лицо и руки Джоанны влажной тканью, проклиная заунывное пение, доносившееся из часовни.

В напряженной тишине Изабель заглянула в комнату и вновь увидела кровь и почувствовала ее запах; только это была не черная, запекшаяся кровь, покрывавшая одежду мертвого графа, а красная и живая: она пропитывала простыни и капала на пол; казалось, она бесконечно вытекала из тела ее матери с каждым новым вскриком.

И наконец младенец появился на свет. Ее брат Дункан, наследник ее отца, новый граф Файф, крошечная, безобразная кукла со свисавшей с живота пуповиной. Он пищал как котенок, а все вокруг были довольны. Даже ее измученная мать улыбнулась сквозь слезы, протягивая руки к мальчику.

Изабель отвернулась. На цыпочках добравшись до своей комнаты, она забралась на кровать под одеяло и заплакала.

Это Майри потом сказала ей, что она сможет никогда не иметь детей; что есть способы, как не допустить этого, и если потребуется, она покажет Изабель, как это сделать; и та самая Майри, которая тогда спасла ее от настоящего помешательства, сейчас говорит, что на все воля Божья.

Изабель укоризненно посмотрела на нее и подумала, помнит ли она тот день; та, перехватив взгляд госпожи, поняла невысказанный упрек и, пристыженная, отвернулась.

– Могу я узнать, что с нашим обедом?

Голос Пола разрезал тишину, как нож.

Клер недоуменно посмотрела на мужа, потом в ужасе вскочила на ноги: свечи в подсвечниках выгорели больше, чем на дюйм; комнату наполнял запах жаркого.

– Пол! Прости. Я... я, должно быть, задремала.

– Должно быть. – Он мрачно усмехнулся. – Я предупреждал, что ты очень устанешь, если все будешь делать сама.

– Не в этом дело...

– Нет?

Он знал, что она делала. Ее глаза были закрыты, но по позе, хотя и совершенно спокойной, было заметно, что Клер как бы прислушивалась к чему-то далекому. Пол на мгновение задумался, почему Сара Коллинз считает это занятие опасным: женушка просто предается фантазиям и все, но разве это нормально – сидеть и мечтать почти час, когда в гостиной у тебя важные гости? Пол решил, что нет.

– Жаркое подгорело? – холодно спросил он.

Клер покачала головой.

– Ему надо постоять еще полчаса.

– Ладно, однако ты не спешишь вернуться к гостям. Тебе с нами скучно, я полагаю.

Клер почувствовала, что краснеет.

– Ты же знаешь, что это не так, Пол. Я просто присела на минутку... подумать...

– Подумать! – язвительно повторил Пол. – А могу я узнать, о чем ты так усердно думала с таким видом, будто спишь?

– Ты наблюдал за мной?

Он заметил, что Клер смутилась.

– Наблюдал, – произнес он, пристально глядя на жену, и Клер резко отвернулась.

– Если хочешь знать, я думала о детях. О родах. – Она непроизвольно поежилась – она и не думала о своем собственном случае, но сон был слишком реальным. Пол заметил ее состояние и понял все по-своему.

– Клер, я же просил тебя прекратить думать об этом. – Внезапное чувство вины заставило его рассердиться.

– Я не могу просто взять и прекратить, Пол, особенно после того, что мы с тобой пережили в последние несколько месяцев. – Клер вдруг поняла, что они говорят о разных вещах.

– Ты должна это сделать, иначе заболеешь.

Она заболела? Неужели это так? Может быть, это в самом деле болезнь? Она не занималась медитацией, не вызывала Изабель, не выполняла привычный ритуал. Сон наяву пришел незваным – кошмар с кровью, страхом и болью положил конец ее собственным красивым представлениям об эстетичном рождении пухленького, розового младенца. Она сделала глубокий вдох, отчаянно стараясь победить внезапный страх.

– Может быть, одному из нас надо подняться к гостям?

– Мы пойдем оба, Клер. – Пол взял ее за руку. – Ты уверена, что обед не испорчен?

Она кивнула, до конца возвращаясь к реальности, и, отстранившись, прошла на кухню.

– Я пока поставлю закуски, а ты пригласи всех к столу.

– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? – ворчливо спросил он.

– Конечно. Никто ничего не заметит. Обещаю. – Она натянуто улыбнулась. – Иди, Пол, зови всех к столу.

– Дорогая, ты, наверное, сильно утомилась? – Леди Битти ласково улыбнулась Клер, входя в столовую с остальными гостями. – Тебе надо было позвать меня: мне не раз приходилось выходить из сложных ситуаций. – Она оглядела комнату, как будто надеялась увидеть спрятанные в спешке свидетельства катастрофы.

– Должно быть, ужасно неприятно, когда прислуга тебя подводит, – мурлыкающим голосом произнесла Дайана. – Пол сказал, что ваша экономка задержалась в деревне.

– Она не задержалась. – Клер с улыбкой заняла свое место за столом. – Я сама разрешила ей не приезжать. Ее помощь была не нужна, я вполне в состоянии приготовить обед на такую небольшую компанию. – Она заметила недовольно нахмуренное лицо Пола, и ее охватило чувство торжества. – И я совсем не устала. Я просто вносила последние штрихи в сервировку стола.

Она увидела, что Генри пристально посмотрел на свечи, уже сгоревшие почти на половину, потом перевел взгляд на нее. Клер поняла, что он обо всем догадался, но отказалась встретиться с ним взглядом.

Облокотившись на стойку бара, Кэтлин прищурясь смотрела на Нейла и пила томатный сок. «Крамонд-Инн» был переполнен. Нейл стоял рядом со стаканом виски в руке; его лицо было задумчивым. Потом он взглянул на часы.

– Она не придет. – Кэтлин села на высокий стул рядом с ним.

– Придет.

Кэтлин удивленно подняла брови.

– Для нее это слишком большой риск. И зачем ей приходить? Ты и так знаешь достаточно.

– Не знаю! – Нейл хлопнул рукой по стойке. – Мне только известно, что Клер Ройленд отклонила первое предложение. Я должен узнать, что произошло после того, как она получила второе.

– Значит, от ее реакции зависит весь ход кампании?

– Конечно, зависит. Либо мы на стороне хозяев земли и боремся с нефтяными магнатами и правительством, либо мы против частных владельцев, которые бессовестно используют землю для личного обогащения. – Он говорил тихо, но в его голосе звучала страстная настойчивость. – Вся кампания зависит от того, что скажет Сандра.

– Они могли еще не получить никаких известий.

– Уже получили – она сказала мне об этом по телефону.

Кэтлин лениво усмехнулась.

– Ты хочешь, чтобы она приняла это предложение, не так ли? Ты хочешь сразиться с этой красивой миссис Ройленд. – Она прищурилась, как кошка. – Не подпускай ее слишком близко к себе, Нейл. – Она протянула руку и провела пальцами по его щеке. – Ты не должен потерять свою холодную беспристрастность, которой так славишься.

Нейл слегка отстранился.

– Не волнуйся. – Он был заметно раздражен, и повернувшись к ней спиной, стал разглядывать толпу в зале.

Сандра все время их с Кэтлин разговора робко стояла у двери.

– Вон она. Оставайся здесь, – коротко бросил он. Поставив стакан на стойку, Нейл стал пробираться к девушке, близоруко оглядывавшейся по сторонам.

– Извини. Я свернула не на ту улицу, – взволнованно сказала она ему, – не привыкла ездить на машине одна. Выйдем на улицу – я не люблю пивнушек.

Нейл открыл дверь и молча пропустил ее вперед. На автостоянке было холодно и тихо после духоты и шума зала. На город опускался туман.

– Может быть, ты все же выпьешь чего-нибудь? – Он недоумевал, почему она выбрала для встречи именно это место, если не любит пивных.

Сандра покачала головой.

– Я подумала, что никто из приятельниц моей мамы не бывает в таких местах, но меня могут узнать другие – кто-нибудь из клиентов мистера Митчисона или мистера Арчера. Я совсем забыла, что в субботний вечер они могут быть здесь...

– Давай прогуляемся к реке. Так нас никто не увидит. – Нейл поежился от холода и сунул руки в карманы куртки. Ему тоже передались опасения Сандры.

Они молча постояли в конце дамбы, которая вела к крутому склону острова Крамонд. Отлив оставил темные полосы на песке. На другой стороне залива переливались огни города, потом туман сгустился, и они исчезли, чтобы через мгновение появиться вновь, высвеченные лучом маяка. Нейл слышал резкие крики чаек вдали.

– Прости мой глупый страх, – сказала, наконец Сандра. – Пойми – эта работа так много значит для меня.

– Твоя работа останется при тебе, Сандра, – заверил ее Нейл, – даю тебе слово. Никто не увидит нас здесь. – Позади них лежали пустынные улицы, причал был залит светом уличных фонарей, свет которых отражался в мокром асфальте. Где-то вдалеке лаяла собака.

Сандра подошла ближе.

– Мистер Митчисон получил письмо от мистера Ройленда. Его жена больна, но сам он заинтересовался предложением и... – она оглянулась по сторонам, – мистер Митчисон устраивает встречу мистера Каммина и мистера Ройленда.

Нейл беззвучно присвистнул.

– Так вот оно что! Я так и знал! Когда они встречаются?

– В следующую пятницу. Вчера я печатала письмо, подтверждающее это. Они встретятся за обедом в Лондоне.

Нейл задумчиво смотрел на темную воду.

– Ты, случайно, не знаешь, где они встречаются?

– Знаю.

Он улыбнулся.

– Отлично.

Каста бурно выражала свой восторг. Повизгивая от возбуждения, она прыгала вокруг вышедшей из машины Клер. Туман еще не рассеялся, и поля вокруг дома были пустынными и безмолвными.

Не говоря ни слова, Пол подошел к багажнику, чтобы достать чемоданы.

– Пол...

– Нет, Клер. Ты нужна мне в Лондоне. – Он даже не потрудился взглянуть на жену. – Пока ты не поедешь в Шотландию, извини.

– Это же всего на несколько дней. – Она чувствовала, что ее голос звучит просительно, и презирала себя за это. Она оказалась в западне.

– Нет! – Он с шумом захлопнул багажник. – Боже мой, Клер, я думал, что после вчерашнего фиаско ты захочешь загладить свою вину. Соня Битти была шокирована твоим поведением.

Клер наклонилась, чтобы обнять собаку, и спрятала лицо в ее золотистой шерсти.

– Я так не думаю, – дерзко ответила она. – Мне кажется, это ее позабавило. И почему ты считаешь, что обед потерпел фиаско? Никто не заметил, что произошло. Еда было вкусной, вино – отличным; за столом не молчали. Честно говоря, – она выпрямилась и посмотрела на мужа, – я считаю, что обед во всех отношениях удался и ты должен быть доволен. – Отчеканив эти слова, Клер повернулась и пошла к дому.

В гостиной их ждал старший брат Пола. Сара Коллинз зажгла камин, и в комнате приятно пахло дымом от горящих яблоневых сучьев. На столе стояла ваза со свежими хризантемами и осенними маргаритками. На стенах висели старые фотографии.

Бросив жакет на софу, Клер сразу же прошла к камину, опустилась на колени перед огнем и протянула к нему руки.

– Как дела, Дэвид? Где Джиллиан? – Она не подошла к деверю и не подала ему руку.

Сэр Дэвид Ройленд отложил экономическое приложение «Санди Тайме» и поднял голову. Он был таким же высоким, как и его братья, его волосы уже были тронуты сединой. На нем был поношенный кашемировый свитер и старые вельветовые брюки, а на ногах – только носки. Член парламента от Стаур-Вэлли пребывал на отдыхе. Он поставил чашку на кофейный столик и, выпрямившись, пристально посмотрел на Клер.

– У меня все в порядке, дорогая, и у Джиллиан тоже. Просто она решила отдохнуть немного, ведь ей скоро рожать, А где Пол?

Клер пожала плечами.

– Сейчас придет, – И снова повернулась к огню. Сэр Дэвид подошел к серебряному подносу, стоявшему на рояле.

– Налить тебе кофе? Он еще горячий. – Он улыбнулся. – Ваша безупречная миссис Коллинз принесла несколько чистых чашек; она явно ждала вас. – Он подал чашку Клер и встал рядом. – Жаль, что тебя не было на вечеринке в субботу. – Он помолчал. – Надеюсь, тебе уже лучше? Может быть, тебе будет удобнее в кресле, моя дорогая?

Клер взяла чашку и придвинулась ближе к огню.

– Спасибо, мне и здесь хорошо. Ради Бога, Дэвид, сядь, пожалуйста. Не стой над душой! Ты приехал навестить Пола, я полагаю? – вдруг накинулась она на него.

– По правде говоря, да. – Он вгляделся в ее лицо, отметив признаки утомления, и нахмурился.

В присутствии Клер он всегда чувствовал какую-то неловкость. Он находил ее очень привлекательной, но она раздражала его и вечно заставляла занимать оборонительную позицию. Несмотря на совершенно невинный взгляд этих серых глаз, он чувствовал, что она считает его высокомерным и откровенно смеется над ним и всем тем, ради чего он живет, особенно после того, как он недавно получил дворянский титул. Хотелось игнорировать ее, как глупую молодую особу, не заслуживающую внимания, но он не мог. Когда они находились в одной комнате, он неизменно чувствовал, что его тянет к Клер. К тому же он уважал ее за ум – то, чего его жена, казалось, была полностью лишена – и Дэвида часто занимал вопрос, как у Клер с Полом обстоят дела с сексом – он подозревал, что Пола совершенно не интересует секс. Для него оставалось загадкой, что вообще могла найти в его брате такая живая, красивая женщина; он часто задавался этим вопросом и был недоволен собой за то, что не мог не думать об этих не касающихся его вещах.

Он сел на стул возле Клер и наклонился вперед, подперев голову руками. Какие бы чувства он не испытывал к ней, это никогда не превращалось в сочувствие, но сейчас в лице этой женщины была такая тоска, что ему захотелось защитить ее.

– Пол спросил меня, не соглашусь ли я разделить вверенное мне имущество детей. – Он задумчиво посмотрел на Клер. – Как я понял, это была твоя идея?

– Моя идея? – Клер удивленно взглянула на него. – Я не представляю, о чем ты говоришь.

– Не представляешь? – Он был озадачен. – Пол считает, что завещание нашего отца, составленное с главным расчетом на внуков, несправедливо. Мои дети, и дети Джорджа и Эм получат большую часть всего наследства по достижению совершеннолетия. – Дэвид бросил взгляд на Клер. – Поэтому Пол предлагает разделить деньги сейчас, чтобы он мог получить свою часть.

Клер поставила чашку с блюдцем на пол и встала.

– И ты решил, что это моя идея?

Дэвид медлил с ответом, изучая ее лицо, потом пожал плечами.

– Я подумал, что это вполне возможно. Мне показалось странным, что Полу внезапно понадобились деньги.

– И ты решил, что они нужны его ненасытной жене? – Клер взяла полено из корзины и, бросив его в камин, смотрела, как огонь постепенно охватывает его. Потом повернулась к Дэвиду. – Так вот, это не моя идея, но я догадываюсь, почему Пол просил об этом. – Она вдруг заговорила резким тоном. – Пол хочет получить свою долю, потому что он знает, что у него никогда не будет детей, наследников отцовского состояния, по крайней мере до тех пор, пока он женат на мне. – Клер сжала кулаки. – Но он наверняка сказал тебе об этом. Может быть, он считает, что это своего рода компенсация за то, что его жена бесплодна. Ведь это его доля наследства, так почему бы ему не получить ее?

– Вот именно. – На пороге появился Пол. – Значит, ты приехал за этим, Дэвид? Сообщить мне свое решение?

Пол прошел в комнату и встал у дубового шкафа, скрестив руки на груди, явно пытаясь скрыть свое волнение.

– Вы с Джеффом все обговорили? – Его голос звучал глухо.

– Джеффри уехал на какую-то конференцию, – Дэвид произнес эти слова спокойным тоном, однако в нем слышались снисходительные нотки. – Но я уверен, мы сможем все решить, когда он вернется.

Тон и сами слова вызвали раздражение Пола.

– И сколько же, интересно, вы сможете мне выделить после всех подсчетов?

– Здесь все зависит только от нас четверых, как от доверенных лиц, и от бухгалтерии, не так ли? – сухо заметил Дэвид. – Если считаешь, что можешь претендовать на конкретный процент, так и скажи. Деньги, о которых идет речь, должны быть поровну поделены между всеми нашими детьми, по мере достижения ими восемнадцатилетнего возраста, поэтому нужно, чтобы оставался какой-то капитал, обеспечивающий в итоге каждого небольшим доходом. – Он сдержанно улыбнулся. – Ведь мы четверо получили наши доли, когда отец умер, не так ли?

– Да, так. – Пол быстро отвернулся к окну и стал смотреть на сад в тумане. Орешник опустил свои ветви до самой земли, без солнца его золотые листья казались бурыми.

Прищурив глаза, его брат наблюдал за ним.

– Если ты не отказываешься от своего намерения, я предлагаю созвать собрание доверенных лиц и все обсудить. – Он встал. – Я позвоню Джеффу и узнаю, не вернулся ли он. Должен тебе сказать, Пол, что Джиллиан и мне не очень нравится твоя идея.

– Естественно не нравится! – Пол даже не обернулся. – Ведь твои дети получат львиную долю!

– Они все получат поровну. – Дэвид обиженно поджал губы и направился к двери. – Мне очень жаль, что Пол заставляет тебя терпеть все это, Клер... – Открыв дверь, он взглянул на нее. Она по-прежнему стояла у камина. – Ты достойна лучшего, дорогая.

Клер проводила взглядом старый «бентли» Дэвида, потом повернулась к Полу.

– Почему ты не сказал мне, что решил забрать деньги из фонда?

Пол со вздохом опустился на стул, где только что сидел его брат.

– Пока еще не о чем говорить, но Джеффри согласится со мной, потому что это по-христиански, а Эм – потому что это справедливо. – Он невесело усмехнулся.

Клер закусила губу, борясь с охватившим ее чувством вины и печали. Она пристально посмотрела на мужа и вдруг осознала, что круги у него под глазами и осунувшееся лицо появились не сегодня. Его озабоченность из-за денег и скверное настроение продолжались много месяцев, вероятно, с того самого дня в июне, когда они узнали, что Клер не получит денег по завещанию Маргарет Гордон. Однако Пол был состоятельным человеком – благодаря деньгам отца, которые, как заметил Дэвид, составляли немалую сумму, и благодаря удачным инвестициям. Клер нахмурилась.

– У тебя есть причины беспокоиться о деньгах, Пол? – устало спросила она. – Что-то случилось в Сити?

– Случилось? – Он не смотрел на жену. – Конечно, нет. Неужели вчера вечером было похоже, что что-то не так?

– Нет.

– Вот видишь. – Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. – Значит, беспокоиться не о чем.