"До конца своих дней" - читать интересную книгу автора (Бенедикт Барбара)

Глава 3

Эдита-Энн стояла в затененном углу танцевальной залы у Фостеров и наблюдала за Гиневрой-Элизабет. Ее чуть ли не трясло от негодования. Она так долго мечтала об этом вечере, так тщательно причесалась и оделась – и вот появилась Гинни, и все оказалось ни к чему.

Танцевальная зала была украшена серпантином, и в ней стоял сильный аромат камелий и гвоздик, но Эдита-Энн не замечала их запаха. Небольшой оркестр играл в углу, мимо нее проносились танцующие дамы в дорогих платьях всевозможных цветов, но внимание Эдиты-Энн было сосредоточено на Гинни, которая флиртовала напропалую с Лансом и его друзьями. Каждый взрыв смеха пронизывал сердце Эдиты-Энн, каждая улыбка заставляла ее зеленеть от зависти.

Эдита-Энн завидовала Гинни с первого дня, когда отец привез ее в Розленд. Все, кого они знали, обращались с Гинни как с принцессой. Она была красивее всех, лучше всех одета, даже ее имя, Гиневра, было красиво и необычно.

А сегодня Гинни полагалось бы сидеть дома и горевать о потерянных туалетах, как сделала бы любая другая женщина. Вместо этого она почистила старое бархатное платье вишневого цвета и заявилась в нем на бал с истинно королевским апломбом. Единственным ее украшением был медальон ее матери, но она держалась так, словно на ней были драгоценности короны. Это же несправедливо! Эдита-Энн надеялась быть звездой этого бала, а Гинни совершенно ее затмила и к тому же, кажется, собиралась вернуть себе любовь человека, который стал бесконечно дорог ее кузине.

Чтобы никто не догадался о ее истинных чувствах, Эдита-Энн притворялась, что увлечена Бо Аллентоном, но с той самой минуты, как она увидела Ланса Бафорда, подъезжающего к Розленду на белом коне своего отца, она не переставала мечтать о соседе с золотой шевелюрой. Он был сэр Ланцелот, прекрасный рыцарь, и если ей удастся отнять его у кузины, тогда, быть может, она сама станет королевой Камелота.

Но сегодня, судя по тому, как Ланс обхаживает Гинни, этого не случится.

Глядя на его маневры, Эдита-Энн с трудом сдерживалась, чтобы не закричать: «Ты же не любишь Гиневру-Элизабет! Ты просто хочешь заполучить Розленд!» Но в глубине души она знала, что Ланс ее за это не поблагодарит. Он не хотел слышать о том, что в его сознании детские игры перемешались с реальной жизнью. Он всегда считал себя наследником Камелота, и, если она осмелится это отрицать, он оттолкнет ее. Если бы дядя Джон и тетя Аманда не превратили свой дом в блистательный дворец! Даже сейчас, после всего случившегося, Ланс все еще мечтает стать его хозяином.

Не сводя глаз с Ланса, изнывая от тоски, Эдита-Энн все больше проникалась ненавистью к Гинни, потому что была уверена, что та не любит Ланса. Конечно, она не любит его так, как Эдита-Энн, иначе она не флиртовала бы с его друзьями. Гинни просто верна себе, она все та же избалованная и упрямая девчонка, которая не хочет расстаться с детскими мечтами и не хочет отпустить Ланса на свободу.

Гинни вдруг махнула рукой, словно отсылая свою свиту, и Ланс, к удивлению Эдиты-Энн, тут же отошел от нее, а за ним и его друзья. Она что, устала от его ухаживаний и ищет с кем бы еще пофлиртовать? В таком случае Эдита-Энн окажет ей всяческое содействие. Если Ланс поймет, что его драгоценная Гинни не такое уж невинное создание, может быть, он начнет замечать ту, которая действительно его любит.

Так или иначе, но она, Эдита-Энн, не допустит их брака.

Гинни с трудом подавила зевок. От этой жары и нудной болтовни друзей Ланса ее потянуло ко сну. Истории, которые рассказывал Ланс, по-видимому, были забавными – его друзья смеялись же! Но Гинни давно уже перестала их слушать. Да Ланс как будто и не нуждался в ее внимании, лишь бы она улыбалась, что тоже стоило немалого усилия, и время от времени произносила какую-нибудь глупость.

Поэтому она почувствовала облегчение я внутренне улыбнулась, услышав, что им надо пойти засвидетельствовать почтение хозяину дома. Глядя, как молодые люди гурьбой отправились в кабинет мистера Фостера, она ни минуты не сомневалась, что они хотят засвидетельствовать почтение не столько ему, сколько бутылке виски.

«Не все, однако, изменилось», – с улыбкой подумала она, но, окинув залу взглядом и заметив множество перемен, посерьезнела. Как странно, она столько лет тосковала по этим веселым балам, а теперь ей скучно и даже кажется, что все ей здесь чужие!

Где ее подруги, которые вместе с ней дебютировали в свете? Большинство из них не только замужем, но родили наследников мальчикам, с которыми она когда-то танцевала и флиртовала. Даже Чарли Фостер, которого она столько лет чуралась, оказывается, вовсе не изнывает от тоски по ней. Он уже четыре года как женат на красивой девушке из креольской семьи, которая уже родила ему двух крепких сыновей.

Глядя, как влюблено Чарли смотрит на молодую жену, Гинни почувствовала какую-то пустоту внутри. Не то чтобы она принимала его всерьез, но все же было приятно сознавать, что на крайний случай всегда есть Чарли. И вот эту опору выбили у нее из-под ног. Это было вовсе не так уж приятно.

«Зато у меня есть Ланс», – утешила она себя.

– Что это ты прячешься в углу, Гиневра-Элизабет?

Гинни внутренне взъерошилась при виде подошедшей к ней Эдиты-Энн, которая всем своим видом напомнила ей о потере багажа. На ней было платье из лилового атласа с юбкой, расходящейся колоколом от невероятно тоненькой талии, и глубоким декольте, украшенным дорогими бельгийскими кружевами. Нечто в этом роде уплыло в Аргентину в сундуках Гинни. И ей пришлось явиться на бал в бархатном платье без кринолина, которое висело на ней как саван.

– Я вовсе не прячусь, – ответила Гинни, опять заставляя себя улыбнуться. – Просто подошла к двери, чтобы немного охладиться на сквозняке.

– И вправду жарко, – ответила Эдита-Энн, обмахиваясь дорогим веером. «Это она нарочно, – подумала Гинни, – чтобы напомнить мне, что мои веера плывут в Аргентину». – Бедняжка, как тебя атаковали Ланс со своими приятелями. Не знаешь, что хуже – жара или их нудные разговоры. Что они обсуждали – политику?

Эдита-Энн говорила поддразнивающим тоном, но Гинни не стала отвечать ей таким же. Она с вожделением смотрела на ее веер с пластинками из слоновой кости и перламутровой ручкой, который создавал такой приятный ветерок. Может быть, проглотить самолюбие и попросить его у Эдиты-Энн на время?

– Конечно, не все джентльмены обсуждают политику, – продолжала ее кузина. – Некоторые молодые люди слишком много себе позволяют. От их глупых ухаживаний просто спасения нет.

Тут уж Гинни решила ей подыграть:

– Все те же кавалеры и все те же истертые комплименты. Как бы хотелось пофлиртовать с совершенно незнакомым человеком!

При этих словах перед ее умственным взором возникло смуглое лицо, но она тут же выбросила его из головы и постаралась подавить вспыхнувший в ней огонек.

– Совершенно незнакомым? Да ты не посмеешь! – Эдита-Энн загоревшимися глазами следила за Гинни поверх веера. – Да и где ты его найдешь?

– Можно на улице встретить. Веер замер в руках Эдиты-Энн.

– Что за ужасные вещи ты говоришь, Гиневра-Элизабет! Даже ты не посмеешь заговорить с незнакомым человеком. Кто знает, что он сделает.

Гинни всегда провоцировала на невероятные поступки фраза: «Ты не посмеешь».

– Хочешь, поспорим, что я могу очаровать любого мужчину, стоит мне только захотеть?

– Но это же опасно.

Верно, опасно, но вслух Гинни этого не признала.

– Я так ему вскружу голову, что ничего дурного он мне не сделает.

Эдита-Энн принялась усиленно обмахиваться веером.

– Представляю, что сказал бы Ланс Бафорд, если бы услышал твои слова.

– Тогда не надо распивать с друзьями виски в кабинете мистера Фостера!

Ее кузина злорадно ухмыльнулась. Нет, не стоит просить у нее веер.

– А, погляди, вон стоит весьма опасный с виду мужчина, – вдруг сказала Эдита-Энн, показывая веером на кого-то в прихожей.

Гинни обернулась и увидела незнакомца из порта.

Она вздрогнула от удивления, и одновременно по ее телу пробежал трепет волнения. Что делает этот человек в доме Фостеров? Его черная рубашка и брюки выделяли его из моря белых льняных костюмов, которые были на других мужчинах. Черный, как ворон. Интересно, он тоже чувствует, что здесь ему все чужие?

Да нет, он вроде ничего такого не чувствует. Стоит себе в прихожей, кого-то дожидаясь, но в облике его, несмотря на простую одежду, нет ничего подобострастного. Наглец! Не стоит того, чтобы о нем думать, решила Гинни.

– Такому тебе не удастся вскружить голову! Посмотри, как он сердито смотрит.

– Очень нужно! – сказала Гинни, пренебрежительно дернув плечом. – Босяк какой-то.

– А по-моему, очень красивый мужчина. – Эдита-Энн опять поглядела на Гинни поверх веера. – Если бы я тебя не знала, Гинни, то подумала бы, что ты его боишься. Что, с таким не справишься?

И опять Гинни не выдержала подначки:

– Никого я не боюсь. Если бы я захотела, то могла бы вскружить голову и ему. Просто мне не хочется.

– А я готова поспорить, что на него твои чары не подействуют. Вид у него презлющий. Хочешь, поспорим, что тебе даже не удастся заставить его улыбнуться?

Это был соблазнительный вызов.

– Что ж, давай поспорим. Только на что? На твой веер?

Эдита-Энн посмотрела на незнакомца, потом на веер. И, закрыв его, постучала им по медальону Гинни.

– Идет! Очаруешь незнакомца – веер твой. Не удастся – отдашь мне медальон тети Аманды.

Гинни заколебалась. Если она отдаст мамин портрет, что у нее останется?

– Боишься? – опять поддразнила ее Эдита-Энн.

– Ладно, только не прячь веер, – сказала Гинни, отбросив доводы рассудка. – Через несколько минут тебе придется с ним расстаться.

Подхватив юбки, Гинни вышла в прихожую и, только увидев теперь уже знакомое сердитое лицо, поняла, что под нажимом Эдиты-Энн взяла на себя слишком много. Как же, очаруешь этого человека! Характер у него прескверный, а язык хлесткий.

– Увидела вас, – нерешительно начала она, заставив себя улыбнуться, – и тут только поняла, что так и не поблагодарила вас за вашу любезность. Простите, пожалуйста, если я была с вами несколько резка. Просто у меня с утра все не заладилось.

– Несколько резка, мисс Маклауд? Вы назвали меня вором.

Гинни пожалела, что не может спрятаться за веером. Как удержать на лице улыбку, разговаривая с таким грубияном?

– Во всяком случае, я вам признательна за то, что вы принесли мой саквояж. И хотела бы вас за это вознаградить.

«Пират» подозрительно посмотрел на нее.

– Что же вы хотите мне пожаловать? Чувствуя спиной взгляд кузины, Гинни посмотрела на него из-под опущенных ресниц и завораживающе улыбнулась.

– Знак благосклонности.

– Опять взялись за свою рыцарскую дребедень? Попробую догадаться. Как ваш преданный рыцарь, я получу в награду кусочек шелка или кружев, который будет знаком благосклонности прекрасной дамы.

Гинни вообще ничего не собиралась ему давать, но раз уж он заговорил об этом, можно, пожалуй, подарить ему носовой платочек. Если он его возьмет и если это заставит его улыбнуться, тогда она выиграла пари.

Гинни неохотно вынула из ридикюля кружевной платочек.

– Мне вышила этот платок тетя. Эти трилистники – залог удачи.

Незнакомец мельком взглянул на платок, потом впился взглядом ей в глаза.

– Вы согласны подарить мне залог удачи? – с недоумением спросил он. Его лицо уже не было неприступным. – А Бафорд не будет против этого возражать?

Мысль, что Ланс ее приревнует, вдруг понравилась Гинни.

– Ланс Бафорд не имеет права распоряжаться моими поступками. Я вольна делать подарки кому мне вздумается.

Незнакомец улыбнулся и протянул руку за платком. Его большая мозолистая рука на секунду накрыла руку Гинни. Они встретились взглядами, и она вдруг забыла обо всем вокруг. Незнакомец поднес ее пальцы к губам, и ей стало трудно дышать.

– Я ваш вассал, – сказал он, целуя ее дрожащую руку. – Я живу, чтобы служить вам, леди Гиневра.

Гинни остолбенела. Эти самые слова они употребляли в детстве, когда играли в Камелот.

– Откуда вы знаете? – сказала она, но тут услышала громкий голос:

– Отпустите ее руку!

К ним шел явно взбешенный Ланс.

– Что это вы себе позволяете, сэр? – негодующе спросил он.

– Я разговаривал с дамой, – ответил незнакомец, не спуская глаз с Гинни. – А вы тут при чем?

– Да как вы посмели вломиться в этот дом? Незнакомец перевел взгляд на Ланса.

– Что-то я не понимаю, – холодно сказал он. – С каких пор вы стали здесь хозяином?

– Я здесь почетный гость, и вы это отлично знаете, а о вас этого никто не скажет. И мы не позволим подобной публике приставать к нашим дамам. Отпустите руку мисс Маклауд и убирайтесь отсюда, пока вас не вытолкали взашей.

Гинни знала, что ей надо вмешаться и сказать Лансу, что это она приставала к незнакомцу, но тогда она проиграет пари Эдите-Энн. Кроме того, Лансу этот человек явно не нравится. Как же признаться, что она с ним флиртовала?

Незнакомец глядел на нее безо всякого выражения, но она чувствовала, что он в ней разочарован. Увидев, что она не собирается ничего объяснять, он кивнул.

– Понятно. Опять игра, – тихо сказал он. – На вашем месте я был бы осторожнее в выборе товарищей для игр, моя прекрасная дама. Не у всех мужчин наличествует чувство чести.

Ланс шагнул вперед и ударил незнакомца по щеке.

– За такую наглость я требую удовлетворения! Незнакомец замер. Глаза его сверкали.

– Я не собираюсь драться с вами на дуэли, – сказал он, покачав головой.

– Трус! – бросил Ланс. – Да чего еще можно ждать от типа, который не останавливается перед тем, чтобы скомпрометировать мисс Маклауд!

Незнакомец твердо глядел Лансу в глаза.

– Если кто и запятнает ее репутацию, то это буду не я. Упражняйте свое фанфаронство на ком-нибудь другом, Бафорд. Мне не хочется вас изувечить.

– Вот наглец! Какой-то проходимец воображает, что может победить меня на дуэли!

– Откуда вам известно, что я проходимец? – Незнакомец презрительно покачал головой. – Вы все еще воображаете себя чемпионом округи? Ваше счастье, что я дал зарок не драться больше на дуэлях.

– Как это понимать?

Незнакомец не успел ответить – в прихожую вбежала миссис Фостер.

– Сэр! – обратилась она к незнакомцу. – Мне сказали, что вы предполагаете получить здесь какой-то пакет.

Улыбка преобразила лицо незнакомца. «Боже ты мой, – изумленно подумала Гинни, – да он может быть обаятельным!» И ей стало обидно, что он ни разу не улыбнулся так ей.

– Я не знал, что у вас будет бал, – вежливо сказал он миссис Фостер. – Извините, что я так неудачно пришел, сударыня. Я возьму пакет и пойду.

Миссис Фостер растерянно покачала головой.

– Но у нас нет для вас пакета, сэр. Никто для вас ничего не оставлял. Вас ввели в заблуждение.

– И меня это почему-то не удивляет, – вполголоса сказал незнакомец. Потом он улыбнулся хозяйке дома. – Простите за вторжение, сударыня. Мне жаль, что я вас напрасно потревожил.

Когда за ним закрылась дверь, Гинни потрогала руку, которую он поцеловал. У нее все спуталось в голове. О каком пакете он говорил, кто ему этот пакет обещал, и почему у нее до сих пор дрожат руки?

Ланс бормотал что-то о наглецах, вваливающихся в порядочный дом, а Эдита-Энн, которая оказалась рядом, охотно ему вторила. Гинни не понравилось, как та непрерывно касалась его руки, и она заявила, что эта сцена ее утомила.

– Принеси мне бокал пунша, Ланс, – попросила она. Тот нахмурился, и ей показалось, что он откажется, но он с усилием улыбнулся и отправился в буфет.

– Он тебе не собачка, – раздраженно сказала Эдита-Энн, когда они остались одни. – Не воображай, что все мужчины готовы плясать перед тобой на задних лапках.

– Ты просто злишься, что я заставила незнакомца улыбнуться.

И Гинни пошла обратно в танцевальный зал, не глядя, идет ли за ней Эдита-Энн.

– Тебе пришлось отдать ему платок, – злорадно напомнила та. – Как это, интересно, понравится Лансу?

Гинни стало не по себе. Ланс считает, что его жена должна быть истинной леди, а леди не раздают свои вещи незнакомым мужчинам.

– Я заберу его обратно, – беспечно заявила она, не желая показывать кузине, что встревожена. – А пока что, – сказала она, надеясь отвлечь ее от мысли о платке, – подавай-ка сюда свой веер. Я его честно выиграла.

Сжав губы, Эдита-Энн сунула Гинни в руки веер и, взмахнув юбками, устремилась на противоположный конец залы.

Гинни облегченно вздохнула. События последнего часа произошли так быстро и вызвали в ней столько душевного волнения, что она не могла даже толком припомнить их последовательность. Впрочем, все три встречи с незнакомцем оказывали на нее такое действие.

У Гинни горело лицо, и она стала обмахиваться веером, считая, что ей так жарко потому, что на ней тяжелое бархатное платье. Вдобавок у нее зачесалось под корсетом. Она посмотрела через залу на веранду, но та была освещена свечами и заполнена прогуливающимися парами. А вот справа от Гинни были стеклянные окна от пола до потолка, которые вели в сад. С этой стороны дом не был освещен. Видимо, хозяева считали, что фижмы не дадут дамам протиснуться через эти узкие окна.

Однако на Гинни не было фижм, и ей ничего не стоило это сделать. Она шагнула к окну, но тут к ней подошла Мисси Мэй Бенсон. Изнывавшей от жары, усталой и раздраженной Гинни пришлось выслушивать стоны Мисси о том, что на балу почти совсем нет холостых мужчин.

– Как скучно прошло лето! – жаловалась на судьбу Мисси. – Все подходящие молодые люди или женаты, или им не до балов. Роберт Самнер все равно что умер, он превратился в тень, пытаясь после смерти отца поставить на ноги свою плантацию. А Дру Самнер взял и уехал на север и там поступил в университет!

«Вот и еще два жениха потеряны», – подумала Гинни. Она оглянулась по сторонам, вдруг осознав, что не видела и Бо Аллентона. И неосторожно сказала об этом Мисси.

– Господи, Гинни, разве ты не слышала? Аллентоны уехали.

– Уехали? Куда? Они столько лет заправляли всем нашим обществом.

Мисси потрясла своими мышиного цвета локонами и сказала заговорщицким шепотом:

– Папа говорит, что им давно уже угрожало разорение и они все глубже увязали в долгах, пытаясь это скрыть. По-моему, это было бессовестно с их стороны – морочить нам голову, притворяясь, что все хорошо.

Гинни стало не по себе. В конце концов Бафорды уже много лет точно так же «морочат всем головы».

– А я уже было решила, что Бо всерьез за мной ухаживает, – негодующе продолжала Мисси. – Мне даже не жалко, что у них сгорел дом. Говорят, Бо уехал в Мобиле, надеясь найти себе в жены богатую наследницу. Только, по-моему, у него вряд ли это получится. Он уже совсем не так хорош, как раньше, сколько можно пьянствовать?

«Мой двор быстро пустеет», – огорченно подумала Гинни. В Бостоне она не искала жениха, считая, что дома ее ждет толпа поклонников. А оказывается, они ее вовсе не ждут, а разъехались по стране. Что же это делается? Все ее планы рушатся один за другим.

– Мы все сгораем от любопытства, – продолжала Мисси. – Кто-то купил плантацию Аллентонов, а кто – мы не знаем. Никто не видел новых владельцев, но, говорят, поля обрабатываются и уже готов фундамент для нового дома. Хорошо бы были молодые люди нашего возраста, правда?

«Если они нашего возраста, – чуть не сказала Гинни, – то они не такие уж молодые».

Но решила промолчать, бедная Мисси, видимо, обречена остаться старой девой, но у Гинни все еще есть Ланс.

– Да и то сказать, вряд ли им понравится наше общество, – нудела Мисси. – У нас стало так скучно, Гинни. Если мне еще раз придется приглашать к чаю девиц Бошамп, я сяду на папину кобылу и ускачу в горы. Чтобы привлечь приличных молодых людей, нам нужно придумать что-то поинтереснее чаепития. Помнишь, как твои родители устраивали турниры? Вот это было интересно! Не пойму, что случилось, почему вы перестали их устраивать? Случилась смерть мамы.

Но Гинни тут же выкинула эту мысль из головы. Она приехала на бал веселиться, а не думать о грустном.

– Надо придумать что-нибудь совсем новенькое, – весело сказала она, чтобы переменить разговор. – Может, устроить аукцион незамужних девиц, кто даст больше, тому и достанешься.

Мисси притворилась, что эта мысль ее ужаснула, но в глазах у нее загорелся огонек интереса.

– Но, Гинни, это же будет похоже на ярмарку рабов! Папа никогда не позволит мне до этого опуститься.

Судя по всему, если бы отец позволил, Мисси не возражала бы до этого опуститься. Хотя она вся сверкала драгоценностями и на ней было дорогое белое платье, нельзя сказать, чтобы женихи выстраивались в очередь за обожаемым чадом Джеймса Бенсона.

Тем не менее Гинни на секунду позавидовала Мисси и тут же одернула себя. Завидовать невзрачной Мисси? Конечно, отец ее боготворит, но что в этом толку? Денег у мистера Бенсона тьма, а жениха Мисси он все же купить не смог.

К облегчению Гинни, тут появился Ланс с пуншем, и Мисси перестала ныть и перенесла внимание на него. Тот пробормотал, что пригласил на следующий танец Эдиту-Энн, и сбежал. Это он сбежал от этой трещотки, утешала себя Гинни. Мисси от нее отвязалась, но Гинни вовсе не хотелось наблюдать, как Ланс танцует с ее кузиной. Не стоит вести себя как глупая, ревнивая девчонка, сказала она себе. Однако ей не хотелось и танцевать, и даже разговаривать. Она устала, ей было жарко, и кожа под корсетом жутко зудела.

Гинни старалась не думать про корсет, но терпеть зуд становилось невтерпеж. Раньше, когда она не стеснялась бросать вызов приличиям, она сунула бы руку под правую грудь и почесала бы свербящее место, но теперь она старалась помнить наставления матери. Настоящая леди, говорила та, должна уметь терпеть неудобства.

Нет, этот зуд сведет ее с ума! Можно, конечно, пойти в комнату, куда дамы удаляются, чтобы поправить прически и тому подобное, но там девицы опять, прикрывшись веерами, станут хихикать над ее платьем. Гинни посмотрела на открытые окна справа от себя. За окнами было темно, и там ей никто не помешает вволю чесаться. Она с независимым видом подошла к окну и выскользнула наружу.

Дул прохладный ветерок, и Гинни подняла волосы с шеи, чтобы освежиться. Она прошла к балюстраде и глубоко вдохнула, радуясь свежему воздуху после ароматной духоты танцевальной залы. Через кроны дубов проглядывала полная луна, из залы доносилась музыка и гул голосов, но Гинни казалось, что она совершенно одна. Оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что ее никому не видно, она сунула руку в разрез декольте.

– Может, нужна помощь? – раздался из темноты знакомый бас.

Гинни застыла. Конечно же, красивый незнакомец сумел застать ее в самой неприглядной позе.

– Что вы здесь делаете? – сердито спросила она, поспешно пряча руку за спину.

Он перемахнул через балюстраду и оказался рядом с ней.

– Дышу свежим воздухом.

«Черт подери, до чего же он хорош, когда улыбается!» – подумала Гинни.

– А мне показалось, что вы прятались в кустах. Его взгляд посуровел, и то же произошло с голосом.

– Ничего подобного. Если кто и прячется, пользуясь своим привилегированным положением, так это моя дичь. Лучше бы ему расплатиться со мной, все равно я дело так не оставлю. Так или иначе я получу с него то, что мне причитается.

Он говорил негромко, но в его голосе звучала холодная убежденность. Кто же это его бедная жертва? – подумала Гинни. Не позавидуешь человеку, за которым охотится этот тип.

Она легко могла представить в качестве дичи и себя. С дрожью, вызванной отнюдь не вечерней прохладой, она представила себе, как он хватает ее в объятия, с силой прижимает к себе и с улыбкой торжества наклоняется к ее губам.

С изумлением обнаружив, что эта мысль ей вовсе не противна, Гинни выкинула ее из головы.

Тем временем незнакомец вдруг шагнул к ней и спросил:

– А вы что тут делаете? С чего это вдруг гордая Гиневра вздумала прятаться в кустах?

– Я не пряталась. Вы отлично знаете, что я чесалась. Если бы вы были настоящим джентльменом, сэр, вы бы сделали вид, что ничего не заметили.

– Но вы ведь уже решили, что я не джентльмен. Со мной не стоит церемониться! Чешитесь себе на здоровье.

– Вы, кажется, надо мной насмехаетесь, сэр. Мы оба знаем, что леди так себя вести неприлично. От условностей никуда не денешься.

– Очень жаль. – Он впился в нее взглядом. – Поменьше думайте об условностях и, может быть, станете себе больше нравиться.

На какую-то минуту, словно загипнотизированная его взглядом, Гинни потеряла способность воспринимать его слова. Какие у него красивые глаза, думала она. Темные, глубокие, властные.

И тут до нее дошел смысл его слов, и она поняла, что этот пьянящий взгляд всего лишь маскирует очередное оскорбление.

– Я совершенно довольна собой, – отрезала она.

Более воспитанный человек извинился бы, но этот молчал. Пауза становилась невыносимой. Гинни мучительно старалась придумать колкость, которая поставила бы его на место, но от близости этого человека, от его высокой фигуры, от исходящего от него запаха табака и лошадей, от покоряющего звука его голоса мысли мешались у нее в голове.

– А все-таки скажите, – внезапно проговорил он, – с чего это вы вдруг вздумали подарить мне платок?

Вопрос застал Гинни врасплох, и она не сразу нашлась что ответить. Вряд ли стоит сказать ему правду, такому человеку не понравится, что он оказался предметом спора. Гинни в растерянности раскрыла веер кузины и стала им обмахиваться, пытаясь придумать объяснение, которое помогло бы ей вернуть платок. Она легко могла представить себе реакцию Ланса, если незнакомец станет размахивать у него перед носом ее платком, да еще хвастаться, где, как и от кого он его получил.

– Опять играете? – спросил «пират», не отводя глаз от ее лица. – Ваши слова о знаке благосклонности – это была просто уловка, чтобы вызвать ревность Бафорда?

– Не говорите вздор! – Гинни еще быстрее замахала веером. – Мне нет нужды прибегать к подобным уловкам.

– Нет? – Он опять вперил в нее взор. – Я наблюдал за вами обоими отсюда. По-моему, он обращает на вас слишком мало внимания. Я никогда бы не позволил своей даме сердца бродить одной в темноте.

Своей даме сердца... Эти слова радостно взволновали ее, но он тут же все испортил, добавив:

– Слишком уж вы склонны флиртовать с незнакомыми мужчинами.

Гинни покраснела.

– Вы хотите сказать, что, разговаривая с вами, я подвергаю себя опасности?

Он пристально смотрел на ее губы.

– Возможно. Кто знает, что может сделать проходимец.

Гинни дернула головой, нет, она ему не покажет, как она напугана и одновременно взволнована его словами.

– Лансу незачем стоять возле меня на страже, он знает, что я не дам себя в обиду.

– Так уж и не дадите?

Его взгляд опустился на глубокий вырез ее декольте.

– Может, вы и можете справиться с мальчиками и разряженными хлыщами, но что вы знаете о тайных желаниях настоящего мужчины?

Тайных желаниях. Все тело Гинни загорелось жарким пламенем. Рассудок говорил ей, что от этого человека надо бежать, и одновременно ей хотелось подставить ему губы для поцелуя.

– Настоящего мужчины, – повторила она, стараясь скрыть волнение. – Уж не себя ли вы считаете настоящим мужчиной?

Эти слова подействовали на него как удар хлыстом. Правда, он не отшатнулся, но глаза его угрожающе сузились.

– Да нет, моя прекрасная дама. Вы ясно показали, что в ваших глазах я не только не настоящий мужчина, но даже не вполне человек.

– Ничего подобного...

Он положил ей на губы два мозолистых пальца.

– Не отрицайте. Будьте честной хотя бы сами с собой. А не то кто-нибудь скажет, что вы достойны стать женой Бафорда.

– Я ничего другого и не хочу!

– В самом деле? – Его взгляд вдруг смягчился, и он поднял пальцами ее подбородок. – Неужели уж не найдется никого получше?

Он пытливо вглядывался ей в глаза, заставляя ее осознать свои собственные тайные желания. Как ей хотелось упасть к нему в объятия! Казалось, он прочитал у нее в глазах, что больше всего на свете ей нужен человек, который полюбил бы ее до конца своих дней.

– Я люблю Ланса, – деревянным голосом проговорила она, не в силах оторвать от него свой взгляд.

– Любите? Тогда скажите, дает ли он вам колдовское упоение?

– Колдовское упоение?

Тихонько обняв ее, он коснулся губами ее лба, потом поцеловал ее между глаз, в кончик носа и наконец приник к губам. Он поцеловал ее с такой нежностью, что она не смогла сдержать стон наслаждения.

– Это я и имею в виду, – хрипло повторил он. – Когда вас целует Бафорд, вы тоже так стонете?

Потрясенная до глубины души, она размахнулась и дала ему пощечину.

Он отступил и потер щеку.

– Это был всего лишь поцелуй, моя прекрасная дама. Из-за него не стоит драться на пистолетах.

Опять он вывел ее из равновесия, опять заставил говорить и делать такое... Господи, неужели она в самом деле позволила ему себя поцеловать?

Тяжело дыша, Гинни глядела в насмешливо улыбающееся лицо и жаждала одного – дать ему еще одну пощечину.

Он посмотрел на ее сжатые кулаки и покачал головой.

– Извините, но, если вы действительно намерены вызвать меня на дуэль, мне придется отказаться, так же как я отказался принять вызов Бафорда.

– Вы не имеете права даже произносить имя Ланса, – бросила она ему в лицо. – Вы ему в подметки не годитесь.

– Безупречный Ланцелот? – Улыбка исчезла с его лица. Он нахмурился. – Он знал, что я дал зарок не драться на дуэлях, моя прекрасная дама. Только поэтому он меня и вызвал.

– Вы лжете!

– Я никогда не лгу. – Незнакомец скрестил на груди руки. – По крайней мере своему слову я хозяин. Никто в Луизиане не посмеет утверждать, что я когда-нибудь его нарушил. Если я говорю, что Бафорд знал о моем зароке, можете Мне поверить. Спросите, кого хотите. Иначе он был бы утром мертв.

– Никто не может победить Ланса. Он чемпион округи.

– Чемпион? А вы его самого спросите, не побеждал ли его кто-нибудь? – И он кивнул в сторону дома.

Гинни поглядела в окно и увидела, что Ланс идет через танцевальную залу, разыскивая кого-то взглядом.

– Это он меня ищет, – с огромным облегчением сказала она. Нет, этот человек слишком... слишком легко выбивает ее из колеи. – Лучше идите, – сказала она. – Я его сейчас позову.

– Зовите, – спокойно сказал незнакомец. – Но послушайте моего совета, моя прекрасная дама. Может быть, Бафорд и кажется идеальным рыцарем, но женщине лучше поискать такого, который сможет подарить ей колдовское упоение.

Он перепрыгнул через балюстраду и скрылся в темноте. «Черт бы тебя побрал», – сердито подумала Гинни, трогая пальцами губы. Они все еще горели, словно одним легким поцелуем он навсегда поставил на нее свое тавро.

Все это ерунда, сказала она себе. Я люблю Ланса и всегда буду его любить.

Какое отношение имеет колдовское упоение к браку? Главное, чтобы было доверие и взаимопонимание, а лучше Ланса Бафорда ее не понимает никто. И Гинни пошла к нему, говоря себе, что Ланс настоящий джентльмен и более обаятельного и заботливого мужа и пожелать нельзя.

Так почему она все еще ощущает на губах сладостное колдовство того поцелуя?

Джервис Маклауд тихонько спускался по лестнице. Ему было очень жаль самого себя. Дойти до того, чтобы, как вор, пробираться по дому в поисках спиртного! Хоть бы дочка спала – ему не хотелось увидеть горькое разочарование на ее лице. Он поклялся ей бросить пить и играть в карты и обещал помогать вести хозяйство в Розленде. Но Эдита-Энн не знала – и он не собирался ее об этом извещать, – что его обещания так же пусты, как и его счет в банке.

Ну и что, сердито подумал он. Девчонка чересчур похожа на мать, вечно за ним следит и вечно всем недовольна. Да разве можно выполнить все ее требования? И вообще – кто она такая, чтобы указывать отцу, что ему можно, а что нельзя? Крышу над головой он ей обеспечивает, еду тоже, и не ее дело, как он проводит время. Как говорил его отец, мужчина должен быть хозяином в доме и никому не отвечать за свои поступки, кроме Бога и, может быть, самопхсебя.

Джервис выпрямился и прошел в гостиную, старательно избегая взглядом портрет своего брата над камином. Ему хочется выпить, и он выпьет! И пусть они все катятся к чертям собачьим!

Наливая себе виски, он с огорчением заметил, что в бутылке осталось очень мало. Неужели он все уже выпил? Хорошо, что завтра они уедут в Розленд.

Хорошо во многих смыслах.

При воспоминании о тон, как он чуть не влип в историю, у него пробежал холодок по спине. Надо же было Латуру явиться к Фостерам! Сидел бы у себя в болоте! Сколько он мог бы наделать неприятностей, если бы у Ланса не хватило присутствия духа выставить его за дверь!

Джервис задумал нечто такое, о чем его племянница ни в коем случае не должна узнать раньше времени. Гинни надо вести на заклание осторожно и медленно, чтобы она ничего не заподозрила, иначе все его планы рухнут.

Джервис поднял рюмку и улыбнулся портрету брата.

– Будь ты проклят, Джон, – прошептал он, одним глотком осушая виски. – На этот раз я таки возьму над тобой верх.