"Амрита" - читать интересную книгу автора (Ёсимото Банана)

13. 0091

Ночь выдалась безветренной. Было жарко и влажно, и мы, абсолютно голые, валялись на кровати, изнемогая от духоты. Посреди ночи вдруг зазвонил телефон. И так как на острове у нас не было никаких знакомых, кроме эксцентричной супружеской пары из сэндвич-бара, то особых сомнений по поводу того, кто звонит нам в столь поздний час, не возникло. Рюичиро, лежащий с краю, дотянулся до телефона и снял трубку.

– Алло, – сказал он.

Я вдруг почувствовала, что звонит кто-то другой. Кто-то далекий, но в то же время очень близкий. Рюичиро сказал:

– Секунду. Я сейчас передам ей трубку.

Все ясно. Это Эйко.

Трубка оказалась у меня в руках.

– Привет.

– Все очень плохо. Просто туши свет, – на том конце провода сказала Эйко, отделенная от меня сотнями ри[25]. Услышав ее голос – лучшее доказательство того, что она жива, – я вздохнула с облегчением.

– Давай, рассказывай. Я даже звонить боялась – вдруг попаду на твою маму, а она начнет выпытывать, что я знаю, чего не знаю… Короче, я тут вся испереживалась. Как ты? Что там опять стряслось?!

Эйко хихикнула. Потом в трубке снова раздался ее тихий голос:

– Я так понимаю, что общую картину ты себе уже представляешь. Меня тут немножко порезали. Я сейчас в больнице. Звоню из коридора. События, прямо скажем, развиваются далеко не самым лучшим образом… Я бы даже сказала – худшим.

– Оно и понятно. А что твой? Он-то в порядке?

– Про квартиру нашу ты знаешь. Так вот, он утром ушел на работу. Я сижу, завтракаю. И вдруг… Вдруг заявляется его жена с кухонным ножом. Представляешь? Натурально звонит в дверь, я, ничего не подозревая, открываю, а дальше помню только, что испугалась ужасно. И все. Потом приехала «скорая», и меня увезли в больницу. Прямо в халате. Совсем как в фильмах – очень эротично… Его жена, как кровь увидела, испугалась еще больше, чем я, и вызвала «скорую». Можно сказать, спасла меня. Непонятно только, зачем тогда зарезать пыталась. Люди иногда такие странные. – Эйко снова захихикала.

– Фу-у-у. Хорошо, что ты не умерла. Я так боялась…

– Да она меня едва задела. Рана совсем неглубокая. К тому же я еще в махровом халате была – знаешь, какая там ткань толстенная. Так что мне повезло.

– Я смотрю, ты не очень-то переживаешь, – сказала я.

Эйко замолчала, а потом вдруг заговорила искренне и убежденно. Совершенно другим голосом, почти таким, как раньше, когда мы еще учились в школе:

– Сакуми, мне было очень страшно. Очень-очень. Я тогда еще подумала: вот, например, кольца, серьги, браслеты – это ведь все металлическое, правда? Ну, по крайней мере, чаще всего…

Я даже растерялась, настолько это было неожиданно. Может быть, ее мама где-то поблизости и Эйко приходится маскироваться?

Но нет. Оказывается, дело было совсем не в маме.

– Все эти украшения я ношу каждый день, и со мной ничего не происходит. Я даже сплю с ними иногда, ну, в смысле, не снимаю на ночь. И так к ним уже привыкла, что они мне кажутся как бы продолжением меня. Дополнительной частью тела. Но когда сквозь махровый халат мне в живот вошло лезвие ножа – я только тогда все поняла. Металл и живая плоть – это две абсолютно несовместные вещи. И как только я это поняла, я уже больше ничего не могла чувствовать – даже боли. Ничего! Только присутствие в моем теле инородного вещества.

Она говорила с таким напором, что я растерялась еще больше и теперь вообще не знала, что сказать.

– Да, понимаю. Чувство инородного вещества, – наконец выдавила я из себя довольно тупую реплику. Но лучше уж так, чем молчать в трубку.

– Ты-то наверняка знаешь. Тебе же операцию головы делали. – Эйко засмеялась.

– Ага, только не забывай, что операцию мне делали под общим наркозом. Кстати о голове. Ты себя нормально чувствуешь, в смысле психически? Шок уже прошел?

– Ну, первый день я, конечно, была никакая. Вообще мало что соображала. Но потом довольно быстро пришла в себя. Хотя не знаю… Мне сейчас больше всего хочется поскорее выписаться из больницы, поехать в Синдзюку и поесть карэ-райс[26] где-нибудь в «Накамурая» или на худой конец зайти в «Вадамон» и съесть бифштекс. Короче, мне уже хочется в город. Погулять, повеселиться. А потом приехать домой и принять ванну. Чтобы с пенкой и теплым паром. И платье хочу себе купить от «Дольче и Габбана». Так что планов, как видишь, громадье. Я только теперь поняла, что повседневная жизнь – это и есть самое большое счастье. Скорее бы меня выписали! Единственная проблема – я боюсь возвращаться в эту квартиру. Он, правда, говорит, что мы там больше жить не будем. Но я все равно боюсь. А вдруг в один прекрасный день в мою дверь снова кто-нибудь вот так вот позвонит? Я догадываюсь, что это мое больное воображение. Но пока меня отсюда не выпишут, и я не пойму, что фантазии, а что реальность, – все равно буду бояться.

– А он что, приходил тебя навещать?

– Нет. Мы по телефону говорили.

– А родители как? Сердятся?

– Не то слово. Мама плачет все время. Папа бесится, даже в больницу отказался прийти. Я даже не знаю, что будет после того, как я выпишусь. Поэтому, когда мама приходит, я изображаю из себя депрессивную дамочку. Ха – ха. Кажется, у меня неплохо выходит. Еще приходили из полиции… Жаль, что ты не можешь меня навестить. Такая скука. Просто туши свет.

И это она говорит после того, как чудом выжила! Мне стало смешно, но я удержалась от смеха.

– Слушай, а что его жена?

– Кажется, тоже в больнице. Но ее уже скоро выпишут. Хотя не знаю. И что дальше будет, тоже не знаю. И даже не хочу об этом думать. Мне гораздо интереснее думать о том, что произойдет в завтрашней серии «Токийской любовной истории».

– Тебе и правда лучше пока что отдохнуть. Думать будешь, когда выпишешься. Тем более что выбора у тебя особого нет.

– Ага. Незапланированные летние каникулы. Задание по внеклассному чтению. – Эйко снова засмеялась, потом сказала: – Знаешь, Сакуми, когда я лежала на полу, ну еще до того, как «скорая» приехала, и не знала – умру я или нет, я все время думала о нем и почему-то о тебе. Больше ни о ком не вспомнила. Ты поверишь? Это, наверное, потому, что у меня мало друзей, – она хихикнула.

Я решила не говорить ей о том, что почувствовала в самолете по дороге на Сайпан. Скорее всего, эта ментальная вспышка, а также и тот факт, что Эйко ни с того ни с сего в момент опасности вспомнила обо мне, имели самое непосредственное отношение к моей «наполовину-мертвости». Но как я могла ей это объяснить, чтобы она не приняла меня за сумасшедшую?

– Ты когда вернешься, меня, наверное, уже выпишут. Ты мне позвони, ладно? Я, как это ни обидно, скорее всего, буду под домашним арестом.

После этих слов Эйко повесила трубку.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Рюичиро.

Кажется, он имел в виду именно то, что сказал. По крайней мере, мне не удалось увидеть в этом его высказывании никакого подтекста.

Я смотрела, как он лежит на сбившейся простыне, на его широкие плечи, на то, как поднимается и опускается его грудь… все это было так красиво и гармонично.

Почему и он, и я, все мы принимаем нашу жизнь как должное?

Я вдохнула полной грудью влажный воздух, наполнявший комнату, и попыталась подумать о раскинувшемся за окном ночном океане, о солоноватом запахе ночи. Еще я подумала о трепангах. О том, как их уносит отливом, а потом вновь приносит приливом. И как они лежат на берегу, освещенные лунным светом. Холодные и черные.

На небе поблескивают звезды, деревья дрожат на ветру посреди кислородного рая. Я напрягла слух, пытаясь расслышать нежный звук, с которым ночь принимает мир в свои объятия.

Соприкасаясь телами, мы изо всех сил стараемся прильнуть к телу другой вселенной, существующей независимо от нас, но сделанной из того же материала, что и мы сами.

Во сне мы храпим, разговариваем, скрипим зубами. Наши волосы и ногти растут, из глаз льются слезы, из носа – сопли. На коже выскакивают прыщи, потом исчезают. Мы потребляем жидкость и выводим ее из организма. Жизненный процесс не прекращается ни на секунду. Соки текут. Без остановки. Без конца. С физиологией трудно спорить. Она просто есть, и все.

Бьется сердце.

Я лежу в темноте и отчетливо слышу, как оно бьется.

Слышу собственными ушами.

– Рюичиро. Ты не спишь? Скажи мне только одну вещь. Как Кодзуми почувствовал, что Эйко в опасности, если он ее никогда в жизни не видел и даже не знал о ее существовании? Я уже не говорю о том, что она находится за тысячи километров отсюда.

– Я точно не уверен, но где-то слышал, что главное – захотеть узнать, ибо, захотев, – узнаешь, – произнес Рюичиро, немного растягивая слова на манер старинного песнопения.

– Это еще что такое? Цитата?

– Нет. Я просто хочу сказать, что в мире существует гораздо больше людей со сверхъестественными способностями, чем нам кажется. Причем эти способности даны им от рождения. Съезди в Индию или в Тибет, и ты сама в этом убедишься. Но это вовсе не значит, что экстрасенсы от природы не рождаются в других точках земного шара. Ты можешь наткнуться на них где угодно – в магазине, в офисе, в чистом поле, да мало ли где еще. И вот эти-то люди – они самые крутые! Они умеют сочетать свои необычные способности с обыденной, повседневной жизнью. Вдумайся, они же совсем как мы – где-то едят, где-то спят. И так каждый день. Просто невероятно!

– Ну, они же все-таки люди…

– Все равно – невероятно.

– Рюичиро, а ты сейчас пишешь что-нибудь?

– Ты, как всегда, – на любимую мозоль. Знаешь же, что не пишу.

– Так начни уже писать! Что тебе, материала не хватает? Подумай о тех, кто ждет не дождется твоей следующей книги.

– Я думаю, именно потому и не пишу.

– Ну хорошо. Проехали. А кто из писателей тебе больше всего нравится?

– Из писателей? – Он немного промолчал. – Ты знаешь, каждый раз, собираясь в путешествие, я очень долго решаю, какую книжку с собой взять, и, в конце концов, всегда беру «Музыку для хамелеонов» Трумэна Капоте. Не знаю, можно ли назвать его моим любимым писателем. Наверное, все-таки можно… И книжка, между прочим, не покетбук, а тяжеленная, в твердом переплете. Я ее уже раз сто перечитал, а она все равно мне не надоела.

– Надо будет почитать.

– А она у меня с собой.

– Ой, одолжи ненадолго.

– Нет проблем. – Рюичиро достал из-под подушки потрепанную книгу.

Обложка была в пятнах, страницы пожелтели. Сразу было видно, что эта книга не прозябает, забытая, на полке, а живет полной жизнью.

– У этой книжки счастливый автор.

– Ага, я тоже хочу быть таким… А ведь он, наверное, даже не подозревал, что какой-то японец будет таскать его детище по всему свету.

– Пожалуй…

– … Саку, тебе нравится мой роман?

– Нравится. Он, правда, мрачноват немного, на мой вкус…

– И?… Это все?

– Это все, – я засмеялась. Думаю, мой смех сказал ему гораздо больше, чем могли бы сказать мои слова. Он тоже засмеялся вслед за мной.

Эта ночь, полная шорохов и запахов, удивительно подходила для нашего чудесного разговора. Я была вместе с Рюичиро, но чувствовала себя совершенно свободной. Свободнее, чем если бы я была абсолютно одна, ведь одиночество – это вовсе не синоним свободы. В сердце моем жила надежда. Всё – за исключением слов – было таким… таким первозданным и ароматным, и аромат этот плыл по комнате, наполняя собою ночь. Мы лежали под куполом тишины и всепрощения, и нежные запахи мягко окутывали нас.

Рюичиро заснул первым – я все еще балансировала на грани реальности, когда до меня донеслось его мерное сонное дыхание. Этот ритм постепенно усыпил меня, как усыпляет маленького смешного щенка тиканье наручных часов, которые его заботливый хозяин прицепил ему на ошейник…

Люди быстро привыкают к новым обстоятельствам.

Независимо от того, в какой точке мира я нахожусь, место, где я сплю и ем, становится для меня домом. Это основа основ. Даже если все вокруг говорят на незнакомом языке, даже если вид ночного берега пробуждает во мне печаль, даже если здешняя манера одеваться кажется мне грубой и немного смешной…

Жизнь на острове была легкой и приятной. Иногда мне казалось, что это самое лучшее место на земле. Райский остров. Если не считать отголосков давней войны, которые то и дело настигали меня здесь.

Каждое утро начиналось с непродолжительной, но резкой головной боли, которая словно молния пронзала меня насквозь и уходила в песок. Ночью меня иногда мучили кошмары, а если мне случалось под вечер задремать на пляже, сквозь полудрему мой слух улавливал сдавленные стоны, и казалось, вокруг встают из земли десятки тысяч погибших.

Но даже к этому я постепенно привыкла.

Энергия множества смертей и исковерканных жизней чувствовалась здесь повсюду. Ее сгустки были как трепанги, лежащие на океанском дне или зарывшиеся в белый песок, нагретый полуденным солнцем. Может быть, оттого, что я была японкой, а может, почему-то еще, но я постоянно становилась объектом энергетических всплесков. Это было мучительно, и я не знала, что с этим делать.

– Может, ты хочешь поработать с Сасэко? Будешь петь вместе с ней на поминальных службах, – предложил Кодзуми. – Слышать мертвых и ничего не предпринимать – это жестоко, прежде всего, по отношению к себе самой. Уж лучше вообще к ним не прислушиваться.

Я кивнула.

Кодзуми засмеялся и, посмотрев на Рюичиро, добавил:

– Рюичиро, когда он в первый раз сюда приехал, тоже нелегко пришлось. Даже не скажешь, что у парня такое доброе сердце! Он все слушал, слушал, пока совсем худо не стало. Но, кажется, теперь проблема уже отпала. Конечно, каждый сам для себя решает – верит он в духов или нет. А некоторым вообще на все наплевать. Но в мире до сих пор есть такие места, где сосредоточена прорва психической энергии. И с этой энергией могут иметь дело только профессионалы. Понимаешь? Остальные просто не выдерживают. Ты ведь и сама это чувствуешь. Разве не так?

– Кажется, так. По крайней мере, чем дольше я здесь нахожусь, тем легче мне в это поверить.

Сасэко поет свои песни, Кодзуми разговаривает со своим младшим братом, кроме того, и он, и она участвуют в поминальных службах… Не хочу обидеть ни их самих, ни здешних духов, но мне кажется, что все это довольно унылое времяпрепровождение. Они как те люди, которые собирают на пляже пустые жестянки и бутылки после окончания купального сезона, прекрасно зная, что начнется новый сезон, и туристы опять все загадят. Бесконечное и по большому счету бессмысленное занятие. Я смотрю на них и вижу уставших от жизни стариков, хотя они совсем не старые.

Кодзуми и Сасэко, молодые старики. Вдали от родины они неотрывно смотрят на океан.

Странные люди.

На следующий день с самого утра я валялась на пляже рядом с сэндвич-баром и читала книжку, которую мне дал Рюичиро.

После обеда мне напекло голову, и я вместе с книжкой переместилась под зонтик. Солнце за день описало по небу широкую дугу и теперь клонилось к закату. Я смотрела, как меняется цвет океана, и ловила кожей прикосновения солнечных лучей, ставших к вечеру мягкими и ласковыми.

В сэндвич-баре, как всегда, толпился народ, и загорелый работник – японец, которого мы встретили в первый день нашего здесь пребывания, подавая мне через прилавок банку теплого пива, пожаловался, что у него совсем не остается времени на дайвинг.

Веселая музычка и снующие туда – сюда люди – все это создавало ощущение полноты жизни на этом светлом – пресветлом солнечном пляже, в то же время несущем на себе печать тьмы.

«А почему бы и не прожить здесь всю свою жизнь? – подумала я. – Почему не раствориться в этом легком ритме?»

Я не умею писать романов и справлять поминальные службы для духов. Я просто живу. И окружающая природа делит со мной тяготы моей жизни. Она как будто говорит мне: «Это твой вклад в общее дело – быть там, где ты есть, и делать то, что ты делаешь».

Скоро со своих занятий по дайвингу вернется Рюичиро, как всегда, со множеством новых впечатлений.

Я иногда хожу вместе с ним. Примерно на каждое четвертое занятие. Если мы останемся здесь подольше, то у Рюичиро даже будет шанс получить удостоверение дайвера. Поэтому, когда меня нет, они с Кодзуми и с другими местными всегда заплывают очень далеко и ныряют там как сумасшедшие.

Рюичиро вернулся вечером, когда солнце уже почти закатилось и читать стало неудобно. Загорелый, принявший душ, переодетый во все чистое, он шел по пляжу и радостно мне улыбался.

Любимый. Он словно растворялся в золотых лучах заходящего солнца.

Я поднялась с песка. Отряхнулась.

Спросила, где мы сегодня ужинаем.

Как здесь все просто. В современной Японии так не бывает.

«Интересно, чувствует ли сейчас мой брат то, что чувствую я?» – вдруг пришло мне в голову.

Я вспомнила, как мы ходили с братом в Кочи на рыбалку, как рано он вставал и рано ложился. Вспомнила его тонкие руки и ноги, ведь, в сущности, он совсем еще ребенок…

– Сегодня мы идем к Сасэко и Кодзуми. Они пригласили нас на ужин, – сообщил мне Рюичиро.

На втором этаже, прямо над сэндвич-баром располагалась просторная двухкомнатная квартира. Там-то и жил Кодзуми со своей женой.

Интерьер был выдержан в теплых оранжевых тонах, как нельзя более подходящих для южного острова. Все было просто, но со вкусом. Разве что гигантских размеров телевизор был каким-то уж слишком большим для этой квартиры.

Сасэко приготовила ужин на славу. Все было очень вкусно, но почти сразу же после того, как мы поели и убрали посуду со стола, у меня жутко разболелась голова и поднялась температура. Я прилегла на диван.

– С ужином это никак не связано, – сказала я, массируя себе виски. – Все было превосходно!

Побледневший от волнения Рюичиро не сводил с меня взгляда. Кодзуми принес грелку. Сасэко прижала мою голову к своей груди и тихо запела. Но на этот раз ее песня мне не помогла.

– Такое иногда бывает, – ласково сказала Сасэко. – Надо принять аспирин и немного отдохнуть, – она протянула мне таблетку.

– Спасибо. Я, наверное, лучше пойду домой. Это же тут в двух шагах. Зачем я вам тут нужна со своей больной головой, – говорила я, переводя взгляд с Кодзуми на его жену.

Но они и слышать ничего не хотели.

– Все равно у нас завтра выходной. Так что давай ложись-ка на кровать и отдыхай. Можешь спать хоть до утра.

Аспирин подействовал почти мгновенно. Стоило мне опуститься на широкую двуспальную кровать, как на меня навалился сон. Последнее, что я увидела перед тем, как заснуть, – круглый циферблат настенных часов. Часы показывали восемь.

Пробуждение было внезапным.

Как будто кто-то нажал на невидимую кнопку и я включилась, как электрическая лампочка.

На часах – одиннадцать. Значит, я спала три часа.

Я повертела шеей. Голова не болела, температура тоже спала.

«Не остров, а какая-то аномалия», – подумала я.

Сквозь полуоткрытую дверь доносился смех. Наверное, по телевизору шла какая-то развлекательная программа. За окном лежал темный океан. На фоне океана сиротливо белели пластиковые столы и стулья.

В соседней комнате снова засмеялись. Но, лежа здесь в темноте, вместо одиночества я почувствовала умиротворение. На сердце было спокойно. Я с удовольствием прислушивалась к доносившимся сюда голосам, как, бывало, прислушивалась и в детстве, во время болезни.

Мне нравилась Сасэко. Нравилась ее искренняя доброта.

Может быть, она была такой доброй к другим, потому что ей всю жизнь не хватало доброты? Не знаю. Но как бы то ни было, ее любовь была бескорыстной и обращена ко всем.

Я слезла с кровати и, слегка пошатываясь, вышла в гостиную.

– Смотрите, кто проснулся! – Сасэко заметила меня первой.

– Будешь кофе? – сказал Кодзуми, поднимаясь с дивана.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоено спросил Рюичиро.

Я улыбнулась всем троим, и они тоже радостно заулыбались мне в ответ.

«Может быть, я в раю?» – подумала я и сказала:

– Вы все такие милые. Я даже готова смириться с духами. Будем считать, что это просто какая-то местная болезнь.

Я выпила кофе с изумительным пирогом, испеченным Сасэко. Таблетка еще действовала, и все вокруг казалось немного смазанным. Оказалось, по телевизору шла не просто развлекательная программа, а крутили видеоклипы. Это был канал «MTV». Пока я спала, телевизор работал на маленькой громкости, но теперь звук прибавили, и в комнате зазвучал самый настоящий хард-рок.

– Это что, специальный канал для рокеров? – спросила я.

– Ага! Здорово, правда? В Японии такого нет. Представляешь хард-рок нон-стоп. Двадцать четыре часа в сутки. Просто круто! – с восторгом ответил Кодзуми.

– Ты что, любишь хеви-метал? – удивилась я.

– Обожаю! – заявил Кодзуми, чем поверг меня в совершеннейшее изумление. Ну, надо же! Кто бы мог подумать?!

– Мне, честно говоря, раньше не очень нравилось, но с тех пор, как мы живем вместе, я немного научилась разбираться и даже вошла во вкус, – улыбнулась Сасэко.

– Саку, ну как ты не понимаешь? Это же первоклассный источник энергии. Правда, Кодзуми? – засмеялся Рюичиро.

– Так ты что, тоже в курсе? – я растерялась. Получается, что, кроме меня, все знали, что Кодзуми фанат хард-рока. А ведь по внешнему виду и не скажешь. Он такой тихий и стеснительный.

– Ну конечно в курсе. Он же в машине ничего, кроме хард-рока, не слушает. И вместо пижамы у него черная футболка с эмблемой «Металлики». Я его сразу просек, этого анонимного металлюгу.

– А я нет, – сказала я.

Вот это да! Вот, значит, что делает счастливым этого странного человека, потерявшего всю свою семью, оставившего родину и теперь продающего сэндвичи в Земле Призраков. Обалдеть!

На счет счастья я ничуть не преувеличиваю. Я еще никогда не видела Кодзуми таким счастливым. На любые, самые дурацкие, вопросы по поводу той или иной песни он разражался восторженными и очень пространными комментариями, совсем как возбужденный родитель, которого буквально распирает от гордости за ребенка.

Телевизионные динамики изрыгали какие-то чудовищные звуки в такт бесчинствам белокурого гитариста. Тот прыгал по сцене, время от времени выкрикивая в микрофон что-то неразборчивое. Сасэко, чтобы сделать мужу приятное, прибавила громкость, и комната окончательно стала похожа на притон безумных рокеров. Кодзуми с горящими глазами рассказывал о похождениях этого блондина – оказывается, известного певца: как тот переходил из группы в группу, и чем все это кончилось, и что теперь он играет с другой командой, и что раньше он пел одно, а теперь поет совсем другое, но это не просто так, а потому что… и так далее в том же роде. Я не особо вникала в его объяснения, но наблюдать за ним было приятно. Он много пил, много говорил и смеялся и со счастливым лицом слушал свой любимый хеви-метал.

Честно говоря, я больше уважала альтернативную музыку, ну, или на худой конец рэгги (сказывались годы работы в «Берриз» под началом хозяина – хиппи) и к агрессивному жанру хард-рока особой любви не питала. Но объяснения Кодзуми и крики блондина на экране меня ни капельки не раздражали. Ведь главное – это искренность чувств. А Кодзуми, и в этом бы никто не усомнился, любил хард-рок действительно всей душой.

– Когда мы с тобой только познакомились, эта группа была очень популярной. Мы даже съездили в Японию на их концерт, – вступила в разговор Сасэко.

– Ага, ты потом еще испортила кассету с их видеоклипом. Записала поверх какую-то фигню. Мы тогда здорово поругались.

– Они с тех пор три новых клипа выпустили, а ты до сих пор помнишь, – улыбнулась Сасэко.

Как говорится, история одной семьи сквозь призму хард-рока.

Мужчина и женщина.

Мне гораздо приятнее видеть не поглощенных страстью влюбленных, глаза которых устремлены друг на друга, а любящих людей, доброжелательно взирающих на окружающий мир. И если то, что они видят, наполняет их души счастьем и покоем, то неважно, на что конкретно они смотрят – на своих ли детей, на красивый вид за окном или на киноэкран. Они по-настоящему вместе, и это главное.

«Great White», «Thin Lizzy», «Tesla», «Iron Maiden», «Quiet Riot», «AC/DC», «Motley Crue»[27] – эти названия ничего мне не говорили. Они были для меня лишь набором завораживающих звуков, своего рода заклинанием, но для Сасэко и Кодзуми в этих звуках была вся жизнь. В этом было их спасение. Они держались за хард-рок также, как Рюичиро держался за книжку Капоте, перечитывая ее раз за разом в своих одиноких путешествиях.

Книги и музыка – мы и сами не замечаем, как они спасают нас каждый день, каждый час. Жизненно важные мелочи. Настоящие подарки судьбы, даже если мы до конца этого и не осознаем.

– Здорово, если у тебя есть что – то, в чем ты можешь раствориться вот так, без остатка… – сказала я.

– Я не растворяюсь. Я просто обожаю. – Кодзуми смущенно улыбнулся.

«Его застенчивость. Вот в чем дело. Вот что привело его сюда», – подумала я.

И в это момент Сасэко, которая сидела напротив, вдруг перестала улыбаться, а Рюичиро произнес: «Это еще что такое?!», и оба они в изумлении уставились на дверь. Мы с Кодзуми с опозданием в полсекунды обернулись.

В дверях стоял мой младший брат.

Ёшио.

Он стоял в дверях комнаты, одетый в голубую пижаму. На лице застыло прекрасное, умиротворенное выражение. От всей его фигуры веяло чем-то нездешним. Глаза смотрели куда-то вдаль. Увидев этот взгляд, я сразу вспомнила лежащую в гробу Маю.

Брат отсутствующим взглядом обвел комнату и двинулся в нашем направлении.

– Ёшио? – позвала я. Но он, казалось, не слышал.

Вот он прошел мимо нас в сторону балкона, на мгновение застыл на фоне отразившихся в балконном стекле пальмовых грив, окрестных строений и звездного неба и исчез. Растворился в воздухе.

«Конечно, – подумала я, – откуда здесь взяться настоящему Ёшио?»

– Живой призрак. Надо же. Действительно совсем как живой, – восхищенно произнесла Сасэко. – Кто это был?

– Это твой брат, правда? – повернулся ко мне Кодзуми.

– Ага, – я кивнула.

– Слушай, давай-ка ему позвоним, – сказал Рюичиро. Ему явно было не по себе.

– Можно? – спросила я у хозяев. Они согласно закивали.

Трубку сняла мама.

– О, Саку, привет! Как дела на Сайпане?

– Отлично, мам! А где Ёшио?

– Он у себя. Его позвать?

– Если тебе не трудно.

– Хорошо. Подожди секундочку.

Она нажала на кнопку переадресовки и повесила трубку. Заиграла гнусавая музычка, мое напряжение достигло предела. Потом в трубке раздался шорох, музыка смолкла, и я услышала мамин голос:

– Извини, Саку, но он спит. Я не могу его разбудить.

– Ты уверена, что он спит, а не умер?

– Скажи мне, дорогая, мертвецы умеют храпеть? Если да, то вполне может быть, что он умер, – мама засмеялась. У меня отлегло от сердца.

– Ладно. Передай ему, что завтра я обязательно позвоню. И вообще, как у вас там дела?

– Как всегда, дорогая. Правда, Микико немного простудилась и несколько дней пролежала в постели. А так все по-прежнему. Пока она болела, к ней приходил ее бойфренд, и мы внимательно его рассмотрели. С пристрастием.

Казалось, что вместе с маминым голосом через трубку просочился запах дома. Такой знакомый, такой любимый запах, который, наверное, исчезнет, если исчезнет мама. Чтобы заметить его, нужно уехать и снова вернуться. Хотя бы в мыслях, хотя бы сердцем…

– Очень милый молодой человек. И симпатичный, – продолжала мама.

– Надеюсь, я его тоже когда-нибудь увижу.

– Можешь не сомневаться. Кажется, у них с Микико все очень серьезно.

Мы посплетничали еще две-три минуты, я передала всем привет и повесила трубку.

– Ёшио в полном порядке, – сказала я. – Мама говорит, что он уже спит. Наверное, он просто видел сон про Сайпан. Ну и… Мой брат, вообще-то, не совсем обычный мальчик…

Сама не знаю, почему я так сказала. Мне было как-то неловко говорить на эту тему с профессионалами.

– Вот это я понимаю. Вот это способности! – воскликнул Кодзуми. – Наверное, здешние духи так тебя достали, что ты, сама того не подозревая, послала брату сигнал о помощи. Вот он и пришел посмотреть, как у тебя дела и что тут происходит.

– Думаешь, он пришел из-за этого? – спросила я. – В таком случае это очень мило с его стороны.

Я почувствовала себя героиней фильма ужасов.

Кодзуми не унимался:

– Удачно, что мама его не разбудила. Он сейчас так устал от путешествия, что должен как следует отдохнуть. Набраться сил. Знаешь, сколько нужно энергии, чтобы появиться так, как он здесь появился?!

– Ну, это вообще! Я даже не знал, что такое бывает, – восхищенно сказал Рюичиро, покачав головой.

Мой брат явился нам без всяких наркотиков и алкоголя. Все его видели, не только я. Он сумел подключиться к нашему пространству. Без всякого колдовства и заклинаний, а только потому, что он за меня беспокоился. Он просто пришел сказать, что любит меня, и что все будет хорошо.

– Бедный мальчик. Это нелегко в его возрасте – обладать такими способностями. Почти невозможно. Сколько ему лет?

– Кажется, одиннадцать.

– Если он уже сейчас умеет так использовать свои возможности, значит, он в отличной форме. Даже среди опытных профессионалов такое редко кому под силу. Но ему нужно быть аккуратным, чтобы не нарушить баланс. Потому что баланс – это главное. Нужно научиться себя контролировать. А он для этого еще слишком молод, – задумчиво сказал Кодзуми.

– У тебя замечательный брат, – вмешалась Сасэко. – Такой красивый. И чем дальше, тем он будет красивее, поверь мне.

Она улыбнулась.

Теперь мы все успокоились, как будто видели не призрак, а всего лишь фотографию брата. На душе как-то сразу полегчало. Все-таки здорово, что, кроме нас, никого больше не было, а то в подобных случаях люди обычно склонны впадать в истерику. И время тоже было подходящее. «И вообще, – подумала я, – для брата здесь просто идеальное место. Здесь ему не нужно прятать свои способности, не нужно скрываться…»

Рюичиро догадался, о чем я думаю.

– Надо было взять его с собой… Что ж мы с тобой так лопухнулись?

– Завтра же ему позвоню. Попытаюсь его уговорить, чтобы он сюда приехал. Пусть хоть на три-четыре дня, – сказала я, зная, что это будет нелегко. Но «нелегко» не значит «невозможно».

Кодзуми и Сасэко поддержали нашу идею.

– Он обязательно должен приехать. Мы очень хотим с ним познакомиться, – в один голос заявили они.

Этой же ночью в нашем номере раздался телефонный звонок.

Когда мы с Рюичиро вернулись в отель, было уже поздно, но из-за того, что я спала вечером, спать мне не хотелось. Поэтому я сидела в кресле и читала при свете ночника. Рюичиро мирно посапывал под одеялом.

Я сняла трубку после первого звонка.

– Алло. Саку? – Это был брат.

– Ёшио, ты чего не спишь? Как у тебя дела? Все в порядке?

– Кажется, да. Просто я немного соскучился тут без тебя, – он говорил шепотом.

– Ты чего шепчешь? Все уже спят?

– Ага. Это здорово, что ты мне рассказала, как тебе звонить. Я вообще-то звоню, знаешь почему? Я тебя видел во сне. Это был очень странный сон. Сначала там было много солдат, и они все столпились вокруг тебя. А потом вдруг раздалась громкая музыка, и они все исчезли. И ты уже сидела в комнате вместе с Рюичиро, какой-то тетенькой и странным белым дяденькой. Я все правильно говорю?

– Да, Ёшио. Мы тоже тебя видели. В твоей голубой пижаме.

– Видишь, как я умею? И за билет платить не надо, – он тихо засмеялся. – Правда, я не успел, как следует комнату разглядеть.

Зато на ментальном уровне он, похоже, разглядел все до мелочей.

– Прилетай сюда, ко мне. Заодно и на комнату посмотришь, – наконец сказала я то, что собиралась.

– Не. Я не могу. Честно.

– Я поговорю с мамой. Она тебя отпустит, если ненадолго.

Брат помолчал. Он был спокоен, но я почувствовала, что с ним что-то не так. И вовсе не потому, что он потерял много энергии, путешествуя во сне. Просто в Кочи он понял что-то важное для себя, но сейчас все снова было под вопросом. Его уверенность в своих силах иссякала.

– Ну, ты подумай, ладно? Я же чувствую, что ты хочешь приехать. Ну, скажи мне честно, чего ты боишься?

– Я боюсь, что мама…

– Насчет мамы не беспокойся. Я все беру на себя.

– Ну, хорошо. Я подумаю.

– Прилетай! Только по-настоящему, на самолете. Тебе здесь понравится, обещаю! Тут океан. Хоть чистым воздухом подышишь.

– Ага, тут-то у нас не надышишься… – сказал он.

Я вздрогнула. Это прозвучало почти как «перед смертью не надышишься». Поэтому я зачастила:

– Ну, вот и здорово! А с мамой я поговорю. Я уверена, что она согласится. Ты просто пару дней посиди дома, скажи, что неважно себя чувствуешь. Тогда она меня скорее послушает.

– Я все понял, – сказал брат с нескрываемой радостью в голосе.

Я повесила трубку и еще раз подумала, что по-хорошему надо было взять его с собой с самого начала. Но я так рвалась устроить свою личную жизнь, что не особо настаивала, когда он отказался… Откровенно говоря, я просто хотела побыть с Рюичиро вдвоем, без брата.

Между прочим, я знала о Ёшио кое-что, чего никто из присутствующих в комнате знать не мог.

Когда он был совсем маленьким и хотел, чтобы ему помогли или хотя бы обратили на него внимание, он всегда демонстративно шел на балкон. Обязательно с независимым видом и обязательно, чтобы все этот его выход заметили…