"Абсолютная власть" - читать интересную книгу автора (Балдаччи Дэвид)

Глава 11

“Ягуар” медленно ехал по длинной подъездной дороге к дому, затем остановился, и из него вышли два человека.

Джек поднял воротник плаща. Вечер был холодным, насыщенные влагой облака вполне подходили к пейзажу.

Дженнифер обошла машину и расположилась рядом с ним, опершись о дверь роскошного автомобиля.

Джек осмотрел дом. Над входной дверью тянулись густые побеги плюща. Дом казался массивным, прочным и основательным. Его обитатели, возможно, переймут часть этой основательности. В его жизни это ему теперь пригодится. Он должен был признать: дом великолепен. И, в любом случае, что предосудительного в великолепных вещах? Четыреста тысяч долларов – его заработок в качестве компаньона. Если он начнет приводить в фирму новых клиентов, кто знает, на сколько он возрастет? Лорд получает в пять раз больше, два миллиона долларов в год, и для него это – средняя цифра.

Размеры жалованья компаньонов держались в строгой тайне и на фирме не обсуждались даже в самой неформальной обстановке. Однако Джек угадал компьютерный пароль файла Сэнди Лорда. Кодовым словом было “жадностьquot;.

Джек перевел глаза на лужайку размером с палубу авианосца. Перед его взором мелькнуло видение. Он взглянул на свою невесту.

– Здесь достаточно места, чтобы играть в футбол с детьми. – Он улыбнулся.

– Да, ты прав. – Она улыбнулась в ответ и нежно поцеловала его в щеку. Взяла его руку и обвила ею свою талию.

Джек вновь перевел взгляд на особняк, который вскоре станет его домом, стоимостью в три миллиона восемьсот тысяч долларов. Дженнифер продолжала смотреть на него, она улыбнулась, сжимая его ладонь. Даже в полумраке было видно, что ее глаза блестели.

Продолжая смотреть на дом, Джек почувствовал облегчение. На этот раз он видел лишь окна.

На высоте тридцати шести тысяч футов Уолтер Салливан откинулся на спинку мягкого кресла и через иллюминатор “Боинга-747” вгляделся в темноту. Продвигаясь с востока на запад, Салливан получал к суткам дополнительные часы, но часовые пояса никогда не волновали его. Чем старше он становился, тем меньше сна ему требовалось, да и раньше он спал не очень много.

Человек, сидящий напротив него, воспользовался возможностью разглядеть старика повнимательнее. Салливан был известен как законопослушный, хотя и безжалостный к конкурентам бизнесмен мирового масштаба. Законопослушный. Это слово не выходило у Майкла Маккарти из головы. У законопослушных бизнесменов, как правило, нет нужды или желания разговаривать с людьми такой профессии, как у Маккарти. Но если до тебя из конфиденциальных источников доходит информация, что с тобой желает встретиться один из богатейших людей планеты, приходится подчиняться. Маккарти стал одним из самых квалифицированных киллеров в мире не потому, что любил свою работу. Он любил деньги и роскошь, которую за них можно получить.

В пользу Маккарти сыграл тот факт, что он сам был бизнесменом. Благопристойная внешность члена Лиги Плюща, как нельзя подходящая выпускнику Дартмутского колледжа по специальности “международная политика”. Блондин с густыми, вьющимися волосами, широкими плечами и лицом без единой морщинки, он выглядел как высокооплачиваемый антрепренер, у которого дела идут в гору, или как популярный киноактер на пике своей карьеры. То, что он зарабатывал на жизнь убийством людей, запрашивая за одну “операцию” не менее миллиона долларов, не охлаждало его юношеского энтузиазма и не влияло на жизнелюбие.

Наконец, Салливан взглянул на него. Маккарти, хотя и был непомерно высокого мнения о своих способностях и хладнокровии, под пристальным взглядом миллиардера начал нервничать.

– Я хочу, чтобы вы для меня кое-кого убили, – прямо сказал Салливан. – К сожалению, я сейчас не знаю, кто этот человек. Но, в любом случае, я это узнаю. А пока вы будете получать гонорар, потому что можете понадобиться мне в любое время.

Маккарти улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Должно быть, вам известна моя репутация, мистер Салливан. Мои услуги пользуются большим спросом. Моя работа заставляет меня перемещаться по всему миру; полагаю, вы это знаете. Посвяти я все свое время вам, пока не понадоблюсь, я упущу другую работу. Боюсь, от этого пострадает и мой банковский счет, и моя репутация.

Ответ Салливана не заставил себя ждать.

– До того дня, пока вы не понадобитесь, будете получать сто тысяч долларов в день, мистер Маккарти. Когда вы успешно выполните задание, получите ваш обычный гонорар в двойном размере. Я не в состоянии сохранить вашу репутацию, однако, мне кажется, указанная повременная оплата возместит любой урон, который может быть нанесен вашему бюджету.

Глаза Маккарти слегка расширились, но затем самообладание быстро вернулось к нему.

– Думаю, это подходящие условия, мистер Салливан.

– Разумеется, вы понимаете, что от вас требуются не только навыки устранения людей, но и осторожность.

Маккарти сдержал усмешку. Он сел в самолет Салливана в Стамбуле в полночь по местному времени. Экипаж не знал, кто он такой. Разумеется, его заказчики были заинтересованы в сохранении тайны сделок, поэтому не было нужды беспокоиться, что его узнают. Салливан встретился с ним лично, и это избавляло его от посредника, который затем мог бы диктовать свои условия. У Маккарти, в свою очередь, не было никаких оснований выдавать Салливана.

Салливан продолжал:

– Детали дела вам сообщат, как только они станут известны. Вы поселитесь в Вашингтоне, хотя для выполнения задания вы должны быть готовы переместиться в любую точку планеты по первому моему требованию. Вы постоянно должны сообщать о своем местонахождении и ежедневно выходить на связь со мной по тем секретным каналам, которые я организую. Свои расходы вы будете оплачивать из вашего дневного жалования. Деньги будут перечисляться на выбранный вами счет. В случае необходимости мои самолеты будут в вашем распоряжении. Понятно?

Маккарти, слегка опешивший от этой серии приказов, кивнул. Но ведь командный тон так свойствен всем миллиардерам, не так ли? И потом, Маккарти читал в газетах о Кристине Салливан. Кто, черт возьми, мог в чем-то упрекнуть старика?

Салливан нажал кнопку на подлокотнике своего кресла.

– Томас, когда мы будем в пределах Штатов?

Ему ответили бодрым и уверенным голосом:

– Через пять часов пятнадцать минут, мистер Салливан, если будем двигаться на таких же высоте и скорости.

– Постарайся.

– Есть, сэр.

Салливан нажал другую кнопку, и к ним подошел стюард и подал обед, подобного которому Маккарти на борту самолета еще не ел. Салливан до окончания трапезы не проронил ни слова, затем Маккарти поднялся, чтобы с помощью стюарда пройти в спальню. Но, подчинившись движению руки Салливана, стюард ушел в глубь самолета.

– Вот еще что, мистер Маккарти. Вам когда-нибудь случалось проваливать задание?

Обернувшись, Маккарти взглянул на своего нового работодателя глазами, которые превратились в узкие щелочки. Впервые стало очевидно, насколько опасен для окружающих этот член Лиги Плюща.

– Один раз, мистер Салливан. Израильтяне. Порой кажется, что они больше, чем люди.

– Пожалуйста, не повторяйте ошибок. Спасибо.

Сет Фрэнк бродил по дому Салливана. Снаружи по-прежнему висели желтые полицейские флажки, ограждающие место происшествия; они развевались на крепком ветру, а сгущающиеся облака снова обещали проливной дождь. Салливан остановился в “Уотергейте”. Его прислуга была в еще одном поместье Салливана на Фишер Айлэнд, штат Флорида, и обслуживала членов его семьи. Сет уже лично допросил всех слуг. Вскоре их вызовут для более подробных допросов.

Фрэнка окружала такая роскошь, как будто он ходил по музею. Деньги были везде. Дом был переполнен ими, от изумительных предметов старины до развешанных всюду картин с подлинными подписями авторов. Черт, здесь все было подлинным.

Он забрел на кухню, а оттуда в столовую. Стол напоминал мост, протянувшийся вдоль бледно-синего ковра, постеленного на паркет. Его ноги утопали в густом, тяжелом ворсе. Он сел у торца стола; глаза его непрерывно блуждали по комнате. Насколько он мог заключить, здесь ничего не происходило. Время летело, а дело почти не продвигалось вперед.

На мгновение солнце пробилось сквозь густые облака, и Фрэнк нашел то, что могло, наконец, сдвинуть дело с мертвой точки. Он не заметил бы этого, если бы не любовался резными украшениями на потолке. Стыки ровные, как щека младенца.

Это случилось, когда он заметил переливающуюся на потолке радугу. Любуясь разнообразием цветов, он заинтересовался их источником, как в сказке, когда призрак приводит героя к сундуку с сокровищами. Он оглядел комнату. Через несколько секунд он обнаружил то, что искал. Он быстро встал на колени около стола и заглянул под одну из его ножек. “Шератон”, восемнадцатый век. Это означало, что стол чрезвычайно тяжелый. Ему потребовались две попытки, пот выступил у него на лбу, его струйка затекла ему в правый глаз, который заслезился, но в конце концов Фрэнку удалось оторвать его от пола.

Он вновь сел на стул и осмотрел свою находку, свой маленький сундучок с сокровищами. Кусочек серебристого металла, предохранявший деревянные детали и обивку мебели от воздействия влажного ковра. В солнечных лучах его поверхность переливалась всеми цветами радуги.

Он достал записную книжку. Слуги прибудут в аэропорт Даллеса завтра в десять утра. Фрэнк сомневался, что этот кусочек металла, который он держал в руках, долго останется на своем месте. Это могло ничего не значить, а могло значить все. Отличный способ проследить за порядком в доме. Возможно, это хоть на что-то его выведет. Если ему очень, очень повезет.

Он вновь присел на колени, понюхал ковер и пошарил пальцами в густых волокнах. Нельзя определить, какой именно препарат использовался. Все они высыхают за пару часов, не оставляя запаха. Скоро он узнает, давно ли это было; может, это даст ему какую-то подсказку. Он мог позвонить Салливану, но, по некоторой причине, ему хотелось услышать это не от хозяина дома. Старик не был на верху списка подозреваемых, однако Фрэнк был достаточно опытен, чтобы не исключать Салливана из этого списка. Поднимется или опустится Салливан в списке подозреваемых зависело от того, что Фрэнк обнаружит сегодня, завтра, на следующей неделе. До сих пор ни один из фактов, относящихся к смерти Кристины Салливан, не был простым. Он вышел из комнаты, размышляя о причудливой природе радуг и полицейских расследований вообще.

Бертон осматривал толпу, рядом с ним двигался Коллин. Алан Ричмонд прошел к импровизированной трибуне, установленной на ступеньках миддлтонского суда, широкого здания из испачканного известковым раствором кирпича, с лепными украшениями, выщербленными бетонными ступеньками и вездесущим американским флагом рядом с флагом Вирджинии, которые развевались на утреннем ветру. Ровно в девять тридцать пять президент начал свою речь. За его спиной с непроницаемыми лицами стояли неподвижный, как скала, Уолтер Салливан и тяжеловесный Герберт Сэндерсон Лорд.

Коллин придвинулся к толпе репортеров у подножия ступенек здания суда; они замерли в позах баскетболистов из соперничающих команд, ожидающих удачного паса или отскочившего от корзины мяча. Он ушел из дома главы администрации в три часа ночи. Неповторимая ночь. Неповторимая неделя. Насколько бесчувственной и жестокой казалась Глория Рассел на людях, настолько же привлекательной для Коллина оказалась ее другая, женская, сторона. Это все еще казалось ему невероятным сном. Он переспал с главой администрации президента. Это казалось невозможным. Но произошло с ним, Тимом Коллином. И сегодня вечером они тоже договорились встретиться. Им нужно было соблюдать осторожность, но они по своей природе были осторожны. Коллин не знал, чем это кончится.

Будучи родом из Лоренса, штат Канзас, Коллин усвоил принципы добропорядочности Среднего Запада. Согласно им отношения с женщиной должны были разворачиваться в такой последовательности: свидание, любовь, женитьба, четверо-пятеро детей. Но здесь он не знал, что случится. Он знал только, что хочет быть с ней. Еще и еще. Он посмотрел туда, где позади и слева от президента стояла Глория Рассел. На ней были солнцезащитные очки, ветер слегка шевелил ее волосы; казалось, что все вокруг у нее под контролем.

Бертон наблюдал за толпой, затем взглянул на своего партнера как раз тогда, когда тот смотрел на главу администрации. Бертон нахмурился. Коллин был хорошим агентом, отлично справляющимся со своей работой, возможно, даже слишком усердным. Но он должен был следить за толпой. Что, черт возьми, происходит, думал Бертон. Он взглянул на Рассел, но она смотрела прямо перед собой, явно не обращая внимания на человека, призванного защищать ее. Бертон еще раз посмотрел на Коллина. Теперь парень вглядывался в толпу, время от времени меняя направление взгляда, слева направо, справа налево, иногда наверх, иногда прямо от себя и дальше, выискивая среди собравшихся потенциального террориста. Но Бертон не мог забыть, как он смотрел на главу администрации. Под солнцезащитными очками Бертон разглядел нечто такое, что ему не понравилось.

Алан Ричмонд завершил свою речь, подняв лицо к безоблачному небу; ветер слегка шевелил его безупречно уложенные волосы. Казалось, он обращается за помощью к самому Господу, но в реальности он лишь пытался припомнить, когда сегодня встречается с японским послом: в два или в три’ Однако его задумчивый взгляд вдаль будет хорошо смотреться в вечерних выпусках новостей.

Затем он повернулся к Уолтеру Салливану и удостоил супруга погибшей приличествующих его положению и ситуации объятий.

– Боже, мне так жаль, Уолтер. Прими мои глубочайшие соболезнования. Я сделаю все, что в моих силах. Знай это.

Салливан пожал протянутую ему руку, его ноги задрожали, так что двоим из его окружения пришлось незаметно поддерживать его своими жилистыми руками.

– Спасибо, господин президент.

– Прошу тебя, зови меня Аланом. Мы же друзья.

– Спасибо, Алан, ты не представляешь, как я благодарен тебе за то, что ты нашел для этого время. Кристи так тронули бы твои сегодняшние слова.

Лишь Глория Рассел, внимательно наблюдавшая за ними вблизи, заметила в уголке рта своего шефа тень самодовольной ухмылки, которая тут же исчезла.

– Я знаю, нет слов, которые я мог бы произнести, чтобы воздать должное твоим чувствам, Уолтер. Похоже, все больше событий в этом мире происходит безо всякой причины. Если бы не ее внезапная болезнь, этого никогда не произошло бы. Я не могу объяснить, почему подобное случается, да и никто не может. Но я хочу, чтобы ты знал: я с тобой, я готов помочь тебе. Всегда и везде. Мы столько времени вместе. И ты так помог мне, когда я переживал трудные времена.

– Твоя дружба всегда была важна для меня, Алан. Я этого не забуду.

Ричмонд обнял старика за плечи. Немного позади них на длинных шестах висели микрофоны. Подобно гигантским удочкам, они окружали Ричмонда и Салливана, несмотря на протесты сопровождающих их лиц.

– Уолтер, я этого так не оставлю. Я знаю, кое-кто может сказать, что это не мое дело, и в моем положении я не должен лично вмешиваться в подобные дела. Но, черт возьми, Уолтер, ты же мой друг, и я не позволю преступникам остаться безнаказанными. Виновные понесут наказание.

Они опять обнялись; защелкали затворы фотоаппаратов. Двадцатифутовые антенны, торчащие на крышах многочисленных автобусов телевидения, транслировали этот трогательный момент на весь мир. Еще один пример того, что президент Алан Ричмонд – больше, чем просто президент. У сотрудников президента в Белом доме в это время кружилась голова от предчувствия результатов предварительных выборов.

Телевизор переключался с Эм-Ти-Ви на Гранд-Оле-Опри, затем на мультфильмы, далее на Кью-Ви-Си, потом на Си-Эн-Эн, затем на Про-Рестлинг и снова на Си-Эн-Эн. Мужчина сел в постели, вынул изо рта сигарету и отложил в сторону пульт дистанционного управления. Президент давал пресс-конференцию. Он выглядел суровым и разгневанным чудовищным убийством Кристины Салливан, жены миллиардера Уолтера Салливана, который был одним из ближайших друзей президента, и тем, что оно символизирует рост преступности в стране. Вряд ли президент был бы столь же возмущен, узнай он, что на юго-востоке округа Колумбия найден нищий негр, латиноамериканец или азиат с перерезанным горлом. Президент говорил уверенно, жестко, с подлинной интонацией ярости и решимости. Насилие надо остановить. Люди должны чувствовать себя в безопасности в своих домах или имениях. Выступление было впечатляющим. Внимательный и заботливый президент.

Репортеры клевали на эту удочку, задавая уместные в данной ситуации вопросы.

На телеэкране появилась глава администрации Глория Рассел, одетая в черное и одобрительно кивающая, когда президент затрагивал ключевые моменты своих взглядов на преступность и меры наказания. Голоса полицейских и пенсионеров были на следующих выборах у них в кармане. Сорок миллионов голосов – более чем достаточно для одного утреннего выезда.

Она радовалась бы намного меньше, если бы знала, кто наблюдает за ними в эти минуты. Чьи глаза буравят каждый дюйм кожи на лицах ее и президента, чьи воспоминания о той незабываемой ночи хлещут подобно фонтану горящей нефти, сжигающему все вокруг.

Полет на Барбадос прошел без приключений. Мощные двигатели гигантского аэробуса без усилий оторвали его от взлетной полосы в Сан-Хуане, Пуэрто-Рико, и через несколько минут он достиг крейсерской высоты в 36 000 футов. Самолет был полон туристов, летящих на острова Карибского архипелага. Пассажиры со всех концов страны разглядывали стену серых облаков, когда самолет взял влево, выходя из области тропического шторма, не достигавшего, впрочем, ураганной силы.

По металлическому трапу они сошли с самолета. Автомобиль, крошечный по американским меркам, повез пятерых из них, по левой стороне дороги, от аэропорта в сторону Бриджтауна, столицы бывшей британской колонии, которая до сих пор сохранила признаки колониального прошлого в манерах своих жителей разговаривать, одеваться и вести себя. Водитель мелодичным голосом рассказывал о многочисленных чудесах крошечного острова, например, о возможности прокатиться на настоящем пиратском корабле; в это время в окно было видно, как качается на высоких волнах судно с пиратским флагом. На палубе раскрасневшихся туристов потчевали ромовым пуншем в таких количествах, что к моменту возвращения на пристань вечером они будут либо очень пьяны, либо больны от выпитого.

На заднем сиденье оживленно щебетали две семейные пары, строя возбуждающие воображение планы. Пожилой мужчина, сидевший на переднем сиденье, смотрел в окно; его мысли были в двух тысячах миль к северу отсюда. Несколько раз он проверял маршрут движения машины. Крупных ориентиров было довольно мало; размеры острова составляли двадцать одну милю в длину и четырнадцать в ширину. Постоянная тридцатиградусная жара смягчалась постоянно дующим ветром, шум которого постепенно становился незаметным, но тем не менее всегда присутствовал как неизменный слабый фон.

Отель был стандартной американской постройкой типа “Хилтон”, возведенной на искусственном пляже, который выдавался в море на одной из сторон острова. Его персонал был хорошо обученным, любезным и по желанию клиента охотно оставлял его в покое. В то время как большинство гостей с удовольствием позволяли работникам отеля ухаживать за собой, один из новоприбывших избегал общения, покидая свой номер лишь для того, чтобы побродить по безлюдным участкам пляжа либо по гористой части острова, омываемой Атлантическим океаном. Остальное время он проводил у себя в номере, в полумраке, при включенном телевизоре, среди подносов, поставленных горничными на ковер и мягкую мебель.

В первый день своего пребывания здесь Лютер на такси отправился на север острова, почти к океану, где на вершине одного из многочисленных холмов располагалось поместье Салливана. Лютер выбрал Барбадос не случайно.

– Вы знаете мистера Салливана? Его здесь нет. Вернулся в Америку.

Восторженные интонации таксиста вывели его из состояния задумчивости. За массивными чугунными воротами у подножия заросшего травой холма скрывалась длинная извилистая подъездная дорога, ведущая к особняку, который, со своими оранжево-розовыми стенами и белыми мраморными колоннами высотой в восемнадцать футов, довольно странно выглядел среди буйной растительности, будто торчащая из кустов огромная роза.

– Я бывал у него, – ответил Лютер. – В Штатах.

Таксист с уважением посмотрел на него.

– Дома кто-нибудь есть? Может, кто-то из прислуги? – спросил Лютер.

Таксист покачал головой.

– Все уехали. Сегодня утром.

Лютер вернулся на свое сиденье. Причина была очевидной. Они нашли хозяйку дома.

Следующие несколько дней Лютер провел на широких белых пляжах, наблюдая, как с туристических теплоходов выгружаются пассажиры и сразу же направляются в освобожденные от налогов магазинчики, усеивающие деловую часть города. Повсюду, боясь быть пойманными, бродили жители острова со своими потертыми чемоданами, тайком предлагая поддельные часы, духи и тому подобные вещи.

Красота острова в какой-то мере излечила Лютера от меланхолии. И наконец, жаркое солнце, легкий ветерок и благожелательность местного населения положили конец его нервному возбуждению, так что он начал время от времени улыбаться незнакомкам, перебрасываться парой слов с барменом и попивать коктейли, поздно ночью лежа на пляже и чувствуя, как дующий из темноты ветерок уносит прочь его кошмары. Он собирался уехать отсюда через несколько дней. Куда именно, Лютер точно не знал.

Мелькание переключаемых телеканалов закончилось на программе Си-Эн-Эн, и Лютер, подобно измотанной рыбе, попавшейся на крючок, почувствовал, что его вновь уносит туда, откуда он пытался бежать, потратив несколько тысяч долларов и пролетев несколько тысяч миль.

Рассел выбралась из постели и, пройдя к комоду, взяла пачку сигарет.

– Курением ты сокращаешь себе жизнь. – Коллин устроился поудобнее и с наслаждением наблюдал, как она, нагая, передвигается по спальне.

– Я и так сокращаю ее на этой работе. – Она закурила, несколько раз глубоко затянулась, выпустила дым и снова забралась в постель, усевшись спиной к Коллину и удовлетворенно улыбнувшись, когда он обнял ее своими сильными руками.

– Пресс-конференция прошла хорошо, как ты думаешь? – Она чувствовала, что он размышляет над ответом. Он был таким открытым. Без солнцезащитных очков они все открыты, подумала она.

– Пока они не выяснили, что на самом деле случилось.

Она повернулась к нему и провела пальцем по его шее и груди. Грудь Ричмонда была волосатой, некоторые из волос поседели и завивались на концах. Грудь Коллина была нежной, как щека младенца, но под кожей она ощущала мощные мускулы. Он мог сломать ей шею легким движением руки. На мгновение Рассел представила себе, что бы она при этом почувствовала.

– Ты знаешь, у нас проблема. Коллин едва не расхохотался.

– Да, где-то прячется парень, у которого есть нож, на котором отпечатки и кровь президента и мертвой женщины. Я бы сказал, это большая проблема.

– Как ты думаешь, почему он до сих пор не объявился? Коллин пожал плечами. На месте этого парня он тоже бы исчез. Взял бы деньги и смылся. Миллионы долларов. При всей своей порядочности, что бы он сделал с такой суммой? Тоже исчез бы. На время. Он посмотрел на нее. При таких деньгах снизошла бы она до того, чтобы отправиться с ним? Затем он вернулся в мыслях к главной теме их разговора. Возможно, тот парень был членом политической партии президента, может, голосовал за него. В любом случае, лучше не искать на свою голову подобных неприятностей.

– Вероятно, боится, – наконец, ответил он.

– Есть способы сделать это анонимно.

– Может быть, парень не искушен в таких делах. А может, не видит в этом выгоды. А может, выжидает время. Наблюдает за развитием событий. Если он собирается объявиться, то, вероятно, мы вскоре об этом узнаем.

Она села в постели.

– Тим, меня это серьезно беспокоит. – Тревожные интонации в ее голосе заставили его тоже сесть. – Я решила оставить нож для вскрытия конвертов в том виде, в каком он был. Если бы президент узнал... – Она взглянула на него.

Он по ее глазам понял, что она хочет сказать, и успокаивающе погладил ее по щеке.

– От меня он не узнает.

Она улыбнулась.

– Я знаю, Тим, я верю в это. Но если он, этот человек, попытается самостоятельно связаться с президентом? Коллин недоумевал.

– Зачем ему это?

Рассел передвинулась на край кровати и свесила ноги. Коллин впервые заметил маленькую овальную родинку размером с половину пенни у основания ее шеи. Затем он увидел, что она дрожит, хотя в комнате было тепло.

– Зачем ему это, Глория? – Он придвинулся к ней поближе.

– Тебе приходило в голову, – она будто разговаривала со стеной, – что этот нож для вскрытия конвертов – один из самых ценных предметов в мире? – Она повернулась к нему и потрепала его волосы, улыбнувшись при виде того, как недоуменное выражение на его лице медленно сменяется догадкой.

– Шантаж?

Она кивнула.

– Но как можно шантажировать президента? Она поднялась, набросила на плечи просторный халат и наполнила бокал из уже наполовину опустевшей бутылки.

– Президентский пост не защищает от попыток шантажа, Тим. Черт, ты просто можешь больше потерять... или обрести.

Она села на диван и отпила из бокала; вино согревало и успокаивало ее. В последнее время она пила больше, чем обычно. Это не отражалось на ее работе, но ей придется последить за собой, особенно в это критическое время. Но она решила, что последит за собой завтра. Сегодня, когда у нее на плечах лежит груз потенциальной политической катастрофы, а в ее постели – молодой красавец, она будет пить. Она чувствовала себя лет на пятнадцать моложе. С каждой минутой, проведенной с ним, она чувствовала себя все более и более красивой. Она не забудет о своей главной цели, но кто сказал, что ей нельзя наслаждаться жизнью?

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Коллин посмотрел на нее.

Рассел ждала этого вопроса. Ее молодой, красивый агент секретной службы. Современный рыцарь, вроде того, о ком она читала в детстве. Она взглянула на него, держа в руке бокал. Другой рукой она медленно сняла халат и бросила его на пол. Времени оставалось достаточно, особенно для тридцатисемилетней женщины, у которой никогда не было серьезных отношений с мужчиной. Времени достаточно для всего. Алкоголь притупил у нее чувство страха. И чувство осторожности. Все то, что ей требовалось в изобилии. Но не сегодня.

– Ты можешь кое-что для меня сделать. Но я скажу тебе об этом утром. – Она улыбнулась, легла на диван и протянула руку.

Он покорно встал и подошел к ней. Через несколько мгновений слышались лишь смешанные стоны и монотонное поскрипывание дивана.

В половине квартала от дома Рассел в неприметном “бонневилле” своей жены сидел Билл Бертон, держа между коленями банку диетической “Кока-колы”. Время от времени он смотрел на дом, куда в ноль часов четырнадцать минут вошел его напарник и где он мельком увидел главу администрации в облачении, не подходящем для деловой встречи. Фотоаппаратом с длиннофокусным объективом он сделал два снимка этой сцены. Чтобы заполучить их в свои руки, Рассел, вероятно, пошла бы на убийство. Огни в доме зажигались и гасли, постепенно продвигаясь от комнаты к комнате, пока, достигнув восточной части дома, не погасли окончательно.

Бертон взглянул на потушенные габаритные огни машины своего напарника. Мальчик совершил ошибку, приехав сюда. Это, возможно, предвещало конец карьеры как для него, так и для Рассел. Бертон мысленно вернулся к событиям той ночи. Коллин стремглав бежит обратно в дом. Рассел бледнеет, как мел. Почему? Из-за суматохи Бертон забыл спросить. А затем они несутся по кукурузному полю за кем-то, кого там не должно было быть, но он там, черт возьми, был.

Но Коллин возвращался в дом по какой-то причине. И Бертон решил, что пора выяснить, что это за причина. У него было смутное ощущение заговора, и это ощущение все более крепло. Так как его исключили из числа участников, он естественно заключил, что, вероятно, не должен выиграть от этого заговора. Он ни минуты не сомневался, что Рассел интересуется не только тем, что находится в трусах его коллеги. Она не такая, далеко не такая. Все, что бы она ни делала, она делала ради какой-то цели, важной цели. Переспать с молодым самцом для нее ни в малейшей степени не может быть важной целью.

Прошло еще два часа. Бертон посмотрел на часы и застыл, заметив, как Коллин открывает входную дверь, медленно идет по тропинке и садится в свою машину. Когда он проезжал мимо, Бертон лег на сиденье, чувствуя себя слегка виноватым, что следит за коллегой-агентом. Он увидел, как замигал сигнал поворота: “форд” покидал район богатых.

Бертон вновь посмотрел на дом. Там, где, вероятно, была гостиная, зажегся свет. Было поздно, но хозяйка дома, очевидно, по-прежнему чувствовала себя бодрой. О ее выносливости в Белом доме ходили легенды. Интересно, в постели она так же вынослива, подумал Бертон. Двумя минутами позже улица опустела. Свет в доме продолжал гореть.

– Нет. Не думаю.