"Господин Великий Новгород" - читать интересную книгу автора (Балашов Дмитрий Михайлович)Глава 20 Станята – он уцелел, отброшенный натиском немецкой конницы, благоразумно, как и всегда, постарался попасть в середину бегущих, а затем, тоже со всеми, сойдя с коня и подобрав чье-то копье, шел в пешей рати, тыча острием в морды храпящих, тяжело вздымающихся на дыбы лошадей. Счастливо уйдя от удара меча, вспорол брюхо коня и, поотстав, с остервенелым удовольствием (дорвался!) гвоздил обломком копья упавшего рыцаря, тот мотал головой, и Станята все никак не попадал в крестовидную прорезь рогатого, похожего на ведро, шлема. Кто-то пихнул Станяту в спину, и он пошел дальше, шагая через тела, а немца, наверно, добили те, что шли сзади. Когда пешая рать стала, стал и он и, оглядевшись, побрел назад, разыскивая кого-нибудь из знакомых соратников. Бежал со всеми, но не впереди, а немного позадь передних, к реке, а когда расположились ждать утра, тотчас устроился у ближайшего чужого костра. Вступив с ратью в товары, Станята первым делом бросился туда, где были преж оба Олексины воза. Встречу ему, покачиваясь, шел высокий плечистый мужик, весь залепленный снегом. – Станята! – Радько! Обнялись. У Радька было черно-сизое, обмороженное лицо, губы с трудом шевелились: ночь провел, хоронясь в снегу. – Олекса где? – Не ведаю. Убит, должно. – Убит… А Микита? – И Микита тоже. – Тоже… Искать надо… Погоди. Выпить бы чего горячего! Захлопотал Станята. Рядом уже разводили костер, кинулся, громко объясняя дело. Ратники потеснились, глядя на спасшегося повозника. Кто-то налил чашу горячего медового взвару. Радько пил, обжигаясь и не чувствуя, только ощущал, как по всему телу разливается спасительное тепло и начинают свербить замороженные ноги. – Да ты разуйся, дядя! Станята уже стаскивал с него сапоги, растирал снегом: – Персты, кажись, будут целы, шкура только сойдет! – Салом, салом намажь! – А где? – Вота! – дали сала. – Спаси Христос, мужики, благодарствуем! – Не за что! Радько, когда показались немцы, успел-таки, оставшись один (второй повозник, взятый со стороны, удрал сразу, да так и не нашелся потом: то ли домой подался, то ли сунулся сдуру под меч или увели немцы), вывернул в сугроб оба воза и закидал снегом, а лошадей, обрубив коновязи, прогнал в ельник. Темнота и неуверенность немцев, ожидавших ежеминутно нападения новгородских дружинников, помогли ему, как и многим, спастись и пересидеть в кустах. Вдвоем со Станятой они вновь нагрузили возы. Затем, выбранив Станяту за потерю коня, Радько облазал рощицу, выгнал лошадей – возы попросил покараулить соседа, обещав заплатить, – и верхами отправились на поле. – Убит, так тело найти нать! Я за Олексу Ульянии в ответе. Хоть тело привезти в Новый город! Микиту нашли к вечеру, страшно изувеченного, затоптанного лошадьми. Радько, закусив губы, прежде снял с него порванную, рыжую от крови кольчугу, подобрал смятый шелом, а потом, разогнувшись, обнажил голову. – Жаль парня. Оленица-то ума решится! Ладно, подымай! Микиту снесли к общей могиле, куда опускали простых ратников, – всех в Новгород не увезешь! Олексы не было нигде. – Быть того не может, чтобы в полон увели, не таков мужик! – говорил Радько, но без уверенности в голосе. Лошадь Станяты, к счастью, нашлась. Поймали в кустах еще рыцарского коня, слегка зашибившего ногу. – Ничего, если без поклажи вести – выдюжит, – заключил Радько, осмотрев ушибленную ногу коня, – конь добрый. Хозяйственный Радько снял доспех с мертвого рыцаря, мороженое тело приходилось рубить по частям. Набрали брошенного оружия. – Нам все сгодится, не кидать стать! На раковорскую добычу рассчитывать нечего! Теперь лошади были все, счетом даже одна лишняя, не хватало только хозяина. Олекса нашелся к вечеру второго дня. Спасло его то, что упал он недалеко от того места, где убили Михаила Федоровича. Разрывая тела, ища посадника, ратники стащили дохлую лошадь и под ней обнаружили вдавленного в снег и недвижимого, судя по шелому и кольчуге, русского. – Ай боярин? – Не, из купцов, видно! – Ну-ко, глянь! Перевернули Олексу вверх лицом. Он глухо застонал, не открывая глаз. – Живой? – Куда? Это так, от шевеленья дух исходит! – Мотри, мотри, живой! – Чудеса! Понести нать! Отдуваясь, мужики подтащили Олексу к костру, сняли шелом, кольчугу. – Кончается купечь! – Чур, кольчуга моя, я первый нашел! – Погоди делить, может, и отойдет еще. – Пить! – запросил Олекса. Первый мужик поднес ему корчажку, вылил в рот несколько глотков. Олексу тотчас вырвало на бороду и руки ратника. – Эк тя! – недовольно поморщился тот, обтирая руки о снег. – Куда его? Живой! – Не! Помрет, видно. Видишь, нутро уже не примает! – У него тамо все чисто отбито, где уж будет жить! – Купец, а тоже душа христианская! Дай-ко, я его попою! Ночь и следующий день Олекса был без памяти. Жизнь то угасала, то вновь теплилась в нем. Пришел в сознание – все плыло: небо, тучи, лица стоящих мужиков. – Кто будешь, как звать-то? Он назвал свою сотню. – Олекса, купца Творимира сын… Славенского конца. Его вновь потянуло на рвоту, и сознание замглилось. В следующий раз, придя в себя, он увидел склоненное над ним лицо Радька. – Жив? – Станята где? – Тута я, живой! А Микиту убили. – Микиту убили… убили… – с каким-то безразличным удовлетворением повторил он. – Микиту убили… – и закрыл глаза. Радько нашел его, услышав, как выкликают имя Олексы и название сотни. Приняв раненого, строго спросил: – А бронь с него сняли где? Мужики замялись было. – Давай сюда! Не видишь, кто? За нами не пропадет! – Угостили бы… – Это можно. Радько распечатал уцелевший бочонок меда и щедро напоил мужиков. Тому, который нашел, сунул сапоги, снятые с мертвого чудина. – В расчете? – Не дешево за купчя? Усмехнулся Радько, достал пару белок, доложил. – Теперь подходяще! Меч был у Олексы хорош – должно, потерял! Ну, мечей насобирали они со Станятой целых пять штук… Три дня стояли на костях, подбирая раненых, зарывая трупы. Три дня воронье с карканьем слеталось на падаль. Три дня искали павших и не всех нашли. Пропали, как не были, Ратислав Болдыжевич и Данило Мозотинич, из бояр (а что простой чади, то один бог ведает!), так и не нашли тысяцкого Кондрата – верно, немцы с собой увели, в полон, а может, и погиб где, да ведь не перечтешь всех мертвых по кустам и оврагам! Собирали разбежавшихся лошадей, чинили телеги. Вереницей увозили раненых в Новгород. О штурме Раковора и Колывани нечего было и думать. На четвертый день тронулось в обратный путь и все войско, усталое, страшно поределое, так и не взявшее Раковор. |
|
|