"Наследник" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 6

Ата-Армут, 10 мая, вторая

половина дня

До города доехали быстро и без приключений, через Кизыл, по главной дороге. Решив отдохнуть перед пресс-конференцией, Каргин поднялся в номер, вытащил в лоджию кресло, сел и начал разглядывать с высоты Ата-Армут и синевшие на юге горы. Горы уже не казались чужими – все-таки попутешествовал он в них сегодня, на озеро полюбовался, на скалу Ак-Пчак и луга Бахор и встретился с местным населением. Двоих пощадил, троих угробил при содействии Перфильева… Неприятный эпизод, конечно, зато и другие встречи были, с людьми весьма достойными и даже героическими. Взять того же Нияза Бикташева, орденоносца! Орден Славы, орден Ленина, два Красных Знамени, Звезда… Сам Каргин похвастать орденом не мог, хотя медали имелись – за ранение в Никарагуа, за Кувейт и югославскую операцию. А в Легионе отличия его и вовсе обходили, ибо полковник Дювалье, командовавший их бригадой, полагал: если жив и цел легионер, то это лучше медали и ордена, а если убит, то и награды ему не нужны.

С двенадцатого этажа город был как на ладони: президентский дворец и Диван-ханэ на площади Независимости, здание Законодательного Курултая на площади Евразии, роскошные дома на Рустам-авеню, рестораны, отели и бары, рынки и мечети, три вокзала, два стадиона, южные кварталы новостроек и заводской район на севере. Большой город, красивый… Вокруг – горы и степи, за горами – Персия, за степями – бывшие братские народы, слева – Каспий, справа – Амударья… А между ними – Туран, сердце Азии!

Большая страна, богатая, щедрая. Нефть и залежи медно-никелевых руд, хлопок и фруктовые сады, виноград и рыбные промыслы, шелк и отары овец, мрамор и поделочный камень, яшма, родонит, нефрит… Плюс аргамаки знаменитой туранской породы, плюс целебные источники с курортами, плюс народные промыслы – ковроткачество, резьба по дереву и камню, изделия из кожи. Плюс природные красоты и всевозможные древности, что так влекут туристов – памятники ахеменидских времен, развалины городов, основанных Александром Македонским, могилы монгольских ханов, мечети и цитадели, которые строил еще хромой Тимур. Исторически и этнически Туран был связан с Персией, но и другие державы имели в нем интерес: тут проходил Великий Шелковый Путь из Китая, и самая короткая дорога из России в Индию тоже вела через Туран. Эта страна, лежавшая на перекрестке всех евразийских путей, часто воевала и подвергалась нашествиям то с юга, то с севера или с востока, но никогда не была униженной и покоренной до конца: приходил срок, и тут с равным успехом громили македонские фаланги, монгольскую конницу и персидских кизылбашей. За три тысячелетия Туран доказал, что взять его силой невозможно, однако, вступив в двадцатый век, сделавший планету маленькой, а все расстояния – близкими, Туран согласился не воевать, а породниться с соседями. Став частью огромной империи, он принял славян и узбеков, казахов и корейцев, татар и уйгуров, кавказцев, немцев, евреев и прибалтов, принял их и стал страной вполне современной, с аэропортами и железными дорогами, с заводами и рудниками, школами, театрами, музеями и остальными признаками цивилизации. Кое-что, само собой, не поощрялось – скажем, отправление культа и всякое внепартийное инакомыслие, зато была своя Академия Наук, женщины не носили паранджу, и басмачей в горах повыбили.

Однако эти времена расцвета, пусть ограниченного и относительного, канули в прошлое. Став независимой державой, Туран как будто покатился в древность, к эпохе ханов, беков и эмиров, коим цивилизация не чужда лишь по той причине, что придуманы ею всякие удобства и множество способов, как удержаться у власти. Главные были такими: во-первых – политика, во-вторых – деньги, в-третьих – танки. Все это было в руках Курбанова, секретаря ЦК компартии республики, хитрого лиса; и Саид Саидович, слегка открестившись от коммунистов и чуть подвинувшись к исламистам, стал по названию президентом, а по сути – ханом Среднеазиатской Республики Туран.

И была обещана Турану эпоха невиданного процветания, когда все флаги будут в гости к нам – но, предпочтительно, заокеанские.

Первым делом Саид Саидович вернул народу национальную гордость и достоинство, слегка ущемленные в коммунистические времена. На этом пути были переименованы города и веси, улицы и площади, затем восстановлено двести семнадцать мечетей, построено двадцать шесть президентских дворцов и всюду развешаны изображения туран-баши либо воздвигнуты статуи, чтобы утвердить в сознаниии масс кто есть Отец и Благодетель Народа. Кроме того Законодательное Собрание стало Курултаем, Совет Министров – Диван-ханэ, и члены их удостоились благородного эмирского титула, как заведено в цивилизованной Британии, где есть Палата Лордов, и где королева дарит выдающимся особам рыцарские шпоры. Затем прижали всяких инородцев, осуществили реформу воинских званий, судей превратили в кази, стражей порядка – в феррашей, врачей – в табибов, ввели национальную валюту таньга, указы президента стали называть фирманами, а знамя заменили бунчуком. Как во всякой уважающей себя стране учредили ордена: высший Президентский, орден Искандера для военных, орден Лапа Барса с подвесками и без, Звезду Эмира с виноградными листьями, орден Жемчужина Мудрости и Почетную Цепь. Далее туран-баша рассмотрел проект о национальном алфавите, предлагавший отказаться от кириллицы, пренебречь латиницей и перейти на арабское либо уйгурское письмо. Проект не отвергли, но отложили в долгий ящик, поскольку сам туран-баша владел лишь русским и туранским, и к тому же, говоря по чести, на туранском изъяснялся с большим напряжением. Зато другой проект, не столь известный и даже в некотором смысле тайный, был принят и реализован незамедлительно: всюду, где удавалось, в Диване и в корпусе эмиров-депутатов, на должности градоначальников и высших армейских чинов, в сферах свободного предпринимательства, культуры и науки были расставлены друзья и родичи туран-баши.

Вследствие этих перемен в Туране, растившем прежде хлопок, фрукты и овец, теперь росла когорта лихоимцев, лизоблюдов и бандитов. Издревле население страны включало клан людей воинственных и массу трудолюбивых: первые правили и грабили, вторые их кормили. Но с воцарением туран-баши баланс сил изменился, нарушенный третьим классом граждан с ярко выраженной евразийской ментальностью, сущность которой была такова: не работать, но жить богато. Друзья и родичи Курбанова, конечно, воровали, коррупция вздымалась словно на дрожжах, слой евразийцев ширился и стал, в конечном счете, надежной и преданной опорой президента. Народ, как обычно, безмолвствовал и реагировал на новые веяния не словом, но делом: инородцы утекали за рубеж, а местный этнос, коему деваться было некуда, шел в бандиты или тихо копошился на земле, разбойничал или возил в Россию курагу и груши, а заодно наркотики.

В силу указанных причин «все флаги» в Среднеазиатскую Республику отнюдь не спешили. Конечно, посольства великих держав здесь имелись, были также иностранные разведчики, сидела в корпунктах пара дюжин щелкоперов из газет Парижа, Нью-Йорка, Анкары, Пекина и Лондона, и вся эта шатия-братия принюхивалась к туранской нефти, туранской икре, туранской меди и никелю. Но только принюхивалась и не более; крупные политики, бизнесмены и финансисты, сильные мира сего, Туран вниманием не баловали и никаких активных телодвижений в сторону Ата-Армута не совершали. Даже российские власти, сколачивая СНГ и призывая крепить единство на постсоветском пространстве, звали к себе в Москву, а в Армут посылали третьего секретаря двенадцатого подотдела президентской администрации. Кроме него Армут посетил средней руки китаец, глава Синьцзян-Уйгурского автономного округа, наследная принцесса с острова Нукуноно и британский лорд, член Европарламента, обеспокоенный правами малых наций. Лорд желал осмотреть чеченские лагеря близ Каспия и убедиться, что дети и женщины в них не голодают, однако показательный лагерь с голодными детьми и женщинами устроить не успели, и миссию лорда спустили на тормозах. Он уехал очень недовольный. Туран-баша был тоже недоволен, ибо рассчитывал на безвозмездную помощь от европейских стран.

«Прав Мэлори – дыра, – размышлял Каргин, сидя в кресле и любуясь городом. – Теплая, красивая, изобильная дыра на обочине мировой политики и экономики… Должно быть, здесь это кое-кто понимает и думает, как бы внимание привлечь. Прославиться, в общем! Слава, впрочем, уже есть: был Великий Шелковый Путь, а сделался Большой Героинной Дорогой… Но не того разряда слава, гнусная известность, мерзкая! А вот ежели „Шмелей“ поставить на поток и торговать ими – ну, хотя бы в третьих странах – это уже кое-что. Капиталы потекут от тех же пакистанцев и арабов, большие люди заявятся, мошной трясти начнут, чтобы перекупить лицензию… А то, что краденое российское, им до лампочки!»

Он встал, облокотился на перила и бросил взгляд вниз. Четверть пятого, гости уже съезжаются, толпятся у подъезда… И много, черт побери! Кто-то солидный, на иномарке – кажется, на «БМВ», который лишь эмирам полагается… Два фургона телевизионщиков – вон, аппаратуру выгружают… Микроавтобусы, машины помельче и поскромней, на крышах и капотах – названия изданий: «Нью-Йорк Геральд», лондонская «Таймс», что-то на французском, но мелковато, не разглядеть, еще китайские иероглифы, турецкая вязь, «Известия» и «Аргументы и факты» – эти из Москвы… Ну и, конечно, местные: «Туран ватан», еженедельник коммунистов, «Туран гази», исламское издание, евразийский «Туран бишр»[25] и даже «Гарем», журнал сугубо для мужчин… «Этим-то что здесь надо?» – с недоумением подумал Каргин, потом вспомнил про банкет, кивнул и отправился в спальню, переодеваться.

Надел сорочку, светло-серый деловой костюм от Кардена, обул башмаки, повязал галстук, прицепил к нему булавку с бриллиантом в пять карат, свадебный дар Мэлори, поглядел в зеркало, прищурился и остался собой доволен. Кольнуло, правда, воспоминание о Бобе Паркере, племяннике старого Халлорана, погибшем на Иннисфри; в этой роскошной сбруе он был похож на Боба, чему не приходилось удивляться – все-таки родичи. И оба – президенты ХАК, один прошлый, другой настоящий, а значит, приходится соответствовать… Как поучал майор Толпыго: сапоги и бляхи должны сиять!

В дверь осторожно постучали.

– Входите! – крикнул Каргин и щелкнул по лацкану, сбивая пылинку.

Вошел Сергеев, изобразил лицом восторг при виде нарядного босса, затем сухо промолвил:

– Утром вы уехали, Алексей Николаевич, не смог доложиться. А у нас, однако, новости.

Каргин резко повернулся к нему.

– Слушаю.

– Официанта разыскали, который нашим в «Достыке» подавал. Не буду говорить, во что его адрес обошелся, но все же разыскали… Некий Фазли Юмашев, возраст – тридцать два, одинокий, живет на улице Гюзель тридцать четыре, в собственном домике, и третий день за порог ни ногой. Болен! В спину вступило или ниже… В общем, немного надорвался, таская подносы.

Глазки Сергеева вдруг заблестели, рот приоткрылся. Сейчас он походил на гончую, взявшую след.

– Дальше! – велел Каргин.

– Приехали к нему часиков в пять, расспрашивать стали, однако Юмашев ничего существенного не сообщил и даже деньгами не соблазнился. Но выглядел напуганным. Страх, Алексей Николаевич, такое состояние, которое я безошибочно различаю, так как лицезрел его долгие годы у всевозможных персон… Так что мы дождались ночного времени, влезли к Юмашеву в дом, и Балабин с ним немного поработал. Теперь Юмашев утверждает, что русских было не двое, а трое. Сначала наши пришли, затем, минут через десять, к ним подсел какой-то тип, явно знакомец Барышникова – чуть обниматься не принялись. Посидел немного, рюмку выпил, поел, поговорили, затем ушел. Наши оставались до восьми, ели, почти не пили и что-то обсуждали, но тихо.

– Почти не пили – это как? – спросил Каргин.

– На троих взяли двести коньяка, а потом, когда третий удалился, спросили коктейли с сухим мартини. Юмашев их из бара принес и сильно был взволнован, когда о коктейлях речь зашла. Ну, я велел Балабину снова его полечить… Тогда ситуация прояснилась: в баре у них трудится Зульфия Салихова, красотка хоть куда, и всем известно, что эта барышня чей-то осведомитель. Чей конкретно, Юмашев не знает, надо спрашивать у хозяина, но к советам Зульфии прислушиваются все. На этот раз она ему посоветовала исчезнуть и пару недель глаз не мозолить. Что Юмашев и сделал.

Каргин, нахмурившись, уставился в пол.

– Гальперин говорил мне, что Николаю Николаевичу звонили, как раз перед тем, как он в «Достык» собрался. Вы это знаете?

– Разумеется, я ведь каждого опросил. Дальше складываем два и два и получаем, что некий знакомец Барышникова назначил встречу в «Достыке», и была та встреча опасной и сугубо деловой. Деловой – потому что краткой, хоть повстречались старые приятели, а опасной… Ну, сами понимаете, он ведь недаром с собой Прохорова взял.

– Отличный вы специалист, подполковник Сергеев, – одобрительно сказал Каргин. Потом, вспомнив о тайнах Халлоранов и своих мытарствах на Иннисфри, добавил: – Прежде мне такого человека очень не хватало. Пожалуй, я вам оклад удвою, если найдете нашу пропажу.

Сергеев скромно потупил глазки.

– С моей стороны возражений нет, однако к делу, к делу… Теперь мы имеем возможность продолжить следствие по двум линиям: приятель Барышникова и очаровательная барменша Зульфия. Приятель намного важнее, и я постараюсь его отыскать, тем более, что словесный портрет получен, выбили из Юмашева во всех деталях и подробностях. А барменша… Мне не разорваться, Алексей Николаевич. Или отложим на день-другой, или пошлем кого-нибудь красивого и молодого, чтобы вступил в контакт и попытался обольстить. Славу или Дмитрия… лохи, конечно, но вдруг узнают что-то полезное.

– Сосредоточьтесь на приятеле, – распорядился Каргин, – и берите в помощь всех, кто вам понадобится. Ну и, конечно, деньги… А барменшей я сам займусь. Я ведь тоже красив и молод.

– Без сомнения, – сказал Сергеев, внезапно ухмыльнувшись. – И вы не лох.

– Это лесть или логическое умозаключение?

– Второе, шеф. Прорваться из русских капитанов спецназа в американские миллиардеры… Это, извините, не для веников!

– Улыбка судьбы, – пояснил Каргин. – Кстати, о миллиардах… Вы, помнится, говорили, что в сейфе у нас триста шестьдесят две тысячи?

– Уже тысяч на сорок поменьше, – откликнулся Сергеев. – Аренда конференц-зала, проектор, купленный Гальпериным, мои вчерашние расходы и остальное-прочее – один банкет на тридцать тысяч… Да, не меньше сорока штук ушло.

– Откройте сейф и выдайте Балабину двести тысяч. Пусть со своими ребятами снимет банковские обертки, перемешает купюры, помнет, свалит их в какую-нибудь большую, но легкую емкость, и доставит в конференц-зал к восемнадцати тридцати.

Сергеев даже глазом не моргнул.

– Детский надувной бассейн в качестве емкости подойдет?

– Вполне.

– Могу быть свободным?

– Да, подполковник.

Дверь за Сергеевым закрылась. Каргин прошелся по комнате, впол-голоса декламируя: «Продемонстрируйте, что вы богаты, и миллион для вас – тьфу… Продайте персам орудия…» Затем взглянул на часы, покинул номер и двинулся к лифту – с таким расчетом, чтобы появиться в зале ровно в семнадцать ноль-ноль.

Можно было бы не спешить, ведь боссы не опаздывают, а задерживаются. С другой стороны, точность – вежливость королей. Каргин к монархистам не относился, но это правило больше ему импонировало.

Зал был полон. Должно быть, здесь собралось не меньше сотни корреспондентов, журналистов, ведущих теле – и радиопрограмм, а при них – еще столько же помощников, ассистентов и прихлебателей, жаждущих проникнуть из этого зала в другой, где накрывали на столы, где громыхала посуда и соблазнительно позванивали хрустальные рюмки. Труженики пера сидели плотными рядами, поджимая друг друга, а слева и справа от них, в проходах, громоздились прожекторы и телекамеры, толпились операторы и режиссеры, змеились по полу черные кабели и слышалась ругань на десяти языках. В торце зала, на подиуме, за длинным столом расположились Генри Флинт, щеголявший в белоснежном костюме, Влад Перфильев, переводчик Максим Кань и юрист Рогов, которому предстояло вести собрание. На стене за их спинами висел огромный экран, а у отдельного деска с проектором и компьютером стоял в полной боевой готовности Гальперин.

Каргин прошел к столу через боковую дверь, остановился, дав возможность запечатлеть себя фото – и телекорреспондентам, затем сделал публике ручкой и сел посередине. Разноязыкий гомон постепенно стихал, вспышки блицев сделались редкими, но в зале ощутимо попахивало скандалом. Журналисты переглядывались, пересмеивались, а те, что потемпераментней, делали странные жесты, изображая что-то непотребное – может быть, кукиш по-турецки, а может, как принято у французов, рога против нечистой силы. Центром этого оживления являлся щекастый белобрысый субъект с носом-пуговкой, в гавайской рубашке и с сигарой в зубах.

– Кто такой? – спросил Каргин, косясь на белобрысого.

– Бак Флетчер из «Вашингтон пост», – шепотом ответил Рогов. – Говорят, та еще язва!

Затем юрист наклонился к микрофону и произнес:

– Дамы и господа, мы начинаем пресс-конференцию мистера Алекса Керка, президента «Халлоран Арминг Корпорейшн», прибывшего вчера в Ата-Армут. Прежде всего я собираюсь проинформировать вас, что данная корпорация представляет в Туране не только собственные интересы, но также, согласно договору между ХАК и «Росвооружением», уполномочена…

Он говорил ровным уверенным голосом, округлыми фразами, как и положено опытному юридическому поверенному, и Каргин, убедившись, что шепоток в зале стих окончательно, уже не прислушивался к словам юриста. Рядом с ним сидели Перфильев и Флинт, и их профессиональная беседа на корявом английском и столь же корявом русском была куда интереснее. Флинт пояснял Владу, как тренируют морпехов в Штатах: ползешь, мол, на карачках по грязи со стофунтовым снаряжением, а по пятам сержант, орет и башмаками в задницу пинает. Перфильев с усмешкой возражал, что это мелочи, и что в российской армии пинок по мягкой части есть мера поощрения, а если нужно наказать всерьез, то бьют по яйцам. Флинт, усмехаясь в свою очередь, любопытствовал: а не ведет ли этот варварский обычай к падению рождаемости? Ведь в мирное время первая задача солдата – воспроизводство населения.

– …на этом я кончаю свою вступительную речь и передаю слово мистеру Алексу Керку, – услышал Каргин.

Он поднялся, поманил к себе Каня и начал говорить – разумеется, на английском, неторопливо, давая возможность Максу сделать двойной перевод, на русский и на туранский. Каргин не был мастером публичных выступлений, однако речи держать ему приходилось, и перед строем солдат, которые через мгновение пойдут в атаку, и перед лицами начальствующими, коим полагалось докладывать ясно, кратко и четко. Так он сейчас и говорил, хотя это выступление было смесью фантастики пополам с издевкой и сильно отличалось от прежних.

Речь шла о грушевом компоте, нефтепроводе по дну Каспия, производстве биотуалетов для войск НАТО, пряжек и пуговиц из туранской меди, каракулевых генеральских папах и тому подобных прожектах, коими ХАК собиралась осчастливить Среднеазиатскую Республику в самом скором времени. Перечислив все это, Каргин сделал паузу, и тут же, не дожидаясь перевода последних фраз, поднялся спецкор журнала «Гарем».

– Вопрос, ага президент. Переведите! – он помахал рукой Максиму.

– Без перевод. Мой русски понимать, – сообщил Каргин. – Понимать о'кей, только говорить диффикулт. Ю… как это на русски?.. ю болтать свой вопрос.

– Не столько вопрос, сколько предложение, ага. Может быть, вы разобьете плантации каучуконосов в предгорьях Копетдага и построите фабрику по выпуску армейских презервативов и фаллоимитаторов?

– Бриллиант айдиа! – воскликнул Каргин. – Почему нет?

Теперь загомонили в разных концах зала, там, где сидели турки, китайцы, французы и, кажется, исламисты из «Туран гази». Но всех перекричала дама с пронзительным голосом, напоминавшим скрип несмазанных колес арбы:

– Гульбахар Ибрагимказиева, «Туран бишр»… Вы что себе позволяете, так называемый ага президент? Смеетесь над нами? Вы…

– Не смеяться, мисс бишр, абсолютли не смеяться. Как можно? Вери серьезен есть. Мой утверждать: где проявиться наша корпорейшн, там быть джайнт бизнес. Огромный! – Каргин широко развел руки в стороны, чтобы уточнить размеры бизнеса, потом уставился на Бака Флетчера из «Вашингтон Пост». Тот ерзал, вертелся и подскакивал – видно, не терпелось белобрысому принять участие в дискуссии, да местные не давали слово вставить.

Вскочил корреспондент «Туран гази».

– Вы полагаете, что наше руководство позволит вам резвиться в Туране со всеми этими компотами, пряжками и папахами? Думаете, у вас в Америке все умники, а здесь дикари и идиоты? Ошибаетесь, ага! У нас тоже есть национальная гордость, и наш туран-баша…

Каргин выпрямился, расправил плечи и приложил ладонь к сердцу.

– Мы относиться до туран-баша как грэйт лидер на планете, биггест государственный деятель, патриот свой кантри! Мой уверен: ХАК договориться с президент Курбанов. Мы готовимся… как это?.. о, йес – почтить! Да, почтить президент еще одним проектом. Вери бьютифул проект! Прошу тише, ледиз энд джентльменз, тише! Жаль, мой не знать турански, но мой сейчас сказать на русски!

Зал замер – на кого-то шикнули, кого-то успокоили тычком под ребра, кто-то сник под грозным взглядом Перфильева.

– Над Ата-Армут – горы, а в горах – чудный лэйк… то-есть озеро энд источник, – сообщил Каргин, приятно улыбаясь журналистам. – Раньше быть санаторий и все о'кей, нау – насинг… ничего хорошего. Мы строить там отель, мени отель, вкладывать мени инвестиций, вери мени мани в девелопмент… в развитие… Но главный айдиа – стоун! Большой скала Ак-Пчак у самого лэйк. Мы нанимать бест скульптор энд ученый, скульптор делать из Ак-Пчак джайнт монумент великий туран-баша. Ученый делать надпись: Отец Народа, сохранить тебя аллах! Делать мени надпись, на всех язык, какие есть, начиная с самый древний, египетский, с помощью иероглиф.

При гробовом молчании зала поднялся журналист «Аргументов и фактов».

– Вы это серьезно, мистер Керк?

– Абсолютли. Мы уже нанять один такой ученый, бест египетский спешиалист из юнивесити оф Санкт-Петербург. – Каргин дернул за рукав стоявшего рядом Каня, и прошептал: – Кого мы там наняли? Ну, живо!

– Лучший – Андрей Георгиевич Сущевский, доцент с кафедры восточных языков, египтолог, – прошептал Максим, бледнея. – Я у него учился.

– Мой переводчик подсказать: мы нанимать профессор Андре Сущевский, – уточнил Каргин. – Хотите проверить? Плиз, есть телефон! Профессор трудиться интенсивно, осталось сделать перевод на иероглиф последний слово: аллах на древний египетский.

Журналист «Аргументов и фактов» покрутил пальцем у виска и сел. Зато тут же поднялся Бак Флетчер. Его щекастое лицо порозовело и походило сейчас на попку любовно отшлепанного младенца.

– Мой дорогой мистер Керк! Мы, разумеется, съедим и выпьем все, что вы нам приготовили… – Флетчер выдержал многозначительную паузу и кивнул на двери, – в том, банкетном зале, а не в этом. От пищи, поднесенной здесь, сводит челюсти. Боюсь, что нам ее не прожевать, а если кто-то прожует и съест, то кроме поноса на четверть газетной полосы ждать вам нечего. Вы совершенно серьезно утверждаете, что…

– Я все утверждаю серьезно! – повысив голос и перейдя на английский, произнес Каргин. – Повторяю: ХАК пришла сюда, чтобы делать бизнес, а мы свое дело знаем! Может быть, вам неизвестно, что такое ХАК, мистер Флетчер? Сейчас покажем! – Он повелительно кивнул Гальперину, и тот, склонившись над компьютером, запустил рекламную дискету. На экране появился герб корпорации: белоголовый орлан, сжимающий в когтистых лапах револьверы, и надпись: «Кольт создал Соединенные Штаты».

– Я в курсе, что такое «Халлоран Арминг Корпорейшн»! – выкрикнул Флетчер, размахивая сигарой. – Не стоит ломать комедию, Керк! Ставлю таньга против сотни баксов, что знаю об этом получше вас!

– Вы в курсе, но другие, возможно, нет, – парировал Каргин. – Им полезно увидеть своими глазами достижения моей корпорации. Мистер Флинт, напомните, какой у нас годовой оборот?

– Шесть миллиардов долларов, сэр! – рявкнул Флинт. – Мы производим все, от сапог, пуговиц и сержантских нашивок до «Стеллсов» и термоядерных бомб! В том числе – компот и презервативы для наших славных воинов.

На экране возник Халлоран-таун, штаб-квартира корпорации под Сан-Франциско: зеленоватые административные корпуса, похожие на огромные аквариумы, поселок с прятавшимися в тени деревьев виллами, а над ним – высокое изящное здание в испанском стиле, президентская резиденция «Эстада». Вслед за этими картинами явились широкие приземистые ангары и демонстрационный полигон; ворота в крайнем строении распахнулись, и из них нескончаемой чередой начали выезжать танки. Новые кадры: завод в Иллинойсе, завод в Огайо, завод в Канаде, верфи в Мексике и Австралии, фабрика взрывчатых веществ в Японии, авиастроительные предприятия…

– Мы сотрудничаем со многими международными компаниями, – пояснил Каргин. – «Боинг», «Кольтс индастриз», «Сумимото Арсенал»… Собственно, они принадлежат нам, в одних случаях на треть или на четверть, а в других – практически полностью.

Максим перевел. Впрочем, большинству журналистов английский был понятен.

Вспыхнули новые кадры: угловатый авианосец с истребителями на взлетной палубе, атомная субмарина, танковый батальон в африканской саванне, вертолеты над джунглями, исторгающие напалм, снова вертолеты – с командой десантников в зеленых беретах, боевые пловцы, буксирующие мину, звено бомбардировщиков, лица солдат, европейцев, африканцев, азиатов, под касками всех форм и размеров.

– Мы вооружаем армии пятидесяти семи стран, – прокомментировал Каргин. – Разумеется, в первую очередь военные силы США и Европейского Содружества, куда, как мы надеемся, вступит и Россия. Для этих партнеров и союзников готовятся новые разработки, интеллектуальные боевые системы и высокоточное оружие. Вот, например…

Черная тень «Стеллса» промелькнула на экране, затем появился солдат-пехотинец в сверкающей броне, вспыхнула холодным голубым разрывом фризерная бомба, на фоне космической тьмы возник силуэт спутника с торчавшими тут и там ракетными боеголовками, сверкнул угловатый корпус «Шаттла», взмывшего с мыса Канаверал. Последним, как бы случайно, был показан экраноплан-истребитель «Шмель», подмонтированный Гальпериным к рекламному фильму. Его изображение появилось на пару секунд – машина стремительно промчалась над морской поверхностью, выскочила на берег и сшибла ракетой радарную установку на ближнем холме.

«Клюнут или нет? – подумал Каргин. – И кто клюнет? Кто в этом зале не газетчик, не штемп с телевидения, а человек из иных сфер?» Такой, вероятно, здесь имелся – ведь кто-то же приехал на «БМВ», дозволенном лишь высоким чиновникам!

Демонстрация закончилась, и тут же, отшвырнув сигару, резво поднялся Бак Флетчер.

– Не знаю, как к вам попала эта рекламная кассета… впрочем, в наши времена хакеры что угодно украдут и скопируют. Не знаю, вы где раздобыли черного с бруклинским акцентом… Не знаю, но постараюсь выяснить! А сейчас… Сейчас я сделаю важное заявление! – Он вскочил на стул и вскинул руки вверх. Зал ответил возбужденным гулом.

– Черным тебя обзывает, – сказал Перфильев Флинту. – Оскорбляет, гад! – Он начал подниматься, одновременно поворачиваясь в Каргину. – Что скажешь, Леха? Успокоить этого фраеристого педрилу?

– Ни в коем случае! – прошипел Каргин. – Если бы здесь не нашелся такой Бак Флетчер, пришлось бы его выдумывать или за деньги нанимать.

– Ты это о чем?

– О том, что он сейчас работает на нас. И совершенно бесплатно!

Флетчер яростно размахивал руками над головой.

– Слушайте, слушайте! Внимание! Сенсация! – Глотка у него была здоровая, да и акустика в зале не оставляла желать лучшего. – Я утверждаю, что эти люди – компания самозванцев и мошенников! – Белобрысый ткнул пальцем в сторону подиума. – В Штатах, да и во всем цивилизованном мире, известно, что Патрик Халлоран, владелец корпорации, трагически погиб в прошлом году, а вместе с ним был убит его наследник, президент «Халлоран Арминг Корпорейшн» Роберт Генри Паркер! Повторяю, это всем известно!

– Разумеется, – подтвердил Каргин. – Но это случилось в прошлом году, а теперь у нас год нынешний, и мистер Флетчер слегка отстал от жизни. Теперь президента зовут Алекс Керк, и он перед вами.

Рогов придвинул к себе микрофон.

– Информирую всех, дамы и господа, что документы, подтверждающие полномочия мистера Керка, равным образом как и наши, а также договор между ХАК и «Росвооружением», переданы в ВОПиОБ, то есть в министерство Военной Промышленности и Обороны Турана. Их подлинность бесспорна. Что же касается заявления мистера Флетчера, то оно представляется мне, если забыть про дипломатический язык, просто гнусной болтовней.

– Все ваши документы – подлог! – завопил белобрысый. – Уверен, их изготовили где-нибудь на границе между Украиной и Казахстаном! А потому – обмазать смолой и вывалять в перьях![26]

Половина публики замерла в оцепении и страхе, другая половина повскакала с мест, готовясь бить и крушить. Рослая дама из «Туран бишр» размахивала увесистой, окованной латунью сумочкой, корреспондент «Гарема» тянул из штанов ремень с тяжелой бляхой, что-то возбужденно лопотали французы, а турецкий журналист с глазами, налитыми кровью, шарил у пояса – видно, искал ятаган. Только телеоператоры с невозмутимым видом двигали камеры туда-сюда, примериваясь, как лучше запечатлеть назревающую драку.

Каргин склонился к микрофону.

– Суд Линча отменяется, господа! – Он повторил это на русском, английском, французском и, для убедительности, на испанском. – Вспомните, вас ожидает банкет на тридцать тысяч долларов, коньяк, шампанское, икра… Скандалисты и бузотеры этого не попробуют.

Напоминание о банкете слегка разрядило обстановку. Каргин, уже не ломая язык, продолжал на русском:

– Через несколько минут вы получите все доказательства моей реальности как президента «Халлоран Арминг Корпорейшн». Отчасти я согласен с мистером Флетчером – наших бумаг вы не проверяли и можете усомниться в их подлинности. Но я представлю другие документы… ровно две тысячи документов, которые вы можете унести с собой и тщательно исследовать.

– Какие именно? – осведомился Бак Флетчер, все еще не слезая со стула.

– Те, которые имеют хождение среди людей богатых и отличают их от всякой гопоты, – сказал Каргин, уставившись на белобрысого. – Сядьте, сэр, и успокойтесь! Это м о я пресс-конференция, и я вижу, что в зале есть журналисты, желающие задать вопрос. Прошу вас, мистер…

– Савельев, «Известия», Москва, – сообщил, поднимаясь, тучный пожилой мужчина в очках. – Хочу заметить, что не согласен с корреспондентом «Вашингтон Пост» и считаю, что мы наблюдаем не комедию, не клоунаду, а некое четко спланированное действо, цель и смысл которого пока ускользают от нашего понимания. Я бы выразился иначе – они непонятны большинству присутствующих, которых, как и Бака Флетчера, нельзя отнести к слишком проницательным умам. Я прав, мистер Керк?

Наконец-то! Каргин, нежно улыбаясь журналисту «Известий», вздохнул с облегчением и решил, что не все тут кретины.

Но вслух он сказал другое:

– Вы правы, сударь. Я далек от того, чтобы подозревать Бака Флетчера в излишней проницательности.

– Я имел ввиду не это, мистер Керк… Или совсем не Керк? Ваш русский за последние пять минут значительно улучшился… – Савельев погладил объемистый живот со свисавшим на него магнитофоном. – В фильме, показанном нам, в самых последних кадрах, промелькнула одна картинка, некий любопытный артефакт, вызвавший споры между Тураном и Россией. Не сомневаюсь, вы действительно сотрудник ХАК, и по справкам, наведенным мной в Москве, договор между вашей корпорацией и «Росвооружением» вовсе не относится к разряду газетных «уток». Вы явились сюда, чтобы поставить точку в споре, который я упомянул? А все остальное – дымовая завеса?

«Ловок! – восхищенно подумал Каргин. – Вопрос задал, а так, что никому ничего не понятно. На прямой ответ не надеется, но за реакцией следит в четыре глаза!»

Он притворился смущенным, махнул рукой Гальперину – мол, прячь скорее диск! – и, припомнив десяток слов на языке байя, сообщил Савельеву, что река Мбари[27] сильно обмелела, и охота на крокодилов будет, вероятно, удачной.

– Простите, не понял! – произнес корреспондент, снова раскрыл рот, но в это мгновение в зале появился Балабин, а за ним – Дима и Слава, тащившие накрытый скатертью детский резиновый бассейн.

– Ставьте перед первым рядом, – распорядился Каргин, оглядывая возбужденную публику. – Вот сюда, сюда… и скатерть снимите… Дамы и господа, мои документы прибыли! Две тысячи стодолларовых купюр, ровно двести тысяч баксов, которые моя корпорация, желая поддержать свободную прессу, дарит вам! Этот дар лучшее доказательство нашего могущества и богатства, более веский, чем любые другие документы, а потому… – Он ни секунду смолк, потом махнул рукой: – Но к чему лишние речи? Налетай, братва!

– Пятнадцать лет по федеральному законодательству! – тряся щеками, прохрипел Бак Флетчер. – Деньги-то фальшивые!

– Не хотите, не берите, – усмехнулся Каргин. – Но подлинность ведь так легко проверить… в любом банке, в любом обменном пункте…

Какой-то миг в зале царила ошеломленная тишина. Затем корреспондент «Гарема» отшвырнул с дороги даму из «Туран бишр», сбил наземь журналиста из «Аргументов и фактов», перепрыгнул через него, с хищным рычанием ринулся к бассейну и запустил обе пятерни в груду соблазнительных бумажек. За ним бросились исламисты, коммунисты и евразийцы, следом – турки и китайцы, телеоператоры и режиссеры, штат корпунктов «Таймс», «Вашингтон Пост» и «Нью-Йорк Геральд», ассистенты, помощники и прихлебатели. Над бассейном мгновенно взвился фонтан из вспорхнувших банкнотов; шурша и шелестя, они разлетались по залу, и в этом серо-зеленоватом облаке мелькали руки со скрюченными пальцами, шляпы, тюбетейки и перекошенные физиономии, да свистела, нанося меткие удары, сумка Гульбахар Ибрагимказиевой. Каргин продолжал говорить, и его усиленный микрофонами голос перекрывал крики, стоны, визг и алчные вопли.

– Берите, дамы и господа, берите! Двести тысяч долларов для нас мелочь, примерно один процент от ежедневного оборота корпорации. Такую сумму мы зарабатываем каждые двенадцать минут, днем и ночью, в Африке, Азии, Европе и обеих Америках. Берите, хватайте! Это всего лишь наши представительские расходы… Мистер «Гарем»! Не стоит пихать доллары в рот, оставьте место для шашлыков и осетрины… А вы, господа из «Туран гази», вспомните, что аллах жадных не любит! И пропустите к кормушке мадам Гульбахар!

– Надеюсь, босс, вы знаете, что делаете, – сказал Генри Флинт, провожая тоскливым взглядом каждую бумажку, исчезавшую в чужом кармане. – Я не то что бы против, однако…

Перфильев толкнул его локтем в бок:

– Не спорь с боссом, Гена, и не критикуй! Кто с начальством спорит, тому папаху не носить!

Одна из сентенций майора Толпыго, который сам до полковничьей папахи не дослужился, мелькнуло у Каргина в голове. Он глядел на схватку, что развернулась у его ног, и думал о том, как просто выяснить сущность и характер человека. Поставь его перед грудой богатств и скажи: хватай, сколько хочешь! И все тайное, скрытое, тщательно спрятанное за манерами, воспитанием, образованием тут же сметет преграды и выплеснет мутной волной. Дед сказал бы: хочешь продать на миллиард, купи сенатора за сотню тысяч! Сенатора, политика, журналиста – все равно…

Он испытал мгновенный всплеск удивления, подумав о Халлоране как о деде. Возможно, это означало новый этап в их отношениях? Проблеск родственной связи, той генетической преемственности, которая рождает сходные мысли и реакции у предков и потомков? Каргин не успел обдумать эту идею, как в зале послышался голос Савельева. Корреспондент «Известий», пиджак которого изрядно оттопырился, стоял у одного из микрофонов, разбросанных по залу.

– Надеюсь, мы вас не разорили, мистер Керк?

– Бог с вами, господин Савельев! В хранилище Первого президентского у меня сумка лежит… не помню, сколько там, два миллиона или три…

Их краткий диалог прогрохотал в помещении, заставив очнутся публику, столпившуюся у бассейна.

– Это ты зря признался, парень, – пробормотал Перфильев.

– Думаю, не зря. – Наклонившись к микрофону, Каргин произнес: – Вижу, наш подарок воспринят вами с энтузиазмом и, кажется, оценен и поделен. Теперь вас ждут столы в банкетном зале, где тамадой будет мистер Рогов, мой юридический поверенный. Позвольте также напомнить, что в холле еще работает обменный пункт, и все желающие могут заняться проверкой валюты. Вперед, гости дорогие! Халява плиз, господа!

Толпа хлынула к выходу, а за ней – Флинт и Рогов в сопровождении переводчика. Ребята Балабина помогали Гальперину снимать экран, а сам прапорщик взялся за компьютер, чтобы перетащить его обратно в офис.

– Пойдем и напьемся? – спросил Перфильев.

– Нет. День уж больно суматошный, и я устал. Прогуляюсь с полчаса, и в номер.

– Ну, как знаешь… А я пойду! – Влад поднялся, провожая пристальным взглядом спину Бака Флетчера. Карманы журналиста были полны, из левого даже свешивалась пара купюр.

– Ты, Влад, его не очень, – предупредил Каргин. – Брехло ведь! Пустое брехло, и только!

– Не могу стерпеть, когда у человека задница вместо лица, должен врезать, – отозвался Перфильев. – Неудержимый душевный порыв, Алексей.

С этими словами он спрыгнул с подиума и устремился вслед за корреспондентом «Вашингтон пост». Пожав плечами, Каргин направился в холл, где три десятка гостей осаждали обменник, ускользнул от самых упорных, ринувшихся к нему с микрофонами, бормоча: «Ноу комментс, бойз энд герлз, ноу, и никаких гвоздей…» – и выскользнул на улицу.

«БМВ» у подъезда отеля уже не было, зато появился роскошный черный «ландкрузер». Полюбовавшись на него, Каргин направился по Рустам-авеню к площади Независимости, поглядел на фонтаны, дворцы, цветники и сборище из сотни фанатов и клакеров[28] перед резиденцией Курбанова. Оттуда доносились выкрики, песни и слова молитв – народ, ликуя, изливал на туран-башу свою безмерную любовь.

Он повернул обратно, миновал Багдадскую улицу, где на углу стояло здание Первого президентского банка, затем Тегеранскую со Вторым президентским и департаментом финансов, Стамбульскую, где за прочными решетками и постами автоматчиков высилось министерство ВОПиОБ, прошел мимо отелей «Кизыл» и «Аул» и нескольких злачных местечек с экзотическими названиями – «Жайлау», «Копетдаг», «Демалыс», «Самал», пересек Бухарскую улицу, а за ней – Ташкентскую, занятую посольствами крупных и мелких держав, поглядел на вывески многочисленных баров, ресторанов-ханэ, бутиков и сувенирных лавок и, наконец, очутился на Самаркандской улице, около майдана Евразии и «Достыка». «Достык» оказался солидным заведением: пятнадцать зеркальных окошек по фасаду, в простенках – фрески наподобие персидских миниатюр, у входа – трое вышибал-швейцаров в чалмах и халатах, демонстративно подпоясанных черными поясами.

Стемнело, и над городом раскатился протяжный вопль муэдзинов. Яркие южные звезды стали загораться в небесах, с предгорий налетел прохладных живительный ветерок, где-то журчала вода в невидимом арыке, и доносился с проспекта тихий шелест шин. Девять вечера, детское время, подумал Каргин, а на площадях и улицах почти безлюдно… Зато в ресторанах и барах жизнь кипела и била ключом: виднелись за окнами нарядные женщины с солидными упитанными спутниками, скользили меж столов, вздымая подносы, официанты в бешметах и стройные полуголые официантки, шумные компании ели и пили, то и дело разражаясь хохотом, в темных углах тискали девиц, нюхали с бережно развернутых бумажек, или, сблизив головы, торговались, передвигая с одной стороны стола на другую пухлые конверты. Еще, прогулявшись вдоль фасада, Каргин разглядел отдельный кабинет, где с узкоглазым мужчиной, похожим на японца, пировали трое местных, а перед ними выплясывала танец живота светловолосая девушка, потом – обширный зал со стойкой бара; зал был интимно полуосвещен, и потому разглядеть, кто смешивает коктейли и разливает коньяк не представлялось возможным.

– Входы, ага! – сказал один из швейцаров, безошибочно распознав в Каргине русского. – Входы, вэсэлыс! Всо ест: плов, водка, травка, дэвушки! Ай, какие дэвушки! – Он закатил глаза.

– Денег нет, – ответил Каргин.

– Нэт? Зачэм тада в Армут приэхал? К нам бэз дэнег не ездат!

– Завтра приду. Товар привез, сдам его, получу деньги и приду.

– Давай, давай, ага! Будэш доволен! – Швейцар стукнул себя кулаком в грудь. – Будэш, клянусь аллахом! Вахид тебе плохого нэ пасавэтует!

Кивнув, Каргин не спеша отправился в гостиницу, проскользнул через двор, мимо дремавшего черного «ЗИМа», поднялся по лестнице на свой этаж, пожелал спокойной ночи Дмитрию, стоявшему на часах, вошел в номер, разделся и сел на кровать. Тяжело ему как-то сделалось, словно события этого дня, странствие в горы, схватка с бандитами, встречи со старым Ниязом и бравым полковником Азером, а больше всего – лицедейство на пресс-конференции – в общем, все это навалилось ему на душу, стиснуло тяжким грузом и хоть раздавить не смогло, но в зеленую тоску вогнало. Ласточке нужно позвонить, решил он, ласточке и родителям… Рука уже потянулась к трубке, но тут телефон очнулся сам и испустил пронзительную трель.

– Кто? – мрачным тоном спросил Каргин.

– Будьте добры, мистера Алекса Керка. – Говорили по-русски, но с заметным акцентом уроженца Средней Азии.

– Керк аппарата. Слушаю.

– С вами, ага, говорят из канцелярии министерства Военной Промышленности и Обороны. Минбаши Айвар Сабитов, адьютант сардара Таймазова, светлого эмира министра.

– Я отдыхаю и деловых переговоров не веду, – отрезал Каргин. – Свяжитесь утром с моим офисом, с Роговым или Флинтом. Желаю спокойной ночи, минбаши.

– Подождите, почтенный ага, не кладите трубку! – заторопился адьютант. – Я беспокою вас по поручению Чингиза Мамедовича. Светлый эмир министр приглашает вас к себе на чашку чая, и встреча будет не деловой, а личной – завтра, в любое удобное вам время. Только вас одного, без делегации.

– Вы понимаете, с кем говорите, минбаши? – зловещим тоном вымолвил Каргин. – Я не имею привычки гулять в одиночестве, без своего секретаря, шофера и трех охранников.

– Тысяча извинений, мистер Керк! Вы меня неправильно поняли – о техническом персонале речь не идет. Разумеется, вас могут сопровождать ваши люди, но чай со светлым эмиром министром вы будете пить наедине. Тет-а-тет! Когда вы желаете осчастливить нас своим посещением?

– Ну, скажем, часика в четыре, – небрежно протянул Каргин. – Или лучше так: между четырьмя и пятью, но не позже шести. Светлого эмира, министра и сардара это устроит?

– Вполне. Стамбульская улица, десять, мистер Керк. И пусть ваш путь будет усыпан розами.

Положив трубку, Каргин довольно усмехнулся. Клюнуло! Кто там болтается на крючке пока неясно, но надо думать не плотва, раз вставили шило светлому эмиру! Ишь, засуетился!

Он встал, открыл шкаф, где за одеждой было спрятано оружие, взятое сегодня с боя, вытащил автомат, перенес к столу и, закрыв глаза, разобрал его и снова собрал. Потом сделал то же самое, засек время и убедился, что норматив перевыполнен. Это окончательно успокоило Каргина; он щелкнул несколько раз предохранителем, сунул «калашников» в шкаф, связался с Краснодаром, послушал щебет ласточки, передал отцу привет от Азера и сказал, что у него все о'кей. Затем лег в кровать и смежил веки.

Сон его был глубок, и никакие сновидения его не тревожили.

Интермедия. Ксения

Удачный день. Была в «Достыке», украшала свидание местных деловых с каким-то бизнесменом из Японии. Деловые сняли зальчик, расписанный под гарем персидского шаха: кусты роз между увитых плющем павильончиков, лани и олени с кроткими глазами, бассейн с фонтанами, а у бассейна – нагие девушки: одна поет, другая играет на флейте, а остальные пляшут. Красиво! Ксения тоже плясала – танец живота, фламенко и еще один испанский, с кастаньетами. Японцу понравилось. Не старый японец, лет сорока, а выглядит еще моложе. Возраст свой он Ксении на пальцах показал и попросил перевести, что восхищен русскими девушками, и что жены у него нет. Ну, это уже лишнее. Есть жена, нет жены… Какое ей, Ксении, дело?

Когда приехали в «Тулпар» и в номер поднялись, он был с ней очень нежен, шептал на английском и по-своему какие-то слова, которых Ксения не понимала, а по-русски знал только одно ласковое – дологая. Ну, и то хорошо… Рассчитался щедро, не скупясь, но не долларами, а таньга и иенами. Керим, получивший свое с деловых, скривил губы, но иены взял, прикинул курс, довольно осклабился и оставил ей таньга. Потом, опять усмехнувшись, сказал, что завтра-послезавтра отправит Ксению, Иру, Зойку и Веруню в горы отдохнуть. Не только, правда, отдохнуть, а еще и поработать на уважаемого человека, эмира, который настоящей крепостью владеет и городком Кара-Суук. Тихое место, отдаленное, и потому эмиру скучно. А сам он еще молодой и сильный, так что четыре наташки будут ему в самый раз, на ночь хватит, а то и на две.

Ксения выслушала и пожала плечами. Сегодня японец, завтра – эмир, послезавтра – араб или турок из чеченских наймитов, а там кто-нибудь другой… Не все ли равно?