"Наследник" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 1

Краснодар, апрель 1998 г.,

поздний вечер.

В Москве еще таяли апрельские снега и медленно, с ленцой, высыхали лужи, а здесь, в Краснодаре, деревья уже окутывал флер сочной весенней листвы, воздух был ароматным и свежим, и по ночам сияли в безоблачных небесах огромные яркие звезды. Ласковый город Краснодар, теплый, щедрый, почти родина, хоть и родился не здесь… Ну и что с того? Родина – земля, где живут отец и мать, где жили, сражались и умирали поколения предков, и где – если повезет! – сам упокоишься со временем. Лет, скажем, через пятьдесят.

Каргин усмехнулся и задернул штору на окне в отцовском кабинетике. Чертог этот был небогатым и тесным: слева – письменный стол и кресло, справа – тахта под афганским ковром и полки с книгами. Еще – фотографии в рамках: свадебная, без малого сорокалетней давности, а за ней другие, с различных мест службы, отличавшиеся, главным образом, задним планом и количеством звездочек на отцовских погонах. Горы, степи, пустыни, тайга… Майор Каргин, подполковник Каргин, полковник, генерал… От снимка к снимку лицо отца старело, западали щеки, ссыхались губы, морщины бороздили кожу, но выражение не изменялось: сосредоточенное, грозное, как у готового к битве орла. На последней фотографии он был в штатском, но пиджак сидел на нем точно генеральский мундир – ни складок, ни заломов.

– Не одежда человека красит, а человек – одежду, – пробормотал Каргин, сел в кресло и перевел взгляд на тахту.

Там, под красно-черным афганским ковром с висевшей посередине родовой казацкой шашкой, спала миссис Алекс Керк, в девичестве – Кэтрин Барбара Финли. Ласточка… Густые ресницы как тени на смуглых щеках, розовые губы приоткрыты, каштановые волосы рассыпались по подушке, одеяло сползло с точеных плеч… Посмотришь, и не скажешь, что взял супругу в Калифорнии – скорее, в местной станице нашлась, там, где все девчонки смуглы и гибки, белозубы и кареглазы. Отец это тоже заметил. Доволен! А уж мать…

Щемящая нежность вдруг затопила сердце Каргина; он зажмурился, стиснул руки и медленно, глубоко вздохнул. В свои тридцать четыре года он начинал приобщаться к простой истине, к тому, что познали тысячи, миллионы мужчин до него: есть девушки, с которыми гуляешь и флиртуешь, целуешься в темном подъезде, даришь обещания – и есть жена. Большая разница, черт побери! Такая же, как между столовым ножиком и шашкой, что переходит в семье от деда к отцу и от отца к сыну…

Он собирался порассуждать на эти темы, но тут чуть слышно скрипнула дверь, и неяркий свет, просочившийся из прихожей, обрисовал фигуру матери. Она поманила Каргина рукой. Поднявшись, он вышел.

– Пусть девочка поспит… Утомилась после перелета… Нынче в Ставрополь съездить или в Ростов – мучение, а уж из Москвы добраться… – шептала мать, подталкивая Каргина мимо кабинета, спальни и столовой к кухне.

Кухонька в родительской квартире была маленькой и казалась еще меньше из-за отца – Каргин-старший отличался завидным ростом и шириною плеч. Сидел он на своем привычном месте, на табурете в углу перед столом, где плескалось вино в хрустальном графине и трех хрустальных же стаканчиках. Вино было не покупным – отец сам ставил по осени из мускатного винограда.

– Садись, Алешенька, сынок, – голос матери звучал певуче и слышались в нем счастливые слезы. – Садись, родной мой… Раз Катюшка уснула, так пусть поспит, а мы выпьем… выпьем за вас, чтоб жили долго и счастливо, в любви и согласии… и чтобы нас не забывали и внуками скорей порадовали…

Отец хмыкнул и подвинул Каргину стакан.

– Какие внуки, мать? Они четыре месяца как женаты!

– Ничего ты не понимаешь, генерал! Четыре месяца женаты, а знакомы скоро год! В наше время у молодых все быстро, все стремительно, за год могут тройню родить – это я тебе как врач говорю. Ну, не родить, так находиться в приятном ожидании…

Мать с надеждой поглядела на Каргина, но тот, улыбнувшись, покачал головой и чмокнул ее в щеку.

– Нет, мама, еще нет. Но мы не прекращаем усилий!

Отец расхохотался, мать зашикала на него, оглядываясь на дверь, потом тонко прозвенели хрустальные стаканчики. Вино было густым и сладким, как воспоминания детства.

– Торопливая у нас матушка, – отец насмешливо прищурился. – Это, думаю, от ирландской крови… Импульсивный народ эти ирландцы, горячий, особенно женщины. А я-то всю жизнь удивлялся, откуда в ней такая страсть! По паспорту ведь москвичка, а они холодные, как рыбы, и мужики не лучше. Знала бабка Тоня, кого выбирать!

Антонина, покойная бабка Каргина по матери, в войну трудилась в Москве переводчицей в американском посольстве и повстречала там Патрика Халлорана, американца ирландского происхождения. Был Халлоран тогда красив, обаятелен, молод и, вероятно, ничем не походил на ту персону, которой сделался со временем, на старого волка-миллиардера, владыку оружейной империи, безжалостного, как оголодавшая акула. Той встрече мать Каргина, а значит, и сам Каргин, были обязаны явлением на божий свет, но оба они с этой идеей как-то еще не сжились. Как и с тем, что самый близкий их родич, отец и дед, не рядовая личность, а человек могущественный, один из тайных правителей мира, и они – его бесспорные наследники. Наследником, собственно, был Каргин, но сути это не меняло.

При упоминании о бабке Тоне мать зарделась. Отец обнял ее, поцеловал светлую прядь, что падала на ухо, буркнул: «Миллионерша ты моя ирландская!» – и, плеснув вина в стаканчики, произнес:

– Ну, давайте за Патрика выпьем. Как-никак, а твой батька и Алексею – дед. Опять же невестку нам подыскал, красавицу и умницу… Может, Алексей без него еще бы лет десять не женился… Так что в нынешней диспозиции мы ему обязаны. И даже очень!

Они чокнулись и выпили. Потом мать робко спросила:

– Какой он, Алешенька? Старый, наверное, одинокий? Больной? Живет-то он как?

Прошлым летом Халлорану стукнуло семьдесят пять, но больным и старым он отнюдь не выглядел. Совсем наоборот: клыки стальные, хватка железная… Жил он на острове Иннисфри, откупленном у перуанского правительства на целый век и превращенном в крепость, и суетились при нем две с половиной сотни охранников да помощников, слуг да прислужников. Хорошо жил, как подобает миллиардеру: роскошная вилла, чудный парк, яхта, райский климат и блиндажи с ракетами и пулеметами – для безопасности и спокойствия. Об этом, как и о своей службе в качестве телохранителя, Каргин родителям уже рассказывал. Правда, по телефону.

Телефон телефоном, а живой рассказ доходчивей. Он повторил все снова, а мать слушала, кивала и вытирала слезинки. Все-таки отец, родная кровинка, хоть и ирландская…

Говорил Каргин о том, как, после службы в Иностранном Легионе, завербовался в «Халлоран Арминг Корпорейшн», как прилетел в Калифорнию, в Халлоран-таун под Сан-Франциско, где находилась штаб-квартира ХАК, как повстречался с Кэти и как расстался с ней, отправившись служить на Иннисфри, еще не зная, зачем его, российского офицера и бывшего спецназовца, нашли в Москве и предложили выгодный контракт. Рассказывал про остров и старого Халлорана (назвать его дедом язык не поворачивался), про вечно голубые небеса и бирюзовый океан, про сейбы, пальмы и мангровые заросли в древнем вулканическом кратере, про поселок у бухты и дворец на горном склоне, в котором, с полусотней прислуги, обитал старик. И о том, как захватили остров бандиты, нанятые врагами Халлорана, тоже рассказал: как перебили людей, сожгли поселок, и как он сам, с группой спасшихся по счастливой случайности, скрывался в кратере и бился с налетчиками до последнего. Не слишком, надо признаться, удачно: нашли бандиты Боба Паркера, племянника Халлорана, и пристрелили, а заодно и прочих, Тейта, Слейтера, Араду и Томо Тэрумото, так что живыми остались сам Каргин и Нэнси Паркер, что Бобу приходится сестрой, а матери – кузиной. Хорошая девушка, рыжая, красивая, только много пьет…

В этом месте мать прослезилась, горюя о заокеанской родне, и Каргин, чтобы ее утешить, поведал, что старый Халлоран бандитам не достался – отсиделся в секретном убежище с верным слугой Альфом Спайдером и нынче жив-здоров. Новый остров приобрел, в Тихом океане, а где в точности, никто не знает, кроме самых доверенных лиц. Приятный остров, ничем не хуже Иннисфри, и укреплен как цитадель американского президента.

Во всех этих историях, весьма занимательных и соответствующих официальной версии событий, правды было ровно половина. Об остальном приходилось молчать – о том, что бандитов (а точнее – профессиональных убийц-коммандос) наняли по приказу Халлорана, и что старик заказал им всех своих родичей, и Бобби Паркера, и Нэнси, и даже Хью Араду, который, надо думать, приходился сыном старику. Заказал и уничтожил, чтобы избавиться от лишних претендентов, от тех, кто недостоин возглавить ХАК, и заодно проверить нового наследника, Алекса Керка, внука давно почившей бабки Тони. На что годится этот Керк, с крепкой ли хваткой парень и не боится ли кровушку пустить при случае… Расскажешь об этом матери – ужаснется, расскажешь отцу – плюнет, разотрет и молвит со всей солдатской прямотой: нужен нам этакий родич как прохудившаяся портянка.

И потому Каргин молчал об этих деликатных обстоятельствах. И о том молчал, как пренебрег наследством и, похитив вертолет, направился туда, куда горючего хватило – в Сан-Кристобаль, на Галапагосские острова, где поджидала его Кэти. А из Сан-Кристобаля, вместе с ласточкой – в Эквадор, потом в Колумбию, в портовый город Картахена, откуда можно было уплыть с контрабандистами на Кубу. Но смыться им не удалось – нашел их в Картахене Мэлори, шеф безопасности ХАК и халлоранов ближайший сподвижник. Торговались долго и свирепо, пока не пришла Каргину счастливая мысль, как наследством распорядиться, чтобы и старик был доволен, и польза имелась. Говоря иначе, чтобы волк был сыт, а овцы, хоть пострижены, но целы – ну, хотя бы относительно.

– Ты там бывал, на этом новом острове? – с беспокойством поинтересовалась мать. – Все ли там у деда ладно, удобно ли ему? Как его устроили на новом месте и что там с ним за люди? Человек он старый, ему особый уход нужен…

– Врачи у него есть, самые лучшие, – пояснил Каргин. – Он вообще на здоровье пока не жалуется, километр пробежит не запыхавшись. Крепкий старик, такой и в девяносто будет как огурчик. А остров… говорили, красивый остров, живописный, с лагуной, пальмами и скалами, но сам там не бывал. Хотя связь имеется, через штаб-квартиру фирмы в Калифорнии.

– По телефону?

– Ну что ты, мама… Для этого у меня специальный чемоданчик с кодами и шифрами.

– Как у президента, – с усмешкой добавил отец.

– А я, батя, и есть президент, – уточнил Каргин.

Они помолчали, потом мать осторожно спросила:

– К себе он не приглашал? На этот самый остров?

Отец хмыкнул, и мать метнула на него суровый взгляд.

– Молчи, генерал! Я не набиваюсь в гости, я о том думаю, что он одинокий и старый, и ближе родичей у него нет! Неужели помрет, родную дочь не повидав?

– Не помрет, – утешил ее Каргин. – Я же сказал: такие живут как минимум до девяноста, так что в ближайшие пятнадцать лет получишь приглашение. А пока просил фотографии, твои и отцовы, числом побольше, размером покрупнее. Такие фото, чтобы ты гляделась красавицей, а отец был в мундире, со всеми орденами и при шашке. Желательно, на коне.

– А БМП[1] не подойдет? – снова усмехнувшись, спросил отец.

Мать всполошилась.

– Фотографии! Откуда у меня фотографии? Тридцать лет по всему Союзу мотались и мыкались, по всем медвежьим углам, все растеряли, а что есть, у отца в кабинете висит! Хотя что-то осталось в старых альбомах… надо поискать и посмотреть…

– Вот иди и посмотри, – распорядился отец. – Иди, а я с сыном побеседую. О судьбоносных моментах жизни и надлежащих в этом случае маневрах, о том, о сем… Поговорим, как генерал с президентом.

Мать, озабоченно поджав губы, вышла. Отец разлил вино.

– За честь нашего казацкого рода, Алексей! И за любовь! Деньги, ордена, чины, звезды на погонах – все тлен, все проходит со временем, ты уж мне поверь, сынок… А что остается? Честь и любовь!

Они выпили. На этот раз Каргину показалось, что вино слегка горчит.

Повернув голову, он уставился в окно. Квартира родителей была в новом доме, на седьмом этаже, и разросшиеся внизу ивы не заслоняли неба. А небо тут казалось великолепным: вроде такие же звезды, те же созвездия, та же луна, что в Калифорнии, однако светят ярче и теплее. Как говорил майор Толпыго, наставник Каргина в «Стреле», на родине вороний грай мнится соловьиным пением… Потом, однако, добавлял: не обольщайся, стрелок, и глазки береги – ворон всюду ворон.

Отец пошевелился и вдруг спросил:

– Какой, говоришь, оборот у этой ХАК? У дедовой компании?

– Шесть миллиардов долларов в год, – ответил Каргин. – Одна из самых крупных в мире оружейных фирм. Все у нее под контролем, от гробов и консервов до мин и взрывчатки, от пушек до космических систем. Шесть миллиардов… Это по открытому балансу, а что касается закрытого… – Он почесал в затылке. – С черными доходами я еще не разобрался. Если с ними считать, будет раза в полтора побольше. Или в два… А может, в три.

Окинув взглядом скромную обстановку кухни, отец покачал головой и пробормотал:

– Ну и ну… бюджет приличной армии… Не было ни гроша, да вдруг алтын!

– Доллар, – уточнил Каргин. – Целая куча долларов, и все до последней бумажки кровью и порохом пропахли. Еще фунты есть, франки, лиры, марки, иены… Акции, конечно, до черта акций! Понимаешь, эта «Халлоран Арминг Корпорейшн» ничего не производит, но все контролирует. Холдинговая компания, владелец акций «Боинга», «Хаук Инжиниринг», «Кольтс Индастриз», «СТРОНа»[2] и прочих оружейных фирм.

– И все теперь твое?

– Большей частью, – со вздохом признался Каргин. – Я – официальный наследник и президент корпорации. Одних налогов столько плачу, что всем врачам и учителям, какие есть в России, хватит сотню лет кормиться.

Отец приподнял седую бровь.

– И что будешь делать, Алешка? Богатых в нашем роду не водилось, особенно охочих до неправедных богатств.

– Верно, неправедных и, вдобавок, чужих, – со вздохом согласился Каргин. – Ну уж, какие есть! Побрезгуешь, бросишь, так другие подберут, и дело обернется еще хуже. – Он коснулся шрама под глазом, насупился и с задумчивым видом промолвил: – Я, отец, вижу в этой истории только два выхода: или все-таки бросить, или сделать так, чтобы польза была. Хоть какая-то польза, клянусь Одином!

– Польза? Кому польза? – строго спросил отец.

Каргин смущенно улыбнулся – красивых слов он не любил. Ответить, однако, пришлось.

– Отчизне. Может быть, еще кому-то, но первым делом – отчизне.

Отец хмыкнул.

– В Соросы метишь, сынок? Хочешь фонд благотворительный открыть, гранты раздавать нищим врачам с учителями? Только надо ли? Может, хватит с нас одного спонсора-благодетеля?

Каргин замотал головой.

– Никаких грантов и никаких подачек! Я другое придумал: откупить лицензии на российское оружие, на те системы, что производят нелегально за границей. Это вроде бы долги – долги различных стран России, которые она не в состоянии взыскать, а запретить производство тоже не может. Нет для этого ни сил, ни средств! Ну, а ХАК – другое дело… Если ХАК станет полномочным представителем по спорным проблемам, споры быстро разрешатся. С ХАК не потягаешься, те еще волки!

Стараясь справиться с волнением, он начал излагать отцу свой план. Речь шла о лицензиях, дарованных бывшим союзникам в Европе, Африке и Азии, срок которых давно истек, а также о чистом пиратстве, о выпуске российских разработок без всяких лицензий, по образцам, разобранным до винтика, либо по краденой или нелегально купленной документации. Со всевозможными системами оружия, что расползлись из России как тараканы с раскаленной печки, творился в мире беспредел: Болгария с Чехией выпускали пистолеты (правда, устаревших образцов), десяток стран, от Кореи до Бразилии – автоматы Калашникова, где-то трудились над боевыми вертолетами и самолетами по чертежам из российских КБ, Китай приступил к производству ракет «Сатана»,[3] а временами ситуация доходила до смешного – так, Пакистан клепал танки Т-85 по китайской лицензии. «Росвооружение» и прочие оружейные фирмы России, как частные, так и государственные, справиться с этим не могли, и дело шло к тому, что конкуренты-пираты вытеснят их с рынка по самым доходным позициям. Не исключалось, что, ощутив слабину и пользуясь продажностью чиновников, похитят что-нибудь по-настоящему серьезное, смертельный вирус или боевое ОВ[4] из нищих государственных лабораторий. Деньги в этом черном бизнесе крутились ошеломительные, и пресечь такую разновидность пиратства было куда опаснее и тяжелей, чем, к примеру, производство краденых видеофильмов.

По мысли Каргина ХАК могла бы в этом посодействовать – в рамках соглашения, передающего ей эксклюзивное право на выпуск военной российской техники за рубежом. Не всей, разумеется, а той, где возникали спорные моменты и где необходимо придавить пиратов. Давить и душить в «Халлоран Арминг Корпорейшн» умели преотлично, по юридической или финансовой линии, а если нужно, то и другими убедительными средствами. Польза была обоюдной: во-первых, пираты являлись такими же конкурентами для ХАК, как и для российских оружейников, а, во-вторых, ряд боевых систем, не самых новых, но подходящих для Индии и Африки, можно было выпускать совместно.

Данный проект и стал предметом обсуждения в Картахене – собственно, это было условие, на котором Каргин соглашался принять наследство вместе с президенством. Сомнений у Мэлори хватало и спорил он яростно – с русскими связываться не хотел (мол, ненадежные партнеры!), и операция (скажем, по усмирению Китая) казалась ему не очень реальной и уж во всяком случае не вдохновляющей. Но старый Халлоран, с которым консультировались оба спорщика, все же дал добро. Что-то он разглядел в идее Каргина, что-то такое унюхал, то ли запах несомненной выгоды, то ли шанс еще раз испытать наследника. Возможно, второе было важнее первого – родственная связь для старика значила не больше, чем прошлогодний снег, зато он желал передать корпорацию в твердые сильные руки.

Так ли, иначе, но с главным хозяином и с Мэлори договорились; теперь оставалось убедить важных чиновников в Москве и подписать контракт с «Росвооружением». На это Каргин и целый штат его помощников потратили семь месяцев, за исключением недели свадебных торжеств и посещения Парижа и Венеции. Неделя – скромный дар для новобрачной, но миссис Алекс Керк не возражала и сцен не устраивала, ибо была стопроцентной американкой. Всякая американская жена твердо знает, что у супруга на первом месте бизнес, а любовь и развлечения в лучшем случае на втором или на третьем. Точно как в песне поется: первым делом – самолеты, ну а девушки, а девушки – потом.

Теперь контракт был в полном смысле «на мази» (то есть всех, кого надо, в Москве подмазали), и Каргин урвал несколько дней, чтобы слетать к родителям и познакомить с ними Кэти. Важное дело, серьезное, но не единственное; хотелось ему поговорить с отцом и выяснить, как тот относится к его проекту. Отец, боевой генерал, владел немалым опытом и отличался здравомыслием, но, главное, был человеком чести. Редкий дар для властьимущих, кем бы они ни являлись, политиками, генералами или воротилами промышленности и финансов.

Слушая Каргина, отец задумчиво хмурил брови, потом вскочил и принялся, прихрамывая, кружить по маленькой кухне. Хромал заметно – в восемьдесят четвертом, когда он командовал в Афгане бригадой ВДВ, ему оторвало три пальца на ноге во время штурма Панджшерского ущелья.

Наконец, остановившись, он кивнул головой и вынес приговор:

– Добро! Неплохая мысль! Только команда тебе нужна надежная, из наших людей. Флаг, Алеша, пусть будет с полосками и звездами, а люди – наши. Крепкая команда!

– Команда есть, – сказал Каргин, и больше в этот вечер они о делах не говорили.

Мать, как тихая тень, проскользнула в кухню. Вид у нее был озабоченный – то ли о фотографиях размышляла, то ли высчитывала, не пора ли в скором времени появиться внуку.

– Нашла я несколько снимков, Алешенька… нашла, в пакет сложила, отправишь деду… Вы у нас с Катенькой надолго?

– Дня на три.

Мать всплеснула руками.

– Дня на три! Ты слышишь, генерал? Год не виделись, в Америке побывал, чуть не погиб, женился – и на три дня приехал! Ты что молчишь, отец? Ты почему его не вразумляешь? Ты…

– Дела у Алексея. Важные!

– Какие еще дела?

– Топ сикрет, – отрезал отец. – А мы, милая, должны безропотно нести свой крест. Думаешь, легко быть родителями миллиардера? – Он помолчал, ухмыльнулся и метнул последнюю стрелу: – Кстати, миллиардер он по твоей линии, не по моей.

Каргин покивал головой.

– Что поделаешь, мама, ехать мне надо в Москву, контракт подписывать. Потом – за рубеж, на переговоры… наверное, к чехам, в Прагу. Кэти Прагу не видела, хочу показать.

– Вот когда соберешься в Прагу, тогда и Катеньку заберешь, – решительно заявила мать. – А пока пусть у нас останется, здесь, хоть на недельку-другую. Научу ее пироги печь, беляши и рулет с картошкой… Еще разговаривать будем, быстрее по-нашему научится.

– Все главные слова она уже знает, – сказал Каргин, вставая. – Не пора ли на покой, родители?

Кивнув, мать исчезла в спальне. Отец, вслед за Каргиным, вышел в коридор – стоял, опираясь на здоровую ногу, у открытой двери ванной и глядел, как сын, сбросив рубаху, плещет воду на лицо и плечи. Вроде как любовался: ладный вышел парень, крепкий и собой не дурен! Потом вдруг промолвил:

– А ты ведь, Алешка, к ирландскому деду любовью не горишь. Или я не прав?

– Прав, батя, – ответил Каргин, вытираясь пушистым махровым полотенцем. – Не горю. Даже не тлею.

Интермедия. Ксения

Город был очень красив. Лежал он в предгорьях Копетдага, почти у самой границы, а за ней, уже в Персии, находился город-близнец с поэтичным названием Ширван. Название что-то напоминало Ксении – может, эпос «Шах-намэ» или персидские сказки о джиннах, пери и непобедимых богатырях-пахлаванах, которыми она зачитывалась в детстве. Книгу – толстую, с цветными иллюстрациями – купила мама, вырвала пять рублей из скудной своей зарплаты в детском садике, и в этой книжке, наверное, упоминался Ширван. Одну из картинок, во всяком случае, Ксения не забыла: дворец с зубчатыми стенами в окружении пальм, а чуть подальше – мечеть с минаретами в узорчатых изразцах, верблюжий караван и черноусые всадники.

Здесь тоже были дворцы, мечети и верблюды. Еще – степь и горы, виноградники и сады, яблоневые, грушевые, сливовые. Еще – шоссе, тянувшееся к морю, и все приметы цивилизации: отели, кабаки, автозаправки, богатые шопы и бутики, банки, аэропорт, три вокзала, а сверх того – восточные базары, каких не только в Смоленске, но и в Москве не увидишь. Красивый город, богатый, фруктовый, теплый… Плохо одно – черноусых много. Черноусых Ксения ненавидела. Впрочем, бородатых и бритых тоже.

Керим, к примеру, брился и усов не носил, но все равно был поганцем. Гадиной, змеюкой подколодной! А в первый раз когда увидела, подумала: красивый… Джигит, как здесь говорят. Высокий, стройный, волосы – как черный шелк, кожа гладкая, нос с горбинкой, глаза сверкают… Может, и красивый, а все равно поганец и сволочь! Три дела на уме: деньги, выпивка и бабы! Деньги и выпивка – чтобы заморские, а баб предпочитает посветлей и постройней, и чтобы угождали, ни в чем не отказывали… А после работы как угодишь? Бывает, ноги дрожат и синяки по телу, а он недоволен – мало принесла и легла не так… Гад! Проткнуть бы ножом, да только после куда денешься? Ни паспорта, ни денег…

Ритка, что из Брянска, говорила: убегу! Видит бог, убегу! Наши на границе стоят, ублюдков этих охраняют, близко совсем, сорок километров, а там – русские солдатики, Коли, Пети да Ванюши… Так это по прямой – сорок, а по горам, камням и ущельям – целых сто! Ну, убежала, в чем стояла – в платье шелковом, чулках да туфельках на шпильке… потом труп из арыка выловили…

Жалко Ритку, а себя и того жальче! И страшно… Мамочка милая, как страшно и погано!

Зачем из Смоленска уехала? Ну зачем?..