"Суматоха в Белом Доме" - читать интересную книгу автора (Бакли Кристофер)

10 Инцидент с оладьей

Я чувствовал, что приближается развязка. Несколько месяцев Ллеланд и его прихлебатели распространяли слухи в прессе о том, что президент якобы недоволен тем, как я «провалился» с делом Коры Смит, с кубинской инициативой и так далее. Странно, что он не возлагал на меня ответственность за капризы погоды. Мне казалось, что у президента есть дела поважнее – так оно и было, – но сам я очень расстраивался из-за лживых наветов. Расстраивалась, конечно же, и Джоан.

Прежде президент презирал льстецов, а теперь приближал их к себе, получая удовольствие, нет, наслаждаясь их обществом. Впереди всех были Ллеланд и Марвин, и, естественно, их клевреты. Уитерс, как я заметил, стал пятясь выходить из Овального кабинета, чтобы не показать президенту спину. В конце концов я решил поговорить с президентом по душам. Однако каждый раз, когда я предлагал потолковать, он ссылался на занятость. «На следующей неделе», – говорил он и забывал об обещании. Это оставляло неприятный осадок.

Если честно, то и для президента это было не самое счастливое время. Его брак рушился на глазах. Первая леди все еще изредка откровенничала со мной, и я знал, что они с президентом не ладят. Она даже поговаривала о том, чтобы «взять отпуск» и сняться в каком-нибудь фильме. Приходилось одновременно ободрять и сдерживать ее.

Президент всегда был вспыльчивым, но во времена губернаторства он принимал легкое успокаивающее средство, и результат был отличный. Теперь, увы, он перестал себя контролировать – не хватало времени на здоровье! – и это сказывалось.

Давая интервью известному журналисту Джону Лофтону из «Вашингтон таймc», он посоветовал тому «прочистить мозги» в ответ на резко поставленный вопрос о «разрушении американской экономики и обороноспособности». Говорят, поскольку на этом Лофтон не остановился, президент накричал на него и выгнал из Овального кабинета, что и засвидетельствовала пленка, которую демонстрировали по телевизору.

Через несколько дней после этого инцидента мы – узким кругом – завтракали как обычно в кабинете Рузвельта. Были Ллеланд, Марвин, Фили и я. «Большая четверка», как нас называла пресса.

Фили пару дней провел, улаживая последствия президентской выходки. С его губ то и дело в адрес президента срывались нелестные характеристики – «осел» была самая частая.

Если бы кто-нибудь другой произнес такое, я бы немедленно потребовал извинения. Но Фили – это Фили. Смешно было ставить под сомнение его преданность президенту. Он любил его не меньше меня.

Однако Ллеланд фыркнул, довольно громко ударил по верхушке сваренного всмятку яйца и сказал:

– Мне кажется, не стоит так говорить. Все-таки президент Соединенных Штатов Америки.

– Бэмфорд, почему бы вам не засунуть это яйцо себе в зад?

– Прошу прощения, что вы сказали? – Ллеланд положил ложку.

Фили повторил, на сей раз громче.

– Я не потерплю такого обращения со стороны служащего администрации, – произнес Ллеланд так, словно имел в виду горничную.

Фили рассмеялся.

– Если вы думаете, что мы работаем на вас, то сильно заблуждаетесь. Имейте в виду, Бэмфорд, мы вам не команда вашего баркаса.

Ллеланд изобразил высокомерную усмешку.

– На самом деле, Фили, у меня яхта. Однако трудно требовать от человека вашего круга, чтобы он понимал разницу.

– Я вам скажу, что это, – отозвался, багровея, Фили. – Это настоящее несчастье, черт бы вас побрал. И ваши снасти нужны вам для того, чтобы оставаться в контакте с Э. Ф. Хаттоном!

– Господа! Господа! – повторял я. Президент с минуты на минуту мог войти в Овальный кабинет, который находился в нескольких футах от нас. Не хватало еще, чтобы до него донеслись их крики.

– Послушайте меня, Фили, – сказал Ллеланд, у которого побелели губы. У него всегда белели губы, когда он злился. Фили говорил, что это свойство всех прихожан епископальной церкви из высшего света, так как несколько веков они женились и выходили замуж только в своем кругу. – Вы неряшливо работаете, сомнений нет. Это стало очевидно три дня назад. Лофтон дурак, и его не должно было здесь быть. Если вы пожелаете свалить последствия вашей профессиональной непригодности на меня, то я это переживу – мне все равно. Но если вы попытаетесь замарать президента, тогда вам придется иметь дело со мной. И я обещаю доставить вам много неприятностей.

При этих словах Ллеланд слегка поднял брови.

– Неряшливо? – переспросил Фили, откинувшись на спинку стула.

– Именно так, – ответил Ллеланд, вновь берясь за яйцо.

– Знате, что такое неряшливо? Ллеланд не ответил, делая вид, что поглощен едой.

– Вот что такое неряшливо.

С этими словами Фили запустил свою английскую оладью, по-видимому, в Ллеланда, но она, пролетев совсем близко от моего носа, не достигла цели и попала в прекрасную картину «Вид сверху на Йосемитскую долину» кисти Бьерстадта.

Никто не произнес ни слова. Мы смотрели на Бьерстадта. Маленькое пятнышко масла сверкало как раз над индейской деревней. Фили подошел к картине и краем салфетки стер пятно. Эдельштейн кашлянул и посмотрел на Ллеланда. Ллеланд посмотрел на Эдельштейна.

– Знаете, – сказал я, пытаясь наладить беседу, – никогда прежде не замечал эту картину. А ведь она очень хороша. Посмотрите, как падает свет на склоны гор.

Я всегда считал, что смешное замечание разряжает обстановку. Фили рассмеялся. Следом за ним коротко хохотнул Марвин. Однако Ллеланда мое замечание вывело из себя. Обозвав меня дураком, он пулей выскочил из кабинета.

После завтрака я отправился к Хардести, чтобы он проследил за восстановлением картины, прежде чем ее придется всерьез реставрировать. Он несколько раз спросил, что случилось, и, надеясь его рассмешить, я сказал, что подозреваю происки Советов. Но он даже не улыбнулся.

Когда мы вскоре встретились с Таке-ром, Фили стал жаловаться ему на свою несчастную жизнь, которая настала после того, как президент посоветовал Лофтону «прочистить мозги».

– Лофтон вывел меня из себя, – сказал президент. – Он поставил под сомнение мой патриотизм.

– Ага, – отозвался Фили. – Что ж, теперь все будут ставить под сомнение ваше здравомыслие.

Год назад президент рассмеялся бы, а теперь, даже не попытавшись улыбнуться, резко сменил тему.