"Дебаты под Martini" - читать интересную книгу автора (Бакли Кристофер)

Круг замкнулся

Как я почти научился любить лоббистов

Пару лет назад, отчаявшись найти тему для статьи, я включил телевизор и увидел выступление миловидной дамы из Института табачной промышленности, которая мужественно (а мужество тут нужно немалое) отрицала наличие какой-либо научно обоснованной связи между курением и раком, сердечными болезнями, заболеваниями органов дыхания, микозами. Она умело подбирала слова, была привлекательна, интеллигентна и настолько убедительна, насколько это было возможно, учитывая прискорбную недостоверность сообщаемых ею сведений. Я подумал: «Какое это, должно быть, интересное дело. Ты встаешь, чистишь зубы, а потом идешь продавать смерть, чтобы заработать на жизнь».

Спустя несколько дней я прочитал в газете статью о подростке, который, судя по содержанию алкоголя в крови, выпил в одиночку шесть литров пива, потом забрался в свой пикап, вылетел на встречную полосу и на полном ходу врезался в микроавтобус, уничтожив целый отряд бойскаутов. В конце статьи приводилось высказывание представителя пивоваренной промышленности, который, признавая, что случившееся — ужасная трагедия, тем не менее замечал, что никто не уделяет больше внимания проблеме пьяных подростков за рулем, чем пивовары. Я подумал: «Ого! Бьюсь об заклад, этот парень вздрагивает всякий раз, как срабатывает таймер».

Через несколько дней один «рассерженный почтовый служащий» сошел с ума и пустил в расход своего начальника и еще полдюжины человек из ружья под названием «Гамбургер-Мейкер-Трипл-Магнум» сорок четвертого калибра. И, конечно же, Национальная ассоциация производителей огнестрельного оружия сразу же подала голос, заявив во всеуслышанье, что если запретить «Гамбургер— Мейкеры» сорок четвертого калибра, то так недолго и запретить швейцарские армейские ножи? Я подумал: «Еще одно интересное дело».

Так у меня созрела идея написать основательное, объемное, серьезное документальное исследование о лицемерии американских общественных институтов. Оно должно было стать грандиозным и всеобъемлющим, но с понятным заглавием: «Я потрясен, просто потрясен!» — так сказал капитан Рено из «Касабланки», получив свой выигрыш спустя всего несколько секунд после того, как он самолично закрыл кафе «Рикс» за азартные игры. Книга — нет, том! — охватила бы правительство, бизнес, общество. Она должна была стать всесторонней, исчерпывающей, основательной. И скучной.

Но моя мысль постоянно возвращалась к трем всадникам-яппи из Апокалипсиса. Мне в голову пришло другое название: «Здесь курят». А потом пришел срок выплаты по ипотечному кредиту, который и решил все дело.

Я разослал письма в Институт табачной промышленности, в различные лобби по спиртным напиткам и в Национальную ассоциацию производителей огнестрельного оружия. Это были ловко составленные послания, гласившие, что я сыт по горло неопуританизмом, который все больше захватывает Америку, и собираюсь написать об этом книгу. Что вполне соответствовало истине. Сейчас они могут пожаловаться, что их обманули, но если они перечитают эти письма, то увидят, что никто их не обманывал, — и вообще людям, зарабатывающим на продаже сигарет, спиртного и оружия, не подобает взывать к принципам высокой морали. Кроме того, дареному коню (роману) в зубы не смотрят: три персонажа, составляющие сюжетный костяк книги, — «продавцы смерти», — вполне славные ребята. По крайней мере, они вызывают симпатию.

Славные? Массовые убийцы-труженики? Или массовые спасители? Вызывают симпатию?

Я отправился на встречу с миловидной дамой из Института табачной промышленности. Она оказалась очень привлекательной и… очень высокой. Не хочу заниматься любительской психологией, но подозреваю, что для женщины совсем не просто иметь рост под два метра, особенно если учесть, что она так вытянулась еще будучи подростком, и есть вероятность, пусть и небольшая, что у нее в душе накопилась озлобленность, с которой она борется по сей день. (Но это не мое дело, поэтому спрашивать я не стал.) Однако меня удивило, что до этого она работала в Министерстве здравоохранения, просвещения и социального обеспечения.

— На прощальной вечеринке они собирались подарить мне доклад министра здравоохранения с дарственной надписью, — улыбнувшись, сказала она, — но передумали.

Мне хотелось узнать, каково это — быть продавцом смерти. Конечно, я не выразился так прямо. «Ну, — сказала она, — это непросто». «Могу себе представить», — сказал я. «Присылают угрозы», — сказала она. «И что же вы с ними делаете?» — спросил я. «Выкидываю», — ответила она.

Однажды она присутствовала на симпозиуме по здравоохранению (это входит в ее обязанности: посещать симпозиумы по здравоохранению), — должно быть, ей оказали там действительно теплый прием, особенно Эверетт Кооп, грозный министр в отставке, похожий на капитана Ахава[84]. Кто-то припомнил, что раньше она работала в Минздраве. И он сказал: «Лучше бы она стала проституткой на Четырнадцатой улице». Не думаю, что такое легко выкинуть из головы.

Я спросил: «Как вы представляетесь при знакомстве?» «Ну, — ответила она, — конечно же, не заявляю напрямик, что работаю в Институте табачной промышленности». Для начала она сообщает, что «специализируется на связях с общественностью». Если просят уточнить, она говорит: «Я работаю в торговой ассоциации». Если опять просят уточнить, она меняет торговую ассоциацию на «крупного производителя». Потом она добавила: «Ведь никогда не знаешь заранее, вдруг мать этого человека только что умерла от рака». Тут я сочувственно покачал головой и подумал: «Черт, должно быть, это ужасно».

— Но почему? — робко пробормотал я. — Что…

— …такая милая девушка, как я, делает в подобном месте? — закончила она мой вопрос.

— Да! — воскликнул я. — Почему? Она выпускает дым — как Лорен Бэкол.

— Я выплачиваю ипотечный кредит.

Конечно же, именно так яппи защищались бы на Нюрнбергском процессе: «Я же просто выплачивал ипотечный кредит!» Эта женщина меня восхищает. В царстве моральных слепцов она обзавелась эхолокатором, как летучая мышь. Провожая меня к выходу, она указывает пальцем на брошюру в лотке для бумаг. Рядом лежит пачка сигарет «Смерть» — такая марка сигарет, на пачке ничего не написано, только нарисован белый череп на черном фоне. В самом деле, Институт табачной промышленности не мог придумать ничего лучше, чем сигареты «Смерть».

Но вернемся к брошюре. Вот ее название: quot;Как помочь молодежи сказать табаку «нет». Моя собеседница говорит:

— Вот чем я горжусь больше всего.

Эта фраза произвела впечатление. Мое восхищение ее способностью придерживаться прямо противоположных точек зрения, и без того огромное, возросло еще больше. Если подумать, этак и Геббельс мог бы стать автором брошюры под заглавием «Фюрер и евреи — история любви».

О, боже! Я обещал не впадать в морализаторство. Я писатель, и это не мое дело. Просто у меня самого есть дети, и… нет, вернемся к нашему повествованию.

В то время в новостях много внимания уделялось полемике вокруг Старины Джо, знаменитого одногорбого верблюда с пачки сигарет «Кэмел», нос которого некоторым напоминает пенис. «Кэмел» начал новую рекламную кампанию, центром которой стал Старина Джо: нацепив солнечные очки, он играет на саксофоне, режется в бильярд и перемигивается с девушками. Концерн «Набиско» тратит на рекламу с участием Старины Джо около семидесяти пяти миллионов долларов в год. Табачные компании утверждают, что они не — повторю: не — пытаются привлечь новых потребителей. Они просто стремятся укрепить престиж своего бренда-и подорвать престиж другого, стараясь убедить крошечный, малюсенький процент курильщиков перейти на сигареты их марки.

В результате рекламной кампании со Стариной Джо доля «Кэмел» на нелегальном рынке, охватывающем детей и подростков, выросла с пяти до тридцати двух процентов. Матери пришли в ярость. Даже «Век рекламы», отраслевой журнал, принадлежащий компании «Маммон»[85], опубликовал обличительную статью о Старине Джо, — впрочем, пользы от этого было немного. Старина Джо и по сей день среди нас, он играет на своем саксофоне.

Между тем за океаном торгпред США начал принуждать страны Тихоокеанского бассейна — Тайвань, Японию, Южную Корею и прочие — открыть свои рынки для американского табака. До того времени эти страны не разрешали рекламу табачных изделий. И тут за дело берется торгпред США, грозя некой «санкцией номер триста один», названной по номеру раздела в Торговом соглашении от тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, которое дает президенту право вводить карательные тарифы на иностранные товары в случае, если их страна-производитель проводит дискриминационную политику в отношении «Мальборо» и других, не позволяя «Мальборо» и другим рекламировать свою продукцию — и не важно, что реклама сигарет запрещена законом.

Как и следовало ожидать, эти страны не выдержали давления американского правительства. И каков счастливый итог? Только за первый год рекламы американских табачных изделий в Южной Корее количество курящих среди мальчиков-подростков выросло с восемнадцати до тридцати процентов. Среди девочек-подростков — с двух до девяти процентов. В других странах отмечались те же тенденции.

По подсчетам Всемирной организации здравоохранения, от настоящего времени до конца столетия курение в развитых странах убьет двести пятьдесят миллионов человек. То есть примерно каждого пятого жителя США.

Понятно, что табачная промышленность делает все от нее зависящее, чтобы помочь молодежи сказать курению «Нет». Я распрощался с дамой из Института табачной промышленности, испытывая теплые, но смешанные чувства.

Мой следующий друг работает в Институте пива. Институт Пива! Я пришел к нему сразу же после встречи с главой лобби по крепким спиртным напиткам — Совета по дистиллированному алкоголю Соединенных Штатов Америки. Они ненавидят друг друга, производители пива и крепких спиртных напитков. Почему? Из-за спорного налогового вопроса под названием «эквивалентность». Если одна порция пива и одна порция виски с содовой содержат одинаковое количество этанола, тогда, говорят люди из СДА США правительству, вы должны облагать пиво таким же налогом, каким облагаете нас. И это заставляет пивоваров — особенно Оги Курса — сильно нервничать.

Поэтому я предпочитаю не говорить пивоварам, что общаюсь с перегонщиками.

Мой пивовар — что за парень! Красавец с накачанными мускулами, со всеми накоротке. Называет меня «старик», хотя мы знакомы лишь десять минут. На его рабочем столе лежит последний выпуск «Отчетности о несчастных случаях со смертельным исходом» Департамента транспорта. На книжной полке: глиняные пивные кружки, бутылки из-под пива экзотических марок. На стене: диплом Летней школы по изучению спиртных напитков. Мне ужасно хочется спросить, умеют ли в Летней школе по изучению спиртных напитков устраивать вечеринки. Рядом висит фото с автографом, на котором изображены он, его жена и президент Буш.

Он много работает. Несмотря на один серьезный недостаток. Он терпеть не может летать, а бывали времена, когда ему доводилось налетать до миллиона миль в год. Однажды в самолет ударила молния. Он выпил пятнадцать порций алкоголя, чтобы прийти в себя. После того случая он так боится самолетов, что ему приходится напиваться перед каждым рейсом.

— А это иногда приводит к неприятностям, — признается он.

Он устраивает мне tour d'horizon[86] no миру пива. Картина далеко не безоблачная. Вот уже десять лет, как продажи остаются примерно на одном уровне — нео-прогибиционизм[87] на подъеме. Лицемерие цветет пышным цветом. Конгрессмен Джо Кеннеди-второй требует клеить на пивные бутылки еще больше этикеток с предупреждениями. Знаете, когда кто-нибудь из Кеннеди ратует за высокие моральные принципы в отношении алкоголя, ничего хорошего ждать не приходится.

— Мы ежегодно делаем миллионные вливания в безопасность дорожного движения, — говорит он.

А какова благодарность? Никакой, nada, rien, прошло-забыто. Неблагодарные. Мы с ним обсуждаем правительственную «Теорию контролируемой доступности», суть которой в том, что, если товар обложить налогом, покупать его будут меньше. Он цитирует Гиммлера:

— Мы должны избавиться от алкоголя. И добавляет:

— Это не совсем точная цитата.

Я иду вместе с ним на симпозиум по здравоохранению под названием «Здоровые люди! Здоровая окружающая среда — 2000». Мой пивовар говорит, что ему отчасти даже «нравится» присутствовать на этой конференции. Он говорит:

— Это вроде как быть черным на Старом Юге.

Курсируя между производителями алкоголя, табака и оружия, я слышу немало вариаций на ту же тему: они новые парии, ниггеры постмодернистской морали, словом — жертвы. Представитель СДА США, седовласый, почтенный, оскорбленный в лучших чувствах, изображает на лице подобие улыбки, когда его спрашивают о том, какое влияние оказал неопуританизм на его социальный статус, и пожимает плечами:

— Это все же лучше, чем быть колумбийским наркобароном.

Мой пивовар поднимается, чтобы обратиться с речью к полуторатысячному большинству. Те почувствовали вражеское присутствие. Пятнадцать сотен задниц — три тысячи ягодиц — беспокойно ерзают на стульях. Слышится зубовный скрежет. Вот что значит «быть в заднице» — это когда тебя припирает к стенке праведное возмущение. Он им не нравится. Он здесь… лишний.

Стоя на кафедре, он напоминает бойскаута, которому только что вручили «Почетного орла»[88]. Убеждает:

— Все, чего мы просим, это немного содействия.

Неужели не ясно? Содействие — это все, чего он хочет. Просто немного содействия.

— Мы не говорим, что должны сами контролировать государственную политику в отношении спиртного, но, бога ради, — он произносит эти слова с улыбкой, — не отказывайте нам в содействии!

Несколькими неделями позже на Национальном съезде оптовых торговцев пивом транспаранты и значки на лацканах заявят об этом во весь голос: «МЫ СОДЕЙСТВУЕМ!» И они содействуют! Начиная с восемьдесят второго года количество случаев вождения в пьяном виде снизилось на сорок процентов, но Здоровые Люди предпочитают об этом молчать. «Это идет вразрез с их финансовыми потребностями».

Он заканчивает речь. Аплодируют из вежливости — какую-то долю секунды.

Следующего оратора, представительницу организации «Матери против пьянства за рулем», встречает буря оваций, словно звезду Бродвея. Я начинаю понимать, с какой гидрой борется мой пивовар: это массовый, тектонический моральный сдвиг, впереди которого шествуют фаланги заезженных аббревиатур: МППР, СППР — «Матери против пьянства за рулем», «Студенты против пьянства за рулем». Пи-Джей О'Рурк, развеселый певец длинных дорог, хочет создать организацию под названием ППСМ — «Пьяницы против сдвинутых матерей». Мой пивовар обожает Пи-Джея О'Рурка. И моя табачница. И мой оружейник. И я тоже.

Мы спустились по эскалаторам отеля к выставочным залам, где отдельные группы, вкупе составляющие Здоровое Большинство, разместили свои стенды. Совсем как на ярмарке. Мой пивовар говорит:

— Это поразительно, что нам позволили участвовать в выставке. Они отдельно оговорили, что нам не разрешается ничего раздавать. Были настоящие прения, — он хихикает, — насчет того, что мы можем и чего не можем делать с этим стендом. Худшим кошмаром для них была мысль, что мы натащим кучу бочонков с краниками или всякого хлама вроде бутылочных открывалок.

Смеется. Зверинец. Римская оргия. Тога! То-га! Веселый он парень, мой пивовар. Что от пивовара и требуется.

Мы вместе идем между стендами. Кажется, что нас прогоняют сквозь строй. Я держу свой журналистский блокнот на виду, как щит, — чтобы меня не приняли за пивного лоббиста. Вам бы тоже этого не захотелось, проходи вы мимо таких организаций, как «Матери против пьянства за рулем», «Ассоциация помощи травматологии», «Комитет штатов Среднего Запада по злоупотреблениям: контроль над алкоголем через образование». На их стенде рекламная красотка выливает кувшин пива в унитаз. Пивовар качает головой и произносит:

— Какое расточительство!

Вот стенд «Национальной организации черепно-мозговых травм». Он говорит, что они «ничего» и, подмигнув, добавляет:

— Обычно мы определяем хороших ребят по тому, берут ли они наши деньги.

Тут мы оказываемся лицом к лицу с еще одним представителем вражеского стана и получаем лишнее доказательство тому, что Бог — плохой выдумщик. Эта милая дама руководит «Инициативой по противодействию пьянству за рулем» в Вашингтоне, округ Колумбия. Ее зовут Пэм Пивоз.

Идем дальше: «Национальное управление безопасности автомагистралей», «Жители Нью-Гемпшира против пьянства за рулем». Они вывесили на своем стенде нечто вроде лоскутного одеяла — на транспаранте написаны имена всех детей, когда-либо погибших в авариях с участием пьяных водителей. «Чип, мы всегда будем тебя любить».

Это разбивает сердце моему пивовару? Ничуть. По правде говоря, он даже не смотрит в ту сторону. Мы подошли к стенду «Института пива»: никаких Спадзов Мак-кензи[89], никаких шведок в бикини — образцово-показательная трезвость на фоне справочных материалов. Надписи сообщают, что с восемьдесят второго по девяностый год количество аварий с участием пьяных водителей снизилось на тридцать девять процентов. Предупреждающий лозунг: «ДУМАЙ, КОГДА ПЬЕШЬ!» Проиллюстрировано все это славословие одиноким цветным плакатом — запотевшая пивная кружка, окруженная горами и долинами жареных цыплят, отбивных, ветчины и пиццы.

Но что это? Следующий за «Институтом пива» стенд принадлежит… «Национальной коалиции по предотвращению вождения автотранспорта в нетрезвом виде». Мой пивовар сверкает озорной улыбкой:

— У них будет та-а-акая пьянка!

Как бы этим распорядился хороший писатель? Думаю, как можно лучше, стараясь — изо всех сил — не превратить свое режиссерское кресло в кресло судьи. Как бы то ни было, кому в этом сумасшедшем, запутанном мире удавалось избежать порки? Человек духовный, по словам Твена, — это христианин с четырьмя тузами в рукаве. В начале своего исследования я был несколько удивлен, обнаружив на задней обложке журнала, редактором коего я являюсь, рекламу сигарет. Мое негодование, доведенное до сведения вышестоящего начальства, было воспринято должным образом. И случилось то, что должно было случиться: несколько недель спустя отрывок из моего романа, который так жаждал заполучить литературный редактор одного из уважаемых национальных журналов, был отвергнут главным редактором этого самого журнала на том основании, что его публикация повредила бы рекламе.

— Да-да, — сказал я. — Я вас понимаю.