"ЗНАТНАЯ ПЛУТОВКА" - читать интересную книгу автора (БАСБИ Ширли)

2

– Нет, это невозможно! – воскликнула Николь. – Вы не можете уехать. О, миссис Иглстон, скажите же, что это не правда! Зачем вам уезжать? – Николь содрогалась от рыданий. Она не могла смириться с тем, что услышала. Только что миссис Иглстон, стараясь говорить очень мягко и деликатно, сообщила нерадостную новость: завтра утром она уезжает в Канаду.

Миссис Иглстон предчувствовала, что Николь огорчится, но она не ожидала, что огорчение будет таким сильным. На мгновение в ее душе даже возникло колебание. Но выбора у нее не было. Она и так малодушно старалась оттянуть этот разговор, отложила его на самый последний день. Теперь она через силу улыбнулась и произнесла:

– Моя дорогая, я очень хотела бы остаться, и мне будет тебя недоставать. Но мне необходимо уехать. Я просто не могу иначе. – Немного помолчав, миссис Иглстон продолжала:

– Всем нам порой приходится поступать не так, как хотелось бы. И я не исключение. Поверь, дитя мое, меньше всего на свете я желала бы оставить тебя одну в такие времена. Но жить здесь я больше не могу.

– Но почему? – Глаза Николь, подернутые слезами, были полны недоумения.

Бедное дитя, подумала миссис Иглстон. Ей вспомнилось, как погас свет в глазах девочки, когда та узнала о гибели родителей. И этот свет так и не возродился с тех пор. Миссис Иглстон не хотелось думать о Маркхэмах и об их нынешней роли в судьбе Николь. Но она знала, что сама ничем не может ей помочь. И она продолжала свою речь:

– Я знаю, дорогая, что тебе сейчас нелегко. Но пройдет время, через несколько лет ты станешь молодой леди, будешь блистать на балах в Лондоне и забудешь о нынешних временах, как о кошмарном сне.

Миссис Иглстон поняла, что совсем не эти слова ей следовало произнести. Слишком свежи были для Николь воспоминания о лучших днях. Миссис Иглстон почувствовала, что у нее самой на глаза наворачиваются слезы. Она прижала Николь к груди и зашептала:

– О, дорогая! Не плачь! Пожалуйста, не надо! А то и я сейчас разрыдаюсь. Но этим мы ничего не в силах изменить.

Николь наконец овладела собой и перестала плакать, хотя ее дыхание оставалось частым и прерывистым. Она заставила себя высвободиться из объятий миссис Иглстон и произнесла чуть слышно:

– Простите, что я вела себя как ребенок. Просто я надеялась, что вы никогда меня не покинете. Миссис Иглстон вздохнула:

– Николь, дорогая, это еще не конец света, вот увидишь. Я буду писать тебе, обещай, что ты тоже мне напишешь. Мы будем в письмах рассказывать друг другу о своих делах. Конечно, это совсем не то, что встречаться каждый раз, когда захочется. Но можно жить и так. Поверь мне.

– Да что вы говорите! Моя тетка трясется над каждым пенни, который я у нее прошу. Я и представить не могу, чтоб она оплатила письмо в Канаду.

Миссис Иглстон прикусила губу. Николь говорила правду. И замок, и угодья, и деньги по закону принадлежали Николь, но Маркхэмы вели себя так, словно она была неприятной, обузой в их доме. Миссис Иглстон неоднократно была свидетелем того, как Агата делала выговор девочке за чрезмерные, по ее мнению, расходы. Эдвард – здоровенный семнадцатилетний детина – с самого начала невзлюбил свою родственницу и вел себя откровенно по-хамски. Что же касается Вильяма, мужа Агаты, то его бесцеремонные шуточки и замечания сильно огорчали и смущали Николь.

Глядя на грациозную фигурку в белом муслиновом платьице, миссис Иглстон не могла поверить, что эта худенькая девочка с потухшими глазами и заострившимися чертами лица – та самая Николь, которая год назад была преисполнена жизнерадостности и веселья. Ощутит ли когда-нибудь это дитя радость жизни, будет ли она снова счастлива?

Понимая, что не в ее силах что-либо изменить, миссис Иглстон постаралась отогнать невеселые мысли. Она чувствовала, что продолжение разговора было бы мучительно для них обеих, и потому поспешила сказать:

– Что ж, милая, напиши мне, когда сможешь. А сейчас мне пора.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы наконец покинуть несчастную одинокую девочку. Но миссис Иглстон действительно не могла поступить иначе, ибо она была, по сути дела, в еще худшем положении, чем Николь, которая по крайней мере имела крышу над головой. Миссис Иглстон торопливо вышла из комнаты, чувствуя, как ее сердце сковывает леденящий холод.

Причиной тому было не только сочувствие к бедственному положению Николь. Миссис Иглстон сама оказалась в беде. Но никому на свете она не решилась бы открыться, и уж, разумеется, Николь, которой хватало своих бед.

Скоропостижная смерть полковника Иглстона от воспаления легких оказалась тяжелым ударом. Но еще одно не менее тяжелое потрясение ожидало его вдову. Выяснилось, что полковник не только не оставил никакого наследства, но и был весь в долгах. Прекрасный дом, в котором миссис Иглстон прожила двадцать лет, должен был быть продан с молотка, равно как и все имущество, нажитое супругами за сорок лет совместной жизни. В тот самый момент, когда миссис Иглстон предвкушала спокойную и обеспеченную старость, она осталась без гроша.

Никто не знал о постигшем ее крахе. Преисполненная благородной гордости, миссис Иглстон надеялась, что никто, а уж тем более Николь, об этом никогда не узнает. Своим многочисленным друзьям она сказала, что с этими местами связано слишком много воспоминаний. К тому же дом чересчур велик для нее одной. Так или иначе, ей хотелось бы сменить обстановку. Тем, кто был наиболее настойчив в расспросах, она поведала, что собирается переехать к дальним родственникам в Канаду. В действительности ей удалось получить место компаньонки при пожилой француженке, переселявшейся в Канаду. И поскольку мадам Бовуар собиралась отплыть в среду, это был последний день миссис Иглстон в родных краях.

Она возвратилась домой и провела остаток дня, собирая вещи. Ночь она хотела провести в «Колоколе и свече» – единственной гостинице в деревушке Беддингтон Конер, а утром отправиться в Лондон. Уложив в большой дорожный сундук одежду, которую она нашла наиболее подходящей для своей новой роли, миссис Иглстон в последний раз обошла пустынные комнаты, прощаясь со своим домом.

Каждый уголок пробуждал воспоминания о событиях ее жизни, то печальных, то радостных. Она остановилась у окна, выходящего на маленький парковый пруд, и словно наяву увидела смеющегося Кристофера Саксона, смуглого и черноволосого. Ей вспомнилось, как он мальчишкой играл здесь с четырехлетней Николь.

Что стало с этим юношей? Она давно не вспоминала о Кристофере, ибо это были мучительные воспоминания. Никто даже не знал, жив ли он теперь. А как он был красив той весной девять лет назад – словно бронзовая статуя с золотисто-карими глазами. Казалось немыслимым, чтобы этого юноши не было в живых. Равно не верилось и слухам об ужасных злодеяниях, которые он якобы творил.

Кристофера, как и Николь, миссис Иглстон знала с малых лет, и он частенько бывал в ее доме. Она грустно улыбнулась и подумала: такова, наверное, ее судьба – всегда быть окруженной детьми и никогда не иметь своих собственных. Кристофер заменял ей родного внука, которого ей не суждено было иметь, и она не хотела верить тем слухам, какие о нем ходили. Зябко поежившись, она отвернулась от окна. А ведь все могло быть иначе! Подумать только: если б они с мужем прошлым летом не уехали в Испанию, Кристофер, которому ныне уже исполнилось двадцать четыре, по-прежнему был бы здесь, а не Бог знает где, да еще неизвестно, жив ли он. И Николь ей было так тяжело оставлять. Но миссис Иглстон пыталась себя успокоить: если в ее отсутствие беда случилась с Кристофером, это еще не значит, что такая же судьба ожидает Николь. Конечно же нет!

Однако хоть миссис Иглстон об этом не подозревала, с ее отъездом для Николь началась новая жизнь – жизнь, полная риска и авантюр. Разлука с нею пробудила Николь от той глубокой апатии, в какой она пребывала со дня смерти родителей. И вот, собранная и сосредоточенная, она вышла к Маркхэмам, собравшимся за обеденным столом.

После еды Эдвард с недоброй усмешкой обратился к Николь:

– Бедняжка, как тебе теперь одиноко! Не получив ответа, он еще шире ухмыльнулся и продолжал:

– Что ж, старушка Игги смылась и больше не будет тут болтаться. А ты, может быть, станешь чуточку любезнее со своим кузеном, не правда ли?

Николь смерила его презрительным взглядом. Эдвард постоянно выводил ее из себя и злорадствовал, когда она не сдерживалась и получала за это выговор от его родителей. Но сегодня Николь была слишком удручена расставанием с миссис Иглстон и не приняла его вызова. Видя, что на этот раз позабавиться не удастся, Эдвард пожал плечами, встал из-за стола и отправился на поиски более разговорчивых собеседников, чем его кузина.

Агата ласково посмотрела вслед своему единственному сыну. Ее лицо еще сохранило следы былой красоты. Поседевшие волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу, которая ей, может быть, и пошла бы, будь она вдвое моложе. Платье Агаты было сшито по последней моде, но явно рассчитано на женщину более стройную. И ее материнская гордость за Эдварда казалась Николь столь же неестественной и бестолковой, как и наряды.

Когда сын вышел, Агата принялась читать письмо, которое получила из Лондона от своей близкой подруги.

– Ты только послушай, Вильям! Бет пишет, что повстречала Энни Саксон. – И она стала громко читать вслух:

– «На прошлой неделе я встретила одну вашу соседку. Ты ведь говорила, что Эшланд находится неподалеку от поместья барона Саксона. Так вот, я повстречалась с юной Энни Саксон. Она очаровательная голубоглазая блондинка. В Лондоне сезон балов только начинается, но джентльмены уже называют ее несравненной. Бьюсь об заклад, она будет помолвлена еще до разгара сезона».

Отложив письмо, тетя испытующе взглянула на Николь:

– Ты знала, что Энни в Лондоне?

Николь вздохнула. Ее тетя всеми путями старалась приобщиться к высшему свету и была крайне раздражена, что двери многих известных домов, всегда любезно открытые перед Николь Эшфорд, были закрыты для нее, Агаты Маркхэм.

Не желая выслушивать очередную теткину тираду о «кое-чьей» неблагодарности, Николь тихо ответила:

– Нет. Энни уже совсем взрослая, ей восемнадцать. С какой стати она будет делиться со мной своими планами? А почему она вас так заинтересовала?

Агата недовольно фыркнула:

– Я ожидала услышать не вопрос, а ответ. Вы забываетесь, мисс.

Вильям, раскрасневшийся от изрядной порции вина, принятой за обедом, вдруг вмешался:

– Ах, оставь, дорогая. Николь не сказала ничего дурного. Думаю, когда она станет старше, ей и самой будут интересны все эти светские сплетни.

Хотя Николь и была благодарна дяде за неожиданное заступничество, это нисколько не улучшило ее отношение к нему. Она опустила глаза и вознесла немую молитву, чтоб этот ужасный день поскорее кончился. Ей были ненавистны эти постоянные перепалки, возникавшие по пустякам. К тому же дядина благосклонность была ей столь же неприятна, как и придирчивость тети.

Агата, не удовлетворившись ходом разговора, буркнула:

– А я сомневаюсь! Она такая нелюдимая.

– Не преувеличивай, дорогая. Я уверен, что когда Николь станет выходить в свет, она переменится.

– Не станет она выходить в свет, – фыркнула Агата.

Николь вскинула голову и заметила предостерегающий взгляд, который Вильям бросил на жену.

– Это почему же? – недоуменно спросила она. Тетя пропустила ее вопрос мимо ушей.

– Ну ладно, хватит! Обед закончен. Чувствуя недосказанность, Николь настойчиво повторила:

– Почему я не буду выходить в свет? Агата удостоила ее откровенно недовольного взгляда и бросила в ответ:

– Потому что ты выйдешь замуж за Эдварда! Нет нужды спускать кучу денег на лондонские балы, чтобы подыскать тебе мужа. Все и так уже решено.

Николь онемела. Замуж за Эдварда! За зловредного сынка этих людей, самых нелюбимых ею?

– За Эдварда? – вскричала она. – Никогда! Вы, должно быть, с ума сошли, если думаете об этом всерьез!

Лицо Вильяма, и так красное от вина, побагровело от гнева.

– Послушай, девочка! У тебя огромное приданое, а мы твои единственные родственники. Мы не хотим, чтобы все пошло прахом. – И уже более спокойным голосом он продолжал:

– Если ты выйдешь за Эдварда, все устроится наилучшим образом. Мы будем спокойны за то, что состояние останется в семье. А охотников за приданым нам не надо.

– Да уж, хватит таких охотников, как вы! – воскликнула Николь. Она вскочила из-за стола, щеки ее залил румянец, глаза горели от гнева. – Вы забываете, что не имеете ко мне никакого отношения! Состояние, о котором вы беспокоитесь, принадлежит не вашей семье, а моей. – Николь повернулась и, проигнорировав гневные крики дяди, бросилась вон из комнаты, прочь из дома.

Она примчалась в конюшню и, тяжело дыша, прислонилась горячим лбом к нежно-прохладной шее своего коня. Увы, уже не только ее коня, потому что Вильям, не желавший тратиться на покупку лошади для Эдварда, распорядился, что тот может брать коня Николь, когда пожелает.

Максвелла ей подарил отец, подарил в день ее рождения, и Николь претило делить его с таким человеком, как Эдвард, который отвратительно обращался с бедным животным. Дрожащими пальцами она погладила глубокую рану, которую Эдвард оставил своими шпорами на конском боку. И почему он не выбрал другого коня!

Конечно, были и другие, но Максвелл был самым лучшим. К тому же дядя из соображений экономии распродал почти всех отцовских лошадей. Теперь в конюшне оставалось лишь несколько рабочих кляч. Максвелла тоже хотели продать, но Николь взбунтовалась и потребовала ответа, по какому праву распоряжаются ее имуществом. Дядя вынужден был отступить, поскольку не желал вдаваться в обсуждение, куда пошли деньги, вырученные от распродажи.

При звуке шагов Николь насторожилась и спряталась в тени. Ей не хотелось никого видеть. Она надеялась, что, кто бы это ни был, он сейчас уйдет. Однако следом послышались еще шаги, потом шепот и смех. Заинтригованная, она выглянула из своего укрытия и увидела Эдварда, который лежал на соломе рядом с их служанкой Эллен и шарил рукой у нее под юбкой. Николь встряхнула головой, не веря своим глазам.

– Ах, мистер Эдвард, что подумает мисс Николь, если вас сейчас увидит? – захихикала Эллен, раздвигая ноги и помогая Эдварду взгромоздиться на нее. Николь была уже не маленькая и понимала, чем они заняты. Она с отвращением отвернулась. Эдвард пробормотал:

– Малышка Николь будет вести себя так, как ей прикажут.

Николь, почувствовала дурноту. Но, поборов слабость, она закрыла глаза и дождалась, пока они закончат свою торопливую игру. Словно в полусне она расслышала, как Эдвард спросил:

– Сегодня вечером ты придешь ко мне в спальню?

Ответ Эллен не достиг слуха Николь. Но она и так услышала уже достаточно. Будто окаменевшая, она простояла там еще несколько минут, потом выскочила из конюшни и бросилась бежать в сторону парка. Она почти вслепую нашла дорогу к беседке, издавна служившей ей любимым убежищем.

Беседка стояла не на земле Эшфордов, а принадлежала их соседу – барону Саксону. Николь давно полюбила это уединенное место, где так приятно предаваться мечтам и где отступают заботы и огорчения. С этой беседкой у нее были связаны воспоминания о тех счастливых днях, когда она была еще совсем маленькой и семейства Эшфордов и Саксонов связывала крепкая дружба.

Беседку давно не ремонтировали, и за последние годы она сильно обветшала: краска почти вся облупилась, обнажив потрескавшееся от времени дерево. Выкрашенная когда-то в ярко-желтый цвет, беседка сегодня была грязно-серой и совсем не такой привлекательной, как прежде.

Несколько лет назад они с Жилем обнаружили, что между потолком и крышей беседки находится чердачок. Они облюбовали это укромное местечко, где их невозможно было найти, и, бывало, часами лежали там, заложив руки за головы и глядя на небо сквозь щели в крыше. Они делились друг с другом своими детскими тайнами, мечтали вслух. Как давно это было, с грустью подумала Николь, взбираясь в свое любимое убежище.

События сегодняшнего дня только усугубили ощущение безысходности, которое охватывало ее при мысли о будущем. Теперь она уже не сможет утешать себя надеждой на лучшие дни. Ясно, что такие дни не настанут. Маркхэмы уверовали, что ее состояние и сама ее жизнь принадлежат им всецело, и они вольны ею распоряжаться как своей собственностью. Но она не допустит этого! Воля и решительность, дремавшие под гнетом невзгод, снова проснулись в ней.

Но что же делать? Нельзя допустить, чтобы план Маркхэмов осуществился. Эдвард вызывал у нее отвращение. Вспомнив о мерзких чавкающих звуках, доносившихся до ее слуха в конюшне, Николь брезгливо поморщилась. Никогда Эдварду не удастся сделать это с ней!

Преисполнившись такой уверенности, она почувствовала себя лучше. Но полагаться на счастливую судьбу было нельзя. Выйти за Эдварда ее ведь могли просто заставить. И Николь всерьез задумалась о побеге. Любой ценой она должна вырваться из жадных лап.

Она принялась с энтузиазмом обдумывать способы достижения своей цели. Но тринадцать лет – это ведь еще так мало! Поэтому о многих препятствиях, подстерегавших ее, Николь просто не догадывалась. Сначала она вообразила, как наймется служанкой в какую-нибудь таверну в далеком краю, где хозяин и хозяйка встретят ее как родную с распростертыми объятиями. Потом она решила, что лучше отправиться в Лондон и поступить горничной к какой-нибудь милой пожилой даме. Но лучше всего выдать себя за мальчика и завербоваться в армию. Или на флот. Ведь Жиль мечтал стать морским офицером, а перед адмиралом Нельсоном она преклонялась не менее страстно, чем Жиль! А когда отец со смехом сообщил ей, что девушкам дорога на флот заказана, они с Жилем принялись строить планы о том, как она тайком проберется на его корабль и они вместе отправятся в боевую экспедицию! Чем больше она думала об этом, тем ярче оживал в ее памяти этот полузабытый детский план. Николь глубоко вздохнула, подумав в который раз, насколько легче ей было бы, будь рядом с нею Жиль.

Звук шагов вспугнул ее мечты и заставил насторожиться. Николь глянула в щель и с облегчением узнала в приближавшейся толстенькой фигурке свою подругу Салли.

Отец Салли служил в Эшланде главным конюхом, пока Вильям в очередном порыве экономии не уволил его. Николь и Салли знали друг друга всю жизнь. Салли Браун была постарше, скоро ей должно было исполниться шестнадцать, и в последнее время их дружба несколько угасла из-за возросшего интереса Салли к мужскому полу. А на эту тему Николь в данный момент и думать не могла без отвращения.

– Никки, ты тут? – позвала Салли, входя в беседку.

– Да, – ответила Николь. – А что тебе нужно?

– Спускайся скорее. Я тебе кое-что расскажу. Николь подумала, что ей снова придется выслушать целую историю о том, сколь сильное впечатление произвела Салли на какого-то парня. Но ей все равно приятно было увидеться с Салли, потому что веселая толстушка могла помочь ей отвлечься от тягостных мыслей.

Мечтательно закатив глаза, Салли воскликнула:

– Ах, Никки, если бы ты только знала, какой мужчина остановился в нашей гостинице! Он приехал сегодня, но говорят – задержится ненадолго. Как бы я хотела служить в гостинице! Тамошняя горничная Пегги всегда первая встречает самых интересных кавалеров. И уверяю тебя, умеет этим пользоваться! Николь поморщилась и фыркнула:

– Вот еще! Я-то думала, что ты хочешь рассказать мне что-то интересное.

– Но ведь так оно и есть! Видела бы ты его – высокий, стройный, волосы как вороново крыло, а глаза, как у льва, – золотистые и, кажется, такие же опасные. – Салли даже поежилась.

– А ты откуда знаешь? Ты его видела? – Николь почувствовала неожиданную заинтересованность.

– О да! Пегги позволила мне подать ему завтрак. Я еле удержалась, чтобы не дотронуться до него: он так не похож на местных мужчин. Его зовут капитан Сэйбер, он американец. Пегги говорит, он приехал сюда всего на один день навестить Друга, а завтра уедет в Лондон. Ты только представь себе: у него свой собственный корабль! Он закупает в Англии товары для продажи в Америке. А еще Пегги слышала, будто он не прочь нанять матросами пару местных ребят. – Салли хихикнула. – Представляешь себе: Джем или Тим на палубе корабля! Неужели капитан не понимает, что матросов не ищут на холмах Суррея?

Николь завороженно посмотрела на подругу.

– Матросов? Ты говоришь, он хочет нанять матросов?

– Ну да. По крайней мере, так он ответил Пегги, когда она осмелилась спросить о цели его приезда. Сюда ведь нечасто заглядывают иноземцы. Вот Пегги и поинтересовалась, что привело такого благородного джентльмена в Беддингтон Конер.

В голове Николь уже зрел безумный план. Она торопливо спросила:

– А где он сейчас? Салли пожала плечами:

– Не знаю. Он позавтракал и ушел. Думаю, допоздна не вернется. – Салли печально вздохнула. – Я его, наверное, больше не увижу.

– Тс-с! – оборвала ее Николь. Она повернула голову в ту сторону, откуда пришла Салли, прислушалась, потом скомандовала:

– Лезь на чердак! Быстро!

Кто-то идет.

– Ну и что? – Салли пожала плечами, но Николь уже карабкалась наверх. Салли недолго колебалась, потом нехотя последовала за ней. Вместе они улеглись на дощатый настил, откуда сквозь щели была видна вся беседка. В этот момент появился высокий мужчина.

Салли ахнула:

– Это он! Капитан Сэйбер.

Мужчина, вошедший в беседку, кажется, не услышал этих слов, произнесенных довольно громко. По крайней мере, он не поглядел вверх. Вместо того он остановился посреди беседки и огляделся. При виде его Николь не могла не признать, что в описании, данном ему Салли, не было преувеличения.

Николь вдруг показалось, что не только для нее, но и для него с этим местом связаны давние воспоминания. Но, наверное, совсем не радостные. Он небрежным жестом отковырнул щепу, отслоившуюся от колонны, потом тихо выругался и отшвырнул ее прочь.

Николь услышала, что еще кто-то идет в беседку. В ту же минуту они с Салли с изумлением увидели, как в беседку вошел единственный оставшийся в живых сын лорда Саксона – Роберт Саксон.

– Я удивлен, что после всего случившегося вы решились на эту встречу, – произнес Роберт вместо приветствия.

Капитан Сэйбер широко улыбнулся:

– Я не мальчик и могу поступать так, как считаю нужным. В прошлый раз я напрасно доверился тебе. Но сегодня я готов к встрече.

Сделав вид, что эти слова нисколько его не задели, Роберт спокойно продолжал:

– Хорошо, что я повстречал вас на пути к дому. Я не могу позволить, чтобы, увидев вас, отец пережил потрясение.

– Позволь мне усомниться в твоих словах! Роберт усмехнулся.

– Вы мне не доверяете? Если так, то вы бы не согласились увидеться со мной. Не желаете ли выслушать то, что я хочу вам сказать?

Капитан Сэйбер недобро прищурился и проговорил:

– Вообще-то не желаю. Но раз уж я позволил себе такую глупость – встретиться с тобой, то мне придется тебя выслушать, не так ли?

– Так, – согласился Роберт и продолжал:

– С отцом месяц назад случился удар. Мы думали, он умрет. Он выжил, но еще очень плох. Боюсь, ваш визит не пойдет ему на пользу. Сейчас любая неприятная неожиданность может его добить. Если вы так настойчиво стремитесь увидеться с ним – подчеркну: с человеком, который вас видеть не желает, – то будьте любезны подождать несколько недель.

– Не могу! Я оказался здесь случайно и завтра утром уже уеду. – Капитан Сэйбер помолчал, потом продолжал:

– Мне надо его увидеть, Роберт. Мой корабль отплывает через неделю. В Англию я, наверное, больше не вернусь. Я американец, с этими местами меня больше ничто не связывает. Не беспокойся, я не собираюсь с ним ругаться. Я только хочу увидеться, чтобы хоть как-то уладить наши отношения.

– Это очень мило, – сухо ответил Роберт, не обращая внимания на сердечный тон, каким были произнесены последние слова. – Но ничего не выйдет. Советую вам сегодня же отправляться на свой корабль и навсегда забыть о лорде Саксоне.

Капитан Сэйбер грозно шагнул ему навстречу. Роберт поднял руку и предостерегающе воскликнул:

– Послушайте! Я не хочу стычки. Вы мне не доверяете и правильно делаете. Но сейчас я прошу мне поверить. Если вы настаиваете, дайте мне подготовить отца. Я хочу поговорить с ним первым. Может быть, мне удастся,смягчить его гнев. Но не удивляйтесь, если не удастся.

– Почему я должен тебе верить? – тихо спросил капитан.

– Можете не верить, – ответил Роберт. – Но состояние лорда Саксона таково, что ваше внезапное появление может его убить. Ступайте и убедитесь сами. Но если я окажусь прав, вам несдобровать.

– Будь ты проклят! – вскричал капитан Сэйбер. – Ты прекрасно понимаешь, что после твоих слов у меня нет выбора. Я вынужден поступить так, как говоришь ты. Так помоги же мне!

– Вы забываете, любезный, что это мой родной отец, и я не сделаю ничего такого, что могло бы его огорчить. А что касается вас, то вы меня нимало не интересуете. Но я попробую устроить эту встречу. Где вы остановились?

– В «Колоколе и свече». Роберт, я действительно не хочу скандала. Но завтра я должен вернуться в Лондон. Тебе надо все устроить сегодня. Я не могу откладывать свой отъезд. – Почти извиняясь, он добавил:

– Понимаю, мне надо было предупредить о моем приезде в Англию, но я только вчера решился на эту встречу.

– Хм-м. Скверная идея пришла в вашу голову. Но коли так, то я постараюсь сделать все, что смогу. Если завтра до десяти утра я не пошлю вам вестей, значит, у меня ничего не вышло, и вы, если будете настаивать, подвергнете опасности жизнь немолодого человека.

Капитан Сэйбер судорожно сглотнул слюну.

– Хорошо, я понял. Если завтра до десяти от тебя не будет вестей, значит, все остается по-прежнему.

Не обмолвившись больше ни словом, мужчины одновременно вышли из беседки и направились в разные стороны.

Николь и Салли с облегчением вздохнули. Наконец Салли заговорила:

– Что бы это все могло значить? Зачем капитан так настойчиво добивался встречи с лордом Саксоном?

Николь не ответила, подслушанный разговор ее мало занимал. Ее больше волновал сам факт: капитан Сэйбер здесь, в Суррее, и ему нужны матросы. Эта мысль овладела ею настолько, что она почти не замечала ничего вокруг. Кому какое дело, зачем капитану понадобился лорд Саксон? Ей, по крайней мере, это безразлично. Вслух она лишь сказала:

– Кто знает? Может, капитан одолжил у него денег и не вернул, а теперь хотел очистить совесть и расплатиться.

– Возможно. Хоть мне в это и не верит? А не может ли это дело быть серьезнее, например…

– Ах, оставь, Салли, – раздраженно прервала ее Николь. Ей вдруг захотелось, чтобы та оставила ее наедине с ее мыслями.

Салли неожиданно надулась и обиженно ответила:

– Ну, как знаешь. И сиди тут одна. Ты еще слишком мала. Сама не понимаю, чего ради я с тобой вожусь.

Николь вовсе не желала обидеть Салли и примирительно сказала:

– Извини, я не сдержалась. Просто я, не умею скрывать своих чувств. Принимай меня такой, какая я есть, если можешь.

Салли удовлетворенно кивнула:

– Ну, ладно. Я пойду. Мы встретимся на будущей неделе на ярмарке? Или тебя тетка не пустит?

Мысли Николь были уже далеко. Она ответила невпопад:

– Возможно. Я надеюсь.

Оставшись одна, Николь погрузилась в размышления. Море – вот выход для нее. Америка так далеко от Маркхэмов! В голове Николь роились планы и мечты, тело охватила дрожь возбуждения. Скорей, в Эшланд! Надо действовать!

Приступить к осуществлению своего плана Николь удалось лишь после ужина, который сегодня тянулся особенно томительно. Вечером она была предоставлена сама себе. Стараясь не выдать волнения, Николь поднялась в свою комнату и заперла за собой дверь. Потом она бросилась к комоду и быстро нашла там спрятанные вещи, которые оставила на память о брате. Среди них было и то, что ей нужно, – его старая – рубашка, поношенные штаны и любимая куртка из мягкого бежевого твида. Николь торопливо сбросила платье и облачилась в непривычное одеяние. Не смущаясь, что рукава куртки были явно коротки, а колени штанов пузырились, она повернулась к зеркалу.

Ну и посмешище, подумала она, увидев в зеркале нескладную шутовскую фигуру. Потом окинула взглядом вьющиеся локоны и решила: это надо убрать. Она принялась кромсать ножницами непослушные волосы, складывая срезанные в старую наволочку, чтобы выбросить их по пути и избавиться от улики. После такой безжалостной процедуры ее волосы, точнее, то, что от них осталось, стали торчать в разные стороны неопрятными пучками. Но это определенно придавало ей более мальчишеский вид. Ощутив некоторое удовлетворение, она еще раз обозрела свою внешность. Слава Богу, ее грудь еще совсем не развилась. Но что-то в чертах лица продолжало внушать беспокойство. Прямой носик был еще совсем детским, рот ничем не выделялся. После тщательного осмотра она заключила, что вполне похожа на миловидного мальчика. Выдавали ее только длинные пушистые ресницы. После недолгого колебания она приблизила лицо к зеркалу и принялась аккуратно подстригать ресницы ножницами, в конце концов добившись того, что их вообще не осталось. Последний раз взглянув в зеркало, Николь с удовлетворением отметила: девочку в ней теперь никто не признает. Что бы ни случилось, обратно она не вернется. Она увидится в «Колоколе и свече» с этим человеком и уговорит его взять ее в море. Без долгих колебаний она распахнула окно, перебралась на ветви росшего рядом дуба и спустилась на землю.