"Эскимо с Хоккайдо" - читать интересную книгу автора (Адамсон Айзек)

22

Дверь была заперта снаружи, скважину замазали клеем, чтобы я не сумел расковырять. Отодвинув занавеску, я выглянул из окна и увидел металлическую решетку. По ту сторону решетки зрелище не менее отрадное – трансформатор в паутине примерно девятисот электрических кабелей.

Я не знал, который час, да и какая разница? Однако я столько всего не знал, а начинать с чего-то надо. Например, выяснить время – и нетрудно, и уверенности в себе прибавится.

Я перебрал импортные полнометражные рок-концерты, брошюрки «Помоги себе сам» и разбитые кассеты, устилавшие пол между кушеткой и телевизором. Этот гигантский ящик для идиотов был шедевром техники, футуристический дизайн вообще не допускал ручного управления.

Я решил начать поиски с кофейного столика – хотя бы добраться до его поверхности. Пока что я видел только груду мусора. В луже застывшего соевого соуса лежал раскрытый том – какие-то «Механизмы творения»[132]. А еще – модные журналы из Сибуя, упаковки из-под пончиков, пакеты из-под чипсов с васаби, недопитые банки «Пота Покари». Целые поколения сигаретных окурков полегли на этом столике. Немногие задержались в пепельнице, но большинство пустилось обследовать окрестности. Сломанные, догоревшие до изжеванного окурка, выкуренные наполовину, осторожно загашенные. Разные сорта, какие-то с красными отпечатками помады, какие-то – с черными. Целая радуга, весь набор разнообразных сигаретных окурков.

Но почему-то я не сомневался, что все они принадлежат Ёси. Обычно курильщики привержены своему сорту, и каждый гасит сигарету по своему, но Ёси – из тех типов, для кого разнообразие – вопрос принципа. Показать свою сложную натуру. Пусть доктор Ник анализирует.

Даже в качестве курильщика Ёси хотел ускользнуть от категорий. Не худший зачин статьи, но красная ручка Эда такое не пропустит. Он и сам одержим табачным бесом, а потому вычеркивает любые упоминания об этом пороке из журнала. Эд, с его добрым сердцем и мозгами набекрень, остался в Кливленде. На другой планете.

Возле огромного усилителя примостился крошечный холодильник. Снаружи он был обклеен стикерами групп – «Платоническая секс-игрушка», «Сосиска», «Организация объединенного будущего», «Алиби Пиноккио», «Будда и автоматчики». Нутро оказалось не столь сенсационным: несколько банок пива, недоеденная пицца, тройная упаковка презервативов «Влюбленный теленок» и пара старинных теннисных туфель «Адидас» в первозданной упаковке.

Два шага, и я вернулся к кушетке и принялся процеживать мусор на полу. Откопал фотографию для пресс-кита начинающей группы глам-металла, в которой подвизался некогда Ёси. «Ангелы Дьявола» – логотип был написан жирными зигзагами, словно каракули в детской тетради по математике. Все участники нацепили дьявольские рога из красной пластмассы и ангельские крылья из гофрированной бумаги. Ёси выглядел лет на пятнадцать. Солист был как минимум вдвое старше, англичанин с помятым лицом тыквенного фонаря через две недели после Хэллоуина. Парни далеко за тридцать, готовые носить бумажные ангельские крылья, легко не сдаются. Наверное, он и поныне работает в какой-нибудь безымянной рок-группе, подражая звездам, которых толком никто не узнает. Рад за него.

А пульта все нет. Под кофейным столиком я обнаружил вещмешок и расстегнул молнию. Он был набит письмами от поклонников и трофеями. В сравнительно небольшой коробке я нашел ножную педаль и к ней сопроводительное письмо: «Вы убедитесь, что "Крэк Бэби" дает самый убийственный, самый мучительный звук из всех «квакушек» на рынке».

Чтобы сравнить письма поклонников Ёси с посланиями моих фанатов, я вскрыл письмо, адресованное Еси через посредство «Индустрии развлечений "Сэп-пуку"». Письмо было от девицы Кики из Накодатэ.

Описание наполненной жизни Кики меня утомило. Я засунул письмо обратно в конверт и посмотрел дату. Три года назад. Кики уже восемнадцать – наверное, уехала учиться, и Оливия Ньютон Джон по ней тоскует.

Я сделал четыре шага до ванной.

В аптечке – только пустые пузырьки из-под рецептурных лекарств и коробка из-под фотопленки с закаменевшей марихуаной. Под умывальником – пояс с подвязками, упаковка гитарных струн «Идзуми», непочатые бутылки чистящего средства, нераспечатанная коробка духов «Ноктюрн» и резиновая змея. Предметы, которые обычно и валяются под умывальником.

Занавеска была исписана нечитабельными граффити и испещрена дикими пятнами всех цветов. Зато сама ванна – до нелепости чиста. Похоже, ею пользовались реже, чем «Зи-Зи Топ»[133] – бритвой.

Исчерпав другие возможности, я приподнял крышку ящика с грязным бельем и насладился сполна рок-н-рольными ароматами. Пот, табачный дым, секс и алкоголь слились в единую рыбную вонь, словно мокрые поклонники группы «Фиш»[134] в заглохшем фургоне. Ящик был доверху забит лоснящимися, заскорузлыми хайратниками, лайкровыми колготками и кожаными причиндалами, о назначении которых оставалось только гадать. Все это напоминало шкаф в «Краденом котенке», и я подумал: может, в этой квартирке и Ольга побывала. Я захлопнул крышку. Даже ради телевизионного пульта я не суну руку в это месиво.

Обернувшись, я поймал свое отражение в зеркале. Стекло пестрело помадой от десятков поцелуев десятков разных губ, оттенки бледно-красного и слабо-розового покрывал тонкий слой пыли. Если найти правильный ракурс, поцелуи лягут на мой огромный распухший нос, на щеки, чья-то крупная пара губ накроет мои губы. С такой точки зрения выходило, что я отлично провожу время.

Когда я собирался выйти, какой-то предмет на полу привлек мое внимание. Он, собственно, и был сделан так, чтобы привлекать внимание, – печать в четыре цвета, тисненый логотип, прорези для вкладышей. Отличную штуку оставил после себя Ёси.

На обложке – черная птица. Под ней вопрос: «Где вы будете в 2099 году?» Еще ниже, шрифтом помельче: «Приглашение от "Общества Феникса"».

Я напрочь забыл про пульт.

Я не успел добраться до ответа. Кто-то возился с наружным замком.

Я схватил большую гитару, которая висела на стене у входа в ванную. Вишнево-красная полая «Гибсон». Красотка, из тех, которым дают женские имена. Я сорвал инструмент со стены, сжал гладкий кленовый гриф на манер фехтовальщика кэндо и спрятался за дверью.

Дверь приоткрылась, и я нанес удар.

Угодил точно в лицо. Вошедший уронил на пол два пакета с едой, попятился и врезался в брата. Еда и напитки растеклись по полу. Пахли они вкусно.

Маки оттолкнул брата в сторону и выдвинулся вперед – кулаки сжаты, к драке готов. Двигался он удивительно изящно, при его-то габаритах. Почему-то близнецы вырядились в парадные черные костюмы.

– Давай! – рявкнул он. – Врежь мне посильнее. Вперед!

– Не хочу я ни с кем драться, – ответил я, все еще стискивая гриф и отступая. – Это ошибка. Пожалуйста, отпустите меня.

Маки глянул на Аки. Аки стряхнул с волос пыль и обтер пиджак. Он уже забыл про удар в лицо. С точки зрения Аки, больше, чем на один удар, меня все равно бы не хватило.

– Он гоняется за драконом, – прокомментировал Аки.

– Бьет в большой Г-гонг, – подхватил Маки.

– Мчится на безымянном коне[137].

– Целуется с сестрой Морфин[138].

– С мистером Порошок[139]!

– С доктором Мне-Хорошо[140]!

– Потише, ребята! – Я уже допятился до кушетки. Близнецы пританцовывали, сшибая ногами стопки пластинок, и надвигались на меня, словно парочка кенгуру. – Вы даже не знаете, что тут происходит.

– Дело сделала игла, – декламировал Аки.

– Пыль дорогу замела[141], – продолжал Маки.

Они сужали круги, уже в полной боевой стойке. Я, пятясь, отступал за кушетку, крепко сжимая в руках гитару. Даже взмахнул ею, чтобы удержать кикбоксеров на расстоянии.

– Легче, – сказал Аки.

– Даже и не вздумай, – сказал Маки.

– Ты хочешь сделать мне больно?[142]

– Ты хочешь, чтобы я заплакал?

– Кончайте с этим дерьмом! – взвизгнул я, крепче прежнего стиснув гриф.

– В точности как Ёси, – выплюнул Аки, обходя кушетку и вжимая меня в телевизор. – Ёси терпеть не мог песенки восьмидесятых.

– В особенности во время ломки.

– В особенности геев, – уточнил Аки.

Если б я не ударил Аки, сейчас я бы уже ел. Я мог бы сперва подкрепиться, а потом уж попытаться бежать. Нет же, бросился напролом, и теперь два кикбоксера-тяжеловеса принимают меня за наркомана в бреду. Вот жизни пестрый маскарад.

Перемирие не могло продолжаться долго. Оно и не продолжалось.

Аки, будучи помельче и пошустрее, добрался до меня первым. На этот раз я нанес прямой удар, гриф «Гибсона» врезался ему в челюсть. Аки полетел на брата, они запутались ногами и оба рухнули на пол.

Когда они поднялись на колени, я резко опустил гитару, въехал Маки промеж плеч, в опасной близости от затылка, сделал «мельницу» в надежде повергнуть и меньшого Фудзотао, но Аки перехватил удар точным плечевым блоком. Гитара ударилась об изголовье кушетки, острый угол пришелся ровно в одну из прорезей.

От удара гитара раскололась.

Несколько длинных щепок остались торчать из грифа – разошлись веером, словно прическа Суды. Аки занес ногу для кругового удара, и я успел воткнуть щепку ему в бедро – стиль «вилы».

Аки завопил, как девчонка на рок-концерте.

Я выпустил гитару.

Маки попытался подняться, но не смог. Челюсть у него как-то болталась.

Гитара так и осталась в ноге Аки. Подавшись вперед, он еще глубже загнал обломанный конец себе в бедро, и гитара торчала под прямым углом, будто из окровавленной ноги вырос новый член. Прекрасные черные брюки были загублены вконец.

На лице Маки изумление сменилось яростью. Он поднялся-таки с полу. Похрустел суставами и разозлил меня, прорычав:

– Мамочка велела тебя вырубить.

Он рванулся вперед, я вспрыгнул на кушетку и, оттолкнувшись от этого трамплина, высоко взлетел.

Маки полетел следом. Массивная туша вытянулась, зависла горизонтально. Не хватало нам еще драки в воздухе, но я успел уцепиться за люстру, она же битая гитара, и подтянулся повыше. Я глянул вниз и увидел, как Маки пролетает подо мной, тщетно пытаясь ухватить меня за ноги. Огромный астронавт за бортом.

Он тяжело грохнулся прямо на кофейный столик. Ножки подломились, и стол рухнул на пол в облаке сигаретного пепла и пыли.

Та же участь постигла люстру-гитару. Я уцепился за нее в кульминации своего полета и вырвал из потолка. Падая, я успел сделать полуоборот и выставил локоть между собой и Маки – семь футов по вертикали разделяло нас, и расстояние стремительно сокращалось.

Мой локоть угодил Маки в почку – он как раз хотел перекатиться на спину. Весу во мне 160 фунтов, я пролетел около семи футов, но и без сложных математических формул мог прикинуть силу удара – стоило взглянуть на лицо Маки.

По пути я успел прихватить папку с бумагами «Общества Феникса» и прикрыл за собой дверь. Я даже поднял с пола упаковку фаст-фуда и открыл крышку. Свинина с жареным рисом, жирная, пережаренная, как раз такую я люблю. Мгновение я дразнил свой желудок, потом решительно закрыл крышку и оставил упаковку там, где ее нашел. Желудок отплатил мне сполна – терзал меня всю дорогу по лестнице.