"Немезида (пер. Ю.Соколов)" - читать интересную книгу автора (Азимов Айзек)

Глава седьмая Разрушение

Марлена круглыми глазами глядела на мать. Она старалась, чтобы радость не отразилась на ее лице, но душа ее пела. Наконец-то мать рассказал ей и об отце, и о комиссаре Питте. Наконец-то ее считают взрослой.

– А я бы проследила за движением Немезиды, невзирая на приказ комиссара Питта, – проговорила Марлена, – но вижу, что ты, мама, поступила иначе. Печать вины на твоем лице доказывает это.

– Вот уж не думала не гадала, что у меня на лбу печать вины, – сказала Инсигна.

– Своих чувств не скрыть никому, – отозвалась Марлена, – стоит только приглядеться повнимательнее – и все становится ясным.

Другие так не умеют. Это Марлена поняла не сразу – и с большим трудом, Люди не умеют смотреть и видеть, не умеют обращать внимание. Они словно не замечают лиц, тел, звуков и поз… и всяких там нервных жестов.

– Не надо тебе постоянно так вглядываться, Марлена, – сказала Инсигна, словно мысли их текли параллельно. Она обняла дочь за плечи, чтобы смягчить то, что хотела сказать. – Люди нервничают, когда ты пронизываешь их взглядом своих огромных глаз. Уважай их уединение.

– Да, мама, – ответила Марлена, без всякого усилия подмечая, что мать пытается как-то оградиться от нее. Она явно беспокоилась о себе самой, не понимая, что выдает себя каждым жестом. – Ну а как случилось, что, невзирая на чувство вины, ты ничего не сделала для Солнечной системы? – спросила Марлена.

– По целому ряду причин, Молли.

Какая Молли! – возмутилась про себя Марлена. – Я Марлена! Марлена! Марлена! Три слога, ударение на втором. Взрослая!

– Каких же? – угрюмо спросила она.

Неужели мать не может заметить, какое отчуждение охватывает ее всякий раз, когда она слышит свое детское имя? Ведь и лицо дергается, и в глазах зажигается огонек, и губы кривятся. Почему люди не видят? Почему не замечают?

– Во-первых, слова Януса Питта звучали весьма убедительно. Сколь бы неожиданными ни были его соображения, какими бы неприглядными они ни казались, но в конце концов приходится признать известную справедливость его аргументов.

– Но если так, мама, – он опасный человек… просто жуткий.

Оторвавшись от размышлений, Инсигна с любопытством взглянула на дочь.

– Почему ты так решила?

– Можно достаточно убедительно обосновать любую точку зрения. И если ты сумеешь быстро подыскать подходящие причины и безукоризненно их представить, можешь убедить кого угодно и в чем угодно, а это опасная вещь.

– Я согласна с тобой. Янус Питт действительно обладает такой способностью. Удивляет меня то, что ты сумела это понять.

Еще бы, – подумала Марлена, – ведь мне всего пятнадцать, и ты привыкла видеть во мне ребенка.

Но вслух сказала:

– Наблюдая за людьми, можно многому научиться.

– Да. Только помни, что я тебе говорила, следи за собой.

(Никогда!)

– Так, значит, мистеру Питту удалось тебя убедить?

– Он сумел доказать мне, что наше промедление не опасно.

– А тебе не хотелось все-таки выяснить, куда движется Немезида и чем это грозит? Тебе же следовало это сделать!

– Да, но это не так легко, как тебе кажется. Обсерватория вечно загружена. Приходится ждать своей очереди, чтобы воспользоваться инструментами. Хоть я и руковожу ею, но не распоряжаюсь бесконтрольно. К тому же, когда кто-то из нас берется за какое-то дело, все немедленно узнают об этом. Что и как делается, знают все, и почему – тоже всем известно, Так что у меня практически не было возможности получить подробный спектр Немезиды и Солнца, а потом воспользоваться компьютером обсерватории для необходимых вычислений так, чтобы об этом никто не знал. Полагаю, что у Питта в обсерватории есть люди, которые приглядывают за мною. И если бы я выказала норов, об этом ему непременно стало бы известно.

– Но что он может тебе сделать, а?

– Конечно, он меня не расстреляет за измену – ты, наверное, это имела в виду? – едва ли он возмечтал о чем-нибудь подобном, но во всяком случае может освободить от работы в обсерватории и отправить куда-нибудь на ферму. А мне бы не хотелось. К тому же вскоре после моего разговора с Питтом мы обнаружили рядом с Немезидой планету или крошечную звезду: мы до сих пор не знаем, к планетам или звездам ее отнести. Между ними всего четыре миллиона километров, и спутник этот не излучает в видимом диапазоне.

– Ты говоришь о Мегасе, мама?

– Да. Это старинное слово означает «большой». Для планеты Мегас очень массивен, он тяжелее Юпитера, самой большой планеты Солнечной системы, но для звезды слишком мал. Некоторые называют Мегас коричневым карликом. – Она умолкла и, прищурившись, посмотрела на дочь, словно вдруг засомневалась, что дочь способна разобраться в сути дела. – А ты знаешь, Молли, что такое коричневый карлик?

– Мама, меня зовут Марлена.

Инсигна слегка порозовела.

– Конечно. Прости, я частенько забываюсь. Понимаешь, привыкла. Просто была у меня когда-то любимая дочурка по имени Молли.

– Знаю. Когда мне снова исполнится шесть, можешь вновь звать меня Молли.

Инсигна рассмеялась:

– Итак, Марлена, знаешь ли ты, что такое коричневый карлик?

– Да, мама. Коричневый карлик – это крохотное, подобное звезде небесное тело, не обладающее необходимой массой, чтобы давление и температура внутри него стали достаточными для синтеза ядер водорода, при этом массы тела хватает для осуществления вторичных реакций, разогревающих его.

– Правильно. Неплохо. Мегас как раз находится на линии раздела. И не горячая планета, и не тусклый коричневый карлик. Он не испускает видимого света – только инфракрасный, и недостаточно интенсивно. Мегас не похож на известные нам небесные тела. Он оказался первой планетой за пределами Солнечной системы, которую мы обнаружили и могли изучить, поэтому обсерватория занялась подробнейшими исследованиями. И мне не дали бы приборного времени на изучение движения Немезиды, даже если бы я попросила, но, по правде сказать, я обо всем забыла. Мегас заинтересовал меня не менее, чем других.

– Ммм, – произнесла Марлена,

– В итоге мы решили, что Мегас просто внушительных размеров планета, обращающаяся вокруг Немезиды. Масса его в пять раз…

– Знаю, мама. В пять раз больше, чем у Юпитера, и составляет одну тридцатую массы самой Немезиды. Все это мне давным-давно рассказал компьютер.

– Конечно, дорогая. И Мегас пригоден к обитанию не более, чем Юпитер, скорее даже менее. Поначалу это нас разочаровало, хотя нельзя было надеяться, чтобы возле красного карлика нашлась пригодная для обитания планета. Приливные силы неминуемо заставили бы планету с морями обратиться к Немезиде одной стороной.

– Но разве не так дело обстоит с Мегасом? По-моему, одна сторона его всегда смотрит на Немезиду.

– Да, верно. Это значит, что у него есть теплая сторона и холодная. На теплой – достаточно тепло. Но она раскалилась бы докрасна, если бы не плотная атмосфера, – циркуляция ее несколько уравнивает температуру на всей планете. Поэтому – ну и потому что Мегас сам выделяет тепло – на обратной его стороне тоже не холодно. С точки зрения астронома, Мегас обладает уникальными особенностями. Потом мы обнаружили, что у Мегаса есть спутник – или планета, если считать его звездой – Эритро.

– Вокруг которой и обращается Ротор. Знаю, мама, но после открытия Мегаса и Эритро и всех тогдашних хлопот прошло одиннадцать лет. Неужели за все это время ты не сумела украдкой снять спектры Немезиды и Солнца? И кое-что просчитать?

– Ну…

– Я знаю, ты сделала это, – быстро сказала Марлена.

– Догадалась по выражению моего лица?

– По всему твоему виду,

– Марлена, жить рядом с тобой, наверное, скоро будет невозможно, Да, я сделала это.

– И?

– Немезида летит к Солнечной системе.

Помолчав, Марлена негромко спросила:

– Значит, произойдет столкновение?

– Нет, если верить моим расчетам. Я уверена, что ни с Солнцем, ни с Землей, ни с какой-нибудь большой планетой она не столкнется. Но, видишь ли, даже если этого не случится, Земля все равно может погибнуть.

Марлена видела, что разговор о гибели Земли неприятен матери, что Инсигна охотно прекратила бы его, если бы дочь не приставала с расспросами. Выражение ее лица, то, как она отодвинулась от Марлены, словно хотела уйти, как время от времени деликатно облизывала губы, словно старалась стереть с них привкус собственных слов – было для Марлены красноречивее любых слов.

Но девочка не хотела, чтобы мать замолчала, – всего нужного она еще не услышала.

– А как Немезида может погубить Землю, не сталкиваясь с ней? – тихо спросила она.

– Попробую объяснить. Земля обращается вокруг Солнца – как Ротор вокруг Эритро. Если бы Солнечная система состояла только из Земли и Солнца, то первая могла бы кружить вокруг второго почти бесконечно, Я говорю – почти, ибо дело в том, что, обращаясь вокруг Солнца, Земля излучает гравитационные волны, уносящие ее энергию, и медленно, очень медленно приближается к Солнцу. Сейчас этим фактором можно пренебречь. Но на самом деле все гораздо сложнее, потому что Земля не одна. Ее притягивают Луна, Марс, Венера, Юпитер и другие планеты. Их суммарное притяжение невелико по сравнению с солнечным, и орбита Земли более или менее постоянна. Однако малые воздействия сложным образом меняют свою силу и направление – поскольку перемещаются и порождающие их объекты – и тем самым вызывают незначительные изменения орбиты Земли. Планета то приближается к Солнцу, то удаляется от него. Ось ее поворачивается, меняет наклон, изменяется эксцентриситет орбиты, и так далее.

Можно показать – и уже было показано, – что все эти изменения цикличны, то есть периодически меняют направление. Существенно, что движение Земли вокруг Солнца неравномерно и подчиняется дюжине вынужденных воздействий. То же происходит со всеми телами Солнечной системы. Такая легкая тряска не мешает жизни на Земле. В худшем случае может наступить обледенение – но оно кончится; уровень моря упадет – и подымется: планета переживает все это уже более трех миллиардов лет.

А теперь представим, что будет, если Немезида вторгнется в Солнечную систему и промчится, скажем, в световом месяце от Земли – меньше чем в триллионе километров. Пока, она будет проходить мимо Солнца – а на это потребуется несколько лет, – гравитационное поле системы исказится. Планеты станут дергаться на орбитах, но когда Немезида пройдет, все снова встанет на свои места.

– Но ты выглядишь так, словно дела обстоят гораздо хуже, чем ты говоришь. Что плохого в том, что Немезида хорошенько порастрясет Солнечную систему? Ведь потом все встанет на свои места.

– Встать-то встанет, но где в результате очутятся планеты? На прежнем ли месте? В этом, собственно, и вся проблема. Если изменится орбита Земли – она отодвинется от Солнца или приблизится к нему? Если ось планеты изменит свое положение в пространстве – как это подействует на климат планеты? Даже малое изменение может сделать необитаемым целый мир.

– А нельзя ли все рассчитать?

– Нет. На Роторе трудно проводить астрономические измерения: он дергается в пространстве, и куда сильнее, чем планеты. Чтобы определить, какой путь выберет Немезида, потребуется много времени и много расчетов, и все равно нельзя будет положиться на их результаты, пока Немезида не окажется возле Солнца – через много-много лет после моей смерти.

– Значит, ты не можешь сказать, как близко к Солнечной системе подойдет Немезида?

– Рассчитать это почти невозможно. Нужно учесть гравитационное поле почти всех ближних звезд. И даже самая крохотная неточность при исходном расстоянии в два световых года может привести к таким отклонениям, что точное попадание превратится в абсолютный промах, и наоборот.

– Но комиссар Питт утверждал, что, когда Немезида окажется близко, всякий обитатель Солнечной системы сумеет спастись – разве он не прав?

– Возможно, и прав. Но можно ли сказать, что будет через пять тысяч лет? Какие исторические выкрутасы произойдут, к каким последствиям они приведут? Можно лишь надеяться, что все уцелеют.

– Даже если их не предупредить, – проговорила Марлена, робко напоминая матери общеизвестную астрономическую истину, – они сами все обнаружат. Иначе не может быть. Немезида приблизится, ее заметят, и, когда в направлении ее движения уже нельзя будет ошибиться, люди сумеют определить траекторию с куда большей точностью.

– Но тогда времени на подготовку к бегству останется гораздо меньше,

Поглядев на носки своих туфель, Марлена проговорила:

– Мама, не сердись на меня. Но мне кажется, ты не будешь рада, даже если все люди сумеют спастись. Что-то тут не то. Пожалуйста, скажи мне, в чем дело.

– Мне бы не хотелось, чтобы все покинули Землю, – ответила Инсигна, – пусть даже все пойдет по плану, и у них хватит времени, и обойдется без несчастных случаев – мне все равно не нравится эта мысль. Я не хочу, чтобы люди покинули Землю.

– А если это неизбежно?

– Пусть. Можно склонить голову перед судьбой, но мне не нравится такая перспектива.

– Значит, ты чувствуешь, что привязана к Земле? Ты, кажется, училась там, не так ли?

– Я завершала там дипломную работу. Земля не понравилась мне, но это ровным счетом ничего не значит. Это родина человечества. Ты понимаешь, что я имею в виду, Марлена? Как бы я к ней ни относилась, она останется миром, где жизнь просуществовала целую вечность. Для меня Земля не планета – а идея, абстракция. И я хочу, чтобы она жила ради того, что было. Не знаю, поняла ли ты меня.

– Отец был землянином, – сказала Марлена.

Инсигна поджала губы.

– Да, был.

– И он вернулся на Землю.

– Судя по регистрационным записям, он поступил именно так. Во всяком случае я в этом не сомневаюсь.

– Значит, я наполовину землянка. Да?

Инсигна нахмурилась.

– Все мы земляне, Марлена. Мои предки жили на Земле. И прабабка моя родилась там же. Все здесь – порождение Земли. И не только люди. Каждый кусочек жизни в любом из поселений – от вируса до дерева – с Земли.

– Но только люди сознают это. И некоторые – лучше остальных. Ведь ты до сих пор вспоминаешь об отце? – заглянув Инсигне в глаза, Марлена вздрогнула. – Это не мое дело. Но ведь ты сама хочешь рассказать мне.

– Да, у меня было такое желание – но я не могу руководствоваться чувствами. В конце концов, ты и его дочь. Да, я до сих пор вспоминаю о нем. – Инсигна пожала плечами. – А о чем ты вспоминаешь, Марлена?

– Мне не о чем вспоминать. Я забыла его. Я даже никогда не видела его голограммы.

– Но ведь дело не в… – Инсигна осеклась.

– Знаешь, когда я была поменьше, меня удивляло, почему во время Исхода одни отцы оставались со своими детьми, а другие – нет. И я решила, что те, кто оставил Ротор, не любили своих детей и мой отец тоже не любил меня.

Инсигна взглянула на дочь.

– Ты никогда не говорила мне об этом.

– Я так думала, когда была маленькой. А потом стала старше и поняла, что все гораздо сложнее.

– Ты не должна была так думать. Это неправда. И я немедленно переубедила бы тебя, если бы имела хоть малейшее представление…

– Мама, я понимаю, ты не любишь разговаривать о том времени.

– Пришлось бы, знай я только о твоей идее, – но, увы, я не умею читать на твоем лице, как ты на моем. Он любил тебя. И взял бы с собой, если бы я согласилась. Вы разлучились по моей вине.

– Он тоже виноват. Он должен был остаться.

– Должен – но теперь, когда столько лет прошло, я понимаю его лучше, чем прежде. В конце концов, я оставалась дома – мой мир всегда был со мной. И здесь, за два световых года от Земли, я тоже дома, на Роторе, где родилась. Твой отец был другим. Он родился на Земле. И я думаю, он не смог примириться с мыслью о том, что ему придется навсегда оставить родную планету. Мне не нравится Земля. Но сердца миллиардов людей могут разорваться от тоски по ней.

Они помолчали, потом Марлена сказала:

– Интересно, что он делает сейчас на Земле?..

– Трудно сказать. Двадцать триллионов километров – путь неблизкий, и четырнадцать лет – это очень долго.

– Как ты думаешь, он жив?

– Даже этого мы с тобой не можем знать, – отозвалась Инсигна. – Жизнь человека на Земле весьма быстролетна… – И словно вдруг осознав, что разговаривает не сама с собой, продолжила: – Я уверена, что он жив. Когда мы расставались, здоровье у него было хоть куда, и вообще ему еще нет пятидесяти. – И тихо спросила: – Тебе его не хватает, Марлена?

Та покачала головой.

– Как может не хватать того, чего у тебя никогда не было?

Он был у тебя, мама, – подумала она, – и тебе-то его и не хватает.