"Щепка" - читать интересную книгу автора (Левин Айра)Глава десятаяОни сидели перед экранами и "наблюдали"... Вагнеллов, Бейкеров, Островых, типа из фирмы "Йошивара" и его гостей. Она время от времени бросала взгляды на него – так сказать, "наблюдала" за ним, как он "наблюдает"... Он посмотрел на нее. Она улыбнулась. Сказала: – Я бы хотела посмотреть знаешь про кого? – Про кого? – Про нас. Он буквально расплылся. – Ого! А я уж решил, что ты так никогда и не отважишься. – Наклонился к ней, поцеловал. – Будет сделано! Крутанулся в кресле, встал и пошел в прихожую. Она тоже стала раскачиваться – вправо-влево, влево-вправо, – ударяясь своим креслом о его. Видела – из прихожей пошел к кладовке. Вспыхнул свет... Идет, пробирается между коробками и всякими ящиками... Повернул налево... И, пожалуйста, пропал... А экраны на что? Она повернулась к консоли, дотянувшись, нажала кнопку 13А – в середине – и кнопочку, чтобы вывести изображение на "2". Ага!.. Идет по экрану "2", в полумраке... Уже в правой нижней части экрана. В спальне... Включает свет. Закрывает дверь. Поворачивается к стене, нагибается у простенка между дверью и первой секцией двери – типа "аккордеон" – встроенного шкафа. Делает движение, как если бы что-то поднимал... Голова и плечи мешают увидеть, что именно. Встал, повернулся. В руках – темный футляр с кассетой. Она нажала какую-то кнопку, вывела изображение "2". Правая рука дрожала. Пришлось унимать дрожь, обхватив правую руку левой. На экране появились Грюны. Играют в бридж с двумя мужчинами... Прошлась глазом по мониторам. Денис с Ким в гостиной 5Б – вывела их на "1". – Начинается опять... – сказала она, увидев, что он вернулся с кассетой. Он сел в кресло, повернулся к консоли, достал видеокассету из черного футляра. Они посмотрели Дениса с Ким, Бейкеров, Коулсов... Потом он нажал кнопку на правом видеоплейере, вставил кассету, нажал еще какие-то кнопки, щелкнул тумблером в центре панели. Они смотрели на себя по "2". – Господи, какая я толстая! – сказала она. – Понимала бы! – отозвался он. – Ты что надо! – О Боже, мальчик мой, мне так хорошо с тобой!.. Это она сама... Там... лежит навзничь поперек кровати... А он?.. А он кладет голову на ее грудь и сжимает рукой другую... Он взял ее руку, она встала с кресла, не отводя взгляда с экрана, устроилась у него на коленях. Теперь они наблюдали, что там дальше у Кэй и Пита. Она решила взять домашний день в пятницу. В общем-то не собиралась, но вдруг почувствовала, что устала – всю неделю приходилось подниматься ни свет ни заря. – После обеда хочу прошвырнуться в город, – сказал он, облокотившись на кухонный прилавок и заглядывая в микроволновую печь, где румянились ароматные сдобные булочки. Фелис, взгромоздившись на его спину, принюхивалась к содержимому шкафчика. – Очень хорошо, – сказала она, наливая кофе. – Я хоть поработаю. Столько накопилось. А куда конкретно? – В центр смотаюсь, – сказал он, улыбаясь. – Рождество на носу, а у меня, как говорится, еще и конь не валялся. Он помог ей вымыть посуду, прибрать кухню. В дверях обнял ее, поцеловал. – Позвони перед уходом, – сказала она. Он улыбнулся: – Люблю тебя! – И я тебя, Пит, – сказала, заглянув в глаза. Поцеловались. Она позвонила Саре, попросила отменить некоторые встречи, извиниться, назначить новые. – У вас все в порядке? Здоровы? – Вполне, – ответила она. – Поработать надо. Оказывается, накопилось, больше, чем предполагала. Не будет же она ей говорить, что, кажется, спятила окончательно... Про рождественские подарки и подумать некогда. Она села за письменный стол и стала читать. Фелис спала на кровати. Он позвонил в 1.37. – Ну как, продвигается? – Все о'кей, – ответила коротко. – Определенно наверстаю. – Плохие новости. Алэна уволили... – Ах ты, черт! Вот сволочи... – Весь отдел махнули. – Ну, а он что? – А ничего... Бабетта, правда, в истерике. Ну, я пошел. К пяти буду. – Слушай, Пит, а нельзя мне посмотреть, когда настанет час "йогурта"? – Ну вот, здравствуйте!.. Оставлю ключ за зеркалом, в холле. – Ничего, что без тебя? Страшно захотелось... – Справишься? – Думаю, да. – Ну пока! Целую. – Люблю тебя. – И я. Целую. Она положила трубку. Сидела и смотрела на страницу рукописи. Что бы такое купить ему в подарок? Может, что-нибудь для дома, для семьи, как говорится? Картину, офорт, графику... Совершенно голые стены. Несколько минут почитала, потом выключила настольную лампу, поставила телефон на автоответчик. Встала, пошла в ванну, умылась. Взяла с собой ключи. Сказала Фелиске, что скоро будет. На тринадцатый опять пошла пешком. Если все, абсолютно все, принять во внимание, ничего плохого она не делает. Сдвинула нижний угол зеркала в позолоченной оправе чуть в сторону по черно-белой, в шашечку, стене. Ключ выпал, и она его не поймала... Круглая бородка ключа с лету ткнулась в полированную поверхность столика под зеркалом, оставив щербинку в форме полумесяца. Она послюнявила указательный палец, потерла лак. Зазубринка осталась. Повернула ключ в замке квартиры 13Б, отворила дверь, вошла. Включила свет в прихожей, потом захлопнула дверь. Ключ положила в карман. Обвела взглядом серые экраны на стене гостиной, кухню, посмотрела на полураскрытые двери темной ванны и сумеречной комнаты в глубине. Подошла к той, дальней, двери и распахнула ее. Сквозь узкие щели, образованные полосками жалюзи, проскальзывали солнечные блики, освещавшие огромный верстак с инструментами, несколько мониторов и источник питания – конура для собаки средних размеров! – в углу, рядом с окном. Какой-то станок, коробки, ящики, всякий хлам. Вот они – двери типа "аккордеон"... Раздвинула. Вошла внутрь и, когда открыла фанерную дверь, увидела спальню – бежевое и голубое! – и много-много солнца! Жалюзи подняты, створки окна с обеих сторон сдвинуты совсем немного – сантиметров на пять или около того. Повсюду его одежда. П-и-ит? – позвала нараспев. Подошла к дверям. Выглянула в прихожую. Знакомый рыже-коричневый кожаный диван... виднеется в гостиной. И голубое небо. И над домом, и над парком... Закрыла дверь. Вернулась к стене со шкафами, присела на корточки. Паркет как паркет. Потрогала. Паркетины гладкие, хорошо подогнаны. Она их дергала, толкала – ни одна не сдвинулась, не скрипнула даже. Хм-м! Может, плинтус вынимается? Тот, что в углу... Сантиметров восемь, может, десять в ширину, длина – полметра будет. Она ухватилась за него и стала тянуть. Ну хоть бы сдвинулся! И главное – видна едва заметная – с волосок! – трещина, отделяющая плинтус от белой стены. Она надавливала то на один конец плинтуса, то на другой. Припомнила, как он, наклонившись, будто бы что-то приподнимал. Потащила плинтус вверх. Он сначала заскользил – взору открылись железные пазы, спрятанные в коробке входной двери и в крайней филенке шкафа – а потом выскочил. Прямо перед собой увидела ручку из серого металла, потянула на себя – вытащился широкий, полый железный ящик. В нем – в количестве сотенные и пятисотенные долларовые купюры: пять пачек, обернутых бумажной лентой – три с сотенными и две с пятисотенными. Коричневая шкатулка, из кожи, – размером с коробку из-под сигар, конверты из плотной дорогой бумаги. Кассеты. Три черных футляра – стопочкой, друг на друге. Взяла тот, что сверху. На наклейке, по ребру, чернилами выведено – "К". Внизу – "Р". Роки?.. Четыре кассеты – в нижнем отделении: "Н", "Н2", "НЗ", "Б". "Б"? А это кто? О, Господи, Вильям Г. Веббер, 27 лет!.. Вильям это же Билли. "Б", стало быть. Она стояла на коленях и смотрела на футляры с кассетами. Держала в руках и не сводила с них глаз. Мелькнула мысль: может, она тоже "ку-ку"? Если учесть, что пятница – начало уик-энда, да еще накануне Рождества, так и быть – сверх положенной нормы двадцать минут накинуть можно. Такси катило по Семьдесят второй улице, а на часах было уже 1.55. А что за машину-то он взял? Ба, да ведь это "чекер", реликтовый "кэб"! Стало быть, можно откинуться на сиденье назад и вытянуть ноги на скамеечку. Прелестно! Едешь, развалясь, и слушаешь радио. Опоздает, конечно, но подождут... Сначала в галерею "Пейс". Там для него оставили двух Хопперов. Выберет на свой вкус... Потом к "Тиффани". Улыбнулся. Сложил на груди руки. Она, наверное, уже там, у него, смотрит... А чертовски приятно, когда любимый человек любит то же самое, что и ты. А?.. И вообразить, представить себе просто было невозможно, чтобы у него появилась вдруг женщина, вместе с которой он может предаваться своему любимейшему занятию и которая разделяет это его увлечение? Женщина, которая сама совершенство и такая милая. Как хорошо, что не побоялся, рискнул показать. Вздохнул полной грудью. Счастливейший он из счастливейших... А в тот вечер – Сэм, этот подонок, удружил! – чуть не загремел... Ну и момент был, действительно "страшная минута" – ни с того, ни с сего спросила о Наоми. Жуть! Мороз по коже... Слава Богу, сумел убедить, что скрывать ему нечего! Вчера вечером окончательно закрепились их отношения. Разве нет? Откровенность – когда сорваны все покровы – самое оно! Сама попросила показать, как они тогда делали это... Прогресс!.. И вчера... и сегодня... Сама вызвалась. Он вдруг выпрямился, подтянул ноги, застыл. Будто ледяным холодом обдало... Повернул голову направо. Рядом катит лимузин. В открытом окне морда добермана. Смотрит на него – лапы на сверкающем черном лаке. А что налево? Проезжают мимо Музея Генри Клея Фрика, промышленника и филантропа... Могла она сообразить и вывести его на экран, когда вчера пошел за видеокассетой? Могла, конечно же, могла... Ну, кретин!.. Стоп! Уж не потому ли приспичило смотреть в его отсутствие? Догадалась, что у него с Наоми было подобное, и вообще обо всем? Точно! Решила, что он и тогда записывал и что хранит кассеты вместе? Похоже, так! Домашний день вдруг в пятницу? Да ведь у него в отрывном блокноте – на консоли, на самом видном месте! – адрес, даты, время встречи. Специально не записал "Галерея Пейс", чтобы не догадалась, какой подарок надумал купить ей к Рождеству. Дурак, идиот... Пару минут назад был на верху блаженства. Счастливый из счастливейших... Параноик и дурак! Теперь уж сомневаться не приходится. Он смотрел прямо перед собой. Подался вперед. Вглядывался сквозь закопченную пластиковую перегородку, отделявшую его от водителя, и через лобовое стекло на бегущие впереди машины. Текли они, как лава, в четыре ряда по Пятой авеню. Рычали, фырчали, гудели... Такси, автобусы... – Господи! – сказал он. – Что же это за бардак за такой! – Конец недели! Все как с цепи сорвались! – откомментировал водитель. Задержав дыхание, с шумом выдохнул, покачал головой. – Чертов город какой! А? Откинулся на спинку сиденья. Опять вытянул ноги. Стал рассматривать свои кроссовки фирмы "Рибок". То носы обозревал, то задники... Теребил кисти длинного шерстяного шарфа, слушал легкий эфирный треп по приемнику. Внутри же – лед, снег, айсберг... А как смотрела, что именно нажимает, когда вставлял в видак кассету! Сейчас, в данный момент, что там обозревает? "НЗ"?.. Заблажили автомобильные сирены. Движение встало, остановилось, замерло... – А давайте-ка срежем через Сентрал-парк, как? – спросил водитель. Она нажала на клавишу перемотки. Прогнала кусок. Ага! На экране возникла ванна... У двери в душевую кабину – прислонена та самая палка, с которой Шир тогда хромал. На верху экрана кто-то... Исчез этот некто... Она нажала "стоп". Перемотала. Снова включила. В ванной никого... У двери в душевую – палка. Шум падающей воды... Ног в джинсах... идут по прихожей, слева направо. Вернулся назад. Пригнулся. Это же Пит!.. Наклонился, будто шарит по полу, обронив монетку. Полосатая футболка... Она смотрела на него... Ну, иди, иди, куда шел... Ну, ну!.. Пригнулся. Выпрямился. Сделал шаг в сторону. Пропал из виду... Она продолжала смотреть. В ванной никого... Никак не могла рассмотреть, что из себя представлял небольшой предмет, который он положил на черный пол в метре или двух от дверей, рядом с ковриком. Что бы это ни было, – ясно одно: он разгуливал по квартире Хьюберта Шира. Пройдет несколько минут и он убьет его... Пит. Ее мальчик, ее любовь... Она закрыла глаза. Открыла. Дверь в душевую отворилась... Рука Шира... высунулась, сняла с крючка банное полотенце. Прогнала в темпе кусок пленки. Выходит из душевой, прихрамывая... Обмотан полотенцем. Приподнимает ногу... Нога в чем-то глянцевом... Берет палку, перекладывает ее в правую руку. Шаг вперед, еще один... Становится на коврик... Голова наклонена. Наклоняется через палку, выставив левую ногу, глянцевая нога выбрасывается вперед, левая рука вытягивается в сторону пола. Поворачивает голову к дверному проему, в это время Пит обеими руками, размахнувшись, опускает вниз нечто сверкнувшее, похожее на дубинку. Она услышала звук удара, закрыла глаза, замерла... Сжав кулаки, кусала зубами костяшки. Он... убил... и тех... других! Вероятно, почему-то должен был это сделать. Шира испугался, потому что тот мог сопоставить кое-какие факты, сделать выводы. Открыла глаза. Мерцающие голубовато-белые экраны мониторов слева. Крис и Салли, Пэм, Джей, Лоран. На кушетке у Пальма мужчина, которого видит впервые. Набрала побольше воздуха. Посмотрела на экран "2". Он склонился над головой и плечами Шира, широко расставив ноги. Шир лежит лицом вниз. Вокруг головы какие-то блики... Под головой какая-то сверкающая посудина... Боже! Он же держит его голову в воде... Она вскочила, выключила, вытащила кассету из видеоплейера. Положила рядом с футляром. Взглянула на консоль. Валяются с полдюжины всяких других кассет. На часах – 2.06. Есть еще время посмотреть, что там на "НЗ" и "Б". Он по Пятьдесят седьмой едва ли еще добрался. Нет! Может вернуться в любую минуту – любит преподносить неожиданные сюрпризы. В готических романах и триллерах всегда так: по той или иной причине время встречи укорачивается, так как живем в эпоху НТР: все такое хрупкое, поломки на каждом шагу. Пусть полицейские крутят кассеты "НЗ" и "Б"... Все остальные она сейчас заберет, и отсюда куда-нибудь подальше... Вообще скорее из этого дома!.. Напишет какую-нибудь чепуховину типа "Ушла, скоро буду". Ничего не должен заподозрить. Возникнет паника, страх... Придумает тогда что-нибудь похлестче. Сумасшедший он... Должно быть, душевнобольной. Клиника, патология... Социопат. И весь его шарм, и юмор, и любовь, которую ей дарил, – и любит ее, да! – соседствуют с дичайшим недугом. И ради чего убивал!.. Чтобы эти видеокамеры никто не рассекретил? Ничего себе игрушечка, стоимость в шесть миллионов! Ее мальчик играет в такие игры... А она? быстренько тоже приладилась... Наклонив голову, сжала ее руками. Села. Откинула волосы назад обеими руками, задержала дыхание. Посмотрела на кассеты. Повернувшись вправо, оттолкнула его кресло. Открыла нижний ящик, собрала кассеты в футляр. Семь получилось. Подменила кассеты в двух футлярах, лихорадочно соображая, что напишет в записке, и где в этом районе полицейский участок. О его аресте, о сумасшествии, которое начнется в средствах массовой информации, всяких заголовках – один круче другого! – о полчищах микрофонов, о публичном позоре она не думала. "К" и "К2" – обе эти кассеты никто, конечно, никогда не увидит, тем более в полиции. Возьмет их, спрячет где-нибудь, потом уничтожит. Взяла фломастер, пометила новые футляры, где пока будет храниться их "любовь". Футляры из тайника с совершенно другими кассетами – сию же минуту на место! Прихожая – кладовка – стенной шкаф – спальня... Она автоматом выдавала четкую реакцию. Наклонившись, положила в металлический ящик футляры... Все "Н" и один "Б" на нижнюю полку, все "К" и один "Р" на верхнюю. Кожаная шкатулка, конверты, миллионерские доллары пачками... Кстати, а что в шкатулке? Открыла. Золотые монеты... Каждая – в отдельном гнездышке. Захлопнула. Теперь нужно аккуратно задвинуть ящик, вставить плинтус в пазы, опустить вниз, чтобы плотно соприкасался с паркетом... Она выпрямилась, открыла дверь, прижала ее к стене. Стояла и думала о том, что тьма-тьмущая его денег, о которых вслух никогда не упоминалось, сыграла свою роль, как бы смягчив ее реакцию, заставили смотреть в полглаза на вещи, которые, безусловно, – не существуй это богатство, – оценила бы иначе. Вышла, прикрыла двери-аккордеон в спальне, захлопнула фанерную дверь, захлопнула "аккордеон" в кладовке. Через прихожую прошла в гостиную, подошла к консоли. Положила криминальные кассеты в чужие футляры. Подвинула блокнот, взяла ручку. Смотрела, нахмурившись, на желто-цыплячий листочек. Напишет, что срочное совещание, вызвали, так как ее присутствие необходимо. Неправдоподобно... Подняла голову, задумалась, чтобы такое придумать, сочинить более нейтральное... и увидела его на мониторе лифта номер два. Его пальто, его шарф с кистями... Поднимается... В кабине вместе с ним какая-то женщина. Она застыла. Вывела его на "2". Экран не зажегся. Так растерялась, что забыла включить? Стоял в лифте, вроде бы, сам не свой. Массировал ладонью шею. Пальто нараспашку. Стенгерсоновская прислуга подошла к дверям. Ей выходить... На десятом. Она положила на консоль фломастер, открыла нижний ящик справа, пошвыряла подтасованные кассеты, перемешала с остальными. Закрыла ящик, поставила кресла – рядом друг с другом. Блокнотик желтенький – на место, д-ра Пальма – на "1", звук – на полную катушку. Пошла было в прихожую, но вернулась. Наклонившись над консолью, захлопнула гнездо видеоплейера и выключила. Скорей в прихожую!.. Распахнула дверь, когда он выходил из лифта. – Что случилось? – спросила она. Он поморщился, массируя шею сзади. – Понимаешь, такси, в котором ехал, попало в аварию, – сказал. Голос дрогнул. – О, Господи! А ты как? С тобой все в порядке? – Шагнула к нему. – Не знаю еще. – Как только захлопнулись створки, пошел ей навстречу. – Думаю, да. Вообще меня швырнуло неслабо. Теперь, думаю, машины уже растащили. – Поморщился. – А что с шеей? Больно? – спросила она. – Немножко, – сказал он. Повернула его. Он снял шарф, она массировала его шею. – У тебя руки дрожат, – заметил он. Она сказала: – Увидела тебя в лифте и сразу почувствовала, что-то случилось. Тем более, так быстро вернулся. Что все-таки случилось? – Да один давал задний, выезжая с парковки не глядя, а мы в него с маху воткнулись. На Пятой, рядом с Семьдесят девятой. Таксист из Нью-Джерси... Ну, там с авариями – полный порядок. Такси – "чекер", сама понимаешь. – Он потрогал ногу, с шумом вдохнул воздух. – Как неприятно! – сказала она, принимаясь снова за его шею – мяла, щипала. – "Мерседес" жалко. Новенькая машинка была... – А там? В ней есть пострадавшие? – Сзади женщина сидела. Нога – всмятку. – Тебе тоже нужно врачу показаться. Пусть проверят. Он повернулся к ней: – Если к утру не пройдет, обязательно. – Пешком шел? Он кивнул. Взглянули друг на друга. Она дотронулась до полы его пальто. – Бедненький! – сказала. Улыбнулась. Обняла его. Он прижал ее к себе. – Посидеть бы где-нибудь, переждать, – сказал он. – А я решил домой. – Ну и правильно! Улыбнулись друг другу. Поцеловались. Пошли в 13Б. Он закрыл дверь. – Йогурт уже прикончила? – спросил, снимая пальто. Опять поморщился. – Вот видишь, тебе больно! – сказала она, помогая снять пальто. – Нет. Только что спустилась сюда. Только ты ушел – Норман позвонил. Нужно будет отлучиться ненадолго. – И отложить нельзя? – спросил он, оборачиваясь и беря из ее рук пальто. – Собиралась оставить послание для тебя, – ответила она. – Энн Тайлер придет к нему в четыре. Хочет, чтобы и я была. У нее что-то на работе не ладится. – Хорошо, если удастся ей помочь, – сказал он, потирая плечо, обтянутое свитером. – Хорошо бы, – заметила она. – Норман думает, что получится. Он и Джун хорошо знакомы с ней. – Пошла на кухню. – Принеси и мне, киса. Открыла холодильник. – Лимонный или черничный? – спросила она. – Черничный. У Пальма новый пациент... – Знаю. – Взяла два йогурта, локтем захлопнула дверь холодильника. Взяла ложки, салфетки. Когда вошла, он сидел в своем кресле – телефонная трубка прижата к уху. Улыбнулся ей, когда поставила перед ним картонку с йогуртом. – Это Питер Хендерсон, – сказал он в трубку. – Вы меня ждали в два... Совершенно верно! Она села в кресло, положила ложки и салфетки на консоль, стала смотреть на большие экраны. – Попал в аварию по дороге к вам, – говорил он, прижимая трубку к уху плечом. – Тряхнуло немного. В понедельник можно? В это же время? Сняли крышечки у йогуртов, не сводя глаз с экранов. – Ну если, как говорите, это сущий пустяк, зачем ко мне пожаловали? – спросил д-р Пальм. – Линда настояла, – сказал мужчина на кушетке. – В понедельник не получится?.. А когда? Устраивает вполне. Даже лучше. Прошу прощения за сегодняшнюю мою неаккуратность. До свидания. Сделал пометку в блокнотике. – Там продаются картины на шелку, – сказал ей. Она присвистнула. Они расправились с йогуртами, не отрывая взгляда от экранов. Посмотрели Пальма, Лоран, Джей и Гофманов. – Ну ладно, мне пора идти, – сказала она и встала. Собрала картонки из-под йогурта, ложки, салфетки, крышечки. – Считаешь, у тебя ничего страшного? – Нормально, – сказал он и убрал руку с шеи, продолжая смотреть на экраны. – А глаза, все в порядке? Он кивнул. – Вернусь часикам к шести, – сказала она, – если не завалимся куда-нибудь выпить по рюмке. – Она наклонилась, поцеловала его в голову. Он обернулся. Последовал поцелуй в губы. Пошла на кухню, картонки и салфетки выбросила в мусорный пакет, сполоснула ложки, положила их с сушилку. Пошла в прихожую, открыла дверь. – Ключ забыла, – сказала она. – Пусть будет у тебя, киса, – сказал он, повернувшись вместе с креслом. – Это запасной. Она посмотрела на него, не вынимая руку из кармана. Сидит перед голубовато-белыми экранами, в полумраке. Лампа под зеленым – почти лазурным, как море, – колпаком... – Мерси, – сказала она. – Теперь у нас по ключу у каждого. А то у тебя есть от моей квартиры, а у меня не было. – Давно хотел соблюсти равновесие, – сказал он. – Послал воздушный поцелуй. – Ну давай! Надеюсь, все будет хорошо. – Ну, спасибо, – чмокнула губами, изобразив поцелуй. – На твоем месте я бы полежала в горячей ванне, – сказала она. – Прогрей свои "старые" раны, да подольше. – Мысль, – сказал он. – Так и сделаю, вот только досмотрю, как Джей отреагирует. Улыбнулись друг другу. Она открыла дверь и вышла. Закрыла дверь за собой. Подошла к лифту. Нажала кнопку. Перевела дыхание. Неужели опять врет? Не вернулся ли домой, потому что испугался, что оставил ее одну? Но тогда зачем оставил ей ключ и не забрал его сейчас? Чемпиону по вранью придумать любое объяснение – пара пустяков... Все-таки вернулся какой-то не такой, возбужденный, что ли... Должно быть, действительно, прибежал к своей мамочке, как маленький мальчишка. "Бобо" – поцеловать, подуть... Слава Богу, не стала смотреть дальше. Вовремя все положила на место и с ящиком за плинтусом справилась. Кассеты, компроматные, пусть полежат там, где лежат. Вряд ли будет видак смотреть... То, что поехал в художественную галерею, сомнений не вызывает. На Пятьдесят седьмой улице – самые модные. Наверное, хотел купить ей Хоппера или Мэгритта. Вздохнув, покачала головой. В лифте глянула в камеру и улыбнулась. Правильно сделала, что оставалась предельно спокойной и вела себя так, будто торопится на встречу с Норманом и Энн Тайлер. Если, конечно, он что-то заподозрил... Во всяком случае, если наблюдал за ней, – заметить что-то необычное не мог. Звонок "911" отпадал напрочь. Прежде чем там ответили, он бы уже входил в квартиру. Ну и тогда бы понеслось!.. А вот этого она меньше всего хочет: не выносит оскорблений. Фелис начала тереться о щиколотку прежде, чем она повернула головку замка. – Кисуля, это я пришла, – сказала, беря кошку на руки. Поцеловала кошачий нос, положила ее на плечо. Пока шла в спальню, гладила свою кисулю. Подмигивал красный глаз автоответчика... Если вывел ее сейчас на экраны, определенно видит. Спихнув Фелис на кровать, пошла к письменному столу. Что на индикаторе? Был один звонок. Она нажала кнопку перемотки, моля Бога, чтобы это оказалась не Сара. Ляпнет, чего не нужно – будет дело! Женский голос... Диспетчер от "Блумингдейла". Дирекция магазина приносит свои извинения – кофейный столик будет доставлен только через две недели... Она включила приемник, подошла к окну. Парк уже совсем бурый. А небо просто свинцовое. Фелис, конечно же, тут, как тут! Трется о колени... Почесала кошачью голову за ушком. Пожалуйста, вам!.. Хоть не включай последние известия. Перестрелка в метро... Подходя к встроенному шкафу, на ходу расстегивала клетчатую ковбойку. Двери-аккордеоны, привет!.. Выбрала бледно-голубое шерстяное платье. Хоть в пир, хоть в мир, хоть в добрые люди... В смысле – для Энн Тайлер хорошо, а для полиции – и вовсе в аккурат. Разложив платье на кровати, прогнала Фелис. Колготки – в ящике, слипы – на полке. Так! Еще бы лифчик отыскался... Вот он! Полагается принять душ... Заметит или нет? Странно, конечно, если она на этот раз обойдется без душа... Вечно полощется под душем. Поди узнай, вывел он ее на экраны, или нет... Может, проверяет соответствие кассет футлярам, в которых те находятся? Вряд ли... Не будет же он вынимать кассеты из футляров. А если да? Ну тогда, когда она будет спускаться вниз, возьмет и остановит лифт на тринадцатом... Она разделась. Хм-м! В восточной Пенсильвании снежный покров от десяти, до двадцати сантиметров. Диктор обещает снежные заносы... Перебьемся!.. Выключила приемник. Пошла в ванну. Натянула на голову пластиковую шапочку. Фелис яростно скребла в ящике подстилки. Она, прислонившись к двери душевой кабины, повернула краны на смесителе в стиле "Арт деко". Ничего себе, элегантный... убивец... Интересно, в какой квартире он откручивал? В 13А, в 13Б? На пленке блестел прямо как сейчас. В полиции разберутся... Микроскопические частицы, малюсенькие такие, наверняка остались. Подставила руку под струю. Холодрыга!.. Сделала погорячей... Встала в черный стеклянный поддон, прикрыла дверь. Мылась в темпе. Несказанно повезло, что докопалась... Пита любила, любит, ненавидит, жалеет! – этот ее Пит нанес страшенный удар Ширу и утопил того вот на таком же полу... Сколько же это он времени возился, чтобы все подогнать под версию несчастного случая, убрать следы? Между прочим, это все на кассете... И все это происходило в ночь, накануне ее восхитительной прогулки в парке... Тогда она наткнулась на Сэма, и они потом кружили вокруг озера. Вот уж он совершенно будет потрясен, когда все узнает! А что это там, за запотевшей дверью? Словно тень мелькнула? Она провела ладонью по стеклу... В ванне – никого. Богатое у нее, однако, воображение... Постояла под бьющей струей. Успокаивает все-таки хороший душ. Собирается, стало быть, она на свидание с Норманом и Энн Тайлер. Ну и с Джун, конечно... Открыв дверь, сняла с крючка полотенце. Вытерлась, сняла шапочку, повесила ее на смеситель и вышла из кабины. У ее коврика, слава Богу, ничего не лежит... Стоя перед умывальником и глядя в зеркало – светильник у нее за спиной, на него смотреть она никак не может – вытерлась досуха. Сразу пошла в спальню, села на кровать и стала одевать колготки. Встала, провела ладонями от щиколотки до бедра, подтянула на талии. Надела лифчик, поправила грудь. Подошла к окну, поправила бретельку. Стояла, смотрела на серое небо, поправляя лифчик. Снег, стало быть, нагрянет днями. Ну что ж, это хорошо. Озеро нахмурилось. Бр-р! Ветер, должно быть. А бегуны все трусят... по дорожке со стрелами. Нужно задернуть шторы... Ситцевые полотнища, белые с зеленым, заскользили по краю подоконника, правда, одно зацепилось – что там? ах, да, телескоп! – и встретились. Она пошла в ванну и наложила на лицо грим. Немножко совсем, самую малость... Может, нужно было сказать, что идет к Рокси помогать расставлять мебель... Подумала, какой кошмар ожидает впереди – суд, ненасытное, прожорливое племя, масс-медиа. Ведь и ее куснут. Обязательно!.. Старуха связалась с младенцем – подумать только!.. Лицемеры... Начнут сочувствие выдавать... И мужчины, и уж, конечно, женщины. А за ее спиной улыбочки, ухмылки... Поговорить бы с Рокси, взять и сказать: Рокси, дорогая моя, у меня проблема из проблем: Пит – убийца. Услышала вопли сирен. Откуда-то с Мэдисон – все громче и громче. Прямо-таки какофония какая-то, визг, кваканье, рычание моторов... Пошла в гостиную, на ходу проводя щеткой по волосам. Подошла к окну. Стояла близко к подоконнику, ухватившись рукой за середину фрамужной бронзовой окантовки, прислонившись лбом к оконному стеклу. Внизу – красные сигнальные огни, пожарные машины перед отелем "Уэльс". Суетятся крошечные фигурки... Она пристально разглядывала фасад отеля, крышу – ни дыма, ни огня. Ложная тревога, скорее всего, кстати, отвлечет его внимание. Задернула шторы. Белые, из шелка половинки мягко скользнули по краю подоконника и сомкнулись. Отошла от окна, прошлась по своей гостиной, зашла на кухню. Кап-кап! Кап-кап!.. Подвернула кран. Пошла в ванну. Поправляя перед зеркалом прическу, подумала: события в этом доме – чем не сюжет для книги?.. А то все: "Кризис жанра! Кризис жанра!" Теперь "Диадема" может всех за пояс заткнуть... Она – хочет этого, не хочет – главное действующее лицо фантасмагорической композиции. А одно из имен, что у всех на слуху, хорошо бы соблазнить сюжетом... Н-да!.. Но, как у каждого предмета, или события, здесь есть свои плюсы... Вернулась в спальню. Взяла в руки нижнюю юбку. Зазвонил телефон. Взяла трубку второго аппарата, что на тумбочке у кровати. – Алло, – сказала она, собираясь особо с Сарой не рассусоливать. – Давно не виделись, – протянул он. Она сказала: – Не говори! Что-то там на Мэдисон? – Ложная тревога... – Как ты? – Кэй... ты никуда не пойдешь... никому не будешь звонить... Поняла? Стояла, вцепившись в телефонную трубку. Сказала: – Ничего не поняла. О чем ты? – Ах, киса, прошу тебя!.. Ведь знаешь... Кассеты, киса. Ну-ка, послушай... Она помолчала, прижимая трубку к уху. Услышала, как Фелис мурлыкает... Она обвела взглядом комнату. Шторы... дверь... Не видела Фелис с тех пор, как... Ну да! Перед тем, как принять душ... Задержала дыхание. Поворачиваясь, опустилась на край кровати. – Пит, не трогай ее, – сказала она. – Лежит на коленях, а я почесываю за ушком скальпелем. Знаешь, что это? Штуковина такая, острая на конце, как бритва. Наклейки удобно снимать. Оранжевое ушко... раз... и нет его! Два, и белого ушка тоже как не бывало... – Пит, умоля-я-я-ю... – протянула она. – Ну что ты, что ты! Успокойся... Будешь делать то, что скажу – не трону ее. Мне требуется время, чтобы все обмозговать. – Хорошо, – сказала она. – Понимаю. Времени в твоем распоряжении сколько угодно. Она обернулась, посмотрела на люстру. – Только не делай ей больно, – сказала. – Ты же любишь ее! Я знаю. Смотрела на хромированный зрачок светильника, в котором отражалась она сама – странное отражение: кровать падает с потолка, она каким-то чудом сидит на ней, вниз головой, с белой трубкой в руках. – Если ты попытаешься наябедничать на меня, обещаю – ей будет очень больно. – У тебя масса времени. Думай сколько хочешь, – сказала она люстре. – В полицию собралась... Задержись я на пять минут, сирены выли бы сейчас по иному поводу, так я понимаю. – Нет! Я, правда, не знаю, что делать, – сказала она. – Хотелось просто пойти побродить, прийти в себя, подумать, зная, что на улице никто не будет подсматривать за мной. – Нехорошо, Кэй! Я же не наивняк... В полицию собралась с кассетами... Иначе для чего бы цапать их. – Я хотела там, у тебя их спрятать, – сказала она. – Не знала, что делать, правда. Хотела поговорить с тобой, услышать от тебя, почему ты сделал то, что сделал, попытаться понять... но испугалась. Подумала, что те кассеты обеспечат мне какую-то безопасность, поэтому и взяла их. – Будешь делать, что скажу, иначе Фелис несдобровать. Я знаю, какие кассеты ты ставила и что именно тебя интересовало. Ты их не перемотала. Вот так! Сама понимаешь, я настроен решительно. Все ясно? – Да, – ответила она люстре. – Сделаю, как скажешь. – Требуется время подумать. Оденься и садись работать, если хочешь. Но на кровать. Так я тебя лучше вижу. Будет звонить телефон, трубку не бери. Подключи автоответчик. Разговаривать будешь только со мной. Уяснила? – Да, – сказала она. – Как там с автоответчиком? Слышно, кто звонит, в смысле – чей голос? – Да, – сказала она. – Позже поговорим еще. Мне это потребуется. Надень джинсы или что там у тебя. – А ты на самом деле попал в аварию? – спросила она. – Нет, конечно. Озарение снизошло, понимаешь ли... Подумал, шустрая ты очень. А знаешь, куда ехал? Хоппера хотел тебе купить... Ну и как? – Не сердись на меня, – сказала она люстре. – Это почему же? Ты же вторглась в мою личную жизнь, разве нет? Прыжки и гримасы жизни, не правда ли? Теперь мы с тобой на равных, более или менее. Давай одевайся. И помни – до телефона не дотрагиваться, пока не услышишь, что звоню я. С кровати без моего разрешения не вставай. Одним словом, не делай волну и не раскачивай лодку. Я с тебя глаз не свожу. ...На равных... Более или менее... С той лишь разницей, что на его счету несколько убийств. И Фелис, и скальпель... Если не врет опять, кончено. Да нет! Вряд ли... Взять и так с Широм расправиться!.. Кошка какая-то... сущий пустяк... Она вздрогнула. Подумает, его боится... Впрочем, может же содрогнуться, читая рукопись? Тоже страсти... Конечно, может. Самое главное – спокойствие, нужно взять себя в руки. Сказал же, хочет позже поговорить. Авось обдумает все... Может, ситуация и разрешится мирным путем – Фелис уцелеет, она сама, и ему никакого вреда. Не может он и ее убить... Еще один несчастный случай? Еще одно самоубийство? Слишком мало времени прошло после гибели Шира... Не отважится. И потом – даже если убьет... Он – ее любовник. Подозревать в первую очередь будут его, и вот тут-то и раскроется, кто владелец дома. Придут к нему, в 13Б, а там – экраны, мониторы... И начнется!.. Убийства, наверняка, раскроются. Разве он этого не понимает? Ну, допустим, наймет какого-нибудь суперадвоката, суперзащитника, ну, признают его невменяемым... Черт возьми! А если он невменяемый, то тогда и думать не думает, что будет, если убьет ее... Та-а-к! Если она сейчас возьмет и выбежит из квартиры... Перехватит. Хоть в лифте, хоть на лестнице... Ну, а если позвонить в полицию, или, скажем, стулом в окно запустить?.. Примчится в тот же миг. Ключ у него есть. Фелис мурлычет на его коленях... Ну что ты будешь делать!.. Пожалуй, вот что... следует четко соответствовать его замыслу, подыграть, быть изощреннее, что ли... Как это там, в готических романах? Он смотрел на экран. Читает... Ах, ах! Артистка... Наверняка примется уговаривать отправиться вдвоем, – может, еще и под ручку? – в девятнадцатый полицейский участок. Иди, мол, чистосердечно признавайся, что не в себе, что помешанный... И чего ей-то надо, куда вяжется? Ну было у них что-то. И что с того? Было, и нет ничего. Раздухарилась... Думает, небось, что он сидит и голову ломает, что ему делать. Как же! Решил сразу же. Не оставила его "киса" ему никакого выбора... Так! Ну, и как поступить в этом случае? Самоубийство отпадает, несчастный случай тоже: Роки не ко времени подверстался... Убьет он ее, допустим... Полиция начнет раскручивать убийство, и он – пожалуйста, вам! – подозреваемый N 1. Всегда трясут в первую очередь друга сердечного или муженька. "Папуля, как там тебе, на том свете? По делу муженька трясут, а?" Н-да!.. Докопаются, непременно. И вот уж, тогда... Минуточку! А если... ...полиция споткнется... если кто-то другой убил... Кто бы это мог быть? Что там слева? Ну-ка!.. Он нажал верхнюю кнопку ЗБ – вывел изображение на "1". Фелис выгнулась, начала шипеть. Отпустил ее. Спрыгнув на пол, та пошла по комнате. Шла и принюхивалась. Скальпель положил на консоль, взял горсть пата. Откинувшись, жевал конфетки, не отводя взгляда с экранов. Сэм – на "1", она – на "2". И минуты не прошло, как появился вариант. В общих чертах, конечно. Предстояло отработать детали. Возникли две проблемы. Первая – можно ли вечером оставить ее без присмотра минут на пятнадцать, когда Сэм уйдет в театр? Театрал!.. Куда там... Вторая – каким образом усыпить ее бдительность, чтоб успокоилась, не рыпалась, оставаясь под контролем до следующего вечера, когда все будет кончено? Решит эти вопросы – тогда спасен. И главное, чтобы все было чисто отработано. Убьет двух зайцев одним ударом... Сидел и глаз не спускал с обоих. Сэм на "1" – шпарит на своей портативке. Кэй – на "2" – переворачивает страницы. |
||
|