"Веление сердец" - читать интересную книгу автора (Торн Лаура)

Глава 11

Кассиан пробудился ото сна, похожего на смерть. Во сне он брел по длинному туннелю, в конце которого показался яркий, но очень приятный свет. Его ноги сами собой несли его к этому свету. Легко, как будто не было ни горя, ни забот, веселый и довольный всем миром, несказанно счастливый, он направлялся к этому свету. Ему надо было сделать еще несколько шагов, и он бы добрался до него, но он проснулся. С трудом он открыл глаза и осмотрелся. Он лежал на грязном, дурно пахнувшем, соломенном тюфяке в большой комнате с несколькими маленькими оконцами. Все здесь очень дурно пахло. Запах гнили, крови, мочи, отбросов так сильно ударил ему в нос, что он чуть было не задохнулся.

Перед ним, рядом с ним, сзади него лежало множество людей. Одни на соломенных тюфяках, как он, другие прямо на голом глиняном полу. Многие из них стонали, кашляли, вздыхали и хрипели. Некоторые плакали, другие громко молились.

Тут и там по рядам больных пробегал монах – давал пить, вытирал лоб лежавшим в лихорадке людям.

Кассиан увидел двух мужчин в монашеских капюшонах и с масками на лицах, которые вошли в этот зал, наполненный страданиями. Они подошли к мужчине, который неподвижно лежал на полу. Один из монахов подхватил его за руки, второй за ноги. Мужчина был мертв. Монахи вынесли его из зала, тут же вернулись назад, подошли к другому трупу и вынесли его также.

Когда они в третий раз проходили мимо него, Кассиан схватил одного из них за рясу и спросил хрипло:

– Где я?

Монах устало улыбнулся, присел рядом с ним на корточки и положил руку ему на лоб.

– Вы в Лондонском госпитале для бедных, если вы хотите знать точнее, то в Сохо.

– Как я попал сюда?

Монах пожал плечами.

– Не имею ни малейшего понятия. К нам каждую минуту поступают новые больные. Одних работники госпиталя находят на улице, другие из последних сил добираются сюда сами.

Кассиан кивнул, в то время как его взгляд блуждал по рядам смертельно больных людей.

– Настоящая беда, – продолжил монах. – Больные чумой мрут как мухи, могильщики уже давно не справляются со своей работой.

Кассиан испугался.

– Я болен чумой?

Монах внимательно посмотрел на него, приподнял его грязную рубашку и осмотрел его грудь, а затем руки.

– Нет, я не могу распознать на вас признаков чумы. Вас сюда могла привести любая другая болезнь, но только не чума. – Он задумчиво посмотрел на молодого человека, затем наклонился к нему и прошептал: – Я советую вам исчезнуть отсюда, как только вы будете в состоянии ходить, вы молоды и сильны, слишком молоды, чтобы умереть. Уходите, пока вы не заразились от других.

– Как долго я здесь? – спросил Кассиан.

– Я точно не знаю, неделю, десять дней, может быть, чуть больше, может быть, чуть меньше.

– Кто-нибудь спрашивал обо мне? Может быть, молодая женщина?

Монах покачал головой.

– Нет, ни к кому из лежащих здесь никто не приходит. Никто не спрашивал ни об одном больном.

– Вы уверены? Моя жена должна была сюда прийти. Ее зовут Катрин, и она удивительно красива.

– Многие бежали из города, может быть, ваша жена также или… – монах не закончил фразу, но Кассиан его понял.

– Или она умерла от чумы, – прошептал он с ужасом. Монах кивнул и легко похлопал Кассиана по плечу.

– Идите и найдите ее, но будьте осторожны, город буквально кишит зараженными чумой. Вам лучше было бы отправиться в деревню, может, найдется какая-нибудь добрая душа, которая пустит вас переночевать у себя на сеновале.

– Спасибо, спасибо за все, – сказал Кассиан, но монах только отмахнулся.

– Под матрацем вы найдете свои личные вещи, если только такие у вас были. – С этими словами он встал и снова присоединился к своему коллеге, который занимался тем, что отделял живых от мертвых.

Большим усилием Кассиан заставил себя приподняться. Он похудел, брюки свисали у него с бедер. Он подобрал валявшийся в одном из углов поводок для теленка и обвязал его вокруг себя, как пояс. Затем он приподнял соломенный тюфяк, заглянул под него и обнаружил письмо, которое было адресовано ему.

Он сунул письмо в карман и, даже не бросив последнего взгляда на страдающих, покинул это страшное место.

Перед дверью он глубоко выдохнул, но запах болезни и смерти еще держался в его одежде, не пощадив даже его волосы.

Кассиан на ватных ногах подошел к стоявшему поблизости колодцу, зачерпнул рукой немного воды и выпил, потом подождал, пока поверхность воды снова станет гладкой и ясной, как зеркало, и посмотрел на себя. То, что он увидел, испугало его. Под глазами залегли глубокие тени, волосы, отросшие ниже плеч, свисали сальными прядями, щеки впали, губы казались тонкой линией, всклокоченная борода торчала клоками – и все это вместе придавало ему облик самого убогого из всех нищих.

– Ну и докатился же ты, лорд Кассиан Арден, – сказал он себе с глубокой горечью.

Когда его руки высохли, он вытащил письмо из кармана, сел на край колодца и сломал печать, в которой он с первого взгляда узнал печать сэра Болдуина Гумберта.

– Что этот сукин сын хочет мне сообщить? – пробормотал Кассиан и развернул листок. Он чуть не оцепенел, узнав почерк Катрин, и все его существо обратилось в лед, когда ее слова достигли его сознания.

«Моя любовь к тебе погасла, как свеча на ветру, было ошибкой с моей стороны поехать с тобой в Лондон… бросив глубоко уважаемого и от всего сердца любимого сэра Болдуина Гумберта. Я возвращаюсь с ним домой. Рядом с ним я буду жить как честная уважаемая женщина.

Великодушие сэра Болдуина не знает границ…»

Он перечитал несколько раз, как будто не мог поверить ни своим глазам, ни своему разуму, но слова оставались теми же самыми. Черным по белому стояли они на бумаге.

Какое-то время Кассиан оставался без движения и смотрел на буквы, как будто мог распознать в них какой-то обман или получить ответ на вопросы, которые, подобно надоедливым мухам, жужжали у него в голове.

– Катрин, – прошептал он, и отчаяние, темное, как ночь, охватило его. – Катрин, что случилось? Что произошло с тобой?

Позже он не мог сказать, сколько часов он бесцельно бродил по пустынным переулкам, невидящим взглядом скользя по белым крестам на каждом втором доме. Наконец он остановился перед маленьким домиком, в котором еще так недавно обитало его счастье. Стало ли ему легче, когда он увидел, что этот дом пощадила чума?

Да, да, да, от всего сердца да. Какой бы демон ни вошел в Катрин, самое главное, что она осталась жива. Отсутствие креста на двери вселило в него надежду.

Он постучал, затем нажал на дверь и вошел. Сначала темнота ослепила его, затем он разглядел толстую хозяйку с тяжелыми обвисшими грудями, ковылявшую навстречу ему. Женщина, казалось, состарилась на несколько лет с тех пор, как он ее не видел, хотя прошло не больше шести недель.

– Вы пришли, чтобы заплатить за квартиру? – спросила она, но голос ее не звучал злобно.

– Где моя жена? Вы ее видели? – спросил Кассиан, сделав вид, что не слышал ее вопроса.

– Гм, – старуха вытерла нос рукой. – Ее здесь больше нет. Она уехала отсюда в великолепном экипаже, с ней был мужчина. Я сразу заметила, что эта женщина не для вас. Она слишком утонченная особа для жизни здесь. Вам надо радоваться, что вы от нее отделались, и с оплатой за комнату вы можете не торопиться: наверняка, скоро ваши дела улучшатся.

Она почесала подбородок и внимательно осмотрела Кассиана сверху донизу, затем, казалось, приняла решение.

– Гм, – повторила она. – Вы исхудали, но только подождите, пока чума покинет город, потом мужчины с вашей статью и вашего возраста будут нарасхват, ваше счастье не замедлит, если вы удачно пристроитесь. Гм, гм, приходите сегодня к нам на ужин, вы приглашены, мои дочери, наверняка, будут рады. Они всегда о вас хорошо говорили, и они привыкли к тяжелой работе.

Кассиан с легким отвращением вспомнил об обеих дочерях старухи. У одной женщины двадцати с небольшим не было во рту ни одного зуба, зато фигурой она напоминала военный корабль, другая, несколько моложе, была худая, как палка, и ее искривленные губы никогда не посещала улыбка.

– Сейчас мне нужно пойти наверх, – неопределенно ответил Кассиан. – Я должен срочно вымыться и постирать себе одежду, позже мы еще увидимся.

– Я пошлю к вам одну из моих дочерей с ведром горячей воды.

– Спасибо, – пробормотал Кассиан, затем прошмыгнул по узкой деревянной лестнице на второй этаж.

Перед дверью комнаты он мгновение помедлил, затем решительно ее распахнул, а войдя, он прислонился к стене, закрыл глаза и полностью предался своему горю.

В комнате еще витал запах Катрин. Ему казалось, что здесь еще находится ее дух. Он медленно открыл глаза и обвел взглядом комнату. На шатком столе все еще стояли цветы в кувшине, головки их повисли, и лепесточки облетели. На постели все еще можно было увидеть вмятину от его тела. Кусочек сала, облепленного мухами, лежал на крошечной тарелочке.

«Цветы поставила Катрин, – подумал Кассиан, – от сала она отрезала небольшой кусочек и дала его мне с куском хлеба. Она взбила подушку, и вот там еще стоят остатки ее бальзама из календулы».

Все в этой крошечной комнате напоминало о былом присутствии Катрин. Его сердце болезненно сжалось. Он боролся со слезами, затем с силой оторвался от стены так, что даже зашатался, рванул дверь, выскочил из комнаты и побежал вниз по лестнице, не глядя на дочь хозяйки, которая, задыхаясь, с ведром шла по коридору.

Он бежал по переулкам так, как будто за ним гнались все чудовища ада, но бежал он не от них, а от воспоминаний о счастливых, полных надежды часах и днях, которые он провел с Катрин.

Он все еще не мог поверить в то, что она ушла с его заклятым врагом сэром Болдуином, но постепенно он начал ее понимать. Какую жизнь он мог ей предложить: тяжелую работу, мало еды, никаких платьев, никаких удовольствий и вдобавок еще чума в городе. Разве это было непонятно, что Катрин использовала первую попавшуюся возможность, чтобы избавиться от такой нужды.

Нет, все-таки он не мог понять, ведь они принадлежали друг другу, они не могли существовать друг без друга. Она предала все, что было для нее раньше так важно. Любовь должна быть сильнее смерти, должна быть самой главной и важной на свете, самой жизнью. Катрин хорошо понимала значение этих слов, но она пренебрегла любовью, пренебрегла им.

– Если бы только ты дала нам еще один шанс, – прошептал Кассиан как бы для себя самого. – Вероятно, мне бы удалось, нет, нам вместе удалось бы вести свою собственную, пусть скромную, но честную жизнь, но у тебя не хватило сил, терпения, веры, ты бросила меня, Катрин Журдан, в минуту, когда ты была мне нужнее всего. Ты бросила меня, когда мне было чрезвычайно плохо, ты предала меня и мои чувства к тебе. Я презираю тебя, но я все еще тебя люблю. Я должен убить любовь в моем сердце, даже если мне это будет стоить жизни.

Кассиан произнес эту длинную речь для самого себя, но когда он наконец выговорил все слова, которые разрывали его изнутри, он почувствовал себя лучше, по крайней мере, немножко лучше, но разочарование и отчаяние, ощущение покинутости глубоко проникли в его сердце. Он стоял в одном из переулков, посреди большого города, у него не было ни одного пенни в кармане, он был грязным, голодным и замерзшим, и он не знал, куда ему сейчас идти. Внезапно он спросил себя: стоит ли ему вообще жить, передвигать ногами, стоит ли ему дышать, его жизнь подошла к концу, жизнь без Катрин не была больше жизнью.

– Лучше бы я умер, – пробормотал он сам себе. – Зачем только меня пощадила чума.

Он упал от истощения и безнадежности на колени, сложил руки перед грудью, устремил взгляд в небо и спросил так громко, как он только мог:

– Господи, Господи, зачем ты меня покинул, зачем ты позволяешь умирать счастливым людям, которые привязаны к жизни, а меня ты, проклиная, заставляешь жить дальше, хотя для меня больше не остается никакого смысла жить на земле?

Он, должно быть, кричал, потому что внезапно открылось окно одной из хижин и оттуда выглянула женщина.

– Идите в церковь, если вы хотите помолиться, – крикнула она. – Здесь, в доме, спят больные.

Затем она со стуком захлопнула ставни, и Кассиан удивленно огляделся, как будто только что пробудился от глубокого сна.

Он оглядел переулок, и действительно в самом конце его находилась крошечная церквушка. Устало он поднялся и пошел к ней.

К мессе собралось только несколько человек. Большинство из них были одеты в черные траурные одежды и даже в божьем доме не снимали со рта и носов повязок, наполненных корнями, чтобы не заразиться чумой. Священник, толстый мужчина с красным носом и глубоко посаженными маленькими глазками, проповедовал громовым голосом об испорченности и греховности людей.

– Бог послал чуму как наказание – закричал он и так сильно стукнул по кафедре, что та угрожающе зашаталась. – Покайтесь, вы, грешники, осознайте свои грехи и покайтесь. – Он указал вытянутой рукой на ящик для подаяний у выхода из церкви. – Там, в этом ящике, вы можете погасить свои долги, подходите туда и жертвуйте, потому что каждый из вас не без греха.

Кассиан сидел в последнем ряду, слушал священника вполуха и смотрел на других верующих, собравшихся здесь. Он видел старых женщин, которые были уже слишком слабы, чтобы совершать крупные грехи, видел матерей с маленькими детьми, которые, по всей вероятности, не имели для грехов времени, и он видел больных, которым бы страстно хотелось загладить свои грехи еще при жизни, но у них не могло быть денег для ящика с подаяниями, и он видел священника, прижавшего свой толстый живот к кафедре и чей красный нос свидетельствовал о пристрастии к вину.

«Изолгавшаяся банда, – подумал Кассиан, – где вы бываете, когда вы нужны, Бог есть Бог живых, а не мертвых, почему он оставил меня?»

В тот же миг с одной из передних скамей поднялся мужчина. Высокий, худой, он выглядел почти аскетом. На нем была простая, но ладно скроенная одежда. Он возвышался над другими посетителями мессы. Он протянул руку, и мгновенно наступила тишина. Священник забыл, о чем говорил, все взгляды устремились на незнакомца.

– Одно слово, священник, – крикнул он, и его голос прозвучал как удар грома посреди высоких церковных сводов. – Ты призываешь к раскаянию, ты требуешь при помощи звонких монет превратить вину в невиновность, а я спрашиваю тебя: ты не стыдишься ежегодно принимать триста фунтов за то, что ты проповедуешь слово Божие? Ты не стыдишься вытаскивать у самых бедных последний пенни из кармана? Ведь Божью любовь и божье прощение невозможно купить даже за все золото этого мира. Ты же, священник, должен спросить себя – действительно ли ты заработал триста фунтов?

Тихий ропот прекратился, некоторые из присутствующих одобрительно кивнули, одна женщина даже захлопала.

Было неслыханно обращаться к священнику на «ты», только квакеры позволяли себе это. Посетители тихо переговаривались:

– Это Джордж Фокс, он один из квакеров, они не признают церковной власти, каждый верующий, говорят они, может проповедовать слово Божие. Они обращаются на «ты» к каждому, даже к королю. Конечно же, говорящий – это Джордж Фокс.

В их словах сквозило удивление.

– Он говорит правду, – слышался шепот. – Действительно, пришло время, чтобы кто-нибудь указал священникам на их лицемерие.

– Тише, – выдохнул толстый священник. Его лицо во время речи аскета покраснело, на лбу у него от гнева вздулась жила в палец толщиной. – Тише, – крикнул он еще раз и взмахнул руками.

Постепенно воцарилась тишина.

Священник наклонился над кафедрой, угрожающе сверкнул маленькими поросячьими глазками на незнакомца и с высокомерным презрением сказал:

– Ну, если вы лучше понимаете слово Божие, выходите сюда и служите мессу вместо меня, вы получите за это целый фунт. – Рука священника исчезла в складках его одеяния, когда она снова показалась, он держал монету. Он высоко поднял ее, чтобы каждый мог ее видеть, затем бросил с кафедры вниз незнакомцу под ноги. – Вот вам деньги, возьмите их и выходите проповедовать на мое место.

Аскет не позволил сбить себя с толку и прошел, не проронив ни звука, мимо монеты, лежавшей у его ног. Он даже не взглянул на нее.

– Я пришел сюда не для того, чтобы поддержать твой храм с идолами. Ты не можешь опираться на меня, священник. Это место не святее любого другого. Божий свет горит в человеке, или же он потушен. В тебе, священник, я не вижу горящего света. – Затем он обратился к людям и сказал: – Если вы хотите знать, что я собираюсь вам сказать, если вы хотите знать, где живут Божий дух и его свет, то я покажу вам дорогу, идя по которой, вы сможете узнать это, но я хочу говорить с вами не здесь, в храме, а снаружи, перед церковью.

После этих слов он спокойно, с высоко поднятой головой, прошел по проходу между скамьями к дверям церкви.

Когда священник увидел, что первые люди намереваются последовать за ним, он в поисках помощи взглянул на церковных служек, затем торопливо и без внутреннего убеждения произнес благословение и заторопился так быстро, как только могло двигаться его грузное тело, спустился с кафедры, потом бросился на своих толстых ногах к месту, где недавно стоял аскет, опустился на колени и со счастливым лицом поднял свою монету.

Тем временем остальные посетители поднялись со своих мест, заполнили проходы и двинулись на улицу. Кассиан также встал, чтобы послушать, о чем будет говорить незнакомец, которому он поверил с первого взгляда.

Внезапно кто-то потянул его за рукав. Он обернулся и увидел старуху, которая сгорбилась от возраста и от тяжелой жизни.

– Я вас знаю? – спросил Кассиан с удивлением. Старуха кивнула.

– О да, я Меган, знахарка. Одна женщина звала меня к вам, когда вы страдали от гангрены. Я только хотела узнать, как идут ваши дела.

Кассиан вздохнул. Они тем временем дошли до церковной двери и вышли наружу.

– Я был в госпитале для бедных. Я покинул его только сегодня и нахожусь в поисках ночлега.

Он взглянул на Меган, и откуда-то из глубин его сознания вынырнула тень воспоминания. Воспоминание было болезненным, потому что оно было связано с Катрин.

– Катрин – моя жена. Вы ее тоже знаете, не правда ли?

Меган кивнула.

– Да, она храбрая девушка.

Кассиан горько рассмеялся и внезапно выплеснул все, что нагорело у него за последние часы.

– Она меня бросила, и знаете почему? Моя любовь значила для нее меньше, чем удобная жизнь. Да, она меня бросила и перебежала к моему злейшему врагу. Прекрасный дом, вдоволь еды, достаточно слуг, модные платья и мягкие атласные подушки оказались для нее более ценными, чем я. Она бросила меня тогда, когда мне было хуже всего. Она бросила меня одного, предала меня, предала мою любовь. О, как я в ней ошибся. Она была моей жизнью, моим светом, воздухом для дыхания. А я? Чем был я для нее? Ничем, даже меньше, чем ничем. Куском дерьма, который бросают в беде. О, как я ее презираю. Как я ее ненавижу. Как она мне противна. Если я ее увижу хотя бы один-единственный раз, я плюну ей под ноги.

Кассиан задыхался. Речь его перенапрягла. Меган внимательно посмотрела ему в лицо и дотронулась до его руки.

– Вы действительно верите в то, что говорите? Она своими собственными руками ночью рылась в могилах и искала могильных червей, чтобы спасти вам жизнь. Не так много людей смогут заставить себя преодолеть свой страх перед смертью. Она дрожала всем телом, ее мутило, ее трясло от страха и отвращения, и тем не менее она не сдавалась. Она снова и снова своими пальцами копошилась в останках людей.

Кассиан с сомнением наморщил лоб, потом возразил:

– Может быть, она и сделала это, но несколько дней спустя она меня бросила и бросила трусливо, она не сказала мне ни слова на прощание, только пара строк, набросанных на листке бумаги, очень похоже на то, как собаке бросают обглоданную кость. Меня отправили в госпиталь для бедных. Каждый знает, что живыми оттуда практически никто не выходит, даже если туда отправить здорового.

Меган снова внимательно посмотрела на него.

– Я понимаю вашу ярость, – сказала она наконец. – Только обдумайте всю ситуацию еще раз, может быть, дела обстоят совсем не так, как они представляются вам в данный момент. Вы устали, голодны, и вы еще не выздоровели.

Кассиан упрямо покачал головой.

– Она ушла с моим злейшим врагом. Я мог бы понять все: что она ушла в монастырь или вернулась в свою семью, что она последовала за честным человеком или из страха перед чумой покинула город и отправилась к родственникам – что бы она ни сделала, я бы мог понять это. Но сэр Болдуин Гумберт – мой злейший враг, он отнял у меня все, чем я владел. То, что Катрин ушла с ним, нет, этого я не могу пережить. За это она заслуживает мое полное презрение. Она отвратительна мне.

С этими словами Кассиан повернулся и ринулся на площадь перед церковью, где уже собралась большая толпа, чтобы послушать аскета, который начал громко говорить.

Кассиан опустился на большой камень недалеко от толпы. Он до смерти устал, он опустил голову на грудь и забылся. Он даже не заметил, что некоторые люди бросали ему под ноги мелкие монеты, как будто он был нищим. Он долго сидел так, забыв обо всем на свете. Им овладело отчаяние. Охотнее всего он остался бы на этом камне навсегда. В его жизни не было больше ничего, что могло бы его порадовать. Горе и бессилие окончательно овладели им. К этому добавились слабость во всем теле, усталость, голод и жажда. Он не ел ничего с утра, кроме сухого куска хлеба, и не пил ничего, кроме маленького стакана воды. Солнце заходило, и его желудок урчал, как будто в нем поселился целый пчелиный улей.

Наконец толпа стала расходиться. Кассиана толкнули, и он чуть было не упал с камня, если бы кто-то вовремя не поддержал его за руку. Кассиан поднял глаза и увидел прямо перед собой лицо аскета.

– Ну, мой брат, – сказал аскет, глядя на него дружелюбно и заинтересованно. – Как ты попал на этот камень? Похоже, что ты пережил тяжелые времена.

– Можно сказать и так, – ответил Кассиан и, как ему показалось, коротко рассказал о том, что с ним случилось.

Аскет внимательно выслушал его, он даже присел рядом с Кассианом на камень. Наконец, когда Кассиан окончил, он вздохнул и сказал:

– Ну, не все наши пути ведут нас прямо к цели, часто мы должны идти в обход, чтобы в конечном счете добраться туда, где наше настоящее место, но целью всегда является внутренний свет Божий.

Кассиан посмотрел на него.

– Я не понимаю вас.

Аскет засмеялся и протянул ему руку.

– Говори мне «ты». Все люди равны перед Богом. Никто не заслуживает того, чтобы к нему обращались на «вы», даже король не заслуживает. – Он рассмеялся. – Меня зовут Джордж Фокс.

Кассиан также представился, затем спросил:

– Кто ты, Джордж Фокс? Бродячий проповедник?

– Да. Нет. Может быть. Кто точно знает, кем он является на самом деле? Мы ищущие. Все! Я искал Бога, всю мою жизнь я больше ничего другого не делал, часто я брал Библию и шел в мир, сидел на высоких деревьях и в безлюдных местах, пока не начиналась ночь. Часто я бродил ночью, горюя о самом себе, потому что я всегда в горе. Я был таким, как ты сейчас, Кассиан. – Он коснулся своей большой теплой рукой на одно мгновение руки молодого лорда, затем продолжил: – Но теперь Господь показал мне путь и проявил свою любовь ко мне, которая бесконечна и вечна, и она превосходит все, что имеют люди или что они могут узнать из истории или из книг. С тех пор я счастливый человек.

Кассиан задумчиво кивнул.

– Я уже несколько лет желал стать счастливым человеком или по крайней мере довольным, но несчастья навалились на меня, и я даже потерял веру, веру в любовь, я имею в виду, у меня сейчас нет ничего, кроме Бога.

– Тогда пойдем со мной, – позвал Кассиана Джордж Фокс, – или у тебя есть что-то, что тебя держит здесь?

– Нет, ничего, совсем ничего. А куда ты идешь?

– Туда и сюда. Я иду из города в город, из деревни в деревню, от пруда к пруду. Я хочу, как можно большему количеству людей проповедовать слово Божие и донести до них свидетельство любви Иисуса. Я хочу объяснить им, что лучше оставить этот пустой мир и начать искать истинный свет.

– Свет? О каком свете вы говорите?

– Святой Дух зажег в каждом из нас свет. Только от нас зависит, чтобы мы почувствовали в себе этот внутренний свет и последовали за ним. Для нас, квакеров, это главное содержание веры. Кто следует за светом, тому не нужны ни проповедники, ни священники, ни церкви. Свет поднимается над человеческим разумом и даже над Библией, потому что он разговаривает с Богом душой.

– Я видел этот свет, – сказал Кассиан и внезапно почувствовал, как сердце сильно забилось в его груди, как будто хотело выскочить из нее. Его охватило волнение. – Я видел его, – повторил он. – Только несколько дней назад, я был близок к смерти в госпитале для бедных, там во сне мне явился свет, он был в конце длинного темного туннеля.

Джордж Фокс медленно кивнул.

– Ну, теперь ты также избранный. Не горюй больше о жене, которая бросила тебя. Это была воля Божия. Его пути бывают иногда каменистыми, а теперь вставай и пойдем.

– Куда?

– О, в дом сэра Вильяма Пенна. Он один из нас, хотя и служит в армии. У него сервируют хороший обед, и у него есть перспектива на будущее. Нам не следует отклонять его предложение.