"Зерно жизни" - читать интересную книгу автора (Хван Дмитрий Иванович)

Глава 8

Наутро к Вячеславу заглянул один из его строителей, Сергей из Мурманска, главный весельчак и балагур в местной бригаде, но сегодня он, судя по его серьёзному виду, пришёл не просто так. Лицо его выражало серьёзность и настороженность, прежде чем войти, он хорошенько осмотрелся по сторонам.

— Заходи Серёга, чай будешь? Только принесли.

— А, — махнул рукой Сергей, — не до чая мне, еле утра дождался. Тут дела такие задеваются, аж страшно становится.

— Чего случилось-то, Серёжа?

— Короче, бойцы наши, что с казачками общались, затевают что-то. Они недовольны нашим сегодняшним положеньицем. Вчера солдатики уши-то свои развесили, а казаки рады стараться — давай заливать про казацкую вольницу, туземных жён да золотишко.

— И?

— Некоторые горячие головы желают с казаками уйти, вольной жизни им захотелось. Надоела рутина поселковая.

— А мужики чего?

— Мужики в норме, так ведь и в основном, взрослые все, понимают, что к чему. Новиков тоже в курсе, они с Саляевым уже общались. К Смирнову и Сазонову пойдут, потом к тебе, видимо.

— Понятно… Ладно, Серёга, спасибо что зашёл, рассказал.

— Ну так, что делать будешь теперь?

— Ясно чего, собрание нужно провести, начистоту пообщаться. Сначала с майором поговорю, конечно.

Вячеслав допил чай и, посидев в раздумьях минутку, решительно направился в стоящую рядышком избу Сазонова, чьи апартаменты находились на втором этаже. Поднявшись наверх, он обнаружил там спорящую компанию — в комнате уже находились Смирнов, Петренко, Кабаржицкий и Новиков. Все нервно дёрнулись, когда Соколов открывал дверь.

— А где Саляев? — Спросил Вячеслав.

— В казарме, конечно, не оставлять же бойцов одних! — Сразу ответил Новиков.

— Решил чего, Алексей? — Вопрос адресовался Сазонову.

— Хрен его знает, Вячеслав. Может под арест посадить зачинщиков, а казаков попросить убраться поскорей?

— Так ведь ещё ничего не было! Только наши догадки, — Кабаржицкий вставил своё и был прав, — ведь это мы тут невесть чего придумываем, а наши может просто — поболтали и всё забыли.

— Но всё равно, я предлагаю провести собрание, да и время настало, — решительно произнёс Вячеслав.

Спорить с этим никто не стал, решили сегодня днём собрать людей в казарме и расставить все точки над i. Чтобы не оставлять пустыми посты посёлка, с каждым отделением работу проводили отдельно. Сначала, поговорили с отделением Новикова, как более лояльным. Потом пришёл черед саляевского отделения, тут вопросов было больше.

В итоге, молодые, здоровые морпехи поставили несколько задач перед руководством посёлка, в целом их можно было скомпановать под вопросы общего и местного масштабов.

Самая важная тема — возвращения домой оказалась самой сложной. Соколов честно сказал, что наиболее вероятен вариант того, что им придётся остаться здесь навсегда. Хотя, вероятность чуда в принципе возможна, но он сам верит в это с трудом. Насчёт вольностей было сказано, что субординация была, есть и будет, никаких вольностей в казачьем варианте не предусматривается, да и сами казачьи вольности таковыми кажутся лишь на первый взгляд.

Впрочем, желающие могут сдать оружие и убираться на все четыре стороны — искать счастья в необременённых цивилизацией просторах Сибири. Подальше от места возможного появления прохода в аномалии. Насчёт женщин решилось проще — руководство посёлка решило сразу дать зелёный свет самой сложной мужской проблеме, которая могла в будущем наделать много бед.

По аналогии с казаками, морпехам и строителям дозволялось брать так называемых туземных жён, но с несколькими железными правилами. Не дозволялось брать больше одной женщины и только по обоюдному согласию. И без ущерба несению службы и работам на благо посёлка.

Морпехи, казалось, в целом поняли весь спектр проблем, которые встанут перед ними широкой стеной при бегстве из лагеря, пусть и с оружием, к которому, как часто бывает, кончаются боеприпасы. Итогом стало то, что парни дали понять — информация, попавшая к руководству посёлка, была не совсем верна, и что де они вовсе не желали приключений на свои неокрепшие задницы. В посёлке Смирнова, по его словам, таких проблем пока не наблюдалось. Морпехи не выказывали похожих запросов. Однако это вовсе не означало отсутствия проблемы, полковник это ясно себе представлял.

Между тем, Смирнов мягко съехал на тему выгод от подселения туземцев, пример Белореченского посёлка ему дюже понравился. Сазонов предложил ему отбить у бурятского князя второго кыштыма, столь невероятный вариант многих огорошил. Но неожиданно Смирнов полностью поддержал предложение майора, к его вящему удивлению. Причём, решил сделать это, не откладывая в долгий ящик, а на неделе, проводив отряд Бекетова до реки Уды, провести разведку в местности, где сотник хотел оставить несколько человек на зимовку.

— Поможем им со строительством, а заодно разведаем тамошнюю обстановку.

День пролетел быстро, казачки собирались в обратную дорогу, выменяв у Сазонова немного припасов на золотой песок. С Бекетовым договорились о совместной постройке Удинского зимовья на границе совместных зон влияния.

Смирнов и Сазонов решили вопрос о тех людях, что должны будут помочь в строительстве и охране зимовья, на Уду послали семь человек под началом Новикова — четыре морпеха, включая самого Василия и Петра Карпинского, радиста Коломейцева, снайпера Кима и трёх строителей с инструментом. На следующее утро караван из шести лодок отправился вниз по течению Ангары, чуть позже в Новоземельский посёлок ушла лодка со Смирновым.

Лодки по течению шли ходко, на месте были ещё до сумерек. Зимовье было задумано Бекетовым на островке недалеко от впадения Уды в Ангару, место было очень удачно выбрано — остров омывался широкими водами Уды, а лес не подступал слишком близко к берегам реки, как это было повсеместно на Ангаре. Выгрузившись, люди первым делом развели костёр — после путешествия нужно было обогреться и подсушить одежду. При этом отличился Карпинский, который навёл шороху своей зажигалкой. Он решил использовать её, увидев приготовившегося было высекать искру Афанасия.

Пётр тут же поймал укоризненный взгляд Новикова, пожал плечами и принялся рассказывать удивлённому столь быстрым розжигом огня, Афанасию, про новгородских учёных мужей и их чудесных научных изысканиях. Афанасий немедля предложил отсыпать золотишка за такое изыскание, на что Пётр, косясь на Василия, предложил подойти с этим вопросом попозже. Тот нехотя согласился.

— Афанаська! Где ты, чёрт? — Бекетов с берега кликал десятника и Хмелёв зайцем кинулся к своему начальнику. Пётр Иванович несколько минут наставлял оставляемого на зимовку Афанасия, нередко косясь на поселковых.

— Конечно, нас он всё-таки опасается, ишь как зыркает, — подумал, наблюдая за казаками, Карпинский.

Позже, Бекетов тепло простился с остающимися на зимовку людьми — и поселковыми и своими, отбывая далее по течению Ангары, или как называл реку Бекетов, Тунгуски к родному Енисейскому острогу. Уже только четыре лодки продолжали обратный путь и вскоре они пропали из виду, выйдя на Ангару. Коломейцев, тем временем, настроив рацию, уже передал сообщение Сазонову о благополучном достижении места зимовья. Семеро оставшихся казаков и рабочие, между тем, принялись разбирать инструменты и готовились рубить лапник для ночёвки.

Енисейский острог, ноябрь 7136 года (1628)

Прибывший из долгого речного похода сотник обнялся с енисейским воеводой Василием Аргамаковым и тут же потащил его на разговор в избу, дав команду казакам разгружать лодки, набитые собранным ясаком. Разговор получился долгим, сначала Василий недоверчиво щурил глаза и усмехался, но потом раскраснелся, вскочил с лавки и стал мерять ногами жарко натопленную горницу.

— А не врёшь?! Откель им взяться? Новгородцы… не может того быть! Никогда не слыхивал.

— А ну сиди тут, сейчас я покажу тебе пищаль новгородскую!

Бекетов выскочил из избы и направился к себе, чертыхаясь и ругая себя, что не взял пищаль сразу.

— На, гляди, воевода! Хорошенько гляди, — крикнул Бекетов, входя в горницу.

С некоторым трудом раскрыв молнию чехла, сотник извлёк на свет предмет вожделений многих советских любителей охоты — однозарядный, модифицированный «Иж». Бекетов передал ружьё атаману, а сам высыпал на стол горсть патронов к нему.

— Гляди, а это бой к ручнице, дробь.

Аргамаков вертел в руках диковинку, цокал языком от удовольствия.

— А продай, Пётр Иванович! Золота по весу дам!

— Сдурел, Василий! Не надобно за такую вещь золота, дай-ко пищаль сюда, а то мало ли чего.

Бекетов сцапал ружьё и стал убирать в чехол, как вдруг Аргамаков заметил медную начищенную табличку на прикладе.

— Ну-ка, погодь прятать, давай гляну, что на меди писано.

— На гляди, я читать пробовал, буквицы вроде знакомые, но не те, что при церквах учат.

Аргамаков впился глазами в табличку. С горем пополам угадали лишь несколько букв, но для казаков полное содержание этой надписи было абсолютной китайской грамотой. А на табличке красовалась незамысловатая надпись:

«Капитану Смирнову А.В от командира 103-й гвардейской Краснознамённой, ордена Кутузова II степени воздушно-десантной дивизии Рябченко И.Ф. Кабул, 1985».

В тот же вечер Бекетов с Аргамаковым писали очередное письмо в Москву, ко двору Московского государя, Михаила Романова. Письмо ушло на следующий день, вместе с караваном служилых людей и стрельцов, охранявших собранные казаками Енисейского острога шкурки.

" Великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии из Сибири из Енисейского острогу пишет тебе сын боярской Петрушка Бекетов.

Служу я, холоп твой, тебе, праведному государю, в Сибири всякие твои государевы, службы зимние и летние, конные и струговые, и нартные 16 лет, и своей службишкой и раденьем многую тебе, праведному государю, прибыль учинил.

В прошлом, государь, во 136-м году посылан был я, холоп твой, а со мною служивые немногие люди, по Верхней Тунгуске реке на Уду реку к тунгусам, что те тунгусы тебе, праведному государю, были непослушны, твоего, государева, ясаку не давали и служилых и промышленных людей побивали. Да я ж, холоп твой, послан на твою, государеву, службу для твоего, государева, ясачного збору на годовую, под братцкой порог. И я, холоп твой, на твоей, государевой, годовой службе тебе; государю, служил, ходил и с братцкого порогу по Тунгуске вверх и по Оке реке, и по Ангаре реке, и до усть Уды реки, и твой, государев, ясак з братцких княжцей и улусных людей взял вновь, и братцких людей под твою, государеву, высокую руку подвел. И по се число те братцкие люди твой, государев, ясак дают в Енисейской острог.

А преж, государь, меня в тех местех никакой руской человек не бывал. Однакож, на Ангаре реке, при впадении в неё Белой реки узрел я людей руских, числом небольшим, но боевитым и мастеровым безмерно. Побили они безо всякого своего убытку тунгусов без меры, да забрали себе улусников братцкого князишки. Сами они сказывают, что де потомки они беглых новгородцев. А государство их далеко стоит за морем на большой земле, однакож богатства в той земле нет, ясак збирать нечем и земля не родит хлеба. Так они в земельке Сибирской промышляют, а главным у них мастеровой боярин именем Вячеслав Соколов да полковник Ондрей Смирнов.

Дюже опасные сеи люди для наших промыслов, однако сами недоброго они пока не замышляют, да нам, холопам твоим, государь, помогают в бедствиях наших. А что делать с ними далее, то не ведаю, подскажи нам, холопам твоим, что затевать, Великий государь.

Петрушка Бекетов да Василько Аргамаков с Енисейского острогу.»

Белореченский посёлок, начало ноября.

Тунгус Алгурчи неожиданно исчез из Белореченского посёлка, вместе с сыном-подростком, хватились его лишь на второй день после того, как он вышел рыбачить на Ангаре. А так как он часто выходил на рыбалку вместе с сыном, то его очередному утреннему лову не придали значения. Дозорный с башни лишь отметил, что у него был в лодке был кожаный мешок, как теперь стало ясно — с припасами.

— Ну я так и крикнул ему, что мол, наживки сегодня взял побольше? А он только улыбнулся и головой закивал, — оправдывался часовой.

— Ладно, смотрим по реке и берега. С реки не уходить, внимательно, ребята. — Сазонов отправил две поисковые группы, пошарить по реке вверх и вниз по течению, заодно закинув Коломейцеву в зимовье батарею для рации. Но, несмотря на двухдневные поиски, никаких следов найдено не было, тунгусы в посёлке молчали, на вопросы отвечали однообразно — мол, не знаем, не видели. А на шестой день с зимовья пришёл сигнал, что на Ангаре морпехи заметили четыре лодки, шедшие по направлению к посёлку. Высланный наряд сержанта Саляева опознал в головной лодке пропавшего советника старого вождя Тутумэ, вместе с сыном. Теперь этот увечный тунгус вёл небольшой отряд чужих туземцев в посёлок. Саляев, прибыв на моторке в посёлок, навёл шороху — своих туземцев согнали в бараки, на башни выставили дозоры. Люди, проверив оружие, ждали прибытия лодок. Наконец, лодки подошли к причалу.

— Алгурчи! Заходи один с сыном, другие пусть сидят в лодках! — Саляев кричал с башни на правом берегу реки.

Тунгус кивнул, что-то негромко сказал своим друзьям и они вдвоём вышли в воротам, створки которых тут же оттащили, открыв проход в посёлок.

Там его ждал Вячеслав с Сазоновым, — ну, рассказывай Алгурчи, что случилось с тобой?

Тот замялся, косясь на сына, Алгурчи, хоть и понимал по-русски, разговаривать не мог совершенно. А вот его сын, напротив, говорил уже очень хорошо, лучше всех тунгусов в посёлке. Бойкий и любознательный паренёк, он был любимцем поселковых, везде совал свой курносый нос, даже помогал строителям — с удивительно гордым и важным видом подавал инструменты. А в устроенной Вячеславом импровизированной школе для поселковых тунгусов, уже даже пробовал читать и писать.

— Ну, Акира, говори ты, кого твой отец привёл? — спросил Сазонов у Окирэ, или как его звали поселковые — у Акиры, иногда добавляя и Куросава.

— Это Хатысма, брат Тутумэ, нашего старого вождя. Там он, его жёны и родня — он тоже хочет жить с вами, не давать ясак и женщин бурятам.

— Так. Алексей, ну чего нам делать? Отойдём-ка, — Вячеслав увлёк майора в сторонку.

— А чего? Нам не надо больше народу. Их уже больше нас станет — а это опасно!

— Верно думаешь. Мда, что-то быстро слишком второй кыштым нарисовался.

— Можно подумать, как их сплавить к Смирнову, — тихо добавил Алексей.

— Правильно, мы хотели второго кыштыма отбить — вот и отбили, — хмыкнул Вячеслав.

— Вячеслав, пускай Смирнов селит их около посёлка, кочевьем. Рядом с посёлком пускай службу несут — наши вон, неплохо вроде справляются. Правда, за ними глаз да глаз нужен.

— Ладно, давай с этим братом поговорим. Потом к Смирнову отправим моторку, если всё нормально будет.

Всё решилось довольно быстро — Хатысма был вовсе не прочь стать кыштымом полковника, лишь бы не платить бурятскому князьку наложенный на него суровый ясак и оказывать прочие прелести жёсткому хозяину. На вопрос Сазонова, а не заявится ли, этот князёк, Немес, сюда, чтобы потребовать назад своего вассала, Хатысма со смехом сообщил, что тот боится казаков и никогда не сможет придти и требовать что-либо.

— Казак сильный, а Немес слабый! — Веселился маленький ростом и совершенно седой Хатысма.

Сазонов с Соколовым переглянулись и одновременно пожали плечами.

— Ладно, посмотрим, как Смирнов отреагирует на предложение заиметь вассала. А Смирнов отреагировал вскоре и очень даже положительно, как и предполагал Вячеслав. Полковник предложил Хатысме защиту и покровительство, в обмен на мясо, выделанные шкуры и золото. Тот согласился, ударили по рукам. Хатысма, оставив с собой жён и взрослых сыновей, которые ставили ему чум в перелеске неподалёку от частокола Новоземельского посёлка, остальных отправил за своим кочевьем.

Посёлок Новоземельский, Байкал. Конец ноября.

В Прибайкалье ожидаемо пришла зима, ночью уже здорово морозило, покрывая лужи льдом, сковывая землю до цементной твёрдости. Зимнего обмундирования на всех не хватало, поэтому что-то носили по очереди, а где-то выручала меховая одежда тунгусов, которые регулярно приносили её в посёлок. А этим утром зима окончательно вступила в свои права — наконец выпал снег, лёгший за ночь ослепительно белым ковром. От снега и яркого солнца с непривычки слезились глаза, так что некоторых счастливых обладателей солнцезащитных очков затерроризировали желающие их поносить. Поселковые, ходившие в становище тунгусов, играли с веселящимися в снегу детьми, которые, звонко смеясь, норовили засветить этим гогочащим бородатым дядькам снежком по шапке. Даже профессор Радек присоединился к всеобщему веселью, полностью извалявшись в снегу и, лишь взмокнув от непривычки, заковылял в избу сушить одежду.

А вот по обыкновению жизнерадостная хохотушка Лена Мышкина, биолог из Уфы, в этот день чувствовала себя не вполне комфортно. С утра у неё всё валилось из рук, напала какая-то апатия, хотелось спать и никого не слышать и не видеть.

— Ленка, ну ты чего? — её подружка Катя, получив в спину очередной снежок от заверещавшего от такой удачи маленького эвенка, толкнула её в бок.

— Ой, Кать. Подташнивает меня что-то, пойду лучше полежу — протянула Лена.

— Опа-на. А не Ярославчик ли это постарался? Пойдём-ка, провожу до избы.

Там же, в избе, застали и Марину Бельскую. Она, как обычно, пригорюнившись, сидела на лавке у тёплой печи, теребя завязки на шарфе.

— Марин, а ты чего тут сидишь? Сходила бы прогуляться! — Воскликнула Катя.

— Мариша, ну ты опять? У всех такая ситуация!

В последнее время тоска Марины по оставленной в Протвино дочке и муже грозила перейти на следующий этап, опасалась Тимофеева, где недалеко и до суицидных мыслей.

— Чего я опять?! Тебе проще, у тебя детей нет, — пробубнила Марина.

— А вот у Ленки, по-моему, будут, — ответила Катя.

— Чего? Да вы что! Ну какие тут дети? Лена, ты с ума сошла, реально. Тут же ничего нет — ни памперсов, не кашки. Лес вокруг, да медведи в них.

— Мы ещё ни одного медведя не видели! — Леночка решила хоть в чём-то опровергнуть говорящую вроде правильные вещи Марину.

— Ладно ты молодая, а Петренко-то куда смотрел, взрослый мужик!

— Ну ладно, Марина, хватит уже. Абортов тут тоже не сделать, да и мерзкое это дело, ты лучше, как рожавшая, возьми-ка над Маришкой шефство. — предложила Катя.

— Да ну вас! — выронила Марина.

Ленка вспыхнула и заметно обиделась, она отошла к застеленному тряпьём топчану и легла, отвернувшись к бревенчатой стене. Катя укоризненно посмотрела на Марину, та, неожиданно показала ей язык и подошла к Ленке, присела на топчан и обняла девчонку за худенькие плечи.

Смирнов, в сопровождении сержанта Васина, эдакого местного Илюши Муромца, тоже пришёл посмотреть на веселящихся людей, встретив у ворот запыхавшегося Радека. Похлопав учёного по спине, он посоветовал быть ему осторожнее, возраст таки. На что получил ответ в стиле ''самим не хворать''. Усмехнувшись, он хотел продолжить путь, как перед ним возник Хатысма — вождь недавно пришедшего под покровительство поселковых тунгусского кочевья. С ним были двое его сыновей и сын Алгурчи — тунгуса из разгромленного белореченскими кочевья Тутумэ.

Хатысма что-то произнёс нараспев с неизменной подобострастной улыбочкой, Огирэ перевёл.

— Хатысма говорит, что он очень сильно опечален тем, что ты не пускаешь его жить за стену. Говорит, что он тоже хочет жить в доме.

— Ишь ты, какой шустрый, — прошипел сержант.

— Акира, скажи ему что он с женой пускай приходит, но без оружия, — ответил вождю Смирнов.

Огирэ перевёл, Хатысма заметно оскорбился и снова заговорил.

— Он говорит, что его надо пустить с семьёй, у него четыре сына и четыре жены, у сыновей есть жёны, а у них — дети. А без оружия орочоны не ходят.

— Ну, нет — так нет, что же делать, — Смирнов хотел было обойти тунгусов, чтобы продолжить путь, как вождь что-то ещё ласково произнёс.

Смирнов вопросительно посмотрел на Огирэ. Тот сказал что Хатысма говорит о том, что там с друзьями не поступают. Смирнов удручённо переглянулся с Васиным.

— Пойдём-ка Олег, к Петренко. Поговорить надо. Закрывайте ворота, парни! — Скомандовал полковник двум морпехам на воротах.

— Олег, возьми ребят и идите к нашим, смотри там за обстановкой. Что-то мне этот весельчак не нравится уже. А я с майором обмозгую это дело.

Смирнов уже направлялся к Петренко, когда с крыльца своей избы его окликнул Радек, уже переодетый в сухую куртку.

— Андрей Валентинович! Постойте! — Радек подошёл к полковнику.

— Андрей Валентинович, вы не замечаете, что этот туземный вождь довольно… э-э, странен?

— В смысле, Николай Валентинович?

— Лично мне он не нравится, может это и несколько нетолерантно, но он мне кажется каким-то мутным. Он ходит с таким злым выражением лица, а когда видит кого-то из солдат — то сразу напяливает свою дурацкую улыбочку!

— И что вы думаете?

— А то, что он что-то задумал!

— Хм, Николай Валентинович, буквально несколько минут назад я подумал тоже самое. Он тут в лагерь просится пожить, с семьёй. А семья у него большая.

— Вот-вот, сейчас он сюда вселится, а потом? Что будет потом?

— Так, господин профессор…

— Я предпочитаю товарищ, — ухмыльнулся Радек.

— Хорошо, товарищ профессор. Короче, мы с Петренко пообщаемся и подумаем, что делать.

— Вы меня поставите в известность, Андрей?

— Конечно, Николай, я вам сообщу наши оргвыводы, — Смирнов улыбнулся и продолжил свой путь.

Оказалось, Петренко и сам приметил маски Хатысмы, сначала он их списывал на восточный менталитет тунгуса. Потом перестал, уж больно нехороши были молнии, метаемые из-под густых бровей вождя. К тому же он довольно плотоядно засматривался на женщин экспедиции, особенно к худенькой и невысокой Мышкиной, которая так стала дорога для самого Петренко.

Поэтому он даже обрадовался разговору со Смирновым и сразу высказал свои подозрения на этот счёт. Мужики в итоге решили допросить вождя, но незаметно для его кочевья. Но сначала надо было изолировать тунгуса Алгурчи, который, собственно и привёл сюда Хатысму. Тунгуса взяли под белы рученьки ошивавшегося недалеко от частокола на полпути к чумам. Позже нашли и его парнишку, играющего с детьми в становище тунгусов. Обоих привели в избу к Смирнову. Сержант Васин своей лапищей мягко усадил побледневшего Алгурчи на лавку и встал молчаливой громадой за его плечами.

— Ну, рассказывай нам, дорогой друг Алгурчи, кого ты нам привёл?

Тот кинул тревожный взгляд на сына, который тихо перевёл ему вопрос. Алгурчи сглотнул и уставился в дощатый пол. Пауза затягивалась, Алгурчи покраснел как рак, но упорно продолжал соблюдать тишину. Внезапно Петренко треснул по лавке кулаком и заорал на тунгуса.

— Что ты теперь молчишь, засранец?! Чего вы там задумали? Хочешь, мы ещё раз вас перестреляем, как курей? Отвечай, кого привёл и чего задумали!

Алгурчи инстинктивно отбросило к брёвнам стены, Огирэ сидел, не шелохнувшись, только побледнел и закусил губу.

— Переводи, — негромко сказал Огирэ Смирнов. Тот заговорил, не глядя на отца.

Тунгус слушал сына с каменеющим лицом и, когда тот закончил, Алгурчи уронил голову на грудь и разрыдался. Петренко уже хотел было влепить ему пощёчину, но занесённую руку вовремя перехватил Смирнов.

— Не надо, Ярослав. При сыне-то, нехорошо это.

Алгурчи что-то спросил у сына, тот ответил целой тирадой, довольно импульсивно.

— Акира, пойми, мы не будем долго ждать, — Смирнов уже начал нервничать.

Огирэ кивнул, — Да, я понимаю, отец говорит, что его заставили провести кочевье Хатысмы поближе к вам, чтобы здесь Хатысма стал вашим кыштымом.

— Зачем?

— Захватить острог и отомстить за Тутумэ.

— Как он хотел захватить острог? Он что, не знает, как мы побили воинов этого Тутумэ, которые хотели убить нас, когда у нас и стен-то не было. Что они смогли? Ничего!

После короткого разговора с отцом, Огирэ продолжил.

— Он должен был войти в острог жить, а Немес…

— Кто?! Тот, о ком Бекетов говорил?

— Немес это бурятский князь, у которого Тутумэ и Хатысма были кыштымами. Вот он и должен будет напасть, когда Хатысма с сыновьями будет в остроге.

— Теперь всё ясно, — проговорил Смирнов, присел на лавку и вытер мокрый лоб, — Что-то жарковато натоплено.

— Когда он должен напасть? — Прокричал Петренко.

— Отец говорит, что сегодня ночью.

— О, чёрт!

Смирнов приказал держать пока Алгурчи в избе, не выпускать даже сына. Потихоньку собрали людей в посёлке. Петренко проинструктировал личный состав и рабочих, приказал всем проверить оружие и, вообще, проявлять всяческую бдительность. Вечером, Хатысму пригласили в посёлок, вместе с сыновьями, предоставив избу. Тунгус с невероятно гордым видом прошествовал к крыльцу, величаво держа руку на эфесе сабли.

На крыльце был устроен некий почётный караул из четвёрки морпехов, так, чтобы в избу входили по одному человеку. Смирнов и Петренко у крыльца пригласили тунгусов войти. Те стали по одному заходить и пропадать в дверном проёме. В прихожей в это время трудился Васин и отделение морпехов, входящих гостей Васин встречал ударами своих могучих кулаков, а остальные лишь быстро вязали бесчуственные тела.

Позже, сложив сыновей вождя на пол в боковой комнатке, Хатысму привели в чувство, плеснув тому холодной воды из котелка в лицо. Придя в себя и оглядевшись, тунгус сразу заверещал, бойко тараторя и вращая, ставшими вмиг безумными, глазами.

— О, клиент сразу дошёл до кондиции и орать на него не надо, — рассмеялся Петренко.

— Ага, ведите Акиру, парни, — сказал морпехам Смирнов.

— Эй, Куросава, заходи! — крикнули с крыльца.

Стараниями готового во всём сотрудничать с ''очень хорошими казаками'' вождя, выяснилось, что бурятский князь, решив провернуть ночную атаку на посёлок, вельми ошибся, доверившись ''лучшему другу казаков'' — Хатысме, который и так хотел обо всём рассказать полковнику.

— Ну хорошо, заливай дальше, — кивая, проговорил Смирнов.

Тот продолжил о том, что сегодня ночью Немес должен на лодках подойти к посёлку со стороны Байкала. А его люди в кочевье должны были по знаку запалить чумы в становище и устроить всяческий шум в кочевье, отвлекая поселковых. А он, Хатысма, должен был с сыновьями напасть на охраняющих частокол одиноких стражников, помогая этим самым атаке воинов Немеса.

— Хех, знатно задумано. Стратег, блин, нам попался, — хмыкнул Васин.

— Ещё не попался, Олег. А вот попасться он нам теперь уже должен, — заявил полковник, — во что бы то не стало! Надо выяснить, не стоит ли за ним Бекетов.

— Думаешь? — немало удивился Петренко.

— А почему бы и нет, Ярослав? — Смирнов пожал плечами, — может, Пётр Иванович решил нас пощипать и проверить, что мы стоим.

— Хм, а ведь возможно, — пробормотал Петренко.

— Короче, так или нет, но мы должны подготовиться к атаке. Как будем встречать их, на реке, на берегу или у частокола?

Решили установить секреты и на реке и у тунгусов в становище. Всех туземцев загнали в посёлок, заперев в двухэтажной граднице-казарме и избе, вместе с сыновьями вождя. На берег Байкала отправлялся сержант Зайцев с пятёркой морпехов, Петренко с семерыми бойцами занимал позиции в становище.

Смирнов оставался защищать посёлок, рабочим выдали АКСы, а заодно и проверили ещё раз боезапасы посёлка. Выходило негусто — хотя стрелкового оружия было достаточно: ещё двадцать АКС-74М лежали в ящиках в заводской смазке, плюс оставался десяток АПС и двадцать четыре цинка с патронами для АКС, получалось около двадцати шести тысяч патронов для автоматов и около шести тысяч пистолетных выстрелов.

К двум гранатомётам было тридцать выстрелов, их пока решили не трогать. На две снайперки СВД было около девяти тысяч выстрелов. Наличествовало двадцать два бронежилета и двадцать две ''Сферы''. Около ста гранат РГО и РГН. Практически аналогичным было и состояние вооружения в Белореченском посёлке, только у них не было касок и броников. Да и запасы стволов находились только у новоземельцев.

— Ну что, ребята, пришёл и наш черёд защищаться. Надеюсь, справимся не хуже наших товарищей, — полковник напутствовал солдат и рабочих у ворот перед занятием позиций.

Солнце медленно катилось к закату, морпехи заняв позиции, выжидали врага. Пока было тихо, с Байкала сигнала не поступало. По идее, байкальская шестёрка должна была, визуально встретив туземцев, передать сигнал на базу и, сопровождая нападающих, выдвигаться к посёлку, попутно постаравшись вычислить князя. Так в ожидании уже стукнуло три ночи, потом четыре, солнце уже понемногу вставало со стороны Байкала.

Продрогшие до костей морпехи уже собирались потихоньку сниматься с засад, оставляя по паре человек в секретах, чтобы отдохнуть и согреться. Смирнов уже и добро дал, как внезапно из леса донёсся странный шум, похожий на шуршание сотен ног в сухом, подмёрзшем снегу.

Тут же Зайцев с берега передал о подходе пяти лодок, в одной из которых, без сомнения, находился князь. Сержант выделил его среди остальных из-за богато расшитого халата да высокой меховой шапки. Поза и жесты также говорили о его власти над окружавшими его людьми. Лодки пристали к берегу и тунгусы, подхватив какие-то шесты, направились к возвышающемуся над обрывом частоколу. Обойдя обрыв, туземцы стали соcтавлять и связывать шесты в лестницы, Зайцеву стало ясно — вот она группа, которая должна будет объединить усилия с людьми Хатысмы в посёлке, для преодоления частокола. Зайцев радировал Смирнову о ситуации, тот приказал пока вести эту группу, держа её на прицеле. В становище Хатысмы пока было тихо, Петренко передал сообщение о полной тишине в округе. Только с позиций Смирнова продолжали улавливать шумы, идущие из леса, правда сильно мешал небольшой ветерок с Байкала, регулярно повторяющийся и создающий дополнительный шум в кронах деревьев. Тем временем, появились дополнительные звуки — явное бряцание железа и конское всхрапывание.

Внезапно Петренко сообщил о пяти-семи силуэтах, появившихся между пустых чумов.

— Снайперу работать на поражение, — жёстко приказал Смирнов.

Ствол СВД ходил из стороны в сторону, выцеливая в рассветном сумраке фигурки, враз заметавшиеся оттого, что их товарищи падали от невидимого врага.

— Меняем позицию, вперёд, — восьмёрка морпехов из засады выдвинулась на край становища, проверяя работу снайпера. Тот сработал профессионально, ''трёхсотых'' не было. Последнего, седьмого нападавшего, успели остановить на опушке редколесья за кочевьем.

— База, нападавших уничтожили, семь ''двухсотых'', ждём, — передал Петренко.

— Отлично, парни, оставайтесь пока на позиции.

— Зайцев, что у тебя?

— Норма, полковник. Чужие на месте, человек двадцать, держим.

— Работайте, князя не зацепи, он нам нужен.

Таким образом, сковав все группы нападавших, Смирнов скомандовал готовиться к отражению атаки на посёлок. С частокола неясно виднелись редко мелькающие среди деревьев тени, но общая картина состояния атакующей стороны была абсолютно неясной. Полковник подозвал бойца с гранатомётом.

— А ну, залепи по центру! — указывая пальцем направление, приказал Смирнов.

Заряд ярким светом разорвал на мгновение мглу лесной опушки и между деревьев и, благодаря этому мгновению, уже можно было ясно разглядеть приготовившиеся к атаке ряды воинов. Первый ряд составляли лучники, с зажигательными стрелами, тлеющий трут которых они до этого момента прикрывали. Теперь все стало ясно, а от количества чужих воинов у полковника глаза полезли на лоб.

— Да сколько же их здесь! Огонь! Огонь!

С частокола и башен загрохотали автоматы, вся стена посёлка окрасилась вспышками выстрелов. Всё это продолжалось минуту, может две, воздух буквально разрывался от грохота. Смешавшиеся ряды воинов Немеса давили и опрокидывали друг друга, сбивали с ног, падали в снег, закрывая руками уши. Среди княжеского войска вовсю гуляла Смерть, она заглядывала каждому воину в глаза, хватала ледяной рукой за сердце.

Набивка стёганых халатов вылезала клочьями, щедро окрашиваясь кровью. Воины, ещё минуту назад предвкушавшие грабёж взятого посёлка, сейчас уже, побросав всё, сломя голову бежали прочь от этого страшного места. В пару минут всё было кончено, а от былого сильного войска князя остались сущие огрызки.

Немного ранее, на берегу Байкала, князь с лучшими воинами, готовились штурмовать незащищённую стену посёлка. Они уже и подобрались почти вплотную к частоколу, но тут грянул разрыв выстрела из РПГ, оглушительно прокатившись по округе. Вражеские воины моментально замерли, а через мгновение всё вокруг было наполнено адскими звуками одновременной работы пары десятков АКС.

— Огонь, парни, — крикнул, пытаясь заглушить лезший в уши грохот, Зайцев.

Пять АКС и СВД снайпера присоединились к утреннему пиршеству смерти. Видя, как вокруг него падают и корчатся его лучшие воины, Немес практически потерял рассудок, сделав пару неловких шагов, он завалился в снег. Пробуя подняться, он протянул руку бывшему рядом с ним всю жизнь старому воину, тот, пытаясь помочь своему господину, поспешил поднять его, но тут же, отброшенный невидимым врагом, навзничь упал в снег, окрашивая его в пронзительно красный цвет. Внезапно грохот кончился и наступила не менее страшная тишина, наполненная вскриками и стонами раненых людей. Старый воин, лежащий рядом ещё дышал, его хрип и свист из пробитой шеи морозом отдавались на коже князя. Немес закрыл лицо руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону, совершенно не замечая подошедших морпехов.

— Всё, крякнулся мужик, — заявил один из воинов Худехея-мергена, великого громовержца неба, но Немес ничего не понял. Он почувствовал великую слабость в теле, голова показалась ему слишком тяжёлой и он рухнул лицом в снег.

Морпехи прикладами подогнали четырёх оставшихся в живых воинов из свиты князя и, указав им на бесчувственное тело их господина, приказали знаками следовать к острогу.