"Мама Стифлера" - читать интересную книгу автора (Раевская Лидия Вячеславовна)Хранитель— Как не стыдно… Молодая баба ведь ещё. А такая свинья уже. Голос раздался внезапно, и я вздрогнула. И обернулась. Никого нет. Оно и понятно: я ж одна сижу. Тогда откуда голос? — Что, услышала что ли? Ну пиздец. Снова обернулась. Никого. Разозлилась. — Ты кто такой? — Дед Пихто. Допилась до глюков. Одно слово — свинья ты, а не баба. Склонив набок голову, смотрю на почти пустую бутылку водки. Свинья? Ну отчего же? У всех бывает, в конце концов. Все пьют. А если б не пили — зачем тогда водку придумали? — Пить будешь? — Спрашиваю куда-то в сторону, не оборачиваясь. — Не буду. — Ну и иди нахуй тогда. Выжимаю бутылку в стакан, и ставлю пустую тару под стол. Толкнула её ногой. Зазвенело. Прислушалась. — Самой-то не противно? — Нет. — И зря. Голос доносился откуда-то из-за правого плеча. Повернула голову вправо, и спросила: — Ты зачем пришёл? Пить ты не хочешь, уходить не хочешь… Давай я в тебя плюну? — А смысл? — Вдруг обидишься — и уйдёшь? — Куда уж больше-то? Зажимаю двумя пальцами нос, зажмуриваюсь, и пью. — Хорошо пошла? Интересуется, зараза. — Нормально пошла. — Ну, значит, нормально и выйдет. Прижимаю пальцы к глазам, надавливаю несильно, и тру-тру… Пальцы уже чёрные от туши. — А у меня сегодня день рождения… Просто так сказала. Не ему даже. А просто так. — Знаю. — Тогда поздравляй меня, раз припёрся. — Перебьёшся. Тебя не поздравлять, тебя драть надо. Ремнём солдатским, с пряжкой. Чтобы жопа две недели красная была. Расплываюсь в улыбке: — Дедушка, это ты? За плечом фыркнули: — Вот ещё. Дедушка твой на тебя даже смотреть не может. Растили тебя, растили, сколько вложили в тебя, дуру. И всё по пизде пошло, Господи прости. — Не поминай Бога всуе, привидение. Где мой дедушка? — А я откуда знаю? Наверное, с бабушкой. — Ты их видел? Молчание. — Ты ушёл уже что ли? Шорох за плечом: — Куда ж я уйду от тебя… Тут я. Отламываю твёрдую корочку от засохшего куска Бородинского, и сую в рот: — Эх, жизнь — говно… Тебе не понять, ты привидение. У тебя нет дней рождения. И нет друзей, которые о нём забывают… У меня красивое платье, скажи? — Красивое. — А… Значит, у тебя глаза есть. А туфли мои видишь? — Это тапочки. Золушка, блин. Хохочу: — Проверка связи! А что ты ещё видишь? — Тебя вижу. Пьяную. Страшную. Омерзительную. Глаза б мои на тебя не смотрели. Сморкаюсь в кухонное полотенце: — Нет, ты не дедушка. Дедушка меня любил. Дедушка называл меня Принцессой. Знаешь, когда-то давным-давно у меня в ванной… Вернее, тогда ещё у дедушки в ванной, крючочек на стене висел. Низко так… И рядом пластырь наклеен был, сверху. И ручкой на нём написано: «Лидушкино». Там моё полотенце висело, когда я маленькая была… Ты видел крючок? — Видел. Он и щас есть, дура. — А, точно. Он и щас есть… О чём я, кстати? Так вот: ты точно не дедушка. — Само собой. Я б удавился с такой внучкой. Бросаю полотенце на пол: — А что ты всё время мне грубишь, привидение? Я тебя звала разве? Приглашала? — Ты ревела. — Ревела. И что дальше? Вздох протяжный: — И ничего. Нельзя реветь в свой день рождения, нельзя. — А если хочется? — Потом пореви. — А если… — Что ты торгуешься, а? Сказал же: не реви. Не реви в день рождения. Наклоняюсь, поднимаю с пола полотенце, и смотрю за своё правое плечо: — А руки у тебя есть? Машинку стиральную открыть сможешь? — Ну ты обнаглела, девка. Сама открывай. Нашла себе мальчика на побегушках. — Да и чёрт с тобой, привидение. Бросаю полотенце обратно на пол. — Чёрт всегда со мной. С тобой, кстати, тоже. Смеюсь: — Да со мной рядом вечно черти какие-то. Постоянно. Их только зовут почему-то по-разному: Миша, Петя, Коля, вот, ещё. — Особенно, Коля, да. — Он меня бросил, привидение… — Говорю вдруг, и соплю носом втягиваю протяжно. — Горе какое. Я тебе с самого начала говорил: шли ты его нахуй, ничего путного не будет… Разве ж ты послушалась? — Не говорил ты мне ничего! — Говорил. Другое дело, что ты слышать не хотела. — А почему сейчас слышу? Потому что водка палёная? — Потому что день рождения. Ты меня утомила уже своими вопросами. Потому что день рождения у тебя. А ты ревёшь. — Ага… То есть, если я реву в день рождения — я сразу тебя слышу? — Понятия не имею, если честно. Сам пересрал, когда ты вдруг ответила. Провожу ладонью по столешнице. В руку попались скомканная салфетка, и чек из продуктового магазина. Ладонь почему-то мокрая — бумажки прилипли сразу. Держу ладонь вертикально — они не падают. — Смотри: фокус-покус. Я умею притягивать бумажки. — Молодец. Дедушка будет рад твоему таланту. Ты только развивай его. Сжала бумажки в кулаке, и плюнула за правое плечо: — Тьфу на тебя, нечистый. Отстань от моего дедушки. И прекрати о нём все время говорить. — А о чём с тобой ещё разговаривать? Ты же овощ. — А ты привидение. — Кто сказал? — Я. — Как всегда, мимо тазика. — А почему я тебя тогда не вижу? — Суслика видишь? Вот и я не вижу. А он есть. — Хитрый ты. — А ты дура. — И овощ? — Пожалуй, с овощем я перегнул палку. Нет, ты просто дура. — Поэтому меня никто не поздравил сегодня, да? Снова протяжно втянула соплю носом. — А для тебя это так важно? — Очень. Мне ж не нужно ничего, привидение… — Не называй меня так. — А ты не перебивай. Пришёл — значит, сиди и слушай. У тебя жопа-то хоть есть? Ну, на чём ты сидишь? — Господи, святый боже… За что ж ты мне досталась-то? — У дедушки моего спроси. Так вот: мне ж не нужно ничего, правда. Подарков не надо, цветов тоже… Они забыли просто, привидение. Забыли. Все забыли… — Ну, что-то ты загнула, подруга. А папа? А сын твой? А сестра троюродная? — Это не то… Друзья забыли… А Коля-сука… Зарыдала. — Из-за него ревёшь, что ли? Нашла повод. И никто тебя не забывал. — А Юлька? — Ты давно ей звонила? В больнице она сейчас. Дочка у неё болеет сильно. Кстати, Юлька тебе эсэмэску написала, только ты телефон на зарядку забыла поставить — вот и не дошло. — А Ирка? — Ирка в роддоме сейчас лежит. Рожает, между прочим. Через три часа мальчика родит. Сама понимаешь, ей не до поздравлений. — Хорошо. А с Женькой что? — В армии он, забыла что ли? Хабаровск. Китайская граница. И телефона у него там нет. Вопросы кончились. Водка кончилась ещё раньше. Пошарила ногой под столом. Зазвенело. — Слушай, привидение… А можно мне Ирке позвонить? — У неё телефон выключен. Ты ей лучше сообщение напиши. Мол, поздравляю с рождением сына. Вот она удивиться-то! — Думаешь? — А ты б не удивилась? — Ещё как. Да, я ей напишу. Слушай, привидение… — Да что ж ты будешь делать-то? Раздражает уже просто! — Это тактика такая военная. Психическая атака называется. Говори уже: ты кто? — Я тебе сразу сказал: дед Пихто. — Дедушка! — Бабушка, бля! Какой я тебе дедушка?! Пожимаю плечами: — Знаешь, я вначале думала, что ты — мой типа ангел-хранитель. А теперь понимаю: нифига ты не ангел. Ангелы матом не ругаются. — Ещё как ругаются. Особенно, когда у них такие подопечные как ты. — Значит, всё-таки, ангел? — Чести тебе много — ангелов ещё дарить. Бог не фраер — он тебя насквозь видит. Обойдёшься просто хранителем. — Хранитель… Смотрю, дохуя ты мне чего сохранил! До тридцати лет дожила — ничего хорошего не видела! — Ну ты и скотина, дорогая моя… Помнишь, как ты в десять лет котлетой подавилась? — И что? — Да ласты бы склеила запросто. Если б не я. А помнишь, как ты за маршруткой бежала-бежла, не успела, и давай всех хуями крыть? А маршрутка та через три километра в грузовик въехала… А сын твой? Пожалуй, лучший день в моей жизни был… Я аж рыдал от умиления, когда ты его в мокрую макушку нацеловывала, лёжа в родильном кресле. Если ты помнишь, он у тебя мёртвым родился. А что там происходило за спинами врачей — ты даже не видела… — Видела. Они его откачивали. — Откачивали. А сердечко-то уже… — Врёшь ты всё! — Не умею. — А Диму, Диму почему не спас?! Он же… Он умирал там, один… Без меня! — У него свой хранитель. Был. И получше меня, кстати. Хороший мужик, мне нравился. Уж из какой только жопы он Диму твоего только не вытаскивал, а всё попусту. Я порой смотрю на вас, идиотов, и волосы дыбом встают: что ж вы творите-то, а? Вас вытащишь, отмоешь-отчистишь, и только покурить отойдёшь — пиздец. Опять куда-то вляпались. Вот что вам на месте не сидится? В окно смотрю. Темно на улице… Отражение своё вижу. Под глазами тушь размазалась, и нос блестит как лампочка. — Я же сижу, вроде… — Сидишь. Вот именно, что сидишь! Милостей ждёшь? Не будет тебе милостей, не заслужила. Помнишь, тебя Алла Анатольевна предлагала в МГУ по блату пропихнуть? А ты что ответила? — Что нахуй оно мне не нужно… — Вот. А помнишь, тебя Ваня Мальцев замуж звал? Положительный был парень, тебя, дуру, любил — аж треск стоял. Что ты ему ответила? — Ну, не помню уже… Что-то вроде: «Сначала институт свой закончи, студент-практикант…» — Вот. И ведь закончил, шельмец. С отличием закончил. Банкир теперь. А красавец какой… У-у-у-у… — Не плюй мне в душу. — Да кто ж тебе туда плюёт? По плевкам это у нас как раз ты большой спец. Покраснела. Пнула что-то под столом. Зазвенело. Снова покраснела. — А ты чего молчал тогда, а? Чего не подтолкнул? Сам просрал моё счастье, а теперь издевается! Лучшая защита — это нападение. — Ну, вот давай только не будем с больной головы на здоровую. Кто не толкал? Я не толкал? Да я себе все руки-ноги-крылья отбил к хуям, пока по тебе долбил! А тебе пофигу всё. А ты у нас сама всё лучше знаешь. Так что теперь я только котлеты из тебя вытаскиваю, да в маршрутки не пускаю. И на том спасибо скажи. — Спасибо, прив… Хранитель… — Не за что. Ты слушать, слушать учись. Сомневаешься в чём то — сядь, посиди… Глазки прикрой, и позови меня тихонечко. Я услышу. Я всегда тебя услышу. Ты только меня слушать учись, бестолковая ты моя… — А ты правда моего дедушку знаешь? — Правда. И бабушку знаю. Замечательные старички. Стискиваю зубы, и выдыхаю: — И Димку видел? Как он там, без меня? Тишина. Кусаю губы: — Ты меня слышишь? Тишина. Кидаю взгляд на часы. Полночь. День рождения закончился. Встаю со стула, убираю грязную посуду, выкидываю пустые бутылки и смятые салфетки, протираю стол. Смотрю в окно. Там темным-темно. Отражение своё, как в зеркале, вижу… Под глазами размазанная тушь, и нос-лампочка. Блестит. Закрываю глаза, и зову тихонечко: — Дедушка, ты меня слышишь? Ты прости меня, дедуль, я и вправду не подарок. Намучался ты со мной… Я у тебя шебутная… Не хочу я тебя Хранителем называть, уж не обижайся. Сам дедом представился — так что не жалуйся теперь. Ты это… Передай там Димке привет от меня. Скажи, что люблю сильно, что скучаю очень, и что он, паразит, ещё у меня пиздюлей выхватит, когда его увижу. Он знает за что. И ещё: я не буду больше плакать в свой день рождения… И не потому, что не хочу тебя слышать. Я просто не хочу тебя расстраивать. Ты знаешь, я ведь вспомнила: примета такая есть. Плакать в свой день рождения — это обижать своего Хранителя. А я ещё и плюнула в тебя, дура. Прости, дед. Прости… Ты меня слышишь? Сижу, глаз не открывая. Ловлю каждый шорох. Тишина. Тишина. Тишина. И только за окном вдруг зашумели деревья… |
||
|