"ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №12 2007 г." - читать интересную книгу автора («ЕСЛИ»)АЛЕКСАНДР ГРОМОВ КОТ – ТАКТПозор! Позор всем, наступившим на кота! Во веки веков! Себе же хуже делаете, между прочим. Лежу это я, никого не трогаю, погружен в себя. Решаю мировую проблему. Какую? А вам что за дело? Моя проблема, я и решаю, любопытных и помощников не приглашал. Ну и ступайте себе мимо, не мешая и не мешкая, а если вам неймется не обойти меня, а перешагнуть – я и на это согласен. Но наступить? Ногой?! Нечаянно? Скажите пожалуйста! Да какая мне разница, нечаянно или с умыслом?! Не по заслугам дан двуногим большой рост и нешуточный вес, ох, не по заслугам… И ведь обнаглели до того, что ругают несчастную жертву, чудом ими не раздавленную! Не нравится им, видите ли, кошачий крик. А как бы вы заорали, если бы на вас наступил бегемот? Не знаю, не видел. Но бьюсь об заклад: громко и очень немузыкально. Сегодня опять: лежу на спине, передние лапы на груди сложил, задние вытянул. Я всегда так лежу, когда думаю о чем-нибудь приятном. Ну и конечно, бежит Дылда. Из всех двуногих он самый противный. Бежит, аж переборки трясутся. И огромной своей ступней – прямо мне на лапу! Каково! Я свету невзвидел и давай орать. Он как подпрыгнет да как впечатается макушкой в потолок! Аж гул по отсекам пошел. И кто виноват, спрашивается? А не бегай по кораблю сломя голову! Или хотя бы помни, что в некоторых коридорах потолки низкие и ничем мягким не обиты. Нет, если честно, то даже среди людей иногда попадаются неплохие экземпляры. Как исключение. Они сразу бы поняли, что кот ни в чем не виноват. Коты никогда ни в чем не виноваты – виноват тот, кто не знает, для чего они нужны. А никто по-настоящему не знает, между прочим. Даже лучшие из двуногих. Очень уж они ограниченные и самодовольные до смешного. Но Дылда не из лучших. И не из средних. Он еще хуже – как ушиб никчемную свою макушку, так сейчас же захотел меня пнуть. Вы представляете? Меня! Пнуть. Ногой. Ждать пинка я, конечно, не стал и удалился чуточку быстрее, чем обычно, но все-таки не теряя достоинства. А уж что он кричал мне вслед! Я не утерпел и ответил ему, кратко и емко охарактеризовав его моральные качества. Жаль, что он не понял. – Опять животное мучаешь? – вылетела в коридор Разиня, услыхав глупые проклятья Дылды и мой полный справедливого негодования ответный мяв. – Наступил? Наступил, да? Дылда сразу стушевался. Перед Разиней многие тушуются. По меркам двуногих, она красивая и решительная. Двуногим не видна ее глубинная сущность. Зато она превосходно видна мне. Нерешительная и закомплексованная особа с детства упрямо работала над собой и загнала свои недостатки вглубь. Когда все душевные силы уходят на то, чтобы не дать им выползти наружу, на многое просто не хватает внимания. На моей памяти Разиня уже дважды упускала шанс получить в командование такой же корабль, как наш, и – вот умора – оба раза не заметила этого. Так и состарится простым штурманом на пассажирском лайнере. Лучше бы она не покидала рубки. При входе в диспетчерскую зону возможно всякое, а возле Мю Цефея движение особенно оживленное. Столкнуться с каким-нибудь грузовозом, нежданно вынырнувшим из гиперканала, – удовольствие сомнительное. – Ну ладно, ладно… – забормотал Дылда. – Не сильно-то и наступил… Этот твой любимчик нарочно ложится так, что не хочешь, а наступишь… – А тебе трудно под ноги посмотреть? Садист! Ты его убьешь когда-нибудь. Киса, где ты? Кис-кис… Штиблет! Кис-кис… Штиблетушка… Штиблет – это я. Мне известно, что означает это слово на языке двуногих. Иногда я даже снисхожу до того, что откликаюсь, хотя нимало не похож ни на какую обувь. Еще чего не хватало! Мы похожи только на самих себя и вполне тем довольны. – Кис-кис-кис… Вон ты где! Иди сюда, Штиблетик… Не иду. Прекрасно вижу: Разине просто хочется приласкать меня и тем успокоить. Вот еще! Если бы она сообразила предложить мне что-нибудь вкусненькое – ну тогда так и быть. А коли не догадалась – мерси, мне и в одиночестве хорошо. Самое же существенное вот в чем: я вижу, что погладить меня ей важнее, чем мне быть поглаженным. Какой уважающий себя кот не устыдится, поняв, что доставил человеку больше пользы, чем получил от него? Подхалимов мы не уважаем. В честном кошачьем бою им всегда достается по первое число – кишка тонка у подхалимов драться как следует. – Кис-кис… Ну же, Штиблетушка… Беги сюда. Ага, так я и разбежался. Вздохнула Разиня, ушла в рубку. Это правильно. Инструкции для кого писаны? Это я имею право гулять сам по себе, а двуногие закабалены великой кучей ими же придуманных правил. Рабы они, хоть и мнят себя царями природы. Впрочем, после посадки надо бы подойти к Разине, потереться о ногу. Иногда и рабы заслуживают поощрения. На то мы и высшие существа, чтобы изредка проявлять великодушие. Как правило, самки двуногих лучше самцов. По крайней мере, с поверхности. У самок все лучшее на поверхности. В глубине они часто не менее, а более жестоки, чем самцы. Наше счастье, что они обожают ласковых и пушистых. Мы, мэйн-куны, как раз пушисты и ласковы, любим помурчать, а еще игривы. Это у нас от ума. Нам необходимо, чтобы нас обожали. Чем сильнее обожают, тем полнее миска. Мэйн-куны крупны, и еды нам требуется больше, чем другим кошкам. Самки двуногих изрядно глупы, они не видят того, что у них перед глазами: наши подбородки и кисточки на ушах. У кого из кошачьих есть кисточки на ушах? А? Как по-вашему, у рыси добрый характер? А наши выпяченные подбородки прямо указывают на несгибаемую силу воли и недюжинную целеустремленность. Если не верите, попробуйте искупать мэйн-куна. Что он подумает, вопрос второй, но обязательно сделает вид, будто ничуть не боится воды. Это ли не характер? Что до нашего ума, то вот вам лишь одно, сравнительно мелкое его проявление: мы скрываем от двуногих свою истинную сущность и тем привязываем их к нам. Не так ли в свое время поступал и человек, мало-помалу приручая скотину? В пассажирских отсеках – а они, чтоб вы знали, занимают пять шестых полезного объема корабля – я бывать не люблю. Пассажир – самое никчемное существо, а хуже всех дети. Их леденцами не корми, дай покуситься на мое достоинство! У них это называется – поиграть. Разве я игрушка? Вы имеете дело с личностью, молодой человек! Хотите сделать себе приятное за мой счет – сделайте что-нибудь приятное и мне, а я рассмотрю, эквивалентен ли обмен. Если нет – свободны! По своей воле я бы вообще никогда не выходил к пассажирам, но ритуал ежедневного обхода владений – это святое. Должен я проверить, все ли в порядке, или нет? Ясно – должен. И у котов бывают обязанности. Я уже знал, что в этом рейсе никто из пассажиров не везет с собой ни котов, ни кошек. Была одна вздорная собачонка карманного формата – столь мелкая, что, узрев меня, совершающего обход, опять, как в первый раз, напустила лужу и, отчаянно скуля, попыталась скрыться в штанине хозяина. Разумеется, я степенно продефилировал мимо, даже не повернув головы. Еще не хватало обращать внимание на всякую мелочь! К непорядку в моих владениях она уж точно не относилась. К непорядку относилось другое. Девчонка лет восьми – совершенно никчемное существо с полным отсутствием центров торможения в курином мозгу – не придумала ничего лучше, как метнуться ко мне со скоростью хищника, схватить меня за задние лапы и слегка приподнять. Ей было интересно, как я буду ходить на одних передних, точно в цирке. Откуда ей знать, что в цирке соглашаются работать лишь те из нас, кто не видит лучшей перспективы – парии, изгои, отбросы кошачьего общества? Разве я циркач? Извернувшись, я выпустил когти и дал волю передним лапам. Маленькая дрянь истошно завизжала, к ней кинулась мамаша, а я унес ноги. К счастью, пассажирам вход в служебные отсеки лайнера строжайше воспрещен. Еще не хватало, чтобы ненужное вздумало качать права! А вообще черт знает что такое! Тут не лежи, там не ходи… Мой это корабль, в конце концов, или не мой?! Нашел укромный уголок, умылся, успокоил растревоженные нервы и отправился в рубку к Разине. Вот теперь можно потереться о ее ногу и помурлыкать. Почему теперь? Потому что она занята, а значит, я ей помеха. Но запомнит, что я подходил, а она меня отшила. Глядишь, на почве комплекса вины принесет с камбуза что-нибудь по-вкуснее того комбикорма, что мне обычно скармливают. Так и надо. Никогда не иди навстречу желаниям двуногого – первая заповедь умного кота. Взаимность приедается. Чересчур ласковых кошечек двуногие рано или поздно начинают шпынять. В них нет непостижимого для двуногих кошачьего «я», они разгаданы и малоинтересны. Поэтому всегда тщательно выбирай время, чтобы показать, какой ты замечательный кот! Это вторая заповедь. Иные уходят в открытую оппозицию – и кончают свою жизнь на помойках. Глупые. Совсем не трудно уразуметь правильную линию поведения: не потакай, но и не тяни в обратную сторону. Найди баланс. Разиня выразила притворное недовольство, не отрываясь от своих приборов и экранов, а Сушеный Подлещик отвлекся на мгновение, чтобы бросить: «Пшел вон, Штиблет!» Как я и предвидел, им было не до меня. Тем лучше. Я уселся возле переборки и принялся умываться с оскорбленным видом. Пусть устыдятся. На обзорном экране между тем росла Мю Цефея – Гранатовая звезда, как ее иначе называют. Мне от нее не по себе, очень уж она красна и велика, а для чего существует – неясно. Двуногие, разумеется, думают, что исключительно для их удобства. Они все меряют удобством. Видите ли, одна из планет Гранатовой удобна им как пересадочная станция. Астровокзал здесь. Даже два астровокзала – пассажирский и грузовой. А между ними что-то вроде города с уймой гостиниц для транзитных пассажиров и всевозможных, но неизменно громадных складов, теснящих пустыри по окраинам. Мне – тьфу. Это все выдумки двуногих. Хоть всю планету прибери под свои нужды, только о коте не забывай. Я здесь не впервые, и Разиня не раз выпускала меня на прогулку. Ничего планета, жить можно. Конкурентов мало, гуляй – не хочу, травка на городских задворках растет знакомая, нездешняя, для желудка полезная, пырей называется. Редко-редко заорет кто-нибудь, заявляя свои права на территорию. Ну и я поору – само собой, больше для приличия. Не молчать же. Подраться? Я готов. Только мало находится желающих сцепиться с мэйн-куном. Поорет-поорет конкурент да и отступит. Пусть бежит. Я преследую только самых отпетых нахалов. Кстати, поискать бы Эвольвенту. Хорошая кошечка. А что на улице живет, так это ничего. Она чистюля. У меня с нею много чего было и еще будет. Самое худшее, что придумали для нас двуногие, это силовой поводок. Затянут у тебя под мышками ременный поясок, а в нем вшитая дрянь. И когда хозяин включит крохотную коробочку на браслете, что застегнут на его запястье, эта дрянь тащит меня туда, куда хозяину нужно. У меня всегда нервы расстраиваются, когда меня тащит что-то такое, чего не видно. По обыкновенному поводку хоть можно стукнуть лапой, демонстрируя возмущение, а здесь по чему стучать? Ничего же нет, одно сплошное ничто, лапа свободно проходит. Я-то уже попривык, а молодые коты с таких штук, бывает, шалеют до полной невменяемости. Не понимаю я этой страсти двуногих – унизить кошачье достоинство. Зачем это им? Чтобы самим возвыситься? Хотя если подумать, то что с них взять? Как были обезьянами, так и остались. Правда, кое-чему научились, но ведь не тому, чему надо! Нет, не тому! Ну, сели мы на планету. Увидел я поясок от поводка у Разини в руках – заметался. Не от страха, а для порядка. Спину выгнул, пошипел сколько положено. Уж она меня уговаривала! А я ведь не дурной, понимаю, что без поводка меня на планету никак не пропустят – такие уж у двуногих правила, и Разиня против них бессильна. Но выразить законное негодование обязан всякий уважающий себя кот. После чего можно и смириться на время, особенно если помнить, кто тут на самом деле хозяин. Поводок – штука обоюдная. Ведет двуногий кота и не понимает, что это кот ведет его. А если кот хочет в одну сторону, а двуногий тянет в другую, полезно знать: грубая сила никогда не служила мерилом интеллекта. Вот, скажем, слон – преогромная зверюга, может раздавить двуногого одним притопом, а много ли ему с того пользы? Двуногие на нем, дураке, бревна в джунглях возят. Нет, люди не совсем дураки, но уж больно много о себе мнят. Вот и Разиня – ведет меня на поводке, приговаривая умильно: «Молодец котик, умница ты мой, Штиблетушка», – и невдомек ей, что в действительности не она меня ведет, яко пса позорного, а я сам иду, сохраняя достоинство. Да и никакой я не ее кот, я свой собственный кот. А вот Разиня – моя. И нет ничего странного в том, что иногда мне приходится и претерпеть от нее. Человека тоже может боднуть коза, так что же ему, человеку, из-за этого не считать козу полезным домашним животным? А что двуногих нам еще приручать и приручать, так это дело обыкновенное. Дайте время, приручим. Коза небось тоже не сразу приручилась. Ну, прошли мы въездной контроль, повеяло на меня местными запахами. Благодать! Пахнет чужепланетной пылью, земным пыреем и, кажется, Эвольвентой. Эй, двуногое недоразумение, отпусти уже кота! Он погулять хочет. Только, чур, покорми сперва! Не тут-то было. Как только рассталась Разиня с Дылдой, Сушеным Подлещиком и прочими двуногими придатками к нашему космолайнеру, так ноги в руки – ив гостиницу. Глаза у нее при этом, как у Эвольвенты в брачный период, и неспроста: у Разини шуры-муры с одним пилотом, что ходит в рейсы к Фомальгауту. Иной раз случается, что дни отдыха пересекаются у них именно здесь, на Мю Цефея. «Случается» – это, по-моему, от слова «случка». И весьма бурная, я вам доложу. Мне – тьфу! Это их дело. Я даже использую его в своих целях: поднимаю мяв, как только эти двое начинают предаваться блуду. Ну и, натурально, меня выгоняют вон, а мне того и надо. Разиня знает: я вернусь, как только покончу со своими делами. Еще ни разу не опоздал к очередному рейсу, между прочим! Ну просто добропорядочный корабельный кот. А я никакой не корабельный – я свой собственный. Захочу – уйду. Обязан я кому, что ли? Ни в коем случае. Имею полное право уйти. А не ухожу, потому что не слабоумный. В этот раз искомого Разиней пилота на планете не оказалось. Ну-ну. Мне что, я иду себе и в ус не дую. Встречные языками щелкают: «Ух ты, какой зверь! А морда-то!…» Разиня в расстроенных чувствах. А я не упираюсь, не ору и вообще не позволяю себе никакого своеволия, потому что в данный момент толку в нем нет. В гостиничном номере – иное дело. Обнюхал я все предметы, как заведено, а уже потом голос подал. Как раз, по моим расчетам, Разиня слегка успокоилась и не станет швыряться в меня разными предметами. Так и вышло. Но и мяв мой ей поперек души. Добился: покормила она меня, а когда я поел, но не замолчал – обругала в сердцах и выпустила за дверь. Вот как надо. Учитесь! А впрочем, кому я это говорю! Только очень глупый кот не умеет пользоваться двуногими. Коридор, холл – и вот я уже на воле. Небо серое, висит в нем кирпично-красное солнце – Гранатовая, видите ли, звезда – и на нервы действует, но я к такому уже привык. Галопом выбрался из человеческого муравейника, травки пожевал, обхожу неспешно территорию. Эй, подружка, где ты? Неудача. Нашлась Эвольвента, а при ней выводок котят, и она на меня смотреть не хочет. Один котенок меня за хвост лапой тронул, а я стерпел. Как знать, вдруг он мой отпрыск? Окрас, во всяком случае, похож: черный тигровый. А Эвольвента шипит! Конечно, кошки украшают жизнь, но даже лучшие из них чересчур подвержены эмоциям. Пришлось сделать вид, что не огорчен, и потрусить обратно. Ладно, переживем. Вернулся. В гостиничном холле изобилие двуногих – кто просто так сидит, а кто тянет из стакана через соломинку какую-то отраву. Обратили на меня внимание, а коту тоже иной раз хочется покрасоваться, пусть даже перед низшими существами. Только я лег на ковер у всех на виду, как – бац! Конкурент. Рыжий и крупный, хотя не крупнее меня, конечно. И тоже небось считает эту территорию своей, несмотря на то, что она моя. Ладно уж, когда я в отсутствии – пользуйся. Но когда я здесь – не попадайся на глаза! Нахалов учить надо. Вскочил я, издал боевой клич. В ответ конкурент заорал премерзостно. Хвостом себя по бокам хлещет. Но я же вижу: трусит рыжий перед мэйн-куном и удрать готов, только не с позором. Ну так и быть, поори, но, чур, недолго! Краем глаза вижу: двуногие зашевелились, заерзали азартно на табуреточниках. Табуреточник – это что-то местное, живое. Выглядит как массивная табуретка, умеет лениво передвигаться, перебирая толстыми гнутыми ногами, но больше стоит в неподвижности, а когда двуногий садится на него – принимает форму, удобную седалищу. В местных гостиницах ни стульев, ни кресел отродясь не водилось. Зачем они, если на планете водятся табуреточники?! У двуногих плебейское развлечение – поглазеть, как два высших существа будут выяснять отношения. Портье недоволен, но на него рукой махнули. Подначки с трибун пошли: – Эй, тигровый, в челюсть его! – Не робей, рыжий, встречай прямым справа! Дави верзилу! – За ухо его куси! – Ставлю три к одному на тигрового! – Еще чего! Ставь пять к одному, тогда подумаю. – В угол зажимай! Эй, секунданты рыжего, приготовьте полотенце! Кажется, это называется у них чувством юмора. Двуногие вообще склонны задирать нос, но своим чувством юмора они особенно гордятся. Было бы чем. К тому же выставлять напоказ свои сильные стороны – вообще глупость. Серьезного врага этим не испугаешь. Да и юмор у них глупый, одно слово – человеческий. Тоже мне, сильная сторона! Я медленно иду на рыжего. Тот орет, испугать меня думает. Не на такого напал. Двуногие ликуют, предвкушая зрелище. И вдруг… шуточки и хохот как отрезало, повисли в воздухе проклятья. Это все табуреточники, сколько их было в гостиничном холле, одновременно и не очень-то вежливо стряхнули с себя двуногих и потянулись к выходу. Из людей кто вскрикнул от неожиданности, растянувшись на полу, кто ругается, кто пытается словить убегающего табуреточника, а кто, ничегошеньки не поняв, кричит о землетрясении. Портье призывает к спокойствию, да где там. Рыжий под шумок удрал. Кинулся я было догнать его и устроить нахалу трепку, но притормозил. Самому любопытно стало. Слыхал краем уха, что такое здесь иногда случается, но сам не видел. Двинулся я за табуреточниками. А они знай себе идут сквозь мембранную дверь, вытянувшись в колонну, а за дверью разбредаются кто куда. И ведь чую: довольны табуреточники жизнью в крайней степени! Как чую? Вам этого не понять, если вы не кот. Собака еще могла бы понять, они худо-бедно ощущают настроение двуногих. Ну и всяких прочих тоже. С котами им, конечно, не сравниться, куда им, рабам наших рабов. Увязался я на улице за одним табуреточником и даже о рыжем конкуренте забыл. Идет табуреточник, ногами переступает. По тротуару идет, под механические повозки не лезет. Как я и думал, двинулся он к городским задворкам, но, конечно, не в сторону астровокзала, а поближе к дикой природе. А навстречу ему – глядь! – сразу несколько табуреточников. И откуда только взялись? Вовсю поспешают. Притормозили возле моего, молча посовещались о чем-то – и чуть ли не галопом к гостинице! В дверь ломятся. Мембранная дверь с них пыль счищает, так что портье даже не шевелится – знает, что новые сидячие места в протирке не нуждаются. А по какой причине произошла замена «мебели» – то портье не интересует. Мол, так и надо. Дурак. Подошел я тогда к табуреточнику, понюхал его, вибриссами потрогал да и потерся о его ножку, устанавливая контакт. Мысли его уловил и все понял. Не мы одни используем двуногих, в то время как те уверены, что это они используют нас. Табуреточники поступают так же, только их не миска с кормом интересует, а эмоции двуногих. Уважаю! Не конкуренты они нам, коли жаждут от двуногих того, в чем мы не нуждаемся. Подпитается табуреточник эмоциями какого-нибудь туриста, присевшего на него отдохнуть, насытится да и пойдет себе усваивать корм, телепатически дав понять собратьям: занимайте, мол, мое место. А некоторых из них двуногие увозят на другие планеты, чтобы и там было на чем посидеть, так что табуреточники мало-помалу распространяются по Вселенной. Совсем как мы. «Привет, сиденье», – невербально сообщаю я табуреткоподобному собрату, и он отвечает мне: «Привет, хвостатый. Спасибо тебе». Я сразу понял, за что спасибо. Ну какие могут быть эмоции у двуногих, ожидающих чего-то в холле? Ленивые, вялые. Никакой питательности для представителей местной цивилизации ходячих табуреток. То ли дело буря эмоций под шоу, которое устроили мы с рыжим! Это же для табуреточников истинный пир, деликатесы в огромном количестве! Ну и пожалуйста. Один раз не жалко. «Как насчет регулярных выступлений?» – деловито интересуется табуреточник, уловив мои мысли. «Рассмотрим, – отвечаю я тактично, но уклончиво. – Вообще-то мой народ уважает регулярность только в еде и сексе». «Согласен и на нерегулярные, – телепатирует он. – Размер и форму оплаты обговорим позже». И побрел себе в свою сторону, пошатываясь от сытости, а я побрел в свою. Нахлынула было досада – и прошла. Ну в самом деле, неужели мы, кошачьи, одни такие? Другим вот тоже хватило разума воспользоваться двуногими. И знаете, я уверен, что нам с табуреточниками хватит ума поделить взимаемую с двуногих пользу к обоюдному удовольствию. И даже многократно преумножить ее, как водится у всех разумных. Но это потом. Сейчас главное то, что мы нашли и поняли друг друга. А двуногие пусть себе ищут братьев по разуму, почем зря бороздя галактические просторы. Вряд ли они когда-нибудь найдут братьев по такому, с позволения сказать, разуму, какой у них. Да им, по-моему, и не надо. |
||||
|