"Золотые шлемы Оллеберга" - читать интересную книгу автора (Стриндберг Август Юхан)* * *Андерс был родом из Фальбюгдена, в юности он маршировал по всей стране, исходил её вдоль и поперёк с аршином и кипой ткани. Но в один прекрасный день он решил, что гораздо лучше маршировать с ружьём и снашивать казённую одежду, и завербовался в округе Вестгёта-Даль[2]. И вот его командировали в Стокгольм, в охрану. Однажды дружище Каск, как теперь называли Андерса[3], получив увольнительную, надумал пойти в Скансен[4]. Когда же он подошёл к воротам, то оказалось, что у него не было пятидесяти эре, и, стало быть, попасть туда он не смог. Он поглядел внимательно на ограду и подумал: «Обойду-ка я вокруг, может, где есть лаз, в крайнем случае, перелезу через забор». Солнце садилось, когда он шёл берегом вдоль подножия горы; ограда была высокая, а из парка доносились песни и музыка. Каск все шёл и шёл кругом, но лаза нигде не было, дальше ограда пряталась в частом орешнике. Усталый, уселся Каск на горушке пощёлкать орехи. Тут явилась векша-грызунья — белка, — задрала хвост трубой и сказала: — Не грызи мои орешки! — Не буду, коли ты найдёшь мне лаз, — ответил Каск. — Надо ещё пройти немножко, — сказала она. Она поскакала вперёд, а солдат пошёл за ней. Вдруг белка исчезла. А из кустов вышел, шурша листвой, ёж. — Иди за мной, — велел он, — и увидишь лаз! — Ишь ты, ёжка-захохлыш. Нет уж, спасибо! Но ёжик продолжал идти вперёд. Тут появилась деликатная гадюка, она умела шепелявить и извиваться кольцами. — Ступай са мной, — сказала она. — Я укашу тебе ласе! — Ладно, — ответил Каск. — Только ты путь теликатным и не наступай на меня! Я люплю лютей теликатных. — Солдат не умеет деликатничать, но ведь сапоги-то у меня не на ольховых подошвах[5]. — Наступи на неё, — крикнул ёж, — не то она деликатно ужалит тебя! Берегись! — воскликнул ёжик и бросился на змею. — Я не очень-то деликатный, могу ощетиниться. Тут он съел змею и исчез. Оставшись в лесу одинёшенек, солдат пожалел, что не послушался колючего клубочка. Стемнело, но сквозь берёзовую листву пробивался лунный свет, в лесу царила мёртвая тишина. Вдруг солдату показалось, что ему подаёт знаки большая жёлтая рука — машет взад и вперёд. Он пошёл по направлению к ней, и оказалось, что это кленовые листья шевелятся, будто пальцы. Солдат стоял, глядя на них, и тут услыхал, как дрожит осина. — Ах, до чего же мне зябко, — сказала осина, — ведь я промочила ноги, и до чего же мне боязно. — А чего тебе бояться? — спросил солдат. — Да в горе сидит гном. Тогда солдат понял, о чем хотел сказать клён. И в самом деле, он увидал, что в пещере сидит гном и варит кашу. — Ты кто таков? — спросил гном. — Я из Вестгёта-Даля, а где это ты живёшь? — Я-то живу в горе Оллеберг, — отвечал гном. — Но ведь Оллеберг лежит в Вестерйюльне, — удивился солдат. — А мы теперь сюда переехали! — был ответ. — И мастер же ты врать, — рассердился солдат, схватил горшок и вылил кашу в огонь. — А сейчас поглядим на эту мышиную норку, — сказал он и вошёл в пещеру. Там возле большого очага сидел великан и раскаливал на огне железный шест. — Желаю здравствовать, желаю здравствовать! — сказал солдат и подал великану руку. — И ты будь здоров! — отвечал великан и протянул ему раскалённый доскрасна шест. Каск сжал шест так, что тот зашипел. — Горячи, однако, у тебя руки! А как звать-то тебя? — Зовут меня великан Свенск[6], — ответил тролль. — Хорошо ты мне руку пожал, на старый манер, теперь я вижу, что попал в Оллеберг. Неужто Золотые шлемы все ещё спят в Оллеберге? — Тише! Тише! — прошипел великан и погрозил раскалённым шестом. — Я тебе покажу их, раз ты из Вестгёта-Даля, но сперва ты должен отгадать мою загадку. — Никак ты собрался состязаться с земляком? Ну давай. Только сперва убери свою кочергу. — Послушай, Каск, я вот пока покурю трубочку, а ты мне тем временем расскажи всю историю Швеции, а после ты сможешь поглядеть на Золотые шлемы. Понял? Всю историю Швеции. — С этим я, пожалуй, справлюсь, хоть я и не шибко успевал, когда учился на капрала. Сначала нужно подумать малость. — Помни одно условие: если пропустишь хотя бы одного короля, они жутко разозлятся, а когда они разозлятся, сам знаешь… — Это чертовски трудно; однако зажигай трубку, я начинаю. Вот тебе огонь! Солдат почесал затылок и начал: — Раз, два, три! В год 1161 после Рождества Христова Швецию провозгласили королевством, она получила короля и архиепископа… Хватит? — Нет, — сказал Свенск, — этого слишком мало. Начни сызнова! — Ну ладно! В год 1359 объединился шведский народ, ибо тогда собрался сословный риксдаг из четырех сословий, который и существовал с перерывами до 1866 года. — Ведь ты солдат, — перебил его Свенск, — расскажи немного о войнах. — Было всего две войны, о которых стоит говорить[7], и каждая из них закончилась миром: одна в Брёмсебру в 1645-м, когда мы получили Хэрьедален, Йемтланд и Готланд, и в Роскилле в 1658 году, когда мы получили Сконе, Халланд, Блекинге и Бухуслен. Вот и все войны в шведской истории, остальные — всего лишь драки. — А что знаешь о конституциях? — Так, у нас был абсолютизм с 1680 года до 1718 года; потом наступил период свободы до 1789 года, и тогда снова пришёл абсолютизм. Потом Адлерспарре[8]сделал революцию в 1809 году и велел Хансу йерте написать конституцию[9], которая действует и поныне. Ну, хватит с тебя. Выкурил ты свою трубку? — Выкурил! — сказал великан. — Теперь ты увидишь Золотые шлемы! Старик с трудом поднялся и пошёл в глубь горы, солдат за ним. — Иди тихо! — велел великан и указал на рыцаря в золотом шлеме, спавшего сидя возле каменной двери. Тут Каск споткнулся и ударил железной подковкой сапога о камень так сильно, что высек огонь. Золотой шлем сразу же проснулся и закричал, словно спал в карауле: — Настало время? — Нет ещё! — отвечал великан. Рыцарь в золотом шлеме тут же сел и мгновенно заснул. Великан отворил каменную дверь, и солдат увидел огромный зал. Через весь зал тянулся стол, которому, казалось, не было конца. В полумраке светились ряды золотых шлемов, рыцари сидели в креслах с коронами на спинках. Во главе стола сидел человек на голову выше остальных; у него была борода по пояс, как у Моисея или Исайи; в руке он держал дубинку. Казалось, все они спали, но не тем сном, который за ночь восстанавливает силы, и не тем сном, что мы называем вечным. — Гляди же, — воскликнул великан, — сейчас ты услышишь торжественную панихиду! Он нажал на большой гранат в каменной стене, и в зале зажглись тысячи огней. Золотые шлемы разом проснулись. — Кто здесь? — спросил человек с бородой пророка. — Свенск! — отвечал великан. — Хорошее имя! — молвил Густав Эрикссон Васа[10], ибо это был он. — Сколько лет прошло, какой нынче год? — Тысяча девятьсот третий после Рождества Христова. — Идёт время. Продвинулись ли вы сами вперёд? Живы ли ещё страна, народ? — Живы! Со времён Густава I выросла страна, прибавились к ней Иемтланд, Хэрьедален и Готланд. — А кто завоевал их? — Было это во времена королевы Кристины, её регент взял их. — А что было после? — После взяли мы Сконе, Блекинге и Бухуслен. — Славно! А кто взял? — Карл X Густав[11]. — Ну а после? — После не росла страна! — И это все? Послышался стук дубинки по столу. — Эрик Святой просит слова! — сказал Густав Васа. — Звать меня Эрик Йедвардсон, и святым я вовсе не был. Скажи, Свенск, что сталось с моей Финляндией? — Финляндия отошла назад к России по просьбе Аньяльского союза, по Фредриксхамнскому миру в 1809 году, когда финны поклонились царю[12]. Слова потребовал Густав II Адольф[13]. — А что сталось с балтийскими странами? — спросил он. — Отошли к своим владельцам. — А император, правит ли он нынче? — Нынче есть два императора, один в Берлине и один в Вене[14]. — Два Габсбурга? — Один — Габсбург, другой — Гогенцоллерн. И это называется единением Германии, как сказал Бисмарк[15]! — Уму непостижимо! А католики в северной Германии обратились в новую веру? — Нет! В северогерманском рейхстаге католиков теперь большинство, и берлинский император оказывает влияние на кардинальскую коллегию при выборе папы. — Стало быть, папа ещё существует? — Ясное дело, существует, хотя один из них только что умер. — А что хочет бранденбуржец[16] от Рима? — Того никто не ведает. Иные говорят, будто он хочет стать римско-германским императором евангелической конфессии. — Стало быть, синкретистским императором[17], о чем мечтал Иоанн Саксонский[18]. Хватит с меня, больше не желаю слушать. Пути господни неисповедимы, а мы смертные, да, что есть мы? Прах и тлен! — Карл XII[19] желает говорить. — Можешь ли ты, Свенск, сказать мне, что сталссь с Польшей? — Польши нет более. Её поделили! — Поделили? А что Россия? — Россия только что отпраздновала основание Петербурга, и стокгольмский бургомистр шёл в процессии. — Как пленник? — Нет, среди приглашённых. Все нации теперь в той или иной мере подружились, в Китае только что французский корпус добровольно встал под знамя немецкого фельдмаршала. — Цена немалая! Стало быть, нынче дружат со своими врагами? — Да, теперь все исполнены христианского духа, а в Гааге учредили постоянный суд мира. — Это ещё что такое? — Суд мира. — Тогда моё время кончилось! Да будет воля гсс-подня! Король опустил забрало и умолк. Слова попросил Карл X[20]: — А скажи, Свенск, каковы дела с финансами в старой доброй Швеции? — Трудно сказать, думается мне, они худо разбираются в бухгалтерии. Одно лишь можно точно сказать, что половина шведской земли заложена за границей, да ещё, что мы должны триста миллионов. — О, господи помилуй! — А коммунальные долги достигли двухсот миллионов. — Двухсот? — Ас 1881 по 1885 год страну покинуло 146 тысяч шведов. — Не желаю больше ничего слушать! Густав Васа ударил дубинкой по столу: — Изо всего этого уразумел я, что дела в стране обстоят худо. Бездельники, вот кто вы есть, завистливые, беспечные ленивцы, дело делать медлите, а препоны чинить — тут как тут. А скажи-ка, Свенск, как там моя церковь[21], мои пастыри? — Священники крестьянствуют, иные маслобойни завели, епископы жалованье получают до тридцати тысяч, деньги копят, точно так же как до вестеросского риксдага; впрочем, почти все они еретики, свободомыслящие, как мы сейчас говорим. Ожидается вроде бы новая реформация. Посмотрим, что будет. — Что? Что?.. А что это за музыка наверху. — Это Скансен! Это холм, на котором собраны воспоминания об отечестве, здесь, словно предчувствуя конец, желают оставить завещание и собирают в одном месте сувениры прошлого. Проявление уважения к предкам, но не более. — Как следует из нашей встречи, дела предков поглотил поток времени, одни всплыли наверх, другие потонули. А мы сидим здесь, как собственные тени, и для вас, живущих, мы всего лишь… Погаси свет! Великан Свенск погасил свечи и вышел, за ним по пятам шёл солдат; Свенск велел ему войти в какую-то каморку, похожую на клетку. — Если скажешь кому хоть слово, худо тебе будет, — сказал великан. — Да что там, я понимаю, — ответил Каск. — Однако я этого не забуду! Подумать только, они пропили старую добрую Швецию и заложили её в чужих странах. Просто страх берет, если это правда. «Щёлк! » — сказала турбина, лифт пошёл вверх и поднял солдата в Скансен. Солнце садилось, на колокольне Хошёстапельн звонили к обедне, как раз в эту пору Густав Васа входил б Стокгольм со своими далекарлийцам[22]. |
||
|