"Суперсыщик Калле Блумквист" - читать интересную книгу автора (Линдгрен Астрид)

8

Неужто это тот самый город, такой сонный, спокойный и тихий?

Теперь уже не такой. В течение часа все переменилось. Весь город жужжал, словно пчелиный улей, приезжали и уезжали полицейские машины. Звонили телефоны, люди болтали и строили догадки, и волновались, и удивлялись, и расспрашивали без конца полицейского Бьёрка, правда ли, что убийца уже схвачен. И огорченно кивали головами, говоря: «Подумать только, как все худо обернулось для бедного старика Грена… да-да… но ведь отчасти понятно было, чем он занимался, так что, может, ничего удивительного в этом нет… хотя, все-таки… черт подери, до чего ж ужасно!» А колоссальные толпы любопытных стекались в Прерию. Между тем, однако, все окрестности вокруг Господской усадьбы были оцеплены полицией и никто не мог пробраться сквозь оцепление. С достойной удивления быстротой полиция перебросила туда своих людей. Оперативно велось обследование места преступления: все фотографировалось, тщательно просматривался каждый клочок земли, протоколировались наблюдения, не оставалось ли каких-нибудь следов убийцы, отпечатка ноги или чего-нибудь в этом роде. Нет, ничего! Если какие и были, то их смыл проливной дождь. Не осталось ровно ничего, даже брошенного окурка сигареты в качестве улики. Врач, производивший судебную экспертизу, констатировал, что Грен был убит выстрелом в спину. Записная книжечка и часы старика остались при нем. Видимо, причиной смерти не было ограбление.

Полицейский комиссар хотел допросить маленькую девочку, обнаружившую злодеяние, но доктор Форсберг не разрешил. У девочки шоковое состояние, и она нуждается в покое. Комиссару пришлось отступиться, но, похоже, он был огорчен этой проволочкой. Правда, доктор Форсберг рассказал ему, что девочка плакала и все время повторяла: «На нем были зеленые габардиновые брюки!» Она явно имела в виду убийцу. Но нельзя лее разослать по всей стране приметы, где самой главной будет пара зеленых габардиновых брюк. И если девочка на самом деле видела убийцу, в чем комиссар, со своей стороны, не был уверен, то тот, до всей вероятности, уже сменил свои зеленые брюки на какие-нибудь другие. Но на всякий случай комиссар, вопреки всему, послал телеграфное уведомление во все полицейские участки с требованием обратить внимание на все зеленые габардиновые брюки, которые почему-либо покажутся подозрительными. А вообще, в ожидании момента, когда девочка придет в себя настолько, что можно будет допросить ее подробнее, ему оставалось лишь заняться всеми мыслимыми и немыслимыми расследованиями.

Ева Лотта лежала в маминой кровати - самом надежном, как она считала, месте на свете. Доктор Форсберг, побывавший у девочки, дал ей порошок, чтобы она заснула без дурных снов. Кроме того, мама и папа обещали всю ночь сидеть по обе стороны кровати.

Но все же, все же… настойчивые мысли неустанно перегоняли друг друга в ее голове. О, зачем только она пошла в эту Господскую усадьбу! Теперь все кончено! Никогда больше ничего радостного в мире не будет. Да и что может быть радостного, если люди так поступают друг с другом? Конечно, она и раньше знала, что такое случается, но знала совсем иначе, чем сейчас. Подумать только, а они-то с Андерсом дразнили Калле и болтали об убийцах как о веселом предмете шуток! Сейчас невыносимо было даже вспоминать об этом. Никогда в жизни не станет она смеяться над подобными вещами. Нельзя даже в Шутку произносить такое. Ведь можно накликать на себя зло, и тогда и вправду случится беда. О, Подумать только: а если она виновата в том, что Грен… что Грен… нет, она не желает думать об этом. Но теперь она станет совсем другой, да, да, совсем другой! Она станет чуточку более женственной, кажется, так называл это дядя Бьёрк. Никогда больше не станет она участвовать в войне Алой и Белой Розы. Разве не эта война причиной тому, что она впуталась в страшное дело… в то, о чем стоит только подумать, и черепушка лопается.

Нет, для нее с войной покончено! Никогда больше не станет она играть в войну. Никогда! О, как ей будет скучно!

- Мама, я чувствую себя такой старой, - сказала она и заплакала. - Я чувствую себя, как будто мне почти пятнадцать лет!

Затем она уснула. Но прежде, чем погрузиться в милосердное бессознание, она чуточку подумала: «Интересно, что говорит сейчас обо всем этом Калле? Калле, который столько лет гонялся за убийцами! Каково ему, когда один из них в самом деле вынырнул у нас в городе?»

Суперсыщик Блумквист узнал об этом происшествии стоя за прилавком в бакалейном заведении своего отца, и как раз в ту минуту, когда заворачивал покупателю в газетную бумагу две соленые селедки. И тут в дверь лавки вплыла фру Карлссон с Плутовской горки; ее просто распирало от новостей и жажды сенсаций. Через две минуты лавка уже превратилась в кипящий котел вопросов, восклицаний и потрясений. Торговля приостановилась, поскольку многие из находившихся в лавке покупателей сгрудились вокруг фру Карлссон. А она без конца болтала, захлебываясь слюной, рассказывая все, что знала, и гораздо более того.

Великий сыщик Калле Блумквист, он, призванный охранять безопасность общества, стоял за прилавком и слушал. Он не произнес ни слова, он ни о чем не спрашивал. Он был в совершенном остолбенении. Выслушав большую часть рассказа, он незаметно прокрался на склад и опустился на пустой ящик из-под сахара.

Он просидел там долго. Быть может, он разговаривал с воображаемым собеседником? Вероятно, и момент для этого был как раз подходящим! Но - нет! Он вообще ничего не говорил. Он только думал о том о сем.

«Калле Блумквист, - думал он. - Ты просто кляча. Настоящая жалкая клячонка, вот ты кто! Ты суперсыщик? Ха! Да не более; чем мой старый ботинок! В городе происходят самые мерзкие преступления, а ты спокойно стоишь за прилавком и заворачиваешь в газетную бумагу селедку. Продолжай в том же духе, продолжай, по крайней мере, от тебя будет хоть какая-нибудь польза!»

Он сидел обхватив голову руками и мрачно размышлял о происшедшем! О, почему ему пришлось торговать в лавке именно сегодня!

Иначе бы Андерс послал на задание вместо Евы Лотты - его. И тогда бы он преступление раскрыл. Или - кто его знает? - может, он подоспел бы вовремя и предотвратил злодеяние? И засадил преступника за решетку со множеством назидательных комментариев. Так, как он обычно это делал.

Но тут, глубоко вздохнув, он вспомнил, что сажал преступников за решетку только в собственных фантазиях. И вот тогда наконец Калле понял по-настоящему, что произошло. Он понял это, испытав страшный шок, разом отбивший у него охоту быть великим сыщиком. На этот раз преступление совершилось не как плод его фантазии, когда элегантно справляешься с ним, а потом сидишь и бахвалишься перед воображаемым собеседником. Это свершилось в страшной, отвратительной и отталкивающей действительности, от которой он почти заболел. Он презирал за это самого себя, но факт тот, что он был рад, откровенно рад, что сегодня не был на месте Евы Лотты. Бедняжка Ева Лотта!

Не спрашивая разрешения, он ушел из лавки. Он почувствовал, что необходимо переговорить с Андерсом. Он понимал: пытаться побеседовать с Евой Лоттой бессмысленно, ведь фру Карлссон считала, что «пекарева девчонка пошти што при смерти и у нее дохтур!». Так что это знал весь город.

Но Андерс, Андерс не знал ничего. Он сидел в сапожной мастерской и читал «Остров сокровищ» [4]. Ни одной живой души не было в мастерской с самого раннего утра, и Андерсу повезло, что благодаря этому именно теперь он пребывал на острове в Средиземном море в окружении злобных пиратов и не испытывал ни малейшего интереса к сапожным набойкам. Когда Калле, не спросив, рванул дверь, Андерс посмотрел на него так, словно боялся увидеть, как в мастерскую входит одноногий Джон Сильвер. Он был приятно удивлен, обнаружив, что это всего-навсего Калле.

Вскочив с трехногой табуретки, он безмятежно загорланил:

Калле вздрогнул.

- Замолчи, - сказал он. - Сейчас же замолчи!

- То же самое говорит всегда учительница пения, стоит мне взять хоть одну ноту, - охотно признался Андерс.

Похоже, Калле пытался что-то произнести, но Андерс опередил его:

- Ты случайно не слышал, принесла Ева Лотта Великого Мумрика или нет?

Калле с упреком посмотрел на него. Собственно говоря, сколько еще глупостей успеет выдать Андерс, прежде чем Калле расскажет ему о случившемся? Он попытался было снова вставить слово, но Андерс и тут перебил его. Андерс так долго просидел, не говоря ни слова, что сейчас его просто распирало желание поболтать. Взяв «Остров сокровищ», он ткнул книгу прямо под нос Калле.

- Мировая книга, - воскликнул он. - С ума сойти, какая увлекательная! Вот бы жить в те времена! Какие приключения! Теперь ведь ничего не случается.

- Разве? - спросил Калле. - Сам не знаешь, о чем говоришь.

И он рассказал Андерсу о том, что случается теперь.

Темные глаза Андерса потемнели еще больше, когда он услыхал, что натворил его приказ о перемещении Великого Мумрика. Он хотел в тот же час ринуться к Еве Лотте и если не утешить ее хоть немного, то, по крайней мере, как бы показать, что он уже сам считает себя блохастым пуделем, пославшим ее с таким поручением.

- Но откуда мне было знать, что там будут лежать трупы, - подавленно сказал он Калле.

Калле сидел напротив, задумчиво вколачивая деревянные гвоздики в сапожный верстак.

- Нет, откуда тебе было это знать, - сказал он. - Ведь это не так часто случается.

- Что случается?

- А то, что у Господской усадьбы лежат трупы.

- Вот именно, - согласился Андерс. - И вообще, заруби себе на носу: Ева Лотта с этим справится. Другая девчонка бы - бац! - ив обморок, но только не она. Вот увидишь, она наведет полицию на множество следов.

Калле кивнул.

- Может, она видела кого-нибудь, кто… мог это сделать.

Андерс вздрогнул. Он был далеко не так сильно захвачен происшествием, как Калле. Он был веселый, открытый, и чрезвычайно активный малый, и необычайные происшествия пробуждали в нем жажду деятельности, даже если и отпугивали. Он хотел сразу же приступить к делу, тут же с головой уйти в поиски преступника и в течение часа по меньшей мере посадить убийцу за решетку. Он не был таким мечтателем, как Калле. Но было бы несправедливо утверждать, что Калле, несмотря на свои мечтания, не мог быть столь же деятелен, как и Андерс. Были, разумеется, такие, кто испытал это на своей шкуре, но деятельности Калле всегда предшествовали длительнейшие размышления. Калле придумывал разные ходы, и надо признать, иногда самые замысловатые, но чаще всего это были, пожалуй, лишенные всякой почвы плоды его фантазии.

Андерс же ничуть не фантазировал. Он не тратил время на размышления. Он был преисполнен такой энергии, что для него было чистым мучением долго пребывать на одном месте. И вовсе не случай уготовил ему роль предводителя Белой Розы. Он был создан для этого. Жизнерадостный, и красноречивый, и находчивый, и всегда готовый стать во главе любого начинания - таков был Андерс. Он лишь сколько мог держался подальше от дома и контры с отцом воспринимал с величайшим самообладанием. Все неразумное стекало с него как с гуся вода, и через пять минут после самой основательной взбучки Андерс был уже на улице и мчался вперед, такой же радостный, как всегда.

Ему казалось немыслимым сидеть сложа руки, когда другие, более важные дела требовали его вмешательства.

- Идем, Калле! - позвал он. - Я закрою мастерскую, а папаша пусть говорит что хочет.

- И ты на самом деле посмеешь это сделать? - спросил Калле, хорошо знавший сапожника.

- Ш-ш-ш! - прошептал Андерс.

Конечно, посмеет, ему нужно лишь как-то объяснить постоянным клиентам причину того, что мастерская закрыта среди бела дня в будни. Взяв синий карандаш, он изобразил на клочке бумаги объявление:

Потом, прикрепив клочок бумаги кнопкой к двери мастерской, он закрыл ее на ключ.

- Вот это да! Ты не спятил? - спросил Калле, увидев объявление. - Так писать нельзя.

- Нельзя… - заколебался Андерс.

Склонив голову набок, он погрузился в раздумье. Может, Калле и прав! Кто его знает! Может, эту записку неправильно истолкуют. Разорвав ее в клочья, он вбежал в мастерскую и изготовил новую. Затем, крепко-накрепко прибив ее к двери, Андерс быстро пошел прочь. Калле последовал за своим предводителем.

Фру Магнуссон, как раз пересекавшая улицу, подошла вслед за ними, чтобы забрать свои туфли с новыми набойками; и она круглыми от удивления глазами прочитала:

Фру Магнуссон покачала головой. По правде говоря, этому сапожнику никогда не хватало винтиков, но теперь, как видно, он и вовсе спятил!

«По случаю подходящей погоды…» - слыханное ли дело!

Андерс поспешил в Прерию. Калле крайне неохотно последовал за ним. У него не было ни малейшего желания идти туда. Но Андерс был абсолютно уверен в том, что полицейские пребывают в нетерпеливом ожидании помощи Калле. Конечно, Андерс постоянно дразнил суперсыщика за его причуды, однако он совершенно забыл об этом теперь. В самом деле, произошел настоящий криминальный случай. Тут Андерс вспомнил, какой замечательный вклад в криминалистику внес Калле в прошлом году. То, что похитителей драгоценностей арестовали, было всецело заслугой Калле. Андерс был уверен, что и полиция этого не забыла. Да, Калле был выдающимся сыщиком, и Андерс признавал его превосходство.

- Неужели ты не понимаешь, что они только обрадуются, получив тебя в свое распоряжение, - сказал он. - Ты раскроешь это преступление - чихнуть не успеют. А я могу быть твоим помощником.

Калле попал в затруднительное положение. Он не мог решиться объяснить Андерсу, что разоблачал до конца только им же выдуманные убийства. И думал, что очень уж неприятно иметь дело с убийством настоящим. Он так медленно тащился сзади, что Андерс в конце концов потерял терпение.

- Быстрее, - сказал он. - В таком случае дорога каждая секунда! Уж тебе это известно лучше, чем кому-нибудь другому!

- Думаю, пусть полицейские сами с этим справляются, - сказал Калле, чтобы выйти из затруднения.

- И это говоришь ты! - взбешенно воскликнул Андерс. - Ты-то знаешь, как они умеют расследовать, ты сам не раз об этом говорил. Не глупи и иди сюда.

Взяв сопротивлявшегося суперсыщика под руку, Андерс повел его за собой.

Мало-помалу они приблизились к оцеплению.

- Эй! - воскликнул Андерс. - А ты не подумал?…

- Нет, о чем? - спросил Калле.

- Великий Мумрик в оцеплении. Если Алые захотят схватить его, им придется прорываться сквозь полицейский кордон.

Калле задумчиво кивнул. Многие приключения выпадали на долю Великого Мумрика, но полиция его охраняла впервые.

Полицейский Бьёрк нес патрульную службу рядом с оцеплением, и Андерс вынырнул прямо на него. Он тащил за собой Калле и поставил его перед Бьёрком, ну точно пес, который приволок хозяину какой-то предмет и ждет за это похвалы.

- Дядя Бьёрк, вот Калле, - многозначительно произнес он.

- Вижу, - ответил Бьёрк. - А что надо Калле?

- Впусти его туда, чтобы он мог начать расследование. Изучать место преступления.

Но дядя Бьёрк необычайно серьезно покачал головой.

- Уходите, ребята, - сказал он. - Отправляйтесь домой! И скажите спасибо за то, что вы еще так малы и не понимаете, что происходит.

Калле покраснел. Он прекрасно все понял. Он ясно и отчетливо понял: здесь не место для великого сыщика Калле Блумквиста, того самого, с резкими чертами лица и громкими словами. Только бы ему удалось заставить и Андерса это понять!

- Типичная история! - с горечью произнес Андерс, когда они брели назад, в город. - Если бы тебе даже удалось расследовать каждое убийство с тех пор, как Каин уничтожил Авеля [5], полиция никогда бы не признала, что частный сыщик на что-нибудь годен.

Калле стало очень не по себе, и он поежился. Много раз прежде он говорил примерно те же слова. От всего сердца хотелось ему, чтобы Андерс переменил тему разговора. Но Андерс продолжал:

- Они все равно раньше или позже обратятся к тебе. Обещай, что не возьмешься за это дело, пока они на колени перед тобой не встанут.

Калле с готовностью пообещал.

Повсюду стояли молчаливые группки людей. Они стояли, неотрывно глядя на кусты, где эксперты как раз пытались найти ключ к разыгравшейся здесь драме, стоившей человеку жизни. Сегодня в Прерии было на удивление тихо. Калле чувствовал себя подавленным. И даже у Андерса наконец стало мрачно на душе. Быть может, дядя Бьёрк прав. Это дело, вероятно, Калле не по Зубам. Хоть он и искусный сыщик.

Они печально пошли домой.

Сикстен, и Бенка, и Юнте тоже направлялись домой из Прерии. Сегодня они, как и вычислил Андерс, устроили себе выходной и не предавались войне Алой и Белой Розы. Зато они провели много счастливых часов, катаясь на карусели и стреляя в цель в Тиволи. Но час тому назад ужасная весть дошла и до Тиволи; парк быстро опустел. Сикстен, Бенка и Юнте тоже ринулись в Прерию - только чтобы убедиться: с таким же успехом они могут отправиться домой. И как только они пришли к этому выводу, им встретились Андерс и Калле.

Сегодня Алые и Белые Розы не обменялись ни единой колкостью. Они были на редкость молчаливы и бледны, все эти отважные воители. Сплоченной стайкой - все пятеро - брели они обратно в город и на этом пути думали о смерти гораздо больше, чем за всю свою юную мальчишескую жизнь.

И испытывали глубокое сострадание к Еве Лотте.

- По правде говоря, жаль ее, - сказал Сикстен. - Говорят, она совсем плоха. Лежит и плачет.

Андерса эти слова поразили больше, чем все беды вместе взятые. Несколько раз проглотил он ком в горле. Ведь это он виноват в том, что Ева Лотта лежит и плачет.

- Может, надо проявить к ней какое ни на есть внимание, - сказал он под конец. - Послать какой-нибудь цветок или что-нибудь в этом роде.

Четверо остальных посмотрели на него так, словно не поверили ушам своим. Неужели дела обстоят так скверно? Послать цветы девчонке - значит признаться в том, что Ева Лотта уже в некотором роде на ладан дышит.

Но чем больше думали они об этом предложении, тем благородней оно им казалось. Ева Лотта получит в подарок цветок - она его честно заслужила. Глубоко взволнованный Сикстен отправился домой, стащил у мамы одну из ее красных гераней, и, держа горшок с цветком, все пятеро продефилировали к дому пекаря.

Ева Лотта спала, и ее нельзя было будить. Но мама девочки приняла их герань и поставила ее к изголовью Евы Лотты, чтобы она увидела цветок, как только проснется.

Однако подарок этот был не последним из тех, которые предстояло получить Еве Лотте за ее участие в разыгравшейся драме.