"Расмус, Понтус и Глупыш" - читать интересную книгу автора (Линдгрен Астрид)Глава одиннадцатаяВоскресное утро… Какое чудесное изобретение! А это воскресное утро - самое лучшее из всех. Рядом с ним снова был Глупыш, так уверенно прижавшийся мордочкой к его руке, словно никогда не был в плену у разбойников. Расмус согнул ладонь над его темной головкой и пробормотал: - Глупыш, я так тебя люблю, так люб… Глупыш вздрогнул и тотчас проснулся. Он оживленно взглянул на хозяина. - Э, нет, и не пытайся, - сказал Расмус. - Ты уже был на улице… в пять часов утра, будь добр, вспомни это! Он посмотрел на часы. Двенадцать! Елки-палки! Ведь уже не воскресное утро, а ясный полдень, и скоро пора отправляться на весенний праздник. Из кухни доносился слабый аромат жареной ветчины, а он валялся тут, разглагольствуя с самим собой - что лучше: остаться в кровати рядом с Глупышом или же встать и пойти завтракать. И тут он услышал, как кто-то приоткрыл дверь. - Да, он уже проснулся, - сказала мама. И они вошли к нему все вместе, мама, и папа, и Крапинка, и мама несла ему на подносе завтрак. Он внезапно забеспокоился. - Я ведь не болен, - сказал он. Мама была настоящим чудом, она обнаруживала, что у тебя температура, задолго до того, как ты сам это замечал, и тогда загоняла в постель, хочешь ты этого или нет. Но иногда в определенные дни, когда у тебя была, например, пустяковая письменная работа по географии и тому подобные контрольные, и ты, лежа в кровати, придумывал, будто у тебя температура, да и в самом деле уже чувствовал, какой ты весь теплый и больной, она говорила лишь: - Без глупостей! А ну, встать и бегом! Однако сейчас она поставила перед ним на кровать поднос и даже не сказала, что Глупыш должен спать в своей корзинке, она только смеялась. - Нет, ты не болен, но папа говорит, что ты все-таки заслужил омлет с ветчиной. Отец махал свежим номером «Вестанвикской газеты», которую держал в руках. - Да, Расмус, почитай газету, ты увидишь. - Напечатано объявление? - живо спросил Расмус. Папа кивнул. - Да, это само собой, но… Крапинка кинулась на Глупыша. Она стащила его к себе на пол и бурно ласкала. - Маленький, любименький Глупыш, подумать только, ты вернулся домой… А ты знаешь, что тебя просили позвонить по телефону: «Вестанвик, 182»?… Сделай это, пожалуйста, чтобы мы знали, как ты себя ведешь! Расмус не мешал ей развлекаться: конечно, это его песик, но Крапинка спала, когда он утром вернулся с Глупышом домой, а сейчас - пускай немного поразвлекается. Одна только мама не спала тогда и стала сразу такой счастливой при виде Глупыша, что заплакала. И еще она чуточку поплакала из-за того, что Расмуса не было дома и что он гонялся за похитителями серебра. Но сейчас она не плакала, а принесла ему омлет с ветчиной и свежую французскую булочку, чудесно! Расмус с большим аппетитом накинулся на еду. Папа, стоя возле него, раскрыл газету. - Послушай только! - сказал он. - Да я знаю объявление наизусть, - сказал Расмус, его рот был набит ветчиной: - «Убежал Глупыш, маленькая жесткошерстная такса…» - Дурачок, - сказал папа. - «Последние известия, - прочитал он. - Похитители серебра схвачены. Фантастический вклад Объединенного акционерного общества «Металлолом». Расмус вытаращил глаза. - Это о нас написано в газете?… Им что - больше и писать не о чем? Отец с упреком посмотрел на него: - И ты так говоришь о «Разбойничьей истории века»? Так называет эту историю газета, а вовсе не я. - И газета запоздала на пять часов, только чтобы дать этот материал, - сказала мама. Крапинка оценивающе посмотрела на брата: - Да, ты - настоящий герой, даже если сам об этом и не знаешь, и Понтус - тоже. - Ш-ш-ш, - прошипел Расмус. Он радовался, что кроме Понтуса и его самого никто не знает, как они стали героями, даже СП и папа ничего не знают о «Корпусе Спасения Жертв Любви» и думают, что они влезли к фон Ренкенам как раз для того, чтобы узнать, чем занимаются там Эрнст и Альфредо. Подумать только, если бы в газете было написано про «Каталог дешевой распродажи» - вряд ли бы Крапинка так радовалась. - Ну, а теперь я хочу знать одну вещь, - решительно сказала мама. - Послушай-ка, малыш, а что, собственно говоря, ты делал в четверг ночью вне дома? Так, этого вопроса он ждал все время! Он запихнул в рот большой кусок ветчины, чтобы, пока он его прожевывает, выиграть время и подумать. Потом он посмотрел на маму невинными голубыми глазами: - Ты сама сказала как-то на днях, что в такие светлые майские и июньские ночи, собственно говоря, вообще не надо спать. Мама засмеялась. - Но это не имеет отношения к маленьким школьникам, - сказала она. - Ну ладно, какое нам теперь до этого дело, - сказал папа. - Мы, верно, и сами были молоды, и крались по ночам тайком вокруг вигвама своих недругов. - Только не я, - уверила мама. - Не-а, но зато тебе так никогда и не удалось схватить парочку похитителей серебра, - засмеялся папа. Когда Расмус остался один и покончил с завтраком, он основательно прочитал все, что было написано в газете о нем и о Понтусе. «Страховое общество барона фон Ренкена присудит обоим мальчикам награду», - было напечатано там черным по белому. «Елки-палки, до чего нудно, какие еще награды можно получать от Страхового общества… Может, небольшую дурацкую страховку? Спасибо, что я знаю о награде, которую обещал папа… Бесплатное мороженое во время весеннего праздника!» Он прочитал объявление и был так счастлив, что маленький песик, жесткошерстная такса, вовсе не убежал. - Подумать только, Глупыш! О тебе тоже написано в газете… в двух местах. Ты герой, Глупыш, ты знал об этом? Глупыш тявкнул. Он знал, казалось, и об этом. Затем Расмус выпрыгнул из кровати. Он тщательно умылся и совершенно противоестественно причесал волосы, ведь он обещал это Альфредо! Затем, надев рубашку и синие джинсы, вышел в кухню. - Нет, знаешь что, - сказала мама. - В таком виде, пожалуй, на весенний праздник ты не пойдешь. Надень фланелевый костюм. Расмус был глубоко оскорблен. Он тут умывался и причесывался, перейдя все границы благоразумия, но жертва была напрасной, этого даже не заметили, а только стали возникать с возражениями по поводу его будничной одежды. - Если надо надевать выходной костюм, - с досадой сказал он, - я лучше останусь дома. Мама кивнула. - Вот как? Тогда оставайся! - сказала она. Расмус обиженно посмотрел на нее. - Ш-ш-ш, тогда, значит, я зря умывался? Мама осмотрела его уши: - По-моему, ты, в виде исключения, помылся хорошенько, верно? - Да, даже слишком, - сказал Расмус. Притянув его к себе, мама погладила его по мокрым, причесанным волосам. - Как красиво ты причесан… и ты абсолютно сам до этого додумался! Ты, верно, никогда не станешь взрослым? Нет, он не сам до этого додумался, ему это было не нужно… Это явно входило в интересы государства - как он причесан, одет и умыт; даже старые ворюги вмешивались в это дело. - Ты видел, какая нарядная Крапинка? - спросил папа. - Ш-ш-ш, девочка - это же совсем другое дело, - сказал Расмус. - Разве? - спросила Крапинка. Встав перед ним, она закружилась. На ней было что-то розово-клетчатое, и юбка так красиво колыхалась; Расмус даже признался самому себе, что Крапинка «красивая». Но ведь девчонки любят шуршать шелками. Хотя вид у нее, у Крапинки, был не веселый, ну… ни капельки! - Выше голову, Крапинка! - сказал папа. - Как можно не радоваться, когда идешь на праздник и сам похож на цветок шиповника. Крапинка встала перед небольшим зеркалом, висевшим у мамы на стене кухни, осмотрела свое грустное лицо и скорчила гримаску. - Цветок шиповника с веснушками на носу, да? С этими несчастными веснушками, которые выступали у нее на лице каждую весну, Крапинка вела нескончаемую войну. У Расмуса тоже выступали весной веснушки, но он как-то не замечал, чтобы они ему мешали. Да и мама тоже так думала. - Знаешь, Крапинка, а веснушки придают только прелесть, - сказала она. Крапинка скорчила гримаску: - Да, веснушки всегда придают прелесть… другим. И она пошла. - Привет! Мне надо быть там заранее, мы будем репетировать! - Ну как, - спросил Расмус, когда она исчезла, - можно мне надеть синие джинсы или нельзя? Папа умоляюще посмотрел на маму: - Он же может, верно, надеть их… как маленькую награду? Расмус тоже умоляюще посмотрел на маму: - Мама еще раз погладила его по гладко причесанным волосам и сказала: - В награду за честность и рвение на службе государству, он… не наденет фланелевый костюм на весенний праздник! - Красиво, - оценил Расмус. Потом, еще немного подумав, спросил: - А что, здесь, в доме, все - Нет, ты тут ошибаешься, - сказал папа, - ты тут совершенно ошибаешься! - Разве теперь она больше этого не делает? - Не-а, видишь ли, Крапинка стала такая взрослая, что у нас теперь так называемое коллегиальное правление. Но мама только смеялась: - Чепуха, конечно же, все решает папа. И теперь он решил, что нам пора поторапливаться. Но тут Глупыш залаял, чтобы напомнить о своем существовании, и Расмус оживился. - Я решаю еще один вопрос, - сказал он. - Да, и я тоже! Я решаю, что Глупыш идет с нами. Глупыш громко залаял. «Глупыш идет с нами!» - он считал, что такие слова должны намного чаще произноситься в этом доме. Мама наклонилась и погладила песика. - Да, это ему, пожалуй, необходимо, - сказала она. - После всего, что он пережил… Но ты, разумеется, наденешь на него цепочку… Глупыш залаял. «Цепочка» - это слово, наоборот, желательно вовсе упразднить. Затем он еще сильнее залаял, потому что раздался стук в дверь и в дом вошел Понтус, веселый и краснощекий… и в синих джинсах. Рванувшись вперед, Расмус толкнул его. Он сделал это потому, что страшно обрадовался при виде Понтуса, и еще потому, что на друге его были синие джинсы, да и сам он, Расмус, был подобающе одет, когда пришел Понтус. И потому что Глупыш был дома, и еще по многим причинам, которые он как раз сейчас вспомнить не мог. - Ты видел, что про нас написано в газете? - оживленно спросил Понтус. Расмус кивнул. И, стоя у кухонных дверей, они вдруг осознали все то удивительное, что им пришлось пережить. Оно стало удивительным именно благодаря тому, что об этом написали в газете. И они смотрели друг на друга с чуточку удивленной улыбкой удовлетворения. Но не произносили ни слова. Расмус лишь сунул руки в карманы джинсов и слегка потянулся. - Это, верно, очень кстати; Спичка, по крайней мере, успокоится хотя бы на несколько дней, - сказал он. И Расмус с Понтусом пошли на праздник. Каждый год, в последнее воскресенье мая, учебное заведение Вестанвика проводит свой больший весенний праздник в городском парке. В этот день сине-желтые флаги [10] так патриотично развеваются на своих белых древках, в этот день школьный хор поет о цветущих прекрасных долинах, в этот день ректор так красиво говорит о молодости и о весне. «О юность, как прекрасна ты!» - возвещает он своим кротким голосом, а все папы и мамы Вестанвика согласно кивают головами; они делают это каждый год. Ибо юность всегда одинаково прекрасна, хотя каждый год подрастают другие юноши и девушки. Он, старый ректор, повторяет это еще раз, так как уже забыл, что слова эти были уже произнесены однажды. «О юность, как прекрасна ты!» - возвещает он. И каждая мама, каждый папа ищет взглядом именно своего мальчика или именно свою девочку. А иногда случается так, что эта девочка сидит на эстраде в розово-клетчатом, свеженакрахмаленном хлопчатобумажном платье. Разумеется, прелестная, но очень опечаленная, зато мальчик, наоборот, - счастливый и бездумный бродит вокруг с мороженым во рту… на почтительном расстоянии от родителей, и не слушает, что говорит ректор. И тогда их мама думает, что одиннадцать лет - чудесный возраст. Так думает и он сам, тот, кому одиннадцать. - Слышишь, купим еще по порции мороженого, - говорит он Понтусу. - А еще одну я куплю Глупышу, он любит мороженое. - Я уже съел две порции, - отказывается Понтус. - Ш-ш-ш - это только легкое начало. Ректор уже кончил говорить, и заиграл оркестр «Pling Plong Players», и сияло солнце, и цвела сирень. Быть может, уже следующим утром она начнет увядать, так как время ее прошло, но сегодня надо всем краеведческим парком льется ее сладостный аромат. Глупыш тянул свою цепочку и всячески сопротивлялся. Он вовсе не думал, что оркестр «Pling Plong Players» - нечто выдающееся и его стоит слушать. Однако Расмусу и Понтусу хотелось и слушать, и смотреть. - На самом деле они играют не так уж и плохо, - сказал Расмус. - Не-а, - согласился Понтус. - А ты видел, что Йоаким все время таращит глаза на Крапинку? А что вообще сказала Крапинка, когда ты отдал ей фотографию? - Елки-палки, не отдавал я ей фотографию, - с убитым видом признался Расмус. - Ну и дурак же я, понятно, я должен был сделать это, как только пришел утром домой. - Да, ясное дело, - согласился Понтус. - А как с мороженым? - Сейчас купим! Расмус позволил Глупышу тащить себя куда вздумается, и одновременно они высматривали какого-нибудь мороженщика. И наткнулись в толпе на магистра Фрёберга. Он шел такой нарядный, в новом весеннем костюме, с тростью, и вид у него был совершенно не такой, как в школе. - Нет, вы только посмотрите - Расмус Перссон! - сказал он. - И братец Понтус! Герои дня, если верить местной прессе. Он зацепил ручкой трости Понтуса за шею. - Да, да, считать ни один из них не умеет, но ведь из них могут все-таки выйти отличные парни! Могу ли предложить вам, господа, по порции мороженого? - Спасибо! - сказали они. - Огромное спасибо! Они вежливо раскланялись и украдкой покосились друг на друга. До чего ж чудно… иногда не допросишься даже одной-единственной, хотя бы маленькой порции мороженого, а теперь, когда они могут целый день бесплатно поглощать мороженое, является магистр Фрёберг и хочет, чтобы они съели еще больше. Он дал им каждому по пятьдесят эре и пошел дальше, размахивая тростью. - До свиданья, Расмус Перссон! До свиданья, братец Понтус! Когда они съели много-премного порций мороженого и начали уставать, а праздник близился к концу, они удалились от мира и сели отдохнуть на зеленой лужайке. - Если ты твердо обещаешь никуда не убегать, я спущу тебя на время с цепочки, - сказал Расмус и отпустил Глупыша. Казалось, Глупыш дал такое обещание. Он деловито обнюхал все вокруг и нашел в ближайших кустах много интересного. Но внезапно он обнаружил нечто куда более интересное. Довольно далеко, возле эстрады, он обнаружил таксу Тессан и ринулся туда с такой быстротой, на какую только способны были его коротенькие ножки. - Глупыш! Сейчас же назад! - закричал Расмус. Глупыш поспешно решил, что он ничего не слышал. Он спокойно рванул дальше, но тут чья-то сильная рука схватила песика за ошейник и постыдно поволокла его к хозяину. А хозяин так злобно вытаращил глаза, но не на Глупыша, а на того, кто его тащил. - Вот как, наконец-то я вас нашел, - сказал Йоаким. - Я приветствую вас, «Объединенное акционерное общество «Металлолом»! Если бы вы знали, как рад папа! - Ему небось весело, - хмуро буркнул Расмус. - Он явится поблагодарить вас, как только сможет, - заверил их Йоаким. - А пока могу ли я предложить вам по порции мороженого? Понтус хихикнул. - Спасибо, - хмуро буркнул Расмус, - не надо нам никакого мороженого! Йоаким посмотрел на него и рассмеялся: - Вот как, значит, не надо? Ну что ж… во всяком случае, спасибо вам. Если бы вы знали, как рад папа! Расмус враждебно посмотрел на него: - Я уже слышал это! Здорово было б, если бы все так радовались! - О чем ты? - спросил Йоаким. - Кто это не радуется? - Не твое дело, - ответил Расмус. - Но, во всяком случае, она Когда он это произнес, в голове у него мелькнула одна мысль… Только бы с Крапинкой не получилось так, как с фру Энокссон, когда они хотели помочь ей перейти улицу: На лице Йоакима появилось странное выражение. - Устами младенца глаголет… [11] - сказал он. - Ну как, не хотите мороженого? - Не-а, спасибо! - сказал Расмус. - Эх ты, со своим «Каталогом дешевой распродажи»! И тут Йоаким ушел. - Он, верно, пойдет на террасу, - предположил Понтус. Городской парк расположен высоко, и там есть терраса, затененная высокими дубами с шишковатой корой. Под дубами стоят две скамейки, и если сидишь там, то у тебя под ногами расстилается весь Вестанвик со старой ратушей, старой церковью и достопочтенным учебным заведением. В это время года вид сверху по-настоящему красив, и совершенно не удивительно, если Йоаким идет на террасу. - Мне кажется, я видел, что Крапинка совсем недавно пошла туда, - сказал Понтус. Расмус окинул его долгим взглядом, а потом надел цепочку на Глупыша. - Чепуха, - сказал он. - А что, если мы тоже прошвырнемся туда и посмотрим, какой оттуда вид? Мы так давно там не были! На самом деле он и не помнит, чтобы когда-нибудь пристально интересовался этим видом, но именно теперь он весьма склонен любоваться видами природы. И поэтому они втроем - Расмус, Понтус и Глупыш - идут на террасу. Они не приближаются бесцеремонно и не доходят до самого края террасы, потому что уже издалека видно: обе скамейки заняты. Когда случается такое, остается только одно: пробраться ползком за дубы и подождать, пока скамейки освободятся. На одной скамейке сидит особа в розово-клетчатом хлопчатобумажном платье, а на другой - особа в светло-сером костюме, и они с достойным удивления упорством любуются открывающейся перед ними картиной. Теперь, когда в садах цветут яблони и сирень, весь Вестанвик в самом деле так красив! Но все-таки это вовсе не тот пейзаж, на который надо смотреть до бесконечности. Когда-нибудь, по крайней мере, надо повернуть голову и поглядеть, кто сидит на соседней скамейке. Но нет, эти особы ничего подобного делать не собираются. - Как ты думаешь, что у меня здесь? - спросил Расмус и выудил из кармана джинсов маленькую фотографию. Снимок плохой, и с большим трудом можно разглядеть, что там изображено, но то, что написано на фотографии, прочитать можно, и они оба читают: «Она - единственная!» - Он, может, именно так и думает, - говорит Понтус, глядя в глаза Расмусу. И Расмус решительно кивает: - Подержи немного Глупыша. Я скоро вернусь. Как разнообразна жизнь, когда тебе одиннадцать лет. Один день ты представляешь Объединенное акционерное общество «Металлолом», другой - «Спасательный Корпус Жертв Любви». И если кто-то считает, что те, кто сидит в засаде за дубами, представляют Объединенное акционерное общество «Металлолом», то они ошибаются. Все вовсе не так. Нет, это - «Корпус Спасения Жертв Любви», который только что совершенно тихо и деликатно положил маленькую фотографию на скамейку рядом с Крапинкой. А теперь они - Расмус и Понтус, а может, и Глупыш - любуются открывшимся им видом. Но не обширным горизонтом над Вестанвиком - его им не видно. Они видят только скамейку, на которой уже сидят вместе Крапинка и Йоаким. И еще им видно, что руки Крапинки обвивают шею Йоаки-ма. «Корпус Спасения» может быть доволен. И так оно, верно, и есть. Однако Понтус испытывает какое-то чуточку странное неприятное чувство. Подумать только, а что, если тебя самого в один прекрасный день угораздит выглядеть так же смешно, как эта парочка на скамейке! И сам не заметишь, как это произойдет! Понтус беспокойно качает головой: - Только бы никогда не стать такими! Но Расмус успокаивает его. Расмус уверен: - Не-а, даже и не думай! Мы никогда не станем такими! |
||
|