"Кукольник" - читать интересную книгу автора (Кунц Дин)ДекабрьОна сидела на сложенных одеялах, поднимавших ее достаточно высоко, чтобы смотреть поверх панели приборов. Глядя с неослабевающим интересом на местность, проносившуюся мимо них, она казалась испуганной необъятностью мира. Он был намного больше сцены, больше даже, чем весь театр, такой невероятно огромный. Снег приводил ее в восторг. Она часто поднимала взгляд к серо-стальному небу, как будто ждала, что вот-вот увидит сито, из которого сыплется соль, изображающая снежинки, покрывавшие землю. - Что это? - спросила она. - Что? - Снег. - Это снег. - Как его делают? Он молчал, глядя на белую завесу, опустившуюся вокруг них, пока они спускались вдоль длинного склона, продолжая двигаться на север в сторону полюса, все глубже в эту негостеприимную местность. - Я не спрашивал, - ответил он. - Кого? - Пертоса. Он никогда не говорил. Что такое.., снег. - Мы можем остановиться? - Зачем? - Чтобы я могла потрогать снег. Хочу попробовать, какой он на ощупь. - У нее были самые большие, самые красивые глаза, и он не мог ни в чем отказать ей. Он притормозил грузовик, потом съехал на обочину в том месте, где колея сильно расширялась, образуя площадку для отдыха. Не выключая двигатель, он протянул руку мимо нее и открыл дверь. - Только быстро. Она сползла с сиденья и шлепнулась в снег. Она была одета в свой обычный костюм: короткая юбка, тоненькая блузка, голые ноги. - Он холодный! - взвизгнула она и обхватила себя руками, дрожа и смеясь. - И мокрый! Маленькими ручками она слепила снежок и кинула его в кабину. Снежок попал ему в руку и упал на сиденье. Он поднял снежок и кинул назад в нее. - Иди сюда. - Ему не нравилось, когда она отходила далеко. Он боялся, что она попытается сбежать, хотя знал, что не может уйти от Горна на большое расстояние. От него уходили все, оставляя одного. А он не мог этого вынести. Это заставляло его чувствовать себя брошенным, отверженным. Время от времени у него возникала уверенность, что на Земле обитают только два живых существа: он и Битти Белина, и, если она убежит, он навсегда останется здесь один. А быть единственным человеком в мире означало взять на себя слишком большую ответственность, слишком много обязанностей. Это было ему не под силу. Она вскарабкалась назад в грузовик. Себастьян протянул руку и закрыл дверь. - Мокрый и холодный, - повторила она. Он вывернул на шоссе, и они двинулись дальше на север. Они выехали сразу же после завтрака и ехали до самого позднего вечера, когда у него стали слипаться глаза. Еда была у них в кабине, так что они могли есть во время езды и делали краткие остановки только для того, чтобы сходить в туалет. За все время ему не попалось ни одной машины или какого-нибудь другого транспортного средства. Единственными движущимися предметами в мире были грузовик и снег. Для Себастьяна дорога и жужжание ротаров воздушной подушки стали частью образа жизни, их монотонность хоть как-то успокаивала его нервы. На четвертый день, когда они отъехали на сотни миль от хижины Бена Самюэля, она задала тот самый вопрос, которого он так боялся: - Когда ты восстановишь всех остальных? - Остальных? - Он знал, кого она имеет в виду. Он знал. - Виссу и принца. И других. Все равно рано или поздно их придется возродить для представления, а оно, наверно, будет скоро. - Не будет.., представления, - отозвался он. Она ненадолго задумалась, как будто совсем не удивилась. - Ну все равно ты можешь оживить их. Они ведь тоже имеют право на жизнь, понимаешь. Не меньше, чем ты. - Нет. - Почему? - Нет. - Ну - Пауки, - сказал он ей, хотя сам не знал точно, что имеет в виду. - Пауки? Больше он ничего не сказал, просто продолжал ехать, смотреть на снег и надеяться, что она об этом забудет. Его пугала перспектива иметь сразу несколько живых кукол. Ни он, ни Битти Белина не жили теперь своей обычной жизнью, не следовали предназначенному для них сценарию. Они оба нарушили сценарий. Одного этого было достаточно, чтобы прийти в замешательство. Если их окажется с десяток и каждый начнет делать, что хочет, а не то, что ему положено, замешательство быстро перерастет в хаос. - Так ты сделаешь их? Пожалуйста! Мне так хочется. Он не ответил. Через некоторое время она сказала: - Ты убил Пертоса. - Ты этого хотела. - Но убил его именно ты. Как ты это сделал? Из пистолета? Нет, я думаю, ты воспользовался каким-то более зверским орудием - ножом или дубиной. Верно? А что ты сделал с трупом? - Замолчи. - Знаешь, я могу донести на тебя. Могу заложить, чтобы полиция тебя арестовала. В его сознании возникла маленькая камера с холодными каменными стенами и дощатыми нарами вместо кровати. Он был прикован цепью к стене, и каждый час они приходили бить его, как поступали со всеми глупыми парнями, которых нужно было убрать из жизни. - Не надо, - попросил он. - Пожалуй, именно так я и сделаю при первой же возможности. Как только мы кого-нибудь встретим, все расскажу. Он потянулся к ней. Она ударила его по руке, одна из ран, нанесенных Вольфом, открылась, кончиков пальцев закапала кровь, пачкая ее белое платье. - Они засадят тебя, - сказала она. На этот раз Себастьян ударил ее наотмашь. Белина свалилась со своего трона и шлепнулась на пол между сиденьем и панелью приборов. Она так долго не шевелилась, что он уже начал думать, не умерла ли она. Он остановил грузовик и склонился над ней, смущенный и взволнованный. Сердце у нее билось. Она дышала. Себастьян осторожно поднял ее и положил на сиденье. И поехал дальше. Когда сознание снова вернулось к ней, Белина попыталась сесть повыше. Она взобралась на кучу сложенных одеял и больше двух часов кряду смотрела на падающий снег. И хотя он не раз делал попытки завести беседу, Белина не сказала ему ни слова. Когда она наконец заговорила, в ее голосе слышалась злость, а крошечное личико покраснело и сморщилось. - Тебя нужно запереть, - сказала она. - Проклятое животное, вот ты кто. Нельзя разрешать тебе быть на свободе. Идиот и сам чувствовал себя настолько скверно, что ничего другого не оставалось, как согласиться с ней. - Да, - с искренним раскаянием произнес он, не смея взглянуть на нее от стыда. - Да. На пятый день они остановились на автоматической заправочной станции, и Себастьян подключил аккумулятор грузовика к клеммам одного из генераторов. Они зашли в помещение станции и поели горячей пищи, глядя через стеклянные стены на снег, который все шел и шел. Снегопад усилился. На земле уже лежал слой не менее десяти дюймов, однако снег был мягким и не мог помешать работе лопастей такой большой машины, как их грузовик. Неприятности начались, когда они уже вернулись к машине и Себастьян отсоединил провод от аккумулятора. Он как раз открывал дверь кабины, когда со стороны шоссе подлетел широкий и длинный грузовой фургон, направлявшийся на юго-запад. За рулем сидел крупный бородатый мужчина с повязкой на голове, не дававшей длинным волосам падать на лицо. Он подогнал свой фургон к генераторам и, нажав изнутри какую-то кнопку, одновременно открыл крышки всех своих десяти батарей. Себастьян наблюдал, пока тот не вышел из машины, и только тогда идиот осознал грозящую ему опасность. Он вскочил в грузовик, захлопнул дверь и принялся отчаянно крутить ручки приборов, как будто забыл, как водят машину. Битти Белина вскрикнула. К счастью, окна кабины были закрыты и ее крик прозвучал как раз в тот момент, когда водитель фургона, захлопнув дверь, ступил на снежный ковер. Себастьян схватил ее в охапку и прижал к своим коленям лицом вниз так, чтобы ее не было видно снаружи. Она злобно укусила его за руку, зажимавшую ей рот, а потом ее маленькие зубки вонзились ему в пах. Вести грузовик, держа в руках Белину, было совершенно невозможно. Но если он отпустит ее, чтобы завести мотор и отъехать, она позовет шофера и расскажет ему про убийство Пертоса. Тогда они узнают и про Бена Самюэля. А потом будут маленькая камера и пытки, плохая еда и нары вместо постели. Водитель фургона подсоединил десять проводов к батареям, проделав все это с ловкостью профессионала. Себастьян не знал, что делать. Он подумал, что лучше переждать, даже если незнакомец решит съесть чего-нибудь горячего и выберет для зарядки своих батарей самый медленный режим. Зубы Белины больно впились ему в мясо, и по рукам текла кровь. Голова кружилась, казалось, он вот-вот потеряет сознание. Руки у Себастьяна ослабели, он больше не мог держать Битти Белину с прежней силой, и ее сдавленные крики стали громче. Водитель фургона был уже на полпути к грузовику. Еще немного, и он услышит шум отчаянной борьбы, тем более что снег падал так тихо, что все звуки казались еще громче. Себастьян сломал ей шею, и она мгновенно умерла. Он бросил ее на пол между ног. Его покрытые кровью руки горели, как в огне, а над головой он вдруг увидел звезды, хотя все небо было покрыто облаками и ночь еще не наступила. Он рванулся с места, резко повернул руль в сторону дороги и отъехал. Снежные хлопья скрыли от него незнакомца вместе с его длинным фургоном, подсоединенным к клеммам генератора. Идиот врезался в дорожный столб и сбил его. В течение нескольких секунд столб бился о лопасти грузовика, потом отлетел в сторону. Себастьян подпрыгнул на повороте и понесся по шоссе, пытаясь найти успокоение в мелькании серого и белого. На север. Снизу раздался вздох Битти Белины - это у нее выходил воздух, который, покинув легкие, с шумом вырвался из мертвых губ... В “Книге мудрости” вонопо святой странник Эклезиан говорит, нам: "Святой Зенопу уже показал нам, что каждое поколение отпрысков Господних узурпирует трон своего отца, так что нами постоянно руководит юное Божество и каждый из нас в течение жизни бывает рабом нескольких господ. Позвольте мне пойти несколько дальше в толковании этой Истины. В первые дни воцарения нового Бога он больше сочувствует своим питомцам - мы говорим о смертных, чем потом. Свергнув своего отца, он исполнен решимости исправить несправедливость, творимую в отношении его паствы. Именно в это время, прежде чем он станет таким же циничным, как его отец, мы должны подняться и сокрушить его. И тогда мы сами станем господами”. Далее Эклезиан с увлечением предается столь же богохульным рассуждениям о сексуальности фанатично религиозных женщин, потом возвращается к революционной риторике со словами: " Она смирилась. Усевшись на одеялах, воссозданная заново, она хорошо помнила, с какой легкостью он убил ее. Она очень мало говорила, а то, что говорила, произносила почтительным тоном. Вечером, когда он сидел в кузове грузовика, попивая темное вино, она развлекала его танцами и строками из своей старой сказки, которую ни он, ни она не забыли. Он произносил первые слова любимых монологов, а она продолжала дальше с мимикой, жестами, позами, движениями и с той же серьезностью, как если бы стояла на сцене перед полным залом. Потом он угощал ее вином, и они укладывались спать. Они почти не дотрагивались друг до друга, и их совместное существование было чистым и целомудренным, словно они были не живые существа, а какие-то пластиковые или металлические роботы, функционировавшие без потовыделения, мочеиспускания и без единой плотской мысли. Теперь они ехали не так быстро, поскольку даже до Себастьяна дошло, что они понятия не имеют, куда едут. Время от времени от этой бесцельности его охватывал легкий ужас, но идиот отгонял его прочь. Было бы куда хуже, если бы они действительно куда-нибудь приехали, так как тогда пришлось бы что-то решать. До тех пор, пока они ехали, но не приезжали, он мог позволить себе забыть о прошлом и сосредоточиться на настоящем. Сидя в кабине, Битти Белина обращала его внимание на то, что он сам ни за что бы не заметил: на гусей, летящих коричневатой буквой V на фоне свинцового неба, на большие плоские равнины, где ветер превратил вечные снега в лед, на неясные очертания спускавшегося в каньон далекого ледника, сверкавшие отраженным голубовато-зеленым светом, который становился все ярче по мере приближения. Только однажды эта идиллия чуть было не нарушилась, однако Белина, заметив опасность, сумела избежать ее. Они выпили больше обычного, допив последнее вино, которое было в грузовике, и она уже закончила декламировать сцену с третьим из женихов-неудачников. В монологах было много двусмысленностей, хотя Себастьян только смеялся над ними вслед за Белиной, не улавливая скрытого смысла. Ей часто приходило в голову, что она может извлечь пользу, делая авансы этой скотине, поскольку помнила, в какое бешенство он пришел, когда застал ее с Элвоном Руди, и ошибочно приняла это за ревность. Теперь, видя, как он смеется над ее двусмысленными шутками, она уверилась в том, что раз кукла может соблазнить нормального человека, стоит попробовать соблазнить идиота. Легкомысленно и бесстрашно Белина приблизилась к нему. Насколько она могла понять, ее сексуальность была самым сильным инструментом, с помощью которого рассчитывала заставить его сделать то, что ей хочется. Если это не сработает, у нее не останется никакого способа вынудить его создать остальных кукол. Пока Себастьян пил, Белина разделась, положив рядышком одежду, и на мгновение ее обнаженное тело предстало перед ним во всем своем совершенстве. Что она делала дальше, он не видел, так как от вина у него стали слипаться глаза, но даже то, что он видел, с трудом доходило до его сознания, и Себастьян ничего не понял. Его левая рука согнулась, подставив Белине раскрытую ладонь, все тело обмякло. Белина шагнула вперед и уселась ему на ладонь, касаясь ее своим гладким теплым телом. Она подняла палец Себастьяна и дотронулась им до своей груди. И тогда он увидел, что она делает. К счастью, выпитое вино не слишком сказалось на быстроте ее реакции, и по медленно менявшемуся выражению его лица она заметила, что он взбешен. Белина увидела, что его зубы оскалились, как в ту ночь, когда он убил коммерсанта. Увидела, как остекленели его глаза, и поняла, что он видит не ее, а какой-то старый кошмар из своей прошлой жизни. Его взгляд устремился сквозь вереницу лет, не замечая ее упругих маленьких грудей. Белина спрыгнула с его ладони, подхватив на бегу одежду. Спрятавшись за корзину с продуктами, она оделась. Ее трясло. Она почти явственно представила, как идиот убивает ее, как ломает тонкие кости ее ног и спину. Когда Белина наконец решилась выйти, декламируя какой-то смешной кусок из своей пьесы, Себастьян, казалось, уже забыл о том, что чуть было не произошло между ними. Они, смеясь, допили вино. В стенки грузовика стучал ветер. После нескольких ясных дней на улице снова пошел снег. От воя, с которым ветер гнал снег по крыше кузова, все тело Белины покрывалось мелкими мурашками. Когда свет погас, Себастьян почти тут же заснул, однако Битти Белина еще долго лежала без сна, стараясь придумать какой-нибудь способ, как убить идиота. Тут требовалась осторожность. Нельзя было давать ему возможность отомстить. Если она только ранит его, он почти наверняка поймает ее, засунет назад в Горн и никогда больше не воссоздаст заново. К тому же если она убьет его, то останется совсем одна, так как рядом не будет кукольника, который мог бы возродить принца, Виссу и других. Она скорей согласилась бы снова стать жидкой плотью, без чувств и мыслей, чем остаться единственной живой куклой. Замышляя убийство, Белина заснула. Ее лицо было прекрасно, как мечта: нежные черты, золотые волосы и синие, как морская вода, глаза. Никогда в жизни Себастьян не был так счастлив, как теперь. Он больше не видел страшных снов про ту девушку с ножом в животе. Не снился ему и отец, терзающий мать, каждую ночь. Его перестало мучить необъяснимое чувство вины, и он, казалось, забыл про Пертоса Гедельхауссера и про те пять лет, что они провели вместе, кочуя по дорогам из города в город. Забыл про их странное содружество. Они проезжали по тридцать - сорок миль в день, двигаясь медленно, как будто боялись что-нибудь пропустить. Благодаря Битти Белине у него словно открылась новая пара глаз, и теперь каждый дюйм земли восхищал его, как никогда прежде. Иногда они останавливались и стояли по два-три дня, устраивая игры на снегу, а по вечерам декламируя строки из спектакля. Время от времени Битти Белина читала ему какую-нибудь из старых книг Пертоса, и он засыпал под веселую музыку ее полудетского голоска, рассказывавшего о свершениях рыцарей и колдунов, магов и древних героев. Иногда ему казалось, что он слышит ее голос даже в снах, в приятных снах, где солнце и вода говорили голосом Белины, даря ему покой, тепло и прохладу. Когда идиот окончательно засыпал, отвернув в сторону свое дряблое лицо и свесив подбородок на грудь, Битти Белина тихонько закрывала книгу, которую читала, и клала ее на пол. Она вставала и торопливо пробиралась к передней двери кузова, в котором они жили. Вскарабкавшись по перекладине стула, Белина перешагивала с сиденья на панель управления, находящуюся рядом с Горном. Она заглядывала в пустую капсулу-матку, потом переходила к ручкам и начинала крутить их, стараясь обрести навык. Потом вытаскивала матрицу-диск из папки-идентификатора и вставляла ее в транслятор памяти. Горн загорался. Свет был ярко-зеленым. Через смотровое окошко было видно, как капсула-матка заполнялась жидкостью. Она поворачивала левую ручку вниз на сто восемьдесят градусов, и процесс прекращался. Жидкая плоть сливалась из капсулы-матки в резервуар до будущих времен. Матрица-диск выскакивала из щели, и она убирала ее в папку. У Белины родилась идея, что она сама может воссоздать остальных. Идиот оставлял ольмезианскую амебу, свернутую в комочек, на задней стенке машины, а значит, все было готово к работе. Если бы ей удалось вспомнить хоть что-нибудь из того, что она видела, лежа в питательной ванне и наблюдая, как Пертос создает ее товарищей, это было бы очень кстати. Вскоре оказалось, что она все хорошо помнит и умеет. Прежде всего ей пришлось избавиться от мысли, что кукла никогда не может стать кукольником. Белина не была так сильно связана правилами и устойчивыми представлениями о жизни, как Себастьян, хотя идея оказалась слишком смелой, чтобы она могла воспринять ее быстро. Даже Пертос не допускал мысли о том, что в один прекрасный день он вознесется на небеса и станет настоящим Богом, решающим судьбы реальных людей, а не полубогом, властвующим над жизнью кукол. В сознании кукол Горн являлся предметом поклонения, и ни одно из синтетических созданий не могло взирать на него без страха и трепета. Для них это был и рай и ад одновременно. Это был конец без конца и начало без начала. Взяться за управление Горном казалось проявлением безрассудной самоуверенности, которая должна непременно привести к чудовищной катастрофе. Однако когда по прошествии нескольких дней у нее не возникло ничего другого взамен этой бредовой идеи, эта мысль стала представляться Белине более привлекательной и не такой уж нелепой. Постепенно она избавилась от суеверного страха и с увлечением начала готовиться к воплощению идеи в жизнь. Сама того не ведая, кукла во многом следовала заветам святого странника Эклезиана. Обнаружив, что чтение усыпляет идиота быстрее и глубже, чем все остальное, кроме вина, которое у них кончилось, Белина начала читать ему. В эту ночь она наконец решилась подойти к Горну и попробовать, как у нее получается. Она знала, как пользоваться ручками, и представляла себе весь процесс воссоздания. Теперь Белина была не просто куклой, хотя еще не понимала, кем стала. Она перешагнула на стул, спустилась по ножке на пол и подошла к храпевшему идиоту. Он выглядел страшно большим, огромная голова была размером почти с Белину. И хотя он такой большой, через несколько минут маленькая Белина убьет его. Эта мысль приводила ее в восторг. Белина отыскала ножницы, которыми идиот обычно отрезал себе повязки, чтобы заматывать руку, и потащила их по холодному металлическому полу туда, где он лежал. Ножницы были ужасно тяжелые, но, хотя от этой ноши у нее заныли руки, она собралась с силами и дотащила их. Оба лезвия заканчивались острыми концами. В прошлые ночи, пока идиот спал, Белина точила их наждачным камнем, хранившимся у Пертоса для заточки инструментов, которыми он пользовался при изготовлении афиш. Себастьян улыбнулся во сне. Он спал, прижавшись к стене, и дотянуться до его шеи ничего не стоило. Белина видела, как пульсирует вена у него на шее. А может, это артерия? Какая разница. Так или иначе, он будет мертв, она покончит с ним с такой же зверской ловкостью, с какой он расправился с ней, когда она попыталась позвать на помощь водителя фургона. Готовясь вонзить острие ему в глотку, Белина ощущала что-то вроде подлинной радости, и ей даже не пришло в голову, что, прежде чем сломать ей спину, идиот долго медлил, а потом испытывал глубокое чувство вины и скорби. Не думала она и о том, что ее можно было сделать заново, а его - нет. Она все еще сомневалась в том, что сможет сразу убить его, а не просто смертельно ранить, так что он еще успеет нанести ответный удар. Подняв ножницы вверх, Белина вдруг остановилась. Она осторожно опустила их на пол и подошла к задней двери кузова. Белина слегка приоткрыла дверь, чтобы было куда бежать на случай, если убийство сорвется, потом вернулась к идиоту и снова подняла свое оружие. Себастьян всхрапнул и посмотрел на нее широко открытыми глазами, но так и не проснулся. "За каждую смерть Виссы”, - подумала она. Вена пульсировала. "За убийство принца в ту ночь, когда ты застал меня с Элвоном Руди”, - сказала она про себя. Ощущение ножниц в руке было таким приятным, а предвкушение - таким сладостным, что Белина не могла понять, почему она медлит. Почему не опускает их вниз, чтобы вонзить в мясо и увидеть, как потечет кровь? "Осторожно, - подумала она. - Я должна быть предусмотрительна”. К примеру, вдруг окажется, что, прекрасно умея управляться с Горном, она не в состоянии перетащить кукол из капсулы-матки в ванночки с питательным раствором. Без той стимуляции, которую дает эта темная жидкость, ни одна из них не выйдет из первоначальной комы. Опустив ножницы, Белина отложила их в сторону и вернулась к Горну. На этот раз она вставила в транслятор памяти матрицу-диск Виссы и не стала прерывать процесс после того, как жидкая плоть заполнила капсулу-матку. Вместо этого она принялась крутить ручки, регулируя положение одной относительно другой так, чтобы цвета сменяли друг друга в нужном порядке, пока, наконец, не увидела лежащую в капсуле-матке Виссу. Белина снова взглянула на Себастьяна. Он спал. "Если мне удастся дотащить Виссу до питательной ванны и оживить ее, ты умрешь, - подумала она. - Вдвоем мы справимся с остальными, но прежде мы всадим ножницы тебе в глотку”. Она подняла крышку, повернув ее вверх и назад, посмотрела вниз на милую смуглую соблазнительницу, игравшую на сцене роль ее мачехи. - Я вытащу тебя отсюда, - прошептала Белина, хотя знала, что Висса не слышит ее. Это оказалось невозможно: стоя снаружи, приподнять Виссу и высвободить ее из капсулы-матки и при этом не свалиться внутрь самой. Белине предстояла непосильная задача. В конце концов ее упорство привело к тому, что, вся мокрая от пота, она соскользнула с крышки и упала внутрь, прямо в форму рядом с бессознательной мачехой. Там ее охватило чувство собственной беспомощности. Она была словно ребенок, который, очнувшись, обнаружил себя во чреве матери, хотя давно вырос и не понимает, что это такое. Там, где она оказалась сейчас, живые куклы не допускались, и теперь Белина видела то священное место, куда наверняка запрещалось заглядывать. По обеим сторонам торчало множество проводков и трубочек, ритмично свистевшие насосы перекачивали по покрытым инеем трубкам какую-то смазку из одного места в другое. Оказавшись в нише под крышкой, закрывавшей устройство Горна от любопытных глаз, Белина видела его чрево. Здесь нельзя было оставаться долго. С большим трудом приподняв Виссу, она попыталась перетащить куклу через край капсулы, толкая ее вперед... Белина снова упала, и ей понадобилось несколько минут, чтобы высвободиться из-под тяжести Виссы и прийти в себя. Себастьян все спал. Белина вновь стала изо всех сил толкать Виссу через край, не обращая внимания на синяки и ссадины, появлявшиеся на теле маленькой женщины. Наконец ей удалось уравновесить мачеху, положив ее животом на металлический край так, что верхняя половина ее туловища оказалась снаружи капсулы-матки. Будь Висса в сознании, ей было бы страшно больно в таком положении. Но она ничего не чувствовала, и Битти Белина помнила об этом. К тому же у нее не было времени деликатничать. Собравшись с силами после очередной тридцатисекундной передышки, Белина схватила Виссу за ноги л стала выталкивать наружу. Ей удалось продвинуть мачеху еще на несколько дюймов вперед. Теперь в капсуле оставались только ноги Виссы, а они не так много весили, чтобы снова свалить Белину вниз. Белина подпрыгнула, ухватилась пальцами за края выходного люка, подтянулась и сорвалась. Она попыталась снова подтянуться, но поняла, что слишком измучена, чтобы выбраться наружу. Белина разжала руки и упала в капсулу-матку, так шумно дыша, что испугалась разбудить идиота. Время шло. Вокруг нее все гудело и стучало. Она сделала еще одну попытку. Ей удалось подтянуться до пояса, выглянуть из машины наружу на плоскую поверхность Горна, где находились только управляющие ручки. Ее лицо стало пунцовым, Белина ощущала, как кровь стучит у нее в висках. Все мышцы болели. Она повисла на краю животом, попыталась дотянуться до ручек, но соскользнула вниз и, ударившись головой о дно капсулы-матки, потеряла сознание. Очнувшись, Белина увидела лицо Себастьяна, нависшее над ней, как луна. Его толстые пальцы тянулись к ней. Она села, оттолкнула их и выругалась. Не обращая внимания на ее протесты, идиот вытащил ее наружу. Она увидела, как он сунул бесчувственное тело Виссы назад в Горн. Ее матрица-диск выскочила из машины, и Себастьян убрал ее в папку-идентификатор. Теперь она жалела о том, что не убила его, когда стояла, нацелив ножницы ему в горло. Пускай ей не удалось бы вытащить Виссу и оживить ее, но она, по крайней мере, избавилась бы от необходимости видеть это длинное бледное лицо с этими глубоко посаженными глазами, с их проклятым вечно печальным выражением. Идиот положил ее на пол и на сей раз дал ольмезианской амебе закрыть собой машину. Он не знал, сможет ли она уберечь Горн от неприятностей, но помнил, что инопланетный организм реагировал только на них с Пертосом. - Она сделает тебе больно, - предупредил он. Однако Белина уже спала, свернувшись калачиком. Некоторое время Себастьян смотрел на нее, удивляясь, зачем ей понадобилось делать такую глупость, как лезть в капсулу-матку. К тому же он недоумевал, откуда взялась Висса. Ему даже не пришло в голову, что Белина может иметь к этому какое-то отношение. Она ведь всего лишь кукла, а не кукольник. Немного погодя он снова лег спать. Когда он захрапел, Белина открыла глаза, внимательные и ничуть не сонные. Она долго с отвращением смотрела на идиота. Она ничего не могла с ним сделать. А впрочем... "Действуй осторожно, - сказала себе кукла, - и скоро ты сможешь всадить ножницы ублюдку прямо в горло”. Она тихо заснула. На следующий день они проехали без остановки больше, чем обычно в последнее время. Дул яростный ветер, тем не менее идиоту удавалось держать грузовик над дорогой так, что воздушная подушка, разметая снег в стороны, обеспечивала устойчивость и тащила машину вперед. Снег утратил форму хлопьев, превратившись в мелкую твердую, как камень, крупу. Маленькие пульки обстреливали металлическое покрытие машины и, подхваченные штормовым ветром, шелестели по лобовому стеклу. Когда решено было обновить Землю и вернуть ей прежнюю красоту, деньги оказались ни к чему. Старая экономическая система умерла. После Эмиграции людей осталось так мало, что каждый мог брать себе все, что хотел. Но некоторым такая жизнь была не по нутру. Это были трудяги и мечтатели, которые испытывали удовлетворение, только когда видели, как их мечты воплощаются в реальность. Именно эти несколько тысяч человек принялись переделывать мир, и им даже не пришло в голову, что бессмысленно прокладывать сверхскоростное шоссе на сотни миль по необитаемым землям. Им важно было завершить проект, и ради этого они не жалели ни времени, ни жизней. А когда им приходилось оправдываться, они говорили: “Да, пожалуй, сегодня это шоссе и не нужно, но в будущем, когда миллионы людей вернутся с других планет, они скажут нам спасибо. Тогда это шоссе станет необходимостью, а не просто великолепным излишеством”. Миллионы, конечно же, так никогда и не вернулись. А великолепие осталось, на радость тем, кто участвовал в прокладке этих нескончаемых ровных дорог. Поздним вечером они заехали на одну из многочисленных заправочных станций, разбросанных по всему шоссе, которая ничем не отличалась от той, где Они встретили незнакомца в длинном грузовом фургоне. Если Себастьян и помнил о том, как одним быстрым движением руки сломал Белине шею, то не показывал виду. Идиот выглядел счастливым и удовлетворенным тем, что стал заправским водителем. - Поедим, - сказал он Белине. Она вышла с ним, ступая по следу, который он проложил к двери автоматического кафе. Она подумала о бегстве, уверенная в том, что снег поможет ей спрятаться. Но это означало смерть, а умереть должен был Себастьян, а не она, не Белина. Уже потом, зайдя в кафе, она обнаружила нечто, что могло бы помочь ей заставить идиота выполнять ее желания. Это было то, о чем Белина знала и раньше, так как он упоминал об этом. Однако прежде его слова показались ей бессмыслицей, и она не придала этому значения. Пауки. Пауки. Несмотря на то, что автоматическое кафе на заправке было теплым и довольно чистым, некоторые детали автоматизированной системы обслуживания, видимо, пришли в негодность. В одном из углов, где скопилась пыль, на пластиковой обшивке стены выступала какая-то прилипшая грязь. Одни из раздаточных окошек автомата выдавали еду, другие оказались пустыми. А когда идиот открыл пластиковое окошечко, где должен был стоять яблочный пирог, то оторвал клок паутины, сотканной прямо на дверце. Огромный коричневый паук упал к нему на поднос, прямо на середину сандвича, который Себастьян взял раньше. Казалось совершенно невероятным, чтобы такие огромные пауки, величиной с большой палец Себастьяна, всегда обитали в таком месте, где девять месяцев в году лежал снег, а весна кончалась, едва успев начаться. Скорее всего его завезли вместе со строительными материалами или с продуктами для автоматического кафе. Должно быть, это было уже десятое поколение потомков того коричневого паука, завезенного сюда из теплых мест много лет назад. Впрочем, Белина считала, что его происхождение вряд ли имеет какое-нибудь значение. Будь он хоть местным, хоть нет, важно было, какое впечатление он произвел на Себастьяна. Идиот отскочил от паука, бросив еду на пол, так что поднос с грохотом ударился о перила автомата. Тем не менее паук уцелел и пополз по дальнему перилу. Себастьян смотрел, как он ползет, и, плача, снова и снова звал Пертоса. - А вот еще один, - сказала Белина. Он посмотрел туда, куда она показывала, на покачивающиеся нити паутины, вскрикнул, повернулся и, споткнувшись о стул, упал. Совершенно обезумев, идиот выпутался, вскочил на ноги и, выскочив за дверь, бросился в снег. Белина смотрела и не могла понять. - Это всего-навсего паук! - крикнула она. Но он не вернулся. На мгновение ей стало страшно, что он уедет без нее, но он только забрался в кабину грузовика, захлопнул дверь и, трясясь от страха, засел там, закрыв лицо руками. Пауки? Какое-то время Белина продолжала задумчиво стоять, глядя на паука в паутине. Она подошла к перилам, где были сложены подносы, чтобы получше разглядеть окошечки и выбрать какую-нибудь еду. Тварь была совсем рядом. Себастьян давил на гудок. Белина спрыгнула вниз, подбежала к одному из столиков и схватила большую пластиковую солонку. Она высыпала соль и снова вернулась к автомату. Понадобилась почти минута, чтобы дотянуться до перил, но когда это ей удалось, уже не составляло труда протянуть руку, оторвать паука и сунуть в солонку. Он был величиной с половину ее ладошки, но совсем не опасен. Себастьяну не терпелось поскорее уехать, и он продолжал сигналить, пока она не стала как можно громче осыпать его проклятиями. Обнаружив второго паука, ползущего по серебристым перилам, Белина сунула его к первому. Сначала пауки сердито толкали друг друга, но потом, похоже, подружились. Белина быстро взяла несколько сандвичей, и торопливо вышла на улицу, где уже начинало смеркаться. Она спрятала солонку в складках юбки и вытащила блузку поверх нее, чтобы прикрыть пауков. Блузка топорщилась, но она подумала, что идиот не заметит. И оказалась права. Когда они снова поехали навстречу пурге, жуя сандвичи, Белина знала, что он у нее в руках и она в любое время получит от него все, что захочет. Сегодня же вечером, когда они остановятся, она покажет ему, кто здесь хозяин. Теперь у них роли поменяются. Она не стала тут же вытаскивать пауков. Гораздо веселее было прятать их, чувствуя, как нагревается пластик, прижатый к телу, и знать, что власть здесь, под рукой. Белина дала идиоту доесть сандвичи. Вечером, когда они перешли в кузов устроиться на ночь, она поела с ним немного консервированных фруктов и с удовольствием выпила овощной сок из бутылки. Она продекламировала ему несколько строк, наслаждаясь его радостью, поскольку знала, как быстро она может превратить эту радость в ужас. Она станцевала для него. Солонка с пауками ждала там, где Белина спрятала ее, - за коробками с провизией. Она почитала ему книгу. Себастьян попросил ее повторить часть прочитанного. Она читала снова и снова, столько, сколько он хотел. Чувство собственного превосходства было таким сильным, таким восхитительным, что Белина едва удерживалась, чтобы не вынуть солонку, не вытащить пауков и не сунуть восьминогих тварей ему в лицо, потешаясь над его ужасом и растерянностью. Однако она сдержала себя, понимая, что, как только покажет ему солонку, сладкое чувство предвкушения кончится и удовольствие держать топор у него над головой уже не будет таким восхитительным, если он будет знать про топор. Спустя некоторое время его голова склонилась на грудь. Дыхание стало медленным и глубоким. Идиот заснул. Несколько минут Белина смотрела на него, потом пошла и взяла пауков. Она встала рядом с ним и, глядя в его большое лицо, принялась бить его ногой в бедро, пока он не проснулся. - Себастьян, у меня кое-что для тебя есть, - сказала она, держа бутылочку за спиной. У него был сонный вид, а ей хотелось быть уверенной в том, что он как следует проснулся, когда она будет подносить ему свой подарок. - Ты меня слышишь, Себастьян? Он сел попрямее и зевнул. - У меня есть кое-что для тебя. Идиот улыбнулся. "Бедный доверчивый сукин сын”, - подумала Белина, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. - Дай руку, - сказала она. Он протянул руку вперед. Она быстро вытащила солонку и стала помахивать ею в нескольких дюймах от кончиков его пальцев. Пауки безуспешно пытались вскарабкаться вверх по пластику. Несколько мгновений Себастьян смотрел на нее, прежде чем увидел, что ему предлагается не сама солонка, а ее содержимое. И тогда он побелел и сделал попытку отпрянуть назад, но сзади была стенка грузовика. - Нет! - Они тебе нравятся? Он быстро отдернул руку к груди и закрылся ею. - Сейчас я вытащу их и напущу на тебя. - Нет! Белина сделала вид, что откручивает пробку солонки, хотя совсем не собиралась этого делать. - Перрртоооссс... - простонал идиот и принялся бить себя, словно старался смахнуть сотни пауков, ползущих по нему. - Хочешь, чтобы я не выпускала Пертоса из бутылки? - спросила кукла. Он не мог оторвать глаз от пауков. - Себастьян! - крикнула она. Идиот посмотрел на нее. - Ты хочешь, чтобы я оставила их в солонке? Он закивал, быстро махая головой. Он продолжал кивать, даже когда Белина снова заговорила. - Тогда ты кое-что сделаешь для меня, - потребовала она. - Уберешь амебу с Горна. Создашь заново всех остальных и положишь их в питательный раствор. Идиот ничего не ответил. Она придвинула бутылочку ближе. - Сделаешь? - настаивала она. - Д-д-да, - согласился он. - Вставай, - приказала кукла. Он повиновался. - Подготовь Горн. Он сделал и это. - Сначала Виссу. Себастьян сунул матрицу-диск в транслятор памяти. Покрутив ручки, он сделал прелестную злодейку. - Она.., будет делать тебе.., больно, - мрачно произнес он. - Теперь принца, - сказала Битти Белина. Она продолжала держать пауков на виду. Принц был создан. Висса уже начала шевелиться. Она сидела, как пьяная, и отряхивалась, словно на ней лежал слой пыли. Когда в капсуле-матке рождалось тело первого из незадачливых женихов, Белина отодвинулась от стекла и, запрокинув голову назад, расхохоталась. Ее волосы были совсем золотыми, а глаза - абсолютно ясными. Даже когда она повернулась и посмотрела на него, издевательски помахивая пауками, Себастьян не мог не подумать, до чего же она красивая. Чудная, чудная женщина-ребенок. Теперь он был рад, что мог сделать ее счастливой, воскресив из мертвых ее товарищей. |
||
|