"Беспокойные союзники" - читать интересную книгу автора (Асприн Роберт Линн)

К.С. УИЛЬЯМС ВОТ ТАК ВЛИПЛИ!

Серпантин, местами вымощенный булыжником, вился через весь Лабиринт, напоминая змею. На одном ее конце находился самый вонючий и пользующийся самой дурной репутацией кабачок Санктуария — «Кабак Хитреца». С тех пор как несколько лет назад умер настоящий хозяин этого кабачка по прозвищу Хитрец, никто не знал, кому он теперь принадлежит, но заправлял там Ахдио, огромный детина в кольчуге и весьма сомнительного происхождения. Впрочем, у большей части обитателей Лабиринта происхождение было весьма сомнительное.

Справа от «Хитреца» в глубь квартала вела темная, узкая улочка, весьма грязная и неприветливая, известная среди местных как улица Проказ Странного Берта. Там никто не жил и жить не собирался. Слева от «Хитреца» была Кожевенная улица, пошире и посветлее, но вонь там в жаркий день стояла такая, что способна была свалить с ног даже закаленных жителей Низовья.

На Кожевенной улице, через три квартала от «Хитреца», располагалась дубильня Зандуласа, человека веселого и добродушного. Вот только мылся он редко.

Зандулас снабжал необходимым сырьем клееварню Чолландера, находившуюся по соседству. Владелец клееварни, которого друзья называли просто Чолли, изготавливал самые лучшие в городе клеи и замазки и всегда только из самых высококачественных материалов: древесной смолы, протухшей рыбы, копыт и костей животных, непригодных более ни для чего другого, муки, кислот и некоторых других химических веществ. В ход шли также трупы людей.

Каждую ночь в Мире Воров кто-нибудь умирал насильственной смертью. Порой это действительно были несчастные случаи, порою же «несчастные случаи» были тщательно подготовлены; а иногда убийство совершалось явно преднамеренно. Убитые чаще всего так и оставались лежать там, где упали или были сбиты с ног — в одном из темных закоулков. Многие из этих людей вели жизнь совершенно бессмысленную и никчемную. Во всяком случае, ими и при жизни-то никто не интересовался, а после смерти они и вовсе признавались никому не нужными и поступали в распоряжение клеевара, имевшего на это специальную лицензию, выданную губернатором. Вместе со своим учеником Чолли каждое утро отправлялся собирать трупы тех, кому прошлой ночью не повезло в уличных стычках, и, надо сказать, приносил этим обществу немалую пользу. Впрочем, он ни за что не положил бы в свою телегу труп человека, явно скончавшегося от какой-то болезни. Таких он оставлял городской похоронной службе.

За приличное вознаграждение Чолли можно было также вызвать на дом.

Собранные трупы в мастерской сперва раздевали догола, а затем расчленяли и сдирали скальп. Найденное имущество тщательно сортировали. Скальп переходил в распоряжение изготовителей париков; одежда, кожаные доспехи и оружие перепродавались знакомым старьевщикам, а золотые зубы и драгоценности — ювелирам. Вытопленный жир с удовольствием покупали мыловары. Высушенные кости использовались в качестве топлива — под огромными котлами в клееварне постоянно горел огонь.

Но все это приносило лишь дополнительный доход; основным же продуктом и товаром здесь был клей. Впрочем, у Чолли никогда ничего даром не пропадало.

Чолландер проснулся от того, что жена довольно-таки сильно ткнула его локтем в толстый бок. Издав протяжный стон, он перевернулся на живот и попытался было заползти поглубже под теплое шерстяное одеяло, но тут же последовал второй удар локтем:

— Вставай. На работу пора!

— Да-да, дорогая, встаю, — пробормотал он.

Маленькая пестрая кошка Пышка, громко мурлыкая, тут же прыгнула ему на ноги. Кошка была типично помойная, но очень, яркой раскраски — рыже-черная пятнистая спинка и белые грудь, лапки и живот. Чолли — любя, разумеется! — частенько называл ее самой безобразной кошкой в Санктуарии. Вот и сейчас он взял ее на руки, нежно погладил и посадил в изножье кровати.

Затем осторожно выполз из-под одеяла, натянул вылинявшую черную рубаху и подпоясался широким ремнем, на котором висели ибарский кинжал и боевой топор. Топором Чолли пользовался для расчленения трупов и рубки дров. Надев прямо на босу ногу мягкие сапоги до колен, он сунул за голенище правого сапога еще один нож, набросил на плечи куртку из толстой кожи со вделанными в нее металлическими кольцами, а на руки надел нечто вроде наручных лат — кожаные нарукавники, вываренные в воске. Все это он проделал, не зажигая света, чтобы Инидра могла снова уснуть. Поцеловав жену, он тихонько спустился вниз, на кухню.

— Ну ладно, хватит тебе, надоеда, — мягко оттолкнул он ластившуюся к нему кошку. — Между прочим, приличные кошки сами должны добывать себе пропитание.

Он покормил кошку мелко порезанным мясом, а себе приготовил огромный бутерброд, засунув толстый кружок твердой копченой колбасы и увесистый кусок сыра между двумя ломтями черного хлеба, и принялся неторопливо завтракать, запивая еду вином, разбавленным водой. Пышка быстренько покончила с угощением и тут же принялась прихорашиваться совершенно по-женски, не обращая на своего кормильца ни малейшего внимания.

Утро выдалось отвратительное. Обычно Чолли шел в мастерскую не торопясь, но сегодня лил такой дождь, что ему пришлось чуть ли не бежать. Мостовая была ужасно скользкой, а немощеные участки улицы превратились в грязные лужи. Дважды ему пришлось возвращаться и идти в обход. Слава богу, хоть пропитанные жиром сапоги и куртка почти не промокали.

Отперев ключом огромный бронзовый замок на двери клееварни, он сунул ключ в карман и вошел. В передней части мастерской вдоль стен рядами, одна над другой, тянулись полки с глиняными горшками, помеченными различными символами, значение которых было известно только самому клеевару. У задней стены прямо перед второй, занавешенной дверью помещался огромный деревянный прилавок.

Чолли постучал по прилавку рукой, и тут же кто-то откликнулся ему пронзительным голосом.

— Вставай, Арам, вставай! — сказал клеевар. — И Замбара буди.

Из-под прилавка, зевая во весь рот, выполз длинный тощий юноша лет шестнадцати, совсем еще сонный. Он долго потягивался, почесывая голову, покрытую густой куделью светлых волос, потом наконец поздоровался:

— Доброе утро, хозяин! — и снова зевнул.

Очнувшись ото сна, Арам прошел за занавеску в соседнее помещение. Здесь на кирпичном полу стояли четыре гигантских металлических котла и лежал запас топлива — дрова и Сухие кости. Здесь же на полках хранились — в сухом виде и в склянках — различные ингредиенты для изготовления клея. Посредине высилась мясницкая колода, а рядом — водяной насос. Отсюда еще одна дверь, тоже занавешенная, но значительно шире первой, вела в конюшню.

Энкиду и Эши, два огромных серых коня с копытами размером с глубокую тарелку, спокойно стояли в стойлах, и рядом с Энкиду, в уголке, похрапывал под шерстяной попоной толстенький коротышка с оливковой кожей.

— Эй ты, соня, вставай! Лысая Башка уже тут как тут, — принялся будить своего четырнадатилетнего помощника Арам. Но тот не просыпался, и Арам пнул его ногой.

— Что, уже утро? — Замбар с ошалелым видом поднялся и принялся стряхивать с попоны солому. Потом свернул ее, повесил на перегородку между стойлами и стал выбирать солому из складок своей рубахи и густых иссиня-черных прямых волос.

Мальчишки быстро перекусили хлебом и сыром и запрягли лошадей. К этому времени на улице лишь чуть-чуть посветлело: солнцу было никак не пробиться сквозь мрачные тучи. Гром гремел так, точно по булыжной мостовой катили пустую бочку, а молнии вспыхивали не зигзагом, а странными бледными пятнами и по всему небосклону одновременно. Было ясно, что река Белая Лошадь, конечно же, снова выйдет из берегов и размоет общие могилы — обыкновенные ямы, куда сваливали безымянные трупы тех, кто погиб при наводнениях или пожарах.

Ледяные потоки дождя молотили по пропитанным жиром шкурам, заменявшим мальчикам плащи. Энкиду на дождь внимания не обращал и выступал как всегда гордо, явно довольный собой, а вот кобыле Эши погода чрезвычайно не нравилась, и она все время норовила повернуть назад, в сухое теплое стойло. Арам шел впереди, ведя коней под уздцы. Видно было плохо. Свернув в узкий темный переулок, он сказал:

— Ага, один есть! На задворках «Хитреца» лежит.

И он двинулся к покойнику. Свинцовая вода так и плескалась вокруг его пропитанных жиром сапог.

— Клянусь бородой Отца Ильса! У него все еще кровь идет!

— Может, мы ему чем помочь можем? — засуетился Чолли. — Может, он еще жив?

— Нет, у него голова почти отрублена.

— А ты никого не заметил? Убийца ведь может околачиваться где-то поблизости.

Арам на всякий случай вытащил нож. Чолли, спрыгнув о козел, тоже вытащил свой длинный ибарский кинжал. Но никого поблизости видно не было. Задняя дверь «Хитреца» была предусмотрительно заперта на засов. Они поискали вокруг, но так никого и не обнаружили. И по улице ни один человек не прошел.

— Не понимаю… Как мы могли его не заметить? — удивился Арам. — Это ж нужно просто колдуном быть!

— Может, так оно и есть, — уклончиво ответил Чолли.

Спрыгнув с козел, Арам, перепрыгивая через здоровенные лужи, побежал открывать ворота конюшни, и Чолли торопливо загнал свой фургон внутрь. Арам выпряг коней, тщательно их вытер, накрыл сухими попонами, притащил им сена и воды и только лишь после этого стал стаскивать насквозь промокший кожаный плащ. Пока он натягивал сухие кожаные рукавицы и фартук, Чолли раскурил трубку и проверил, чисто ли Замбар вымыл котлы и налил ли он в них воды. Мытье котлов было не таким уж трудным делом, но жена Чолли всегда была против того, чтобы он сам возился с котлами. «От тебя вонища на весь дом! — ворчала она. — У меня даже волосы пропахли!»

Вряд ли в Санктуарии можно было найти что-нибудь такое, чего бы Чолли действительно боялся и с чем так или иначе не был бы связан в силу своей профессии. Не боялся он ни колдунов, ни демонов, ни людей, ни богов, ни живых, ни мертвых. Встречаясь ночью с толпами призраков, вызванных в этот мир Ишад и Роксаной, он обычно старался обезглавить хотя бы несколько несчастных существ, чтобы они могли вернуться в свой мир мертвых, из которого их вызвали с помощью колдовских заклятий.

Впрочем, не все они так уж хотели возвращаться. Один, например, бывший пасынок, спорил с Чолли почти целый час, утверждая, что отнюдь не мертв. У этой нежити даже хватило наглости вытащить короткий меч и угрожать клеевару! К счастью, выражение «живые и мертвые» было здесь ни при чем. Этот зомби был скорее ни живым и ни мертвым, и Чолли изрубил его своим топором на куски, доказывая, что тот не прав. После чего оживленный ведьмами пасынок умер уже окончательно.

В фургоне набралось больше десятка мертвых тел. Пять трупов они подобрали на Улице Красных Фонарей и в ее окрестностях. Видно, ночка была бурная. Среди покойников было три женщины. Одну, пожалуй, можно было бы даже назвать хорошенькой, но красота эта была дешевой.

— Вот видишь, — наставительно произнес Замбар, вместе с Арамом разгружая телегу, — что случается с теми, кто готов просадить все свои денежки в «Вертлявой Лили»?

— Надеюсь, они, по крайней мере, успели получить то, за чем туда приходили, — засмеялся Арам. — Просто позор — умереть, не получив даже столь малого удовольствия.

— Смотри, как бы в понедельник утром и тебя не привезла сюда наша «карета»! И уж никак не на козлах.

— Ничего, в крайнем случае я сумею о себе позаботиться.

— Только смотри, глистов от Эши не подцепи!

— Пока что ни одного не подцепил. И потом от моих развлечений так не жиреют, как от твоих любимых сладостей! Через годик-другой посмотрим! Может, и тебе другие «лакомства» станут нравиться. Попомнишь тогда мои слова!

— Идиот! — визжал в гневе Маркмор. — Дурак из дураков!

Молодой человек со струящимися по спине длинными волосами цвета серебра, к которому, собственно, и была обращена гневная тирада великого волшебника, дрожал от страха, боясь поднять глаза на своего Учителя. Всего несколько лет назад его отец Мизраит был главным среди магов, не связанных путаными законами ранканской Гильдии, а Маркмор, сразу заявивший о себе в высшей степени дерзко, считался тогда мальчишкой — как в плане владения магией, так и по любым другим меркам. И тем не менее Маркмору удалось убить Мизраита в честном магическом поединке и тем самым доказать, что именно он самый могущественный из магов, следующих древней илсигской традиции.

Правда, на какое-то время тогда ему пришлось затаиться — он даже сделал вид, что умер, и совершенно прекратил плести свои немыслимые заклятья, чтобы не оказаться втянутым в бесконечную череду убийств магов и богов, которой в последние годы от мечена была жизнь Санктуария. На самом-то деле Маркмор остался жив и теперь вернулся, твердо намереваясь вернуть себе потерянную власть и славу.

— Н-но.., у меня не хватило времени, Учитель, — заикаясь, оправдывался Марип. — Только я успел перерезать посланнику горло, как по мостовой застучали подковы, я и решил на минутку исчезнуть, пока эти люди, кто бы они ни были, не проедут мимо.

Но когда я вернулся, тела на месте не оказалось…

— От тебя требовалось одно: снять с него амулет и убежать!

А убивать его тебя никто не просил! Достаточно было его оглушить. Неужели так трудно сделать то, что тебе ведено?!

Маркмор в гневе метался из угла в угол; его одеяние из ярко-красного сверкающего шелка с шуршанием мело мраморный пол. Короткие волосы и остренькая бородка мага были столь же черны, сколь черна была, похоже, сама его душа. Из-под кустистых насупленных бровей яростно сверкали аметистовые глаза.

На какой-то миг он умолк, затем последовал новый взрыв гнева:

— Ты хоть имеешь представление, насколько ценна эта игрушка? Причем ценна не только для меня, но для всех тех, кто не пожелал войти в состав Гильдии? И, уж конечно, тебе неведомо, что произойдет, если она, как это и предполагалось, попадет в руки к Первому? Видишь, какая опасность грозит теперь всем нам из-за твоего головотяпства? А?

— Вижу, Учитель… Я думаю… — Марип съежился от страха.

— Нет, Марип, ничего ты не видишь! А уж думать ты и вовсе не способен, и в этом твоя главная беда. Ты никогда не можешь представить себе последствий собственных поступков. Потому что, если б мог, ни за что не забыл бы об амулете. Нет, я порой просто в толк не могу взять, и зачем я взял тебя в ученики! А и в самом деле: зачем? Ну ладно, рассказывай — подробно и с самого начала! — что именно там произошло. И если подобравший амулет не обнаружил пока, какое могущество заключено в этой безделушке, мы, возможно, еще успеем.

— Я неотступно следовал за ним из одного кабака в другой, — начал Марип. — Клянусь кровавыми когтями Аргаша, пить этот тип умеет, ничего не скажешь! Наконец он очутился на Серпантине и побрел к «Хитрецу», но там было уже закрыто. Выпил он чрезвычайно много, но совсем не шатался, и я, спрятавшись неподалеку, выжидал удобного случая. К счастью.., а-а-апчхи! — ох простите, я, должно быть, простыл вчера под дождем! — он остановился и повернулся к стене дома, чтобы помочиться. Тут-то я к нему и подобрался. Я нанес ему удар из-за спины, перерезав горло, но тут совсем близко послышался стук копыт и голоса по меньшей мере двух мужчин. Они приближались, и я, понимая всю невозможность своего спасения вместе с амулетом, решил, что сам-то амулет выглядит, как довольно дешевый медальон, а потому вряд ли кто на него позарится. Я исчез оттуда буквально на несколько минут, однако, вернувшись, тела уже не обнаружил.

— Неужели ты никого не заметил поблизости? Совсем никого?

— Так ведь лило как из ведра! Даже нищие и те попрятались…

Нет, тело исчезло без следа — я уж искал, искал… А-а-апчхи!

— Ты меня поистине удивляешь, Марип. Нет, правда! Итак, ты решил, что медальон выглядит слишком дешево, чтобы его захотелось украсть? Но ведь каждый ребенок знает: обитатели Лабиринта и Низовья способны украсть все что угодно, если только эта вещь накрепко не приколочена гвоздями! Нет, если б я не знал, что ты унаследовал от отца кое-какие таланты, я бы ни за что не стал с тобой связываться! Верно, подобные таланты заслуживают того, чтобы с ними повозиться, но предупреждаю: ты жестоко испытываешь мое терпение!

— Но ведь не все еще пропало! Может быть, нам удастся обнаружить, у кого сейчас находится амулет…

Первой покупательницей в тот день оказалась маленькая и хрупкая женщина, лицо которой было скрыто вуалью, а на густые каштановые волосы был накинут шарф. Одета она была, как горничная из богатого дома, но ее повадки свидетельствовали о том, что ей куда привычнее отдавать приказания, чем их слушать.

Нервно озираясь по сторонам и явно желая убедиться, что, кроме нее, в лавке покупателей нет, она наконец спросила:

— Это вы — Чолландер?

Он кивнул.

— Да, госпожа. Чем скромный клеевар может служить вашей милости?

— Мне сказали, что вы подбираете.., хм…

— Сырье, мадам? Для меня это всего лишь сырье. Да, разумеется. За небольшое вознаграждение мы готовы забрать все, что перестало быть угодно вашей милости. Сырье у клееваров служит для изготовления самых различных и весьма полезных вещей, однако мы всегда особо оговариваем один пункт: сырье должно быть готово к употреблению без какой бы то ни было дополнительной обработки. Вы меня понимаете?

— Да. Вы упомянули о вознаграждении… Так вы это сделаете?

Назовите вашу цену.

— Конечно, сделаем, прекрасная госпожа! За десять золотых монет мы заберем любое сырье и по любому адресу, который, разумеется, впоследствии сразу забудем. А еще нам бы хотелось получить некоторый аванс… Или вас больше устроит, если мы запомним адрес и пришлем вам чек?

К его удивлению, она спорить не стала.

«Эх, надо было больше запросить!» — подумал он с сожалением.

Женщина назвала адрес и собралась уходить, но Чолли ее окликнул:

— Минутку, госпожа!

И протянул ей глиняный кувшин. Она посмотрела на клеевара в замешательстве, но кувшин все-таки взяла.

— Здесь же торгуют клеем, миледи, так что вам просто необходимо выйти отсюда с

покупкой! — пояснил Чолли. — Тогда всем сразу станет ясно, зачем вы приходили.

Ее лицо под вуалью побледнело.

— Я об этом как-то не подумала…

— Между прочим, этот клей исключительно хорош для ремонта фарфора и керамики. Он просто чудо способен сотворить, если у вас разобьется какое-нибудь блюдо!

Когда посетительница торопливо удалилась, держа кувшин с клеем так, чтобы всем было видно, из-за занавески в проеме задней двери вынырнул Замбар.

— И почему это, хозяин, вам обязательно нужно, чтобы мы подбирали только уже готовые трупы? Разве вам не выгоднее было бы иногда самому «изготавливать» их? Уж конечно же, вам тогда бы больше платили!

— Больше, конечно, да только я бы таких кровавых денег в жизни не взял. Видишь ли, парень, я каждый день имею дело со смертью, да только Ей-то ничего при этом от меня не достается, я число мертвых не умножаю. А уж если людям угодно друг друга убивать, мне их остановить не под силу. Но будь я проклят, если стану делать это за них!

Если учитывать несчастные случаи, связанные со строительством городских стен и последствиями ведьминых происков — пожара и наводнения, дела у Чолландера шли совсем неплохо.

Работники, нанятые Кадакитисом, купили у него целый фургон самых различных материалов. По крайней мере, теперь новый налог тратился именно на то, на что его и собирали, то есть на строительство стен, а не для наполнения кошелька принца-губернатора.

В своей личной жизни Чолли с магами никак связан не был, но это отнюдь не мешало ему иметь с ними деловые отношения.

Один явился к нему в поисках подходящего человеческого черепа, другой — тощий и долговязый, с седой шевелюрой и бородой, но странно молодым и бодрым голосом — интересовался фалангами пальцев. Они и понятия не имели, что подобные «сокровища»

Чолли извлекал из кучи старых сухих костей, служивших топливом.

Третий, подающий надежды молодой чудотворец, искал некую «счастливую руку» Выслушав его, Чолли молча ушел в заднюю комнату, оттуда донесся негромкий треск, и через минуту волшебнику была вручена чья-то отломанная кисть левой руки.

Одним из последних к нему приходил какой-то шарлатан — по-настоящему могущественные волшебники не нуждались в подобных «вспомогательных средствах», — желавший получить настоящую человеческую кожу, причем целиком. Чолли тут же отослал клиента к соседу, Зандуласу, зная, что дубильщик потом с удовольствием выплатит ему его долю.

Когда клиентов не было, Чолли наблюдал, как работают его ученики, которым тоже здорово доставалось, ведь все тела нужно было раздеть догола, а снятую одежду и прочие найденные на теле предметы аккуратно разложить по кучкам. Самой маленькой всегда оказывалась та, куда складывались деньги. Ребята у него работали честные, хотя Чолли прекрасно знал, что кое-какие медяки они все же припрятывали — он и сам так поступал, когда был учеником у старого Ши Хана Двупалого.

Поставив Замбара за прилавок, Чолли вместе с Арамом принялся за самую неприятную часть работы — нужно было снимать скальпы, выпускать из трупов кровь и расчленять их. Наконец куски плоти с соответствующими добавками были погружены в котлы и закипели, а Чолли, удовлетворенно вздохнув, велел Араму:

— Потом, когда время будет, отнесешь бочки с жиром Ре Шингу Мыльнику. А мне в обход пора.

Странно, но шея у него сзади чесалась так, словно кто-то упорно смотрел ему в затылок. Чолли почесал ее и двинулся в путь.

Он всегда начинал обход с мастерской, где изготовляли парики. Здесь хозяйкой была Шамара, в юности отличавшаяся поразительной красотой. Она и сейчас еще была красива, но это была красота совсем другого рода — скорее даже не красота, а ощущение тепла, исходившего от этой доброй душевной женщины.

Пока Шамара осматривала скальпы на предмет прочности и качества волос, они с ней немного поболтали. О цене сговорились быстро: три серебряные монеты, восемь медных и один поцелуй.

— Чего не сделаешь ради удачной сделки! — засмеялась Шамара и прильнула к его губам, скрытым под вислыми усами. Меж ними никогда не было страстной любви, но кое-что, не передаваемое словами, все же было. — Ну все, довольно! С тобой я снова чувствую себя глупой девчонкой — стыд-то какой на старости лет!

Всю дорогу до мастерской Марка-оружейника Чолли насвистывал веселую мелодию. Марк торговал по большей части всякой старой рухлядью, но встречалось у него и приличное оружие — в основном его сбывал оружейнику Чолли. Самые лучшие вещи Марк продавал своим любимым клиентам, а кое-какие клинки оставлял себе. И всегда у него в груде всякого хлама можно было найти что-нибудь интересное.

Обедал Чолли обычно в компании Фертвана-монетчика, который оставлял приглядеть за своей лавкой, а заодно и за фургоном клеевара своего племянника Хейзена. Сегодня приятели ре шили съесть по куску мяса и выбрали тихий столик в харчевне «У шута», где на вертеле жарилась часть разрубленной туши.

— Прошлой ночью нашел что-нибудь интересное? — спросил Фертван, прихлебывая пиво.

Чолли ответил не сразу. Ему снова показалось, что за ним кто-то шпионит. Но кто? И почему? Он задумчиво почесал шею.

Вроде бы в его сторону никто даже не смотрит, но он, черт побери, уверен, что шея чешется неспроста!

Чолли сделал вид, что хочет почесать лодыжку, и сунул руку под стол — на самом деле он проверял, на месте ли нож, который он обычно совал за голенище. Нож был на месте.

Приятели вкусно поели, вернулись в лавку Фертвана и оживленно просплетничали еще часа два. А когда Чолли, попрощавшись с монетчиком, выходил из его лавки, шея у него опять зачесалась. И, пожалуй, еще сильнее. Хуже всего было то, что никаких преследователей он так и не сумел обнаружить, хотя чувствовал: они где-то рядом! Но с какой стати кому-то его преследовать?

Жаль, нельзя поговорить по-хорошему, как прежде, с Ганнером, сыном Лало! Ганнер был убит обезумевшей толпой во время Чумного бунта. Чолли очень любил этого приветливого юношу и короткие беседы с ним. В дверях ювелирной лавки вместо Ганнера его встретил теперь сам хозяин, Гервик; он все еще носил в знак траура терновый ошейник и черную повязку на рукаве.

— А, Чолли! Рад тебя видеть! Ты покупать или продавать пришел? По-моему, у Инидры день рождения скоро? Если не ошибаюсь, на следующей неделе?

— На следующей, точно. Да только она до сих пор даже не намекнула, чего ей больше хочется. Хотя обычно она именно так и делает. А может, намекнула, да я не понял.

— А ты купи ей у меня какую-нибудь хорошенькую вещицу — точно не ошибешься. Есть кое-что новое… Вот, взгляни-ка. Недорого возьму…

— Не сегодня, Гервик. Время пока терпит — вдруг она все-таки намекнет. А я вот что… я тут тебе кое-что показать хочу…

И Чолли вытащил из кармана аккуратный тряпичный сверток. Там оказалась целая пригоршня блестящих украшений — по большей части всякая дешевка, медный грош за пару, но были и довольно красивые стразы, разумеется, подороже, а также две золотые булавки с настоящими самоцветами и увесистый золотой медальон, покрытый странными письменами.

— Где ты взял это? — удивился ювелир, беря медальон в руки. — В высшей степени необычная вещица! Я таких прежде не видывал. И ведь чистое золото! Жаль, прочитать ничего нельзя.

Но вещь точно не из Ранке и не из Илсига. Да и на бейсибскую работу непохоже — я их мастеров хорошо знаю. Будь эта штуковина на вид подревнее, я бы предположил, что ее в Энлибаре сделали.

— Ладно, спасибо тебе, теперь и я вместе с тобой вдоволь на нее нагляделся, — сказал Чолли. — И так она меня заинтересовала, что я, пожалуй, пока оставлю ее себе. Как ты думаешь, сможет кто-нибудь прочесть то, что на ней написано?

— А ты сходи к Синабу. Уж если он не сможет, тогда не сможет никто.

Итак, Чолли отправился в лавку древностей, принадлежавшую Синабу, которая была недалеко, на той же улице. Размалеванная синей краской дверь ее означала, что хозяин лавки находится у кого-то под покровительством и платит за это. Сам Чолли никогда никому за «покровительство» не платил и клялся, что никогда в жизни делать этого не будет. Он открыл дверь, и над дверью тут же звякнул колокольчик, возвещавший о появлении покупателя.

Хозяин лавки, невысокий седовласый старик в зеленых одеждах, вышел ему навстречу:

— Давненько я тебя не видел, Чолли! Похоже, ты принес мне что-то интересное?

— Да вроде бы. Вот, этот медальон я обнаружил сегодня утром среди прочих вещей. Можешь прочесть, что тут написано?

Кустистые брови старика удивленно полезли вверх. Потом его желтоватое лицо вдруг так побледнело, что приобрело пепельный оттенок. Скрюченные пальцы задрожали, и он выронил медальон. Точнее, бросил его на прилавок, словно тот вдруг раскалился добела.

— Помолчав немного, Синаб молвил:

— Знаешь что, Чолли, уходи-ка ты отсюда вместе со своим медальоном, очень тебя прошу! Пожалуйста, уходи!

— Но почему?! Клянусь великой Богиней-матерью! Ты бы хоть объяснил, старина, в чем дело, а?

( — Да, наверное, это я должен был сделать. Извини. Прочитать надпись я, правда, не могу, но мне доводилось видеть достаточно подобных реликвий, так что я знаю, что это за штучка. К тому же одно слово здесь я разобрать все же могу: это имя. ТИБА.

— Это ведь, кажется, богиня смерти?

— Да. И все, что с ней связано, неизменно приносит горе. На твоем месте я бы как можно скорее отделался от этого «медальона».

Чолли поблагодарил старика и вышел из лавки.

Оказалось, что его невидимый преследователь никуда не делся! Шея теперь чесалась совершенно нестерпимо. Чолли надеялся лишь, что этот тип, кто бы он ни был, не станет нападать на него сейчас, пока он еще не успел добраться до Ренна, своего банкира.

А уж Ренну Чолли доверял полностью — таких людей в Санктуарйи, сказать по правде, было очень и очень немного. У дверей банка всегда стояла вооруженная охрана, благодаря ей и еще кое-каким, не столь заметным мерам безопасности, никто до сих пор так и не сумел ограбить Ренна; а тем, кто все-таки исхитрился проникнуть внутрь, не удалось добраться с награбленным даже до двери. Местные воры хорошо об этом знали и держались от банка подальше.

Клеевар положил на свой счет большую часть имевшихся у него наличных и получил расписку. Кое-что он, впрочем, оставил — расплатиться с учениками, угостить Инидру обедом и вечерком побаловать себя в «Крае Земли» — поставить пару медяков на кого-нибудь из гладиаторов. В сравнении с той суммой, которую он только что положил в банк, это были сущие пустяки.

Но, похоже, его преследователя деньги совсем не интересовали.

Возвращаясь назад Тропой Денег, он почувствовал, что знакомое ощущение усилилось. Вот проклятье! Пусть наконец этот шпион, кто бы он ни был, покажется и сделает свой ход! Игра в кошки-мышки порядком ему надоела. Впрочем, решил он, сейчас мы этого гада чуточку встряхнем!

И Чолли, свернув в Оливковый переулок, погнал Энкиду и Эши к улице Шорников, затем снова резко свернул и в тот момент, когда вроде бы преследователь его видеть не мог, выпрыгнул из повозки. Шагнув через порог лавки, где часто покупал гвозди, он огляделся и немного подождал.

Вскоре из-за угла вылетели два сущих головореза. Один среднего роста, а второй — толстый коротышка, похожий на пивной бочонок с ножками. Оба спешили за фургоном, стараясь не упустить его из виду.

Для уже немолодого и довольно полного человека, да еще одетого в тяжелую куртку с металлическими кольцами, заменявшую ему кольчугу, Чолли двигался весьма проворно и почти неслышно. К тому же негромкий шорох его мягких сапог по мостовой заглушил уличный шум — голоса нищих, выпрашивавших милостыню, вечные споры продавцов и покупателей, стук конских копыт, пронзительные вопли детей. Коротышка уже еле дышал и немного отстал от своего напарника, он явно ничего подозрительного так и не заметил.

Тот, что был повыше и бежал впереди, успел, правда, оглянуться через плечо и заметить, как коротышка рухнул на мостовую, когда Чолли ударил его по голове обухом топора. Но удрать ему не удалось: здоровенная ручища в нарукавнике из толстой кожи, вываренной в воске, крепко ухватила его за рубаху и с размаху припечатала к кирпичной стене, так что весь воздух разом вылетел у него из груди. Бандит ударился головой о стену, и тут же к горлу его прижалось острое лезвие боевого топора. Он даже вздохнуть теперь боялся. Особенно страшным ему казалось гигантское колено размером с дыню, буквально вдавившее его в камень.

Ореховые глаза Чолли, обычно такие веселые, смотрели холодно, превратившись в узкие зеленоватые щелки. А голос был тих и спокоен, когда он почти шепотом спросил:

— Вы почему меня преследуете, а?

— Я не преследовал… — Пленник закашлялся.

Чолли двинул ему коленом в пах.

— Не лги, не то живо у меня, как кастрат, сопрано запоешь!

Давай-ка лучше попробуем сначала. Итак, ты хотел рассказать мне, почему вы меня преследовали.

Глаза высокого наполнились слезами.

— Клянусь, я тебя не преследовал!

Он бы заорал, когда колено Чолли чуть не сокрушило его гениталии, если бы не деревянная ручка топора, упиравшаяся прямо ему в кадык.

— Ладно, попробуем еще раз. Я буду задавать тебе вопросы, ты на них отвечать. Да смотри: честно! Итак, в последний раз спрашиваю: почему вы тащились за мной?

— Хорошо, я скажу, — проныл высокий. — Нам неплохо заплатили — каждому по серебряной монете — чтобы мы тебя ограбили. — Слезы потекли по его грязным небритым щекам.

— Дурак! Если бы вам нужны были деньги, вы бы напали на меня до того, как я вошел в банк. А вы и шагу не сделали, хотя целый день за мной шпионили. Значит, не деньги вас интересовали. За чем же тогда вы охотились, можно сказать, жизни не жалея, а?

— За медальоном.

— Вон оно что… И что же в нем такого особенного?

— Не знаю. Он нам не сказал. Дал денег и велел его добыть.

— Кто это «он»?

— Ну такой… Имени-то он не назвал… А по одежке — вроде как волшебник — А каков он с виду?

— Волосы — будто серебристые и…

У самого уха Чолли просвистел кинжал и вонзился высокому прямо в глаз. Из раны брызнула кровь, потекла какая-то прозрачная жидкость. Несчастный лишь раз дернулся и затих. Чолли отпустил его, и убитый сполз по стене на мостовую. Ручка короткого кинжала по-прежнему торчала у него из глазницы.

Коротышка, похожий на пивной бочонок, нырнул в переулок.

— Эх, жаль, я тогда тебя совсем не пристукнул! — с досадой воскликнул Чолли и свистом подозвал коней.

Бизнес есть бизнес. Клеевар погрузил труп в фургон и прикрыл мешковиной. Вряд ли кто-нибудь что-то заподозрит — он и раньше частенько подбирал трупы еще до наступления темноты.

Ведь покойник на улицах Лабиринта — дело обычное в любое время суток И ничего удивительного в том, что человек занимается своим делом, нет.

…Баббо переминался с ноги на ногу, терзая пальцы немытых рук. Глаз от пола он так и не поднял. В комнате было холодно, но его грязноватая домотканая рубаха наемника промокла от пота.

— Клянусь Тенями Предков! Ну что ты несешь? Как он мог сбежать от вас? Вас же двое было! И оба с оружием! Неужели двух лучших в Лабиринте грабителей сумел провести какой-то старый лысый торговец? — Марип был в ярости.

— Да он тоже ничего себе! Не слабак какой-нибудь, — пытался защититься Баббо. — Дориену в уличных стычках просто равных не было, а этот тип его запросто к стене пришпилил. А уж как он ко мне подобрался, я и услышать не успел, пока по башке не получил. Когда я к ним подкрался, он бедняге Дориену топор к горлу приставил и коленом в брюхо как саданет! Небось все яйца ему отшиб. Ей-богу, этот тип знает, что делает! И откуда вам знать, что он так уж стар? Дор орал, прямо как резаный… Вот и пришлось заставить его умолкнуть…

— Что ж ты клеевара-то этого ножом не пырнул?

— Не успел. Да и не с руки мне было с ним возиться. Мне тогда вообще больше всего хотелось нырнуть между ними да поскорее удрать. Вы же у нас волшебник, что ж вы сами-то ничего с ним не сделали? Превратили бы его во что-нибудь…

— Всякая магия бессильна, пока амулет у него. Иначе с какой стати мне было вас, ворюг, нанимать?

— Ну да, мы ворюги, а вы, конечно, великий чародей, ничего не скажешь! — огрызнулся Баббо. — Только от заклятий ваших проку никакого! Потому вы все нас и нанимаете. А потом у вас еще наглости хватает попрекать: видите ли, мы кого-то упустили!

Ничего, придется теперь самим почесаться! Ладно, еще увидимся. — Страх в душе Баббо сменился откровенным презрением.

На трибунах стадиона, построенного Лованом Вигельсом в своем поместье Край Земли, было людно и шумно. Зрители успели влить в себя достаточно «Красного золота» и теперь задирали друг друга по любому поводу. Зандулас и Чолли тоже яростно с кем-то спорили и орали. Первыми на арене выступали преступники, приговоренные к смертной казни; их натравливали друг на друга, и особого мастерства тут не требовалось — только сила и жестокость. Чолландер подобным боям всегда предпочитал гонки на колесницах.

Он отлично умел выбирать возможного победителя и всегда знал, на кого следует поставить. Только что окончился четвертый заезд, а он уже три раза успел получить приличный выигрыш. Зандулас, который до сих пор не выиграл ни гроша, поднялся на ноги и криво усмехнулся:

— Пойду, пожалуй, еще выпью — перед последним заездом.

Ты не хочешь?

— Нет, спасибо, Зан. За тебя на кого-нибудь поставить?

— Не-а. А впрочем, давай. Если я вовремя не вернусь, поставь пару медных монет — по своему выбору.

Любимым колесничим Чолли был Борак. Над спинами трех его гнедых коней смазанный маслом кнут взвивался как живой, а с острыми как бритва ступицами колес он управлялся получше, чем некоторые воины — с мечом.

Еще в сегодняшнем финальном заезде участвовали Магьяр на белых конях, Аттикус на серых в яблоках и Криспен тоже на белых — все первоклассные колесничие.

Кругом орали: «Шесть монет на Аттикуса!», «Две на Магьяра!», «Четыре на Аттикуса!», «Восемь на Криспена!».

Захваченный всеобщим азартом, Чолли тоже крикнул:

— Две серебряные монеты на Борака!

— Вот, возьми еще и тоже поставь на него, — шепнул ему вернувшийся Зандулас. — Я-то сперва хотел на Аттикуса поставить, да только мне весь день не везет, так что лучше я твоему примеру последую. Может, хоть на этот раз выиграю.

Особенно крупные ставки делали те, кто сидел в ложах. Там в ходу были золотые монеты. Впрочем, сидевшие в ложах легко могли себе позволить и проиграть, а вот простые горожане, занимавшие дешевые места, порой проиграв горсточку медяков, не знали, как домой глаза показать.

И тут у Чолли снова зачесалась шея: опять кто-то за ним шпионил!

Четыре колесницы вышли на старт, распределив дорожки по жребию. Чолли нахмурился: Бораку достался внешний круг, самый невыгодный. Затем стоял Криспен, потом Магьяр и наконец — на самой лучшей, внутренней дорожке — Аттикус. Распорядитель махнул флажком, и колесницы понеслись. Лошади налетали друг на друга, и каждый раз, как колесницы соприкасались» раздавался пронзительный визг заостренных ступиц. Криспену удалось оттеснить Борака к самой стене, но хитрый ветеран и не думал сдаваться. Когда его колесница коснулась колесом каменной кладки, в воздух взметнулось облачко пыли, и, чтобы выровнять лошадей, Борак взмахнул кнутом, как бы невзначай задев круп одного из белых коней соперника. Белый так и взвился.

И хотя Криспену потребовалось лишь несколько секунд, чтобы выровнять упряжку, Бораку этого оказалось достаточно.

Чолли огляделся. Интересно, чья это серебристая шевелюра мелькнула в толпе у него за спиной? Может, кто-то из женщин решил присоединиться к болельщикам? А может… На всякий случай он стиснул рукоять своего ибарского кинжала.

Белый жеребец пронзительно вскрикнул, когда острое колесо задело его, захромал и лягнул колесо. Толпа на трибунах взревела.

Животное упало, потянув за собой всю тройку коней, и колесница попросту перевернулась. Магьяра, рука которого запуталась в поводьях, затащило под повозку.

Чолли оглянулся: серебристая голова куда-то исчезла, но явно временно. Это он чувствовал отлично.

Рядом орал Зандулас:

— Ты видел? Нет, ты видел?

К финишу Борак пришел, опередив Аттикуса на полкорпуса.

Криспен, налетев на упавшую колесницу Магьяра, потратил слишком много времени и здорово отстал.

— Забери мой выигрыш, хорошо? — попросил Чолли Зандуласа.

— А ты куда собрался?

— Да что-то нехорошо мне, — соврал Чолли. — Наверно, «Красного золота» перебрал.

Торопливо спускаясь по ступеням, он слышал, как неистовствует толпа, выкрикивая имя Борака. Кто-то метнул в него нож, который, впрочем, лишь скользнул по толстой коже, усиленной металлическими кольцами. Да, пока Чолли просто везло, и он это отлично понимал.

Выбравшись за ворота поместья, он бросился бежать — со всей скоростью, на какую только способны были его толстые ноги. Он стремительно пронесся мимо строительных рабочих и пролома в стене, а потом нырнул в гущу извилистых улочек Лабиринта, сворачивая при каждом удобном случае то вправо, то влево. Мало кто знал Лабиринт так хорошо, как Чолли, который каждое утро объезжал каждый его закоулок. Доки были уже совсем близко. Погони он пока что не заметил, но ощущение близости преследователей не проходило.

В «Винной бочке» основную часть посетителей составляли рыбаки, которые по большей части хорошо знали Чолли. Они покупали у него клей для своих лодок. А он с учениками, в свою очередь, всегда готов был купить у них непроданную или протухшую рыбу. Так что его появление в кабачке приветствовали радостными криками.

Из всех жителей Санктуария только рыбаки по-настоящему приняли бейсибцев — по крайней мере, клан Сетмур, — ибо те оказались поистине великими тружениками моря, людьми честными и умелыми. Ну а завсегдатаи «Винной бочки», где даже стены были украшены рыболовными сетями, и вовсе чувствовали себя с ними братьями и товарищами по оружию в своей бесконечной борьбе за хлеб насущный с безжалостной морской стихией.

И никому здесь не казалось странным то, что однорукий илсиг сидит за одним столом с маленьким тихим человечком с рыбьими глазами. К их столику и подошел Чолли. На какое-то время у него даже шея перестала чесаться, а может, чесалась так слабо, что он этого просто не замечал.

Омат, илсигский рыбак, приветствовал его, не выпуская из рук стакана:

— Голова у тебя, Чолли, вроде как все меньше становится, а брюхо — все толще. Похоже, тебе неплохо было бы выпить, а?

Бери табурет и садись с нами. Давай-ка я тебя угощу для начала. Ты ведь, кажется, знаком с Монкелем Сетмуром? А знаешь, Монкель, наш Чолли варит самый лучший клей, какой только можно найти…

— ..или купить в городе, — подхватил человечек с рыбьими глазами, широко улыбнулся и протянул Чолли руку. — Кто ж из рыбаков Чолли не знает? Что привело тебя к нам, в «Винную бочку»?

— Я попал в серьезную переделку, друзья. Кто-то явно пытается меня убить. Вот, видите? Этот медальон я нашел сегодня утром, разбирая сырье. И с тех пор кто-то за мной шпионит, буквально висит на хвосте! Двух поганых крыс, которые пытались перебежать мне дорогу, я уже подкараулил. Одной по башке как следует съездил, а вторую по стенке размазал. И выяснил, что все это из-за найденного мной медальона. Крысы признались, что нанял их какой-то тип с очень светлыми, серебристыми волосами, похоже, волшебник. Жаль только, я первую крысу недостаточно сильно стукнул: этот гад очнулся и успел своему разговорчивому приятелю ножик в глаз воткнуть.

А только что в «Крае Земли» я заметил того, с серебристыми волосами, и решил поскорее смотаться. Он, правда, успел в меня нож метнуть, да просчитался: куртка-то у меня уж больно крепкая.

— А мы тебе ничем помочь не можем? — спросил Омат.

— Можете. Отвезите меня на лодке к мосту через Белую Лошадь, но только кружным путем. Это его на какое-то время собьет со следа.

— Ладно. Мне, пожалуй, глоток свежего воздуха вовсе не повредит. Ты с нами, Монкель?

Человечек с рыбьими глазами молча кивнул.

Кроваво-красные лучи закатного солнца окрасили горизонт, когда Чолли появился на пороге «Хитреца».

— Сегодня ты рано, — заметил Ахдио. — Что-нибудь случилось? Ты чем-то расстроен?

— Можно сказать и так. Мне бы пивка — да побольше. Слушай, а что с твоей Клеей случилось? Зато я ту хорошенькую видел.

Она, значит, снова вернулась? Джодира — так, кажется, ее зовут?

Ахдио наклонился — не очень, он был всего дюйма на два выше Чолли, — и, заглянув ему в глаза, слегка побледнел.

— Что ты несешь? Вон она, Клея. Никуда она не девалась.

— Да ладно тебе. Я ведь не слепой.

Ахдио помолчал, потом предложил:

— Пройдем-ка на минутку в кладовую, а? Там хоть поговорить можно спокойно.

В кладовой Ахдио быстро закрыл дверь и встревоженно повернулся к Чолли:

— Откуда ты узнал?

— Что именно?

— Что Клея и Джодира — это одно и то же!

— Ну перестань, Ахдио! Клея, конечно, тоже ничего, довольно милая, но уж больно тоща! И чересчур к дому привязана, прямо как кошка. Нет, она неплохая, но куда ей до той малышки!

— Ладно, тебе я доверюсь, так и быть. Дело в том, что это одна и та же девушка! Понимаешь, Джодира здесь появилась как раз во время бунта, помнишь? — Чолли кивнул, слушая очень внимательно. — Она, конечно не виновата, да только из-за ее красоты парни как-то раз здорово повздорили и потом тоже все друг друга задирали. А мне ее отсылать совсем не хотелось — полюбил я ее.

Что было делать? Вот я и договорился с одним колдуном, и благодаря его заклятью красота Джодиры стала как бы никому и не видна. Кроме меня одного. А вот как тебе-то удалось ее под заклятьем узнать, ума не приложу!

— Может, мне это помогло? — Чолли выудил из-под рубахи золотой медальон.

— А ты сними и пойди посмотри: кого в зале увидишь — Клею или Джодиру?

Через несколько минут Чолли вернулся.

— Там Клея, точно. Значит, все дело в медальоне!

— Где ты его взял?

Чолли рассказал, что с ним приключилось. Ахдио, поглаживая подбородок, глядел то на друга, то на медальон, то на дверь, ведущую в пивной зал.

— Чтоб тебе пусто было! Наживешь ты себе с ним неприятностей! — сказал он, протягивая медальон Чолли. — Слушай, у меня тут один приятель есть, старый вояка по имени Стрик. Он волшебник. Да нет, не бойся, он не из тех, что за тобой гоняются.

Это самый настоящий белый маг! То есть не может он свое могущество во зло использовать. И, честное слово, человек хороший, порядочный. Ступай к нему и скажи, что тебя я послал.

— А где мне его найти?

— Ты хочешь сказать, что снова потерял его из виду? — вскричал Маркмор, становясь почти того же цвета, что и его ярко-красные одежды.

— Я нагнал его в «Крае Земли», да только откуда мне было знать, что нож от его куртки отскочит? — отбивался Марип.

— Ну а потом куда он делся?

— Я шел за ним по пятам до самых доков. Ну и тип! Он, должно быть, каждый закоулок в городе знает! А под конец он нырнул в рыбацкую харчевню под названием «Винная бочка». Я остался снаружи. Смотрю, он выходит оттуда в сопровождении двух мужчин — у одного физиономия совершенно рыбья, а другой однорукий. Они втроем сели в лодку и куда-то поплыли на веслах.

Пришлось мне соблюдать осторожность: люди довольно нервно реагируют, если у них на глазах человек то появляется, то исчезает. Кроме того, пока амулет у него, никто, даже ты, Учитель, с помощью магии его выследить не может.

— Помолчи, наглый щенок! Безмозглый кусок дерьма! Как ты смеешь ставить под сомнение мое могущество? — взревел Маркмор, полагавший, что вскоре станет самым могущественным магом Санктуария.

Марип весь съежился.

— Я вовсе не ставлю твое могущество под сомнение, Учитель, но разве не ты сказал, что даже боги не имеют власти над тем, кто владеет этим талисманом?

— Именно так я и сказал, глупец. Благодаря этому мы и отыщем владельца медальона.

— Не понимаю…

— Еще бы! Клянусь Аргашем! Вот уж действительно — если хочешь, чтобы все было сделано как надо, делай все сам! Ладно, слушай внимательно — может, чему и научишься. Итак, сперва мы именем Отца Ильса натянем над городом Всевидящую Сеть…

— А что это даст? Мы ведь все равно его увидеть не сможем.

— Иногда меня прямо-таки мучит вопрос: с какой стати я трачу на тебя столько времени? Скажи, ты хоть иногда пользуешься своей головой для чего-нибудь еще, кроме отращивания волос?

Думай, Марип, думай! Сеть поможет нам увидеть сразу весь город.

Невидимым останется ОДНО-ЕДИНСТВЕННОЕ место. Там-то и будет находиться теперешний владелец медальона!

Он был крупнее, чем Ахдио, но ненамного. И двигался, как фехтовальщик, стараясь распределять собственный вес поровну на обе ноги. Он вроде бы ни на что конкретно и не смотрел, но явно замечал все вокруг. Странно, но при нем не было никакого оружия, даже кинжала. Одет он был во все синее — от сапог до шапки.

— Моя племянница сказала, что ты не пожелал рассказать ей, в чем заключается твоя проблема, и твердил лишь, что тебя послал Ахдио. В тебе, безусловно, есть нечто странное — тебя как будто окружают некие чары, но это не чары; это вообще не волшебство, хотя сила его невероятно велика. Может быть, именно в этом и заключается твоя проблема?

Чолли снял медальон и протянул его Стрику.

— Я всего лишь простой клеевар, — сказал он. — Каждое утро мы с моим учеником объезжаем улицы, чтобы подобрать трупы, оставшиеся с ночи. Из них я варю клей — на вполне законном основании: у меня есть разрешение губернатора. Да и городу это только во благо. А медальон я обнаружил на одном из тел, подобранных нынче утром. С тех пор меня дважды пытались убить, за каждым моим шагом пристально следили, и в итоге я обнаружил следующее: когда этот медальон на мне, я вижу истинную суть вещей, даже находящихся под воздействием волшебных чар. Хотелось бы знать, что же это за штука такая?

Стрик вернул ему медальон и сказал:

— Ты, может быть, слышал, что есть такая богиня Тиба? Согласно легенде, она провозгласила: на свете не должно быть ничего бессмертного, даже богов. Боги, видишь ли, существуют одновременно на нескольких уровнях, и если умирают на одном, то все равно продолжают жить на другом. Именно это произошло, например, с Вашанкой — отсюда он исчез, но отнюдь не умер. Возможно, в своей жажде власти Тиба вовсе не собиралась гоняться за соперниками по всем известным ей уровням, просто однажды ночью она призвала к себе с неба звезду. И та упала к ее ногам, сверкнув на небосклоне, а сердцевина этой звезды была из чистейшего, неземного золота. Тиба голыми руками взяла этот кусок раскаленного металла, вылепила из него медальон, ногтем начертала на нем некие знаки, а затем охладила в крови девственницы.

— Звучит красиво!

— Так, согласно легенде, было создано Заклятье Против Всех Заклятий, амулет, способный аннулировать воздействие любых магических сил. Возможно, правильнее было бы назвать его антимагическим. Его властью сводятся на нет любые чары, власть любого волшебника. Этот амулет — наилучшая защита от колдовства. Но есть у него один недостаток: заодно он уничтожает и магическое могущество своего владельца. Заклятья, благословения, проклятья — все перед ним бессильно.

— Значит, что же у нас получается? Бессмертие — это ведь сверхъестественный дар, верно? Но если бог наденет этот медальон, то перестанет быть богом и превратится в простого смертного, а стало быть, запросто может умереть?

— Верно. Даже Тиба испугалась, когда ее сопернику пришлось умереть по-настоящему, всамделишной смертью. Испугалась и выбросила свою игрушку. И тогда медальон попал в руки смертных. Большая часть магов — в том числе и я сам — не желают иметь с ним дела: ведь обладание этим амулетом грозит слишком серьезными осложнениями, которые способны перевесить любое возможное вознаграждение. Но всегда находятся и такие, кто, подобно Тибе, попал в сети слепой зависти, жажды власти или ревности.

Будь осторожен, Чолли! Маги — пока что один, но, может, и куда больше, — непременно возжелают заполучить талисман Тибы. И по крайней мере один из них знает, что талисман у тебя.

Однако благодаря природе этого амулета — хотя именно она-то больше всего и привлекает твоих врагов — никто пока что не в состоянии узнать, кто ты: могущественный волшебник или обыкновенный клеевар. Так распорядилась судьба, и ты ею отмечен, друг мой.

— Спасибо тебе огромное! — воскликнул Чолли. — Ты многое прояснил. Сколько я тебе должен за труды?

— Ничего. Я ведь ничем не могу помочь тебе, а плату я беру только за действительно оказанные услуги.

— Ну что ж. Но я все равно в долгу перед тобой. И вот что я скажу: если тебе понадобится что-нибудь починить или подклеить, сообщи мне, и я тут же пришлю тебе клей нужного состава — вместе со своим приветом и глубокой благодарностью за помощь.

Идет?

— Ты благородный человек, Чолли. Приятно было с тобой познакомиться; надеюсь, ты сумеешь вскорости разрешить свою проблему.

Чолли ненадолго зашел в мастерскую — выдать мальчишкам жалованье за неделю. Замбар, конечно, все истратит на пирожки да сласти. Впрочем, через год-два он станет тратить деньги на другие «сласти», как сейчас Арам. Отец Илье! А ведь совсем недавно мальчишка был нищим бродягой, и лишь слепая случайность помешала ему пристраститься к наркотикам! Ах, глупая юность!

Арам тут же нарядился и собрался уходить.

— Вас тут кто-то спрашивал, хозяин, — сказал он Чолли. — Этот человек заходил в полдень, потом еще раз. Но так и не сказал, что ему нужно. Мне, говорит, с твоим хозяином поговорить необходимо, ну я и решил: наверно, кого-то вывезти требуется — по-тихому.

— Он имени своего случайно не назвал? Как он выглядел-то?

— Нет, имени он не назвал, но узнать его легко: волосы длинные, серебристые, а одет, как маг. Знаете такого?

— Знакомая личность. Видел я его… Хочешь заработать еще несколько монет на мелкие расходы? — У Арама загорелись глаза. — Тогда быстренько сбегай в «Кабак Хитреца» к Ахдио и скажи ему, что мне на некоторое время понадобится его задняя комната, что возле кладовой. И пусть попросит зайти своего друга Стрика. А я, как вернешься, недельное жалованье тебе заплачу.

Арам стрелой вылетел за дверь, а Чолли неторопливо прошелся вдоль полок, выбирая нужный сорт клея и растворителя. Из-под прилавка он вытащил целую связку различных кистей.

Он надеялся, что много времени это не отнимет. Он и без того припозднился, Инидра наверняка голову ему открутит и на поднос положит. Пожалуй, стоит сразу предложить ей пойти пообедать к Гарри или в «Золотой Оазис» — пусть не топорщит перышки. Но сперва надо покончить с этой историей.

Ахдио не знал никого из той троицы, что на всех парах влетела в переполненную народом таверну, а ведь память на лица у него была отличная. У самого молодого из них волосы были действительно серебристые — настоящая грива! — и длинные, как у женщины. Видимо, именно этих людей он и должен был ждать.

Один из них, толстый коротышка с широким багровым лицом, спросил подавальщика Трода:

— Эй, парень! Чолли-клеевара не видел? Мы тут с ним встретиться договорились.

— Что-то не заметил, так ведь у меня работы выше крыши, вы лучше Ахдио спросите. — И Трод мотнул головой в сторону своего хозяина, а сам поспешил со своим подносом, уставленным кружками пива, дальше, успев, впрочем, подмигнуть Ахдио, который явно произвел на этих типов впечатление своим огромным ростом и надетой поверх куртки кольчугой.

Первым к нему подошел все тот же коротышка, похожий на жабу:

— Ахдио — это ты будешь?

— Что вам угодно, господа? — улыбнулся тот.

— Ты Чолли-клеевара не видел? Скажи — не пожалеешь.

У нас к нему важное дело! — И краснорожий коротышка показал Ахдио зажатую в кулаке монету.

— Может, и видел. — Ахдио протянул руку, и коротышка сунул монету в его широкую ладонь. Но Ахдио продолжал молчать, не убирая руки, пока в его ладонь не опустилось еще несколько медяков. — Чолли ждет вас в задней комнате. Идите за мной.

Чолли внимательно смотрел на вошедших. Он еще издали заметил знакомые серебристые волосы и теперь рассматривал остальных. Темноволосый, в одеждах из алого дамасского шелка, явно был среди них главным и, видно, привык, чтобы ему безоговорочно подчинялись.

«А это еще кто?» — внутренне ужаснулся Чолли, глядя, как следом за этими двумя в комнату входит странный коротышка, удивительно похожий на те чаны, в которых клеевары вытапливают жир. Приземистое, бесформенное тело уродца подпирали короткие толстые косолапые ножки; на каждой было по три пальца с когтями, а между пальцами — перепонки. Уши у этого типа были длинные, как у осла, а глазки — маленькие и блестящие бусинки — совсем крысиные. В широченной, как у лягушки, пасти виднелись длинные зеленовато-желтые зубы. Толстенные мускулистые руки свисали почти до земли. Голову, покрытую редким спутанным пухом цвета ржавчины, увенчивал какой-то дурацкий колпак, напоминавший петушиный гребень. Различить, где у этого урода голова, а где шея, было вообще невозможно.

Да, это было поистине безобразное существо!

Чолли жестом пригласил обоих мужчин сесть напротив и попросил Ахдио принести еще стул и три большие кружки пива.

— Надеюсь, никаких личных претензий ко мне? Мне не доставляет никакого удовольствия сидеть здесь как пришпиленному. Кстати, нас ведь, кажется, так и не представили друг другу?

Меня зовут Чолландер. А вас? — Обращался он в основном к чернобородому.

— Разумеется, никаких личных претензий мы к вам не имеем.

Мое имя Маркмор. А этого молодого осла, моего ученика, зовут Марип.

— А демона вашего как звать?

— Ах да, я и забыл, что вы способны видеть его истинное обличье! Боюсь, что не смогу назвать вам его настоящее имя…

Впрочем, он отзывается на кличку Рубиго.

— Ладно, пусть будет Рубиго. — Чолли отпил глоток баладахского вина.

— Сколько вы хотите? — не долго думая, спросил Марип.

Глаза Маркмора гневно сверкнули; Рубиго захихикал. Блондинчик грубейшим образом нарушил всякие правила приличия.

Даже ученики простого клеевара умели вести себя куда лучше.

— Я никогда не веду деловых разговоров, пока не познакомлюсь с собеседником как следует. Во-первых, сперва следует выпить — разве можно иметь дела с человеком, который не желает с тобой дружески выпить? Вы ведь, Маркмор, человек воспитанный, так мне кажется, и должны меня понять. Возможно, со временем и ваш нетерпеливый ученик тоже кое-чему научится.

Впрочем, если он похож на моих учеников, то это будет не скоро.

Воцарилось молчание. Демон по-прежнему, насупившись, стоял в дверях. Наконец Ахдио, отсутствовавший, казалось, целую вечность, принес третий табурет. За Ахдио следовал Трод с подносом, на котором высились гигантские пивные кружки — в каждую входило не менее полугаллона «Красного золота». Рубиго шлепнулся на табурет и с наслаждением отпетого чревоугодника принялся жадно пить пиво. Трод, поставив поднос на стол, сразу вышел. А Чолли, продолжая попивать свое винцо, спросил:

— Вы, я надеюсь, не против пива? Я и забыл спросить, это его самое лучшее.

— Пиво — это всегда прекрасно, — ответил Маркмор и обеими руками поднял огромную кружку. Марип последовал его примеру.

Рубиго тем временем свою кружку успел уже осушить и хотел было поставить ее на стол, однако с изумлением обнаружил, что кружка намертво прилипла к его рукам и губам.

Он негодующе заверещал и попытался встать, но не смог — прилип к табурету.

Маркмор и Марип слишком поздно заметили это и тоже попались в ловушку — прилипли к кружкам и табуретам. Они даже ногами пошевелить не могли, ибо ноги их приклеились к полу.

Аметистовые глаза великого Маркмора пылали страшной яростью, точно два костра. В горле у него клокотало свирепое рычание.

Вдруг в воздух взметнулось облачко дыма, пахнущего серой, и кружка Рубиго с грохотом упала и покатилась по полу. Вскоре дым рассеялся. Демон стоял посреди комнаты.

— Это ты неплохо придумал, толстячок, — прорычал Рубиго. — Жаль, тебе невдомек, что мы, демоны, можем одновременно где хочешь быть, на любом уровне вмиг оказаться — стоит только подумать об этом! Хо-хо! Неужели тебя никто никогда не предупреждал, что связываться с нами не стоит? Ну теперь тебе крышка, старина!

— Ты уверен? А по-моему, пока талисман Тибы у меня, ты и пальцем тронуть меня не посмеешь. Может, попробуем — как тебе, например, мой боевой топор? Ты уверен, что я тебя не убью?

Рубиго явно колебался. Чолли легко вскочил со своего табурета и отстегнул висевший у него на поясе топор, которым расчленял трупы. А в левую руку взял ибарский кинжал. Улыбнувшись демону, он стал ждать, что тот предпримет.

— Ну что ж, можно проверить! — взревел Рубиго и взмахнул своей длиннющей лапой с изумрудного цвета когтями, явно намереваясь разорвать Чолли на куски. Рука у него была трехпалая, а сбоку еще торчал короткий большой палец; между пальцами — перепонки. Чолли легко ушел от его удара — демон был ужасно неповоротлив — и ударил сам.

Огромная ручища, дергаясь, грохнулась на пол. Но уже через несколько мгновений она исчезла, а из руки демона перестала бить отвратительная черная жидкость. Чолли и глазом моргнуть не успел, как рука Рубиго вновь оказалась на месте. Демон омерзительно ощерился и захохотал.

«Ото, — подумал Чолландер, — надо держать ухо востро!»

Хихикая и болтая всякую чепуху, Рубиго кружил вокруг, словно желал немного поиграть со своей жертвой, как кошка с мышью, прежде чем убить. Однако его когтистые лапищи хватали воздух, не в силах повредить противнику. Чолли хранил полное спокойствие; он приседал, уклонялся от ударов демона или парировал его выпады, то и дело нанося ему страшные рубящие удары. Один раз, совершив особенно удачный выпад, он вонзил свой топор глубоко в грудь Рубиго, но рана затянулась буквально у него на глазах, едва он вытащил из нее оружие.

Маркмор и Марип, скосив глаза и выглядывая из-за прилипших к их ртам пивных кружек, внимательно следили за этим сражением человека и демона.

Рубиго, это исчадие ада, теперь явно намеревался измотать противника, поскольку Чолли, оставаясь невредимым, все больше и больше выдыхался. Глаза его заливал пот, который, высыхая, раздражал кожу. Сунув ибарский кинжал в ножны, клеевар перехватил топор обеими руками. Моргая и стряхивая капли пота, он по-прежнему успешно блокировал и отражал удары противника, понимая, однако, что вскоре тактику боя придется изменить, иначе он просто свалится с ног от усталости.

«Черт побери, — думал Чолли, — я же эту тварь должен был уже на куски изрубить — такого количества ударов на целый полк бы хватило, — а этот дьявол все цел и невредим!»

Коварно улыбнувшись, он снова взял топор в одну руку, а свободной рукой вытащил из-под рубахи медальон и, звеня цепочкой, поднял талисман над головой.

— Ну хватит, пожалуй, — миролюбиво сказал Чолли. — Вы ведь за этой штуковиной охотитесь, верно? Ладно, забирайте.

Надоело мне драться, да и устал я. Берите свой чертов талисман, а меня оставьте в покое. Все равно мне этого демона не одолеть.

— Вот так-то лучше, толстячок, — пробормотал Рубиго. — Дерешься ты, по правде сказать, отлично, да только куда тебе до меня, старого демона! Ну, давай-ка сюда медальончик. — И он схватил талисман своей отвратительной лапищей.

Чувствуя, что теперь ему все нипочем и он непременно прикончит этого наглого толстяка, Рубиго с улыбкой оглянулся на волшебника и его ученика и показал им медальон, подняв его над головой. Он еще успел заметить, как сверкнула в воздухе сталь топора, и в его глазах-бусинках промелькнуло что-то вроде растерянности и осознания собственной непростительной ошибки.

Потом глаза демона закатились.

Чолли взял медальон из его безжизненных пальцев и снова надел себе на шею. Упершись ногой прямо в ужасную физиономию Рубиго, он обеими руками вытащил из его черепа застрявший там топор, снова пристегнул его к ремню и спокойно сел за стол.

— После такой работки самое оно и глотку промочить, — заметил Чолли, кладя свой длинный нож между собой и волшебниками и наливая полный кубок вина. С наслаждением сделав несколько больших глотков, он неторопливо вытащил трубку, набил ее и раскурил от стоявшей на столе свечи.

Он не спеша курил, вроде бы и внимания никакого не обращая на своих пленников. Глубоко затягиваясь, он выпускал изящные кольца дыма, попивал винцо и, не переставая улыбаться, лениво поигрывал со своим ибарским клинком.

— Ну, и что же мне с вами делать? — задумчиво молвил он на конец, разорвав напряженную тишину. — Если я вас отпущу, вы ведь все начнете сначала. Разве только я буду знать, кто вы такие, конечно… С другой стороны, у меня есть и куда более важные дела, чем играть в прятки с подосланными вами шпионами и убийцами. Мне, между прочим, еще и на хлеб зарабатывать нужно.

Да, а вы когда-нибудь видели, как варят клей? Нет? О, сейчас расскажу. Все начинается с обработки трупа. Сперва мы его раздеваем догола и обследуем — нет ли каких видимых заболеваний:

Затем отрубаем кисти рук, перерезаем горло и подвешиваем вниз головой, чтоб кровь вытекла. Вы меня слушаете? Я забыл еще сказать: если у клиента красивые волосы — например, как у Марипа, — то мы сперва скальп снимаем, а уж потом тело подвешиваем.

Чолли ненадолго прервался, чтобы налить себе еще вина.

Маркмор явно нервничал, а Марип и вовсе побелел как полотно.

— После этого мы отрубаем руки по плечи, — продолжал клеевар, — ну и ноги, разумеется, тоже и кидаем все это в большой котел, чтоб как следует прокипятить. Вытопленный жир мы продаем на мыло, а кости высушиваем и используем как топливо.

Маркмор выглядел так, словно его сейчас стошнит. Лицо Марипа стало бледно-голубым, светлее его серебристых волос.

Чолли сделал еще глоток вина и внутренне улыбнулся: итак, желаемый результат был достигнут.

— Вы, господа хорошие, посмотрите-ка на эту историю с моей колокольни, — снова обратился он к своим пленникам. — Как я могу быть уверенным в собственной безопасности? Только если от вас избавлюсь, верно? Причем — это я вам могу гарантировать — вы после смерти принесете людям немалую пользу.

Кроме того, как вы небось догадываетесь, я волшебников всегда недолюбливал. С другой стороны, можно бы, конечно, вас и пощадить, да вот в чем дело: как знать, вдруг вы снова на меня напасть вздумаете? Так что, если я вас отпущу, придется, наверно, отрубить вам руки и языки. Да и ноги, пожалуй, тоже — вдруг вы научитесь ими пользоваться как руками? Я однажды видел, как здорово это получалось у одного нищего. Ну и с глазами вам, разумеется, тоже придется расстаться. Кто-нибудь из вас ушами шевелить умеет? Нет? Ну тогда уши я оставлю.

Маркмор во все глаза смотрел на клеевара, пытаясь понять, шутит тот или говорит правду. Если же это всего лишь уловка, он знал, что станет делать теперь.

Под двойным давлением выпитого пива и нестерпимого страха мочевой пузырь Марипа не выдержал. Маркмор с отвращением посмотрел на своего ученика.

Чолли поставил на стол свой бокал и улыбнулся.

— Ладно, рассмотрим сложившуюся ситуацию с более веселой стороны, — молвил он. — Итак, вам бы очень хотелось завладеть талисманом Тибы — хотя бы на несколько минут, верно? Но опять же посмотрите на все с моей колокольни. Этот ваш красавчик с серебристыми локонами уже пытался убить меня — по вашему, кстати, наущению. А до того ему удалось-таки убить прежнего владельца медальона. Этот кусок золота обладает слишком большим Могуществом, чтобы отдать его таким проходимцам, как вы. С другой стороны, мне тоже некогда — нужно своими делами заниматься да на жизнь зарабатывать. В общем, мне нужны определенные гарантии — в том смысле, что вы больше никогда меня не побеспокоите, ясно?

Чолли выбил потухшую трубку, снова ее набил и раскурил от свечи. Маркмор молча обдумывал слова клеевара.

— По зову природы я вынужден на некоторое время отлучиться, — сказал своим пленникам Чолли. — Я скоро вернусь, а вы пока никуда отсюда не выходите. — И он двинулся к двери, перешагнув через труп Рубиго, бесформенной глыбой валявшийся посреди комнаты.

Действительно, через несколько минут Чолли вернулся. Следом за ним шел Ахдио и еще какой-то бородатый великан с посохом, с ног до головы одетый в синее. От великана исходила, казалось, немыслимая мощь и сила.

Волшебники задергались, тщетно пытаясь освободиться.

— Отличная работа, Чолли! — засмеялся Стрик и спросил:

— И что ты теперь собираешься с ними делать?

— Я пока что не решил. Отпустить вроде как не могу, а убивать кого-то без особой надобности мне тоже, пожалуй, не очень хочется. А ты что посоветуешь?

— Я сейчас расскажу тебе кое-что интересное. Во-первых, если маг узнает чье-то истинное имя, он приобретет над этим человеком безграничную власть.

— Так вот почему Маркмор не пожелал назвать мне имя своего приятеля-демона!

— Верно. Во-вторых, существует только одна клятва, которую ни один маг нарушить не может: если он поклялся собственным могуществом. Так что заставь-ка его назвать тебе свое истинное имя, а потом пусть поклянется своим именем и могуществом волшебника, что оставит тебя в покое. Нарушивший такую клятву волшебник самое меньшее навек лишится магической силы.

Маркмор во все глаза смотрел на незнакомого бородача.

Лишь человек, владеющий магическим искусством, мог говорить столь уверенно. Но кто он? Маркмор был знаком и с немногочисленными оставшимися в живых илсигскими магами, и с большинством членов Гильдии, и с такими изгоями, как Инас Йорл или Ишад, но с этим человеком он не встречался никогда. Впрочем, кем бы ни был этот выскочка, впоследствии следует непременно постараться разрешить эту загадку…

Тут неожиданно заговорил Ахдио:

— А как узнать, правду он говорит или нет? По-моему, этот тип запросто соврет и недорого возьмет!

— Это ты верно подметил, дружище, — кивнул головой Стрик. — Пожалуй, мне понадобится некоторая помощь.., страховка… Вот смотрите: этот посох помогает не только при ходьбе.

Это Посох Истины. Тот, кто с ним соприкоснется, уже не сможет солгать, ибо, если солжет, в живых не останется.

Чолли помолчал, пыхтя трубкой и как бы взвешивая слова Стрика. Потом спросил:

— Ну так что, господа хорошие? Даете клятву, что прекратите всякие поиски талисмана и оставите меня в покое?

Стрик дотронулся концом посоха до головы Маркмора, и тот сразу согласно кивнул. То же было и с Марипом. Маркмор что-то прорычал в прилипшую к его губам кружку, и Чолли сказал:

— Ладно, Маркмор, тебя я освобожу первым. Вкус, правда, будет ужасный, да и вонь страшнейшая, но минуты через две ты уже сможешь говорить.

Чолли вытащил из-под стола кожаную сумку и достал оттуда крепко заткнутую бутылку и кисточку. Потом очень долго и тщательно наносил кисточкой жидкость из бутылки на губы колдуна, пока клей не растворился и кружка не отвалилась. Все это время Посох Истины касался головы Маркмора.

— Фу! Что это за дьявольское снадобье? — отплевываясь, спросил Маркмор.

— Секрет фирмы. Радуйся, что мой растворитель подействовал. Ну что, ты готов назвать мне свое истинное имя?

— Да, будь ты проклят! — И Маркмор назвал Чолли свое тайное имя.

— А теперь поклянись этим, только что названным тобою именем и своим магическим могуществом, что никогда более не будешь пытаться завладеть талисманом Тибы и навеки оставишь меня и моих близких в покое?

— Клянусь.

— Произнеси всю клятву целиком.

Маркмор еще раз назвал свое тайное имя и поклялся этим именем и всем своим могуществом более никогда не преследовать Чолли.

С Марипом, правда, пришлось повозиться — он умудрился здорово захмелеть, полностью осушив гигантскую кружку.

В конце концов даже Маркмор не выдержал и зарычал:

— Клянусь Аненом! Да возьмите вы с него наконец как-нибудь эту клятву, чтобы мы могли отсюда убраться!

Чолли тем же способом освободил молодого волшебника, и тот назвал ему свое истинное имя и дал клятву.

— Ну что, можем мы теперь уйти? — нетерпеливо спросил Маркмор.

— Одну минутку. Я вот что еще хотел вам сказать: если бы сей светловолосый юнец пришел ко мне сегодня утром и по-человечески предложил мне за этот медальон пристойную сумму денег — до того, разумеется, как я узнал, что может натворить этот талисман, — вы бы давно уже стали его владельцами. Очень жаль, что вы даже не попытались договориться со мной по-хорошему, а сразу стали меня преследовать. Когда мне пытаются вредить, я обычно отвечаю тем же. Можете идти.

Маркмор побагровел от гнева, став почти того же цвета, что и его платье.

— Так ты даже не предложил этому клеевару денег, чтобы выкупить талисман?! — грозно вскричал он, поворачиваясь к своему незадачливому ученику. — Ах ты безмозглая куча дерьма! Ты же имел дело с ТОРГОВЦЕМ! Как ты думаешь, тупица, чем занимаются торговцы? Они продают и покупают, продают и покупают — это деловые люди! Нет, я, право же, больше не в состоянии оправдывать тех, кто хотел бы тебя убить, и мне все равно, есть у тебя талант или нету! Ты просто полоумный! Полоумный, и все…

Он прямо-таки кипел от злости и продолжал ругаться, пока оба волшебника не растаяли в воздухе. Их одежда и обувь, впрочем, так и остались приклеенными к табуретам и к полу.

Ахдио побагровел от хохота, по щекам у него текли слезы.

Стрик и Чолли тоже хохотали вовсю, не в силах остановиться.

Три жирных живота ходили ходуном.

Ахдио первым обрел дар речи:

— Да уж, сто лет так не смеялся! Нет, вы заметили, какое у этого Маркмора стало лицо, когда он узнал, что мог бы спокойно купить медальон за несколько золотых монет?

— Ох и достанется от него на орехи тому красавчику с серебристыми волосами! Пусть только протрезвеет! — подхватил Стрик.

— А и поделом дураку! — снова засмеялся Чолли.

— Слушайте, у меня отличное винцо припрятано — для особого случая, — подмигнул им Ахдио. — И, по-моему, сегодня как раз случай самый что ни на есть подходящий! Давайте разопьем ее, а?

— Скажи, Чолли, а что, если бы они не согласились с твоим требованием? — спросил Стрик. — Ты бы убил их?

— Нет, конечно. Да только они-то об этом знать не могли, верно? Я и так их здорово поволноваться заставил — когда упомянул, что запросто их прикончить могу. Этот Маркмор, видно, всех по себе судит: он и не сомневался, что я их обоих убью. Наверное, все люди такие — других всегда своим аршином меряют.

Сам-то Маркмор, конечно же, убил бы меня, ни секунды не задумываясь Ему и в голову не приходило, что мне этого, может, не так уж и хочется. Он же видел, как я его любимому демону череп топором раскроил.

— Так ты, значит, блефовал? — Стрик был потрясен. — А если бы он догадался? Он бы потом подстерег тебя и…

— А я бы выждал! Да и куда бы он делся? Клей у меня крепкий. Рано или поздно он все равно бы сдался. Я бы его еще пивком угостил — в этих кружках много умещается. — И Чолли засмеялся.

— Ладно, ты мне потом напомни, чтобы я никогда с тобой пари не заключал, хорошо?

И снова животы трех толстяков заколыхались от хохота.

Отсмеявшись, клеевар спросил Стрика:

— А это у тебя и вправду Посох Истины или ты тоже блефовал?

— Не все ли равно? Маркмор же поверил, что посох настоящий.

— Как же мне теперь все это убрать, а? — громко поинтересовался Ахдио, глядя на прилипшую к табуреткам одежду магов.

— Ничего, — утешил его Чолли, — я прихватил с собой несколько бутылок лучшего растворителя. А демона можно вытащить через черный ход, и утром я его заберу. Интересно, хороший из него клей получится?