"Теперь я всегда буду провожать тебя домой" - читать интересную книгу автора (Аскильдсен Хьелль)* * *– И уроки ты делаешь кое-как. Пообедаешь и тут же убегаешь. Чем ты там в лесу занимаешься? – Говорю тебе, гуляю. – Смотришь на деревья и слушаешь пение птиц? – Это тоже плохо? – Только смотришь да слушаешь? Ты уверен? – А что еще? – Тебе лучше знать. И вообще, что ты все один да один. Так и свихнуться недолго. – Ну и ладно. – Не смей разговаривать с матерью в таком тоне! – А может, мне хочется свихнуться! – Только попробуй! Она шагнула к нему. Он равнодушно ждал. Она смазала ему рукой по щеке. Он не шелохнулся. – Если ты еще раз ударишь меня, я чертыхнусь, – сказал он. – И не посмеешь! – сказала она и снова хлестнула его по щеке. – Дьявол, – сказал он. – Дьявол всех задери. Он произнес все это спокойно как мог. Потом почувствовал, что подступают слезы, слезы ярости, развернулся и выскочил из дому. Он продолжал бежать, уже очутившись на улице. Он никуда не спешил, но его подстегивал гнев. «Дьявол всех задери», – шептал он, пока бежал. Только когда дома остались позади, а впереди легли лес и луга, он сбавил ход. Посмотрел на часы, полученные на шестнадцатилетие: уйма времени в запасе. Потом подумал: так тебе и надо, будет у тебя сын придурок. Когда-нибудь я тебе это скажу. Так и заявлю: вот тебе, я сошел с ума из-за тебя. Потому что ты ничегошеньки не понимаешь, а только орешь и пристаешь. Он шел по лесной тропинке. Между стволами просвечивало опустившееся наполовину солнце. Он увидел его и сказал себе: в лесу красивее, когда нет яркого солнца. И лучше всего в дождь. Раньше он так никогда не думал и теперь почувствовал, как радостно защемило сердце. Солнце способно предать, мелькнуло в голове; он остановился и вытащил из кармана блокнот. В него был вложен огрызок карандаша, юноша записал: «Солнце способно предать». Теперь не забуду, подумал он, пряча в карман блокнот. Юноша был счастлив. Счастлив без затей. Он дошел до условленного места, сел на камень и подумал: если она сегодня не придет, то не потому, что я соврал матери. И не из-за того, что сегодня я все равно решусь на это. Она может не прийти только потому, что ее запрягли по дому и она не сумела отвертеться. Он снова вытащил блокнот. Раскрыл его и вслух прочел себе то, чем сегодня одарило его вдохновение: «Ее молитвы потревожили слух придуманного Бога как чавканье обжоры», «Дом-не только-удовольствий», «Ее ноги длятся выше подола юбки». Он закрыл блокнот и улыбнулся. Когда-нибудь, подумал он, когда-нибудь... Она появилась. Она бежала бегом, и казалась то светлой – на солнце, то темной – в тени. На ней была желтая рубашка и длинные коричневые брюки. – Как прекрасно, что ты пришла, – сказал он, и она села на камень рядом с ним. – А чего б я не пришла? – ответила она. – Я всегда прихожу. Ты скучал по мне сегодня? – Скучал. – Я бежала почти всю дорогу. Он положил руку ей на плечо. Она повернула к нему лицо, и серые глаза улыбались, пока не закрылись. Она подыгрывает мне, подумал он, целуя ее. – Пойдем на вчерашнее место, – сказал он. – А что мы там будем делать? – улыбнулась она. – Посмотрим. – Нет, скажи, что мы будем делать. – Что вчера. – Хорошо. Они пошли по тропинке в глубь леса. Они держались за руки, а когда свернули с дороги в вересковые заросли, она сказала, что сегодня на немецком думала о том, что не годы определяют возраст человека. Не годы, отозвался он. И я подумала, что должна тебе сказать, что с твоей стороны было бы глупостью обращать внимание на то, что ты младше меня, потому что на самом деле ты гораздо старше. Я не обращаю, сказал он. Я просто подумала, что должна тебе это сказать. Конечно, ответил он, а сам обрадовался: если она рассказала все это с умыслом, то только из желания подыграть мне. И значит, все пройдет гладко, раз нам обоим хочется одного и того же. Он легонько сжал ее руку, и девушка повернула к нему лицо: и рот, и глаза улыбались. Они пришли туда, где лежали накануне. Они сели, и он сказал, не глядя на нее, что вчера, вернувшись домой, сочинил стихотворение. Прочти, попросила она. Ладно, согласился он, если только вспомню. Он не смел взглянуть на нее. Она легла на спину, и он почувствовал, что она смотрит на него. Это необычное стихотворение, сказала она, и его обрадовало, как она это сказала. Тебе понравилось? – спросил он. Иди ко мне, я тебе отвечу, позвала она. Он лег на бок, и его ладонь опустилась на ее плечо, а рука на грудь. Я обожаю тебя, сказала она. Говоря это, она смотрела на него в упор, и он поразился: как она может говорить такие слова прямо в глаза? Он переложил ладонь ей на грудь, и она сказала, что он же не будет мять рубашку. Нет, конечно, ответил он, расстегивая пуговицы. – Ты никогда не насмотришься досыта? – Эту рубашку я не расстегивал ни разу. – Она новая. – На ней больше пуговиц, чем на старых. Он расстегнул рубашку. Потом взял девушку за плечо и приподнял, чтобы просунуть руку под спину. Разомкнул лифчик и сказал, что хочет снять с нее рубашку совсем. Она только улыбнулась. Он снял с нее рубашку с лифчиком, груди легко опали. Все, больше преград не осталось. Теперь он снова мог смотреть ей в глаза. Ты счастлив? – спросила она. Он ответил «да» и подумал, что вряд ли что-нибудь могло бы сделать его более счастливым. Но я должен попробовать и то, другое. – Я хочу раздеть тебя, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Не надо, – ответила она. – Почему не надо? – Не надо и все. – Я не сделаю тебе ничего. – Как ты можешь знать заранее? – Я должен раздеть тебя. Если я не сделаю этого теперь, то придется потом, но это не будет легче. Когда ты не разрешаешь, ты делаешь мне больно, и так продолжается уже неделю каждый день, и каждый день мне все больнее и больнее. – Поцелуй меня, – попросила она, и, целуя ее, он расстегнул молнию на коричневых брюках. Я должен, думал он, я делаю все правильно. Он целовал ее все то время, что пытался стянуть брюки с бедер. Она извивалась под ним, и он отлепил губы и посмотрел ей в глаза. – Я ничего тебе не сделаю, – сказа он. – Если ты так хочешь, я только посмотрю. Он снял с нее брюки, и она не сделала попытки помешать ему. – Скажи: я тебя люблю, – попросила она. – Я люблю тебя. Она улыбнулась. – Нравится? – Очень. Красивее всех картин и статуй, которые я видел. – Я просто стеснялась, – объяснила она. – Поэтому. – Ясно. – Больше я не стесняюсь. – И я не стесняюсь. – Ты можешь потрогать. Он провел рукой по ее животу и скользнул вниз, между ног. – Целуй меня, – сказала она, и пока он целовал ее, она сама рассупонила его, высвободила и направила. Там было чудно, тепло и хорошо. Будь осторожен, предупредила она, поэтому он лежал тихо. Я с ней переспал! – ликовал он. Это лучший день в моей жизни, и теперь все дни будут прекрасными, потому что теперь я знаю, как прекрасно прекрасное. – Будь осторожен, – напомнила она. – Не бойся, я буду очень осторожен. Я ничего тебе не сделаю. – Тебе хорошо? – спросила она. – Да. – Даже когда ты просто так лежишь? – Да, – ответил он, немного удивившись. – Это то, о чем я грезил. – И я. – Я думаю, больше я не стану мечтать о том, чего не пробовал. – А обо мне? – спросила она. – О тебе буду. О тебе и об этом. – Ты не будешь считать меня ведьмой, если я скажу, что мерзну? – Она улыбнулась ему. – Нет, – сказал он и осторожно выскользнул из нее. Он перекатился на спину, разлегся на вереске и посмотрел вверх на деревья. Зелень уже поблекла, и он подумал, что скоро осень и зима. – А что мы станем делать зимой? – спросил он. – Не думай об этом, это еще не скоро. – Ладно, – ответил он, думая только об этом. Когда он перевел взгляд на нее, она надела уже все, кроме рубашки. – Хочешь, я застегну? – сказал он. Она кивнула. Он считал пуговицы – одиннадцать. Потом они поднялись и пошли обратно к тропинке. Она сказала, что больше им не к чему стесняться. Да уж, согласился он. Они шли по тропинке, и она сжимала его руку в своей. О чем ты думаешь, спросила она. Ни о чем, ответил он. Думаешь, я же вижу. Я думаю о том, что тебе показалось странным, что я лежу просто так. Наверняка все так делают в первый раз, сказала она. К тому же я сама тебя попросила, вот ты и лежал. Нет, подумал он, не поэтому: не знаю, почему я вел себя так, но точно не поэтому. – Вряд ли все так делают, – сказал он. – Не думай об этом. – Не могу. – Это и моя вина, я ж тебя сама попросила, потому что боялась. – Этого так просто не объяснишь, – сказал он, – мне самому так захотелось. – Потому что ты тоже боялся. – Вовсе нет. – Ты просто не чувствовал своего страха. Так часто бывает. – Бывает, – согласился он. Они вышли из лесу, и никто из них не хотел возвращаться домой в одиночку, как они делали всегда. – Я провожу тебя, – сказал он. – Ты думаешь? – Да. Теперь я всегда буду провожать тебя домой. |
|
|