Александр Сивинских
Закопай поглубже

Барак вздымался передо мной, будто дом - пожиратель людей из ночного кошмара. Да так оно, собственно говоря, и было. В эту двухэтажную хибару с заколоченными окнами только попади! Большой удачей будет, если назад выйдешь. Тем не менее я собирался именно войти. Более того, я собирался и выйти из него. Живым и по возможности невредимым.

Попрыгал на месте, попробовал, легко ли ходят кинжалы в ножнах, снял «моссберг» с предохранителя и спросил Мурку:

- Готова, девочка?

Мурка посмотрела на меня из-под черных косм и как будто кивнула.

- Тогда входим. - Я зажег укрепленный на лбу фонарь, натянул респиратор и открыл тяжелую, обитую изнутри кошмой дверь. - Да пребудет с нами ярость!

Мурка одобрительно рыкнула и рванулась вперед. Ярости ей не занимать.

Внутри пахло мокрой землей. Облупившаяся штукатурка, могильная темень, какие-то звуки, напоминающие постукивание тысяч крошечных коготков, - все как всегда. Никаких неожиданностей. Это хорошо. Мы с Муркой не из тех, кто любит неожиданности на охоте.

Первый кровосос попался нам сразу же, в коридоре. Несмотря на позднее утро, он еще не спал. Как ни странно, среди упырей тоже имеются бедолаги, неспособные к здоровому сну в каморке уютного гроба. Частью это новообращенные, а частью, наоборот, старцы, мучающиеся бессонницей. Был ли этот старым или молодым, во тьме барака не разобрать.

Да нам и неважно.

Наверное, это все-таки был желторотик. Опытная тварь почуяла бы нас заранее, а этот лишь хлюпнул, когда Муркины клыки разорвали его жилистую шею. Сделав дело, Мурка отпрыгнула в сторону. Из дыры в глотке кровососа ударила струя горячего пара. Издыхающий упырь буквально выкипел дочиста, и через пару секунд его опустевшая одежда шлепнулась на пол мокрым комком. Даже сквозь респиратор я ощутил жуткую вонь тухлятины. Бедная Мурка, каково сейчас ей, с ее нежным обонянием!

Впрочем, моя четвероногая напарница не стала ждать окончания процесса, а метнулась по лестнице на второй этаж. Следовать за ней смысла не было. Обычно наверху скрываются самые малахольные кровососы. Те, которые в четкой вурдалачьей иерархии соответствуют армейским «духам». «Старики» и «дедушки» спят внизу. «Сержанты» и «старшины» - в подвале. «Офицеры» же, называемые также патриархами и матриархами, в таких хибарах не обитают никогда. Честно говоря, мне пока не приходилось с ними сталкиваться, чему я очень рад. Даже «старшины» - чертовски опасные противники. Что уж говорить об упырях, способных расхаживать под солнцем и неслышимым пением приманивать жертвы прямиком себе на ужин.

Первый наш крестник, сдохнув, переполошил, понятно, весь гадючник. Не успел я решить, в какую дверь зайти сначала, как выбор был сделан за меня. Из квартиры с сохранившимся номером три выперло нечто огромное, пузатое, однако довольно проворное. Определенно женского пола. В руке у толстухи был кривой, как ятаган, обломок стекла, и орудовала она им, будто заправский башибузук. Два раза крест-накрест рубанула зубастая тетка, и всякий раз кончик стеклянной сабли проходил в каких-то сантиметрах от моего лица. Оба раза я уклонялся играючи: реакции мне не занимать, да и ловкости тоже. Но мы ведь не на арене цирка, верно? К тому же клоунессе могли прийти на подмогу другие артисты. Поэтому, когда она махнула стекляшкой в третий раз, я поднырнул под ее руку и перехватил кисть. Под пальцами оказалась субстанция, мало похожая на человеческую плоть. Что-то вроде пластилина, и только кости, сухожилия да суставы были на ощупь вполне твердыми.

Это ненадолго. По опыту знаю.

Вместе с кулаком противницы я повернул острие стеклянной сабли на сто восемьдесят градусов и толкнул толстуху-кровопийцу от себя. Сопротивляясь, она подалась вперед - и наделась горлом на стекло, как каплун на вертел. Я едва успел отскочить в сторону. Гейзер горячего пара, в который превратилась упыриха, шипя, взметнулся до потолка.

Не слишком верьте, когда вам говорят, что вурдалака можно прикончить только серебром да осиновым колом. Чем угодно можно. Главное - знать, куда всадить клинок или пулю. Или клыки. Мы с Муркой знаем.

Следующие две квартиры оказались пустыми. Лишь следы когтей на стенах и полу да кучи тряпья в углах.

Зато за дверью с номером один меня ждал весьма теплый прием. Сразу две твари, находившиеся в превосходной форме - худые, подвижные, зубастые, - рванулись на меня с разных сторон. Одна прыгнула с чудом сохранившегося шкафа, другая - из ближнего угла. Должно быть, намеревались привести в замешательство внезапностью нападения. Если бы у меня нашлось немного времени, я, возможно, даже пожалел бы их. За отсутствие изобретательности. Как уже говорилось, упыри всегда действуют однообразно.

Но времени у меня не нашлось.

Я выбросил правую руку с ружьем навстречу тому монстру, что прыгнул сверху. «Моссберг» рявкнул. Свинцовая сорокаграммовая пилюля с начинкой из химически чистой ртути влетела клыкастому прыгуну прямо в пасть. Башку ему разнесло, как фарфоровой кукле, попавшей под трамвай.

Второй тем временем успел не только добраться до меня, но и получить по морде сапогом. Человека такой удар отправил бы в нокаут, упырю же хоть бы хны. Впился в икру зубами и начал грызть. Не будь на мне сапог с укрепленными кевларом голенищами, остался бы без ноги. Однако кевлар - замечательная штука, не напрасно его используют в бронежилетах. Пока тварь безрезультатно слюнявила сапог, я пригвоздил ее кинжалом к полу. Проделывать это пришлось практически наугад. Первый упырь уже вовсю превращался в пар, и даже сильный фонарь не мог толком рассеять туман, заполнивший квартиру. Видимо, поэтому я попал кровососу в плечо. Он дико заверещал и начал скрести пальцами по кинжалу, по полу и по себе самому, отрывая от пола щепки, а от себя клочья гнилой кожи.

Пристрелить его было делом поистине милосердным. Что я немедленно и проделал.

Дождавшись, пока пар несколько рассеется, я выдернул кинжал из пола и обтер его специально припасенной губкой. Губка была смочена в ружейном масле. Лучший дезинфицирующий состав в данных обстоятельствах.

Первый этаж зачищен. В подпол без Мурки соваться мне было неохота. Я, конечно, парень резкий и настоящий профи по части истребления нежити, но, когда имеешь дело с вурдалачьими «сержантами», лучше перестраховаться. У них резкости не меньше. Да и другие козыри в рукаве припасены.

- Мурка! - крикнул я, выйдя в коридор. - Где ты пропала? Жива?

Последний вопрос был, конечно, риторическим. Росомаха, разорвавшая раз в двадцать больше упырей, чем я имел подружек, вряд ли могла испытать затруднение с парой-другой кровососов-новобранцев.

Однако леденящего душу воя, который означал: «Все путем, чувак, моя часть работы выполнена на пять с плюсом», почему-то не раздалось.

Полный скверных предчувствий, я устремился наверх. Квартира наверху уцелела лишь одна. Остальные переборки обрушились, завалив этаж обломками досок, кусками штукатурки, обрывками обоев. Окна были заколочены и завешены многими слоями одеял и матрасов. Среди мусора исходили остатками пара две мокрые кучи одежды - останки убитых Муркой упырей. Больше ничего.

И никого.

Я вломился в уцелевшую квартиру… и едва не полетел вниз головой. В полу была огромная дыра. На первом этаже, точно под дырой, находилось небольшое помещение, что-то вроде чулана. Как я его проглядел, находясь внизу, ума не приложу. Наверное, вход туда был тщательно замаскирован. Кровососы, несмотря на общую тупость, иногда проявляют чудеса сообразительности.

По чулану медленно кружились, выбирая момент для броска, два ночных хищника. Лесной и городской. Росомаха и упырь.

В том, что тварь является «сержантом», а то и «старшиной», сомнений не оставалось. Голый, с синевато-серой, пупырчатой, как кирзовый сапог, кожей. Удлиненный череп, резко выступающая вперед нижняя челюсть, почти полное отсутствие носа и волос, зато гигантские хрящеватые уши. Резко выпирающие лопатки, похожие на заготовки для крыльев. Непомерно раздутые суставы плеч, коленей и локтей. А главное - манера двигаться, напоминающая не то птичью, не то змеиную. Неожиданные ускорения, замедления и порывистые, словно клюющие, перемещения головы. Когти.

Опасный, очень опасный противник.

Почти такой же опасный, как Мурка. Даже, может быть, такой же, как я.

Опустившись на одно колено, я стал ждать. Когда крадущийся по кругу «сержант» оказался на линии огня, потянул спусковой крючок.

Помповое ружье двенадцатого калибра - страшно убойной силы вещь. Особенно на малых расстояниях. Упыря будто лавиной снесло. Он опрокинулся на пол и заелозил там, пытаясь подняться на четвереньки. Из простреленной грудины толчками выплескивалась пенящаяся жидкость, чертовски похожая на темное пиво. Издыхать он, похоже, не собирался. Как не собиралась и Мурка доделывать начатое мною.

Умная девочка, знает, что в нашем деле спешка хуже паники.

Я мягко соскочил в чулан. Передернул затвор. Прицелился в голову упырю.

И тут он прыгнул. Только что валялся на спине, еле шевелился и, казалось, был вполне готов к отправке в ад - и вот бросился. Стремительно. Такие впечатляющие броски мало кто, кроме нас с Муркой, видал, и слава богу. Выполнить их способны только раненые кровососы высшего ранга. А раненый упырь, как любой раненый хищник, опасней вдвойне.

В начале полета поджарое тело «сержанта» съежилось в комок, а в конце - разжалось. Лапы со скрюченными когтями замолотили по воздуху, точно лопасти промышленного вентилятора. Каждый удар, попади он в цель, разорвал бы меня надвое. Однако я ждал этого прыжка, поэтому за мгновение до него нырнул в сторону и вниз. Упырь врезался в стену. Стена, оказавшаяся всего лишь тонкой дощатой перегородкой, рухнула. Полетела пыль.

Кровосос, нелепый и страшный, как огромное насекомое, кинулся прочь. Зигзагом. Я выстрелил вдогонку, но промазал. Преследовать его смысла не было. Все равно вернется. Наружу ему нельзя, сгорит, как бенгальская свеча. Единственный шанс сохранить - не жизнь, нет, существование - это попытаться расправиться с нами. А потом дождаться ночи и отправиться за единственным лекарством, которое требуется упырю.

Он вернулся.

Он был страшен. Ничего человеческого в нем больше не осталось. Семьдесят килограммов перерожденной плоти и сто семьдесят лошадиных сил дикой ярости. Он даже двигался по-звериному, на четырех конечностях. И двигался с такой скоростью, что казалось, бестий здесь как минимум две.

Выставив вперед ружейный ствол, я прижался спиной к стене барака. Мурка молча скалилась рядом. Упырь тенью метнулся вверх, на миг прилип к потолку, а когда я выстрелил, оттолкнулся и полетел на нас. Это было почти красиво. Гигантская тварь с широко растопыренными лапами и разинутой пастью, несущаяся по воздуху со скоростью атакующего орла. Рассматривать такое зрелище в убогом мерцании горняцкого фонаря? Кощунство.

Локтем и ногой я ударил назад.

Гвозди я предусмотрительно вытащил еще перед началом операции. Доски, которыми было заколочено окно, держались только на честном слове. Щит-ставня вывалился наружу. В барак хлынул утренний свет солнца.

Мы с Муркой прыснули в разные стороны. Вспыхнувший синеватым огнем упырь с пронзительным визгом вылетел в окно и упал на растрескавшийся асфальт тротуара.

Горел он недолго. Зато чадно, с треском и обилием искр.

Наружу мы вышли, как воспитанные господа, через дверь.

Добравшись до машины, я прежде всего разоружился и сбросил амуницию: шлем с фонарем, респиратор, японские доспехи для кэндо, сапоги. Потом напоил Мурку, умылся под переносным рукомойником и напился сам. И лишь после этого достал мобильник и позвонил. Ответили сразу.

- Александр Романович, - сказал я, - это Колун.

Идиотский псевдоним, по-настоящему идиотский. Но если судить о собственной физиономии объективно, то довольно точный. Не говоря уж о фамилии. Фамилия у меня Раскольник. Угадайте с двух попыток имя. Впрочем, достаточно и одной.

- Здравствуйте, Колун. Чем порадуете?

- Дело сделано, - сказал я. - Было семь штук, полный прайд. «Сержант», баба-«маркитантка» и пять «солдат» разного возраста. Все испарились. Высылайте уборщиков.

- Вы в порядке?

- В полном.

- Отлично. Гарантируете, что все чисто?

- На все сто.

- Принято. Уборщики выезжают. Благодарим, Родион. И погладьте за нас Мурку.

- Весь свет желает, чтоб меня все-таки сожрали. Не упыри, так напарница, - сказал я. - Сами погладите при случае. Если руки не жалко.

Александр Романович довольно заржал и отсоединился.

- Пора мотать отсюда, - объявил я Мурке, побросал вещички в машину и сел за руль.

Росомаха устроилась по соседству, выставила башку в боковое окно. Требовать от нее пристегнуть ремень безопасности - совершенно бесперспективное занятие. Знаю по опыту.

Сладкая парочка - я и Мурка - картина еще та. Крупный мужик с лицом, зверское выражение которого не способна облагородить даже шкиперская бородка, плюс росомаха. Считается, что приручить или выдрессировать росомаху невозможно в принципе. Это самый коварный, злобный и независимый хищник на свете, хуже гиен и ягуаров. Так оно и есть. Мурка - коварная, злая, не приручаемая. Да я никогда и не делал попыток приручить ее или выдрессировать. Все гораздо проще. Или сложней, как посмотреть.

Мы дружим, сотрудничаем, мы целиком и полностью равны.

Началось все до банальности просто: я нашел в лесу тяжело раненную росомаху. Другой бы бросил подыхать или добил, а я решил дать ей шанс. Сильное животное, по-своему красивое; редкое. Пусть со скверной репутацией, но ведь и моя собственная - не из тех, что ставят в пример подрастающему поколению. К тому же росомаха пострадала в явно неравной схватке. Кроме огнестрельной раны, на теле имелись множественные следы от зубов. Я решил, что погрызла ее охотничья собака.

От потери крови будущая Мурка настолько ослабела, что не могла даже огрызнуться, когда я наскоро ее бинтовал. Только приподнимала губу и еле слышно шипела. Наверное, ей казалось, что она скалится и грозно рычит. Закончив перевязку, я отвез ее домой, где знакомый ветеринар залатал ее уже всерьез. Собственно, он только извлек картечины, наложил швы да обматерил меня за идею выходить зверюгу, которая непременно перегрызет мне глотку, если выживет. Впрочем, он был уверен, что росомаха не выживет.

Она выжила. И, едва набравшись сил, сполна отплатила мне за милосердие и уход.

Тогда моя карьера истребителя упырей только начиналась. Был я хорош. Разъезжал на мотоцикле «Урал», в кожаном плаще, порыжевшем от времени, высоких шнурованных ботинках и танкистском шлеме. Волосы у меня были до лопаток, на боку казацкая шашка, а за поясом - двуствольный обрез. Еще имелся топорик, закрепленный на правом бедре. С таким-то именем да без топора?

Меня не принимали в расчет ни патриархи самих кровососов, ни те большие люди, которые следят за поголовьем «ночного племени». Обе стороны считали, что в самое ближайшее время Родю либо прикончат, либо инфицируют, покусав. Таких ухарей, решивших, что их святое предназначение - истреблять нежить, появляется ежегодно приличное количество. Причины у всех различные. Для кого месть, для кого идея, для кого желание экстремальных развлечений. Для многих - деньги. Сам я как раз из последних. С небольшой, бодрящей примесью идейности.

Будучи восторженным идиотом (тогда преобладало желание поразвлечься «на грани»), я натворил глупостей. Выбил прайд не полностью. И без того семейка была куцая, всего четыре члена, так я еще умудрился проморгать маркитантку и «сержанта». Обитали упыри в единственной избенке заброшенной деревни. Питались коровьей кровью: недалеко располагалась животноводческая ферма. Скотовод меня и нанял за какие-то смешные деньги.

В логово я вошел в полдень, предварительно сорвав с окон ставни и выломав дверь. Без особого труда пристрелил двоих новобранцев, решил, что больше никого нету, и подпалил избу. Дом сгорел быстро, заодно с дворовыми постройками, на которые перекинулся пожар. А две твари в погребе уцелели. Бока им подкоптило, но это только добавило им злости. Они дождались ночи и, руководствуясь нюхом, помчались мстить. Войти в дом незваными упыри не могут, тут известное поверье справедливо… только вот спал я по летнему времени в гамаке, на свежем воздухе.

Разбудил меня громогласный вой и рык - это прикончившая обоих мстителей Мурка торжествовала победу. Впрочем, имени у нее тогда еще не было.

Она осталась жить со мной. И охотиться. У нее с кровососами собственные счеты. Те рваные раны на боку были именно от вурдалачьих зубов - это я понял позже. Что же касается картечи… Патриархи почти никогда не пользуются на промысле клыками и когтями. Зато огнестрельным оружием - постоянно.

А кровь крупного лесного хищника является для них настоящим деликатесом.

Возле пересечения проселка и шоссе я должен был встретить колонну уборщиков и показать им дорогу на объект, растолковать, что там да как. Одна из традиций, которую я не совсем понимаю. Можно подумать, уборщики спустились в наши края с облачка и без сопровождающего немедленно забредут в какое-нибудь болото. Однако так принято. А неписаные законы следует соблюдать, это притягивает удачу.

Доехал и стал ждать, наслаждаясь мягким сентябрьским теплом. Мурка, неприхотливое создание, перебралась на заднее сиденье и успела задремать.

Наконец показалась колонна. Впереди милицейский «бобик» с включенной мигалкой, за ним две пожарные машины. «Газель» с разнорабочими, два тягача: на платформах - гусеничный бульдозер и стенобитная машина с чугунным шаром. Потом колесный экскаватор и самосвал. Замыкал колонну еще один «бобик».

Я помахал рукой. Колонна стала.

- Здорово, орлы! - поприветствовал я вышедших ментов.

Один из парней мне уже встречался несколько раз. Сержант Ильясов - ему я пожал руку. Другой был совершенно незнаком. Молоденький старший лейтенант со строгим, но по-юношески румяным лицом. Румянец сводил на нет всю старательно изображаемую лейтенантом суровость. Наверное, он об этом не догадывался, иначе давно перестал бы хмурить бровки и сжимать губы в ниточку.

- Ну че? - спросил Ильяс быстро. - Куда ехать? Туда? - Он махнул рукой в сторону проселка.

- Ага. Слушайте, ребята, зачем такая делегация? Хватило бы вас да пожарки.

- Это не вам решать, - процедил старлей. - Ваше дело указать дорогу. Дальнейшее вне вашей компетенции. Кстати, я бы предпочел знать, с кем беседую. Представьтесь, пожалуйста.

Я повернулся к Ильясу и мотнул головой на лейтенанта:

- Чего он? Изображает министра внутренних дел? Румяный бурно возмутился:

- Почему вы говорите обо мне как об отсутствующем?

- Потому что ты для меня пока что пустое место. Усек, лейтенант?

- Старший лейтенант!

- Мне без разницы. Страшный, так страшный. Начинающий беситься старлей переключился на Ильяса:

- Хайруллин, объясните, кто это такой?

Ильяс растерянно заморгал. Ему явно не хотелось рассказывать обо мне, не получив на то одобрения от высокого начальства. Но и перечить старлею казалось неразумным.

- Ладно, сам представлюсь, - сказал я. - Родион Раскольник, сторож коллективного сада номер шестнадцать. В настоящее время нахожусь здесь по заданию партии, правительства и лично полковника Рыкова, чтобы указать воинской колонне дорогу на Берлин.

- Прекратите кривляться, - с досадой проговорил старший лейтенант. - Хайруллин, повторяю вопрос, что это за человек?

- Так это… он же сказал, - протараторил Ильяс. - Родион. Сторож шестнадцатого сада. У моей мамки там участок. Фамилия Раскольник. Его товарищ полковник лично знает.

Старлей хмыкнул с сомнением. Похоже, полковник Рыков не являлся для него очень уж крупным авторитетом.

- Ну а теперь мне хотелось бы знать, с кем имею честь беседовать. - Я прищурился.

- Старший лейтенант Куклин, - сухо сказал румяный. - Ответственный за рейд. А теперь, гражданин Раскольник, сообщите все, что считаете существенным.

Вообще-то парень я незлобивый и на контакт иду легко. Просто не люблю, когда передо мной начинают выкаблучиваться. Особенно такие Куклины - молодые, да ранние. Я поскреб пальцем бородку и заговорил:

- Поедете по этой дороге. Километров через восемь будет населенный пункт. Только уже без населения. Десяток двухэтажных бараков и бывшая кирпичная фабрика. Здания деревянные, из бруса. Гнилье. Ваша цель - дом номер два, слева по ходу. Табличка сохранилась, не ошибетесь. Если интересно мое мнение, барак лучше сжечь.

- Ваше мнение не интересно, - отчеканил Куклин. - Вообще не понимаю, зачем мы теряем время, выслушивая то, что уже известно. Можете быть свободны, гражданин Раскольник.

- Премного благодарен, ваше благородие, - сказал я ему и шутовски поклонился. Ильясову кивнул: - Увидимся!

Тот хитро подмигнул и полез обратно в «бобик».

Я не зря предложил уборщикам спалить барак. Любые логова стоило бы сжигать сразу, даже не входя внутрь. И уж тем более не затевая стрельб и размахиваний холодным оружием. В том, чтоб действовать против упырей огнем, нет ничего сложного. Чаще всего их обиталища находятся поодаль от населенных мест. Имея продуманную организацию дела, пожары можно локализовать, а информацию о них - скрывать.

Однако в свое время мне четко дали понять, что такой подход неприемлем по многим причинам. Например, общественности трудно объяснить, с какой целью государственные структуры варварски уничтожают заброшенные строения вместо того, чтобы аккуратно разбирать по бревнышку. Почему из сжигаемых домов выскакивают горящие люди? Кто они - бомжи, беспризорники или кто-нибудь еще? Неужели правительство одобряет геноцид этих неизвестных людей? И так далее. Множество причин - и ни одна из них не является по-настоящему существенной. Что ясно говорит о том, что главная причина крайне цинична. Уверен, существование определенного количества кровососов выгодно очень многим.

Именно поэтому я иногда «работаю» индивидуально, не ставя в известность милицейского полковника Рыкова и Александра Романовича, моего куратора из отдела «У» при МЧС. Удивляться тому, что отдел «У» приписан именно к МЧС, не стоит. Взрывное увеличение числа низших кровососов, происходящее в последнее время, - ситуация самая что ни на есть чрезвычайная. Докопаться до корней ее возникновения охотникам вроде меня не позволяют. Но прореживать число упырей мне по силам.

Наверно, такая самодеятельность когда-нибудь выйдет боком. Однако, как я уже говорил, частичка идейности во мне сохранилась. Она-то и заставляет время от времени отправляться туда, куда меня никто не посылал, и уничтожать кровососов без одобрения свыше. Притом совершенно безвозмездно.

Поверьте, именно эти рейды приносят мне наибольшее удовлетворение.

Подождав, пока колонна пройдёт мимо, я сел за руль и покатил прямым ходом домой.

На крылечке моего дома сидела очаровательная особа женского пола и грызла морковку. Зубки у нее были - хоть сейчас на тюбик зубной пасты. Волосы светлые, глаза ярко-синие, а губы ярко-алые. Фигурка превыше всяких похвал. Лет ей, думаю, было побольше двадцати пяти.

Я вылез из машины, прошагал прямиком к ней и сказал: - Войдите-ка в дом, прекрасная незнакомка. Да поскорей.

- Что за спешка? - спросила она чрезвычайно приятным голосом. У меня от таких модуляций даже легкая щекотка возникла в животе. Я положил девушке на талию ладонь и мягко подтолкнул к двери.

- Видите зверя на заднем сиденье? Росомаха. Успевайте внутрь, пока дремлет.

- Это и есть знаменитая Мурка?

- Она самая. Жутко раздражительная особа. На незнакомых людей реагирует крайне нервно. Особенно на красивых женщин.

- Ревнует, - заключила девушка и вошла-таки в дом.

- Безусловно, - согласился я, входя следом. - Представляться нужно?

- Вам нет. А я представлюсь. Корреспондент «Вечернего проспекта» Вера Рыкова.

- Рад знакомству с вами, Вера, - улыбнулся я. Окажись на месте этой милашки какой-нибудь журналюга с хитрой рожей или старая кляча с плохо промытыми волосами и папиросой в зубах, я бы отреагировал куда менее благосклонно. Но корреспондент Рыкова была чертовски хороша. - Милости прошу. Устраивайтесь, где покажется удобней. Рекомендую бордовое кресло. Выглядит не ахти, но комфорт неописуемый.

Она уселась, забросив ножку на ножку. Если бы на ней были не бриджи с футболкой, а платьице, мне немедленно потребовался бы ледяной душ. Впрочем, он мне и так не повредил бы. Но как оставишь гостью одну, когда по окрестностям рыщет ревнивая росомаха, верно?

Однако чуточку холодной жидкости внутрь все-таки пойдет на пользу, решил я. Достал из холодильника бутылку минеральной воды, разлил по стаканам.

- Вы полковнику Рыкову случаем родственницей не приходитесь?

- Даже не однофамилица, - засмеялась девушка.

- Значит, дочь.

- Не угадали.

- Племянница.

- Снова не угадали. - Вера покачала отрицательно пальчиком. - Жена.

- Ах вот оно что, - протянул я.

Настроение слегка упало. Вообще-то я ничего не имею против чужих жен. Даже наоборот. Но супруга крупного милицейского чина, к тому же пусть косвенного, но начальника, - это вам не супруга садовода.

- Так что же вас привело сюда, Вера Рыкова? - спросил я без былой игривости.

- Хочу написать о вас статью для газеты.

- Что во мне замечательного? Рядовой сторож рядового коллективного сада. Живу, никого не обижаю. Зверь у меня редкий, но есть ведь люди, которые крокодилов разводят. Или страусов. Напишите о них.

Вера посмотрела на меня изучающим взглядом.

-  О крокодилах неинтересно. Другое дело - вурдалаки. Как думаете?

Честно говоря, в тот момент я подумал, что полковнику Рыкову стоило бы кое-что несколько укоротить. Болтливый язык имеется в виду.

- Вы зря пришли, Вера, - покачал я головой. - Интервью не получится. Я не понимаю, о чем вы говорите. Вурдалаков не существует. Или знаете что? Обратитесь в Институт исследований таинственных существ. Там вам поведают о вампирах и оборотнях, о том, что среди нас живут эльфы и пришельцы из морских бездн. Чего попросите, о том и расскажут. А из меня выдумщик как из колуна пловец, - выдав эту одному мне понятную шутку, я улыбнулся. - Конечно, это не значит, что я вас выпроваживаю. Будете чай?

- Буду, - сказала Вера. - Родион, почему вы не хотите мне ничего рассказать?

До чего ж настырная особа!

- Так ведь нечего рассказывать. Тема закрыта как лженаучная. И вообще, милая барышня, кончайте морочить мне голову. Какая связь между мной и упырями? Я понимаю, вам, газетчикам, всякое лыко в строку. Вы и чих соседской кошки с тихоокеанским ураганом в два счета свяжете, лишь бы статейку настрочить. Но я-то…

Вера прервала меня довольно бесцеремонно: приложив ладошку к моим губам. Ладошка была замечательная, тёплая, мягкая - такие только целовать.

Я и поцеловал, а что? Сама спровоцировала.

Она покачала головой, не то укоризненно, не то снисходительно. А потом запустила другую руку в тесный карман бриджиков, что-то оттуда выудила и бросила на столик. Звук раздался, будто от игральных костей. Вера отняла ладошку от моего рта и сказала:

- А это как прокомментируете, Родион?

Я скосил глаза. На столике и впрямь лежали кости. Только не игральные. Да и не вполне кости. Это были зубы. Четыре великолепных упыриных клыка.

- Дьявольщина! - помимо воли сорвалось с языка.

Сказать, что Вера меня ошеломила, значит не сказать ничего. Кровососы, с которыми я имел дело, никогда не оставляли после себя ни скелета, ни волос, ни клыков. Попав на солнце, они мгновенно сгорали дотла. Получив заряд картечи или пулю, будучи проткнуты клинком или растерзаны зубами Мурки, они целиком превращались в густое облако смрадного горячего пара. Да иногда оставался ком мокрой одежды.

Клыки же значили одно. «Верховного». Патриарха или матриарха. О, эти твари и появляются-то иначе, чем рядовые упыри. Никаких укусов, никаких заражений через шприцы и переливания крови. Для того чтобы сделаться патриархом, соискателю следует убить одного из «офицеров» и съесть его сердце и печень. А также, простите за неаппетитные подробности, половые железы. Хотя бы по кусочку. После чего вырвать клыки и предъявить Конклаву Ночи. Если Конклав решит принять неофита в свои ряды, клыки оставят ему. К нему же переходит имя и титул погибшего кровососа, а также право владения крепостными «низшими». Если же нет - смерть. Медленная, мучительная. Упыри в заплечных делах обладают многотысячелетним опытом. И любят пытки беспредельно. Ведь там льется кровь.

- Где ты взяла это? - спросил я.

- Думала, ты сообразительней. - Она тоже решила перейти на «ты». - У Славика, разумеется. - Взглянув на мое непонимающее лицо, уточнила: - Ну, у мужа. У полковника Рыкова.

И тут меня скрутил приступ смеха. Конечно, это было нервное, но удержаться я не мог. Полковник Рыков, человек, который едва ли не за ручку привел меня в ряды профессиональных охотников, раскрыл передо мной тонкости истребления кровососов и поведал мне базовые знания о нежити, - не был человеком! Он был патриархом! Реальным оборотнем в погонах. Как тут не заржать? Отсмеявшись, я поинтересовался:

- Ну а от меня-то чего тебе нужно? Хранит твой Славик какие-то зубки, и что? Может, это палеонтологическая находка. Клыки древней акулы или саблезубого тигра. Желаешь получить объяснения, спрашивай у него.

- Не прикидывайся кретином, Родион. И не держи за дуру меня. Я хочу, чтоб ты его прикончил.

- Кого? - вздрогнул я.

- Рыкова. Убей Рыкова, Раскольников.

- Просто Раскольник, без «ов», - механически поправил я. - А зачем, Верочка? Он хороший дядька. Служака отличный. Солнца не боится. По-моему, ты фантазируешь.

- Он высший. Скажешь, тебе неизвестно, кто они такие? Я с самым правдивым видом помотал головой. Вера хмыкнула и заговорила:

- Высшие упыри, они же патриархи и матриархи. Аристократия кровососов. Теплокровные создания, имеющие иммунитет к ультрафиолету. Высшие - не чета бледным ночным уродам. Гемоглобин получают без насилия. Людей на пищу не убивают, при укусах даже не заражают. Владеют множеством способностей. В частности, умеют командовать людьми и рядовыми вурдалаками, которых считают за рабочий скот. Из высших состоит Конклав Ночи, который оказывает громадное влияние на человеческую политику и экономику. Держит в руках прессу, телевидение, Интернет. Внутри Конклава существует несколько группировок, идет постоянная холодная война за расширение сфер влияния: Когда холодная война переходит в «теплую», на поле боя выходят солдаты. Те самые вампиры, о которых снято столько фильмов и написано книг. Иногда, помимо солдат, патриархи используют охотников на упырей. Таких, как ты, Родион. Ну как, продолжать или уже достаточно?

- Спасибо, хватит, - пробормотал я, пораженный обширными познаниями Веры. И добавил: - Насколько мне известно, охотниками руководят все-таки люди.

- А откуда тебе это известно, Родион? - спросила Вера с сарказмом.

- От полковника… Блин! И все равно, на кой тебе его убивать? Разойдись - и все дела. Суду скажешь, дескать, не удовлетворяет как мужчина. Или еще чего-нибудь.

- Например, что пьет у меня кровь. Не фигурально, а взаправду.

- Погоди, - сказал я и взял Веру за плечи. - Ты что, всерьез?

- Конечно. Рыков жрет мою кровь, Родион!

Я отстранился и посмотрел на нее внимательно, изучая. Однако ни анемической бледности, ни следов от укусов или донорских игл на руках не обнаружил. Конечно, есть и другие места… Почему, например, она в брючках?

Она истолковала мой взгляд верно. Расстегнула пуговку и стянула бриджи. Трусики у нее были тонюсенькие, розовые, с изображением черного большеухого котенка спереди. Бедра и ноги - идеальные. У меня сразу вылетели из головы все вурдалаки на свете.

Вера повернулась, демонстрируя, ноги в тех местах, куда обычно загоняют иглы или клыки. Тоже чисто.

- Зря ищешь, Родион. Рыков меня не кусает. Даже не колет. Он ведь любит меня. - Вера сделала паузу и вдруг ткнула пальцем в низ живота. Точно в черного котенка на трусиках. - Он другой кровью лакомится.

Мы пили остывший чай и молчали. Мне нужно было очень и очень хорошо взвесить все «за» и «против». Помочь Верочке - святой долг настоящего мужчины, тем более охотника на нежить. Однако нападение на высшего Конклав Ночи без последствий не оставит. Им даже не придется действовать самостоятельно. Достаточно натравить на меня человеческое следствие. За убийство полковника милиции шкуру с меня спустят в два счета.

Стало быть, если соглашусь, в первую очередь придется подумать, как избавиться от трупа. Если разобраться, ликвидация тела упокоенного патриарха - задачка копеечная. Всего-то и нужно извлечь сердце с печенью и яичками да выдрать клыки. Дальше отработает физиология. Высший испарится так же стремительно, как обычный вурдалачий солдатик первого года службы.

Одна незадача. Тот, кто удалит патриарху клыки, автоматически перейдет в категорию соискателей на титул высшего. Со всеми вытекающими радостями. Сперва суд Конклава, а после - либо пыточная, либо упыриный титул, вечная жажда крови и умение управлять живыми существами и нежитью. А в перспективе - встреча с тем, кто, в свою очередь, захочет добраться до его внутренних органов и зубов.

Допускаю, кому-то возможность заделаться долгоживущим существом покажется заманчивой. Мне - нет. Слишком уж кардинально придется изменить жизненные принципы. А я пусть и аморальный тип, но не настолько же!

Тогда какой выход? Болото, сказал я себе. Главное - со стопроцентной уверенностью знать, что погребенный в трясине труп не захочет выкарабкаться оттуда для мести обидчику. Сложно? Еще бы. Но это уже сложности технические, а не нравственные.

Мысль о том, что убивать придется не какую-то постороннюю тварь, а отличного мужика Рыкова, я старательно гнал. В конце концов, эта сволочь несколько лет манипулировала мною. Нет сомнений, что низшие кровопийцы, которых я уничтожал с его подачи, были крепостными противников Рыкова в Конклаве. Вера права, холодная война среди упырей-патриархов не прекращается с начала времен. И действуют эти твари помимо прочего человеческими руками.

Я в два больших глотка допил воду и сказал:

- Хорошо, предложение принимается. Поговорим об оплате.

Вера вскинула на меня синие глаза. На лице ее появилось выражение несправедливо обиженного ребенка.

- Об оплате? - тихо сказала она. Тон был такой, что становилось совершенно ясно - мои слова стали для нее неожиданностью. Страшной, горькой неожиданностью.

Я внутренне зааплодировал. Превосходная актриса!

- Милая Верочка, имейте в виду, профессионалы задаром не работают.

- И сколько нынче берет профессионал Раскольник?

- Договоримся. Полагаю, полковничьей вдове обручальное кольцо продавать не придется. Все будет зависеть от сложности операции. Окончательный расчет произведем по факту. Но аванс пожалуйте вперед. Десять тысяч вечнозеленых единиц.

- Грабеж, - констатировала она. - Родион, ты, оказывается, и сам кровосос.

- Работа накладывает определенный отпечаток, - усмехнулся я.

- Скидки предусмотрены? - Вера нежно взяла мою кисть в свои руки.

- А то! - Я отбросил ногой столик. - Постоянным клиентам существенные.

Ближе к вечеру, хорошенько отдохнув и подкрепившись, я вновь погрузился в «УАЗ». После того как договор с Верочкой Рыковой был заключен и скреплен многими… гм… печатями (хочется верить, не иудиными), у меня появились кое-какие неотложные дела. Провернуть их следовало до наступления ночи.

Мурка где-то гуляла, и слава богу. Там, куда я направлялся, ее присутствие было крайне нежелательно.

Я вывел машину за ворота, церемонно раскланялся с садоводами на автобусной обстановке, получил от пожилой семейной пары бидончик облепихи, а от близко знакомой разведенки Лилии осуждающий и одновременно пылкий взгляд - и покатил в город.

Час пик еще не наступил, поэтому до школы № 32, старейшей школы Северо-Восточного района города, я добрался за каких-нибудь сорок минут.

Она и впрямь была чрезвычайно стара: кирпичное трехэтажное здание с двускатной крышей, окруженное неухоженным сквером. Слева и справа возвышались уродливые пристройки - спортзал и мастерские трудового обучения. Из-за спортзала виднелась длинная черная труба котельной. Такие храмы знаний строили, должно быть, еще до рождения моих родителей. Впрочем, школа меня интересовала мало. Мне был нужен здешний истопник, а по совместительству ведущий стрелковой секции. Фамилия истопника была Игнатьев. По имени-отчеству он являлся моим полным тезкой.

Загнав машину на хозяйственный двор, я заглушил двигатель и осмотрелся. На двери кочегарки висел замок, зато вход в подвал был открыт. Я направился туда.

Сойдя вниз, прислушался. Слева доносились хлесткие сухие щелчки. Это в тире стреляли из пневматических винтовок. Игнатьев был, разумеется, там. Я пошагал на звук.

Увидев меня, Родион Кириллович заулыбался, блестя металлическими коронками, и скоренько свернул занятие. Выпроводил стрелков, сгонял меня закрыть подвал изнутри, а когда вернулся, спросил:

- Ну, чего тебе, тезка?

- Да ты ведь уже догадываешься, Кирилыч.

Он досадливо поморщился и кивнул. Конечно, он догадывался.

- Пришла пора платить по векселям?

- Точно, - сказал я, - пришла.

Уверен, окажись на месте Игнатьева любой другой человек, он постоянно служил бы мишенью для подростковых шуточек и злых розыгрышей. Он как будто нарочно был создан для этого: худенький, низенький горбун с огромными полупрозрачными ушами, вислым сиреневым носом пьяницы й хромающей походкой.

Любой другой человек.

Да только Игнатьев не был человеком - и дети это наверняка чувствовали.

Игнатьев был высшим упырем.

Впрочем, не совсем высшим. И, кажется, не совсем упырем. Когда-то, более полувека назад, молодой комбайнер Родя Игнатьев прикончил матриарха. Героиню Социалистического Труда, депутата Верховного Совета СССР и проч., и проч. Собственного председателя колхоза.

Председательница была падка до молодой мужской плоти в любых проявлениях. Родион изобразил, что снедаем бешеной страстью, заманил кровопийцу на ток и там стрельнул из двустволки самодельными серебряными жаканами ей в грудь. Потом отсек косой голову. Распотрошил. От сердца кусочек съел. И от печени съел. А от яичников не смог, сколько ни пытался. Проблевался Игнатьев, вырвал у председательницы клыки, понаблюдал, как «пар ушел в свисток», и поехал в город на председательском «Виллисе».

Новых сородичей он уже чувствовал нутром.

Суд областного Конклава Ночи не признал его своим. Дело было отнюдь не в нарушении Игнатьевым правил убийства матриарха. Клан, к которому относилась покойная героиня труда, обладал в нашей местности подавляющим большинством голосов. Приговор был закономерен: медленное умерщвление. Очень медленное.

Новоиспеченного вурдалака начали терзать. Высшие упыри живучи, но в конце концов его замучили бы. Однако подоспела кончина товарища Сталина. Последующий расстрел патриарха патриархов, Лаврентия Берия, спровоцировал в вурдалачьей верхушке грандиозную грызню за власть. Механизатор Родя Игнатьев, прикончивший авторитетного матриарха бериевского клана, в одночасье из разменной пешки превратился в фигуру для совсем другой игры. В козырного валета. Он вдруг сделался едва ли не примером для подражания. Его выпустили, обласкали и вмиг забыли. Искалеченного, постаревшего, с удаленными клыками. Ему предстояло долгое, очень долгое существование в шкуре инвалида и доходяги.

Он ушел в подполье. Где и пребывал по сию пору.

- Родя, - сказал Игнатьев, начав составлять винтовки в ружейный шкаф. - Я тебе уже говорил, что ты дурачок?

- Много раз.

- Почему же ты до сих пор не поумнел? - Он закрыл дверцу, опечатал и повернулся ко мне. - Почему, мальчик?

- А смысл? Ты вот, Кирилыч, умный - аж страх берет. Всю вурдалачью историю за пять тысяч лет знаешь, всю человеческую - за три. Но прибытку тебе от этого ноль. Сидишь тут, как гриб, плесневеешь. Ни славы, ни почета.

- Ошибаешься. Выгода самая прямая. Спокойствие! Ты этого пока не понимаешь, потому я и говорю: ду-ра-чок! А если получишь то, за чем пришел, рискуешь и вовсе не дожить до понимания.

- Спасибо, дяденька. Приму во внимание. Где она?

- Кто она? - Игнатьев хитро прищурился. - Ты все-таки уточни, тезка, чего тебе от меня нужно. А то я ж пожилой. Соображалка плохо функционирует.

- Книга Рафли, - четко произнес я. - Кодекс высших упырей, по преданию написанный самим Чернобогом.

- Так ведь такой книги не существует! Она ж на дне Океан-моря, под Алатырь-камнем схоронена. Или под Сухаревской башней Кремля. Я что-то толком и не припомню.

- Мне не до шуток, Кирилыч. Книга у тебя. Ты проболтался, когда окосел от крови того торчка, которого зарезала Мурка. Героин - страшно вредная штука. Даже для высших.

- Понятно, - протянул Игнатьев. - Ну, тогда, серьезный мой, возьмешь ее сам.

- Далеко ехать? Я на машине.

- Ножками дотопаешь. А далеко или близко - это как получится.

- То шутки у тебя, то загадки.

- Никаких загадок. Сплошная диалектика. Единство и борьба противоположностей, а также переход количественных изменений в качественные.

Он присел на корточки возле лежанки для стрельбы и с неожиданной силой сдвинул ее в сторону. Потом пальцем очертил на открывшемся пыльном прямоугольнике пола фигуру вроде эллипса. Пробормотал что-то и надавил открытой ладонью внутрь получившегося контура.

С душераздирающим звуком, напоминающим стон издыхающего слона, пол, очерченный эллипсом, исчез. Из открывшегося черного проема потянуло холодом.

- В добрый путь, тезка.

- Мне понадобится фонарь, - сказал я, завороженно всматриваясь в этот жуткий колодец.

- Нет. Либо ты идешь так, либо мы прощаемся.

- Ох, дьявол.

- Дьявол? Возможно, вы встретитесь, - скверно ухмыльнулся Игнатьев.

Какое-то время я висел на руках, набираясь решимости разжать пальцы. Глубина ямы могла оказаться любой, а переломать ноги хватит и трех метров. Особенно если внизу набросана какая-нибудь дрянь вроде кирпичей. Мне запоздало пришло в голову множество разумных мыслей. Например: как я стану выбираться? Или: надо быть не просто дурачком, а настоящим идиотом, чтобы поверить упырю. Вдруг он попросту решил избавиться от надоедливого человечишки? В конце концов, что нас связывает? Дружба? Очень сомневаюсь. Деловые отношения? Тоже не факт. Тот наркоман был единственным блюдом, которое я преподнес Кирилычу. Да вдобавок и неживым уже - едва теплым трупом.

Я поднял глаза. Подкованные каблуки игнатьевских сапог находились рядышком с моими пальцами.

- Пособить? - невинно осведомился он и качнулся с пятки на носок.

Руки разжались сами собой.

Приземлился почти сразу же, и полуметра не пролетел - однако светлый эллипс над головой исчез, будто не бывало. Под ногами чувствовалось что-то мягкое, пружинящее. Потрогал. Не то мох, не то лишайник. Влажный, прохладный. Я пошарил руками вокруг. С трех сторон нащупал стены, покрытые тем же лишайником. Справа преграда отсутствовала.

Тишина стояла - гробовая.

Я встал и, ведя пальцами левой руки по стене, чтоб не потерять хотя бы этот ориентир, сделал крохотный шажок. Потом еще один. Потом остановился. Мне вдруг показалось, что мои шаги вызвали какое-то движение впереди. Движение, сопровождаемое легчайшим шорохом. Словно десятки мелких змеек начали расползаться по стенам, цепляясь чешуйками за мох.

Прислушался. Так и есть, шуршание. Не приближается и не отдаляется. Как будто то, что издает звуки, ждет. Меня ждет. Я наклонился и достал из-за голенища армейского ботинка нож. Старый добрый нож последнего шанса. Засапожный клинок с простой деревянной рукояткой и лезвием «лист ивы», выкованным из двух зубьев бороны. По древнему русскому поверью, именно зуб бороны - лучшее оружие против упырей.

Испытано на практике. Поверье право.

Стиснув зубы, я двинулся вперед. Чем дальше шел, тем больше казалось, что тьма понемногу рассеивается. Что в глубине мха мелькают слабенькие зеленоватые блики. Я поиграл ножом и с отчаянной решимостью гаркнул:

- Кирилыч, хватит баловаться! Свет, живо!

И тут же лишайники - на полу, на стенах, на потолке, с которого свисали клочковатыми бородами, - засветились. Напитались неверным мерцанием, в котором я с отвращением разглядел то, что издавало звуки.

Это была сеть. Решетка. Она полностью перегораживала коридор, она шевелилась. Ее ячейки то растягивались, то сжимались, постоянно меняли форму, издавая тот самый шелест. Все потому, что состояла сеть из тысяч уховерток. Некоторые насекомые были обыкновенными, некоторые - поистине гигантскими. С палец, а то и крупнее. Они ползали друг по другу, стригли хвостами-клешнями, падали на пол и вновь взбирались вверх. Смотреть на это копошение было непередаваемо гадко. Настоящая, мать ее, уховерть!

Нас разделяло каких-нибудь пять-шесть шагов.

Позади сети коридор расширялся, образуя значительных размеров помещение. Пожалуй, при желании в нем можно было устроить баскетбольную площадку. Правда, для зрителей места почти не осталось бы.

Я нервно облизнулся, наклонил голову, прикрыл локтем лицо, выставил вперед руку с ножом и пошел на штурм мерзостной преграды.

Четыре, три, два шага, последний прыжок - и вот уже на меня обрушился сухо шелестящий дождь. Насекомые скребли цепкими конечностями по коже, извивались в волосах, щипались и кусались. Я замотал головой, выронил нож и принялся с бешеной скоростью стряхивать их с себя. Сброшенные твари немедленно устремлялись обратно к горловине коридора и вновь начинали строить свою пугающую уховерть.

Наконец я стряхнул всех. Пошарил во мху, разыскал нож и как был, на корточках, осмотрелся. Помещение оказалось даже больше, чем виделось из коридора. Высокий потолок, закругленные утлы - и пустота. Лишь возле дальней стены вздымалась какая-то кочка. Она тоже была целиком затянута мхами-лишайниками - но совсем другого цвета. Если мшистые бороды на потолке и стенах, если влажный ковер на полу имели преимущественно темно-зеленый окрас, то кочка была серовато-желтой. Будто огромный гнойник.

Разумеется, Кодексу упырей было в этом гнойнике самое место.

Я встал и двинулся к нему. Вблизи выяснилось, что высота кочки почти мне по грудь. То, что я принял за лишайники, лишайниками не являлось. Это были все те же уховертки. Бесцветные полупрозрачные букашки - внутри каждой пульсировала светящаяся желтоватая жилка. Они вцепились челюстями в камень, на котором лежал предмет, отдаленно напоминавший небольшой противень с крышкой. Точнее разобрать форму и вид предмета не представлялось возможным. Насекомые облепили его сплошь. Наружу торчали только брюшки с угрожающе шевелящимися крючками.

Пробормотав десятка два наиболее энергичных проклятий и набравшись решимости, я начал счищать уховерток ножом.

Что тут началось! Насекомые взбесились. Они молотили лапками, изгибались, словно через них пропускали электричество, и стригли, стригли, стригли воздух своими страшненькими «ножницами» на концах тел. А потом начали лопаться. Светящиеся внутренности бесцветных уховерток разлетались брызгами - и обжигали подобно слабенькой кислоте. Кожа рук терпела, но что будет, если капля едкой гадости угодит в глаз?

Недолго думая, я сшиб то, что могло оказаться Книгой Рафли, на пол. Ногами отскреб останки членистоногих стражей. Стало видно, что это и впрямь книга, заключенная в корки из черепаховых панцирей и застегнутая на два медных замка. Я завернул книгу в стянутую с себя куртку и лишь после этого смог наконец перевести дух.

Всего через мгновение выяснилось, что расслабляться было рано.

Мох зашевелился и начал отслаиваться. Сначала небольшими клоками, в основном с потолка и верхней части стен. Однако вскоре стали обнажаться средняя и нижняя части стен и даже пол. А потом - потом мох оторвался сплошным пластом, образовал чудовищное подобие бесформенной лапы и попытался меня схватить! К счастью, это образование было довольно неповоротливым.

Чего не скажешь обо мне. Я задал деру.

Как миновал уховерть, откровенно говоря, не заметил. За спиной шлепало и чавкало огромное, мокрое, мохнатое. Наверняка кровожадное. Поэтому сеточку из копошащихся букашек, способную по-настоящему напугать разве что нервных школьниц, я проскочил вмиг. Лишайники приходили в движение уже повсюду. Ноги засасывало все сильнее, на плечи и голову валились отвратительно хлюпающие ошметки.

Коридор вился, то шел под уклон, то изгибался буграми. Ничего подобного при движении туда я не замечал. Похоже, подземелье просто-напросто не желало меня выпускать. Вдобавок я стал слышать за спиной тяжелую поступь и шумное дыхание. Был ли это отзвук моих собственных шагов или какое-то существо действительно выбралось из тайного лаза, выяснять не хотелось абсолютно. Становилось все темней, свечение в лишайниках угасало. Чересчур быстро угасало! Наконец меня охватил полный мрак… и коридор закончился.

От стены, в которую я с ужасающим грохотом врезался, пахло ржавчиной. Кажется, то была железная дверь. Переполняемый ужасом, я свирепо заколотил по ней кулаками. Через считаные секунды в глаза ударил ослепительный свет, и я прыгнул в это слепящее сияние, крича страшным голосом: «Закрывай!!!»

Да и как было не орать? За мгновение до того, как железная дверь распахнулась, мне почудилось, что до спины моей что-то дотронулось. Легко, почти нежно. Но уверен, прикосновения этого я не забуду до самой смерти. Потому что это было прикосновение вечности - той, которая ждет наши тела в покойной глубине могилы.

Дверь с лязгом захлопнулась. Я проморгался. Передо мной стоял Игнатьев. Удивительное дело, мы находились вовсе не в тире, откуда начался мой поход за Книгой Рафли, а рядом с лестницей, ведущей к выходу из подвала. Обернувшись, я выяснил, что железная дверь принадлежала «Складу хозяйственного инвентаря», об этом извещала аккуратная фанерная табличка.

Игнатьев смотрел на меня, как еретик на Великого Инквизитора, со смесью уважения и испуга.

- Думал, не выберусь, - мрачно заключил я. Он утвердительно кивнул.

- Сволочь ты, Кирилыч. Мог бы предупредить.

- О чем? Клянусь, понятия не имею, что с тобой произошло. Когда сам спускался туда, кроме заплесневелых географических карт да связок старых классных журналов, не заметил ничего.

- Каких, на хрен, карт, Кирилыч?! Там лишайники-каннибалы и насекомые, которых в наших краях не бывает. Да и вообще не бывает!

- Это видел ты, Родя, - мягко проговорил Игнатьев. - Я предупреждал, каждый находит там разное. Например, наш дворник - только лопаты да метлы.

С этими словами Кирилыч вновь распахнул дверь «склада хозяйственного инвентаря». Помимо воли я отпрыгнул назад… и тут же нервно хохотнул. Действительно, инвентарь. И каморка-то крошечная, три на четыре метра. Никаких вам уховерток, светящихся мхов. Никакого коридора, где бродит чудовище, дышащее вечностью, и прочего пугающего добра. Вернее, зла. Только носилки, лопаты, метлы да тачка без колеса.

Я мотнул головой:

- Запирай.

Игнатьев закрыл дверь, повесил замок. На сверток у меня под мышкой он старался не смотреть. Но время от времени помимо воли косил-таки глазом.

- Хочешь взглянуть?

- Нет. - Он замотал головой, словно эпилептик. - И тебе не советую. Лучше было вообще ее не трогать. Если высшие проведают, что Кодекс у тебя, я за твою жизнь и мышиного трупика не дам. - Кирилыч помолчал и добавил: - Меня ведь, Родя, даже не столько за Председательницу пытали, сколько за эту книгу. Хотели, чтоб отдал. А я, дурак, молчал. Думал, она мне власть дарует. Да только ни черта она не дарует. Зато отнимает многое. Почти все.

- Это действительно подлинник Книги Рафли?

- Копия, конечно. Даже не первая. Но ценность ее от этого ничуть не меньше. И вред тоже. Зачем она тебе… - Кирилыч пожевал губами и выдавил, как пощечину отвесил: - …человечек?

- Не грузись чужими проблемами, старый. Обещаю вскорости вернуть твою прелес-с-сть.

- Да чего там, - отмахнулся Игнатьев. - Это ты не грузись, тезка. Книга ко мне сама вернется. Не в первый раз.

- Что?

- Она меня выбрала, Родя. Признала владельцем. А может, хранителем. И вернется все равно. С тобой или, - он гаденько хихикнул, - без тебя.

- Типун тебе на язык, кровосос, - пробормотал я.

Весила Книга Рафли килограмма три. Как я уже упоминал, обложена она была плоскими черепашьими панцирями. Панцири скреплялись между собой медными кольцами. На кольцах имелись насечки, но такие мелкие, что я и в лупу не смог разобрать, письмена это, рисунки или просто орнамент. Страницы выглядели как пергаментные; все проложены тонкими листами материала вроде слюды. От раскрытия книгу оберегали два хитрых, тоже медных, замочка. Думаю, при желании сломать их не составило бы труда.

Соблазн полистать одну из знаменитых отреченных книг был, конечно, огромным. Не исключено, что именно этот манускрипт входил в пропавшую библиотеку Ивана Грозного. Что именно в нем безумный царь видел лица или имена бояр, которых считал заговорщиками, посягающими на его власть. Разумеется, то не было правдой ни на йоту.

Если Книгу Рафли впрямь написал Чернобог, каждый знак в ней, каждая точка, каждая виньетка на миниатюрах была пропитана ложью. Достоверной, как самая чистая правда, убедительной - и от этого еще более страшной - ложью.

Что текст? Даже переплет ее таил в себе угрозу. С первого взгляда на него создавалось ощущение: роговые пластины на черепашьих панцирях располагаются таким образом, что узор непременно что-то означает. Казалось, стоит внимательно посмотреть на него минуту-другую, и откроется некий тайный код. Но минуты шли, код не открывался, увиденные образы через мгновение оборачивались обыкновенным переплетением линий. Зато росло какое-то тупое раздражение. Появлялось острейшее желание того, чтобы вот сейчас кто-нибудь вошел, помешал изучать не поддающиеся расшифровке узоры. И тогда-то, в конце концов, нашлось бы на ком сорвать злобу.

Поймав себя на этой гадостной мысли в очередной раз, я ругнулся, набросил на проклятый манускрипт мешковину, перевязал шпагатом и сунул сверток в оружейный сейф.

Раздражение, однако, не прошло.

Не знаю, как у других, а у меня для успокоения нервов имеется надежнейшее средство. Нужно заняться снаряжением боеприпасов и уходом за оружием.

Первым делом я поправил на оселке ножи, топорик и казацкую шашку. Вообще-то шашка - почти идеальное оружие для ближнего боя. Тело низшего упыря сравнительно некрепко. Рассечь его от шеи до седалища или смахнуть голову сможет и подросток. Но в тесных помещениях и подвалах, где приходится орудовать чаще всего, длинный клинок оказывается скорее обузой. Поэтому с некоторой поры я переключился на кинжалы.

Их у меня два, оба выкованы на заказ из зубьев старинной бороны. У них тридцатисантиметровые лезвия; слегка загнутые, отточенные с обеих сторон концы; крепкие овальные гарды и рукоятки из лосиного рога. Гвозди ими рубить, может, и нельзя, но конечности у кровососов отсекаются без проблем. И черепа пробиваются как тыквы. Проверено.

Покончив с холодным оружием, я взялся за огнестрельное. Сначала почистил старый двуствольный обрез «тулки», потом «моссберг», оба зарядил. Семьи у меня нет, поэтому ружья держу с патронами в стволах. Привычка хоть и грубо нарушающая технику безопасности, но для моей профессии чрезвычайно полезная.

На сладкое взялся за любимый процесс изготовления пуль. Классическая пуля «федерал» для помпового ружья свинцовая, я же использую сплав. Семьдесят процентов свинца и тридцать серебра. Конечно, заряд обыкновенной свинцовой картечи, угодивший в голову или грудь, не оставляет кровососу ни единого шанса дождаться следующего заката. Однако «сержанты» дьявольски быстры. Далеко не всегда удается попасть, куда хотелось бы. И тут-то серебро в бое-припасе оказывается тем волшебным семечком, что запускает реакцию испарения упыря.

Только мне и этого мало. Сердцевину пуль я начиняю ртутью. Вот уж это для упырей - полный напалм! Хуже термоядерного удара. Грамм ртути способен заменить полкило серебра - и этим все сказано.

Через полчаса дело было сделано. Фирменные снаряды «нарцисс» для вас и ваших ночных кошмаров! Попав в цель, пуля раскроется как цветок (отсюда название), ртуть выплеснется, а кровосос, получивший гостинец, молниеносно превратится в пар. Во всяком случае, любой низший упырь - точно. Сохранится ли эффект при попадании в патриарха, мне предстояло выяснить очень скоро.

Отлив двадцать пять «нарциссов», я решил, что пока достаточно.

Как и следовало ожидать, нервы за время работы пришли в порядок. Чтобы окончательно вернуть себе доброе расположение духа, я затопил баню и позвонил так странно смотревшей на меня давеча разведенке Лилии.

- Привет, цветочек, - сказал я, когда Лиля взяла трубку. - Спорим на коробку шампузо, что тебе безумно хочется этой ночью посмотреть на звезды в мой телескоп?

- Продул, - сухо ответила Лиля. - Выигрыш заберу завтра.

В трубке издевательски захохотали короткие гудки.

Вздыхая, я отправился в гараж. Нужно было сгонять за уважаемой мною «Столичной», пока не закрылся алкомаркет. И за проигранным шампанским. Лиля любит полусладкое. Как все они. Как все эти разведенки, одиночки и просто несчастные в браке женщины. С прочими мне почему-то никогда не везло.

По пути я набрал на мобильнике номер, который оставила Вера Рыкова.

- Слушаю, - ответила она .почти сразу.

- Любишь полусладкое шампанское, красавица?

- Терпеть не могу.

- А водку?

- Безусловно, да.

- «Столичная» завода «Кристалл», - сказал я. - Холодная. А еще баня, жаркая. Гитара… ну, немножко расстроенная. И я. Сама знаешь какой.

- Жди, - сказала она.

Разбудил меня телефон. Звякнул, вырвал из сна - и затих, зараза. Было без четырех минут час ночи. Час! Егип-петские казни!

Голова, как ни странно, была ясная. Глаза, конечно, слипались. Спал я от силы двадцать минут. До водки со щами мы так и не добрались. Как и до гитары. Сразу из бани под одной махровой простыней отправились в спальню. Разумеется, жалеть о пропущенном ужине я не помышлял.

Я погладил теплое Верино плечо, не удержался и повел ладонь дальше.

Телефон опять забренчал. Ругнувшись сквозь зубы, я схватил трубку, зашипел сердито:

- Слушаю, блин!

- Это я тебя слушаю, блин!

Меня продрало до самой селезенки. Пот мгновенно выступил по всему телу, точно прессом выдавили. Голос полковника Рыкова, чья драгоценная половина, голая как младенчик, дрыхла рядышком со мной, перепутать с любым другим было воистину невозможно. Фамилия ему подходила идеально.

- Что случилось? - спросил я.

- Где эта сучка, Раскольник? Где! Эта! Мать ее! Сучья! Мать ее! Сука!

- Рядом лежит, - пробормотал я, набравшись мужества. - Разбудить?

- Ты что, трам-тарарам, издеваешься?! - Рыков заорал так, что меня почти контузило. - Кто рядом лежит? Твоя росомаха? Ты что, трам-тарарам, зоофил, Родя?

- Так вам Мурка нужна?

Облегчение - слишком незначительное слово, чтобы передать ту душевную благодать, которая снизошла на меня, когда я понял, что грозный полковник ищет вовсе не свою легкомысленную женушку.

- Сообразил наконец-то, - несколько спокойней и уже без мата сказал Рыков. - Ну да, зверюга твоя. Кто же еще? Ты в курсе, что она натворила?

- Откуда, товарищ полковник. Вы ж только кричите.

- Тут закричишь. Короче так. Живо на машину и дуй сюда. Сквер возле памятника Челюскинцам, где шлюхи тусуются. Я тут, у самого входа. Пулей, Родя.

- Оружие брать? - спросил я, но Рыков уже отключился.

Сквер возле памятника Челюскинцам, наверное, никогда еще не видывал такого количества ответственных лиц. «Скорая помощь», штук пять разнокалиберных милицейских машин, два здоровенных «Лендровера» МЧС. Шикарные тачки, судя по номерам, принадлежащие большим городским начальникам. Мигалки разных цветов пульсировали, точно прожектора на концерте поп-музыки. Желтые ленты с косыми черными полосами трепетали, будто серпантин. Мундиров было как грязи. Словом, имел место форменный карнавал. Только невеселый.

Меня с моим «УАЗом» не подпустили к массовке и на квартал. Меня бы вообще не подпустили, но Рыков, видимо, дал необходимые указания. Откуда ни возьмись, появился старый знакомый - милицейский сержант Ильяс Какой-то-там. Схватил меня за рукав, поволок за собой. На мои вопросы он не отвечал, только бормотал что-то вроде «ты офигенно попал, Раскольник, офигенно, тебе кирдык». Притащил в сквер.

Народ стоял небольшими кучками. Морды у всех были значительными, с оттенком трагичности. В одной компании я заметил моего куратора от МЧС Александра Романовича. Виду, само собой, не подал. Он, впрочем, тоже. Конспирация!

На асфальтовой дорожке, по которой днем прохаживаются мамочки да бабушки с колясками, а вечером девушки без комплексов, виднелось огромное кровавое пятно. Тела уже не было, зато имелся меловой контур. Кровь, судя по очертаниям, натекла из горла погибшего.

Ох, беда, подумал я.

Подошел Рыков, решительный и мрачный, как какое-нибудь древнее божество стихийных бедствий. На нём была камуфляжная форма, в кобуре - пистолет. Я помимо воли поежился. Конечно, сейчас Вера уже находится дома - и, как положено преданной жене, греет супружеское ложе в ожидании мужа и повелителя. Но совесть…

Но пистолет…

- Отойдем-ка, - сказал полковник.

Мы отошли, присели на скамейку. Рядом возвышалась куча строительной арматуры, гора песка и щебня. В сквере что-то ремонтировали или строили.

Рыков закурил. Я косился на него и думал, что ничуть этот крупный, краснолицый и явственно озабоченный серьезными проблемами мужик не похож на кровососа. Даже на высшего. Обыкновенный замотанный милицейский полковник. Впрочем, доверять внешности было по меньшей мере глупо. Например, горбатенький тщедушный Игнатьев походил на упыря еще меньше.

- Видишь, что натворила твоя скотина? - спросил наконец Рыков.

- Ну, вижу. Только ведь не факт, что это Муркина работа.

- Не факт, говоришь? - Он искренне удивился.

- Вы же знаете, товарищ полковник, она на людей не нападает. Ни при каких обстоятельствах. Только на ночных, из которых вся жидкость паром улетучивается. А тут - кровища. Или… - я решил подбросить аккуратно замаскированный крючок, - …или она завалила высшего? Кто это был?

- Хох Степан Виленович. - Рыков посмотрел на мое недоуменное лицо и объяснил: - Директор издательского концерна «ТХТ». Крупная столичная птица. С самим премьером знаком. Школьный, блин, однокашник. Приехал к нам по приглашению мэра. Журнал какой-то организовывать или типа того.

- В два часа ночи, - сказал я ехидно. - В сквере, где проститутки собираются. Без охраны. Хороший, видно, должен был получиться журнальчик! С веселыми картинками. Жалко, если сейчас такой многообещающий проект закроют. Кстати, вы мне не ответили, товарищ полковник. Этот ваш Хенде Хох был высшим? Из-за того здесь и МЧС?

- Не был, не был он высшим! И никакой он не мой, понял, парень? А чрезвычайники тут потому, что сначала была версия… - Рыков хмыкнул: - Ну, ты понял. Когда у трупа глотка разорвана, центральная версия всегда одна.

- Сначала, значит, была центральная версия, - пробормотал я. - А потом отпала. И крайней оказалась почему-то моя Мурка. Почему, товарищ полковник?

- Потому что есть свидетель.

- Здорово! И надежный? Или так, потас… э-э… девушка какая-нибудь?

- Свидетель надежный. Мой собственный сотрудник. Да ты видел его вчера. Старший лейтенант Куклин. Рулил командой уборщиков. Румяный такой.

- И чего он тут забыл? - спросил я удивленно. - Он сутенер? Или мальчик для…

- Задолбали твои тупые шутки, Раскольник! - рявкнул полковник. - Спортсмен он, ясно? Совершал пробежку перед сном и увидел, как на человека напало хищное животное. Опознал росомаху. Попытался помочь - так она и его цапнула. А потом скрылась. Хох умер у него на руках.

- Где сейчас этот герой? В больнице?

- Нет, дома. В больницу ехать отказался наотрез. Раны, говорит, пустяковые. Карьерист хренов! - с внезапным раздражением добавил Рыков.

- Под вас копает, - понял я гнев полковника.

- Сопля он еще под меня копать. Хоть и выдвиженец кое-чей. Ты вот что, в сторону не уводи. Короче так. Росомаху надо уничтожить.

- Кому надо? - окрысился я.

- Всем, - веско сказал полковник. - И тебе в первую очередь, Родион. Убитая она будет просто дохлым зверем. Ничьим, диким животным. А пока живая - она твоя. И сто, блин, человек с радостью подтвердят это под присягой. Могут и такие отыскаться, которые слухи о прежних убийствах людей росомахой вспомнят. Понятно?

Я кивнул. Конечно, можно было начать объяснять, что Мурка вовсе не моя. Что она - существо независимое. Но кто бы меня послушал?

- Ладно. Разберемся.

- Не «разберемся», Родя. Ты должен сказать: «Есть, товарищ полковник, пристрелить бешеное животное!»

- Слушай, Рыков, - отчетливо проговорил я, уставившись ему в переносицу стеклянным взглядом. - Ты тоже брось тупые солдафонские шутки. Можешь своими ментами командовать. Или женой. А мне ты, в общем-то, никто. Уяснил?

- Вон ты какой, оказывается! - неприятно удивился Рыков.

- Что, не знал?

- Да знал я, Родя, - он расстроенно покачал головой. - Но и ты пойми меня! Куклин, сволочь такая, за это дело зубами уцепится. Ты правильно подметил, у него цель ясная - меня в невыгодном свете выставить. Мне ж его нарочно подсунули, хлыща московского. А он не промах, лезет везде. В каждой бочке затычка. Он уже в курсе, что ты, типа, мой протеже. Что я покрывал тебя, когда слухи поползли, будто росомаха бомжей и наркоманов убивает. Да я не удивлюсь, если Мурка его поцарапала, когда он целоваться на радостях полез. Такой подарок от нее получил!

Я слушал Рыкова, и у меня мало-помалу созревала одна очень любопытная мыслишка. Прямо-таки до крайности любопытная. А если учесть некоторые обстоятельства, то и многообещающая.

- Эй, - он пихнул меня в бок. - Ты чего лыбишься? Я что-то смешное сказал?

- А? А-а, нет… Товарищ полковник, вам, как я понимаю, нужно сейчас обелиться перед начальством. Например, найти настоящего преступника, упыря. Чтобы Куклин со своей выдумкой про росомаху-людоеда оказался полным идиотом. Так?

- Да хрен я уже сейчас обелюсь. Преступник мне тем более не нужен. Я ж за бешеных зверей не отвечаю, на это СЭС существует. А вот маньяк в районе - это уже серьезно. Нет, парень, выслужиться для меня теперь уже нереально. Погоди, - спохватился он. - Ты сказал - упыря!

- Ага. Высшего, - забросил я следующий крючок. - Наверняка ведь у вас имеется на примете высший, которого хочется прикончить. За патриарха вам не только издателя порнухи простят, но и орден дадут. Или звездочку. Главное, знать, куда обратиться с его трупом. Если не знаете, подскажу. - Я стрельнул глазами в сторону эмчеэсников.

- Предлагаешь с огнем поиграть, Родя? Патриарх - это не шуточки. Даже самый завалящий.

- Да вы и без того всей задницей в костер угодили.

- Это точно. Ну, положим, я бы решился. Сразу возникает несколько проблем. Первая и самая основательная: я не знаю ни одного высшего. Ты знаешь? Имеешь точные списки? Могу ручаться, тоже нет.

Ручается он! Ну и змея.

- Ерунда. Отлично обойдемся без списков, фотографий и прочего барахла. Сами явятся, стоит свистнуть. Как миленькие прибегут. У меня - Книга Рафли.

- Ч-что? - спросил Рыков враз осипшим голосом. - Какая книга?

- Книга Рафли, - повторил я хладнокровно. - Кровосос, в чьих руках окажется эта штука, может однокашников премьера вроде Хоха каждый день на завтрак кушать. А возможно, и самим премьером на Вальпургиеву ночь полакомиться. - Я усмехнулся. - Ну как, играете ва-банк, товарищ полковник?

- Да, - твердо сказал Рыков. - С этим джокером можно и рискнуть. Где книжка?

Я заговорщически прижал палец к губам и ушел.

Росомаха поджидала меня дома, пряталась под порогом. Морда и лапы у нее были вымазаны в крови. На мой взгляд, недостаточно обильно - ведь лужа в сквере была просто огромной. Еще один факт Муркиной невиновности. Хотя при той скорости, с которой она орудует лапами и зубами, крови на ней вообще не должно было остаться.

- Ну, и как ты объяснишь случившееся?

Мурка, естественно, промолчала. Заметно было, что ей не по себе. Она мелко подрагивала и странно поводила головой - так, будто ей что-то мешало. Что-то, воткнувшееся в шею. Вроде занозы.

- Тебя ранили, девочка? Стой .смирно, посмотрю. Честно говоря, мне жутко не хотелось смотреть, что ей мешает. Даже самая преданная собака вряд ли вытерпит, когда хозяин начнет прикасаться к больному месту. Росомаха тем более. Приговаривая «тихо, тихо, моя радость», я осторожно раздвигал пальцами шерсть, стараясь не дотрагиваться до кожи. Мурка терпела. Несколько раз она принималась урчать - но без угрозы, скорей подбадривая. Наконец я увидел источник ее неудобства. Это был зуб. Обломленный зуб высшего упыря.

- Интересно, кто же мне врал, полковник или лейтенант? - буркнул я, разглядывая белую, как сахар, «занозу». Ответ мне был, в общем-то, известен. Главная проблема - разобраться, правильный ли это ответ.

Сходив в гараж, я взял пассатижи, вернулся к пациентке и сказал:

- Мурочка, сейчас будет немного больно. Ты, пожалуйста, попробуй не кусать меня, ладно? Я постараюсь управиться буквально одним духом. Ты же знаешь, милая, Родя не сделает тебе ничего плохого. Знаешь, правда? Вот и славно. Приготовься… Терпи!

Когда я рванул зуб, она коротко рявкнула - и только. Потом я унес пассатижи, аккуратно присыпал ранку порошком стрептоцида и показал росомахе на «УАЗ»:

- Прыгай! Поедем в пампасы, как можно дальше.

Она переступила с лапы на лапу и вдруг легла. Уезжать ей явно не хотелось.

Что, - спросил я, - удивлена? Считаешь, перетрусил и поэтому гоню? Зря так думаешь. На тебя объявлена охота, подружка. Этот мужик, которого ты видела зарезанным, оказался очень важной шишкой. Вернее, для многих больших людей и упырей вдруг очень важной стала его гибель. Одним так, другим эдак - но всем появление этого покойника оказалось на руку. Так вот, пока они разбираются и грызутся, ты пересидишь в лесу. Соображаешь? Мурка смотрела на меня, не мигая.

- Надеюсь, соображаешь, - сказал я и полез в машину. Она запрыгнула на излюбленное место рядом со мной.

Конечно, из соображений конспирации и маскировки ее следовало бы загнать в багажник да вдобавок забросить какой-нибудь дерюгой… Но я решил воздержаться от крайних мер. И без того чувствовал себя далеко не самым лучшим образом.

- Гадская политика, - сказал я с ненавистью и завел двигатель.

Переночевал там же, где высадил Мурку, в лесу. Идея провести ночь дома, постоянно ожидая, что Рыков или кто-нибудь еще явится, чтоб с пристрастием расспросить меня, где спрятана Книга Рафли, показалась мне не самой здравой. Я вытащил из багажника спальный мешок, завернулся в него и отменно выспался. Знал: моя лохматая девочка стережет покой напарника надежней, чем любые замки и запоры.

На следующий день коллективный сад № 16 стал чертовски популярным местом. Ко мне валом валили журналисты, мелкие чиновники из всяких там «Обществ защиты животных» и просто придурки, желающие посмотреть на росомаху-людоеда. О том, что кровожадный зверь вполне может пополнить список жертв именно ими, любопытные граждане, похоже, не догадывались.

Представители силовых структур своим вниманием меня покамест не баловали. Думаю, милицейских ищеек придержал Рыков, а волкодавов из МЧС, безопасности и тому подобных контор - Александр Романович.

На все вопросы посетителей ответы у меня были заготовлены. Да, говорил я, в прошлом году содержал росомаху. Нашел в лесу раненной, выходил, а после просто куражился. Считал, что хищный зверь на цепи - это круто. Сначала животное дичилось, потом стало смирным. В конце концов оно мне надоело. Слишком много требуется свежего мяса для кормежки. Пришлось выпустить. Росомаха некоторое время еще наведывалась сюда. Видимо, по старой памяти. Рассчитывала, что снова появится мясо. Однако в последний месяц или даже два не видел ее ни разу. Что-что, вы утверждаете, будто я лгу? А на каком основании? Ах, имеете показания очевидцев… Ну так пусть вам эти очевидцы и дальше рассказывают небылицы. Смотрите-ка, превосходные стихи получились! Предлагаю вынести их в заголовок вашей статьи. Желаю здравствовать.

Ближе к вечеру навестил Александр Романович. На нем был дорогой свитер, дорогие джинсы и желтые мокасины. Поверх свитера висела золотая цепочка с кулоном в виде индейского божка Кукулькана. Такой костюм, очевидно, должен был показать, что общение нам предстоит полностью неофициальное. Примерно о том же извещало его поведение - обходительные манеры престарелого гомосексуалиста, вкрадчивая речь, обращение «дорогой мой». Собственно, он и был гомосексуалистом. Впрочем, личную жизнь со служебной Александр Романович никогда не путал. Поэтому голубизна его мне ничуть не мешала.

Я пригласил его пить чай. Он согласился.

Разговор куратор начал не сразу. Долго ходил вокруг да около, делал туманные намеки. Выслушав очередную историю о «гражданине имярек, который не совсем правильно понимал стоящие перед всеми нами задачи», я потерял терпение.

- Александр Романович, вступление слишком затянулось. Говорите конкретно, что нужно. Чтобы я грохнул Мурку?

- Да ни в коем случае, дорогой вы мой. К чему подобное живодерство? Такой красивый зверь. Кстати, где она сейчас?

- Убежала, - сказал я бесстрастно. - Со вчерашнего утра в глаза не видел.

- Замечательно, очень удачно. Знаете, дорогуша, мне кажется, вы не видели ее еще дольше. А может быть, вообще никогда. Домыслы сплетников вряд ли могут считаться серьезными фактами того, что вы владели этим зверем.

«Н-да, - подумал я, - отдел «У» полностью солидарен с Рыковым. Отсутствует Мурка - отсутствуют доказательства. Только полковник прямо велел пристрелить, а этот - тонко намекнул. Дипломат хренов».

- Вы правы, шеф. Пересуды обывателей о какой-то ручной росомахе - полная чушь. Эти бестии не приручаются в принципе, любой дрессировщик скажет.

- Очень верное понимание ситуации. Родион, вы умница! Мы помолчали, прихлебывая чай. Через минуту я объявил:

- Александр Романович, мне нужен отдых. Месяца на два. Устал.

Он закивал с видимым облегчением.

- Конечно, конечно. Сам намеревался предложить нечто подобное. Более того, мы готовы выплатить вам отпускные. И вычеркнуть вас из своих списков. Временно, разумеется. Чтобы какой-нибудь излишне рьяный функционер не побеспокоил вас в течение этих двух-трех месяцев. Понимаете, дорогой вы мой?

Само собой, я понимал. Руководство отдела «У» не желало иметь ничего общего с человеком, который вляпался в двусмысленную историю. Да и буй с ними.

- Понимаю. Рад, что мы нашли общий язык, - сказал я.

- Мы всегда его находили, - проворковал теперь уже бывший куратор. - Отдохните хорошенько, дорогой вы мой Колун.

- Просто Родион, - усмехнулся я… и внезапно почувствовал себя мастерски изнасилованным.

Александр Романович с притворным огорчением постучал себя по лбу и начал прощаться. Я проводил его до ворот сада, пообещал непременно звонить, помахал вслед ручкой. Мерзкое ощущение использованной и выброшенной вещи не только не проходило, а даже усилилось.

Содрогаясь от отвращения к самому себе, вернулся домой. Там уже заливался телефон. Звонила Вера. Голос ее звучал взволнованно:

- Родион… Относительно нашего договора. Я должна это видеть. Должна обязательно присутствовать. Иначе мне не будет покоя. Буду все время бояться и думать, что он вернется.

- Надеюсь, у тебя достаточно крепкий желудок. Сцена обещает быть неаппетитной.

- Приму противорвотное. Но ты-то не против?

- Желание клиента для меня закон. Только имей в виду, красавица, окончательная стоимость возрастет.

- Договоримся, - сказала она, как я когда-то, и положила трубку.

Не успел я привести мысли в порядок, телефон зазвонил снова.

- Здорово, Родя. Рыков на линии. Проверка канала на прослушку включена, все чисто, так что не мандражи. Относительно ночной беседы. Что ты хочешь взамен?

«Твою шкуру, офицер», - подумал я.

- Сущую малость, господин полковник. Первое: вы быстрым темпом и навсегда заминаете дурацкую версию, что столичного порнографа задрала Мурка. На самом деле виноваты бродячие собаки, которых развелось великое множество.

- Не вопрос, уже делается. Дальше.

- Второе. Если Книга Рафли действительно поможет составить список кровососов, то полная, без купюр копия списка должна появиться у меня.

- Ты храбрый парень, Родя. Я всегда это знал. Годится, заметано.

- Ну и третье. Немного наличных. Из МЧС меня полчаса назад рассчитали, а жить на что-то нужно.

- Сумма?

- Договоримся. - Дьявольщина, до чего ж прилипчивое словечко!

- Когда и где встречаемся?

- Завтра в полдень. На Тещином болоте. Возьмите джип, дорога дрянная, настоящая канава. Доезжаете до ее конца, там уже будет стоять моя машина. Слева увидите тропку, она ведет в кусты. Пешком двигаетесь по ней метров пятьсот. Там будет еще один отворот налево, я помечу красной тряпочкой. По нему - метров двести ходу. Выйдете на поляну, там и стану ждать. Сходить с тропинки не советую, можете ухнуть в грязь по маковку.

- Понято, - сказал Рыков, ничуть не удивленный странным местом встречи. - Увидимся!

Было пасмурно, с неба сыпалась водяная пыль. Я туго затянул пояс и под горло застегнул плащ. К сожалению, с ним скоро придется расстаться - плащ сковывал движения. Портупея с оружием и ранец с Книгой были у меня надеты под ним.

Полянка, определенная для встречи с Рыковым, представляла собой неправильный четырехугольник двадцать на сорок метров. С трех сторон ее охватывали густые заросли осокорей и ольхи, с третьей, наименьшей, открывалась топь. Там громоздились разномастные кочки, возвышались гнилые стволики березок, а чуть дальше поблескивали торфяной водицей «окна». Дна у них не было.

Отыскав в кустарнике сухое поваленное дерево, я велел Вере сесть на него и ждать. Думать о том, что полковник сумеет почуять ее запах, я себе запретил. Перед делом - никаких сомнений. К тому же испарения сероводорода - достаточно вонючая штука, чтобы перебить запах женского тела. А парфюмерией по моему распоряжению она сегодня не воспользовалась.

- Мне кажется, здесь есть комары, - сказала Вера, когда я уходил. - Разреши использовать хотя бы «Комарэкс».

- Странно жене настоящего кровососа бояться комаров. Она захихикала. Пришлось погрозить пальчиком. Рыков пришел ровно в двенадцать, хоть часы проверяй.

- Для чего ты взял саблю, Родя? - спросил полковник, приближаясь и протягивая для пожатия руку. - Камыши рубить? Или опасаешься нашествия ночных!

- Ага. Вроде того.

- Так ведь сейчас день.

- И впрямь, - сказал я. Затем крепко сжал ладонь Рыкова в правом кулаке, а левым, с надетым на него бронзовым кастетом, ударил полковника в висок.

Он охнул и повалился ничком. Я снял кастет, спрятал в карман штанов, вытянул из ножен шашку. Примерился по лежащему телу - и с маху рубанул. Потом еще раз. Шашка, на исходе движения воткнувшаяся в топкую почву, звучно чавкнула. Тогда я стянул с себя плащ и набросил на тело. Обернулся к кустам, где скрывалась Вера.

- Выходи. Полковника Синей Бороды больше нету. Она вышла. Бледная, ссутулившаяся, но губы решительно сжаты и руки-ноги не трясутся.

- Уже все? Он мертв? Совсем?

- Основная работа сделана. И, смею утверждать, сделана хорошо. Для того чтобы докончить дельце, нужно вырезать ему кое-какие внутренние органы, отхватить кое-какие наружные и выбить зубы. Тогда - точно крышка. Инструменты нужны?

- Какие инструменты?

- Кусачки, скальпель. Молоток. - Я посмотрел на Веру в упор. - Ты ведь не просто так хотела присутствовать во время кончины муженька. Собиралась стать высшей. Разве нет?

- Да, - сказала она с вызовом.

- Тогда приступай. - Я снял с плеч ранец, выудил садовые ножницы, складной нож - и протянул ей.

- А ты… Ты не можешь сделать это для меня? Покачав головой, я бросил инструменты поверх плаща и сделал шаг назад.

- Потроши сама. Захоти ты въехать на моем горбу в рай, я бы, может, и не возражал. Но в ад - уволь!

- А что у тебя еще в сумке?.. - спросила она с фальшивым интересом.

Вера явно тянула время, дожидаясь чего-то. Или кого-то. Но лицедействовала сегодня куда паршивее, чем во время нашей первой встречи. Все-таки казнь супруга - зрелище шокирующее. Даже для такой крепкой особы.

- В сумке у меня то, за чем пришел Рыков, - сказал я нарочно громко. Пусть тот, кого мы ждем, услышит наверняка. - Книга Рафли.

- Да не может быть! - раздался мужской голос. «Дождались», - подумал я с облегчением. Все-таки было у меня опасение, что Вера действует по собственной инициативе.

Кусты расступились. На полянку шагнул человек в ярком спортивном костюме и пижонских серебристых сапогах. Голова у него была перебинтована, глаза скрыты за синими противосолнечными очками. На щеках играл полупрозрачный юношеский румянец.

Старший лейтенант Куклин, герой борьбы с дикими росомахами собственной персоной.

- Книга Рафли! - повторил он благоговейно. - Кровь господня, а ведь я догадывался, что старый нетопырь ни на что другое не клюнет.

- Наконец-то все в сборе, - буркнул я, отступая к самому краю твердой почвы. Ранец перекочевал обратно за плечи. Зато в руке у меня возникла граната. - Можно начинать сеанс черной магии с ее последующим разоблачением. Сознавайся, Вера, ты с самого начала была в сговоре с этим младым кровососом? Он подговорил тебя пожаловаться на Рыкова мне?

Вера, насупившись, безмолвствовала.

- Ну, не молчи, красавица! - подбадривал я. - Неужели ты, такая сообразительная, не понимала, что ему просто нужно было спихнуть полковника чужими руками? Думаешь, ты ему интересна? Не обольщайся. Патриархи и матриархи предпочитают живых, человеческих партнеров. Если б он даже позволил тебе стать высшей, то лишь затем, чтобы потом прикончить. Знаешь, красавица, эти упыри забавные существа. Вроде американских индейцев, коллекционировавших скальпы. Только собирают не волосы, а клыки сородичей. Чем богаче коллекция, тем влиятельней обладатель. Но не думаю, что лейтенант дал бы тебе шанс присвоить зубы полковника Рыкова. Слишком лакомый кусочек. Скальп вождя, понимаешь?

- Брось заговаривать зубы, мартышка, - презрительно сказал Куклин. - Давай сюда Книгу - и останешься жив.

- Минуту терпения, клоп-переросток, - огрызнулся я и подбросил на руке гранату. - Отдам. В обмен на информацию.

- Наглый какой. Ну, хрен с тобой, спрашивай.,.

- Зачем ты убил Хоха, офицер?

- Весь город знает, что его загрызли бродячие псы.

- Так мы каши не сварим, лейтенант. Похоже, тебе все-таки придется нырять за Кодексом в самую трясину. - Я снова подбросил гранату. - И собирать ее там по клочкам.

- Это была месть, - прошипел взбешенный Куклин. - Восстановление справедливости. Лет семь назад Хох был редактором издательства, которым сейчас руководит. Руководил. Я - человечком. Я принес ему рукопись романа. Отличного романа, гениального. Я вложил в него всю душу. А этот негодяй сначала тянул время, скрывался от меня за своими секретаршами, не отвечал на телефонные звонки и письма, а потом - отказал. Меня даже на порог не пустили, когда я хотел выяснить причину отказа!

- Успокойся, милый, - подала голос Вера.

- В ярости я сжег роман, - продолжал страстно говорить Куклин. - О чем до сих пор чудовищно жалею. Увидев Хоха здесь, понял, что его смерть будет полезна для моего служебного роста. И это - помимо мести. Я перервал ему глотку с упоением. Жаль, насладиться зрелищем агонии помешала росомаха. Она у тебя настоящая бестия, Раскольник. Я хотел бы попробовать ее крови! Теперь давай Кодекс.

- Нет, Куклин. Знаешь, я передумал. Ты недостоин его. Ты же обыкновенный нытик, интеллигентишка. Роман! Гениальность! Месть! Тьфу. Владелец Книги Рафли должен быть хладнокровен, целеустремлен и бесстрастен. Вера, иди сюда. Я отдам ее тебе. И даже помогу распотрошить Рыкова.

Вера растерянно оглянулась на Куклина.

- Иди, иди, - подбодрил тот. Видно, считал, что отнять Кодекс у женщины будет проще. Неужели считал меня абсолютным идиотом?

Когда Вера приблизилась, я надел на нее ранец. Оттолкнул. Куклин дернулся к ней, но тут же замер. Глубокое, как здешняя топь, дуло «моссберга» смотрело ему точно в грудь.

- Свинец, - сказал я. - Серебро. И ртуть. Адская смесь, лейтенант, просто адская. Пять пуль по сорок граммов каждая. Итого - полфунта самого губительного на свете и во тьме вещества. Сделай один шаг, упырь, и я превращу тебя в пар. Кстати, очаровательные сапожки. Когда сдохнешь, подарю их одному знакомому голубенькому. Он наверняка будет счастлив. Дьявол, да я мечтаю, чтоб ты пошевелился!

Тем временем Вера крошечными шажками двигалась к укрытому моим плащом телу мужа. Казалось, кто-то осторожно тянет женщину за невидимую веревочку, а она не в силах сопротивляться.

Из-под плаща выставлялась рука. Указательный палец плавно двигался, приманивая женщину. Вера сделала последний шаг, почти наступив на этот палец. И тогда плащ взвился в воздух, отброшенный стремительным движением, а возле женщины встал Рыков. Огромный, улыбающийся. Невредимый.

- Ты молодец, Родя, - сказал он. - Не подвел меня. А теперь убей сопляка!

Вот так мне посчастливилось услышать первый в жизни приказ высшего упыря. Да не какого-нибудь свежеиспеченного офицера, а матерого патриарха. Противиться ему - невозможно. Я еще дослушать не успел эту команду, а ружье уже выстрелило. Промахнуться на таком расстоянии казалось нереальным.

Я промахнулся четырежды. Пятая, последняя пуля сшибла Куклина с ног.

Он шлепнулся на живот, но тут же поднялся на четвереньки и вдруг словно вывернулся наизнанку. Одежда и повязка с головы разлетелись сотней грязных лоскутов. Вместо Куклина возникло кошмарное существо. Мертвенно-бледная кожа, сильные конечности с цепкими пальцами, кожистый гребень вдоль хребта, гигантские половые органы и толстая, складчатая, как у игуаны, шея. Головы - не было. Действительно не было. Шея оканчивалась пастью. ПАСТЬЮ. В эту жуткую дыру без труда вошел бы футбольный мяч. Два ряда треугольных зубов двигались в противофазе, будто зубцы газонокосилки. В ярко-алой с желтыми разводами глотке что-то пульсировало. Не то клубок змей, не то десяток языков. Рана от пули - на груди - быстро затягивалась.

Вурдалак обратил пасть к небу, издал вой и прыгнул. На меня.

Я встретил его взмахом шашки. От первого удара он увернулся, вторым я его достал. Кончик клинка чиркнул по гениталиям. Упырь завизжал и сделал длинный скачок в сторону. Еще один. Повалился, перевернулся на спину и начал с остервенением не то грызть, не то лизать поврежденные органы. Не успел я приблизиться, чтоб довершить дело, как он вновь оказался на четырех лапах. Прижался брюхом к земле. Омерзительно виляя задом, словно гулящая кошка, и так же противно мяукая, попятился.

А потом втянул шею-пасть в костистые плечи - чтобы через мгновение, подав ее резко вперед, плюнуть. Клубком не то змей, не то языков.

Когда харкотина врезалась мне в лицо, оказалось, что это пиявки. Огромные и очень проворные. Они тут же впились в щеки, лоб, в губы; а одна - в левое веко. Было чудовищно больно - точно на меня плеснули кипятком. Я сразу потерял ориентацию в пространстве. Выронив шашку, принялся с диким ревом сдирать ногтями извивающихся паразитов. Казалось, они отрываются вместе с кожей и мясом. Кусочком сознания, чудом сохранившим трезвость мысли, я понимал, что являюсь сейчас легкой добычей для вурдалака Куклина. Поэтому отступал назад, брыкаясь вслепую ногами. Упырь все не нападал.

Выцарапав последнюю пиявку, я приоткрыл один глаз.

Чудовище тонуло. Из взбаламученного «окна» топи выставлялась только мучительно вытянутая шея с разинутой пастью да скрюченная кисть.

- О-ом-мохы-ы-ы-ы, - вырывался из пасти почти человеческий стон.

Рядом, на травяной кочке, сидела Мурка и внимательно наблюдала за гибнущим вурдалаком.

- Ты едва не опоздала, девочка, - пробормотал я окровавленным ртом.

Мурка неодобрительно скосила на меня глаз.

- Отличная работа! - победоносно заорал Рыков. - Иди сюда, я обниму тебя, Родька!

- С гребаными упырями обниматься…

Он услышал и захохотал. Потом резко оборвал смех и повторил, выговаривая слова заботливо и душевно:

- Подойди, Раскольник. Ты же кровью истечешь. А я в секунду остановлю кровотечение. Подойди ко мне.

И вновь тело перестало слушаться разума; ноги сами собой понесли меня к проклятому патриарху. Глаза залило кровью из ран на лбу, я не видел, куда ступаю, спотыкался, матерился, но шел. Приблизился. Он сказал «замри, мальчик» - и принялся вылизывать мое лицо горячим мокрым язычищем. Начал со рта.

- Сейчас вырвет, - предупредил я, едва Рыков оставил в покое мои губы и взялся за глаз.

- Перетерпишь. Иначе заставлю сожрать все, что попадет на меня.

Пришлось терпеть. Зато когда он закончил омерзительные процедуры, рожа моя стала как новенькая. Возможно, на ней остались язвочки от челюстей пиявок, но боль прошла совершенно. И кровь больше не сочилась.

- Вот почти и все, - объявил полковник, с любовью поглядывая на рюкзачок. - Осталось решить вопрос с докучливым лейтенантом. Почему-то он все еще не утонул. Может, упихнуть его палкой? Или пальнуть в глотку из ружья?

- Как выяснилось, вы вообще живучие твари, - сказал я. - Поэтому у меня есть предложение получше.

- Граната! - весело воскликнул Рыков. Настроение у него было замечательное. - Но где же она?

Я мотнул головой:

- Сунул в рюкзак, когда передавал его Вере. Нужно было освободить руки для ружья. Повернись-ка, красавица.

Вера, все еще безмолвная и заторможенная, будто сомнамбула, медленно повернулась. Когда полковник понял, что я собираюсь сделать, было уже поздно. Упершись левой рукой между лопаток Веры, я с силой дернул рюкзачок на себя. «Липучки» на лямках расстегнулись.

- Стой! -жутко закричал Рыков.

- Мурка! - скомандовал я.

Росомаха, давно уже подкравшаяся сзади, сшибла полковника на землю. Затем несильным ударом лапы хлопнула его по затылку.

- Это предупреждение, - сказал я. - Не вздумай проверять ее реакцию, полковник. Переломить упырю шею для Мурки легче, чем для тебя - вылизать мой глаз.

И все-таки отходил с опаской. По пути подобрал шашку, обтер о штаны, сунул в ножны. После чего, прыгая с кочки на кочку, подобрался к не желающему тонуть Куклину. Подсунул под когтистые пальцы рюкзачок с Книгой Рафли. Пальцы судорожно сжались, дернулись - и упырь, будто только того и дожидался, ухнул в трясину целиком. Лишь на месте широко разинутой пасти закрутилась воронка жидкой грязи.

В эту воронку я и метнул гранату. Изо всех сил рванулся обратно, прыгнул, закрывая голову руками, вжался в мокрую траву и почувствовал, как вздрогнула земля. На спину и затылок упало несколько ошметков грязи.

Рыков зарыдал в голос, словно единственного ребенка потерял.

Я встал, развернулся. На взбаламученную поверхность болота поднимались пузыри.

- Вот теперь действительно все, - тихо проговорил я и крикнул: - Мурка, девочка, отпусти полковника. Его время еще не наступило. А ты, Рыков, не забывай наш договор.

- Какой договор, гаденыш? - всхлипывая, провыл тот. - Книгу-то ты уничтожил.

- Зато жизнь тебе сохранил, ночной. Если это можно назвать жизнью. И жену. Если это можно назвать женой. Пошли, Мурка.

На земле валялись противосолнечные очки с синими стеклами. Одна дужка была погнута. Сначала я хотел наступить на них, но потом раздумал и перешагнул.

Уже заведя машину, вспомнил, что мой боевой плащ так и остался валяться на болоте. Возвращаться за ним жутко не хотелось.

Я и не стал.

Возле коллективного сада № 16 меня поджидали.

- Здравствуй, Родион, - сказала Лиля, закрывая зонт. Дрожала она буквально как цуцик. Должно быть, стояла тут долго. - Я за шампанским. Мой выигрыш, помнишь?

- Садись, - пригласил я ее в машину.

- Зачем? Сто метров и пешком пройду. - Она направилась открывать ворота.

- Слушай, Лилька, - сказал я, подъехав к ней. - А что, если часть шампани мы с тобой вместе выдуем? Сейчас. У меня ананас имеется и коробка конфет.

- Ты же не любишь шампанское, - удивилась она. - Бабский напиток. Лимонад.

- Приоритеты меняются. Хочется мне, Лилька, в Париж мотнуть. Пока огородный сезон не закончился, сторож тут не особо нужен. В крайнем случае, Мурка постережет. А во Франции ведь ничего, кроме шампузо, не наливают. Надо потренироваться.

Лиля слабо усмехнулась. Для нее всегда было загадкой, шучу я или нет.

- И знаешь что, - я заглушил мотор и посмотрел ей в глаза, - поехали вместе.

- Разыгрываешь, - проговорила она глухим от обиды голосом.

- Да ничуть, - сказал я, привлек ее к себе и поцеловал. Мурка ткнула меня башкой в бок и одобрительно рыкнула.