"Любовь под прицелом" - читать интересную книгу автора (Карасик Аркадий)Глава 51Главный инженер управления долго изучал мой больничный лист. Вздыхал и кашлял, потирал затылок и снова вздыхал. Я понимаю его состояние — опытных и знающих инженеров катастрофически не хватает. Молодняк, недавно окончивший институт требовал еще солидной подготовки, его нужно притереть, обработать наждаком стройки. Материалы и конструкции дорожают, заказчик держит строителей на подножном корму, за выполненные работы платит гроши, а нередко вообще не платит… А тут опытный предпоследний прораб заболевает. Пусть не надолго, пусть на три недели, но кто знает, как пройдет лечение в непонятной полузакрытой клинике? — Ты уж постарайся там, Николай Иванович, — моляще сипел главный, сдерживая разрывающий грудь кашель. — Сам понимаешь, обстановка тяжелейшая. Без тебя сегодня, как без рук… Температура-то, какая? — с затаенной надеждой спросил он. — Самая легочная, — продемонстрировал я свои обширные познания в медицине. — По утрам — нормальная, вечерами растёт. Вчера, к примеру, была тридцать семь и шесть… — Да, температурка, — понимающе снова вздохнул главный. — Ничего не поделаешь, лечись. Нынче в больницах запарка с лекарствами, не скупись — пусть жена прикупает в аптеках. Понадобится — деньгами поможем… — Клиника престижная, медикаментов в ней хватает… За обещанную помощь — спасибо. При необходимости жена обратится. Сошлись мы с главным инженером на том, что я стану активно лечиться и постараюсь появиться на стройке не через три, а, скажем, через две с половиной недели. Со своей стороны, главный взял обязательство постоянно информировать Ольгу о ходе закладки корпусов и по возможности помогать ей деньгами. Конечно, Ольга в управление обращаться не станет, постесняется, да и сумма, вложенная в сбербанк, намного превышает ту, которую сможет выделить ей управление. Но не мог же я признаться в том, что я если не мультимиллионер, то без приставки «мульти» — точно. Разговор с женой прошел болезненно и менее доброжелательно. Зная ее характер, я постарался изложить ситуацию в сухой, протокольной форме. Дескать, появилась возможность солидно подзаработать. Еду в очередную командировку. С начальством согласовано… Все. — Какая командировка? С кем согласовано? По манере говорить Ольга даст фору Вошкину. У того не допрос, а почти дружеская беседа, у нее — не беседа, а настоящий допрос. — Для шефа — лежу в клинике с воспалением легких. Знакомая врачиха организовала больничный лист… Только ты не волнуйся — умирать не собираюсь, совершенно здоров… Просто нужна была причина для отлучки в другой город. Куда именно — не скажу, не моя тайна… Зато, если все задуманное получится, по моему возвращению купим мягкую мебель и новый телевизор… — А если загребут? — так и впилась в мое лицо Ольга, изучая реакцию на подобную возможность. — Тогда я с мамой останусь без средств к существованию. На мою префектурную зарплату только кошку можно прокормить. И то — впроголодь… Неужели ты занимаешься криминалами? Семь потов с меня сошло, пока доказал обратное. Дескать, к величайшему моему сожалению, сообщить истинную цель командировки не имею права — коммерческая тайна, но к милиции н прокуратуре никакого отношения она не имеет. Обычная сделка официально утвержденных коммерческих структур без вывоза за рубеж запрещенных материальных и культурных ценностей, без подделки документов и нападений на охрану… Короче, можешь спать спокойно, дорогая женушка, пить-кушать вволю и добросовестно заниматься бумажно-префектурными делами. Не уверен, что мои словесные фокусы сняли Ольгины сомнения, но внешне она удовлетворилась обещаниями по возможности звонить, не пить сырой воды и вообще вести себя паинькой. Еще больше помогло повторное обещание приобрести мебель с телевизором… И вот я стою возле вагона поезда Москва — Владивосток. До отправления — полчаса. Владика с посылками еще нет, Любаша, наверно, все еще вертится перед зеркалом, накладывая последние слои макияжа. Беспокоиться им нет причин. Это мне нужно волноваться. Владька — обычный посыльный, передаст пакеты и исчезнет. Любаша — простая сопровождающая, ее в случае чего не арестуют… Я приехал на вокзал заблаговременно не от нетерпения — решил со стороны понаблюдать за пассажирами. С кем придется общаться, кого взять на заметку? Заодно посмотреть, вместе появятся посыльный и сопровождающий или порознь? Постепенно перрон заполнялся людьми. Вот полный, одышливый мужчина следит за носильщиком, сгружающим с тележки чемоданы и узлы. Мелкий коммерсант, везущий в Сибирь московский ширпотреб?… Вот женщина с двумя малолетними детьми растерянно оглядывается по сторонам. Мужа ищет либо родителелей? Вот лейтенант целуется с миловидной девчонкой, и она плотно прижимается к нему, так, что между ними самую тонкую леску не протащить… А это кто? Ба, знакомая физиономия! С небольшим чемоданчиком почти бежал по перрону… Вошкин. В новеньком костюме, сменившем мятую куртку, с ярким галстуком. Никогда не скажешь, что это — следователь по особо важным преступлениям, а не директор преуспевающего банка Ага, заметил меня и отвернулся. Судя по этому, встреча братом подследственной Черновой почему-то для Вошкина нежелательна. Вовремя загородил ему дорогу. Еще бы пару секунд, и мне его не догнать. — Сергей Сергеевич? Вот это встреча! Далеко ли едете? Следователь — в западне. Справа — толстяк с грудой чемоданов, слева — столб, прямо перед ним я. — Отдыхать, — проинформировал он, переминаясь с ноги на| ногу. — В санаторий. Лечить нервную систему… А вы? — Тоже на отдых… Как дела у сеструхи? — Как обещано… все в порядке… Полностью оправдана, подписку я аннулировал… Отлично! Значит, сработал ремонт личной легковушки и строительство дачи. Не зря мы с батей потрудились… — Значит, в отношении Фимки… простите, Серафимы Ивановны, можно быть спокойным? — не выпускал я следователи, который так и рыскал взглядом, выискивая пути спасения. — Вы и гарантируете? — На все сто процентов… Простите, меня ожидают… — Какое может быть ожидание, если вы в отпуске? Из— за моей спины раздался мелодичный женский голосок: — Куда же ты исчез, Сереженька? Все понятно! Подорванная нервная система перетрудившегося следователя будет успешно выправлена. Я отступил в сторону, и Вошкин бросился бегом в образовавшуюся «щель». Двери вагонов открылись — началась посадка, Владика все не было. Любаши — тоже. До отправления — двадцать с небольшим минут. Наконец появилась Любаша. Легкая, изящная, она не шла — плыла, не обращая внимания на заинтересованные взгляды мужчин и завистливые — женщин. Видимо, привыкла к ним. Следом за девушкой шел молодой парнишка, лет двадцати, не больше, нес чемодан и саквояж. Тот самый, знакомый по поездке в Самарканд. Это что за фигура? Раньше я его не встречал… Впрочем, из окружения Тихона мне известны только Владик и Любаша, а я не сомневаюсь, что в шайке, кроме них, есть еще народ. Я поспешил спрятаться за опору электролинии и принялся | наблюдать. Любаша и сопровождающий ее парнишка остановились неподалеку от входа в вагон. Девушка окинула взглядом толпу пассажиров. Кого она ищет: меня или Владьку? Почему-то захотелось, чтобы разыскивала именно меня. — Передай Тишке: все в порядке, — услышал я из-за прикрытия. — Пусть не беспокоится — все сделаем, как он велел. — Передам. Счастливого пути и благополучного возвращения. Парень наклонился, чмокнул девушку в подставленную щечку, и исчез в толпе. До отхода остается пятнадцать минут. Владика все еще нет. Прятаться больше нет необходимости — пора «проявляться». — Наконец-то пришел, — обрадовалась девушка, увидев меня|. — А я думала — опоздаешь, и придется мне ехать одной… — И поехала бы? — А куда деваться. Непослушания Тихон не прощает. Мне без того досталось на орехи за попытку встретиться с тобой без дома… — Кстати, что ты мне тогда хотела сказать? — Отъедем километров сто — расскажу… Пошли в вагон… — Без посылок и билетов? — Все у меня, — показала она на саквояж. — Тихон вчера вручил… Неизвестно почему, но на сердце у меня полегчало. Значит, Владька не появится, и я буду избавлен от очередной дозы предупреждений и угроз, которые уже начали действовать мне на нервы. Проводница в кокетливо посаженном на голове берете проверила билеты, и мы с Любашей прошли в купе. Ничего особенного — почти точная копия того, в котором мы ехали в Самарканд. Только спальные места-диваны не рядом, а один над другим… Отлично, нет необходимости в устройстве ширмы. Там, где прежде располагался диван, стоит кресло и висит зеркало. — Теперь, наконец, можно поговорить… К моим губам прижался розовый пальчик, Любаша покачали головой в знак молчания. Дверь в купе приоткрыта, по коридору то и дело проходят пассажиры. Один из них застыл возле окна, посылая провожающей его даме воздушные поцелуи. Разве пооткровенничаешь? Наконец поезд тронулся и мимо поплыл перрон с провожающими, орущими женщинами, что-то кричащими мужчинами, плачущими детьми. Поезд уйдет, и все успокоится, разбредутся по своим делам мужчины и женщины, перестанут плакать дети. Как будто не было предотъездной суматохи… Любаша достала из саквояжа две книжки, одну бросила мне, вторую раскрыла и положила на колени. Пусть пассажиры, проходя мимо, заглядывают в купе. Ничего особенного, сидит молодая пара, конечно, муж и жена, развлекается зарубежными детективами. Сразу видно — не молодожены, не целуются, не милуются, все это в прошлом. Когда я попытался закрыть дверь, Любаша отрицательно покачала головой и снова оказалась права — появилась проводница. Церемония вторичной проверки билетов и уплаты за постели много времени не заняла. Наконец можно закупориться в купе немного отдохнуть, сбросить нервное напряжение. — Почему не пришел Владька? — Не знаю… Тихон переслал посылки через Генку, ну, парня который меня провожал… Знаешь что, давай отложим серьезные разговоры на завтра, сейчас перекусим и поспим. Признаюсь всю ночь глаз не сомкнула… не пришлось. — Что-нибудь случилось? — Нет, ничего… Обычные женские страхи… Давай, извозчик, пожуем, а? — Сейчас… Но мне бы хотелось узнать, зачем ты назначила свидание в Измайловском парке? А сама не пришла… Откуда об этом свидании узнал Владька? — Ого! Ты меня засыпал вопросами, не знаю, на какой из них отвечать в первую очередь… Итак, зачем я тебе позвонила, да еще домой? Если честно, просто захотелось тебя повидать. Имеет же право женщина на маленькую шалость?… Подожди, не перебивай!… Почему не пришла? Тоже просто — в последнюю минуту перерешила… Могу же я пококетничать сама с собой?… Откуда узнал Владька? Вот этот вопрос — самый серьезный… Звонила я из своей квартиры. Думаю, что никто не подходил к аппарату подслушивающего устройства. До этого мои «друзья» еще не додумались… Подозреваю, что Владька в этот момент стоял под дверьми, вымаливая свидание, и подслушал. Передал Тихону. Тот организовал мне грандиозный скандал… — С рукоприкладством? — Откуда ты взял? Владька подсказал? Вот мразь!… Нет, мой характер Тишке известен. Не успел бы пальцем коснуться — выбросилась бы из окна… Просто кричал он, воспитывал, упрекал… Все, вечер вопросов и ответов завершен… Достань, пожалуйста, саквояж. Я снял с полки помятый саквояж, и Любаша углубилась в его изучение. Будто паковала багаж не она, а кто-нибудь другой. Пить я, конечно, не стану, откажусь наотрез, скажу: нет настроения, замучила треклятая язва. Короче, напридумываю всякую ерунду. Интересно, что за «женские страхи» нарушили сон девушки? Не связаны ли они с Тихоном и Владькой. Чего она так боялась?… Или — боится? На столике — четыре вареных яйца, тонко нарезанный сервелат, малосольные огурчики. Ни коньяка, ни водки. Отлично, не придется изощряться во лжи. Закусили. Я проголодался, и обычная дорожная снедь показалась невероятно вкусной. Девушка ограничилась одним яйцом, двумя кружками колбасы, щедро намазанной горчицей. Хлеба — ни кусочка. — Берегу фигуру, — улыбнулась она в ответ на мое удивление — Для вас, мужиков, это не важно, а для женщин — их жизнь… Все, отбой! Стелиться не будем, прикорнем по-походному Подъем — через час… Только не вздумай меня будить — сама проснусь… Провертелся я на диване минут пятнадцать, понял — не уснуть Наживу только головную боль. Лучше пойти в коридор, постоять у окна, полюбоваться природой. Любаша спала. Дыхание не ровное, ресницы вздрагивают, одна рука — под щекой, другая сжата в тугой кулачок. Блузка разошлась, из-под нее выглядывает какое-то темное пятно. Осторожно отодвинул воротничок и вздрогнул: на шее — черно-синий кровоподтек! Явные следы избиения… Что же произошло с девушкой этой ночью? Ведь она сказала, что Тихон ее не избивал… Значит, это сделал кто-то другой… Уж не Владька ли? Потихоньку отодвинул дверь и вышел в коридор. Пассажиры отдыхают в своих купе, здесь — пустота и тишина. Только возле служебного отделения мается пьяный толстяк — тот самый, с грудой чемоданов. Он заигрывает с проводницей. Оттуда доносится запинающийся его голос и заливистый девичий смех… Что же все-таки произошло с Любашей? Кто ее избил и что?… Погоди, погоди, Колька, кровоподтек может быть и по другой причине… От привидевшейся картины насилия снова закружилась голова… Владька! Это мог сделать только прыщавый недоносок! Вот друг Тихона ударом кулака по голове опрокидывает беззащитную девушку на кровать… Вот он срывает с нее одежду… Плотоядно рассматривает… Любаша приходит в себя, сопротивляется… Ах, так!… Новый удар!… Возбужденный видом женского тела, насильник целует, кусает девушку, наваливается на нее… Ей— богу, если бы все это произошло наяву в моем присутствии -не выдержал бы, убил насильника, задушил его! Долго или недолго я стоял возле оконного окна, обуреваемым жаждой мщения, — не знаю. Стоял и ничего не видел — ни мелькающих полустанков и станций, ни прекрасной речки в обрамлении пышного кустарника, ни островков леса посредине бескрайних полей. Дверь в соседнее купе мягко откатилась в сторону. Сердце мое замерло в предчувствии чего-то ужасного, непредвиденно! Так и получилось. В коридор, сладко позевывая, вышел… Владик. Увидел меня, осклабился, дружески протянул руку: — Здорово, приятель! Не ждал? Неужели мог подумать, что во второй раз доверю тебе девку?… Шалишь, брат, не получится… Чем занимается красавица? Вяжет, читает или мечтает о встрече со мной? Не отвечая, я непонимающе глядел на человека, которого буквально минуту тому назад готов был растерзать, продырявить всеми известными мне средствами. Смотрел и не понимал, что это — действительность или мираж? — Ты что, чокнулся? Или не узнаешь с перепоя?… Поясняю. Тихон послал меня сопровождать вас с Любкой. Дабы не скурвились и не сбежали. Дошло? Доверия к тебе — ни на грош, вот я и согласился попутешествовать. Не могу допустить, чтобы ты спарился с Любкой… Тихону про это, конечно, молчок, да он мужик разумный, понимает, что к чему… Чем же занимается Любка? Недавно бытующая во мне кровожадность уступила место брезгливости и презрению. Паяц, клоун, бесталанный, напыщенный! Его не убивать надо — сечь розгами, как секли на Руси в старину. Чтобы обмарался со страху, чтобы выл, вымаливал пощаду… — Любаша спит. — Устала?… По какой такой причине? — Голос Владьки сделался жестким и колючим, руки сжались в кулаки. — Или ты успел добраться до девки? — Прекрати хамить, подонок! — выкрикнул я, в свою очередь, сжимая кулаки и подавшись к нему всем телом. — Прекрати, говорю, пока я не вышиб ржавые твои мозги! Стояли мы друг против друга, напряженные и злые, готовые к схватке. Я не собирался отступать. За спиной — вход в купе, где спала девушка, выходит, я защищаю ее сон. Понимание этого придавало мне силы. Отступил Владик. Вдруг заулыбался, дружески похлопал меня по плечу: — А мы с Тихоном думали — теля, жидкий кисель… Молоток, паря, так и надо! Ежели ты не перегрызешь другому глотку, он перегрызет твою… Пошли к госпоже Никаноровой, представимся — Она на самом деле спит. Просила ее не будить… — Этакая разнеженность! Перебьется деваха, перетерпит! Я тоже обмяк. Вслед за Владькой вошел в купе, остановился возле дверей. А помощник Тихона чувствовал себя полновластным хозяином. Он огляделся, видимо, в поисках преследующих опасностей, развалился в кресле, вытянув короткие ноги, Слегка кашлянул. Любаша продолжала спать. Кашлянул громче — тот же результат. Тогда парень нерешительно тронул девушку за локоть. Любаша подскочила, будто ее укусила пчела. — Кто здесь?… Коленька! — Паршивый извозчик уже успел превратиться в Коленьку? Быстро это у вас получилось!… Ежели такими темпами пойдет и дальше — не миновать спать в одной постели… Погоди-ка, погоди. — Будто поймав летающую по купе идею, Владик весело ударил ладонями по коленям. — Нет, оставлять вас вдвоем опасно. Давай, извозчик, забирай свои шмотки и двигай на мое место. А я — сюда, под бочок к Любашке. Так и станем путешествовать… Лады? — Это я с тобой буду жить в одном купе? — внешне спокойно спросила девушка, будто анализируя предложенный вариант. — Ты говоришь серьезно? — А почему бы и нет? Вчера я тебя трахнул, нужно продолжить. — Он снова оглядел уютное купе. — Обстановка для игры чудесная… Или ты осталась недовольна вчерашним траханьем? Постараюсь исправиться. Любаша подтянулась на локтях, села на диване, прислонившись спиной к изголовью. — Коленька, подай, пожалуйста, мою сумочку… Дрожащими руками я взял с полки черную дамскую сумочку, и положил ее рядом с девушкой. Молча. Гнев копился во мне, искал выхода… Но не затевать же драку в присутствии Любаши? Зловонные намеки, мерзкие выражения Владьки и без того травмировали ее… Выйдем в коридор — разберемся… Девушка открыла сумочку… В ее руке угрожающе блеснул небольшой никелированный пистолет… — Вот что, мразь, уходи отсюда, пока я добрая… Ты меня знаешь — не задумываясь, вышибу мозги… Кому сказано? Выметайся из купе! Владька посерел, на фоне этой серости еще больше выросли веснушки, конопушки, рытвинки нечистой его кожи. Он медленно угрожающе поднялся с кресла, рука скользнула в карман… Что там, пистолет или нож? Я подстерегал каждое движение парня… Сейчас перехвачу запястье, крутану на излом. — Коленька, стой на месте, — спокойно предупредила меня Любаша. — Он же первостатейный трус. Смотри — коленки дрожат… Думаешь, он нож ищет в кармане? Как бы не так! Носовой платок потребовался — сопли вытереть! — Она приподняла пистолет — теперь он смотрел прямо в лицо Владьки. — Еще раз повторить? Выметайся! И чтобы впредь сюда не входил. Никогда! Возвратимся в Москву — устрою разборку. На глазах твоего хозяина! Вон, скотина! И Владька ушел. Не поворачиваясь спиной к грозной противнице — пятясь задом. Я посторонился, пропустил его, задвинул дверь, повернул ручку замка. Любаша отбросила пистолет и вдруг зарыдала. Беззвучно закрыв лицо руками, содрогаясь всем телом. Негодяй… Подонок… Господи, какой же он мерзавец!… Дать бы ей валерьянки — ее нет. Даже сбегать за водой я не мог — нельзя оставлять плачущую девушку. Я сел рядом, обнял ее за плечи. — Ну что ты, милая, родная… Успокойся, он ушел… Я тебя не дам в обиду… Девичьи руки легли мне на плечи, мокрое от слез лицо приблизилось к моему, губы раскрылись. — Коленька, что же мне делать?… Что делать?… Ничего не понимая, не желая понимать, я приник к раскрытым губам, ощутил встречный поцелуй… Рука заскользила по блузке, расстегивая неподатливые пуговицы… Но Любаша вдруг отшатнулась, застонала, локтями уперлась мне в грудь. — Не надо, Коленька… Прошу, не надо… Грязная я… Вчера ночью Владька… изнасиловал, взял силком… Мои руки машинально разжались, и я отпустил девушку. Дверь в купе задергалась — кто-то пытался открыть ее… |
|
|