"Любовь под прицелом" - читать интересную книгу автора (Карасик Аркадий)

3

В голову вбито два гвоздя, длинных и ржавых. Их не вытащить, от них не избавиться — ноют и ноют. Дома, на работе, и машине, даже во сне.

Первый — зачем я понадобился Тихону и его дружкам? В качестве водителя машины? Глупость. В наше время приобрести легковушку, в том числе иномарку, легче легкого. Купить права, имея в кармане деньги, и того проще. Возиться же со мной — накладно и опасно. Мало ли какой «гвоздь» вобью себе в башку, и, чтобы избавиться от него, махну в ту же прокуратуру. Так, дескать, и так, нарушают права человека, попал в бандитский вертеп, выручите, спасите, вы за это получаете мои налоги. И спасут — повяжут преступников… Стоит ли Тихону рисковать?

Заманить в шайку еще одного человека? Еще глупей. Прежде всего, сейчас добровольцев, желающих набить карманы, предостаточно. И потом сомневаюсь, чтобы для «заманивания» потребовалась столь длительная и сложная операция.

Второй «гвоздь» — почему муниципалыцики, взяв у меня подписку и завладев паспортом, не интересуются моим времяпровождением. Ни разу не вызвали для допроса, очной ставки пли уточнения обстоятельств совершенного преступления. Даже не позвонили. Закрыли дело? Хотелось бы, конечно, поверить в такой благодатный исход, но… Сомневаюсь, чтобы перевозка наркотиков и возможное их распространение были квалифицированы, как легкая шалость. За это сажают, а обо мне забыли… Значит, держат «на крючке», следят, выжидают, когда преступник успокоится и выйдет «на связь» с сообщниками, чтобы накрыть всех сразу…

Имелся еще и третий «гвоздь», маленький и вовсе не ржавый. Я изо всех сил старался позабыть о его существовании, но частенько он беспокоил, ворочался… Все же кто такая Любаша, как она связана с Тихоном?

Часто на улице я неожиданно останавливался и оглядывал людей, машины, витрины магазинов. В первые дни стремился обнаружить слежку. Все тихо, ни одной подозрительной личности. Непонятно. Потом уже искал не слежку — девушку. Должны

же мы встретиться!

Какой же я глупец! Тогда, после блуждания по магазину, я провел ее к дому, остановился возле подъезда, церемонно пожал руку и… ушел. О свидании — ни слова, хотя эти слова так и вертись на языке, так и рвались наружу. В тридцать с гаком лет я будто возвратился в наивную свою юность…

Чаще всего «гвозди» беспокоят меня на работе. Дома их забивают хозяйственные дела и заботы: купить картошку, запастись продуктами, пристроить обрушившуюся на меня денежную лавину.

Я усиленно изучал рекламу, выбирая акционерные общества и банки. Кому отдать предпочтение? Выберешь тот же «Гермес», а его руководитель соберет в дипломат вложенные в общество купюры и махнет, скажем, в Швейцарию. На постоянное место жительства. И я останусь с носом, в прежнем полунищем состоянии.

Зато на работе сяду за стол в прорабке, упрусь взглядом в изученные до мелочи чертежи и ломаю голову над чертовой проблемой: как вытащить два ржавых «гвоздя» и избавиться от шевеления третьего.

Прибежит в прорабку замороченный бригадир с заковыристым вопросом, а я никак не могу в этот вопрос врубиться. По несколько раз переспрашиваю. В голове — Тихон с дружеской улыбочкой и жестоким блеском в глазах; милиция потрясает моей подпиской и паспортом; сыщики, почему-то в старомодных котелках и с зонтиками в руках, подглядывают из-за углов…

Кажется, пора обращаться к психиатру…

— Ты что, прораб, часом не сбрендил? — удивляется рассерженный бригадир, потрясая накладной. — В третий раз прогну подмахнуть требование, а ты уставился на меня, будто на икону Богоматери и мычишь… Перебрал, небось, вчера и никак не можешь очухаться… Верный способ — надо похмелиться…

— Вот именно, перебрал, — наконец врубаюсь я. — Только не спиртное виновато… Понимаешь, задачки у меня с добрым десятком неизвестных, никак не могу разобраться… Эх, если бы — перепой! Немедля хватанул бы похмелку — и все дела.

Ничего не понявший бригадир соболезнующе кивает, а, выйдя за дверь, многозначительно крутит пальцем у виска. Дескать, поехала крыша у нашего прораба, пора его в психушку везти…

Нет, не к психиатру — в прокуратуру. Там вылечат.

Мысль о явке с повинной не раз и не два приходила мне в голову. Но я с испугом гнал ее вон. Если бы не «дело о наркотиках» — давно бы сдался. Попадем с Тихоном и Владькой в одну камеру по одному и тому же делу — что они со мной сделают? Убьют — туда и дорога, но ведь изувечить могут…

Сейчас я уже не гнал назойливую мысль о явке в прокуратуру, наоборот, обсасывал ее, прикидывая, как лучше осуществить, что сказать, в чем признаться… Пожалуй, пора поторопиться, пока не давит груз более серьезных преступлений…

Однажды бездумно шел по улице, машинально выглядывая «слежку», и вдруг остановился возле подъезда отделения милиции. Сейчас войду и просто скажу: «Пришел с повинной». Наручники оденут? А зачем, если я доброволец?… До входной двери — шагов десять, не больше. Но для меня — десять километров, одолеть которые так и не хватило сил…

Что же я собираюсь делать? После признания меня не выпустят — отвезут в ту же Бутырку… А я хочу жить на воле, мне решетки и издевательства надсмотрщиков противопоказаны.

Так и не дошел до входа, повернулся и бегом, весь в поту, помчался на стройку, где уже заканчивался обеденный перерыв.

Нет, нет, лучше вкалывать, переругиваться с бригадирами, получать замечания и выговоры от начальников; не спать, перевозя из города в город непонятные тихоновские «посылочки»; зубатиться с женой и тещей.

В общем-то, беспокоили меня на работе мало. Бригадиры состояли из опытных мастеров, построивших не один объект разного назначения и этажности. Начальник стройучастка, похоже, начисто забыл, что у него есть прорабы, бегал по начальству, выбивая материалы и инструменты, часами просиживал у проектировщиков, добиваясь упрощения больно уж сложной конструкции. Короче, занимался своими делами. Точно так же, как

в застойные времена.

А я занимался своими проблемами. Пытался извлечь заржавелые «гвозди», разрешить неразрешимое.

Этот день остался в памяти надолго.

Приблизительно за полчаса до конца смены, когда я, растолкав по полкам шкафа до смерти надоевшие чертежи, мечтал об ужине у матери, дверь в прорабку предупреждающе заскрипела. В комнату вошел… Тихон. В широком плаще и в берете — в своей обычной униформе.

Странно, откуда он узнал место моей работы? По запаху, что ли?

— Извини, Николай, за неожиданный визит, — скупо улыбнулся он, по-хозяйски усаживаясь за стоящий возле окна стул. Осмотрел в окно подступы к прорабке, перевел взгляд на меня. — Дело

такое, что пришлось побеспокоить… Поехали, поговорим.

— Я — не на машине…

— Пошли, пошли, что-нибудь придумаем. Беседовать здесь — ни мне, ни тебе не с руки… Сам понимаешь.

Кажется, я превратился в рыбку, глубоко заглотнувшую предательский крючок с денежной наживкой. Не сорваться, не нырнуть в глубину — напряженная леска тащит добычу наверх. Туда, где обессилевшей рыбке грозит неминуемая гибель.

Я покорился судьбе и первым шагнул за порог прорабки. Тихон, будто конвоир, следовал за мной, командуя, налево, направо.

Миновали ворота. Один из бригадиров с недоумением проводил нас взглядом. До конца смены добрых пятнадцать минут, а прораб уже намылился домой. Раньше такого никогда не было.

Или, на самом деле, у прораба поехала крыша?

«На самом деле, — подумал я. — Попал бы ты в такой переплёт, сам бы сбрендил».

За ближайшим к стройке перекрестком — шикарная иномарка, по-моему, «мерседес». За рулем осклаблился в наглой улыбочке Владька. Вот, дескать, мы каковские, на каких машинах ездим, не чета твоему задрипанному «москвичу»!

Краешек первой проблемы прояснился, «гвоздь» наполовину вышел из изболевшихся моих мозгов. Я нужен Тихону не в роли извозчика»… А в качестве кого?

— Садись, Николай, не стесняйся, — Тихон открыл дверь машины, заботливо посадил меня, сам уселся рядом. — Собрали мы с Владькой остатки деньжат, и купили сносную машинку. Не скрою, туго пришлось, твое освобождение из кутузки стоило немало…

Очередной намек на «долг чести». В последнее время Тихон частенько вспоминает о нем, чередуя это воспоминание с паспортом и подпиской. Я сделал вид — не понял.

— Поехали. Туда, где машин побольше, а народу поменьше. Разговор предстоит больно уж острый — как бы не порезаться…

Владик вел машину сверхотважно — метался по улице, менял полосы, подсекал медленно ползущие «москвичи» и «жигули», дважды лихо проскочил на красный свет. Тихон не останавливал лихача, не делал ему замечаний — задумчиво поглядывал в окно. Будто проигрывал предстоящую беседу.

Наконец, мы припарковались к тротуару рядом с какой-то фирмой. С одной стороны — «БМВ», с другой — «жигули-девятка». Прохожих мало — магазинов поблизости нет, а прогуливаться в наше время не только вредно для здоровья, но и опасно для жизни.

— Вот теперь можно поговорить спокойно, — на лице Тихона — ни следа недавней улыбки: брови нахмурены, губы сжаты, слова цедит медленно, скупо. — Звонил тебе домой — ответила женщина. Не жена — ее манеру говорить я уже усвоил, когда беседовал по поводу твоего исчезновения, — наверно, теща. Она терпеть не может, когда звонят мне или Ольге, считает — все новости обязательно должны проходить через хозяйку, то есть через нее. — Подозвать тебя отказалась. Вот и пришлось заявиться на работу.

— Ничего страшного, ко мне часто приходят, — изобразил я этакую значимость своей мелкой личности. Тихон пренебрежительно усмехнулся и снова нахмурился.

— Пора тебе выходить на… международный уровень. Хватит работать по мелочам. Мы тебе доверяем, знаем — не скурвишься, побоишься. Если не за себя, то за тещу, — снова ухмыльнулся он. — И за жену, конечно… Введение понятно?

— Понятно, — словно эхо, повторил я.

— Завтра уезжаешь в Самарканд. Поезд уходит днем. В Самарканде тебя встретят. Возьми конверт — в нем лежит письмо и деньги на дорогу. Там же — паспорт. Обошелся он недешево, но сейчас возвращения долга не требую — вычту из заработка…

— Но я ведь работаю…

— Твои проблемы. Возьми за свой счет или в счет очередного отпуска. Мы — не благотворительная организация, придется тебе покрутиться, поработать умишком. Но получишь солидно…

Последнее замечание смело все мои возражения. Если Тихон говорит «солидно», это означает, что сумма, которую я получу, будет как минимум в два раза больше обычного вознаграждения за поездки по области. Ради нее можно и за свой счет взять недельки две. Начальник не должен отказать, после сдачи девятиэтажной башни наступил период недолгого затишья.

— Что я должен везти? Если наркотики — отказываюсь. Снова подставляться не хочу.

— Не волнуйся, Коля, не транжирь дефицитные нервы. Наркотиками мы не занимаемся. И опасно, и накладно. Тот случай — единственный. За него я намылил Владьке шею — до сих пор болит…

Владька покаянно склонил голову. Но мне показалось, что сделал он это не от сознания допущенного промаха, а для того, чтобы скрыть от меня насмешливую улыбку.

— Что будет упаковано в посылке, знать тебе не обязательно. Даже опасно… Скажем, пакет с письмами интимного характера.

— В прошлый раз вы тоже говорили: успокойся, не выдумывай. А в портфеле оказался наркотик, — жалобно вымолвил я, будто выпрашивал у палача, поднявшего свой топор, пощаду, которой не будет.

— Сказано, не замусоривай себе мозги! — зло прикрикнул Тихон. — Может быть, менты подсунули наркоту, может быть, завалялся с прошлой передачи, а Владька не заметил… Все может быть. Мы не всегда были святыми, как сейчас, и наркотиками баловались… Теперь завязали… Прекрати трястись, будто лист на ветру.

Я приободрился. Если в портфеле не наркотик — бояться него. Хотя… Тихон может передать своим дружкам что-нибудь и страшней…

— Взрывчатка? — выдохнул я.

— Штаны стирать не придется? Нет там никакой взрывчатки, самая безобидная посылка из всех, какие перевозит железная дорога… Еще вопросы имеются?

— Не лучше ли отправить почтой?

— Говори, да не заговаривайся. Я плачу, ты делаешь. Значит, мне лучше знать, с какой оказией посылать пакеты!

Никакой я не инженер — обычная мышь с прищемленным хвостом. И сколько бы я ни крутился, ни вертелся, пытаясь освободиться — хвоста не вытащить из мышеловки, не удрать.

Поэтому я покорно склонил голову. Все сделаю, что поручите, только не отдавайте на съедение коту, пожалейте.

— И еще хочу предупредить. Твой паспорт мы вызволили, подписка уничтожена, но ты по-прежнему у милиции на крепком крючке. Одна попытка предать нас, одно лишнее слово, и — за решеткой. Сам знаешь, что грозит человеку, повязанному с наркобизнесом.

Я снова безвольно кивнул и спрятал в карман конверт.