"К своей звезде" - читать интересную книгу автора (Пинчук Аркадий Федорович)14Лиза тяжело переживала ссору с Русланом. Ей казалось, что даже если они и придут к примирению, то счастливые дни, что были у них после свадьбы, уже никогда не повторятся. Ах, как она гордилась собой, поступив на курсы делопроизводства! Ей, в ее восемнадцать лет, должность секретаря-машинистки представлялась как чрезвычайно важная единица в управленческом аппарате. Если секретарь хорошо подготовлен, считала она, имеет практическую хватку, любит порядок, он может стать правой рукой руководителя. Лиза была уверена, что обладает такими качествами, кроме, конечно, подготовки. Как все хорошо началось! Она быстрее всех освоила машинку, уже стала набирать скорость. У нее самый разборчивый почерк. Ясная память. Образцовая аккуратность. К тому же она самая молодая в группе. И внешностью бог не обделил. И Лиза уже не раз представляла, как будет восседать у широкой, обитой кожей двери. У нее не будут просиживать в приемной часами. Она наведет порядок. Не то что у этой куклы в исполкоме. В кабинет председателя идут все кому не лень, по нескольку человек сразу. Разве это работа? И свое время губят, и чужое воруют. Ведь председатель все равно не может решать одновременно вопросы всех вошедших к нему. Нет, Лиза знает, как это должно быть. Она прочитала в одной книжке, как в Америке работают секретари. У них многое можно позаимствовать. Вот, скажем, начинается рабочий день. Лиза докладывает директору, кто записался на прием. Они вместе прикидывают, кого и когда принять, кому назначить свидание на завтра. Лиза четко расписывает, сколько минут каждому потребуется для разговора, и оповещает записавшихся по телефону. – Иван Петрович вас примет в десять часов двадцать пять минут. Не опаздывайте, иначе время приема будет сокращено. И это не пустые слова. Прежде чем впустить посетителя, она скажет: – Вам пятнадцать минут. Через четырнадцать минут она войдет в кабинет и предупредит: – У вас осталась одна минута. И через минуту впустит следующего посетителя, попросив предыдущего, если он не успел все сказать, прийти в другой раз. О, она бы их быстро приучила ценить время. А то зайдет, рассядется в мягком кресле, боржомчик попивает и болтает, болтает… С юношеской непосредственностью Лиза верила, что именно ей предстоит вернуть престижность работы секретаря-машинистки. Ее любой руководитель будет ценить, потому что она ему создаст условия для творческого труда. Сегодня первейший враг ритмичности – беспорядочная текучка. От нее авралы, неразбериха, бюрократизм. А если хотеть и уметь – текучку эту можно упорядочить, но начинать упорядочение надо с режима работы руководителя. А режим работы в руках секретаря. …Дурак Русланчик, не понял ее самых благих помыслов. Он бы еще гордился ею. А что теперь будет, она не представляла. Лучше всего, конечно, уехать к родителям. Пусть повертится один, может, поймет хоть что-то. Придумал – ночевать в профилактории. Черт с ним, пусть ночует. Он еще будет на коленях перед нею ползать, прощение вымаливать. Домостроя ему захотелось. Она, конечно, все сделает – перестирает ему белье, рубашки, налепит пельменей и уедет. По пути в магазин Лиза заглянула в почтовый ящик и вместе с газетами вытащила нестандартный конверт со служебным штампом Военно-морского ведомства. Она понимала, что вскрывать чужие письма – последнее дело, но конверт жег ей пальцы. Какое-то десятое чувство подсказывало Лизе, что в этом письме ее судьба. Ей так мучительно хотелось знать содержание, что она вернулась домой, закрыла на цепочку дверь и, аккуратно поддев спичкой заклейку, мягко вскрыла конверт. На маленьком листочке была густо отпечатана просьба к старшему лейтенанту Горелову сообщить по такому-то адресу свое согласие на перевод в авиационную часть Военно-Морского Флота… Лиза взмокла. Она не знала, что лучше – соглашаться Руслану на это предложение или нет. Нет – значит, перевод на Север. Да – значит… Нет, она не знала, что это значит. А вдруг его направят летчиком на корабль? Тогда уже точно ей быть соломенной вдовой. Руслан рассказывал: корабли эти по полгода не бывают дома. Лиза заклеила конверт, положила на стол и, хлопнув дверью, застучала каблуками по лестнице. Пусть решает, как хочет. С ней он все равно уже не посоветуется – она сегодня же укатит в Пушгоры. Пусть решает. Пусть попробует без нее. В очереди за «пепси-колой» Лиза услышала слова, которые не сразу дошли до ее сознания: «Полетел и не вернулся». – Кто не вернулся? – обернулась она к шептавшимся женщинам. – Артист из-за границы? – Да черт бы с ним, с артистом, – сказала полная блондинка. – Летчик, говорят, пропал на полетах. Лиза похолодела. – Кто говорил? Может, вранье? – Муж моей соседки в ГАИ работает. Они как раз на экскурсии были у летчиков. Он приехал и рассказывал. – И вы сами слышали? – А если и слышала, так что? Лиза взяла ее за руку и вытащила из очереди к окну. – У меня муж летчик. Что еще говорил этот милиционер? – Сказал, что кто-то полетел и не вернулся. Так вот почему уже который час над городом висит тишина. Вот почему они не летают и домой не идут. Конечно же никто другой в такую историю влипнуть не мог. Ведь хотел чего-то там доказать. Вот и доказал. Сунул свою глупую башку в шестерни. Лиза бежала домой не чувствуя ног. А в голове хороводом неслись предположения одно страшнее другого. Разувшись, она влезла в ванну и пустила из крана холодную воду. Собственно, зачем она мчалась домой? Прямо на мокрые ноги натянула босоножки и рванулась к двери. В глаза бросился белый квадрат конверта на темном столе. «Надо взять, – подумала она, – если с ним все в порядке, скажу, что письмо несла». А если не в порядке? Нет-нет… Она гнала непрошеные мысли, а они подступали с удвоенным натиском. И Лиза отчетливо увидела, какой несусветной глупостью была их ссора. Любит же он ее! Любит… Нет, если только все в порядке, она больше никогда не допустит таких глупостей. Все. Раз и навсегда. Трепать нервы человеку, без которого она не проживет и дня, – это свинство. Руслан пытался ни о чем не думать, но в голову лезли и лезли всякие варианты. «Отказ двигателя? Тогда почему не работает радио? Обрыв лопатки? Он бы успел катапультироваться. Напоролся на шаровую? Вот это не исключено». Руслан слышал: при столкновении с шаровой молнией летят к чертовой матери все системы. В том числе и система аварийного покидания самолета. Если так, Новиков не катапультировался. Нет, Руслан не мог представить, что Новиков оказался беспомощным перед стихией. Это же ас. Летчик-снайпер… Руслан не сразу понял, кто так спешит к летному домику, пересекая самолетную стоянку. Глянул и повернулся к ребятам. Фигурку женщины уже заметили все. Руслан спросил: – К кому женщина? Вгляделся и с досадой махнул рукой. – Отставить, ко мне женщина. Выпрыгнул через окно на газон и пошел навстречу. Увидев растерянность на лице всегда уверенной Лизаветы, Руслан смутился. Ему стало жалко ее. Эта выбившаяся из-под заколки прядь, расстегнутый рукав кофточки – такого Лиза не терпела в своем туалете никогда. А тут забыла обо всем. – Ты чего это? – спросил он издали. – А ты? – Черты лица ее на глазах менялись, растерянность переходила в радость. Приблизившись к Руслану, Лиза сложила у подбородка кулачки и быстро-быстро зашептала, сдерживая слезы: – Господи, живой, живой, живой… – Ты чего это? – уже хмуро спросил Руслан, подходя к Лизе. – А ты, дуралей, не знаешь? – Она уткнулась лицом в его грудь и прижалась к нему. – Во всех очередях только и разговоров, что разбился самолет, а ты… Трудно позвонить?.. Я как сумасшедшая бегу, сердце вырывается, а ты… – А как сюда прошла, гражданка Горелова? – уже с улыбкой спросил Руслан. – Через забор, – Лиза всегда, когда волновалась, сильно окала, и Руслану захотелось ее подразнить. – Зобор, – повторил он. – А меня из-за твоих фокусов от полетов отстраняют. – И хорошо, вот целый остался. – Остался, – снова передразнил Руслан. – Трусом меня считают. Ничего, я им еще докажу. Лиза встрепенулась. – А ну, смотри мне в глаза, – она властно повернула его голову за подбородок. – Чего ты опять доказывать надумал, а? Мало вам одного? Я тебе докажу! Я тебе так докажу, герой! Руслан поморщился, словно от зубной боли. – Лиза… Не вмешивайся, пожалуйста, в мои служебные дела. – Как это не вмешивайся? Ехать с тобой в эту, как ее… ну?.. – Тундру… – Вот именно, в тундру. Туда ехать – служба требует, долг велит. А как твою башку дурную остудить, тут не вмешивайся? – Перестань, Лиза, на нас смотрят… – Я тебе дам перестань. – Она вдруг сделала паузу, посмотрела Руслану в глаза. – Эх ты… Ничего не видишь. Я из-за тебя как дура с ума схожу, ругаю себя последними словами. Уже совсем решила – хоть к черту на рога поеду. А ты… – А что я? – Он чувствовал, как в его руках мелко вздрагивают ее плечи, словно от озноба, и, забыв, что из окон летного домика за ними наблюдают летчики, прижал ее к себе. – Ну, Лиза, не надо. На нас же смотрят. А ты сцены семейные. – Пусть смотрят, – хлюпала она носом, – пусть видят, какого дурака люблю. – Хорошенькая любовь, – хмыкнул Руслан и сразу понял, что слов этих говорить не следовало. Лиза напряглась и оттолкнула его. – Прости, ты меня не так поняла. – Он попытался снова обнять ее. – Не притрагивайся, – прошептала она, – ненавижу! – Лиза… – Видеть тебя не хочу. – Я не понимаю… – За ворота выгляни, может, хоть что-нибудь поймешь. Сказала и пошла в сторону КПП, цепляясь каблуками за высокую траву. Руслан почувствовал: если он ее сейчас не остановит, Лиза не вернется к нему никогда. Он догнал ее и пошел рядом. – Лиза… Ну, сорвалось… Взвинчены все. Человек пропал… – Кто? – спросила она тихо. – Новиков. – Насмерть? – Неизвестно. Ищут. – Там его жена, – она кивнула в сторону ворот. – Надо, чтобы кто-то вышел. – Я скажу Павлу Ивановичу, подожди. Лиза остановилась. Сделав несколько шагов, Руслан обернулся. И ему показалось, что он видит новую Лизу. Тень беды, задевшая и ее своим крылом, оставила печать на всем облике этой девочки. Она в один день посерьезнела, – повзрослела на несколько лет. И похорошела. И Руслан почувствовал это. «Она красивая», – подумал он и побежал в «высотку». Чиж сидел склоненный над столом возле телефонного аппарата. На лоб свисали седые волосы, пальцы обеих рук выбивали ритмичную дробь. На шум открывшейся двери он лишь скосил глаза. Из-под густых бровей на Руслана выплеснулось пламя тревоги. – Что, сынок? – спросил он тихо, и у Руслана от этого ласкового «сынок» запершило в горле. – Там, у ворот, жена Новикова. Чиж поморщился, глубоко вздохнул и засунул правую руку под куртку. Потом встал и, сказав помощнику, чтобы не отходил от телефонного аппарата, кивнул Руслану. – Жена, она и в Африке жена. Пошли. Спускался он по лестнице медленно и тяжело. Руслан смотрел Чижу в спину, но виделись ему глаза, полные боли и тревоги. «Значит, дело табак». Выйдя на воздух, Чиж остановился, опять глубоко вдохнул, задержал воздух и пошел не по асфальтовой дорожке, что вела к воротам, а повернул на травяной газон, где стояла Лиза. Рядом шел Руслан, стараясь не отставать. Лиза грустно улыбнулась Павлу Ивановичу, и Руслан опять подумал: «Красивая». – Вот такие дела у нас, девочка, – сказал Чиж и положил Лизе на плечо руку. – Только не вешать нос. На фронте нас сбивали, а мы, назло всем смертям, возвращались. И снова били их, гадов. В голосе Чижа прозвучали азартные ноты, и Лиза улыбнулась чуточку радостнее. Воспользовавшись этим, Руслан на ходу поймал ее холодную руку, но Лиза недовольно высвободила пальцы. И Руслан понял, что прощения в этот раз ему придется добиваться долго и трудно. «Что имеем, то не ценим, потеряем – слезы льем». Он чувствовал себя круглым идиотом. Одно ласковое слово в ответ, и все стояло бы на своих местах. Так нет же, дернула его нечистая не вовремя хмыкнуть: «Хорошенькая любовь»… У КПП их встретил растерянный солдат. Он все время поддерживал сползающую с рукава красную повязку. – Они ничего не говорят, товарищ полковник. Стоят и молчат. И все смотрят. Прямо жуть какая-то. Чиж только молча кивнул в ответ. Он вышел на крыльцо и остановился. Руслану показалось, что в это мгновение затих весь мир: остановились поезда, заглушили двигатели водители, застыли в безветрии липы, умолкли птичьи голоса. Из-за плеча Чижа он видел только глаза женщин, направленные в их сторону. Глаза, излучающие тревожное ожидание. Оно было настолько красноречивым, что, казалось, вот сейчас из этой тревоги сами родятся слова: «Скажите скорее – чей?» Вслух произнести это никто не решался, другие слова были бы кощунственно неуместны. Чиж нашел в толпе Алину Васильевну и пошел к ней. Руслан с ужасом подумал – какие слова скажет Чиж? И не поверил, увидев, что Павел Иванович весело улыбается. Чтобы выглядеть в театре бодрой, Алина завела на семнадцать часов будильник и, накинув на ноги меховую куртку, прикорнула на маленьком диванчике, что стоял напротив телевизора. Это было ее любимое место, когда вечерами собиралась вся семья перед голубым экраном. Чаще всего это случалось в дни хоккейных баталий. Сын и муж усаживались в кресла и сразу находили общий язык. Алина подкладывала под локоть подушку и была рада оттого, что, наконец, вся семья в сборе. Под монотонный репортаж Озерова удивительно легко думалось. Она сочиняла в уме несложные, но каверзные задачки для своих учеников, заготавливала сразу несколько вариантов опорных конспектов. Погружалась Алина в свою стихию, как правило, с закрытыми глазами, и Санька тут же констатировал: – Мамуля отошла… Сегодня она «отошла» на полном серьезе. И даже сон увидела. Такой неожиданный, тревожный. Будто попала на гигантский базар, море народа. И она ничего не знает, где Санька и Сережа. Стоит у прилавка, заваленного старой обувью, а народ без единого звука уходит и уходит. И от этого тихого движения у нее тревога в душе… С этой неясной тревогой она и проснулась. Чертыхнулась – приснится такое – и посмотрела на будильник. Он должен был подать голос минут через пятнадцать. Она встала, распахнула окно и пошла в ванную. Прохладный душ смыл остатки сонливости, настроил на мажорный лад. Она уже сейчас предвкушала удовольствие от полученной возможности побывать в театре, надеть самое нарядное платье, нацепить украшения, чувствовать себя слабой женщиной, которой на каждом шагу оказываются знаки внимания. Гардероб Алины не отличался особым разнообразием. Она никогда не тянулась за модой и к каждой обновке готовилась тщательно и долго. Больше всего приобретений было сделано в Москве. Некоторые платья ей казались уже вышедшими из моды, и она их объединила на одной вешалке. Сегодня она начала примерку именно с этой вешалки. И первое длинное платье с серебристым эдельвейсом у плеча ей не захотелось снимать. В Москве она почему-то стеснялась его надевать – слишком броское, – а вот теперь оно было ей в самую точку. Алина даже покружила по комнате, широко расставив руки. Остановилась вдруг. Ее опять коснулась неясная тревога. «Видимо, оттого, – подумала она, – что я опять не верю в обещание Сергея. Не верю, что одеваюсь и готовлюсь не зря. У него обязательно найдется уважительная причина». В восемнадцать тридцать она не выдержала и позвонила в часть. Его телефон не отвечал. Позвонила командиру – тоже длинные гудки. Не ответил командирский телефон и на аэродроме. Звонить дежурному постеснялась, да и Сережа этого не любит. «Они могут быть в пути», – успокоила она себя. Но вопрос остался без ответа – почему молчат телефоны? Летать перестали давно, когда она еще спала. Домой не идут, в кабинетах нет. Если бы задержался командир с замполитом, другие должны появиться. Но пока ни летчики, ни техники к дому не подходили. Это она уже точно знает. А летать перестали раньше обычного. Уже давно пора по домам. И тут ее тревога проявилась уже более отчетливо: летать перестали, а домой не идут. Перестали давно, но ни один человек не появился. Что бы это могло значить? Это значит, что у них опять что-то непредусмотренное. А раз так, замполит останется в полку до тех пор, пока будет требовать служба. Может, до полуночи, может, до утра. Потому что у него такая должность, потому что он обязан все знать, во все вмешиваться и быть для каждой гайки шпонкой. Ну что ж, пусть будет так, а с нее хватит. Она не станет больше ему мешать. Пусть живет, как Чиж, которому кроме самолетов ни черта не надо. Может, он уже давно этого добивается. Она тоже при деле. Вон Ольга Алексеевна. Еще пятидесяти нет, а она уже доктор. Алина была убеждена, что сможет добиться многого. Ее методика стала предметом внимания в Академии педагогических наук. К ней едут эксперты, от нее ждут работу с обобщением накопленного опыта, про нее уже дважды писала «Учительская газета». И все это бросить? Ради чего? Чтобы вот так томиться каждый раз в ожидании, заранее зная, что все эти приготовления – мыльный пузырь? Утешаться очередным обещанием, опять же зная, что оно будет точно таким, как сегодняшнее, как десятки предыдущих? «Конечно, – рассуждала Алина, – служба у него особая, она не прощает половинчатости, – или все, или ничего. И это правильно. Главнее защиты Родины ничего быть не может. Но ведь нашли альтернативу Чижи». Но вслед за этой мыслью пришла другая: только три месяца она прожила без мужа и думала, что сойдет с ума. «Если двое не могут друг без друга – это начало, – вспомнила она слова Новикова. – А если могут – это все, конец». Алина подошла к зеркалу, придирчиво осмотрела себя, вырвала из блокнота листок и написала: «Я в квартире Чижа». Положила листок на стол в прихожей и, прихватив с гвоздика ключи, вышла. С Ольгой Алексеевной она познакомилась в Ленинграде. Отвозила по просьбе Юли туесок с земляникой. У нее в приемной сидело несколько человек. С толстыми папками, двое с бородками, один в огромных затемненных очках. «Не иначе как доктора наук», – подумала она и села на стул у двери. – Вы Алина Васильевна? – спросила ее совсем юная секретарша. – Проходите, пожалуйста, Ольга Алексеевна вас ждет. – Встала, открыла перед ней дверь. Алина представляла Ольгу Алексеевну крупной властной женщиной с гладким зачесом волос, в строгом костюме. А за широким столом сидела модно одетая в легкое платье женщина с массивным янтарным браслетом на руке. Легко поднялась Алине навстречу, располагающе улыбнулась, пригласила к маленькому столику, уютно расположенному под развесистым фикусом. Алина достала туесок с земляникой и поставила на стол. Ольга Алексеевна удивленно сложила на груди ладони – вот-вот зааплодирует. – Знаете, они сами собирали, – сказала Алина. – Да, знаю. С рынка посылать не станут. Ай да Паша… Она попробовала ягоду, закрыла от удовольствия глаза. Потом предложила: – А давайте-ка мы с вами под эту закуску по рюмочке вина. У меня в сейфе есть божественный напиток. Из Азербайджана привезли. За знакомство. А? – Удобно ли? Там в приемной люди. – Я им назначила на одиннадцать, а они пришли в десять. Пусть сидят, коль такие пунктуальные. Она ловко отсыпала ягоду в хрустальную конфетницу, окатила ее из кувшина водой, приготовила бокалы, вино, поставила коробку с конфетами, сифон с газировкой. И пока все это делала, задавала Алине вопросы про ее работу, про сына, про Юльку. А когда разлила вино и предложила тост за встречу, взволнованно сказала, внимательно посмотрев Алине в глаза: – Он-то как? «Любит!» – решила Алина и стала с подробностями рассказывать о Павле Ивановиче, чувствуя, что ее собеседница ловит каждое слово. – Надо бы все к черту бросить и съездить к ним, – вздохнула Ольга Алексеевна. – Крепче цепей держат эти стены. – Никак не возьму в толк, – смеялась Алина, – зачем такие большие кабинеты директорам? – И я не знаю, – сказала Ольга Алексеевна. – Рядом актовый зал, все совещания можно там проводить. Для авторитета, наверное. Чем больше кабинет, тем выше ранг. Она приехала к своим вчера вечером. Заночевала и сегодня никуда не уходила из дома. В этот раз Ольга Алексеевна предстала перед Алиной в потертых джинсах и выгоревшей спортивной майке с оранжевым бородатым идолом на груди. Алина только теперь поняла, как похожа Юля на мать. – А я думала – мои, – несколько разочарованно сказала Ольга Алексеевна. Оценивающе посмотрела на Алину и одобрительно кивнула: – Очень вам идет это платье. – Муж дал клятвенное обещание, что пойдем в театр. Вот приготовилась. Жду. Но там у них что-то опять не так. – А что у них случилось? – Да разве они скажут. – А почему вы решили? – Летать перестали, а домой не идут. С трех часов тишина. – Одну минуточку, – Ольга Алексеевна нашла бумажку с номером телефона и подошла к аппарату. – Юля, мама говорит, – что у вас случилось?.. Почему, почему. Летать перестали, а домой не возвращаетесь… Ну хорошо, не по телефону. Скажи только, у вас все и порядке? «Любит, – вновь подумала Алина, – забеспокоилась». И вдруг ее словно пронзило: может, именно с Сережей и случилось. Будь он на аэродроме, давно позвонил бы, извинился. Почему ей сразу это не пришло в голову? Привыкла, что с ним всегда все в порядке? Да нет, конечно же она зря волнуется. Юля бы сказала матери. А может, и сказала? – Говорит, о служебных делах по телефону не положено, – развела руки Ольга Алексеевна. На какое-то мгновение она ушла в себя, отвернулась к окну и, не поворачивая головы, сказала: – В нашем возрасте трудно что-либо менять. Но будь у меня возможность повторить жизнь сначала, я бы не знала, что выбрать. Да и можно ли выбирать?.. Никто никому наперед не подскажет. Жизнь есть жизнь. Слушайте сердце. Оно не обманет. Она подошла к Алине, положила ей руку на плечо. – Другое от меня хотели услышать?.. Когда-то мне с ними было лучше, чем без них. Теперь я здесь чужая. Не будь у меня моего института, не знаю, чем бы я заполнила жизнь. Это неведомо никому. Нет алгоритма, чтобы прокрутить в ЭВМ, нет возможности проверить эмпирическим путем. Жизнь неповторима. И коротка… Грустно от этого. Как Алина очутилась у ворот, она помнила плохо. |
||
|