"Правила игры" - читать интересную книгу автора (Аренев Владимир)

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Я вздрогнул и потер глаза. Они болели – словно под веки какой-то садист щедро насыпал крупнозернистой соли.

Немного проморгавшись, я отметил, что остальные чувствуют себя не лучше. Слабое, но все же утешеньице.

Рядом в кресле застонал Данкэн:

– Что это было?!

Хотел бы я знать! Но, кажется, Мугид очень скоро даст разъяснения. Он же не хочет, чтобы его растерзала толпа туристов, в самом деле!

Повествователь бесстрастно наблюдал за нашими попытками прийти в себя. Рядом с ним я разглядел чей-то силуэт – кажется, это был один из слуг. Кивнув старику, силуэт удалился с необычайной поспешностью.

Ого! Кажется, у нас ЧП. Вот только что из этого следует? Впрочем, скоро узнаем.

Действительно, повествователь уже поднимался с трона привычным движением и оглядывал нас – так пастух оглядывает свое стадо. А в стаде-то – недочет!

И тогда все встало на свои места. И кричавшая ночью толстуха, и этот вынужденный перерыв в повествовании, и суетливая фигурка слуги. То есть... почти все... Кое о чем я мог, конечно, только догадываться.

– Господа, прошу простить меня за причиненное неудобство. Боюсь, сегодня повествований больше не будет. Одна из наших гостей решила покинуть «Башню», и я вынужден принять соответствующие меры.

Мугид легко и плавно направился к выходу. Я, как привязанный, скользнул за ним, надеясь, что он не заметит, а заметит – не обратит внимания.

Он не обратил. Или просто решил, что я могу слышать и видеть то, что случится.

На первом этаже стояла толстуха, у ног ее лежала дохлым зверем полупустая дорожная сумка. (Я, Признаться, ожидал скорее какого-нибудь чемодана) Испуганный взгляд толстухи дернулся к Мугиду, и я впервые посочувствовал этому человеку по-настоящему. Похоже, сейчас начнется истерика. И направлена она будет на старика.

Но я ошибся. Толстуха только тяжело вздохнула и почти простонала:

– Скорее!

– Автобус уже вызвали, – мягко произнес Мугид. – Но скажите – если вас не затруднит, конечно, – что стало причиной подобного решения?

Толстуха вздрогнула напуганным желе и неуверенно потянулась к сумке:

– П-понимаете... – Она задохнулась от страха и схватила сумку, загородившись ею от старика.

– Успокойтесь, прошу вас, – сказал он тихим, но в то же время властным тоном. – Ничего страшного не случилось. От этих слов толстуха затряслась еще больше.

– Не случилось! – выкрикнула она истерично. – Но случится. И я должна предотвратить это!

– Что?

– Мне снилось, что мой сын... Боги – НЕТ!!!

Глаза толстухи закатились, и она стала заваливаться на бок. Видимо, чересчур живо вспомнился сон. Если учесть то, что рассказывал Данкэн...

Он стоял рядом и ошарашенно наблюдал эту сцену. Правда, хвала небесам, пока молчал.

Слуги подхватили обморочную и не дали ей упасть. Наверное, заботились о том, чтобы в полу не образовалась вмятина.

Я скривился от собственных неуклюжих попыток пошутить и бросил осторожный взгляд на старика. Тот бесстрастно наблюдал за тем, как слуги приводят толстуху в себя.

Она очнулась довольно быстро. Судорожно глотнула воздух, икнула и уставилась на Мугида большими выпученными глазами – рыба, попавшая на сушу. Только рыбы не икают.

– Так что же вы видели? – Повествователь спросил об этом как ни в чем не бывало. Словно ему – ему, а не ей! – пришлось на минутку отлучиться, и вот он вернулся к прерванному разговору.

– Я видела, как он умирает, – ослабевшим голосом произнесла толстуха. – Понимаете – умирает!

– Понимаю, – успокоил ее старик. – Думаю, автобус уже прибыл.

Слуги распахнули перед ним входную дверь, и Мугид, а после – толстуха – вышли на площадку. Я последовал было за ними, но один из слуг настойчивым жестом остановил меня:

– Не сейчас, господин.

– Я вынужден был согласиться с этим. Вряд ли мое присутствие чем-нибудь помогло бы, скорее – наоборот.

Резкий пронзительный звук, родившийся в ущелье, поначалу напугал меня. Данкэн тоже вздрогнул, да и остальные внимавшие – они к этому времени тоже выбрались из комнатки и наблюдали за происходящим – покосились в сторону площадки. С минутным запозданием я все же понял, что это гудел автобус.

Толстуха, поддерживаемая под локоть Мугидом, начала спускаться по лестнице.

Когда они исчезли из поля зрения, я повторил свою попытку выйти наружу, и на сей раз мешать мне никто не стал.

На площадке было холодно и ветрено – как, впрочем, и всегда. Я перегнулся через парапет и увидел далеко внизу ярко-желтый коробок автобуса. Мугид с толстухой преодолели уже примерно четверть пути и потихоньку продолжали спускаться дальше. Молодец старик. Не дал ей окончательно впасть в истерику.

Рядом появились другие люди, они тоже наблюдали за тем, как повествователь и толстуха спускались. Но с меня было довольно – я уже насмотрелся досыта. Зато выпал случай поговорить с Данкэном.

Я тронул его за локоть. Журналист мгновенно откликнулся и отошел в сторону, словно только дожидался моего знака.

– Вы поняли? – спросил я.

Он кивнул. Конечно, он понял. Толстуха была следующей в очереди на суточное обладание даром Пресветлых. Ей на долю выпала способность видеть вещие сны. Или то, что она сочла вещими снами, если точнее. Вряд ли они имеют какое-то отношение к действительности.

Но нам-то от этого не станет легче. Кто следующий? И что выпадет ему?

– Мне страшно, Нулкэр, – неожиданно прошептал журналист, поеживаясь в своем кожаном жилете с карманами. – Я начинаю жалеть, что вообще попал сюда.

– Вы не одиноки, – хмыкнул я. – Но что поделать? Отправляйтесь, если желаете, вслед за ними. – Я кивнул в сторону ущелья. Разумеется, отсюда не было видно ни автобуса, ни старика с толстухой, но Данкэн понял. – Еще успеете догнать.

Он вздохнул:

– Знаете, теперь я понимаю, что чувствует обезьяна, когда сует лапу в ящик с апельсином. Вам, должно быть, известна эта старая охотничья уловка. Поимщик берет ящик, раскрашивает его как можно ярче и кладет внутрь апельсин. Делает отверстие – такое, чтобы обезьяна могла просунуть внутрь лапу, но вытащить ее с апельсином, зажатым в кулаке, была уже не способна. Считается, что обезьяна настолько глупа, что не может додуматься и сбежать. Глупости! Я только теперь понял: она не бежит потому, что ей интересно. Какой-то частью сознания животное догадывается, что все это неспроста и его скорее всего убьют. Но есть более сильный импульс, инстинкт – называйте это как угодно – любопытство! Ей любопытно – и она остается, дожидаясь поимщиков. Я сейчас – такая обезьяна.

– А вот идет поимщик. – Я кивнул в сторону лестницы.

Не знаю, как Мугид ухитрился так быстро довести толстуху до автобуса, но он уже возвращался. Лицо его не выдавало ни единого чувства. С таким бы лицом в карты играть!

Данкэн вздрогнул и оглянулся. Потом замолчал.

А я подумал, что этим трюком избавился от его вопроса, на который было бы очень сложно придумать правдоподобный ответ: «Скажите, Нулкэр, а почему остаетесь вы!»

– Господа, – сказал Мугид, оказавшись на площадке и снова окидывая всех взглядом опытного пастуха. – Поскольку нас так неожиданно... прервали, предлагаю пообедать, прежде чем мы продолжим наше повествование.

Итак, продолжим? Тем лучше, поскольку сие означает, что все это закончится для меня раньше. Может быть, уже сегодня. Конечно, я бессовестно врал себе. Сегодня я бы не рискнул. Мугид и так на взводе. Опасный человек.

Обед прошел в гробовом молчании. Как говорится, атмосфера сгустилась и готова была разразиться бурей. Правда, обошлось без бурь.

После обеда мы продолжили, как и...