"Детонаторы" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Дональд)

Глава 15

В нашем центре, расположенном в Аризоне, который мы именуем Ранчо, тоже есть такие люди - которых обстоятельства превратили в калек. Условно их можно разделить на два вида. Тех, что прячут свою немощь и безобразие в темных комнатах, и других, которые вызывающе выставляют себя на свет и получают извращенное удовольствие от того, как незнакомцы вздрагивают и судорожно сглатывают, завидев их. Миссис Марсия Остерман относилась ко второй категории.

Мы находились в довольно большой солнечной комнате со старомодным высоким потолком и занавесями на двух больших окнах. Персонал постарался по возможности смягчить обстановку заведения, хотя койка с электрическим обогревом никак не напоминала роскошную старинную кровать. Но комод красного дерева с неизменным зеркалом выглядел вещью достаточно старой, немало лет послужившей какой-то семье. Не уступали ему и два мягких кресла для посетителей. Стены украшали пара картин в тяжелых рамах, выполненных в духе реализма и напоминающих семейные портреты. Рядом с ними красовались два своеобразных творения современных живописцев. Похоже, миссис Остерман позволили перенести в комнату кое-что из своих пожитков, либо, если она не смогла или не пожелала позаботиться об этом сама, кто-то постарался сделать ей приятное.

Однако инвалидное кресло, так же, как и больничная койка, вносили диссонансную ноту в приятную атмосферу помещения. Равно, как его обитательница. Я видел и похуже, но Эми ахнула и судорожно сжала мне руку.

Я тихо произнес:

- К чему столько эмоций? Это всего лишь одно из творений твоего милого дружка Альберта. Мне подумалось, тебе интересно будет увидеть, чем занимается парень во время, свободное от работы плетью.

- Прекрати! Она может тебя услышать! Молодец. Раз уж она больше беспокоится о чувствах сидящей перед нами женщины, чем о собственном потрясении, значит скоро оправится. Хотя картина и правда была довольно мрачная. Сидящую в кресле фигуру облачал симпатичный фиолетовый халат с кружевами на воротнике и рукавах. На коленях лежало одеяло, вернее, лежало бы, потому что самих коленей не было. Я поймал себя на том, что профессионально отделяю увечья, полученные при взрыве, от ожогов. По-видимому, женщина беспомощно лежала в огне с изувеченными ногами, впоследствии ампутированными, и оставалось только надеяться, что она быстро потеряла сознание. Левая рука превратилась в испещренный шрамами обрубок, а огонь уничтожил почти всю левую половину тела, включая глаз. Правая сторона лица и правая рука оставались человеческими. Волосы, там, где они еще росли, были густыми, черными и лоснящимися. Их заботливо уложили так, чтобы это по возможности меньше бросалось в глаза. Уцелевший глаз пристально наблюдал за нами с изуродованного лица.

Я подвел Эми поближе. И не забывая говорить громко и отчетливо, произнес:

- Меня зовут Мэттью Хелм, миссис Остерман. Я Друг Дуга Барнетта. Возможно, он рассказывал обо мне. - Похоже, я был навеки обречен делать упор на несуществующую дружбу. Фигура в кресле едва заметно пошевелилась, показывая, что женщина внимательно слушает. - А это его дочь Эми, - добавил я.

Последовала продолжительная пауза, затем здоровая Рука миссис Остерман приподнялась в слабом приглашающем жесте. Я приготовился подтолкнуть Эми, но девушка, как всегда, превзошла мои ожидания. Она быстро шагнула вперед, подхватила руку женщины и мгновение спустя приложила ее к своей щеке. Затем со слезами на глазах опустилась на колени рядом с креслом. Миссис Остерман мягко прикоснулась к ее волосам.

- Моя дорогая, мы могли бы так подружиться! - Слова были произнесены хриплым шепотом. Губы, ужасно изуродованные с левой стороны, двигались с трудом. Эми изумленно подняла глаза, потом вновь взяла женщину за руку, поцеловала ее, вскочила на ноги и, всхлипывая, выбежала из комнаты. Чтобы нарушить воцарившуюся тишину, я произнес:

- Если вас удивляет цвет ее волос, Эми покрасилась, дабы помочь нам в одном деле. - Я подошел поближе, чтобы говорить не так громко. - Могу ли я быть вам чем-либо полезен, миссис Остерман?

Фигура в кресле продолжала молчать, и лишь плечи мгновение спустя слегка приподнялись, как будто содрогаясь от беззвучного смеха, вызванного столь глупым вопросом.

- Да, конечно.

Некоторое время я молча смотрел на нее.

- Вы могли бы попросить Дуга... Нет, я понимаю. Он любит вас. И вы любите его. И не хотите, чтобы это оставалось на его совести. А как насчет моей совести, мэм?

Остерман опять не произнесла ни слова, но ответ был достаточно очевиден, и я улыбнулся.

- Понимаю, на мою грязную совесть вам наплевать. Достаточно откровенно. Хочу лишь попросить вас выждать несколько дней, по возможности дольше, чтобы не было столь очевидно, кто вам помог. Пусть им будет легче отнести это на счет сердечного приступа или чего-нибудь в этом роде.

Женщина попыталась что-то сказать, но, видимо, слова, сказанные Эми, исчерпали ее силы. Я не сводил взгляда с ее лица.

- Понятно. Вы не намерены воспользоваться этим в ближайшее время. Просто хотите иметь снадобье под рукой, если положение станет совершенно невыносимым. - Голова ее слегка опустилась, и я продолжал: - В этом случае, хочу вас предупредить, что возможно очень скоро вам доведется выслушать неприятное известие. Не позволяйте ему повлиять на свои планы. Подождите, пока не убедитесь окончательно. Слухи бывают разные, причем многие из них далеко не соответствуют истинному положению вещей. Надеюсь, вы меня понимаете. Теперь укажите мне подходящее хранилище...

Остерман пристально наблюдала за мной, очевидно, испытывая желание о чем-то спросить, но не в силах произнести ни слова. Наконец ее рука слабо двинулась в сторону комода. Я подошел к нему, раздумывая о том, что в ее состоянии согласиться иметь в своей комнате зеркало могла только женщина, никогда не испытывавшая особых иллюзий относительно чего бы то ни было. На комоде лежала шкатулка. Когда я прикоснулся к ней, миссис Остерман кивнула. Я поднес шкатулку и вложил ей в руку, отмечая, что она в состоянии помогать себе изувеченной рукой: последняя крепко прижимала шкатулку, пока непослушные пальцы здоровой руки работали над замком. Я отвернулся, чтобы достать захваченную с собой маленькую капсулу - ключ от большой черной двери. Носить ее обязательно лишь в случае особо секретных и рискованных заданий, но я слишком долго занимаюсь своим делом, чтобы чувствовать себя спокойно, не имея этой последней гарантии.

Когда я вернулся, она выбрала кольцо с довольно большим опалом, затем у меня на глазах ногтем большого пальца нажала крошечную потайную защелку и бриллиант, подобно миниатюрной дверце, отскочил в сторону, открывая золотую полость. Я положил внутрь смертоносную таблетку. Женщина снова щелкнула камнем.

- Игрушка в стиле Борджиа, - сказал я. - Положу на место. Когда начнете его носить, они сочтут это хорошим симптомом, признаком возрождающегося интереса к жизни. Назовем это нашей маленькой тайной шуткой. Когда сочтете, что час настал, сильно укусите и быстро глотайте. Прощайте, миссис Остерман.

Я отнес шкатулку на место и остановился. Пора было уходить, но что-то заставило меня еще раз повернуться к инвалидному креслу. Наверное, хотелось изречь какие-то заключительные мудрые слова, которые помогут ей, но таких слов не было. Передо мной сидела гордая, сильная и умная женщина, которой грозило многолетнее заточение в ужасных остатках тела. Что ж, я дал ей средство сбежать. Теперь лишь от нее самой зависело, воспользоваться ампулой или нет.

Внезапно Остерман протянула здоровую руку, и я подхватил ее. Казалось, калека вновь пытается заговорить, а слова по-прежнему не желают звучать. Но, видимо, она думала о другом. Пристально, чтобы не упустить вздрагивания, глядя на меня, Остерман опустила обрубок второй руки на мою ладонь. В ответ я лишь улыбнулся.

- Леди, я не похож на маленьких девочек, которых вы можете напугать. Мне хотелось... Проклятие!

Миссис Остерман слегка сжала мои пальцы и отпустила меня. Я повернулся и быстро вышел из комнаты. Эми и сиделка ждали меня в коридоре. Мисс Причард бросила на меня резкий взгляд и поспешила к своей пациентке. Эми успела вытереть влажные щеки, но глаза все еще были красны. Она попыталась заговорить, но я покачал головой.

- Пойдем отсюда.

Снаружи стоял приятный солнечный день. Конечно, если не замечать трости, костыли и инвалидные кресла. Я открыл для Эми дверцу ожидающего такси, сел вслед за ней и попросил водителя отвезти нас назад в аэропорт.

После чего наконец заговорил с Эми.

- Ты молодец, Барнетт. Отлично держалась.

- Мог бы предупредить! - прошептала она.

- Эффект потрясения, - пояснил я. - Он сработал?

Эми уклонилась от ответа.

- Кем была эта несчастная женщина?

- У меня нет настроения отвечать на риторические вопросы. Ты же умная девушка. И прекрасно понимаешь, кем она была.

- Человеком, которым отец... дорожил?

- Точнее говоря, помышлял сделать твоей мачехой. Судя по тому, что она тебе сказала.

- Как ты о ней узнал?

- Обычно мы не уделяем особого внимания подрывникам, которые не слишком хорошо умеют обращаться с оружием. Дело в том, что справиться с такими людьми может кто угодно, главное, их разыскать. Мы специализируемся на ребятах, которые не по зубам всем остальным. И вдруг именно этот сапер попадает в список первоочередной важности. Нежданно-негаданно. Я пришел к выводу, что последнее дельце, которое он провернул, прежде чем попасть в столь изысканную компанию, задело чей-то больной нерв. Операция в Буэнос-Айресе. Сам по себе взрыв посольства еще ничего не объяснял; в последнее время люди взрывают наши посольства повсеместно, и это сходит им с рук. К тому же, Дуг Барнетт принимал в этой истории слишком уж деятельное участие. Вот я и проверил список жертв. За исключением молодой замужней женщины, погибшей вместе со своим супругом, все остальные были мужчинами, а насколько мне известно, твоего отца интересовали все-таки женщины. Конечно, речь могла идти о брате, или другом родственнике, но я никогда не слышал, чтобы у него был брат, да и фамилия Барнетт не фигурировала в списке. Однако в списке раненых, получивших тяжелые и пожизненные увечья, мне попалась некая симпатичная вдова... Разумеется, все строилось исключительно на домыслах. Своего рода рулетка. Однако, как я уже говорил, мне хотелось тебя встряхнуть, показать, что за человек на самом деле твой дружок, и что вытворяет с людьми. Если моя догадка насчет Дуга и этой неизвестной женщины подтвердится, тем лучше. Двух зайцев одним выстрелом.

Я замолчал. Какое-то время мы в молчании ехали по раскалившемуся от солнца бульвару, отравленному выхлопными газами бесконечных машин. Наконец Эми озабоченно посмотрела на меня.

- Почему... почему тебе хотелось встряхнуть меня, Мэтт?

- Ты и сама знаешь. Ты продолжаешь что-то скрывать. - Она вознамерилась возмущенно возразить, но промолчала. Лицо ее слегка порозовело. Я продолжал:

- Рассказываешь мне душещипательную историю о том, как потеряла самоуважение, потому что человек, которому ты позволяла себя избивать, на самом деле тебя не любил и выбрал всего лишь потому, что ты дочь своего отца. Что ж, он и правда выбрал тебя именно поэтому. Но я наблюдал за тобой, когда ты произносила эти слова. Ты вела себя, точно ребенок, затаивший маленький секрет. Думаю, у тебя имеются некоторые причины полагать, что спустя какое-то время твое прекрасное тело, а равно и твое прекрасное "я" будут означать для Альфреда Министера - Альберта Поупа - не просто средство достичь профессионального успеха.

Эми судорожно вздохнула.

- Это нечестно! Я отправляюсь в плавание с человеком, который понятия не имеет, как обращаться с яхтой, но зато вдруг оказывается коварным ясновидящим! - Чуть помолчав, она оправдывающимся голосом произнесла: - В мире так мало любви, Мэтт, что нельзя легко предавать даже крупицу ее.

- Слова я слышал. Теперь поясни, что они означают. Она облизала губы.

- Полагаю, ты знаешь обо мне достаточно, в том числе и то, что у меня было двое парней в колледже, но мечтали они лишь поскорее задрать мне юбку. А Альберт - я до сих пор не могу думать о нем как об Альфреде - был другим, или очень скоро стал другим. Согласна, то, чем мы с ним занимались, то, чем предпочитал заниматься он, нельзя назвать нормальным, или красивым, но... Господи, не знаю, как это выразить! Любовь - такое хорошее слово; и оно вряд ли применимо к его насильнически-собственническому отношению ко мне. Скажу только, что, несмотря на всю неприязнь к нему - я боялась Альберта, ненавидела его власть, и то, во что он пытался меня превратить - я не могу заставить себя предать нечто, сказанное им при достаточно интимных обстоятельствах. Должна же существовать хоть какая-то верность? Да и вряд ли это тебе поможет.

Какое-то время девушка молчала, возможно, ожидая, что я попытаюсь уговорить ее продолжать. Однако я почувствовал, что Эми уже сама убедила себя, и тоже молчал. Наконец она не выдержала и продолжила:

- Однажды, после того, как мы занимались любовью, Альберт велел не беспокоиться, если когда-нибудь он исчезнет без предупреждения. Сказал, что в этом случае он очень скоро даст мне знать, где его найти. Похоже... похоже, он нимало не сомневался, что я приеду. - Эми сделала еще одну паузу и с горечью произнесла. - Итак, шоковая терапия сработала. После встречи с миссис Остерман я не могу больше молчать. Человека, причиняющего другим такие страдания, нужно остановить. Хоть я и не слишком тебе помогла.

- Это будет зависеть от его послания и от того, как скоро оно прибудет. Не намекал, как именно предполагает связаться с тобой?

Эми передернула плечами.

- Тогда я решила, что он имеет в виду простое письмо или телефонный звонок.

- Ты не будешь возражать, если мы станем просматривать твою почту? - спросил я.

Она еще раз пожала плечами.

- Вы, наверное, и так это делаете. Наверное, да.

Я произнес:

- И если ему каким-либо образом удастся связаться с тобою тайно...

Эми в упор посмотрела на меня.

- Полагаю, ты должен был это сказать. Да, Мэтт. Если мы свяжемся, или встретимся, - я немедленно дам знать. Пусть и буду чувствовать себя при этом, как Саломея, сжимающая окровавленную голову Иоанна Крестителя. У меня... у меня не так много любовников, чтобы почем зря выводить их в расход, даже если они этого заслуживают. Мэтт?

- Да?

- После того, как я убежала, ты довольно долго пробыл в этой комнате.

- Я задержался лишь для того, чтобы спросить миссис Остерман, не могу ли чем-либо ей помочь. Эми не сводила с меня пристального взгляда.

- И что она ответила?

- Подумай сама, крошка. И не спрашивай, если не хочешь услышать правдивый ответ. Она слегка вздрогнула.

- Пожалуй, я уже знаю ответ. Этот мир далеко не так прекрасен, как чудилось в детстве. Правда, я и тогда была довольно глупой и сентиментальной девчонкой.

- Бьюсь об заклад, ума у тебя хватало, - отозвался я. Эми слегка улыбнулась, но улыбка получилась довольно печальная. Что ж, день выдался не слишком радостный.