"Опустошители" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Дональд)

Глава 3

Я уже битый час караулил, затаившись меж кустов, и преисполнялся терпения, ибо удостоверился: кого-то из обитателей серебристого трейлера терзает бессонница, несварение желудка либо нечистая совесть. В прицепном домике ворочались и копошились, невзирая на два часа пополуночи. Было слишком темно, чтобы разглядеть подробности, но все же двери, наконец, распахнулись, и в освещенном проеме замаячил женский силуэт.

Лицо казалось расплывчатым светлым пятном, а очертания фигуры терялись под халатом, или свободным домашним платьем. Соскочив наземь, женщина поневоле подхватила волочившийся по слякоти подол. Изнутри окликнул тоненький голосок, незнакомка застыла, точно вкопанная, потом ответила, не поворачивая головы:

— Все в порядке. Пенни, Только подниму стекла кабины. Дождь начинается. Спи, доченька.

Она и впрямь забралась в автомобиль, втянула за собою длиннополое одеяние, захлопнула дверь и стекла подняла, как обещала. Помедлила за рулем. Различить физиономию я, разумеется, не мог. Во-первых, чересчур уж было темно, а во-вторых, физиономии уткнулась в ладони, склонилась на баранку. Человекоподобная дрель, похоже, решила всплакнуть. Но это — неотъемлемое право каждого, особенно если накануне обильно оросил цветущего молодого мужчину серной кислотой, а потом удобрил кислотой синильной. И безусловно, чувствам легче дать выход подальше от ребенка.

Пришлось напомнить себе: еще не доказано, что убийца Грегори — миссис Дрелль. А я не доказательства собирать явился. Мак недвусмысленно дал понять: надо втереться в доверие к этой даме и завоевать ее благое расположение. Чего ради — неведомо. Пока... Способность ужасаться содеянному и проливать слезы служила знаком весьма обнадеживающим. Вовремя подставленное, хорошо поглощающее влагу мужское плечо может прийтись госпоже Дрелль весьма по вкусу, кстати.

Пожалуй, это покажется махровым цинизмом: созерцать рыдающую женщину и рассуждать в подобном духе. Не промокни я до костей, не замерзни до полусмерти, не дрожи как осиновый лист — возможно, и ощутил бы нечто схожее со стыдом. Но сейчас я желал одного. Пускай доревется до соплями забитого носа, не сумеет нашарить платка и включит лампочку. Дозволит разглядеть свои прелестные черты. А потом пускай отправляется почивать в уютном сухом трейлере и другим даст убраться куда посуше и потеплее.

Звук, раздавшийся позади, разом прервал мои непрофессиональные рассуждения. Легкий шорох и пошаркивание сообщали, что я не единственный ночной мечтатель, облюбовавший эту рощицу. Кто-то иной слонялся вокруг в надежде подглядеть или подслушать. Шорох умолк столь же внезапно, сколь и возник. Миссис Дрель покинула кабину и возвратилась к трейлеру. Провела по глазам широким рукавом, пригладила волосы обеими ладонями, выпрямилась и скрылась внутри, так и не удостоив меня возможности полюбоваться ею во всей красе.

Я лежал не шевелясь. Женщина сказала дочери: начинается дождь, — и, к сожалению, не солгала. Капли падали густо и часто, шелестели в сырой лесной подстилке, шептались в зеленых древесных кронах. Человек позади поднялся и зашагал прочь. Я последовал за ним, однако не поднимаясь, ползком. С паршивой собаки — хоть шерсти клок. Шум дождя заглушал мое продвижение, а палая листва, пропитавшись влагой, шуршать не склонна. Правда, некоторое время и расстояние спустя я предпочел бы рисковать каким угодно предательским шумом, но ползти по сухой, прокаленной солнцем почве.

Человек показался мне довольно высоким, а двигался упруго и проворно. Молодой, но либо лысый, либо стриженый под ноль: даже когда соглядатай начинал таять в темноте, голова продолжала отблескивать под еле заметными лунными лучами, сочившимися меж ветвей. Охотник и следопыт из парня был никудышный. Он топал, точно заблудившееся стадо слонов и, по-видимому, действительно заплутал. Ибо минуту спустя остановился, озадаченно повертел башкой, негромко свистнул. Из кустов по левую руку донесся ответ:

— Сюда, Ларри! Все хорошо?

— Господи, ну и промок же я! Холодно, льет как из ведра, тьфу!

— Просохнешь. Докладывай.

— Форд на месте. Бабенка умна и не станет привлекать лишнего внимания, уплатив за стоянку и укатив среди ночи. Зачем-то бегала в кабину. Кажется, ревела.

Человек презрительно хохотнул и продолжил:

— Небось до утра не уснет! Видел бы ты, что у бедолаги от лица осталось... Но опять же вопрос: она ли это сделала?

— Не упустил бы их в Регине — и вопросов не возникло бы.

— Да они же, черт возьми, к зубному врачу ездили! Кто и когда сидел у дантиста меньше часа? Невидимый собеседник отозвался:

— Хотел бы я знать, чего ради покойник возле нее увивался? В гробу она его, голубчика, видела. Н-да... Теперь уж точно — в гробу. И заколоченном.

Я услышал, как второй человек поднимается.

— Ладно. Их сиятельство опочили, а нам пора к телефону. Пойдем.

Времени убраться я им предоставил с лихвой, и немалой, а поэтому, вернувшись к прицепному домику, Промок уже не просто до костей, а до мозга костей. Госпожа Коловорот, по-видимому, выплакала свое раскаяние сполна и обрела вожделенный покой, ибо ни единого звука из трейлера теперь не долетало. Я решил, что можно покинуть опечаленную странницу до утра, обсохнуть, хоть чуток перекусить и хоть минутку вздремнуть. Последний гамбургер я проглотил за двести миль отсюда, в придорожном кафе. А глаза смыкал и того раньше. Но мы, железные и несокрушимые агенты, великолепно можем обходиться безо всякого сна сутки напролет. По крайности, приказы отдают на основе этой остроумной теории.

В кемпинге парил густопсовый апартеид. Вернее, дремучий феодализм. Неотесанные смерды, ютившиеся по палаткам, располагались розно от аристократии, спавшей в трейлерах, точно в наследственных замках. Мне отвели для брезентовой лачуги место близ опушки, и я рассудительно решил сперва расположиться на ночлег, и уж после отправляться играть в индейских лазутчиков. Малыш фольксваген стоял у палатки, рыльцем ко входу. Издали все выглядело чудно, сулило уют, сравнительно чистую постель, а в придачу — плитку шоколада на сон грядущий, дабы не пробудиться умеревшим с голоду.

Но по ближайшем рассмотрении фольксваген определенно перестал казаться милым и безобидным. В машине кто-то восседал: судя по длинным волосам — женщина. Впопыхах я решил, будто подопечная опередила и успела пробуравить себе вход а машину. По крайности, иных женщин М. Хелм в кемпинге не знал и знать не хотел. Но когда гостья узрела меня, распахнула дверцу и выбралась навстречу, сразу стало ясно: девица в потоньше, и пониже миссис Дрелль.

Она стояла спокойно и невозмутимо следила за моим приближением. Я различил пару тетиных обтягивающих брюк, пальто и перчатки светлого цвета. Волосы казались очень темными или черными. Женщина подняла капюшон, спрятала в нем голову — то ли от ливня, то ли от моего испытуещего взгляда.

— Клевенджер? Вы зарегистрировались: Дэвид П. Клевенджер, из Денвера, штат Колорадо.

— Так точно. Теперь поговорим о вашей персоне.

— Только не здесь. Гостиница “Виктория”, комната четыре-одиннадцать. Но сперва приведите себя в порядок. Мокрых и грязных оборванцев оттуда вышвыривают.

— Викторианские нравы, — хмыкнул я. — Уверены, что приду? С какой стати?

Она улыбнулась. У нее были ровные белые зубы, сверкнувшие в глубине капюшона. Пожалуй, должна быть весьма хорошенькой...

— Конечно, придете. Иначе доведется пояснять регинской полиции, почему в покинутом вами домике остался мертвец. Мертвец, не сомневаюсь, окоченел задолго до вашего прихода, но это уж доказывайте сами. Заодно поведаете, где обучились так лихо откидывать защелки английских замков. Канада — чужая страна, мистер Клевенджер, и полиция здесь очень въедливая. Комната четыре-одиннадцать.

— Обеспечьте бутерброд с жареной говядиной и выпивку, тогда соглашусь.

Она засмеялась и, развернувшись, пошла прочь. Ну что ж, подумал я, глядя в удаляющуюся спину, первые пешки двинуты, легче стало жить на свете. И дебют, похоже, удачен: я не потратил сил, пытаясь обнаружить соглядатая, тот — вернее та — объявился добровольно. Теперь, в согласии с инструкциями, полагалось определить имя и служебную принадлежность незнакомки.