"Последнее воплощение" - читать интересную книгу автора (Белозеров Антон)Глава 8. Комета возглавляет оборону родной деревни.…Раздался оглушительный звон металла и грохот разбивающейся глиняной посуды… Девушка открыла глаза и посмотрела себе под ноги. На дощатом полу валялся большой медный поднос, засыпанный черепками и перемазанный остатками пищи. — Что с тобой, Комета? — раздался громоподобный женский голос. В этом голосе не было злобы или угрозы. Несмотря на необыкновенную силу, он звучал участливо и почти нежно. Девушка подняла взгляд. Голос как нельзя лучше подходил его обладательнице — высокой кряжистой женщине с грубым лицом и кожей землистого цвета. Это была матушка Гордола из рода горных копателей — человекообразное существо, которое, тем не менее, к человеческому роду не относилось. Девушка попыталась вспомнить, кто она такая и как здесь оказалась. Ведь только что она была Латэлой Томпа и сидела в кабине метропоезде, а майор тайной полиции Бэр Лигволд целился ей в голову из пистолета. Впрочем, не так давно она также была баронессой Найей Кайдавар, а кроме того, вполне возможно, и другими личностями, воспоминания о которых были не столь отчетливы, но которые все же проплывали мимолетными образами на самой границе сознания. — Комета, тебе плохо? — ласково прорычала матушка Гордола. Комета. Так звучало имя девушки. Начало воспоминаниям было положено, оставалось только размотать их, как клубок пряжи. Правда, быстро выяснилось, что вспоминать Комете особенно-то и нечего. Как с прискорбием констатировала новая личность, воплотившаяся в теле девушки, его прежняя обладательница была, что называется, «дурочкой». Кроме того, она даже не являлась человеком. По крайней мере, человеком на все сто процентов. Девушка с внутренней дрожью поднесла пальцы рук к глазам. Так и есть. Сами пальцы были похожи на человеческие, но заканчивались не ногтями, а расширяющимися подушечками с присосками. Такие же присоски были на пальцах босых ног. Как ни странно, это открытие ничуть не напугало девушку. Комета, которой принадлежало это тело, продолжала оказывать немалое влияние на новую сложносоставную личность. Все, что знала Комета об окружающем мире, ограничивалось деревней, в которой жили горные копатели, древоточцы, кентавры и прочие нелюди. Сама Комета была дочерью дриады и человека. Никто не знал, была ли причиной ее рождения излишняя любвеобильность обитательницы леса или имело место насилие грубого воина над нежной дриадой. Мать подкинула маленькую девочку на порог придорожного трактира, принадлежавшего матушке Гордоле, а сама вернулась в родной дом — вечнозеленые леса — и никогда больше не навещала своего ребенка. Комета выросла в деревне, которая принадлежала нечеловеческому миру, и немногочисленные люди, останавливавшиеся на ночлег в трактире матушки Гордолы, ни за что не признали бы в девочке свою соплеменницу. Действительно, достаточно только было взглянуть на ее руки, чтобы понять, что Комета — типичная полукровка. Свое имя Комета получила за необыкновенно густые волнистые волосы, доставшиеся ей от матери-дриады. Правда, в отличие от зеленоватого оттенка лесных обитательниц, ее волосы были огненно-рыжими. С раннего детства хлопоча по хозяйству в трактире, Комета стягивала их на затылке в «конский хвост», и длинные рыжие пряди развивались позади, как хвост настоящей небесной путешественницы. Комета жила и работала у матушки Гордолы за ночлег и еду, но хозяйка относилась к ней скорее как к дочке, чем как к прислуге. Муж и двое сыновей Гордолы погибли в шахте под завалом еще до того, как появилась Комета, поэтому нерастраченные материнские чувства хозяйки трактира обратились на приблудную девочку. Комета росла и взрослела, но ее разум оставался на уровне пятилетнего ребенка. Она умела готовить, подавать на стол и убирать грязную посуду, но расчеты с клиентами и прочие финансовые вопросы находились выше ее понимания. В деревне к ней относились хорошо, даже задиристые жеребята кентавров не обижали простодушную и беззащитную девочку. И вот в одно мгновение все изменилось. Комета превратилась непонятно во что — ни в Латэлу Томпа, ни в Найю Кайдавар. Она обрела воспоминания других людей, но при этом не утратила и своей собственной личности. Неожиданное превращение из Латэлы в Комету было слишком большой нагрузкой для человеческой психики. Но та личность, которая воплотилась в Комете, довольно быстро справилась с потрясением. Логическую часть осмысления собственного «Я» взяла на себя Латэла. Она легко и естественно восприняла факт своего нового перерождения. Теперь она поняла, что сон про Найю Кайдавар, с которого начались ее приключения, на самом деле сном не являлся. Под влиянием каких-то неведомых сил личность погибшей баронессы слилась с личностью Латэлы, а затем, в свою очередь, обе они воплотились в теле Кометы. Найя Кайдавар также не протестовала против нового воплощения. Она вновь была готова бороться со злом и несправедливостью, и ей было все равно, в каком теле это делать. Неразвитый разум Кометы не просто вместил в себя пару (а скорее всего, гораздо больше) новых личностей, но и связал их в одно целое. Причем, как ни странно, именно Комета доминировала в этом оформившемся триумвирате. Впрочем, почему странно? Ведь, в конце концов, это тело принадлежало ей. Она была связана с ним врожденными рефлексами и приобретенными навыками. А новые составляющие — Латэла и Найя — выступали скорее советниками, чем соправителями. — Я — Комета, — прошептала девушка, еще раз посмотрев на свои пальцы. — Да что с тобой? — раздался над ее головой голос матушки Гордолы. — Ты плохо себя чувствуешь? Пока девушка занималась самоидентификацией, горная копательница приблизилась к своей воспитаннице. Матушка Гордола была в полтора раза выше Кометы и втрое шире ее в плечах, бедрах и талии. Ее громадная жесткая рука осторожно погладила голову девушки. — Ничего, спасибо, — ответила Комета. — Я задумалась. — Задумалась?! — Гордола беззлобно рассмеялась, так что зазвенели стекла в окнах трактира. — Вы слышали? Она задумалась! В этих словах звучала не издевка, а искренняя радость. Но, кроме копательницы, никто не оценил первых разумных слов в жизни Кометы. И не удивительно. Сегодня в трактире собрались все самые уважаемые жители деревни, а также представители соседних селений. Они сидели за столами и слушали трех послов из мира людей, которые прибыли сюда, чтобы говорить от имени короля Нарданала. Никто из присутствующих, кроме матушки Гордолы, даже не обратил внимания на то, что девушка случайно уронила поднос. — Извините, что я разбила посуду, — Комета нагнулась и начала собирать на поднос рассыпавшиеся по полу черепки. — Сейчас я все уберу. — Ох, Комета, что-то все же с тобой неладно, — покачала головой Гордола. — С каких это пор ты стала называть меня на «Вы»? Ну-ка сядь на стул и отдохни. Я сама все уберу. — Трактирщица села на корточки и одним движением своей огромной ладони смела на поднос весь мусор. — А еще лучше, иди-ка, приляг на кровать. — Спасибо, матушка Гордола, — Комета попыталась изобразить улыбку. — Я лучше немножко посижу тут. — Ну, как знаешь, — Гордола встала и понесла поднос на кухню. — Если опять голова закружится, позови меня. — Обязательно. Комета села в угол на свободный стул, поставила локти на стол и уперлась подбородком в раскрытые ладони. Она видела спины самых разнообразных созданий, которые слушали человеческих послов. Самих послов она не могла разглядеть — их загораживали массивные фигуры горных копателей и рослых кентавров. Зато Комета хорошо слышала, о чем говорили люди. Всего несколько минут назад, до перевоплощения, этот разговор ее совершенно не интересовал — она просто не понимала большей части мудреных слов. Но теперь Комета внимательно вслушивалась в беседу, так как хотела разобраться в окружающем мире. — Наш добрый и благородный король Нарданал, — раздавался густой бас одного из послов, — предлагает вам, жителям Горной страны, свою защиту и опеку. Под его сильной и мудрой дланью вы больше не будете страдать от бед и несчастий. — Но мы и раньше не слишком-то бедствовали, — возражал кто-то из нелюдей, судя по легкой шепелявости, древоточец. — Зачем же нам идти на поклон к вашему королю? Что он нам даст такого, чего у нас нет? Посол словно ждал этого вопроса. Ничуть не поколебавшись и не смутившись, он заявил: — Великий король Нарданал дарует вам закон и порядок! Это то, что отличает разумных существ от дикарей. Это то, что лежит в основе государства. Это то, что возвысит вас над прочими существами. — Кроме закона и порядка вы получите право на триединение, — послышался другой человеческий голос, глуховатый и вкрадчивый. — Наша святая Триединая церковь готова принять вас в свое благословенное лоно. Вы получите возможность очиститься от греха и спасти свои души от жестоких мучений в пламени загробного мира. Примите благоволение Шира-Вада-Дагна, и вы обретете любовь и успокоение в сердцах своих. — Наши предки жили без всякого триединения и были достойными и честными существами, — сказал один из пожилых кентавров. Комета раньше никогда его не встречала. — Это самое главное заблуждение! — с торжеством вскричал человеческий посол. — Нельзя быть достойным человеком… я хотел сказать, достойным существом, и при этом не принадлежать к святой Триединой церкви. Лишь сподобившись божественной милости Шира-Вада-Дагна вы сможете надеяться на прощение и искупление своих грехов. В противном случае тьма и дикость невежества так и не выпустят ваши души из своего плена. За нежелание признать свет истины вы понесете страшную кару, и ваши потомки будут прокляты во веки веков. — Ты хочешь, чтобы мы разорвали тысячелетние традиции, отреклись от своих отцов и дедов? — мрачно спросил кентавр. — Я призываю вас испить благодати из рук святой Триединой церкви! — упоенно провозгласил человек. — Я призываю вас спасти свои души и души ваших детей. Лишь в лоне святой Триединой церкви обретете вы милость и любовь великого Шира-Вада-Дагна. — Тьфу! — проворчал кентавр. — Ты, видимо, не слышишь, о чем я спрашиваю. Твердишь свои заклинания и не можешь ответить на мой вопрос. — Просто ты не о том его спрашиваешь! — не выдержала Комета. — Спроси лучше у этих послов, во сколько вам обойдутся королевская защита и милость Триединой церкви. Комета решительно растолкала кентавров, древоточцев, горных копателей и вышла на середину зала, где сидели послы. Как она и ожидала, ее глазам предстали три человека. Один из них был воином и дворянином. Он был одет в бархатную пунцовую куртку, а его грудь защищала стальная кираса. Поверх кирасы была накинута перевязь с длинной шпагой, а талия была обернута длинным кушаком, который служил своеобразной «кобурой» для двух больших фитильных пистолетов. На голове дворянина красовалась мягкая широкополая шляпа с пучком длинных пушистых перьев. На его ногах были одеты высокие кожаные ботфорты и ярко-синие штаны. Пальцы дворянина украшали перстни с драгоценными камнями. Его лицо можно было бы назвать красивым, если бы на нем не была написана нескрываемая смесь презрения, высокомерия и самолюбования. Второй посол, несомненно, являлся священником. Он был одет в длинную сутану с капюшоном, подпоясанную толстой грубой веревкой. Его лицо было неестественно бледным и высохшим, как у вылезшего из могилы покойника. Особенно Комету поразили глаза этого человека — полупрозрачные бледно-голубые глаза безмозглого фанатика, с которым совершенно бессмысленно спорить. На шее священника висела толстая тяжелая цепь, к которой был прикреплен массивный треугольник из кованого металла. Третий посол носил сюртук и штаны из черной шерстяной ткани. На его ногах были одеты тяжелые кожаные ботинки. Голову его покрывала высокая войлочная шляпа с узкими полями без каких-либо украшений. На коленях этот человек держал толстый кожаный портфель. Все трое людей с изумлением разглядывали Комету. Также удивлены были и жители деревни. Они не ожидали, что прислуживавшая в трактире дурочка вдруг вмешается в чрезвычайно важную беседу, способную изменить ход истории. Комета обратилась к нечеловеческим существам, широким жестом указав на послов: — Вы видите перед собой трех человек, трех представителей государства, которое предлагает вам свою защиту, помощь и спасение ваших душ. И кто же эти люди? Воин, олицетворяющий силу государства. Священник, якобы выступающий от имени бога. Чиновник, представляющий закон. Задача послов — заставить вас поверить в то, что вам необходимо стать частью этого государства, принять его закон, религию и нравы. Пожилой кентавр согласно кивнул головой. Люди еще не понимали, к чему клонит Комета, но слушали ее внимательно и настороженно. Убедившись, что ей удалось полностью завладеть вниманием собравшихся, Комета продолжила свою речь: — Возникает только один вопрос: что эти люди потребуют ОТ ВАС? В этом мире ничего не дается просто так. Все имеет свою цену. Эти люди предлагают вам свои услуги, но пока умалчивают об их цене. Итак, начнем с вас. — Комета указала на дворянина. — Как вас зовут? Дворянин встал, выпрямился, горделиво вскинул голову и положил руку на эфес шпаги: — Я уже имел честь называть свое имя перед собравшимися, но ради вас с радостью и произнесу его снова, ибо по праву им горжусь. Я граф Эрдаван Гамилианский, посол его величества короля Нарданала. — Очень приятно познакомиться! — Комета сделала легкий реверанс в стиле Найи Кайдавар. — Сразу видно, что вы человек чести и достойный рыцарь. Так не откажите мне в любезности и ответьте, что вы потребуете от нас всех, если мы станем подданными вашего короля? Граф Гамилианский внушительно произнес: — Долг каждого честного подданного королевства — повиноваться своему сюзерену, выполнять все его приказы и стараться угадывать невысказанные желания. — Но король далеко. Откуда мы узнаем о его желаниях? — От королевских наместников и доверенных слуг. — То есть от дворян? — уточнила Комета. — Вы будете взимать налоги от имени короля, вы позаботитесь о том, чтобы народ исправно оплачивал содержание абсолютно не нужного ему государственного аппарата. Эрдаван презрительно скривил губы: — Я не торговец и не приказчик, чтобы обсуждать подобные низменные вопросы. Дело дворян — славные деяния на войне… — То есть вы и в войну нас втянете, чтобы вам не было скучно, — насмешливо произнесла Комета, обводя глазами всех собравшихся в трактире. — Вам мало того, что вы станете хозяевами на нашей земле и превратите нас в своих послушных слуг. Вы еще заставите нас сражаться и погибать ради вашего развлечения, или, что еще хуже, ради захвата новых земель. Вы потребуете чтобы мы, ваши рабы, убивали других людей и нелюдей, которые, в отличие от нас, не покорятся вам по своей воле. Граф побледнел от гнева и нервно стиснул рукоятку шпаги. Комета сделала вид, что не заметила этого движения, повернулась к Эрдавану спиной и обратилась к священнику: — Теперь ваша очередь. Как вас зовут? — Отец Балимолт, — представился тот, не вставая. — Чей отец? — переспросила Комета. — Я отец и пастырь всякого живого существа, принявшего слово божье, обратившегося в святую триединую веру и ставшего частью паствы Триединой церкви. — А что надо сделать, чтобы стать частью Триединой церкви? Священник решил, что преуспел в своей агитации, и с воодушевлением заговорил: — Для начала надо пройти обряд триединеия. Святой отец своим благословенным символом веры очистит твое тело от скверны, совершив три надреза: два на груди и один на животе. Шрамы от этих надрезов станут свидетельством того, что ты обрела милость в глазах Шира-Вада-Дагна. Поясняя свои слова, отец Балимолт взялся рукой за треугольник, висевший у него на груди. Оказалось, что это не цельнокованый предмет, а своеобразный нож в ножнах. Нижняя сторона треугольника служила поперечной рукояткой, тогда как две другие были остро отточены. Именно этот треугольный нож священник называл «символом веры» и им собирался полосовать тела новообращенных. — И это все? — спросила Комета. — После этого моя душа будет спасена? — Обряд триединения — лишь первый шаг на пути к очищению души. Тебе простятся твои прежние невольные прегрешения, но всю оставшуюся жизнь ты должна будешь каяться за грехи новые. — Что же Триединая церковь считает грехами? — Смертоубийство, сквернословие, хищение, употребление пищи, питие жидкостей, совокупление, вожделение… — Стоп, стоп! — перебила священника Комета. — Со смертоубийством и хищением я еще согласна, но питание и продолжение рода — это совершенно естественные потребности любого живого существа. Почему же они приравниваются к преступлениям? — Любое ублажение собственной плоти есть смертный грех! — воскликнул отец Балимолт. — То есть, жизнь — это грех? — прищурилась Комета. — Ты совершенно верно поняла суть триединой веры, дочь моя! — просиял священник. — Я еще не твоя дочь, — оборвала его восторг Комета. — Мне бы хотелось узнать, в чем будет заключаться покаяние за мою греховную жизнь? — Ты должна будешь постами и молитвами очищать свою душу, в чем тебе с радостью поможет Триединая церковь. Ибо, как заповедал нам милосердный Шир-Вад-Дагн… — Сколько это будет стоить? — Комета посмотрела прямо в глаза священника. Тот слегка растерялся и ответил: — Паства Триединой церкви регулярно дарует своим святым отцам треть всех своих доходов. Кроме того, особенно ревностные и праведные почитатели Шира-Вада-Дагна не ограничиваются сим скромным вкладом и ради спасения своей души жертвует на нужды церкви все свое достояние. — Треть доходов! — Комета подняла палец и повернулась к деревенским представителям: — Запомните эту цифру, уважаемые. После чего она обратилась к последнему послу: — Какова твоя должность и как тебя зовут? — Я Паор Диаклат, нотариус Земельной Коллегии его величества короля Нарданала. — Зачем ты здесь? — Мне поручили определить размеры этих земель и рассчитать причитающийся с них налог. — Вы слышите?! — Воскликнула Комета, обращаясь к нелюдям. — Вы еще не стали подданными короля, а ваши земли уже описывают. Горные копатели, древоточцы и кентавры возмущенно зашумели. Чтобы перекрыть гул голосов, Комета повысила голос: — А скажи нам, господин нотариус, каков размер этого налога? Совершенно сбитый с толку Паор Диаклат вынул из своего портфеля толстую пачку листов пергамента с королевскими гербами и начал перечислять: — За пользование своими землями король требует половину всего урожая. Кроме того, отдельная плата взимается за прокладку дорог, строительство общественных зданий, содержание местных судей, рыбную ловлю, сбор ягод и грибов в окрестных лесах, использование в хозяйстве вьючных и ездовых животных, разведение крупного и мелкого скота, птицы… — По-моему, вполне достаточно! — с улыбкой прервала Комета. — Мне уже все ясно. А вам? Она посмотрела на деревенских жителей. Те уже были не просто возмущены, но и не на шутку разгневаны. Только теперь они поняли, что скрывалось за красивыми лживыми словами человеческих послов. Комета решила, что пора подытожить эту встречу: — Уважаемые соседи, сограждане и сотоварищи! На этой земле жили ваши предки, на этой земле живете вы, на этой земле будут жить ваши дети. От вас зависит, останется ли эта земля свободной и счастливой, или ее захватят жадные и корыстолюбивые люди. Послы сказали, что принесут вам закон и защиту. Но за это они лишат вас большей части вашего имущества, нажитого не только вашим собственным тяжелым трудом, но и стараниями ваших достопочтенных предков. Послы сказали, что спасут ваши души. Но за это они требуют еще треть всех ваших доходов. Так что же останется вам? Нищета! Люди хотят сделать вас своими рабами. Хотите ли ВЫ этого? — Нет, не хотим! — единодушно закричали все нечеловеческие существа. Комета сказала послам: — Мы выслушали ваше предложение. Наш ответ вы также слышали. Я думаю, что вам больше нечего делать в нашей деревне. Граф Эрдаван Гамилианский медленно оглядел Комету с головы до ног испепеляюще-яростным взором и стиснул эфес шпаги. Если бы в трактире не сидели горные копатели, он бы, несомненно, пустил в дело оружие, чтобы избавиться от девушки, нарушившей все его планы. Отец Балимолт также злобно сверлил Комету своими водянистыми глазами. Только Паор Диаклат не собирался никому угрожать. Он сам был до смерти напуган и мечтал только об одном: оказаться как можно дальше от этого страшного места, полного чудовищ. Послы вышли за дверь, сопровождаемые свистом и хохотом нелюдей. Комета также покинула трактир, чтобы посмотреть на отъезд гостей. Оказалось, что послов сопровождал эскорт: шесть всадников в металлических шлемах и кирасах, со шпагами на поясах и с массивными пистолетами в седельных кобурах. Также Комета увидела четырех взрослых кентавров, которые стояли возле паланкина — кабинки с мягким креслом, прикрепленной к двум длинным шестам. На груди и животе каждого кентавра виднелись три рубца. Кроме всадников и кентавров-триединистов возле трактира толпились жители деревни, которым не хватило места внутри. Они с любопытством разглядывали пришельцев, обсуждали их одежду и вооружение. Всадники старательно делали вид, что не замечают направленных на них взглядов и не слышат разговоров нелюдей. Кентавры-триединисты перебирали копытами, не поднимая глаз, и не отвечали на вопросы своих соплеменников. Наверное, они боялись совершить какой-нибудь очередной греховный поступок, за который придется отвечать перед церковью. Выйдя из трактира, граф Гамилианский одним легким движением взлетел в седло своего горячего скакуна. Нотариус неуклюже вскарабкался на смирную лошадку. Священник сел в паланкин, и кентавры подняли его, взявшись за шесты. Повинуясь взмаху руки графа, посольство двинулось прочь из деревни. Никто из людей не обернулся. Юные жеребята кентавров поскакали было следом, но строгие окрики взрослых заставили их вернуться в деревню. — Они вернутся, — услышала Комета за спиной голос пожилого кентавра, который вышел из трактира следом за ней. — Они так просто не отступятся. — Я знаю, — Комета вздохнула. — Но я надеюсь, что люди еще не настолько сильны, чтобы нас сломить. Кентавр мягко взял ее за плечи и подтолкнул обратно к двери трактира: — Пойдем, нам надо о многом поговорить. Первой, кого Комета увидела внутри, была матушка Гордола. — Что с тобой, девочка? — горная копательница с испугом смотрела то на свою приемную дочь, то на идущего сзади кентавра. — Хрумпин, что случилось с моей Кометой? Я слушала, что она говорит, но поняла едва ли половину ее слов. — Это называют «светлым воплощением», — ответил кентавр. — Эта девочка больше не Комета. В ней воплотился дух предков. — Нет, я Комета! — запротестовала девушка. — Я еще сама не разобралась в том, что со мной произошло, но могу твердо сказать: я — Комета. — Ты что-нибудь помнишь о своей предыдущей жизни? — спросил Хрумпин. — Достаточно четко я помню о двух жизнях, но, как мне кажется, если постараться, то можно вспомнить и другие. Кентавр удивленно поднял брови: — О двух? Первый раз слышу о таком явлении. И ты лучше пока не старайся вспомнить все, не напрягай голову. Тебе сейчас нужно отдохнуть, посидеть и расслабиться… — Да, Комета, — сказал один из древоточцев, пододвигая девушке стул, — сядь с нами. Ух, и здорово ты врезала этим людишкам! — А мы-то хороши, — подхватил другой, — уши развесили, рты раскрыли. Надо было сразу гнать их отсюда! — А вот я слышал, что на Побережье тоже поначалу отказались признавать королевскую власть, — произнес какой-то кентавр. — Да только когда люди навалились на них всей своей силой, сразу запросили пощады и согласились на все условия. Хрумпин, ты много путешествовал и много чего повидал. Расскажи, как это было? Но пожилой кентавр не торопился начинать рассказ. Похоже, его интересовала только Комета и ее «светлое воплощение». Однако и девушка присоединилась к просьбам жителей деревни: — Хрумпин, я почти ничего не знаю о мире за пределами этой деревни. Но теперь я чувствую, что скоро мне эти знания понадобятся. Расскажи, пожалуйста, что это за мир? Кентавр вздохнул и заговорил: — Как все вы знаете, наш мир состоит из двух огромных материков, разделенных Междуземным проливом. Люди живут на западе. Мы живем на востоке. Долгие годы люди и нелюди практически не общались друг с другом. Лишь немногочисленные купцы да торговцы переплывали с материка на материк, чтобы обменяться товарами. Но с недавних пор все изменилось. Люди начали строить большие корабли, которые приводятся в движение парусами. Люди овладели искусством огненного оружия. Раньше они воевали друг с другом, но около ста лет назад одно королевство победило мелкие государства и подчинило их себе. Теперь взоры людей обратились на восток. Сначала хитростью и уговорами они добились разрешения поселиться на Побережье. Но через некоторое время вдруг оказалось, что переселенцев с западного материка так много, что наши прибрежные обитатели перестали быть хозяевами в собственном доме. Люди принесли свои законы и свою религию, а тех местных жителей, которые пытался отстаивать свои права, либо изгоняли, либо убивали. К сожалению, тогда мы еще не осознали всей угрозы, поэтому не объединились в борьбе против общего врага. Так в мире нелюдей возник раскол. Некоторые прибрежные народы признали королевскую власть и приняли триединую веру. — Как те кентавры-носильщики, что теперь таскают паланкин со священником, — вставил древоточец. — Совершенно верно. На их примере вы видите, какое место уготовано нелюдям в человеческом государстве. Как говорила Комета, мы для людей — сильные и выносливые рабы. Но и Побережья людям показалось мало. Теперь они собираются расширить свои границы. Вначале люди присылают своих послов, чтобы уговорить местных жителей добровольно расстаться со свободой. Если же этот номер не проходит, люди захватывают земли силой. Люди многочисленны и лучше нас вооружены. Но в Холмогорье уже собираются отряды кентавров, чтобы дать отпор захватчикам. Собственно, для того я и прискакал в вашу деревню. Я рассчитывал найти добровольцев, желающих сражаться за родной дом. Совершенно случайно я встретил тут человеческих послов. Если бы не Комета, я сам раскрыл бы вам глаза на их коварные замыслы. Однако эта девушка справилась лучше меня. Комета скромно опустила глаза, слушая обращенные к ней хвалебные крики двух десятков горных копателей, древоточцев и кентавров. Хрумпин продолжил: — К счастью для всех нас, на эту девушку снизошло «светлое воплощение». Силы ее души и разума увеличились за счет памяти и опыта предков… — А вот в этом я не уверена, — сказала Комета. — Не хочу вас разочаровывать, но мои воспоминания не имеют ничего общего с этим миром. — Неужели? — удивился Хрумпин. — Что же ты помнишь? Комета сжато и коротко пересказала истории жизней Найи Кайдавар и Латэлы Томпа. Многое она не стала упоминать. Так, например, она ничего не рассказала об уничтожении нескольких поселений зиганьеров, от своего преображения в доме Бургуна сразу перейдя к возвращению в замок Кайдавар. Если первая жизнь была нелюдям достаточна ясна, то мир гигаполиса Птиола и чудовищный аппарат государственного подавления оказался выше их понимания. — Так что в некоторых вопросах я по-прежнему остаюсь ограниченной Кометой, — улыбнулась девушка. — Я совершенно не представляю, где находится Побережье, что такое Холмогорье, и как велика наша Горная страна. — Ну, это объяснить достаточно просто, — сказал Хрумпин. — Побережьем называется часть суши вдоль Междуземного пролива. Горная страна, где мы сейчас находимся, лежит к северо-востоку от пролива. Холмогорьем называют необъятные холмистые равнины, расположенные на востоке от Побережья, то есть к югу от Горной страны. А на юго-востоке находятся озера и леса, населенные лесными жителями: дриадами, фавнами и водяными. Как нам известно, основной удар люди готовят на востоке — в Холмогорье, так как на равнинной части их армия может использовать свои главные преимущества: конницу и огнестрельное оружие. Горная страна представляет собой естественную крепость, а озера и леса для людей практически непроходимы. Именно поэтому они стараются действовать здесь больше хитростью, чем силой. Однако вам теперь придется всегда быть наготове. Если люди положили глаз на эту землю, они сюда вернуться… Слова Хрумпина были прерваны громкими криками на улице. Собравшиеся в трактире выбежали наружу. Оказалось, что в деревню прискакал молодой кентавр. Его спина была залита кровью, и другие кентавры уже начали оказывать ему первую помощь, прикладывая к ране целебный мох. Но молодой кентавр вырывался и кричал: — Позовите Хрумпина! Немедленно позовите Хрумпина! — Я здесь! — крикнул кентавр и поскакал навстречу. — Что случилось, Махир? — Остальным Хрумпин объяснил: — Это Махир, мой племянник и помощник. Мы вместе прискакали из Холмогорья и разделились в долине, чтобы обойти несколько горных деревень. Махир произнес, обращаясь к Хрумпину, но его громкий голос слышали все: — Сюда идут люди! Около сотни пехотинцев и два десятка всадников. Я скакал к тебе из соседней деревни, когда увидел их отряд, идущий по дороге. Я обогнал его по лесу, чтобы предупредить вас, но меня заметили. Я едва оторвался от всадников, но пуля меня все-таки догнала. Хрумпин, объясни ты этим горцам, что нельзя перевязывать рану, не вытащив из нее пули! — Он прав! — Хрумпин растолкал местных жителей и осмотрел рану Махира. — Ничего страшного, пуля сидит неглубоко. Ну-ка… Пожилой кентавр вынул из ножен на поясе длинный нож… Махир дико вскрикнул и одновременно дернул всеми четырьмя ногами. Если бы его не держали другие кентавры, он, наверняка, подскочил бы вверх на высоту своего роста. — Вот и все, — Хрумпин продемонстрировал окровавленный кусочек металла. — Пуля извлечена. Отведите Махира в трактир, промойте рану и перевяжите. — Люди появятся здесь меньше, чем через час! — кричал уводимый Махир. — Значит, мы должны их достойно встретить. Комета предложила: — Заминируйте подходы к деревне. Поставьте пулеметы в окнах первых этажей, снайперы пусть займут позиции на крышах. Когда атакующий отряд окажется под перекрестным огнем… — О чем ты говоришь? — удивился кентавр. Комета замолчала. Она поняла, что произнесенные слова пришли из какой-то другой жизни, которая не имела ничего общего ни с Найей Кайдавар, ни с Латэлой Томпа, ни, тем более, с окружающей действительностью. Комета окинула взглядом нестройную толпу деревенских жителей и вспомнила, что никто из них ни разу в жизни не держал боевого оружия. Лишь несколько охотников-кентавров имели луки. Если не организовать эту толпу, не повести ее за собой, то нелюди разбредутся по своим домам, чтобы защищать собственные семьи, собственные жилища. В этом случае люди с легкостью перебьют их поодиночке. Хрумпин испытующе посмотрел на Комету: — Ну, девочка, похоже, только ты способна защитить эту деревню. Ты единственная, кто имеет хоть какой-то боевой опыт. — А ты? — Я скорее путешественник, чем воин. Кроме того, я здесь чужой. А тебя знают и, самое главное, в тебя верят. — Да уж, меня тут знают, — скептически поморщилась Комета. Но, посмотрев в глаза ближайших нелюдей, она с удивление увидела в них надежду и веру. Известие о «светлом воплощении» бывшей деревенской дурочки со скоростью молнии пролетело по деревне. Теперь все ждали от нее приказов и распоряжений. Комета поняла, что если немедленно не найдет подходящих слов и не примет простых и понятных всем решений, то ее авторитет вновь опустится до нижней точки. Чтобы выиграть время на размышления, Комета громко приказала: — Пусть готовые к битве мужчины разделятся на группы по видам. Женщины и дети, бегите по домам, закрывайте ставни на окнах и готовьте перевязочный материал. Нелюди с готовностью повиновались. Тем временем Комета мысленно составляла план предыдущего сражения. Она достаточно хорошо знала родную деревню и понимала, как непросто будет ее защитить. Дома были хаотически разбросаны по склону горы. Единственная дорога, которая вела из долины, заканчивалась у дверей трактира. Вдоль дороги не было ни кустов, ни крупных камней, за которыми можно было бы устроить засаду. Лишь выше по склонам начинались густые заросли. Но они были слишком далеко, чтобы начать оттуда атаку. Люди перестреляли бы нападавших прежде, чем дело дошло до рукопашной. Пока Комета размышляла, нелюди разделились на четыре группы. В первую вошли горные копатели — их было восемнадцать. Эти массивные и сильные существа могли бы нанести людям серьезный урон в ближнем бою, но, к сожалению, не обладали достаточной быстротой, чтобы резко сократить дистанцию. Пули ружей и пистолетов уничтожили бы горных копателей раньше, чем им удалось бы приблизиться к людям. Вторую группу составили тридцать шесть древоточцев. У них были большие головы с мощными челюстями, сильные руки и длинные цепкие хвосты. Но их ноги были слишком коротки и слабы. Самый рослый древоточец едва ли доставал до пояса взрослому человеку. Третью группу образовали восемь взрослых кентавров (не считая Хрумпина и раненого Махира) и шесть подростков, которые не желали признавать себя детьми и потому не отправились по домам вместе с женщинами. Кентавры были далеко не так велики и могучи, как принято описывать в мифах и легендах. Настоящие кентавры были ростом с высокого человека. Их «конские» половины были короче и ниже, чем у обычных лошадей. Правда, кентавры были выносливы и ловки. Их крепкие мохнатые ноги одинаково легко преодолевали многомильные переходы или взбирались на горные кручи. Но на равных сражаться с конницей кентавры, разумеется, не могли. Четвертая группа оказалась самой малочисленной. В нее вошли два фавна и один дриад, которые остановились на ночлег в трактире матушки Гордолы. Это были купцы, которые привезли в деревню каучуковый сок из южных лесов. Но и они готовы были сражаться с захватчиками, защищая нечеловеческий мир. Итого, в распоряжении Кометы находилось семьдесят одно существо, способное держать оружие. При необходимости можно было бы мобилизовать и женщин. Горные копательницы, например, силой ничуть не уступали своим мужьям. Но проблема заключалась в том, что оружия у нелюдей не было. Кроме того, девушка боялась, что присутствие женщин на поле боя лишь внесет суматоху и неразбериху. — Сколько среди вас лучников? — спросила Комета у кентавров. Пятеро взрослых и четверо подростков сделали шаг вперед. — Бегите за оружием и захватите весь запас стрел, что у вас есть. У кого нет луков, вооружитесь всем, чем сможете. Возьмите длинные колья, ножи, топоры… Затем спрячьтесь за стенами ближайших к дороге домов. Когда люди приблизятся на расстояние прицельного выстрела, первым делом постарайтесь уничтожить стрелков и кавалеристов. Зря не высовывайтесь и не лезьте под огонь. Маневрируйте, перебегайте с места на место и стреляйте, стреляйте, стреляйте. Договорились? Копыта кентавров застучали по камням частой дробью, когда они помчались выполнять приказание. Комета подошла к древоточцам. — Видите те сквателы на склоне горы прямо над дорогой? — она показала на рощу высоких деревьев. — Так вот, вы должны подтесать эти сквателы так, чтобы они упали вниз по моему сигналу. — Но они не достанут до дороги, — сказал Хрумпин, неотступно следующий за Кометой. — Конечно, не достанут, — согласилась Комета. — Поэтому людей надо заманить наверх. — А-а-а! — хором протянули кентавр и древоточцы. Комета махнула рукой: — Раз план вам ясен, бегите наверх. Времени у вас мало. Древоточцы резво посеменили в указанном направлении на своих коротеньких ножках. — Теперь вы, — Комета обратилась к горным копателям. — Спрячьтесь пока за трактиром. Не В трактире, а ЗА ним. Дверь слишком узкая, вы не успеете выскочить и атаковать все разом. Ясно? — Ясно, — произнесли горные копатели и направились к месту засады. Затем Комета подошла к фавнам и дриаду. Эти трое купцов были одеты в короткие штаны и куртки без рукавов. На их поясах Комета еще издали заметила ножны с длинными широкими тесаками. Купцам приходилось много путешествовать, а оказываться без оружия на большой дороге было небезопасно даже в нечеловеческом мире. — Вы, как я вижу, умеете обращаться с этими штуками, — Комета показала на тесаки. — Это хозяйственный инструмент, — с улыбкой сказал дриад, — дров для костра нарубить, фрукты и овощи порезать… — Значит, в нужный момент из рук ты тесак не выронишь, — хмыкнула Комета, — и то хорошо. Тебя как зовут? — Гардалат, сестренка, — широко улыбнулся дриад. Он назвал Комету «сестренкой», хотя видел, что перед ним стоит не дриада, а полукровка. Девушка ответила на этот комплимент такой же открытой улыбкой. — Гардалат, у меня будет для тебя особенно важное задание. Ты должен забраться на крышу трактира и следить за моими сигналами. Когда я сделаю так… — Комета подняла правую руку вверх и описала круг над головой, — …то ты прикажешь горным копателям атаковать людей. Затем Комета оценивающе посмотрела на кривоногих фавнов с острыми рожками: — А вы отправляйтесь к горным копателям. Когда дело дойдет до рукопашной, ваши тесаки скрестятся с человеческими шпагами. Дриад легко вскарабкался наверх по отвесной стене трактира благодаря присоскам на руках и ногах. Он спрятался за дымовой трубой и послал Комете воздушный поцелуй. Девушка ответила ему легким взмахом руки, не собираясь поощрять любвеобильного «братишку». Расставив свою импровизированную армию по местам, Комета обернулась к Хрумпину: — Я не уверена, что мой план сработает. Я еще не придумала, как заманить людей под падающие сквателы. Хрумпин издал звук, похожий на настоящее лошадиное ржание: — Честно говоря, я думал, что эту роль ты отвела себе. — Себе? Почему? Кентавр смутился: — Ну… люди так прореагируют на твое появление… Ты же видела, что сделалось с послами, когда ты стояла перед ними… — Что сделалось с послами? — продолжала недоумевать Комета. Кентавр совершенно сконфузился: — Ну… Это… На тебе же нет человеческой одежды… Действительно, так же, как и горные копатели, Комета носила лишь кожаный фартук, который спереди не прикрывал ее грудь и доходил лишь до середины бедер, а сзади вообще не имел ничего, кроме завязок. Только сейчас Комета осознала, что пламенный взгляд графа Эрдавана Гамилианского означал вовсе не ненависть, как она решила вначале, а самое настоящее греховное вожделение. Как ни странно, Комета вовсе не испытывала стыда. Древоточцы и кентавры ходили совершенно обнаженными, так что девушка с детства привыкла к окружавшей ее наготе. А вот люди — совсем другое дело. Комета подняла руки вверх и несколько раз повернулась перед Хрумпином: — Как ты думаешь, если я сделаю ТАК на склоне горы, то солдаты побегут за мной? Кентавр слегка охрипшим голосом сказал: — Несомненно! — Значит, у нас готова не только ловушка, но и приманка! — весело заключила Комета. — Пошли, посмотрим, все ли готово у древоточцев. Она быстро зашагала к месту засады, кентавр пошел рядом с ней. Но Хрумин все еще был чем-то смущен. Наконец, он решился задать вопрос: — Скажи честно, Комета, почему ты решила сражаться против людей? Насколько я могу судить, ты сама наполовину человек. Кроме того, твои предыдущие жизни, о которых ты помнишь… Кентавр замолчал, но Комета поняла, что он имеет в виду. — Не важно, насколько я человек или насколько была человеком, — сказала она. — Сейчас важно лишь то, что на мою родную деревню готовится нападение. И я хочу преподать захватчикам хороший урок. Кроме того, если ты помнишь, Найя Кайдавар была человеком, но это не помешало ей расправиться с зиганьерами. Люди привыкли убивать людей, Хрумпин. Я тоже привыкла. Девушка и кентавр приблизились к тому месту, где древоточцы готовили засаду. Хотя за густыми кустами ничего не было видно, еще издали можно было услышать дружный хруст и скрип, сопровождавший работу древоточцев. Комете даже показалось, что несколько сквател уже подрагивают и покачиваются. Раздвинув кусты, Комета увидела, что древоточцы разбились на несколько бригад и обтесывали каждое дерево с нескольких сторон. К моменту появления девушки и кентавра толстые стволы одиннадцати сквател были обточены снизу, как карандаши. Опытные древоточцы оставили ровно столько древесины, чтобы сквателы не упали раньше времени. — Пора бы уже и людям появиться, — задумчиво произнес Хрумпин, вглядываясь в идущую снизу дорогу. Убедившись, что у древоточцев все готово, Комета также перенесла все свое внимание туда, откуда должны были появиться враги. — Идут! — хором воскликнули девушка и кентавр, завидев легкую дымку пыли, поднимавшуюся над склоном горы. Людей еще не было видно, так как дорога шла наверх змейкой, петляя между неровностями гористой местности. Но вот над каменистой поверхностью блеснули металлические предметы. Комета пригляделась и поняла, что это наконечники копий и лезвия боевых секир. Прошло еще несколько минут, и люди показались в полный рост. Первыми шли стрелки с большими тяжелыми ружьями. Они внимательно вглядывались в растительность на склонах гор и были готовы открыть огонь при первом же появлении нелюдей. Следом за стрелками шли копейщики и секироносцы. Вначале Комета удивилась, что в эпоху огнестрельного оружия люди продолжают использовать эти устаревшие предметы вооружения. Но потом поняла, что фитильные ружья несовершенны и требуют много времени на перезарядку. А древковое холодное оружие позволяет сдерживать атаки врага и освобождает стрелков от необходимости вступать в ближний бой. Стрелки и копейщики чередовались отрядами по двенадцать человек. Подобная тактика позволяла им в случае неожиданного нападения быстро развернуться в любую сторону, встретить врага смешанным строем, объединить и дополнить возможности своего оружия. Махир оказался точен. Комета и Хрумпин насчитали четыре дюжины стрелков и четыре дюжины копейщиков. Следом за пехотой двигалась конница. Ее возглавлял сам граф Эрдаван Гамилианский. Рядом с ним ехал знаменосец с развернутым полотнищем, на котором был изображен герб графа: рука в латной рукавице, сжимавшая рукоять сломанного пополам меча, по лезвию которого стекала кровь. Конных воинов насчитывалось две дюжины. Все они носили кирасы и шлемы. Кроме шпаг и пистолетов, некоторые держали в руках длинные пики. Пехотинцы были защищены не так хорошо, как кавалеристы. Лишь несколько человек имели кирасы и металлические шлемы. Большинство было одето в длинные камзолы и широкополые шляпы. Позади конницы двигался обоз из шести больших телег, каждую из которых тянула пара лошадей. Телегами правили возницы, которых в расчет можно было не принимать. В обозе также находился и паланкин отца Балимолта, который несли четыре кентавра-триединиста. Хрумпин внимательно рассмотрел вереницу пеших и конных людей и сказал Комете: — Похоже, граф Гамилианский был готов к тому, что деревня откажется подчиниться добровольно. Он привел с собой свой отряд и оставил его неподалеку в долине. — Почему же он не атаковал сразу? — Не знаю. Может, его посольство на самом деле было разведкой? Граф знал, что нелюди никогда не нападут на мирных послов, и лично явился в деревню, чтобы определить количество жителей и наметить пути наступления. — Ну, что же, он сейчас узнает, что нелюди способны объединиться и дать отпор непрошеным гостям, — заявила Комета. Дождавшись, пока большая часть пехоты проследует мимо места засады, девушка вышла из кустов на открытое пространство и громко крикнула: — Куда вы так торопитесь, храбрые воины? Первые солдаты из колонны пехоты были уже достаточно далеко, поэтому не заметили появления Кометы и продолжали идти по направлению к деревне. Ближайшие воины остановились. Стрелки взяли наизготовку свои ружья и раздули тлеющие фитили. Но выстрелов не последовало. Солдаты с удивлением смотрели на юную полуобнаженную девушку и косились на своего командира, ехавшего позади. Граф Эрдаван Гамилианский поднял руку, приказывая следовавшей за ним коннице остановиться, и с подозрением оглядел кусты за спиной Кометы. Но древоточцы затаились у корней сквател, а Хрумпин спрятался за толстым стволом одного из деревьев. Граф, видимо, был не очень высокого мнения о стратегических способностях нелюдей, поэтому решил, что опасаться нечего. Он приказал двоим ближайшим всадникам: — Притащите мне эту девчонку! Те повернули коней и начали взбираться по склону. Комета, не отрывая глаз от приближавшихся людей, тихо сказала прячущимся за кустами древоточцам: — Когда они подойдут поближе, валите на них одно или два дерева. Не больше. Всадники поднимались в гору довольно быстро. Они весело переговаривались и оценивающе поглядывали на девушку. Люди даже не попытались обнажить шпаги или достать пистолеты. Комета сделала несколько шагов назад, чтобы ее не задели ветви падающих сквател. — Давайте! — крикнула она. За спиной Кометы вначале послышался хруст подгрызаемой древесины, затем раздался треск последних лопнувших волокон. Девушка обернулась, чтобы в случае необходимости увернуться от падающего дерева. Но этого не потребовалось — древоточцы могли завалить любое дерево так, чтобы его вершина попала на вбитый в землю колышек. Всадники заметили падавшее дерево лишь тогда, когда оно уже начало свое движение вниз. Лошади испуганно заржали, люди окоченели от ужаса. Но избежать опасности они не успели. Рухнувшая скватела всей массой своей кроны накрыла двух всадников. Люди на дороге закричали и запаниковали. Несколько стрелков выстрелили в сторону Кометы, но девушка уже скрылась в кустах и вместе с кентавром и древоточцами спряталась за деревьями, так что пули не причинили никому вреда. Те солдаты, что ушли вперед, развернулись и побежали обратно, решив, видимо, что нелюди атакуют с тыла или с флангов. Граф Гамилианский постарался навести в своем отряде хоть какой-нибудь порядок. Он приказал пехотинцам сомкнуть ряды и развернул конницу в сторону леса, где прятались Комета, Хрумпин и древоточцы. Наверное, он предполагал, что вслед за падением дерева последует атака. Но Комета приказала древоточцам тихо затаиться и не выдавать своего присутствия. Как бы тем не хотелось выразить радость от первой победы над людьми громкими криками, они подчинились девушке. — Только бы из деревни никто не ринулся в атаку, — прошептала Комета Хрумпину. Кентавр понимающе покачал головой, соглашаясь с девушкой. Но их опасения оказались напрасны, деревенские жители строго выполняли приказы Кометы. Издалека деревня казалась брошенной и обезлюдевшей (вернее, обезнелюдевшей). Наверное, граф Гамилианский решил, что упавшее дерево стало единственным отчаянным жестом нелюдей, покинувших родную деревню. Он послал наверх две дюжины человек, чтобы они помогли попавшим под дерево всадникам или же достали их трупы. Пехотинцы медленно двинулись вперед, готовые обратиться в бегство при первой опасности. Комета жестами показала древоточцам, что теперь можно валить все оставшиеся сквателы. Те начали тихо подгрызать деревья, стараясь, чтобы звуки их работы не долетели до людей. Пехотинцы приблизились к упавшему дереву. Неизвестно, были ли живы всадники, но одна лошадь продолжала биться и хрипло ржать. Часть солдат попыталась пробиться сквозь переплетение веток к своим товарищам, другая часть направилась в сторону кустов, за которыми скрывался отряд Кометы. Девушка махнула рукой, и еще десять огромных деревьев обрушились на людей. Послышались крики боли и отчаяния. Стрелки снизу больше не стреляли, боясь попасть в своих же товарищей. Граф Гамилианский решил больше не рисковать, посылая солдат наверх. Ведь склон горы покрывал целый лес сквател, и граф вполне резонно опасался, что все эти деревья могут рухнуть людям на головы. Поэтому Эрдаван Гамилианский отдал единственно правильный с его точки зрения приказ: — Захватить деревню! Отряд графа двинулся вперед. Первыми по-прежнему шли пехотинцы. Они ожидали, что деревня окажется пуста, поэтому первые стрелы, выпущенные кентаврами, оказались для них полной неожиданностью. Несколько стрелков было убито на месте, несколько ранено. Солдаты сгрудились в толпу, ощетинились копьями и секирами и открыли ответный огонь. Но дома горных жителей были выстроены из камней и толстых бревен, поэтому пули не могли пробить их стены. А кентавры, выскочив из-за угла и выпустив пару стрел, тут же исчезали из вида. Пули запоздало щелкали по тому месту, где они только что находились. Такая тактика была хороша еще тем, что люди не могли определить, со сколькими врагами они имеют дело. Граф Гамилианский закричал: — Вперед, пехота! Не стойте на месте, как остолопы! За короля Нарданала! Он не мог послать вперед конницу, так как пехотинцы перекрыли дорогу. Кроме того, граф по-прежнему опасался удара из леса и потому держал самую сильную часть отряда при себе. Паланкин отца Балимолта поравнялся с графом. Священник не желал находиться в неохраняемом обозе. Комета из-за кустов наблюдала за завязкой боя. — Я должна попасть в деревню! — воскликнула она. — Гардалат издалека не увидит моего сигнала. Если люди пойдут в атаку, то мы проиграем сражение. Девушка выбежала из своего укрытия и устремилась к упавшим деревьям. Она надеялась раздобыть у придавленных солдат какое-нибудь оружие. Комете повезло. Навстречу ей из переплетения веток выбиралась лошадь одного из всадников. Труп человека зацепился ногой за стремя и не давал ей освободиться. Лошадь посмотрела на Комету налившимся кровью глазом и всхрапнула. Девушка смело пробралась к ней сквозь ветви и вытащила из седельной кобуры тяжелый пистолет. Затем Комета позаимствовала у мертвого всадника длинную шпагу. Теперь она была вооружена и готова к бою. Внезапно позади девушки послышался цокот копыт. Она быстро обернулась и вскинула пистолет. Но это был всего-навсего Хрумпин за которым следовали все тридцать шесть древоточцев. Древоточцы радостно улыбались, сверкая своими острыми белоснежными зубами. Комета обвела широким жестом поваленные деревья: — Это ваша победа, друзья. Соберите оружие, но будьте осторожны. Я слышу стоны, значит, кто-то из людей еще жив. Хрумпин, ты тоже подбери себе что-нибудь. Мы возвращаемся в деревню. Кентавр кинул взгляд в сторону сражения: — Некогда! Люди уже подошли к трактиру. Садись на меня, Комета, я тебя довезу. Не без некоторого сомнения девушка уселась на спину Хрумпина. Но она решила, что кентавр реально оценивает свои силы. И правда, едва Комета обняла Хрумпина за торс, как тот резво помчался по склону горы вдоль кромки леса. Всадники на дороге заметили скакавшего кентавра и его наездницу и открыли огонь. Но из фитильных пистолетов было не так-то просто попасть в быстро двигавшуюся мишень. Пули щелкали по камням и вонзались в стволы деревьев позади Хрумпина и Кометы. Тем временем наступавшая пехота медленно оттесняла кентавров от ближайших домов вглубь деревни. Люди уже оказались достаточно близко к трактиру матушки Гордолы, так что Комета решила перейти ко второй части своего плана. Она подняла руку со шпагой вверх и подала сигнал Гардалату. Спустя мгновение послышался грозный рык горных копателей. Их массивные фигуры вломились в ряды пехотинцев, перемешали их и разметали в разные стороны. — Ну, теперь вся надежда на силу горных копателей! — крикнула Комета прямо в ухо Хрумпину. — Нам повезло, — на скаку ответил тот, — что это не королевские солдаты и не профессиональные наемники. Должно быть, граф рассчитывал на легкую победу, раз привел с собой всякий сброд. Действительно, солдаты оказались не готовы к рукопашной схватке. Часть из них бросила оружие и помчалась по дороге назад. — Стойте, негодяи! — отчаянно заорал граф Гамилианский. — Стойте, я вам приказываю! Но желавших подчиниться неудачливому военачальнику не нашлось. Тогда из паланкина выскочил отец Балимолт. Выпучив свои прозрачные глаза и потрясая в воздухе треугольником — символом своей веры, он закричал: — Именем господа бога нашего, великого и триединого, остановитесь! Стойте, дети мои! Во имя доброго и милостивого Шира-Вада-Дагна сожгите эту деревню дотла, истребите всех ее жителей. За каждого убитого нелюдя простится вам один смертный грех! Во благо нашей святой благочестивой церкви не щадите ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей! Вперед, дети мои! Эти призывы оказались сильнее приказов графа. Некоторые люди развернулись, подобрали брошенное оружие и опять вступили в бой. Но в это время к горным копателям присоединились кентавры, отложившие свои луки и взявшиеся за ножи и дубины. Вслед за этим распахнулись двери домов, и на врагов ринулись женщины с тяжелыми сковородами и ухватами. Особенно страшна была матушка Гордола. Как и прочие горные копатели, она не нуждалась в оружии. Ее огромные тяжелые кулаки косили людей, как два боевых молота. Сражение переросло в беспорядочную резню. Стрелки больше не могли использовать свои ружья и выхватили из ножен шпаги и тесаки. Но еще издали Комете стало ясно, что нелюди одержат верх. Изменить исход боя могла атака кавалерии, но граф Гамилианский так и не решился послать ее в деревню и остаться без охраны. Дворянин поступил так, как всегда в подобных случаях поступали люди благородного сословия. Он бросил свою пехоту на произвол судьбы и обратился в бегство. Вместе с кавалерией поле боя покинул и отец Балимолт. Выглядывая из окна паланкина, священник кричал своим носильщикам-кентаврам: — Быстрее, дети мои! Именем Триединой церкви, скачите скорее, бездельники и дармоеды! Телеги из обоза не могли развернуться на узкой дороге. Поэтому возницы бросили их и побежали следом за конницей. Вслед бегущим из-за ветвей упавших сквател прозвучало несколько выстрелов. Древоточцы не только раздобыли огнестрельное оружие, но и разобрались, как им пользоваться. Впрочем, ни в кого они так и не попали, так что эффект от выстрелов оказался лишь психологический, придавший беглецам прыти и проворства. Но даже брошенная своим командованием пехота не собиралась сдаваться без боя. Когда Хрумпин с Кометой на спине наконец добрались до деревни, сражение еще было в самом разгаре. Комета спрыгнула со спины кентавра и выстрелила из пистолета прямо в грудь ближайшего солдата. Тот упал навзничь. Следующим на пути девушки оказался стрелок. Он сжимал разряженное ружье в левой руке подобно щиту, а в правой держал длинный обоюдоострый кинжал — весьма удобное оружие для тесной рукопашной схватки. Комета швырнула свой разряженный пистолет в лицо стрелка. Тот инстинктивно отклонился, и девушка, прыгнув вперед, воткнула шпагу ему в живот. Солдат выронил оружие и обеими руками зажал смертельную рану. Комета подхватила с земли кинжал и с двумя клинками в руках ринулась в самую гущу сражения. Шпага и кинжал в ее руках сверкали, как серебряные молнии, сея среди людей смерть и ужас. Хрумпин прикрывал спину девушки. Копыта кентавра умело поражали людей, ломая им руки, ноги и ребра, разбивая головы и превращая лица в кровавое месиво. — Комета, доченька, побереги себя, деточка! — громоподобно рычала матушка Гордола. Но девушка уже ощутила упоение схваткой. Ей казалось, что все остальные — и люди, и нелюди — двигаются словно в замедленном темпе. Сама же Комета словно находилась одновременно в нескольких местах. То ли благодаря ее вмешательству, то ли из-за дружного натиска нелюдей битва стала затихать. Солдаты бросали свое оружие и сдавались на милость победителей. Нелюди никогда не добивали безоружных и раненых. Так что вскоре Комета и деревенские жители стали обладателями горы трупов и толпы пленных людей. Нелюди потеряли всего двоих кентавров, одного горного копателя и трех женщин-древоточиц. Женщины остались бы живы, если бы послушались Комету и остались в домах. Но общее воодушевление погнало в бой всех жителей деревни, так что девушка не собиралась ставить это в вину своим товарищам по оружию. После победы, как это обычно бывает, возникло вопросов больше, чем до начала сражения. Главными были два: «Что делась с пленными?» и «Что делать с погибшими людьми?» Уставшие, но счастливые нелюди-победители устроили совет прямо на поле боя перед трактиром. Комета, словно происходящее больше ее не касалось, уселась неподалеку прямо на землю. Пучком сорванной травы она вначале стерла со шпаги и с кинжала человеческую кровь. Зачем, подобрав подходящий камешек, начала затачивать клинки, заравнивать зазубрины и щербины на лезвиях. За этим занятием и застал девушку Хрумпин. — Комета, твоего слова ждут и нелюди, и люди, — сказал кентавр. — Сегодня ты не только добыла победу, но и взяла на себя ответственность за жизнь многих существ. Теперь ты должна продолжить начатое дело. — Ладно, раз должна, значит, продолжу, — Комета нехотя встала. Жители деревни смотрели на нее с преданностью и восхищением, но девушка почему-то не чувствовала радости. Пленные солдаты со страхом и трепетом взирали на предводительницу нелюдей, но и это не доставляло Комете удовольствия. После победы она ощущала не подъем и восторг, а усталость и опустошенность. — Скажи, Комета, что нам делать с людьми? — от имени всех деревенских жителей спросил старый древоточец. Девушка медленно осмотрела оставшихся в живых солдат и мрачно произнесла: — Отрубите им головы, насадите на колья и выставьте вдоль дороги. Пусть другие захватчики трижды подумают, прежде чем нападать на нашу деревню. Подобное предложение повергло в шок не только людей, но и соратников Кометы. — Мы не можем становиться такими же жестокими и кровожадными, как люди! — воскликнул один из горных копателей. Поняв, что переборщила, девушка попыталась улыбнуться: — Я пошутила. Извините, если шутка вышла неудачной. Я слишком устала, чтобы думать о судьбе людей. Делайте с ними, что хотите. Но помните: на этот раз мы победили, но война еще не закончена. Люди вернутся. Древоточец тоже улыбнулся, словно по-достоинству оценил шутку Кометы, и сказал: — Мы хотим, чтобы люди похоронили своих мертвецов по своему обычаю, а потом отправлялись на все четыре стороны и везде рассказывали о том, что нападать на горных жителей опасно и бесполезно. Ты не против? Комета пожала плечами: — Делайте, как считаете нужным. Мне сейчас все равно. Она демонстративно повернулась спиной к собранию, уселась на землю и продолжила заточку шпаги. Матушка Гордола направилась было к ней, но Хрумпин остановил ее движением руки. Кентавр подошел к сидящей девушке и несколько минут постоял рядом с ней, глядя, как она водит камнем по лезвию. Наконец, Хрумпин прервал молчание: — Тебе очень плохо? Комета ничего не ответила, лишь слегка кивнула головой, не прерывая работы. — Чего бы ты сейчас хотела? — спросил кентавр. Комета передернула плечами. — Ты бы хотела, чтобы ничего этого не было? — предположил Хрумпин. — Ни войны, ни сражения, ни смерти? Комета никак не прореагировала на этот вопрос. Кентавр перевел разговор на другую тему: — Что ты собираешься делать дальше? Камешек в руке Кометы на секунду приостановил свое движение по клинку, но затем работа возобновилась в том же размеренном спокойном ритме. — Ты хочешь остаться в этой деревне? Девушка задумалась и отрицательно покачала головой. — Ты хочешь чего-то большего для себя? Комета, наконец, ответила: — Я чувствую, что этот мир слишком мал для меня. Сказав это, она вдруг вновь ощутила укол какого-то едва различимого воспоминания. Эту фразу она уже слышала или произносила ее сама в одной из прежних жизней. Но почему-то Комета боялась более глубоких воспоминаний. Они, как огонь, согревали ее, давали силы и энергию, но при более тесном контакте могли обжечь или даже испепелить. — Я так и думал, — произнес Хрумпин, не понимая причин задумчивости Кометы. — Тебя ждут великие свершения и славные победы. Я прибыл в горную страну, чтобы набрать добровольцев в армию, но нашел нечто гораздо более ценное — тебя, Комета. Я уверен, ты — самое настоящее «светлое воплощение». Ты возглавишь нашу армию в войне против людей и приведешь нас к победе. — А почему бы и нет? — как бы про себя тихо произнесла Комета, все еще пытаясь разобраться в своих мыслях и воспоминаниях. Кентавр, как и прочие нелюди, не был склонен к рефлексии, поэтому сразу начал строить планы: — Итак, решено. Завтра утром мы отправляемся в Холмогорье. Махир поправится и соберет по окрестным деревням нужное количество добровольцев. Ты же должна как можно скорее появиться в штабе нашей армии. От тебя зависит будущее нашего мира. Внезапно позади раздался голос матушки Гордолы: — Свою дочку я никуда не отпущу! Горная копательница неслышно подошла сзади и слышала окончание разговора. Комета порывисто вскочила и бросилась на шею своей приемной матери: — Я должна идти с Хрумпином! Это не мой выбор, это — моя судьба! Гордола даже не пыталась вытирать текущие из глаз слезы: — Тогда я пойду с тобой, доченька. Как же ты без меня? — Дети вырастают и покидают отчий дом, — философски заметил Хрумпин. — Я вернусь, я обязательно вернусь, — пообещала Комета. — Я буду ждать тебя… Допросив пленных, Комета убедилась в том, что Хрумпин оказался прав. Это были не профессиональные солдаты, а жители прибрежных районов, набранные графом Эрдаваном Гамилианским для похода в Горную страну. Солдаты сказали, что граф пообещал расплатиться с ними золотом, которое удастся отобрать у местных жителей. Он уверял, что победа будет легкой и обогатившиеся солдаты быстро вернуться к своим семьям. Комета решила, что эти люди оказались такими же жертвами графа, как и горные жители. Правители никогда не сражаются сами, предпочитая отправлять на смерть обманутых посулами или лживыми лозунгами людей. Поэтому девушка отказалась от мысли казнить солдат и согласилась с решением деревенских жителей. Люди закопали своих мертвецов в землю ниже по дороге и исполнили при погребении все положенные обряды Триединой церкви. После этого пленные солдаты получили свободу и поспешили убраться подальше, пока нелюди не передумали. Нелюди поступали со своими покойниками очень просто: они относили их на каменистую площадку в горах, где яркое солнце, ночной холод и стервятники быстро превращали тела в гору костей. Помимо отвоеванной свободы и независимости деревенские жители стали обладателями целого арсенала трофейного оружия. Кроме того, в обозе, брошенном бежавшими людьми, оказались изрядные запасы пороха и пуль, которых хватило бы еще не на одно сражение. Узнав о том, что Комета собирается вместе с Хрумпином отправиться в Холмогорье, чтобы продолжить войну с людьми, некоторые жители деревни захотели последовать за ними. Но Хрумпин и Комета отобрали лишь троих молодых кентавров: Кариха, Ваксара и Одолаха. Древоточцы и горные копатели должны были дождаться выздоровления Махира и выступить на равнину в составе единого отряда Горного народа. Весь остаток дня и половину ночи Комета провела в трактире, разрабатывая стратегию защиты Горной страны и объясняя свои замыслы деревенским старейшинам и Махиру. Комета распорядилась отправить гонцов в соседние деревни, чтобы объединить общие усилия в борьбе с захватчиками. На перевалах следовало установить постоянные наблюдательные посты, которые заранее предупреждали бы горных жителей о появлении вооруженных вражеских отрядов. Для борьбы с людьми Комета предложила использовать методы партизанской войны: засеки деревьев, обвалы камней, засады, стрельбу из укрытий по офицерам и командирам. Убедившись, что с ее отъездом нелюди не потеряют боевого духа и смогут самостоятельно организовать оборону, Комета отправилась в свою комнатку, чтобы последний раз выспаться перед дальней дорогой. Утром ее разбудил нетерпеливый Хрумпин. Лошади уже были запряжены в одну из телег, в которую путешественники сложили запасы еды. Кроме того, они взяли с собой пять ружей, четыре пистолета, секиры, шпаги и кинжалы. Все оружие также было сложено на телегу и прикрыто соломой, чтобы не привлекать излишнего внимания. При необходимости его можно было мгновенно достать и пустить в дело. Прощание Кометы с матушкой Гордолой и остальными жителями деревни было очень трогательным. Когда все слова были сказаны и все слезы выплаканы, телега с Кометой и кентавры тронулись в путь. В тот момент, когда деревня должна была вот-вот скрыться за поворотом дороги, Комета еще раз обернулась и увидела, что нелюди по-прежнему стоят и провожают ее взглядами. К горлу девушки подкатил ком, и она быстро отвернулась. Чтобы изгнать из сердца тоску и печаль, Комета стала думать о том, как поведет в бой свою армию. Вскоре эти мысли захватили ее настолько, что боль от расставания с родным домом почти затихла… Комета никогда раньше не покидала деревни в сознательном возрасте (мать-дриада принесла ее неведомо откуда еще во младенчестве), поэтому за каждым поворотом горной дороги для нее открывался новый живописный вид. Кентавры Карих, Ваксар и Одолах уже неоднократно бывали в долине и в соседних деревнях, так что места, по которым проходил маленький отряд, были им достаточно хорошо знакомы. Хрумпин, как выяснилось, родился в деревне, которая находилась в двух дневных переходах от деревни Кометы. Но он уже давно переселился в Холмогорье и помнил лишь основные горные дороги, связывающие между собой разбросанные по горным склонам и долинам поселения нелюдей. Издалека запряженную парой лошадей телегу, на которой ехала Комета, и четверых скачущих рядом кентавров можно было принять за путешествующих торговцев. Уже к вечеру путешественники достигли подножия гор. (Деревня Кометы находилась на окраине Горной страны, потому-то она и стала первой целью отряда графа Эрдавана Гамилианского.) В быстро надвигавшихся сумерках Комета и кентавры увидели первое равнинное поселение. Оно было обнесено частоколом в два человеческих роста. Над бревенчатыми стенами виднелись крыши невысоких домов. Вокруг раскинулись возделанные поля. Этот полугород-полудеревня являлся узлом торговых путей между горами и равниной. Большую часть его населения составляли кентавры. Поэтому Хрумпина и его спутников встретили тепло и радушно. Они остановились на ночлег в трактире, который практически ничем не отличался от трактира матушки Гордолы. Вечером, сидя в ярко освещенном общем зале, товарищи Кометы с аппетитом уплетали овсяную похлебку и жареное мясо, а девушка ложкой вяло ковыряла пищу в своей тарелке. — Что случилось, Комета? — обеспокоено спросил Хрумпин. — Ты плохо себя чувствуешь? — Нет. Просто я задумалась о странном парадоксе. С одной стороны, в своих предыдущих жизнях я не раз сиживала в ресторанах. С другой стороны, я осталась Кометой, которая испытывает неловкость, сидя в трактире за столом, а не прислуживая посетителям. В этом трактире подавали на стол и убирали грязную посуду две юные девушки-кентаврицы. Их копытца звонко цокали по бревенчатому полу, когда они резво скакали по залу. Комета, на своем опыте зная, как болят ноги в конце длинного рабочего дня, сочувствующими взглядами сопровождала каждое их перемещение между столами. В трактире путешественники получили не только кров и пищу, но и узнали последние новости. Как выяснилось, в строну гор люди проследовали тайно, каким-то чудом ускользнув от глаз обитателей равнин. Так что когда сутки назад мимо городка промчались двадцать всадников и паланкин, который несли кентавры с Побережья, для местных кентавров это стало полной неожиданностью. Они долго гадали о причинах появления столь странной кавалькады, но затем со стороны гор стали появляться разрозненные группы пеших людей. От них-то жители городка узнали о сражении, в котором был разгромлен отряд графа Гамилианского. Кентавры не стали препятствовать простым солдатам разбегаться по домам, но всерьез подумывали, не организовать ли погоню за всадниками. Однако время было упущено, и от этой затеи отказались. Известия о том, что в трактире остановились герои битвы с людьми и сама Комета, ставшая «светлым воплощением», быстро распространились по городку. Помещение постепенно стало заполняться местными старейшинами и просто любопытными. Несмотря на то, что наступила ночь, кентавры желали из первых уст услышать подробности этой славной истории. Комету неудержимо тянуло в сон, поэтому даже начало рассказа Хрумпина она выслушала с закрытыми глазами, а уж окончания праздничного застолья вообще не помнила… …Проснулась она на мягкой большой кровати, которая подходила скорее не человеку, а горному копателю или кентавру. Правда, Комета тут же вспомнила, что лучшее ложе для горного копателя — это жесткие камни, а кентавры предпочитали спать, полулежа на копне сена. Девушка выглянула в окно и увидела, что во дворе трактира царит необыкновенное оживление. Карих, Ваксар и Одолах запрягали лошадей в телегу, а вокруг них скакали и прыгали молодые кентавры из местных. Горные кентавры держались солидно и спокойно. Теперь их считали героями великой битвы, и им приходилось соответствовать этому мужественному образу. В дверь комнаты постучали. — Кто там? — спросила Комета, отворачиваясь от окна. Из-за двери послышался голос Хрумпина: — Извини, что бужу тебя так рано. Но нам лучше отправиться в путь, пока за нами не увязались все жители этого городка. Вся местная молодежь желает непременно поучаствовать в каком-нибудь сражении. — Значит, недостатка в добровольцах у нас не будет, — Комета открыла дверь. Хрумпин опустил глаза: — Ты бы оделась. Хозяин трактира в качестве подарка преподнес тебе человеческое платье. У него целый склад разной одежды. Только теперь Комета заметила, что совершенно обнажена. Осмотрев комнату, она увидела бледно-розовое платье, перекинутое через спинку кровати. — Интересно, как я оказалась в этой комнате? И кто меня раздел? Хрумпин потупился еще сильнее: — Отнес тебя я. А раздели служанки Харвиша и Ахарбада. — А куда они дели мою старую одежду? — Боюсь, что вернуть ее уже невозможно. Кентаврицы разрезали твой фартук на кусочки и раздали местным жителям. Каждый хотел иметь в своем доме частичку одежды «светлого воплощения». Взамен твоего фартука хозяин подобрал самое лучшее платье. Комета примерила обнову. Платье почти пришлось ей впору, лишь пришлось потуже затянуть пояс на тонкой талии. Во двор девушка и пожилой кентавр вышли вместе. Местные жители приветствовали их дружным восторженным ревом. — Вас слишком много! — перекрывая шум, громко произнес Хрумпин. — Мы же вчера договорились, что с нами пойдут десять добровольцев. Возможно, скоро сюда вернется граф Гамилианский со свежими силами. Кто тогда будет защищать родной город? Из этих слов Комета заключила, что она проспала не только рассказ Хрумпина, но и вербовку добровольцев. Действительно, когда телега выехала за ворота городка, за ней кроме Хрумпина, Кариха, Ваксара и Одолаха последовали еще десять кентавров, вооруженных луками, стрелами и короткими копьями. Отряд Кометы и Хрумпина несколько дней двигался в сторону Холмогорья, заходя во все встречавшиеся на дороге селения и постепенно увеличиваясь в размерах. Кентавр взял на себя все организационные вопросы, Комете оставалось только править телегой и учиться. От Хрумпина и других кентавров она узнала много нового об окружающем мире и постоянно пополняла свои знания. Нелюди не имели собственной письменности и всю информацию привыкли хранить в памяти. Комета раздобыла кусок белой ткани и начала составлять карту. Вокруг дороги, которую она изобразила достаточно четко, основываясь на собственных наблюдениях, со слов кентавров появлялись холмы и горы, реки и озера, дороги и населенные пункты. Когда ткань закончилась, Комета затребовала у Хрумпина новый отрез. Тот незамедлительно исполнил это приказание. Неграмотные нелюди воспринимали грубо нарисованную карту, как очередное чудо, явленное «светлым воплощением». Каждый из них старался передать Комете свою часть знаний, так что карта получалась достаточно точна и подробная, ведь расположение каждого объекта девушка уточняла у нескольких кентавров. Собственно Холмогорье началось на четвертый день пути. Как и рассказывал Хрумпин, эта местность была необыкновенно красива и живописна. Комета не переставала восторгаться прекрасными видами природы, не изуродованной вторжением человека. Холмогорье в основном населяли кентавры. Именно они были наиболее приспособлены к этой местности, сочетавшей равнины и леса, реки и холмы. Из-за отсутствия больших лесных массивов и гор дриады, древоточцы и горные копатели тут не жили, но путешественникам встречались поселки фавнов и подземные города-норы прыгунков. Так что вскоре отряд Кометы и Хрумпина пополнился представителями разных видов нелюдей. Комета была немало удивлена, узнав о том, что в Холмогорье живут и люди. Это были потомки переселенцев с Западного материка, в незапамятные времена бежавших от жестоких, алчных дворян и от насильственного перевода в Триединую веру. Правда, пока на пути отряда люди не попадались, поэтому Комета не могла составить о них своего собственного мнения. На седьмой день путешественникам увидели первых беженцев. Семьи горных копателей, кланы кентавров и племена прыгунков двигались вглубь Холмогорья прочь от Побережья. От беженцев Хрумпин и Комета узнали, что большая армия людей медленно движется в сторону главного города Холмогорья — Холмограда. На своем пути люди сжигали поселения нелюдей, а жителей либо убивали, либо превращали в рабов. — Мирный период человеческой экспансии закончился, — со вздохом сказала Комета. — Там, где не помогают хитрость и коварство, люди прибегают к грубой силе. Этот путь они считают более быстрым и простым. — Тем больше у нас причин побыстрее добраться до Холмограда, — подхватил Хрумпин. — Ты должна встать во главе наших сил и разбить армию захватчиков. — Не уверена, что холмоградские военачальники слишком обрадуются моему появлению. Хрумпин понял, что Комета имела в виду, и поспешил ее успокоить: — Не суди о нелюдях по людям. В Холмограде ты не встретишь зависти или недоверия. Узнав о том, что ты — «светлое воплощение», все будут умолять тебя принять командование. Возможно, это был первый случай, когда Хрумпин ошибся. |
|
|