"Священный сезон" - читать интересную книгу автора (Антонов Антон Станиславович)

Глава 29

Воевода Вадим впервые летел на параболоиде. Перелет в бесчувственном состоянии от места пленения до базы Великий Устюг не в счет – тем более, что пленных везли тогда не в параболоиде, а в десантном модуле.

Между тем, инопланетные машины интересовали Вадима Богатырева с тех самых пор, как он впервые увидел их из кабины своего истребителя-перехватчика.

Вадим был одним из первых землян, увидевших инопланетные летательные аппараты своими глазами. Он входил в группу летчиков, которых послали на перехват черного корабля антропоксенов, когда он еще проходил по разряду неопознанных летающих объектов.

Против корабля пришельцев истребители-перехватчики были бессильны совершенно, но они пытались сражаться с параболоидами, каждый из которых по размеру был меньше «МиГа».

Однако все бои, в которых участвовал Вадим Богатырев, которые он видел и о которых слышал, земные летчики проигрывали. Слишком высока была скорость и маневренность параболоидов, и драться с ними в воздухе было все равно, что на «кукурузнике» вести бой против того же «МиГа» или «Су».

За первые сутки вторжения Богатырев потерял два самолета, но оба раза успевал катапультироваться, потому что гуманное оружие пришельцев разрушало машину постепенно.

После второго спасения Богатырев оказался в осажденном Петербурге, и когда он, наконец, оттуда выбрался и дотащился на перекладных до ближайшей летной части, оказалось, что летать больше не на чем.

Войну в воздухе земляне проиграли вчистую.

Наземная война длилась дольше, но с тем же результатом. Пришельцы просто не очень торопились, методично захватывая города один за другим. На все сразу у них просто не было сил.

Антропоксены переходили от города к городу и от страны к стране, оставляя позади себя парализованное население и зондеркоманды из местных жителей, которые оживляли пораженных небольшими партиями и сортировали – одних во вспомогательные войска, других в центры изучения и репродукции, третьих на дальние базы.

И пока они неспешно продвигались по земле, у ее коренных обитателей было время организовать сопротивление.

Однако толку от этого не было ровным счетом никакого. Войска сгруппировывались и перегруппировывались, страны объединялись для отпора общему врагу и даже заклятые соперники заключали перемирие перед лицом инопланетной угрозы. Дошло до того, что евреи и арабы вместе бок о бок защищали священный город Иерусалим.

Ну и что?

Иерусалим пал точно так же, как и все другие города. И его ждала та же самая судьба, что и все прочие населенные пункты.

Какая именно судьба – антропоксены еще не решили. Это зависело от того, какой план освоения планеты примут наверху.

Если землю будет решено осваивать обычным порядком, то все города должны подвергнуться перепланировке по стандартам истинной цивилизации, и тогда в этих городах не останется ни одного довоенного дома и ни одного варварского памятника.

Если же ученые все-таки добьются превращения планеты в заповедник, то города будут засеяны местной флорой и превращены в джунгли.

Так что оба варианта не сулили ничего хорошего ни Иерусалиму, ни Петербургу, где родился Вадим Богатырев, ни даже Мурманску, где он жил в последние годы перед нашествием, охраняя северное небо от угрозы со стороны Норвегии, где располагались ближайшие натовские авиабазы.

Насчет Мурманска он специально спросил у Тес Амару – как антропоксенам удастся превратить его в джунгли, если город стоит посреди тундры.

В ответ нагаруна напомнила Вадиму про активную биомассу, которая способна любую тундру превратить в непроходимую чащу и в пустыне вырастить райский сад.

Так что генерал давно разгромленной партизанской армии мог утешиться только мыслью, что если Землю все-таки превратят в заповедник, то лесные люди смогут восстановить свои силы и со временем построят новые города ничем не хуже старых.

Если же антропоксены учинят полную перепланировку, то у лесных людей не останется даже этого шанса.

Вероятно, именно поэтому Вадим согласился отправиться вместе с Тес Амару на главную базу службы полевых исследований планеты на правах не пленника, а гостя.

Никаких обещаний он инопланетянке давать не стал, но первый шаг к сотрудничеству был сделан. И Тес Амару убедилась, что этот пленный воевода для варвара в высшей степени разумен.

Другие варвары, с которыми ей приходилось иметь дело, в большинстве своем делились на героев и трусов. Первые вели себя совершенно нелогично, пытаясь нападать на антропоксенов и лояльных антропов даже в абсолютно безнадежных условиях.

Иногда у Тес Амару складывалось впечатление, что у этих людей полностью отсутствует инстинкт самосохранения – или же он пропадает под влиянием безумия, которое охватывает героев в плену. Некоторые из них словно специально искали смерти и огорчались оттого, что антропоксены всеми силами стараются сохранить им жизнь.

Трусы вели себя гораздо более логично. Они соглашались сотрудничать под угрозой боли, смерти или отправки в лаборатории для опытов (последнего варвары боялись больше всего). И это было нормально – но варвары, оставшиеся на свободе, почему-то относились к этим людям с недоверием и даже презрением.

У антропоксенов существовали серьезные проблемы с морально-психологической оценкой земных понятий. Усвоить слова «герой» и «трус» несложно. Но уяснить, почему слово «герой» носит положительный оттенок, а слово «трус» – отрицательный, было для большинства антропоксенов очень затруднительно.

Для пришельцев герой был безумцем, который поступает наперекор не только логике, но даже и элементарным инстинктам. А трус – наоборот, вполне разумный человек, вставший на путь цивилизованности. И перевернутая варварская логика вызывала в них естественное недоумение.

Как говорил один грузинский лингвист, объяснить, почему русские в слове «кон» пишут мягкий знак (конь), а в слове «тарэлька» – не пишут (тарелка), наука не в состоянии.

А воевода Вадим был не герой, но и не трус, ибо сотрудничать он согласился не под угрозой смерти или боли, а под влиянием разумных доводов.

Не зря все-таки Тес Амару столько лет изучала землян. Обобщив все, что она слышала о Вадиме, и обменявшись с ним первыми общими фразами, она безошибочно поняла, что если попытаться воздействовать на него угрозами, то он, скорее всего, поведет себя, как герой.

Но при этом воевода – не безумец и не фанатик. И следовательно, лучший способ склонить его к сотрудничеству – это разговаривать с ним на равных. И предложить равноценный обмен. Ты нам – помощь в борьбе за превращение земли в заповедник, а мы тебе – шанс реализовать великую мечту лесных людей. Мечту о свободном размножении и расселении по всей земле о сытой жизни и об изгнании захватчиков.

Последнее было наиболее спорно, но Тес Амару акцентировала внимание на том, что регулярные силы и вспомогательные войска антропоксенов планету покинут.

Останутся только ученые и необходимая для их безопасности охрана. И эти ученые (а тем более охрана) будут как можно реже показываться лесным людям на глаза, потому что для полноценного изучения дикой природы наблюдатели должны оставаться незаметными.

Но когда параболоид начальника полевых исследований планеты увозил Вадима из Великого Устюга на главную базу, воевода был хмур и задумчив. И не только потому, что опасался прослыть предателем, пойдя на сотрудничество с инопланетными учеными, но и потому, что их план не казался ему таким уж замечательным.

Как-никак, он предусматривал удаление с земли большей части ее населения. Антропоксены собирались вывезти на свои инопланетные базы всех лояльных антропов.

В представлениях лесных людей все они были трусы, предатели, инопланетные лизоблюды, а женщины – еще и вражеские подстилки, но Вадим, как человек разумный, прекрасно понимал, что у них просто не было другого выхода.

Не каждый может быть героем, а что такое нестерпимая боль наподобие той, которую может причинить своему носителю незаговоренная личинка-мунгара, он на своей шкуре испытал, когда его брали в плен.

Такая боль страшнее смерти. Она способна на всю жизнь сделать человека верным слугой пришельцев – лишь бы только этот ужас не повторился снова.

И как после этого относиться к плану пришельцев выселить с земли всех, кто под страхом этой боли согласился на них работать?

Очень даже может быть, что лесные люди примут проект инопланетных исследователей на ура. Еще бы – ведь в их распоряжении окажется вся Земля, пусть даже и без городов.

Живи не хочу!

Никто не знал точно, сколько всего на планете лесных людей. Но счет шел в лучшем случае на десятки миллионов. А скорее – просто на миллионы.

В первый год нашествия в леса уходило гораздо больше народу. Но никто не считал, сколько их перемерло с голодухи уже в первую зиму и сколько еще сдалось пришельцам за кусок хлеба.

Правда, было тогда и обратное движение. Уже захваченные антропоксенами и заряженные личинками-мунгара люди бежали в леса целыми толпами.

Чьи-то личинки сами нежданно-негаданно входили с людьми в такой симбиоз, что не могли уже ни убить их, ни причинить им боль, и только требовали в награду за свое «дружеское отношение» как можно больше плотских удовольствий.

Другие надеялись на чары лесных колдунов, про которых ходили самые невероятные слухи и легенды.

Но поток беглецов быстро иссяк, когда пленники антропоксенов узнали (в основном от бежавших навстречу – из леса в инопланетную неволю), что жизнь в лесу – не сахар, что голод – не тетка, а холод – не дядька, и что колдуны далеко не всегда успевают заговорить личинку раньше, чем она по сигналу наблюдателя начинает терзать носителя болью.

В последние годы лесные идеологи из числа старейшин и их приближенных, очень радуются тому обстоятельству, что численность лесных людей растет. Детей в общинах больше, чем взрослых, у каждой бабы – по пять-десять ребятишек, и даже облавы и налеты зондеров не могут нарушить эту тенденцию.

Эти сентенции расходятся по всем общинам в проповедях и сплетнях с неизменным рефреном: «Когда-нибудь нас станет так много, что мы передушим всех гадов голыми руками». И простые люди этому верят.

Старейшины не любят упоминать, что прежде чем повернуть на рост, численность лесных людей упала до абсолютного минимума. И о том, что лес способен прокормить очень ограниченное число людей, они тоже умалчивают.

А если эти соображения и просачиваются в массы, то они тотчас же нейтрализуются другими.

– Вот добудем волшебную закваску – и заживем, как короли, – успокаивают себя и друг друга лесные люди, и тревога, что если не детям, то уж внукам наверняка в лесу будет нечего есть, сходит на нет.

Внуки еще бог знает когда родятся, а волшебную закваску герои-партизаны добудут со дня на день – так что беспокоиться не о чем. Разве что о том, чтобы эту закваску разделили между всеми по справедливости.

Но воевода Вадим, который несколько лет разрабатывал планы захвата активной биомассы, с некоторых пор перестал этим заниматься, потому что понял всю бессмысленность подобных планов.

И дело даже не в охране, а главным образом в том, что волшебной закваской нельзя поливать землю из ведра. Необходимо специальное оборудование, защитные костюмы и черт знает что еще. Рабочая смесь вообще непригодна для хранения и транспортировки. Она образуется из нескольких ингредиентов в специальных смесителях и сразу выливается на грунт или в воду.

Когда воевода получил совершенно точные разведданные на этот счет и под большим секретом сообщил их старейшинам, его убедительно попросили больше никому об этом не говорить.

Старейшины прекрасно понимали, что параболоид-поливалку со смесителями на борту партизанам никогда не угнать, но они понимали также и то, что без мифа о волшебной закваске у лесных людей пропадет вера в будущее.

Та самая вера, ради которой все лесные общины вот уже семь лет сохраняют между собою мир, хотя порой им очень хочется учинить друг с другом кровавую разборку из-за хлебных мест, образа жизни или благоволения небес.