"Мышуйские хроники (сборник)" - читать интересную книгу автора (Скаландис Ант, Сидоров Сергей)

АНТИШАПКА

Михаил Шарыгин остановился перед входом в скромный деревянный храм, единственный действующий в Мышуйске, выстроенный года два назад на народные деньги при известной поддержке спонсоров из области и даже из Москвы. Строили православную святыню руками не претендующих на зарплату солдатиков из спецчасти генерала Водоплюева, доски и бревна Жилохвостовский леспромхоз подкинул чисто по бартеру, а всю церковную утварь, разумеется, тоже бесплатно предоставила патриархия. Так что от спонсоров больше шума было, народные же деньги, как всегда, пропили, не без помощи этих самых спонсоров. Доподлинно известно, что например сибирский золотопромышленник Зубакин лично подарил городу Мышуйску две упаковки сусального золота для покрытия куполов, притом, что всего таких упаковок истратили не менее сорока. А вот на банкете по поводу открытия и освящения храма в ресторане Центральном на улице Героев Мира (бывшей улице Героев Войны), Зубакин не только съел и выпил больше других, но и ухитрился потом перебить зеркала все до единого.

Однако же, несмотря на столь печальную (или наоборот веселую?) историю своего появления на свет, новая церковь, красовавшаяся аккурат напротив горкома, а ныне здания городской администрации, полюбилась мышуйцам, и батюшку, отца Евлампия знал в округе едва ли не каждый.

Шарыгин как раз и шел побеседовать со святым отцом. Облегчить душу от всего навалившегося за последнее время. Вопросов-то много возникало. Допустим, почему родной Мышуйск иногда начинает казаться совсем не родным? Почему порою он, Шарыгин, забывает собственное детство, а порою – наоборот – ощущение, как в той песне: «все что было не со мной, помню»? Почему люди вокруг узнают Михаила, как старого друга, а он их зачастую с трудом припоминает? Уж батюшка-то должен разъяснить, в чем тут дело. Кому же, как не ему разбираться в душе человеческой? К врачам Михаилу пока не хотелось, а например, глава администрации города Никодим Поросёночкин ничем Шарыгину не помог. Да и сосед по подъезду, признанный мышуйский философ, учитель биологии Твердомясов затруднился с ответом. Вся надежда оставалась на батюшку Евлампия.

Однако до священника дойти ему было в тот день не суждено.

– Мил человек! – окликнул Михаила нищий, стоявший на паперти с шапкой в протянутой руке. – Не откажи в помощи слепому.

Голос просящего звучал непривычно твердо, несколько даже грубовато и вместе с тем как бы иронично. Шарыгин не мог не остановиться. Посмотрел внимательно и сразу удивился как минимум двум вещам: хорошему почти новому костюму на попрошайке и его поразительной опрятности, не соответствующей моменту. Ну кто ж в таком виде руку протягивает?.. Ба! Новое наблюдение озадачило еще больше – да в руке-то у человека дорогущая и практически неношеная ондатровая ушанка. А в ней зеленеет один новехонький доллар и несколько мелких монет поблескивает. Наконец, глаза у «слепого» были живыми, ясными и даже улыбчивыми.

Вообще-то, грех не подать такому чудаку, хотя бы для того, чтоб узнать о нем побольше. Шарыгин бросил в шапку рубль и поинтересовался:

– На храм, что ли, собираешь, приятель?

– Не-а, – ответствовал тот и честно признался. – На новую шапку.

Последней совсем уж абсурдной репликой самозванный слепой окончательно покорил Михаила – любителя всяких парадоксов и загадок. Заинтригованный, Шарыгин спросил:

– А эта разве не новая?

– Ты не понял, мил человек, – улыбнулся псевдонищий. – Мое имя Прокофий Кулипин. Не слыхал? И эта шапка у меня неправильная получилась. Хочешь примерить? Тогда поймешь.

Шарыгин действительно не понимал ничего, однако от странного предложения не отказался, только недоуменно пожал плечами. И тогда его новый знакомый проворно ссыпал мелочь во внутренний карман, доллар аккуратно сложил пополам и отправил туда же, приговаривая себе под нос, что на пиво уже вполне хватит, а затем резким движением нахлобучил ушанку на голову Шарыгина.

В тот же миг все вокруг исчезло.

Нет, это совсем не походило на мгновенную потерю сознания и даже на внезапное ослепление. Все звуки по-прежнему слышались совершенно отчетливо, и в зрительном ряду осталась отнюдь не кромешная тьма, а некий желтовато-серый клубящийся туман, во все стороны, насколько хватал глаз.

– Э! – сказал Шарыгин.

Ноль эмоций.

– Э-э-э!! – добавил он длиннее и громче, уже ощущая подступающий страх. – Что это значит?

– А то и значит, – охотно принялся объяснять Прокофий, освобождая Шарыгина от столь необычного головного убора. – Я изобрел антишапку.

– В каком смысле «анти»?

– В самом прямом... Слушай, пойдем отсюда. Давай, что ли правда пива попьем. Смысла уже нет стоять. День сегодня такой неудачный. Пошли. А там и расскажу.

До популярного в городе пивбара «Пена дней» было от церкви всего два квартала. И Шарыгин сразу согласился: в конце концов, с батюшкой он всегда успеет пообщаться. А вот такого необычного персонажа другой раз и не повстречаешь!

В полутемном зале по буднему и относительно раннему времени было довольно пусто, даже нашелся свободный столик в сидячей части. Взяли сразу четыре кружки на двоих и по первой выпили за знакомство. Прокофий оглоушил всю целиком, почти не отрываясь, как будто два дня по пустыне шел, а Шарыгин из своей потягивал медленно. Он никогда в жизни больше двух кружек зараз не выпивал. Так что торопиться было некуда.

– Так вот, мил человек, – начал свой рассказ Кулипин. – Зовут-то тебя как?

Шарыгин представился.

– Так вот, Миша. Был я с самого детства изобретателем. Чего только не придумывал: зубную щетку с часовым механизмом, то бишь со встроенным будильником, шарнир для флюгера с шестью степенями свободы, метод высушивания промокших бубликов, ботинки для хождения по крышам – уж всего и не припомнить! А сгубила меня идея вечного двигателя. Двенадцать лет на него потратил, а когда модель была полностью готова, оказалось, что это никому не нужно. Городские власти поглядели и говорят: «Значит, ты хочешь этот гончарный круг на фабрике поставить и глиняные горшки производить? И получается что горшки будут продаваться, а электроэнергия потребляться не будет?» «Да что там горшки! – говорю. – Можно точно так же без электричества токарный станок запустить». «Того хуже, – отвечает заместитель главы администрации по вопросам промышленности. – Значит, пойдет машиностроительная продукция. Мы ее продаем и начисляем налог на добавленную стоимость. Этот налог благополучно переходит на расходную часть, в частности, на ту же электроэнергию. Энергетики гонят НДС дальше – неразрывная цепочка. А если станок не будет ничего потреблять, цепочка нарушится. Государство недополучит налогов, а бухгалтер на заводе сойдет с ума. Вы понимаете, товарищ Кулипин, что вы натворили?!» Заместитель главы администрации, когда нервничал, всех вокруг называл по старинке товарищами. Я тогда ничего не понял, про этот их НДС. «Ладно, говорю. Не надо, так не надо». Тот круг в моем сарае, наверно, до сих пор вертится, я только не наезжал туда давно, а раньше бывало еще цветочные горшки на нем делал и на городском рынке, то бишь на вернисаже, продавал. Ни разу меня там не видел, Миша?

– Нет, – сказал Шарыгин.

Он терпеливо слушал, ожидая, когда же разговор подойдет непосредственно к шапке.

– Так вот, – продолжил Прокофий своей обычной присказкой. – После того двигателя окаянного я и понял, что надо не у физики проклятущей идеи заимствовать, а черпать мудрость из народной кладези. Сказки – ложь, да в них намек... В общем, я по этим намекам, как по чертежам, очень внимательно прошелся и рецепты многих чудес до мельчайших деталей выявил. Первым моим патентом стали сапоги-скороходы. По расчетам, человек в кулипинских сапогах должен был передвигаться в сто раз быстрее обычного, то есть примерно со скоростью реактивного самолета. Опасно это? Разумеется, опасно, потому я и заложил в устройство некий блочок, названный мною «антифактум» (от греческого anti – против и латинского factum – поступок). И надо полагать, я так серьезно задумался о безопасности, что антифактум получился у меня лучше самих сапог. Человек их одевший имел возможность передвигаться в сто раз... но не быстрее. А медленнее. Зачем такое нужно? Кроме меня, наверно, никто бы и не додумался. А я предложил свои сапоги на автомобили ставить параллельно с колесами. Представляешь, за секунду до аварии антискороходы упираются в асфальт и экстренно тормозят движение. Я даже название красивое придумал: русская АБС или АБС-Р – автоматические блокирующие сапоги «Русь». Изобретение так и не внедрили – сказали дорого слишком. Ну, так я за новое взялся!

Про скатерть-самобранку все слышали? Ну, конечно. Об изобилии не мечтал разве только тот, кто есть никогда не хочет. Но если изобилие неуправляемое... Понимаешь ли, Миша, это как тот самый чудовищный горшочек каши у братьев Гримм. Короче говоря, опять мне антифактум понадобился. И похоже, эта шутка начала жить собственной жизнью. Скатерть моя, точнее антискатерть получилась не самобранкой, а самоубиралкой. Развернешь ее – на ней пусто. Зато все, что поставишь и положишь, даже прольешь – немедленно исчезает при свертывании. Казалось бы, опять – бессмысленная вещь. Ничего подобного! Это же универсальный утилизатор-ассенизатор! Мечта всех экологов. Ну, бегал я как ненормальный по всем городским помойкам и мусор с них собирал. Эффективность у антискатерти была потрясающей. Доложил начальству. Пригласили продемонстрировать. Высокая комиссия собралась. Все на антискатерть мою плюют, окурки бросают, бумажки, кофейную гущу из чашечек выливают, а завхоз горкомовский даже дохлую мышь принес, специально чтобы женщины повизжали. Но это он зря старался, потому что женщинам повизжать еще предстояло капитально. Едва антискатерть дохлого зверька в себя всосала, случилось нечто непредвиденное. Как я теперь понимаю, антифактум мой перегрелся – ну, сколько можно? – мощность его я на глазок прикидывал, а тут... В общем, эксперимент есть эксперимент. В один миг антискатерть-самоубиралка в натуральную самобранку превратилась. Если не сказать, в рог изобилия. Только, сам понимаешь, Миша, посыпались-то из нее не яства заморские да вина, а потекло нескончаемой рекой содержимое всех помоек города Мышуйска, по которым я с такой любовью трое суток лазил.

Как остановить скатерть, никто не знал. В том числе и я. Сотрудники в панике эвакуировались, из соседнего кабинета успели милицию вызвать, прежде чем стены рухнули, а милиция сразу догадалась, что простому наряду оперативников с происходящим не справиться не в жисть и пригласили подкрепление – спецназ генерала Водоплюева. Но когда подъехал взвод особого назначения, им уже оставалась только самая нудная и грязная работа – завалы разбирать. Скатерть моя к тому времени выдохлась. А жертв, к счастью, не было. Вот так. После этого случая меня и...

Несчастный изобретатель замялся, и Шарыгин сочувственно полюбопытствовал:

– В тюрьму отправили?

– Да нет, зачем в тюрьму... Впрочем, об этом позже. Ты слушай главное. Я теперь придумал новую вещь, не для людей – ну их всех в баню! – только для себя. Я придумал шапку-невидимку. Сам понимаешь, сколько преимуществ у невидимого человека, но и минусов хватает. Старика Уэллса все читали, знаем. В общем, и на этот раз без защитного блока моего работать не хотелось. Но антифактум окончательно озверел. Вместо шапки-невидимки сделал он мне в чистом виде антишапку.

– Что, – удивился Шарыгин, – она позволяет видеть невидимые предметы?

Увлекшись рассказом, он и позабыл, с чего все началось.

– Если бы! – вздохнул Прокофий. – Не я стал для всех невидимым, а все и всё стали невидимыми для меня.

– То есть ты попросту ослеп? – догадался, наконец, Михаил.

И вмиг вспомнился клубившийся у него перед глазами желтовато-серый туман.

– Вот именно. И, пожалуй, это было первое мое изобретение действительно бесполезное. Если не сказать вредное.

– Разве что применить его как оружие, – задумчиво проговорил Шарыгин. – Допустим, в порядке диверсии поставить партию таких шапок армии вероятного противника. Вот оно, настоящее российское шапкозакидательство!

Михаил допил уже вторую кружку и как-то незаметно для себя принялся за третью. Только этим и можно было объяснить столь нехарактерную для него идею. С чего бы иначе вошло в голову?

Прокофий посмотрел на собеседника мрачно и даже осуждающе. Судя по всему, он был убежденным пацифистом.

– Водоплюевская разведка уже не раз ко мне подгребала со всякими недостойными предложениями. Но я на войну никогда не работал и работать не буду! – гордо заявил Кулипин. – Ну ладно. Шапка, конечно, не удалась, зато я понял, как работает антифактум и что надо сделать для исправления всех моих изобретений.

– Неужели понял? – не поверил Шарыгин.

– Мамой клянусь, – как-то очень трогательно отозвался Прокофий. – Только это все очень дорого – исправления вносить. Понимаешь? Вот я и начал деньги собирать. От властей же субсидий не добьешься! Зиму проходил в шапке, привыкал все делать не видя, с палочкой, на ощупь. Люди меня жалели, хотя и знали, что слепой я бываю только в шапке. Хорошие у нас люди в Мышуйске! Для подаяний пришлось вторую шапку купить, а то если каждый раз снимать ее, уж больно страшно выражение лица меняется. Вот смотри!

Изобретатель надел шапку, и глаза его вмиг остановились, сделавшись пустыми и как будто даже мутными, снял – все вернулось к прежнему состоянию.

«Да, с такими жутковатыми стекляшками вместо глаз побираться можно», – понял Шарыгин.

– Ну а весной, – продолжал Прокофий, уж больно жарко стало в шапке. – Хожу так. Вот и подают меньше. Хотя, казалось бы, какая им разница? Все же знают, на что я собираю, только ты вот один и выслушал меня со вниманием. Ну да ладно. Пора мне.

– И мне пора, – согласился Шарыгин. – Хватит уже пьянствовать. Тебе в какую сторону?

– Да мне тут два шага. Солдатский Шум знаешь?

– Это там, где больница?

– Ну да. Я же у Вольфика и живу.

– У какого Вольфика? – не понял Шарыгин.

– Э, мил человек, да ты, видать, совсем новенький в нашем городе! Пошли. Проводишь меня, заодно и посмотришь какие люди у Вольфика живут. А я по такому случаю в шапочке пройдусь, давно, черт возьми, слепым не был!

До улицы с загадочным названием Солдатский Шум было и впрямь недалеко. Но внутрь Шарыгин идти передумал. Не захотелось ему смотреть, «какие люди у Вольфика живут». Потому что Прокофий привел его ко входу в больничный корпус с недвусмысленной табличкой «Центральная Мышуйская психиатрическая лечебница им. Вольфа Мессинга». Навстречу им вышел небывалого роста медбрат в устрашающем темно-зеленом хирургическом костюме и, добродушно улыбнувшись, пробасил:

– Больной Кулипин, почему опаздываете к ужину? Не иначе, опять пиво пили? Нехорошо!

И когда Прокофий, торопливо попрощавшись, скрылся внутри, Шарыгин в растерянности полюбопытствовал:

– Простите, а как же это... психически больные – и по городу гуляют?

– Вы, должно быть, недавно в Мышуйск попали, – смело предположил медбрат. – Поживете здесь еще чуть-чуть и все поймете. Мы к людям гуманно относимся, не так, как в других больницах.

В этот момент двери лечебницы открылись, и на ступени парадного входа вышел батюшка, отец Евлампий – при всех регалиях.

– Здравствуйте, – сказал Шарыгин, завороженно глядя на сияющий в лучах солнца золотой крест на груди священника и уже готовый воспользоваться случаем для серьезного разговора.

Медбрат однако опередил Михаила, обратившись к батюшке с вопросом:

– Ну как, отец Евлампий, все в порядке? Вы уж не забывайте, пожалуйста, что это только первая часть нашего курса лечения. Вам бы хорошо в следующий раз деньков на пять к нам лечь.

– Конечно, конечно, – согласился батюшка, – на будущей седмице – обязательно.

Шарыгин проводил священника совершенно обалделым взглядом и еще не сообразил, что сказать, когда медбрат заботливо поинтересовался:

– А кстати, вы сами-то ничего не изобретаете? Или, может, вас странные вопросы одолевают? Сомнения какие-нибудь? Так вы заходите, не стесняйтесь. Мы всем помогаем.

Из переулка, сбегающего к реке, налетел внезапный порыв ветра, словно поторапливая Шарыгина.

– Спасибо, – сказал он и, развернувшись, быстро-быстро зашагал прочь.