"Инквизиция" - читать интересную книгу автора (Одли Ансельм)

Глава 2

«Целый день потратили на согласование кучи торговых мелочей, дай бог, чтобы хоть с пользой», – подумал я, стоя в зале ожидания подводной гавани Лепидора, пока манта Кэнадрата, увозящая наших гостей, отваливала от причального портала. Пройдет не меньше трех недель, пока мы получим ответ, а скорее всего – скорректированное предложение для дальнейшего обсуждения.

Следующий день после прибытия Олтана, последний день лета, я провел в душном кабинете отца, продираясь сквозь сложности торговли Великого дома, Я никогда не был силен в арифметике, и к тому времени, когда мой отец призвал на помощь своего первого советника, дородного Атека, чтобы рассчитать размеры прибыли и проценты на взятки, я почти спал.

Но мне предстоит когда-нибудь стать графом Лепидора, поэтому я изо всех сил старался следить за числами, которые Атек строчил на обрывках пергамента, и не позволял себе смотреть на гладкое, манящее синее море. На самом деле, это и значит быть графом – или любого рода правителем, – и я вынужден был признать, что мне это так же ненавистно, как чувство, что все вокруг ждут от меня решений. Конечно, это приятное чувство, когда все идет хорошо и нет необходимости делать трудный выбор, но во время вторжения Сферы я испытал самые худшие стороны положения лидера, и с меня хватило.

Хотя мой отец быстро шел на поправку, он был не в состоянии целый день выдерживать темп Олтана, и после обеда переговоры со стороны Лепидора вел я. Ради своего клана я не мог уступать, пока мы не сходились на том, что удовлетворяло всех. На закате, когда по западному небосклону от горизонта до горизонта разлилось небывалое красновато-золотое сияние, я понял, что зима уже пришла, и сослался на клановые обязанности, чтобы последний раз поплавать в море, еще теплом после дневной жары. Главы кланов так не поступают, и я чувствовал, что подвожу своего отца, но кто знает, когда мне снова представится такая возможность?

Не было времени уходить далеко от города, иначе мне пришлось бы возвращаться в темноте, поэтому я прошел немного вдоль берега к пляжу под тем косогором, где мы сидели днем.

Сбрасывая с себя тунику в странном, жутком зареве, я посмотрел на море. Солнце висело пылающим оранжевым шаром в поразительном небе медного цвета, заливая город и береговую линию призрачным, почти апокалиптическим светом. Лес позади меня стоял безмолвен, и моя гротескно растянутая тень казалась изможденным призраком на фоне деревьев и золотого песка.

Но самым необычным было море. Из красок этого эффектного заката волнистая поверхность океана выбрала для себя густой кроваво-красный цвет.

– Море цвета красного вина, – промолвил я, не сознавая, что говорю вслух, пока не услышал ответ.

– Я думала о том же, – сказала Равенна, сидевшая в тени скалы. Когда она встала, мы старались смотреть лишь на лица друг друга.

Фетийский поэт Этелос жил почти шестьсот лет назад, но, судя по его стихам, он созерцал похожий закат на некоем древнем острове еще до того, как человечество ступило на берега Океании.

– Я никогда не видел ничего подобного, – сказал я, показывая на панораму неба и моря.

– Я тоже. – Равенна спустилась на пляж и встала рядом, и еще одна длинная тень упала на песок. – Даже в начале зимы, когда закаты всегда удивительны. Все-таки странно, что эти цвета, так любимые Сферой, могут казаться такими красивыми. Сфера поганит все, к чему прикасается. Все, кроме закатов. Почему так?

– Закаты были здесь задолго до Сферы и останутся здесь, когда о ней давно забудут.

– Я завидую людям, которые будут любоваться подобным чудом, знать не зная о ереси и инквизиторах.

– Мы никогда не сможем о них забыть, – вздохнул я, – но я тебе обещаю: когда-нибудь мы будем смотреть на такой закат из Дворца Моря в Санкции, как древние иерархи.

Равенна воззрилась на меня, затаив дыхание, потом озадаченно покачала головой.

– Ты сейчас одной фразой сказал очень многое.

На самом деле, так и было, и кое-что из сказанного я сам понял лишь спустя много времени. Мое обещание казалось странным, но мы оба знали, что оно означает. Санкция, древний священный город Аквасильвы, исчез, когда Сфера пришла к власти. Никто из нас не сможет в него войти, пока Сфера не сгинет, если история его исчезновения верна. Двести лет его было не видно и не слышно, и это самый ясный показатель, что причина определена правильно.

Но гибель Сферы – еще не все, и если бы я знал будущее, я бы никогда не дал такого обещания. Равенна была мудрее меня и уже поняла то, чего я не увидел в своей слепоте. И никто из нас двоих не упомянул тогда о значении, которое имел ритуал наблюдения заката для самих иерархов.

– Поплыли? – спросила Равенна, нарушив молчание.

Мы поплыли, наслаждаясь теплом темной воды, пока солнечный шар совсем не исчез, и лишь пурпурная заря осталась на западном небосклоне, загороженная синими силуэтами туч. Не возвращаясь к сказанному, мы натянули туники на еще мокрые тела и вернулись во дворец.

На следующее утро вершины гор скрыл непроницаемый слой низких облаков, и в воздухе повеяло резким холодом. Зима теперь стала похожа на зиму, хотя так было не всегда. Это теперь существовал абсолютный разрыв между зимой и летом, граница, которую мы переходили в конце каждого года. После этой даты налетал первый шторм, а с ним начиналась штормовая полоса, длившаяся обычно несколько месяцев. Треть каждого года с разницей в несколько недель. Только Сфера, с ее способностью контролировать и «видеть» погоду сверху, знала, почему это происходит, и конечно, не в ее интересах было кому-нибудь рассказывать.

Я еще несколько минут смотрел из зала ожидания подводной гавани, как манта Кэнадрата скользит во мрак легкими, неторопливыми ударами своих огромных крыльев. Только когда вода полностью поглотила ее, я повернулся и отпустил двух сопровождавших меня морпехов. Во дворце меня ждала работа, но эскорт уже не был нужен.

Одно хорошо в зиме, размышлял я, взбираясь по лестнице в свой кабинет во дворце: не так обидно торчать в четырех стенах. Снаружи нечего было делать, кроме как когда шел снег, и та новизна вскоре прошла, когда холод просочился под мою одежду. Я не был океанином по рождению и никогда не чувствовал себя счастливым в холоде. Одного года на Архипелаге, где никогда не бывает снега, хватило, чтобы убедиться: я совсем по нему не скучаю.

Мой отец отдал мне этот кабинет много лет назад, и с тех пор я изредка пользовался им, но за последние недели свыкся с ним, как черепаха с панцирем. Кто-то из слуг уже разжег камин, и от приятного тепла комната стала гостеприимной и желанной – чего не скажешь о документах на письменном столе.

Я уселся в кресло и взял верхний лист – при виде размашистого почерка Палатины во мне проснулся интерес. Что это такое, я понял не сразу. Вчера, во время перерыва в переговорах, я сказал Палатине, что нам пригодятся ее суждения о Фетии. Очевидно, она приняла эту идею близко к сердцу, потому что передо мной лежали две страницы, озаглавленные «Коммерция в Фетии». Первым пунктом, несколько раз подчеркнутым, значилось «Фетией правит император», за этим следовало так же подчеркнутое «Фе-тийцы ненавидят танетян».

Некоторые из ее слов только шифровальщик мог бы разобрать, но я догадался по смыслу фразы. Дойдя до конца, я откинулся на спинку кресла и уставился на доклад, спрашивая себя: а так ли удачно было наше предложение? Нет другого логичного места для продажи оружия калатарским диссидентам: Фетия расположена посередине, нейтральна, и в ней, как в Танете, можно покупать или продавать абсолютно все.

С другой стороны, Палатина указала на ряд очевидных отрицательных моментов. Фетийские кланы всячески осложняли жизнь танетян, пытающихся торговать. Многие из этих кланов держались крайнего изоляционизма и протекционизма, вели жесточайшую конкурентную борьбу. Кланы вроде родного клана Палатины принадлежали к другому концу спектра: были свирепыми завоевателями и империалистами при всей их приверженности к республиканскому строю.

А Селерианский Эластр, легендарная фетийская столица… всевышние боги! Палатина написала такое, что не укладывалось у меня в голове. Не может быть, чтобы она не преувеличила, уж не знаю зачем. Ведь невозможно быть президентом клана и проводить на вечеринках три ночи из каждых четырех? А что до упомянутых ею оргий, то это больше смахивает на описание порочного города Мэлайры в «Книге Рантаса», якобы разрушенного гневом богов сотни лет назад.

Надо было спросить ее об этом прямо. Я позвонил в колокольчик, и через несколько мгновений один из моих младших кузенов, который сегодня дежурил, появился в дверях.

– Ты не мог бы найти Палатину и попросить ее прийти, как только ей будет удобно?

Он кивнул и снова исчез. Я бы предпочел сам найти девушку, посылать гонца казалось как-то невежливо. Но я знал, что если отправлюсь ее искать, то не вернусь к работе до вечера.

Палатина появилась где-то через полчаса, когда я рассматривал просьбу из городка Джесрадена о выделении дополнительных средств клана: клановый десятник хотел ввести в действие новую гидросистему, поскольку старые трубы разваливаются на части. Из этого следовало, что фарасские подрядчики, которые их монтировали, сделали некачественную работу. Нет смысла нанимать тех же самых – мне придется выяснить, какая группа этим занималась. О Стихии, как это скучно!

– Катан?

Я поднял голову, вздыхая с облегчением, и отложил в сторону петицию из Джесрадена. Это может подождать, никто не собирается укладывать новые трубы зимой.

– Надеюсь, я не оторвал тебя от важных дел? Ты, наверное, занимаешься чем-то куда более насущным, чем я.

– Ты хочешь поговорить о Фетии, – изрекла Палатина, обходя стол, чтобы сесть рядом со мной. Девушка не выглядела озябшей, значит, она не была на улице. Наверняка пришла сразу же, потому что скучала. Ее можно понять.

– Я прочел твой доклад, но кое-что в нем…

– …кажется невероятным. Увы, все это правда. – Она подтащила стул из угла, и я оттолкнул от стола свое кресло, чтобы освободить больше места, свирепо пиная при этом стол.

– Ты шутишь! Даже президент Декарис и его бордель?

– Катан, в некоторых вопросах ты по-прежнему наивный провинциал. Фетия разваливается, а когда все катится под откос, как там, люди начинают вести себя очень странно.

– Но если все это… – я извлек ее доклад из кучи бумаг, – правда, то как получается, что Фетийская империя до сих пор так могущественна?

Палатина ответила не сразу, задумчиво глядя вдаль.

– У Фетии есть две стороны. Да, есть вещи, которые я написала и которые тебя беспокоят. Кланы ни о чем особо не заботятся, кроме престижа и хорошей жизни. Не все из них, конечно, – добавила она, имея в виду свой собственный клан, воинов Кантени. – Все это в Фетии можно увидеть в больших городах и Селерианском Эластре. Но ты забываешь, что фетийцы – лучшие моряки в мире. Мы оба фетийцы, ты и я, и никто из нас двоих не счастлив вдали от моря. Для тебя море – не только корабли, но все знают, что в мореплавании фетийцам нет равных.

И это бесспорная истина, хотя танетские шкиперы и кэмбресские адмиралы утверждают иное. Остальной мир рассматривает океан как проезжую дорогу и торговый тракт, а также обширную природную рыбную ферму, но для фетийцев океан – это нечто большее. Не бог или богиня, и не огромный живой организм, как верили полумифические эксилы, но больше* чем проезжая дорога и рыбный садок. И именно фетийцы основали Океанографическую гильдию.

– Так ты говоришь, что это флот поддерживает их могущество?

– Флот и император.

Этой темы она до сих пор избегала. В докладе не было никакого упоминания об Оросии, что меня заинтриговало. Как можно писать о коммерции в Фетии, не упоминая человека, который – хотя бы номинально – обладает большей властью, чем любой другой властитель на Аквасильве? Даже кэмбрессцы боятся открыто противоречить императору, хотя ревниво следят, чтобы не попасть даже в тень вассальной зависимости от Фетии.

– Ты оставила его напоследок.

Палатина кивнула.

– Он опаснее всех прочих, вместе взятых.

– Что он собой представляет? Как человек, я имею в виду.

– Вероятно, он самый блестящий император за всю нашу историю. Когда ты с ним говоришь, ты чувствуешь, что он всегда опережает тебя на несколько шагов. Разумеется, Оросий играет в шахматы, и он никогда не проигрывает. Но он бессердечный, холодный, безжалостный – и все прочее в том же роде. Оросий – неподходящий правитель для Фетии, потому что хочет быть абсолютным монархом, а мы ему не позволим.

– Я думал, в этом весь смысл императорской власти?

– Не нашего императора, – заявила Палатина с оттенком гордости. – В Фетии император – или императрица, у нас их было несколько – не то же самое, что например, хэйлеттский царь царей. Оросий не может казнить человека без суда или издавать указы, какие ему захочется. Фактически, – девушка помолчала, сжав кулаки, словно концентрировалась на чем-то неуловимом, – он вообще не император. Он командует флотом и руководит ассамблеей кланов. Но все законы принимают они – Оросий просто их уравновешивает. Без него кланы воевали бы все время. При нем мы воюем только время от времени. Оросий хочет большего. Он хочет править сам – и он хочет вернуть старую империю. Но поскольку большинство кланов сильно дезорганизованы, Оросий ничего не может добиться и потому обращается за помощью к Сфере.

Что было самой серьезной проблемой. Мегаломаньяк на фетийском троне – не слишком большая беда, учитывая ослабленное состояние империи, но если он действует рука об руку со Сферой, то это меняет дело.

– Отец сказал мне, что он под башмаком экзарха, и говорил что-то о его болезни.

Экзархи были властителями Сферы, которые повиновались только четырем Премьерам – а в некоторых случаях не подчинялись даже им. Экзарх Архипелага, неизменно гнусный тип, правил своими обширными духовными территориями как светской империей с тех пор, как Священный Поход оставил на Архипелаге вакуум власти. Экзарх Фетии, хоть и не столь могущественный, тоже обладал огромной властью, равной власти короля моего собственного континента Океании.

– Отчасти это так, – подтвердила Палатина. – В тринадцать лет Оросий тяжело заболел, и эта болезнь его изменила. Иногда у него бывают головные боли, от которых он теряет сознание и по несколько дней не появляется на людях. Радуйся, что ты не на его месте, иначе у тебя были бы те же проблемы.

Я не хотел, чтобы девушка напоминала мне об этом. Мы оба были кровными родственниками Оросия: Палатина была его двоюродной сестрой, а я, вероятно, двоюродным братом, хотя я еще не был уверен. И хотя я никогда не признавался в этом, эта мысль меня ужасала. Если император или Сфера когда-нибудь узнают, кто я такой, я и глазом не успею моргнуть, как снова окажусь на костре, и на этот раз поблизости не будет никаких торговых лордов, чтобы мне помочь. Оросий уже пытался убить Палатину, а она – женщина, и потому куда меньшая угроза в глазах Сферы. И что касается болезни – я мог это вспомнить, потому что сам болел в том же самом возрасте.

– Но насколько сильно на него влияние экзарха?

– По обстоятельствам. – Палатина откинулась на спинку стула, поправляя складку своей толстой зимней туники. – Когда император болен, экзарх фактически всем распоряжается, а в остальное время Оросий полагается на него, как на Первого советника. Есть еще человек по имени Заратек, который руководит секретной службой. Эти двое и Танаис – единственные люди, которым он доверяет.

Мы далеко ушли от первоначальной темы – коммерции в Фетии, – но я не возражал. Танаис обещал открыть тайну моего происхождения, когда вернется, и в основном ради этой информации я откладывал наш отъезд. Если повезет, Сфера не узнает о существовании еще одного кузена Оросия.

Одно меня озадачивало: как люди могли с самого начала потерять мой след? Я знал, что я урожденный Тар'конантур, член императорского клана, что на свет я появился в Фетии, и что по некой причине тогдашний канцлер империи похитил меня, когда мне было несколько часов от роду. Никакие поиски тогда не велись – очевидно, весь этот инцидент был как-то замят. Но зачем вообще было идти на все эти хлопоты?

– Если мы будем продавать оружие в Селерианском Эластре, империя узнает? – спросил я, резко меняя тему. По какой-то причине мне больше не хотелось говорить об императоре.

– Селерианский Эластр – очень космополитичный город, – ответила Палатина. – Там меньше людей, чем в Танете, но он расположен на более крупном острове. Очень трудно проследить, кто что делает, и если нас не будут искать…

– Танетских торговцев, продающих оружие в фетийской столице? Вряд ли мы будем заметны.

Палатина игнорировала мой сарказм. Окна слегка задребезжали под порывом ветра. Взглянув на небо, я увидел вместо сплошной серой облачности рваные тучи, несущиеся на запад, к морю. Они приобрели более темный оттенок, почти фиолетовый; стало быть, шторм. Один Рантас знает, сколько он продлится.

– Думаю, вам придется подписать соглашение с фетийским кланом. Не с одним из главных, вроде моего, а с маленьким. Откуда-нибудь с окраины, у которого мало коммерческих интересов. Лучше бы со старшим кланом, но все они слишком ненавидят танетян. Это единственное, в чем они согласны.

– Такой договор не покажется странным?

Я нацарапал несколько слов в конце ее доклада, чтобы не забыть.

– Нет, подобное уже бывало.

– Ты можешь кого-нибудь рекомендовать?

– Я могу подать тебе идею, – сказала она и поежилась, как от холода. – Но Кэнадрат будет полезнее. С тех пор как я уехала, обстоятельства могли измениться. А почему здесь так холодно?

С преувеличенным вздохом я встал и пошел к вентилю обогревателя. Зимой и во время штормов дворец отапливался горячей водой, пущенной по трубам вокруг каждой комнаты. В подвале есть печь, работающая на огненном дереве, которая нагревает эту воду; содержать ее дорого, но необходимо, учитывая морозы в середине зимы.

Открыв вентиль чуть сильнее, я вернулся на свое место. Интересно, каково жить там, где теплее? В Архипелаге и Фетии не бывает суровых зим, одним Стихиям ведомо почему. Да, здесь холоднее, и очень мало солнца. Но на Архипелаге сейчас сезон муссонов, когда каждый день идет дождь, иногда по несколько, недель кряду. Что касается меня, то любые муссоны неизмеримо предпочтительнее стужи и сугробов величиной с дом.

– Поезжай и поживи немного в Фетии, и ты увидишь, что такое цивилизованный климат, – посоветовала Палатина.

– Хочешь, чтобы я утонул под дождем?

Я встал на защиту Лепидора, несмотря на мои личные ощущения. Здесь мой дом, и хотя я острее чувствовал холод из-за своей фетийской крови, я уже привык к этому климату.

– Я думала, тебе нравится быть мокрым.

– Есть маленькая разница между плаванием в море и плаванием по улице, – парировал я.

Палатина ухмыльнулась:

– Тебе бы понравилось. Я уверена, в тебе есть что-то от тюленя – ни у кого больше нет такого пристрастия к океану.

– И ты еще утверждала, что все фетийцы связаны с морем. Берегись, не то заговоришь как танетянка.

– Я предпочитаю Танет, – ответила Палатина, снова вдруг посерьезнев. Я понял это, потому что она начала играть с карандашом, водя им вверх и вниз по краю стола. – Танет растет, он куда-то движется. Достаточно послушать речи Олтана, чтобы это увидеть. Кэнадрат – большой Дом, с надежными торговыми маршрутами и кучей денег. Они могли бы спокойно сидеть и плевать в потолок, пока денежки текут к ним рекой, а всю энергию направить на то, чтобы попасть в Совет Десяти. Вместо этого, поскольку им хватает ума заранее видеть проблему, они задумывают рискованное новое предприятие. И с Домом Барка, который они едва знают. Будь на их месте фетийцы, они бы так не поступили. Они бы прикончили своих конкурентов, всадив им нож в спину, но палец о палец не ударили бы, чтобы попробовать начать что-то новое. Фетия живет за счет прошлой славы, и никого это не волнует.

Палатина зло скрутила карандаш. Тот выскочил из ее пальцев и, пролетев через всю комнату, ударился о тяжелые зимние портьеры. На лице девушки появилось виноватое выражение, когда она встала, чтобы его поднять.

– Но почему?

Палатина говорила о Фетии всего несколько раз, и я до сих пор не понял, что стало причиной упадка.

– Ты ничего не принимаешь всерьез, кроме точных наук.

Я вынужден был признать, что тут она права. Меня воспитали как дворянина, отец основательно обучал меня, ибо верил в образование. Но я всегда занимался только естественными науками. История, теология, право, грамматика – все эти предметы вызывали у меня острую скуку, особенно теология. А что до сочинений фетийских философов… одно время я ненавидел Фетию просто за то, что она столько их наплодила.

– Каждая страна имеет свою эпоху расцвета, – продолжала Палатина. – Двести лет назад Фетия выиграла Таонетарную войну и получила возможность развиваться. Но затем пришла Сфера, иерарх убил своего кузена и стал императором, и все развалилось. И ты видел, как Сфера переписала историю, чтобы сделать нас злодеями той Войны.

– Но почему вы им позволили? Я знаю, тебя там не было, конечно, но почему?

– Кто знает? – Она выразительно повела карандашом. – Это случилось, и кланы постепенно отдали все Танету. Двести лет назад Танета даже не существовало.

По крайней мере это я помнил, вместе с фрагментами истории других континентов. Танет основали беженцы, спасающиеся от опустошения Войны. Острова в проливе между двумя половинами расколотого континента Экватория показались им безопасным местом для жизни, защищенным несколькими милями воды от междоусобных войн на материке.

– Что натворил один, другой исправить может.

– Теперь ты цитируешь мне фетийских поэтов? А я всегда думала, ты их терпеть не можешь.

– Я не понимаю и десятой доли того, что они говорят, но могу при случае ввернуть цитату-другую.

– В Фетии ты никогда бы не преуспел. Там даже в ассамблее спорят о поэзии – лидеры кланов читают все. Помню, я присутствовала на одном заседании, когда еще был жив мой отец. Президент Мандрагор и президент Налассель схлестнулись из-за того, сочувствует Северий войне в своих эпических поэмах или нет. – Палатина слабо улыбнулась. – Мелочь, конечно, но она показывает, как низко мы пали. Но по крайней мере у нас еще что-то осталось: наша поэзия и наша музыка. Иногда мы даже можем спорить о философии.

– Но ведь Сфера закрыла все академии?

– Есть кое-что, что ты должен понять насчет Фетии, если собираешься иметь дело с Равенной. Я говорю «Фетия», но то же самое верно для Калатара и остальных островов. Ты этого не замечал, когда был там, потому что нас держали вдали от проторенных дорог. Жизнь Фетии происходит на улице. Наши города построены вокруг площадей, наши дома и дворцы построены вокруг дворов и садов, и сам император большую часть приемов устраивает под открытым небом. И даже в своих домах мы стараемся создавать большие открытые пространства. А это значит, что мы беседуем. Мы проводим часы в кафе, парках, колоннадах, общаясь с друзьями. Мы не сидим взаперти по одному и по двое и не плетем интриг. Ничто и никогда не остается тайным, и нет никакого способа помешать идеям циркулировать. Сфера закрыла академии, запретила демонстрации как еретические и ввела религиозную полицию, чтобы ересь не обсуждалась.

Но все эти меры результата не дали. На Архипелаге так же невозможно заткнуть людям рот, как остановить восход солнца. Вот почему Сфера ненавидит Калатар – и всех апелагов. Нами она не может управлять, как другими.

– Но танетяне тоже все свое время проводят на открытом воздухе, – возразил я.

Палатина покачала головой:

– Но не так. У танетян все вертится вокруг Домов, и влиятельные люди выходят наружу лишь для того, чтобы пройти от дома к дому. В Фетии все важное делается вне дома, и ты не будешь президентом клана, если люди тебя не видят. Ты не можешь прятаться. Вот почему Сфера и Архипелаг не могут сосуществовать вечно. Рано или поздно, сколько бы времени ни потребовалось, один из них уничтожит другого.