"Штурманок прокладывает курс" - читать интересную книгу автора (Анненков Юлий Лазаревич)
Глава восьмая ВЕГНЕР МЕНЯЕТ КУРС
1
Запашного я застал в сильном гневе. Молодой партизан Присудок стоял перед ним со связанными за спиной руками.
— Злодій! — сказал Сергий. — Ось це мені гірше смерті[95].
Сколько раз пытались немцы обвинить Запашного в грабежах, чтобы восстановить против него крестьян. Не верили! И вот, пожалуйста, в самом деле грабеж. Этот Присудок, недавно принятый в отряд, зарезал на хуторе корову и отобрал у старика пасечника бочку меда.
Запашный собрал «тройку», которая вынесла решение за пятнадцать минут.
— Прикажите расстрелять этого сукина сына! — сказал Запашный новому начальнику штаба, Голованову. — Мародеров в отряде не потерплю! — и ушел, даже не взглянув на осужденного.
Парнишка с оттопыренными ушами кинулся в ноги:
— Любое задание дайте! Пусть лучше немцы убьют, чем свои!
Я сказал Голованову.
— Жаль! Молодой, исправится.
— Могила его исправит, — ответил Вася.
— Так ведь и ты когда-то воровал. Сам рассказывал.
— Пацаном я воровал, с голоду, а он — здоровенный лоб. В бандеровском курене ему место. Пуля — и весь разговор.
— А может, прибережем пулю для фашиста?
Голованов подошел к Присудку, вынул нож и перерезал веревку:
— Пойдешь со мной на задание. Если подведешь — выпущу кишки вот этим самым ножом.
Мы пошли к Запашному. По дороге Голованов сообщил новость:
— Шоммер уехал в Германию. Простить себе не могу!
Наверно, я ненавидел Бальдура не меньше, чем Голованов, но сейчас речь шла уже не о чувствах, а о срыве нашего плана. Несколько дней я ломал голову, пытаясь придумать новый вариант. Все это время Сергий не подходил ко мне. Он сердился за отмену его приказа, но в глубине души был, верно, благодарен.
Тут прибыл приказ от Веденеева нанести отвлекающий удар по комендатуре в местечке Сороковицы, чтобы обеспечить переход в наши края партизанского полка и разведцентра.
— Не вовремя! — огорчился Сергий. У него были в эти дни совсем другие намерения. — Знаешь бывший совхоз «Рассвет»?
— Конечно. Это усадьба Фрауенхайма. Он женат на сестре Вегнера. Помнишь, видели его, когда я уезжал к Веденееву?
В усадьбе остановились трое немецких офицеров. Запашному давно хотелось посчитаться с Фрауенхаймом за издевательства над крестьянами, а тут еще эти офицеры. Голованов считал, что здесь лежит решение моей задачи.
— Офицерики зеленые, видать, прямо из училища. На месте назначения вряд ли их знают. Может, попробуем?
— Вдвоем? Брось, Вася. Несерьезный разговор!
— Зачем вдвоем? Пусть Запашный уходит с отрядом на свое задание, а нам оставит человек десять. Хватит.
Связаться с разведцентром я сейчас не мог. Принял решение сам. Усадьбу атакуем, офицеров попытаемся захватить.
Запашный согласился. Он оставил нам десять человек, и среди них моего друга Чижика и проштрафившегося Присудка.
Перед рассветом, в самый сонный и глухой час, мы с Чижиком и с двумя партизанами залегли в лопухах у забора. Голованов с остальными пошел в обход, чтобы блокировать флигелек охраны.
В три светает. Атака назначена на два сорок. Еще десять минут, и подымемся на веранду. Девушка-прислуга откроет дверь. Часы сверены. Никаких сигналов. Главное — внезапность.
В темных окнах за деревьями сада мне чудилось какое-то движение. Скрипнула невидимая за кустом дверь веранды. Наверно, девушка уже открыла нам.
До назначенного времени оставалось еще целых восемь минут. За домом гулко ударил винтовочный выстрел и следом короткая очередь из автомата. Что-то заставило Голованова начать раньше срока. Прыгая через клумбы, мы побежали к веранде. Дверь была открыта, и вот мы уже в темной гостиной. Внезапно вспыхнул свет. Из комнат справа и слева загремели выстрелы.
— Хлопцы, назад! Тут западня!
Мы кинулись к выходу, но со ступенек веранды поднялись трое.
И здесь произошло непостижимое. Один из тех, кто был на веранде, выстрелил в упор в своего соседа. Другой, вскинув винтовку, хотел броситься на меня, но и того свалил выстрелом неожиданный союзник. В луче света, упавшем из двери на его лицо, я узнал корветен-капитана Вегнера.
Нас не преследовали. Только стреляли наудачу в темноту. За домом тоже раздавались выстрелы. Мы побежали туда вместе с Вегнером и за конюшней столкнулись с Головановым.
— Присудок продал! — сказал Голованов. — А это кто?
— Потом объясню. Пошли!
В гуще подсолнечника, за забором усадьбы, остановились. Еще не светало, но вершины деревьев уже обозначились на фоне неба. Весь дом был освещен. Оттуда время от времени постреливали. Голованов рассказал:
— Мы лежали в засаде. Пересчитал людей. Присудок исчез. Теперь понятно: предупредил сторожа, и в усадьбе подготовились. — Он посмотрел на Вегнера. — А этот почему не связан? Сбежит.
Вместо ответа я протянул руку корветен-капитану:
— Спасибо. Как вы решились?
— Не знаю. Я много думал раньше, но все получилось внезапно. Сначала — тревога. Пришлось идти в эту засаду. Потом вдруг увидел вас прямо на мушке, как цель в тире. Вспомнил наш разговор: «Лево на борт!» Решился. Теперь — всё.
Голованов не понимал нашего разговора по-немецки.
— Пошли! — торопился он. — Потом допросишь.
— Нет! Герр Вегнер, когда вы должны уехать отсюда?
— Через неделю. Теперь это не имеет значения. Фюреру придется обойтись без меня.
— Понятно. Предписание к месту службы при вас?
— Еще не получил. Должен прибыть фельдкурьер.
— Тогда вот что, герр Вегнер, прошу вас вернуться в усадьбу. Вы преследовали партизан и не догнали. Прошу вас получить предписание и выяснить, где личное дело. Через девчонку-прислугу получите координаты и время для встречи со мной.
Он был не просто удивлен, но даже растерян:
— Но зачем все это?
— Герр Вегнер, вы уже сделали поворот. Теперь надо идти нашим курсом. Все узнаете потом. Еще раз благодарю от души.
— А вы не боитесь, что я снова переложу руль?
— Нет, не боюсь. До встречи!
2
Встреча состоялась неделю спустя в корчме у Кощея за кружкой пива, которое было очень кстати в эту жару. А еще через сутки я доложил свой план Веденееву:
— Вегнер — самая подходящая фигура. Родных и друзей в Германии у него нет. Не был там с начала войны. Фельдкурьер уже привез Вегнеру предписание в Новороссийск.
— Боюсь, ваш блестящий план имеет дефекты, — сказал Веденеев. — В главном штабе кригсмарине есть документы на Вегнера?
— В том-то и дело, что нет. Там только карточка — самые краткие данные. А личное дело потонуло вместе с кораблем Вегнера, на котором штаб дивизиона шел из Триполи в Италию.
— Но потом, наверно, составили новое? Немцы — аккуратисты!
— Новое дело, товарищ генерал, составленное на острове Сицилия, переслали сюда, в интендантское управление, к месту службы.
В усталых глазах Веденеева появился огонек:
— Обстоятельно работаете, Штурманок. Ну, дальше?
— Фельдкурьер, в числе прочих документов, увезет дело Вегнера в Ровно для пересылки на Черное море. Если разрешите...
— Подождите! — Веденеев долго молчал, сидя с закрытыми глазами. Потом резко поднялся. — Сейчас решим!
Он вызвал знакомого мне капитана. Через полчаса был принят план, весьма близкий тому, что хотел предложить я. Этот план начал осуществляться на следующий же день.
Фельдкурьер — лейтенант из запасников — весело провел вечер в ресторане «Риц». Наутро, с тяжелой головой, он сел в свой «оппель» и задремал, обняв портфель. На заднем сиденье разместились унтер-офицер и ефрейтор. Они тоже не теряли времени накануне, а потом попросили официантку Надю завернуть пару бутылочек, так как завтра утром они уезжают. По пути домой Надя заглянула в бакалейную лавочку Софранской.
Около восьми утра на повороте Львовского шоссе шофер фельдкурьера хотел обогнать воз с сеном, но дурень-мужик, видно со страха, задергал вожжами, и воз стал поперек дороги. Шофер круто затормозил, едва не врезавшись в телегу. И тут громадная копна сена обрушилась на автомобиль. В тот же миг из-за лип выскочили еще несколько мужиков. Потом лейтенанту казалось, что их было не меньше сорока.
Партизаны Запашного быстро справились с путешественниками. Шофер и ефрейтор пытались оказать сопротивление и поплатились жизнью. Лейтенант с унтер-офицером на своей машине благополучно поехали дальше. Правда, не по шоссе, а по узкой лесной дороге. Алеша Чижик нажимал на акселератор до предела. «Оппель» прыгал по колдобинам, как дикий конь.
Фельдкурьера вместе с унтером бросили связанными в какой-то сарай среди леса. Там они пролежали дотемна, прислушиваясь к голосам снаружи и ожидая каждую минуту, что их поведут на расстрел. Когда стемнело, снаружи поднялась стрельба. Пули пробивали ветхие стены сарая. Вдруг пленники услышали отборную немецкую ругань, которая прозвучала для них, как «небесная арфа».
Именно так выразился лейтенант, когда я «отбил» его у партизан. Мы ужинали с ним в домике лесника.
Фельдкурьер клялся мне в вечной дружбе. Отныне его жена ежедневно будет возносить за меня молитвы в церкви святой Родегонды в Дуйсбурге, потому что я спас не только его жизнь, но и честь. Драгоценный портфель оказался в полной сохранности на сиденье машины.
— Эти тупицы-русские увидели, что там нет денег, и не обратили внимания на бумаги, — радовался фельдкурьер. — Вы понимаете, что было бы, если бы пропали документы, герр обер-лейтенант!
Действительно, ни одна бумажка не пропала, но в одном из личных дел поменяли фотографию, аккуратно подправили рост и цвет волос. Так корветен-капитан Вегнер внезапно вырос на шесть сантиметров и из брюнета превратился в светлого шатена.
Мы доехали до шоссе на машине фельдкурьера. Прощаясь, я посоветовал молчать о том, что он был в плену у партизан. Потянут в СД, начнут расследовать. Трудно поверить в такое счастливое освобождение. Еще решат, что он завербован русскими.
Это предположение привело фельдкурьера в ужас. Конечно, он доложит о нападении в дороге. Шофера и ефрейтора убили, но он, лейтенант, сумел отбиться и спасти документы.
— А ваш унтер-офицер?
— О, он не дурак, подтвердит все, что скажу я.
Фельдкурьер подарил мне на память зажигалку, сел за руль и укатил, увозя с собой мое исправленное личное дело.
3
Родственники проводили корветен-капитана Вегнера только до ворот усадьбы. Сослуживцев он угостил прощальным ужином. Ему сочувствовали: отправляется из такого теплого местечка на фронт. Но Вегнер знал, что воевать ему уже не придется.
Партизаны Запашного доставили его в штаб Веденеева. Здесь мы провели вместе несколько суток. Он добросовестно пополнял мои сведения о немецком флоте, очень подробно рассказывал о себе, о своих знакомых и сослуживцах. Хотя корветен-капитан вышел, как он говорил, из этой бесперспективной войны, на душе у него было тяжело, Будущее страшило неизвестностью. После моего отъезда его отправят на крупную базу, а оттуда самолетом в Москву.
— И там расстреляют как фашиста! — сказал он полушутя.
— Вы все-таки до сих пор верите Геббельсу, герр Вегнер. Расстреливают преступников, а вы добровольно перешли к нам в бою. Может быть, хотите остаться в отряде? Вы ведь не трус.
— Нет. Не хочу убивать ни русских, ни немцев.
— А как же те двое на веранде?
— Что делать! Я должен был поменять курс. И, кроме того, мне чертовски захотелось спасти одного смелого парня.
— Спасибо, Макс, мне тоже очень хотелось спасти вас.
На том мы и расстались. Перед отъездом в Новороссийск, по решению Веденеева, мне надо было еще раз повидать Лемпа.
Мы встретились на его явочной квартире, у портного в Хлебном переулке. Лемп выполнил поручение, принес данные об Одесской абвергруппе. Жаль, конечно, что не по Новороссийску.
Из-под подкладки пиджака я извлек тысячу рейхсмарок:
— Считайте, Ферри, и прибавьте пятьсот долларов на Цюрих.
— Ваши хозяева не очень щедры, — сказал он, пряча деньги.
— Но ведь и ваши заслуги пока невелики. Следующий взнос поступит в Цюрих, когда нам станет известно, что начальник абвергруппы в Новороссийске получил ваше личное письмо, где вы очень тепло отзываетесь о некоем корветен-капитане Вегнере, который по вашему заданию подбирал русские кадры и даже участвовал в некоторых операциях.
— Откуда вы взяли это? Вегнер служит в интендантском управлении. Никогда с ним не имел дела.
— Зато мы имели. Давайте составим текст письма.
Он долго упирался:
— А если этот Вегнер провалится? Нет, надевать себе веревку на шею я не намерен. Ни за какие доллары и фунты!
— Веревка уже на вашей шее, — объяснил я, — а конец в руках у нас. Вы оказали нам некоторые услуги, и теперь возврата нет, Онест Хантер!
Лемп еще поторговался немного и обещал отправить письмо.
Я шел по знойной улице, размышляя о побуждениях двух немецких офицеров, нарушивших присягу своему фюреру. Как переплелись судьбы этих немцев, ничем не похожих друг на друга! Связующее звено — я, русский человек, советский разведчик.
Меня обогнал прохожий с тросточкой, в котелке. Моя охрана! Это далеко не излишне. Больше года я продержался в Южнобугске под разными обличьями. Сколько раз приходилось отходить, откладывать выполнение задания и даже отказываться от очень соблазнительных встреч и контактов. С каждым месяцем я становился осторожнее не потому, что больше боялся за свою жизнь. Просто стал опытнее, профессиональнее. Конечно, после операции в костеле и освобождения Голованова показываться в городе без крайней надобности мне запретили. Сейчас была именно такая крайняя необходимость. Встретиться с Лемпом не мог никто, кроме меня. Теперь я — торговец из местечка, приехал в город за товаром, заболел и вот ищу доктора.
У доктора Яблонского уже ждал Черненко. Он сказал мне, что за последние сутки через станцию прошли три эшелона с танками.
— Дивизия, а может быть, даже две. Немой Панько сумел раздобыть на вокзале газетенку. Вот она, почитай!
Под броским заголовком готическим шрифтом «RAUPE UND RAD» было напечатано помельче: «Nachrichtblatt eines Panzerkorps»[97]. Ого! Речь идет о целом танковом корпусе!
...Выступление Геббельса. Обычное хвастовство: «Лето нашей победы». Дальше — заметки: «Львы пустыни покажут когти в русских степях», «Наши танки не боятся русской артиллерии...»
Еще в мае немцы сдали Бизерту и Тунис. Может быть, это остатки роммелевских войск? Но как их хотят использовать?
Веденеев просил быть крайне осторожным, но в разведцентре пока ничего не знают о передислокации большой массы войск. Надо выяснить все, что возможно, за оставшиеся два дня.
Я переночевал у Яблонского, а на следующее утро поступили новые сведения. Станционный сцепщик сказал Софранской, что танки необычного цвета, а желтые, вроде бы песочные. Он заметил это, когда с двух танков сняли брезент.
Песок... Пустыня! Конечно, этот корпус идет из Африки, и танки даже не успели перекрасить. Видно, очень торопятся. Почему?
Нашим людям удалось узнать, что командующий должен прибыть на машине откуда-то с запада. Я понимал, что речь идет, видимо, о командующем танковым соединением. Называли даже его фамилию. Не то Рауберг, не то Раубергер. Я пытался сопоставить эти отрывочные сведения, когда к доктору пришла еще одна «пациентка», официантка Надя из отеля «Риц». Она неплохо понимала по-немецки и не раз передавала нам разговоры, услышанные в гостинице. Волнуясь и спеша, Надя докладывала:
— Оберштурмфюрер Шоммер, который живет в двадцатом номере, уезжает совсем. Он будет служить у генерала Раухенберга.
— Кто этот генерал?
— Не знаю. Шоммер говорил своему приятелю, что генерал недолюбливает офицеров службы безопасности. Я поняла, что Шоммер этого генерала не знает и должен встретить его завтра днем где-то по дороге, а потом они вместе поедут на какую-то железнодорожную станцию. Там их будет ждать эшелон.
— Молодец, Надя! Что еще ты слышала?
— Больше ничего. Говорили о какой-то Эвелине. Она приедет из рейха, но Шоммера уже не будет. Он очень жалеет об этом.
Нападение на немецкие машины среди бела дня стало обычной операцией у украинских партизан. Но одно дело — захват фельдкурьера, и совсем другое — нападение на крупного генерала с эскортом. Об этом нечего даже и думать. Время и маршрут неизвестны. Но здесь может быть интересен совсем другой вариант. Мой план — влиться в немецкую армию под именем Бальдура — отвергнут, но, если превратиться в Бальдура хотя бы на несколько часов, можно получить интересные сведения об этом танковом корпусе. И провалить главное свое задание? А что главное? Но ведь ситуация с Вегнером не повторится. Потерять эту возможность — преступление! Надо немедленно доложить Веденееву.
Как только я вышел на улицу, снова появился «тип в котелке», Я сделал ему знак, и он вошел вслед за мной в подъезд.
Сколько нужно времени, чтобы добраться в разведцентр?
— К вечеру добрался бы. Но я не имею права вас оставить.
— На мою ответственность. Срочное дело. Прошу Веденеева назначить внеочередной сеанс радиосвязи сегодня в три ночи.
И снова милый доктор Яблонский взял свой саквояж и палку и пошел к «пациенту». В три часа ночи незнакомая девушка, которая сменила Катю на боевом посту, включит рацию.
Шифровку Веденеева мне передали утром, как только закончился комендантский час:
«Штурманку. Весьма срочно. Немедленно принять меры для выяснения состава маршрута и места назначения танкового корпуса. Доложить одновременно Леснику и Стратосфере».
«Лесник» — это сам Веденеев, а «Стратосфера» — Москва. Дело настолько важное, что ради него следует отложить все остальное, в том числе мое персональное задание.