"Квадрат 2543" - читать интересную книгу автора (Королева Анна Валентиновна)

Глава 3

Виктор Владимирович и Лаура Сергеевна Кемеровы возвращались домой из отпуска без особого стремления опять поддерживать своей энергией производственные процессы предприятий, на которых каждый из них, будучи постоянным и верным по натуре, проработали по двадцать пять лет. Новая черная «Волга» с тонированными стёклами на раннем, но уже нещадно палящем, солнце постепенно становилась духовкой. Езда по жаре четверым перемещающимся в направлении Москвы по убитым зимой и до сей поры так и не восстановленным владимирским дорогам на грохочущем по асфальтовым выбоинам автомобиле представительского класса по-российски, особого удовольствия не доставляла. Через затемнённое стекло Марина с опаской поглядывала на подступающие к самой дороге сосны. Никогда! Никогда она больше не ступит, ни ногой, в эти навевающие ужас вторые сутки подряд в доселе не знавшую страха душу, дремучие леса. Характерная резь и бурление в животе тут же заставили пожалеть о данном самой себе обещании.

— Ой! Остановите, пожалуйста!

Выскочив из машины, вставшей на обочине раздолбанной трассы, стараясь не напрягать мышцы спины и живота, соприкасающиеся с проблемной зоной организма, дабы не спровоцировать преждевременный результат плохого усвоения пищи, усилено работая только сведёнными судорогой чрезмерного тонуса ногами, неестественно прямая корпусом, девушка вломилась в лес, как лось, не видящий преград в период любовной горячки. Первый выход на природу попутчиками был воспринят нормально. Однако, регулярность и увеличение, раз от раза, времени незапланированного соприкосновения компании с освежающими своей желанной прохладой лесными массивами, насторожила не только сердобольную Лауру, но и мужчин.

— Чем же накормили её тётка с дядькой? Слабительным, что ли? Здорова жена-то, Василий?

— Не знаю.

— С ней часто такое?

— Впервые.

В автомобильной аптечке нашёлся только активированный уголь, более-менее подходящий в таких случаях, и просроченный йод. В ближайшей деревне раздобыли колодезной воды, в завалявшейся молочной бутылке развели 10 капель йода и влили в обезвоженное специфическим процессом очищения тело. Йод и участие окружающих остановили выворачивающую наизнанку процедуру. Суета вокруг резко занедужившей Марины сблизила ещё час назад незнакомых людей. И, не переварившие полностью свои приключения супруги, почему-то, слово за слово, поведали паре, возрастом годившейся им в родители, что Игорь Петрович — не дядя вовсе, а просто человек, случайно вывезший их ночью из логова нечистой силы. Лауре Сергеевне стала ясна причина поноса, а для Виктора Владимировича нашлась искомая напряжённо рациональным мозгом версия, способная пролить свет на отпечаток загадочной ноги в сумрачном, мшистом царстве.

— Довели природу экспериментами своими хозяева вселенной. Мутанты по лесам бегают.

Молодых, почему-то это объяснение не удовлетворило. Но предложить своё объяснение увиденному они не могли, поэтому благоразумно внимали всю оставшуюся до Москвы дорогу рассуждениям головастого учёного о причинно-следственных связях научных открытий, идеологии их внедрения, морали и нравственности людей, поступками своими втягивающих природу в опасные игры перестроений генетического характера, и явно протестующего катастрофами окружающего мира.

— Надо, чтобы они обменялись телефонами.

— Как это сделать?

— Я постараюсь транслировать эту мысль в голову наиболее восприимчивую.

— Их головы загружены переработкой поступающей от умника информацией. Умник силён.

— Надо его нейтрализовать.

— Попробую через энергию осуждения и критики. Думаю, сработает.

Сработало. При въезде на кольцевую московскую дорогу, назвав сволочью подрезавшего «Волгу» водителя грузовика, Виктор Владимирович ощутил резкую боль в давно беспокоящем его зубе и замолчал. Василий в образовавшейся тишине попытался выдвинуть свою менее рациональную версию относительно существования неизвестных видов существ во Владимирских лесах. Получалось не убедительно, мысли заторможено путались. Лаура вдруг предложила:

— Оставьте нам номера своих телефонов. А я вам наши дам, домашний и мой рабочий. Мы будем каждые выходные на даче. Вдруг кто-нибудь найдёт в лесу ваши документы и вещи, мы вам привезём и передадим.

— Конечно, запишите, пожалуйста.

За добротным деревянным столом из плохо струганных досок напротив друг друга сидели мужчина и женщина. Вся грубоватая, до аскетизма простая обстановка избы хорошо сочеталась с внешностью её обитателей. На скамье ближней к печке относительно стола восседала крупная барышня с лицом, покрытым запущенной формой детского диатеза, в многослойной юбке, скрывающей безобразно раздутые больные ноги. Спиной к стене, положив обе руки на изобилующую заусенцами столешницу, голый, как минимум по пояс, явно чувствующий себя неуютно, огромный мужчина, ёрзал на своём месте, создавая шумовой эффект гарцующей лошади.

— Подвинь ещё стол, Евдокия. Хвост в стену упирается, неудобно мне.

— Ничего, привыкай. В ваших тюрьмах-то места и того меньше. А так, глядишь, вообще отрубят его тебе за художества на чужой территории. Ворча, женщина всё-таки подвинула скамью, на которой сидела, и встала, помогая передвинуть тяжёлый стол. С грохотом отъехала от стены массивная и лохматая нижняя часть тела смущенного фавна, широко известного в узких кругах под псевдонимом Певец.

Маленькие, премилые рожки были почти скрыты жёсткими, курчавыми волосами. Певец был рыжим. Золотистый завиток на груди и животе, реденькая жёлтенькая поросль на красивых пальцах, плотный медный оттенок хорошо уложенной шевелюры на голове, заднице и ногах. Крепкие, массивные кости черепа были обтянуты светлой прочной кожей так, что, казалось, она треснет, если красивый рот вздумает раскрыться пошире. Говорил он низким, спокойным голосом, почти не шевеля губами, не создавая мимических волнений на лице. «Аристократ, мать его. Элита, голубая кровь», — думала про себя Евдокия.

— Ты о последствиях, когда думать будешь? А если военные вами заинтересуются? Тоже песнями напугаешь?

— Я никого не пугал.

— Мне передали, что люди находятся в шоке от ужаса.

— Я хотел показать им то, что они желали увидеть. Они напугались сами.

— Откуда ты знаешь, что они хотели увидеть?

— От учителя. «Люди, ищущие истину», — сказал великий Хам.

— Так пусть бы и искали дальше. Зачем тебе было вылезать?

— Они мне понравились. Ты же знаешь, Евдокия, мы в нашем мире живем по другим законам.

— Здесь не ваш мир. Ты забыл?

— Скоро настанет период Глубокого Слияния Миров, период всеобщего благоденствия. Люди должны быть к этому готовы.

— Спасибо за трогательную заботу. Но пока позаботься о себе. На ваше присутствие наложено ограничение по времени и спектру излучаемых энергий.

— Это же несправедливо!

— Ты это искателям истины, у которых охоту что-либо найти отбил, скажи. А по ночам теперь дома сидите.

— Помоги, Евдокия!

— Помоги себе сам — вот это по нашим законам. Если есть люди, которые бояться тебя, должны найтись и те, что будут тебя любить. Тогда я смогу что-то для тебя сделать.

— Как же это можно осуществить? Тем более в условиях ограничений?

— Ладно. Попробую что-нибудь придумать.

— А ты, не любишь меня?

— Мы просто сотрудники. Ты должен сделать нечто, чтобы отношения были не просто практичными и рациональными, а нежными и благодарными. Поговорили еще, попили чаю, поели дивных горячих пирогов с картофельной и сырной начинкой. В дверь постучали.

— Открыто.

В избу просунулась ещё одна крепкая, курчавая голова с рогами. На этой голове брови, ресницы и волосы были белые.

— Пора, Певец.

Выбираясь из-за стола и прощаясь с хозяйкой, фавн неловко прикрывал большими ручищами облезлую, лишённую шикарной шерсти паховую область. «Слава Богу, стыдливости хоть научился», — подумала вслед ему скромная труженица таможенной службы Земли на границе сразу нескольких, теснее, чем кажется некоторым, соприкасающихся миров. Озадачилась добрая женщина. Законы законами, а жизнь во всех её многогранных проявлениях в тесные рамки впихнуть невозможно. Первое, что вполне соответствует земному законодательству, Евдокия искренне помолилась Всевышнему, понимание которого в её гармонично, и правым, и левым полушарием работающем мозге, сводилось к осознанию одновременного существования в многомерной пространственной структуре сил, энергий, действующих каждая в рамках своих уникальных задач, и создающих единый организм, название которому — жизнь. Потом, отдохнув немного от эмоционального в молитве напряжения, вышла из избы на разнотравный лужок, поговорить с гномами, ундинами, эльфами, сильфами, хозяевами леса и болот, дабы заручиться их поддержкой в осуществлении своих замыслов.

На следующее утро, когда по новым, огранивающим свободу фавнов, правилам, группа по рождению своему рогоносцев, с довольным гиканьем выпрыгнула из замаскированного под трясину портала, Певец увидел прибитый к замшелой сосне кусок старой фанеры, на котором коряво было нацарапано «Зайди ко мне. Евдокия». Грустно поглядев в след лохматым и хвостатым задам своих сородичей, ринувшихся на болотные топи играть в свои экстремальные игры, которые и можно-то устроить только в таких местах, где ещё неумело проникают друг в друга соседствующие миры, заставляя природу корчиться в нейтральных пока мутациях, сожалея о времени, которое придётся потерять, скорее всего, слушая очередные наставления, старший десантной группы попрыгал на своих сильных ногах, пружиня на мшистых кочках, сшибая сухие ветки, в направлении солнечной лужайки с родником.

В охотничьем с виду домике, изнутри с большими кладовыми и погребом, набитыми до верху всякой всячиной, о надобности в которой Певец не собирался интересоваться, не желая провоцировать хозяйку на незапланированные инструктажи, на скамьях и столе были разложены брюки, спортивные штаны и даже украинские шаровары различных размеров.

— Это что ещё? Евдокия, матушка наша, пощади!

— Кабы была бы матушкой вашей, я бы не так вас воспитала хвостатых. Попрыгунчики болотные! У матушек-то ваших времени резвиться нет, а вам дня на игры мало. Прикройся, сто раз говорила, не тряси безобразием, нормальных женщин этим не соблазнишь, а распугаешь.

Соорудив срочно защиту из рук, как футболист на поле в стенке перед пенальти, ссутулившись, чтобы не задевать рогами за потолок, не знавший ранее силы эмоции справедливого гнева, молодой и красивый по меркам своего, да и близлежащих миров, экземпляр чуть-чуть побулькал невнятно органами, обычно создающими зычные звуки.

— Не пыхти, не пыхти! Одевайся лучше.

Решив, что себе дороже выйдет возражать, проще будет на деле женщине, тем более земной, показать неразумность её предложения, развернувшись к даме лохматыми ягодицами, разделёнными толстым упругим хвостом, выбрал брюки, что пошире. Подпрыгивая неумело на одном копыте, вторым с третьего раза попал в штанину, но, то ли движение оказалось слишком резким, то ли брюки старыми, копыто порвало ткань, сразу организовав широкий слой бахромы на колене.

— Вот козёл! Вот разум вселенной в твоей голове есть или нет? Сядь!

— По вашим законам осуждение запрещено.

— Так я не осуждаю, а констатирую факт. Поучи меня ещё!

Поставив в центр свободной площадки перед печью добротный, срубленный мужем табурет, Евдокия подтолкнула на него хвостатого гиганта. Морщась от запаха шерсти и вида предметов особой гордости лишь начинающих в становлении своём мужчин, как заботливая мать на двухлетнего ребёнка, носительница преимущественно женских энергий своим человеческим телом с трудом надела на мужскую особь мира фавнов шелковые синие шаровары. Упругий, не желавший прятаться хвост пришлось пропустить между ног и привязать рядом с достоинством к специально для этого повязанной на талии верёвке.

— Как я передвигаться-то буду? Натрёт же хвостом! Неудобно! Ты что надумала, хоть, расскажи.

— С людьми пообщаться вам надо. Может, что сделать полезного удастся для них, а там, глядишь, и расположится кто-то к вам искренне. А с такими крупами обросшими вам собеседников найти будет трудно.

Говорила Евдокия неуверенно, потому как вид огромной нижней части с непривычным человеческому глазу строением ног, да и скелета в целом, вряд ли намного увеличивали вероятность благополучного исхода знакомств. Певец довольный наблюдал сомнения, которые излучались солнечным сплетением человеческого тела. Он был уверен изначально в глупости этой затеи. Авантюризм не в почёте у твердолобых с массивными костями черепа существ.

— Благодарю тебя, верная слову своему женщина, за попытку помощи. Это зря он, напыщенный из-за гордости своей за недюжий ум, успокоившись, перешёл на поэтически-официальный слог. Самое для него интересное только начиналось.

— Женщина, говоришь. Снимай штаны!

Хотя эта стареющая фея не возбуждала в молодом теле сладострастное брожение, Певец был готов скрепить дружбу между мирами своим посильным участием и на этом фронте.

— Мне говорили, что у людей принято для обольщения использовать одежду, но я не знал, на сколь это и вправду эффективно!

— Вот козлиная голова! Юбку мерить будешь.

Сгорая от унижения и обиды, но движимый надеждой заработать прощение старейшин и снова гонять с гиканьем по болотным топям привидения своих сородичей в ночное время, что гораздо острее по ощущениям и полезнее по результату, самоуверенный болван влез в юбку. Крупные габариты бедер Евдокии пришлись как нельзя к стати. Тяжёлые широкие юбки скрыли все архитектурные излишества и подвижный, нервно стучащий по полу, сильный и гибкий, тюннинг с волнистым кокетливым завитком на кисточке.

Рубашка мужа с короткими рукавами, припрятанная Евдокией, как подарок на день рожденья любимому, которой попытались прикрыть верхнюю часть тела начинающего альтруиста, погибая на могучем теле, жалобно сморщилась в подмышках в попытке застегнуться хотя бы на самую нижнюю пуговицу. От мгновенной смерти её спас синтетический состав и только-только появившаяся мода на стрейч. Обтянув шикарные плечи и спину, сомкнувшись-таки над пупком, она не смогла скрыть золотистую лохматость, вполне сексуально, но не по-женски, украшавшую грудь. С большим сожалением глядя на неузнаваемо растянутый подарок, женщина ещё больше расстраивалась от того, что для осуществления задуманного придётся ей обшивать всю эту лохматую и рогатую команду, тратя своё время и деньги. В последней попытке избежать участи швеи-мотористки на производстве парашютов, запасливая хозяйка вытащила из складского помещения ворох свитеров, выбрала какой побольше, и предложила рыжему, который сам того не подозревая, принимая её заботу, постепенно превращался из сотрудника по делам контактов между мирами в верного, любящего друга.

— Лето на дворе, а ты мне свитера суёшь.

— Так у вас же адаптация к климату любому молниеносная.

— У нас-то адаптация, а у вас должна быть ещё и конспирация. Летом, в жару, по лесам в юбке и свитере. Это не вызовет подозрений?

— Не должно. Я всегда так хожу.

— Помнится, тот, которого мы спящим в лесу в огне нашли, фонил недоверием к тебе.

— Это я, наверно, болтнула лишнего.

Свитерок сидел миленько, правда рукава его доходили лишь до локтей модели, и возможность дышать отсутствовала от тесноты: двойной ворот из хорошо растягивающегося трикотажа удавкой впился в основание шеи, обхват которой в полтора раза превосходил размер головы рогоносца. Огорчённо вздохнув, Евдокия нашла старую сантиметровую ленту, принесла большую тетрадь, которую держала для учёта содержащихся на своём складе лекарственных растений, и, набросав на последней странице контуры человеческой фигуры, сняла с фавна мерки. Старая ножная швейная машина марки «Зингер» была добыта из неиссякаемых запасников охотничьего домика, который изнутри оказался раз в пять просторнее, чем выглядел снаружи, там же нашёлся рулон доисторического льняного полотна. Певцу и команде было наказано отращивать волосы.

Игорь Петрович храбрецом не был, у него были другие достоинства: умение почти всегда казаться спокойным, что провоцировало окружающих на уважение к его персоне, и способность нюхом чуять целесообразность финансовых операций, что давало возможность заработать и ему самому, и благодарным партнёрам. Но сейчас эти качества явно были не к чему. Самому себе казаться спокойным в дремучем лесу резона не было, деньгами здесь тоже не пахло. Когда понял, что заблудился, главбух разнервничался на полную мощность.

— Ау! Ау!.Мать моя — женщина, да что же это такое! Мамочка!

— Да-да, сын мой.

Говорившая басом, странного вида молодая женщина стояла, прислонившись к огромной сосне. Руки скрещены на груди, голова в ситцевом платочке, из-под которого торчала рыжая чёлка, кокетливо склонилась к плечу. Барышня комплекции тяжеловеса — борца в юбке до самой земли словно заигрывала. Игорю Петровичу стало стыдно.

— Я здесь маму свою ищу. Она заблудилась.

— Хотите, поищем вместе.

Молодуха явно замыслила недоброе. Пусть пахло не финансовой сделкой, но натренированная интуиция подавала подсказки, однозначно трактуемые сознанием, — соглашаться не стоит.

— Спасибо-спасибо, я как-нибудь сам.

— Со мной будет быстрее.

Да что это, в самом-то деле?! Настырность большой красивой дамы отдавала насилием. Рыжая сделала огромный шаг в направлении одинокого мужчины, и страх с новой силой овладел Игорем Петровичем.

— Пожалуйста, не трогайте меня — я импотент.

— Правда?… Как печально.

От женщины повеяло искренним сочувствием.

— Хотите, вас вылечат?

— Нет!

— Вы не правильно поняли, видимо. Это не больно. Здесь недалеко есть избушка, там бабушка живёт. Это необычная бабушка, она травками и заговорами людям помогает. Пойдёмте, я вас провожу.

От азарта и нетерпения живой и более подвижный, чем руки Певца, хвост слишком заметно стал шевелиться под юбками и случайно вынырнул своей кисточкой. Рассказ про бабушку, живущую в избушке среди дремучего леса, большой хвостатой, судя по поведению, внучкой, спровоцировал ска-чёк давления вниз на столько, что сознание Игоря Петровича отправилось искать его храбрость.

Очнулся бедолага в избушке Евдокии, куда доставил безчувственое тело могучий фавн. Над пришедшим в себя человеком склонились два лица: одно уже знакомой чертихи, другое бабкино, видом красной шелушащейся, с болячками, кожи организовавшее вторичное отключение сознания.

— Говорю, я здесь не при чём. Вот, видишь, опять. Больной весь какой-то.

— Что делать-то с ним? Зачем ты его сюда приволок? Надо было вынести из зоны и оставить.

— Я думал, ты его вылечишь.

— Насильно никого не вылечишь. Неси обратно.

Приезжающий на дачу теперь, по окончании отпуска, только по выходным Виктор Владимирович не имел возможности много времени тратить на обходы любимых им мест. В болотистые места он заходил не часто, но в этот знаменательный день, когда они с супругой переступали двадцати пяти летний рубеж совместной жизни, утренняя прогулка затянулась. Его опять немыслимым образом водило по болотным мхам. То ли мысль найти в дремучих лесах вещи, в испуге брошенные Сусаниными, то ли желание самому увидеть козлоногих с пронзительными голосами, то ли ещё что-то вовлекло, прямо-таки втянуло, на пёструю лужайку с охотничьим домиком, перед которым новая его знакомая Евдокия беседовала с группой крупненьких девушек.

Сама по себе не дюймовочка, женщина смотрела снизу вверх на выстроившуюся перед ней шеренгу из пятерых почти одинаково одетых в длинные до земли юбки и кофточки с рюшечками на груди, кровь с молоком, грандиозных пышечек. По-матерински заботливо поправляя чёлочки, выбивающиеся из-под платков, казалось, она давала последние наставления перед каким-то важным делом. Виктор Владимирович искренне был рад этой встрече.

— Здравствуйте, уважаемая! Какое счастье в трудный момент опять увидеть свою спасительницу! Это дочери ваши?

— Да… Здравствуйте!

— Похожи! Одна стать с матерью.

Всегда уважавший женскую полнометражность, устав наблюдать собственную худосочную дочь, полным восхищения взглядом гость отдавал должное взращенным на природе роскошным фигурам:

— Хороши!

Так как инструктаж по общению с обывателями ещё не был закончен, шеренга молча отвешивала приветственные поклоны, боясь раскрыть рот. Оправившись от неожиданности, мысленно поблагодарив расторопную лесную братию, добросовестно подтягивающую к племени фавнов кандидатов в их друзья, фея показала в улыбке гнилые зубы.

— Вы опять заблудились?

— Представьте себе, да!

— Представляю-представляю. Чаю, может, хотите?

— Может и хочу, да домой пора. Праздник у меня сегодня, годовщина свадьбы.

— Поздравляю-поздравляю. Проводить, может?

— Вот это было бы кстати!

— Ну, что ж, мы как раз с девочками в село в магазин собирались, пойдем. Евдокия сделала в сторону новоиспечённых девочек жест, который должен был означать, что урок будет практическим занятием. Фавны поняли верно одно, что имеет смысл не отставать, и, путаясь в юбках, как стреноженные, поплелись за ловко уводившей вперёд любопытного учёного, авантюристкой. В дачном посёлке магазина не было. Что вообще делать в сельском магазине такой командой, тоже вопрос, но Виктор Владимирович, памятуя о конфузе с задранной юбкой, не стал позволять себе излишнюю подозрительность.

— Вы давно здесь живёте, уважаемая, знаете всё о происходящем вокруг. Скажите, вы не встречали случайно существ, похожих на мифических сатиров? Или следов каких-нибудь подозрительных?

— Случайно не встречала. Все случайности по большому счёту закономерны. Мы встречаем лишь то, что желаем встретить. А следов в лесу странных хватает. Палатку вот нашла с рюкзаками, документы там, деньги.

— Правда?! Как хорошо! У меня есть телефоны ребят, что здесь вещи забыли. Я могу им всё передать.

— Не стоит.

— То есть как? Я не понял. Почему?

— Бюрократия везде. И у нас, в лесном хозяйстве тоже. Вещи нашёл мой муж, когда был при исполнении служебных обязанностей. Найденное поставлено на баланс лесничества. Чтобы списать имущество, нужна личная подпись хозяина. Хозяевам вещей придётся приезжать к нам для опознания и изъятия. Такие вот дела.

— Как странно. Ну да все равно, главное, что нашлись документы. Интуитивно фея чувствовала, что имеет смысл заманить к себе напуганных Певцом людей, однако, что дальше делать с такими психически расстроенными конструкциями, пока ей не было ясно, но там видно будет.

— Пятеро гостей таможенной зоны покидают её территорию.

— Вижу. Их сопровождает сотрудник терминала.

— На их пребывание и передвижения наложены ограничения.

— Не нуди. Всё пока по закону.

— Именно, пока. Не нравится мне всё это.

— Надо дать им возможность рискнуть. Там на месте всё видится по-другому.

— Я обязан доложить старшим…

— Валяй.

— Поставь пока заграждение.

— Хорошо.

Это был Тел, многоопытный весёлый дух, находящийся при исполнении своих добровольных обязанностей, заключающихся не просто в курировании малоопытных существ, как обычно, а в контроле над территорией, кишащей переходными процессами работающих порталов, полной перемещающихся объектов природы отличной от человеческой и притягивающей тайнами своими сильных людей, наблюдение за которыми полностью или частично снято ввиду приобретения последними некоторых степеней свободы. Он с удовольствием использовал свои авантюристические энергии и ценил их присутствие в других сущностях. Именно поэтому старейшины и предложили ему на выбор несколько сложных своей энергетической насыщенностью, но вполне мирных зон, для творческой работы. Тел не сомневался в том, что его видение ситуации с проникновением нетипичных форм жизни в мир людей будет поддержано кураторами. Однако и мнение напарника своего, педантичного в отношении к законам вообще и замечаниям старших в частности, строгого и справедливого Гена, весельчак и любитель играть на грани фола не уважать не мог. Заграждение в виде энергий, к которым гости загадочного леса адаптированы не были, немедленно появилось на пути пятёрки хвостатых и рогатых дочерей давней подруги, бывшей ученицы Тела, Евдокии, известной больше в кругах наблюдателей, как дух по имени Кирун.