"Завоевание куртизанки" - читать интересную книгу автора (Кэмпбелл Анна)

Глава 19

Верити, идя по коридору, ни на мгновение не забывала, что следом за ней, почти за ее спиной, идет сильный мужчина более шести футов роста.

Стройный, сильный, возбужденный мужчина. Он был голым, и его интерес к ней не вызывал сомнений.

Это ее волновало.

И возбуждало.

Дрожь пробегала по ее телу от сознания, что эту откровенную мужскую потребность не может удовлетворить никто, кроме нее. Всего лишь пару дней назад это приводило ее в ужас. Сейчас же доставляло удовольствие.

Она больше не была дамой полусвета, которая разделяет ложе с мужчиной, зарабатывая себе на жизнь. Она больше не была бедной растерянной Верити, боявшейся, что погубит свою бессмертную душу, если уступит своим тайным желаниям.

Однако, когда они вошли в ее комнату, она все же остановилась в нерешительности.

Неожиданно ей показалось, что она совершает неисправимую ошибку.

Кайлмор подошел к Верити сзади и обнял ее.

– В чем дело? – шепотом спросил он.

Было что-то новое в том, как он чувствовал малейшую перемену ее настроения.

Она тихо, нервно засмеялась.

– Вы бы поверили, что я смущаюсь? Вы подумаете, что я просто смешна.

– Я думаю, ты совершенство. – Он выпустил ее из объятий и положил на постель. – Я весь твой.

Она знала, что в эту ночь это было правдой. Она уже давно смирилась с тем, что это останется ложью навсегда. Женщина, подобная ей, не признает слова «навсегда».

Пока было достаточно этой ночи.

Одним плавным движением Верити сняла прозрачную ночную рубашку. По его телу пробежала судорога, а губы плотно сжались.

– Я не уверен, что это удачная мысль, – хрипло сказал он. – Если ты хочешь, чтобы я не давал волю рукам.

Она рассмеялась смехом Сорайи.

– Если потребуется, я свяжу вас. Теперь ваша очередь.

Как она могла шутить, говоря о похищении? Но так получилось, что все прежние обиды и ненависть исчезли.

Если бы он не похитил ее, она бы все еще была искалеченным существом, смирившимся с таким полуживым существованием. Добрые дела, независимость, незамужнее положение, долг перед семьей, все это не могло сравниться с избытком и богатством чувств, поглотивших их в эту ночь.

Мысль о разбитом сердце тоже мелькнула, но Верити прогнала ее. Она с жадностью хотела наслаждаться радостью. Не важно, насколько ее хватит. Не важно, какой болью она заплатит за эту радость в будущем.

Он обхватил ее талию с такой силой, как будто хотел больше никогда не выпускать из своих сильных рук. На губах Верити появилась медленная сладострастная улыбка.

Сорайя была сильной, но Сорайя была выдумкой. То, что Верити сейчас чувствовала, исходило из самой глубины ее естества. Это была всепоглощающая страсть к этому сложному, любимому мужчине.

Он увидел выражение ее лица, и его ярко-синие глаза потемнели. Им было знакомо это взаимное возбуждение. Но такого накала страсти они еще не испытывали, каких бы высот чувственности ни достигали в прошлом.

Она наклонилась и медленно, с наслаждением, как бы познавая его, поцеловала его грудь. Мускусный запах опьянял ее сильнее всякого вина.

Она с удовлетворением заметила, что Кайлмору становится трудно дышать. Ей так хотелось этими поцелуями лишить своего любовника общеизвестного самообладания. По-видимому, ей это удалось.

По телу Кайлмора пробежала дрожь.

О, она выбрала себе мужчину с восхитительно мощной мужской силой. И вся эта мужественная плоть принадлежала ей, только ей, девушке, которой повезло.

Скоро, очень скоро она ощутит ее. Кайлмор застонал и запустил руки в ее волосы.

Она старалась продлить эту любовную игру. Его распростертое в чувственной муке тело вызывало удовлетворение какой-то чисто женской части ее души. Кайлмор вздрагивал от ее чувственных поцелуев, безмолвно умоляя о новых.

И она хотела дать ему большее. Желание настойчиво билось в ее крови, требуя закончить эту муку.

– Mo cridhe… – с трудом произнес он, приподнимая бедра навстречу ей.

Она понимала, что он дольше не выдержит.

Ее собственное желание вспыхнуло как молния, когда она почувствовала, как он яростно, но бесполезно пытается обуздать свою страсть.

Ей хотелось, чтобы он потерял власть над собой.

Безудержное желание удержать и сохранить эту минуту, как скупец хранит свое золото, не покидало ее, а возбуждение все возрастало.

– Да, – шепнула она.

Кайлмор был очень нежен. Она обхватила его бедрами, и он прижался к ее мягкому животу. После их распутного прошлого это должно было показаться им таким привычным.

Но он не мог избавиться от странной мысли, что занимается любовью с девственницей. Вопреки всем тем наслаждениям, которые они когда-то разделяли. Вопреки тому, что он делал с нею в этом доме. Вопреки безумию, до которого его доводили ее умелые руки и губы.

С нежностью, как будто впервые касаясь ее, он ласкал тело Верити.

Он не спешил, подавляя бурлившее в его крови желание. Он думал только о ней. После всех его преступлений против нее он был перед нею в долгу.

Он ласкал и целовал ее груди, пока она, задыхаясь, не задрожала в его объятиях.

Он старался сохранить свободное дыхание и силу воли, чтобы не испортить ей удовольствия. Осторожно, проявляя сдержанность, которая почти убивала его, он вошел в нее. Ее вздох был самым сладким звуком из всех, какие ему приходилось слышать.

Он ощущал себя силой, владевшей миром. Он распоряжался множеством судеб. И в то же время знал: такой интимный безмолвный момент был самым важным в его жизни.

Он долго не шевелился, не нарушая совершенство их близости.

Они были как одно целое.

Он всегда отмахивался от этой мысли, как от сентиментальной чепухи.

Но в течение нескольких божественных секунд не знал, где кончается он и начинается она.

Но все же он был только человеком. Он больше не мог сдерживаться. Он начал свой ритм движений, и сразу же им овладело чувство окончательного возвращения домой.

Она радостно вздохнула и приподнялась вместе с ним.

Его знаменитое самообладание разлетелось на тысячу блестящих осколков.

Верити медленно возвращалась из сияющего мира безграничного наслаждения. На нее навалился обессиленный Кайлмор, уткнувшийся лицом в ее плечо. Его тяжелое разгоряченное тело давило на нее, но Верити не хотелось отпускать его. Она еще крепче обняла его, дыхание постепенно успокаивалось.

Трудно поверить, что она, великий эксперт плотских наслаждений, ничего в них не понимала. В ее прошлом были лишь бледные подделки под что-то редкостное и настоящее.

Ей хотелось смеяться от радости. Ей хотелось плакать от обиды, что так много прошло мимо нее.

Закрыв глаза, она вспоминала, как на мгновение ощутила что-то знакомое, когда их тела соединились.

Впервые за всю свою жизнь она чувствовала полное удовлетворение. Невежественная деревенская девушка. Заботливая кормилица Бена и Марии. Боязливая служанка. Любовница Элдреда, скорее дочь, а не любовница, особенно со времени его болезни. Наставница Джеймса. Наваждение Кайлмора. А затем его разгневанная непокорная пленница.

Дочь. Сестра. Любовница. Пленница. Возлюбленная. Все это – женщина, которая полюбила Кайлмора. И в конце всех мучительных бурь Верити сейчас наслаждалась покоем, которого никогда не знала.

Слова «я люблю тебя» готовы были сорваться с ее губ.

Но этого она никогда ему не скажет. Не ради себя – она никогда не перестанет любить его. Ради него.

Последние несколько дней показали, что он далеко не тот бесчувственный камень, каким так старался казаться. Он уже пережил столько страданий. Она не позволит добавить еще одно.

Кайлмор пошевелился. Дыхание стало ровнее, а сердце больше не колотилось в его груди.

Когда он поднял голову и посмотрел ей в глаза, Верити увидела, что он тоже изменился. Его взгляд был ясным и спокойным. Исчез цинизм, постоянно омрачавший его черты. Впервые он действительно выглядел мужчиной на год моложе нее.

Она коснулась его щеки. Пробивавшаяся щетина уколола пальцы.

– У меня в постели медведь. – Ей хотелось легкости в разговоре.

Она почувствовала, как сморщилась от улыбки его щека.

– Мне следовало бы побриться.

– М-м….

– Я слишком тяжел для тебя.

– Может быть, немного.

Она провела пальцами по его лбу и отвела темные волосы от виска. Никогда раньше она не позволяла себе так свободно изучать своего любовника. Она так хорошо знала его тело, но простые проявления любви были совершенно ей незнакомы.

Он слегка толкнул ее, радуясь прикосновению, напомнив Верити котенка, который был у нее в детстве. Воспоминание было невинным, возвращавшим ее в почти забытые времена.

Она тихо рассмеялась.

– Вы скоро замурлыкаете.

– Ах, mо cridhe. Я уже мурлыкаю. Разве ты не слышишь. – Даже его голос звучал по-другому, мягче, с призвуком шотландского акцента.

– Как вы меня называете? – без особого любопытства спросила она, проводя пальцами по его лицу, надменному носу, ушам и бровям.

Он снова по-кошачьи закрыл от удовольствия глаза.

– Это просто местное название женщины.

По блеску его глаз она заметила, что разговор забавляет герцога. В голосе Кайлмора она услышала больше нежности, чем он хотел бы ей показать.

Какое это имело значение в момент совершенного счастья?

Кто же знал, что мужское тело способно вызывать такой восторг? Конечно, не самая знаменитая куртизанка Лондона.

Он целовал ее короткими игривыми легкими поцелуями, покусывая и пощипывая, они шутливо боролись, радостно переплетая ноги и руки.

Она снова чувствовала себя ребенком. Ребенком, у которого был самый лучший на свете друг.

Вскоре, когда игра стала приобретать цель, ребенок почувствовал явно взрослое желание. Его губы касались всего ее тела, шеи, спины, груди, ног. Казалось, он поцелуями утверждал свое право на собственность. С каждым поцелуем жар в ее теле повышался.

На этот раз наслаждение было сокрушительным. Мир разлетелся на раскаленные добела частицы. Задыхаясь, она ухватилась за Кайлмора, как за единственный надежный объект в рассыпавшемся мире. Но еще ярче было сияние, сопровождавшее бурный взрыв наслаждения. И когда Верити пришла в себя, она помнила только это сияние.

Потом они ненадолго уснули.

Проснувшись, она увидела Кайлмора, который, опершись на локоть, смотрел на нее сонными ярко-синими глазами. Синие глаза, впервые с тех пор как она узнала его, были спокойными, как море на заходе солнца. Должно быть, он вставал, пока она спала, потому что целый лес свечей заливал комнату золотистым светом. На его лице была нежность.

– Вот этого я и хотел в Лондоне, – тихо сказал он, целуя Верити. Его губы обжигали ее нежную кожу. – Почему ты так долго заставила меня ждать, Верити?

Она не стала притворяться, что не поняла его.

– Вы казались… вы казались слишком сложным для меня. Я предпочитала мужчин попроще.

– Поэтому ты взяла в любовники Мэллори.

Имя ее последнего любовника разрушило гармонию, возникшую между ними, как брошенный в дверь нож. Приятное волнение сразу же исчезло.

– Я не могу изменить свое прошлое, – резко сказала она, пытаясь отодвинуться от него, но он взял ее за плечо и остановил.

– Я только хочу понять. Я понимаю, почему ты была верна Элдреду. Но Мэллори был смешон.

– Он был милым. Я думала, что сумею помочь ему. – Она улыбнулась, но, увидев помрачневшее лицо Кайлмора, пожалела об этом.

– Ты любила его, – проворчал он.

Она, пристальнее посмотрев на Кайлмора, сдержалась и не стала отрицать этого. Он казался смущенным, пристыженным, расстроенным.

Он ревновал.

Боже, это великолепно. Он ревновал. Ее! В их связи вовсе не было неравенства, в чем она всегда была уверена. Он искал подтверждения, что ей никто не нужен, кроме него.

Она успокоилась и легла рядом с ним.

– Нет, в то время я никого не могла полюбить.

Но его все еще волновал человек, такое короткое время занимавший место в ее постели.

– Он любил тебя. Должен был любить.

Казалось, его излишне беспокоило такое понятие, как любовь. А она-то думала, что любовь – чуждое для герцога Кайлмора слово. Очевидно, ошибалась.

– Весьма лестно, ваша светлость, – сухо сказала она. – Но честно говоря, он не знал, что со мной делать. Он был своего рода домашним человеком. Я учила его светским манерам, давала советы, как ухаживать за Сарой, и с удовольствием распрощалась с ним, когда все кончилось. Он добрый, милый человек, женившийся на своей любимой. Он не заслуживает вашей ненависти.

– За исключением того, что ты принадлежала ему, когда должна была принадлежать мне. – Его мощная рука еще крепче обняла ее. – Ты знаешь, что ты годами сводила меня с ума. Расскажи мне о других.

– О других?

Он с нежным упреком подергал длинную прядь ее волос.

– Не делай из меня дурака, Верити. Ты была самой известной дамой полусвета в Лондоне. У тебя было больше любовников, не только старый баронет и выскочка молокосос.

– Да, – сказала она, снова пытаясь освободиться из его объятий. – Был еще высокомерный шотландец, которому следовало бы надрать уши.

Кайлмор приподнялся над ней, его лицо побледнело от шока.

– Три любовника? – с явным недоверием спросил он.

– Незачем так демонстрировать свое самодовольство, – сказала она с искренней досадой.

– Тс-с, – прошептал он и принялся целовать ее. – Ты провела нас, mo cridhe. Самая скандальная женщина королевства чиста, как только выпавший снег.

– Не смейтесь надо мной, Кайлмор, – обиделась она.

– Я не смеюсь. Тебе надо перестать считать себя женщиной с клеймом алой буквы. Ты бы заставила покраснеть большинство светских дам.

– Ты забываешь о тех мужчинах, которых я своим коварством довела до самоубийства, когда впервые приехала в Лондон, – с горечью напомнила она.

Старая рана все еще не заживала.

– Ты не виновата в их смерти, Верити, – тихо сказал он.

Она смотрела ему в лицо, ожидая увидеть осуждение, гнев или отвращение, но синие глаза Кайлмора оставались серьезными, в них не было даже неодобрения.

Он говорил с такой уверенностью. Она вздохнула, подавляя рыдания.

– Клянусь, я не поощряла их. И все же они вышибли себе мозги из-за меня. Почему?

Он лучше других понимал чувство вины. Он знал, как оно разъедает душу. Разве он не страдал, не в силах помешать матери разорять имения и оплачивать политические амбиции?

Верити пережила годы ненависти и злобных сплетен о ее якобы фатальных чарах. Сплетники осуждали ее холодность и обвиняли в том, что она упивается своей властью над доверчивым и простодушным мужским полом.

– Они страдали от какого-то помешательства, ты была единственным объяснением их болезни, – медленно произнес Кайлмор, осторожно подбирая слова, чтобы смягчить ее боль. – В тот сезон в самом воздухе было что-то нездоровое. Я помню распущенность, огромные деньги, проигранные в азартных играх, бесстыдное распутство, дуэли со смертельным исходом. Сорайя с ее красотой и таинственностью была частью этого безумия. Но она не делала ничего такого, что бы заставило этих людей покончить с собой.

– Они умерли из-за меня, – прошептала она, пряча лицо. – Из-за того, кем я была и что я делала.

Жаждущая душа Кайлмора ликовала от того, что именно у него она искала утешения.

Горячие слезы обожгли его шею. И жадное желание навеки оставаться центром ее жизни угасло от неизмеримой жалости, охватившей Кайлмора. Он еще крепче обнял Верити.

– Пора простить себя, я уверен, что те беспокойные молодые люди уже давно простили тебя. Самоубийства были трагедией и жесткой напрасной потерей, но никогда не были твоей виной.

– Ты на самом деле так думаешь? – Ее робкий вопрос был едва слышен.

– Абсолютно в этом уверен.

Она лежала, успокоенная и усталая, такая хрупкая в его руках. Ему хотелось давать необычайные обещания, клясться в вечной верности, преподнести ей весь мир на золотом блюде.

Но он ограничился самым простым.

– А теперь спи, mo cridhe. Я буду оберегать тебя.